Текст книги "Грехи святого (ЛП)"

Автор книги: Белла Джей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Ее дикие непослушные локоны были уложены в аккуратную прическу, и я не мог оторвать глаз от ее шеи, каждая линия ее нежного горла была готова дразнить меня всю ночь.

– Беллиссима. – Это было единственное слово, которое пришло мне на ум.

Она нервно провела ладонью по шифоновой ткани.

– Я подумала, что через пару недель не смогу носить такое платье. Лучше надеть его, пока еще можно.

– Ты красивая женщина, Мила. Но ты станешь еще прекраснее, когда весь мир увидит, что ты носишь моего ребенка. Я в этом не сомневаюсь.

Ее щеки запылали здоровым розовым румянцем, а глаза приобрели сияющий морской зеленый цвет в сочетании с королевским синим цветом платья.

Я вскинул бровь.

– Не могу не задаться вопросом, не сделан ли твой выбор цвета специально, потому что ты все еще немного злишься на меня.

– Немного? – Она нахмурилась, а я хмыкнул. Она переминалась с ноги на ногу, и это движение требовало моего внимания. – Куда мы идем? – Спросила она, сжимая в руках свою черную сумочку.

– Недалеко. – Я протянул руку, и она изящно вцепилась в мой локоть. Тонкий аромат ее духов заставил меня сделать глубокий вдох, наслаждаясь манящим запахом ванили и мускуса. Мне потребовалась каждая унция самоконтроля, чтобы не сорвать платье с ее тела и не заставить ее кончить у большой белой колонны в центре этого чертова фойе. Мне пришлось принять сознательное решение не думать о ее лице, блестевшем от пота, пока я часами толкал и тянул ее тело к краю и обратно. Сегодняшний вечер был не об этом. Дело было не в плотской тоске, которая постоянно пылала между нами. Или о желании, которое, как электрический ток, пульсировало от моего тела к ее. Дело было в нас, в том, чтобы я наконец-то впустил ее в себя.

Сегодня вечером я должен был наконец обнажить свои шрамы перед любимой женщиной. Но сначала я должен был заставить ее поверить в мою любовь к ней.

Я подвел ее к винтовой лестнице и улыбнулся, заметив замешательство на ее лице.

– Я думала, ты приглашаешь меня на свидание?

– Да. – Я указал на площадку на крыше. – Я также сказал, что мы не уйдем далеко.

Ее глаза сузились.

– Хитрый ход, мистер Руссо.

– Я приму это как комплимент, миссис Руссо. – Боже, мне нравилось называть ее так. Мне нравилось, как это звучит, когда слетает с моего языка.

Я взял ее за руку, и она последовала за мной вверх по лестнице. Когда мы ступили на крышу, Мила опустилась рядом со мной.

– Похоже, у тебя талант создавать романтические рандеву, где бы ты ни находился.

Воспоминания о ночи, которую мы провели на яхте, еда, шампанское, эпический секс, когда она сидела на поручне, а волны с яростью разбивались о борт "Императрицы" под ней. Я все еще не мог понять, насколько она доверяла мне. Доверие, которое я уничтожил накануне вечером.

Ее глаза сияли под ясным ночным небом.

– Ты снова заставишь меня есть итальянскую кухню?

– Нет. – Я улыбнулся. – У меня есть кое-что другое в меню на сегодняшний вечер.

– Заинтриговал.

Я крепче сжал ее руку, и мы пошли по деревянной дорожке, которая вела по всему наше саду на крыше. Я, наверное, мог бы обратить внимание на сотни сказочных огоньков, создающих иллюзию звезд среди виноградных лоз и кустарников. И, наверное, я мог бы полюбоваться десятками плавающих свечей в хрустальных вазах, расставленных по кругу вокруг больших подушек и одеял на полу беседки. Но я был слишком занят, глядя на нее и наблюдая за выражением благоговения на ее прекрасном лице. Боже, как приятно было осознавать, что это выражение удивления на ее лице вызвано тем, что я сделал для нее. Сердце заколотилось в груди, и я понял, что хочу заниматься этим до конца своих дней.

Сделать свою жену счастливой.

– Святой, – начала она, переводя взгляд, с одной стороны, на другую, – это просто… вау.

И тут она увидела это.

– О, Боже мой. Это…?

– Конечно. – Я улыбнулся и взял в руки коричневый бумажный пакет, предоставленный "Бургер Кинг".

Мила выглядела счастливо шокированной.

– Никогда бы не подумала, что утонченный и изысканный Марчелло Сэйнт Руссо будет есть "Бургер Кинг".

– Ну, раз уж я заставил тебя есть блюда итальянской кухни, то будет справедливо, если я сделаю то же самое.

– Ты относишь "Бургер Кинг" к американской кухне?

– Нет? – Я притворился смущенным, и Мила рассмеялась. Это был такой прекрасный звук, который я хотел бы слышать каждый чертов день.

– Давай. Садись.

Пока Мила усаживалась на одну из подушек, я пододвинул поближе охладитель для вина. Только охлаждал он не вино. Я достал два ледяных пива и ухмыльнулся.

– Я подумал, что пиво будет идеальным напитком, чтобы дополнить холестерин, который мы будем потреблять. К тому же… – я протянул ей пиво. – Твое безалкогольное.

– Так-так-так, ты точно все продумал. – Мила взяла пиво, и я сел напротив нее.

– Но предупреждаю, – начал я, протягивая ей бургер и картофель фри, – наслаждайся едой, потому что до конца беременности ты будешь питаться только здоровой пищей.

Наши глаза встретились, и между нами что-то промелькнуло. Я не был уверен, что это было, но это было чертовски сильно. Она смотрела на меня так, словно могла заглянуть внутрь меня, и что бы она там ни увидела… ей это понравилось. Ей нравилось то, что она видела. Как такое возможно, если я был для нее всего лишь монстром? Боже, эта женщина была всем. Ангел, посланный на Землю, чтобы спасти мою демонизированную душу.

Я первым разорвал зрительный контакт, изо всех сил стараясь не потеряться в моменте и не упустить из виду, для чего нужен этот вечер.

– Итак, ты, наверное, удивишься, узнав, что у меня никогда не было… как это называется?

Она хмыкнула.

– Воппера? Ты никогда не ел Воппер?

– Нет. – Я уставился на завернутый в бумагу бургер. – Никогда не мог понять очарования говядины на булочке, напичканной гарниром. Я не совсем понимаю, из чего это сделано.

– Иногда полезно не знать, что там внутри. Это может испортить идеальный бургер.

– Знание – не всегда сила.

Ее глаза остановились на моих, наше дыхание было единственным ритмом времени. Я знал, чего она от меня хочет. Ей нужны были мои секреты. Она хотела знать историю, скрывающуюся за моими шрамами, и я хотел рассказать ей. Но, ей-богу, я даже не мог найти слов, чтобы начать.

Мила вынула бургер из обертки.

– Должна тебя предупредить, что нет ничего сексуального в том, как женщина ест бургер.

– Не думаю, что для тебя это возможно, чтобы не выглядеть так, – она откусила кусочек, и соус капнул на бок, "сексуально". Я нахмурился. – Да, ты права. Нет ничего сексуального в том, что женщина ест бургер.

Она засмеялась, или, по крайней мере, попыталась засмеяться с полным ртом своего бургера. А я захихикал, наслаждаясь тем, что она такая… незащищенная. Она никогда не позволяла мне видеть это зрелище, потому что боялась ослабить бдительность, всегда была полна решимости демонстрировать только силу и стойкость. И в этом была моя вина. Все чертовы ноши, которые она несла на своих плечах сегодня, были из-за меня.

– Мила…

– Ты не собираешься есть свой? Он восхитительно жирный, – промурлыкала она, вытирая рот бумажной салфеткой. – Я практически чувствую, как мои артерии закупориваются.

– Ну ладно. – Я забрал бургер из ее рук как раз в тот момент, когда она собиралась откусить еще кусочек. – Хватит с тебя холестерина. Отныне для тебя и нашего ребенка только здоровая, нежирная пища.

– Эй, мне это нравилось.

– Это замечательно… потому что ты только что съела свой последний кусочек на ближайшие семь месяцев.

– Ты купил его, – поддразнила она.

– И это моя самая последняя ошибка, да.

Мила поднесла руку ко рту, изображая удивление.

– Неужели могущественный Марчелло Руссо только что признал, что совершил ошибку?

– Такое случается нечасто, поэтому я предлагаю тебе насладиться этим, пока есть возможность. – Я сузил глаза и улыбнулся. Она захихикала, и в этот момент все в мире стало чертовски правильным. Всего один счастливый звук от женщины, которую я любил, и моя жизнь стала просто идеальной, даже несмотря на то, что демоны моего прошлого все еще когтями впивались в мой череп. Демоны, о которых мне нужно было рассказать ей, если я всерьез хотел, чтобы между нами все получилось… а я хотел. Очень. Охуенно. Серьезно.

Я провел рукой по волосам и вздохнул, глядя на крышу, красиво освещенную огнями и цветами, которая теперь была нашим собственным кусочком рая в этом мире.

– Мила, я хочу тебе все рассказать. Но я даже не знаю, с чего начать.

Она вскочила на ноги.

– Потанцуй со мной.

Я нахмурился.

– Я пытаюсь сказать тебе…

– Я знаю. Но сначала потанцуй со мной. – Она протянула руку.

– Мила, у нас даже музыки нет.

– Ничего страшного. Просто потанцуй со мной.

Ее глаза были цвета весны, яркие и блестящие, и я видел надежду, которую она таила в себе. И кто я такой, черт возьми, чтобы отказать своей жене в этой крошечной просьбе о романтическом танце под луной?

– Хорошо. – Я встал и, следуя за ее маленькими шажками, вышел из беседки, найдя свободное место под ночным небом. Когда она повернулась ко мне лицом, я уже стоял прямо за ее спиной, заставив ее затаить дыхание, когда она поняла, как близко я нахожусь. Она не шелохнулась, и я тоже.

Молчание. Мы застыли. Захваченные моментом.

– Задай мне свой вопрос, Мила.

Я видел, как пульсирует вена на ее шее. Ее сердце колотилось, как и мое.

– Задавай.

Она облизнула губы и посмотрела на меня из-под густых темных ресниц.

– Сначала потанцуй со мной. – Ее голос был не более чем шепотом в прохладном ветерке, который шелестел среди цветов и листьев вокруг нас.

Я положил руку ей на бедро, мягкая ткань платья ласкала кончики моих пальцев. Ее тело дрожало под моим прикосновением. Возможно, это был страх. Или желание. Похоть. Судя по тому, как ее губы разошлись от порыва воздуха, я был уверен, что это было последнее. Меня поражало, как две противоположности, вроде нас, имеют такую власть друг над другом. Магнетизм между нами делал невозможным разлуку. Но вместе мы казались… безнадежными. Сильными. Но безнадежными.

Не было музыки, не было ничего, что могло бы направить наш ритм. Но когда я начал перебирать ногами и сжимать ее руку в своей, волны притяжения создали между нами поток, который позволил нам раскачиваться в такт собственным ритмам. Ощущение ее прижатого тела ко мне успокаивало, и мне нравилось, как она прислоняла голову к моей груди, словно делала это всю жизнь, словно в моих объятиях она могла найти утешение. Трудно было представить себе время, когда она ненавидела меня, боялась меня, желала только одного – освободиться от меня.

Моя плененная жена стала моей блистательной королевой.

13

МИЛА

В его объятиях было тепло и уютно, едва заметное покачивание наших тел убаюкивало напряжение от надвигающегося разговора, который, как я знала, нам предстоял. Но я была поглощена романтическим настроением, которое витало вокруг нас, и хотела насладиться им несколько мгновений, прежде чем груз моего вопроса разрушит его. Может быть, я была глупа, желая узнать, что послужило причиной его вендетты против отца. Но мне почему-то казалось, что знание причины его ран поможет мне лучше понять его.

Он крепче прижал меня к себе.

– Сначала ты не переставала требовать ответа, а теперь тянешь время.

– Не тяну время. Просто смакую.

Он прижался подбородком к моей голове, пока мы продолжали танцевать, и его знакомый запах затягивал меня в ловушку. Я превратилась из женщины, которая страстно ненавидела его, в жену, которая любила его всем сердцем. Как бы я ни ненавидела близость с ним вначале, теперь я жаждала ее больше всего на свете.

Я закрыла глаза, когда он провел рукой по моему позвоночнику, а его пальцы обхватили мою шею.

– Он убил ее.

Я замерла, но он продолжал двигаться в своем собственном ритме, и его хватка на моей шее усилилась.

– Мне было двенадцать лет, когда я нашел ее безжизненное тело.

Мое сердце бешено заколотилось, и я поднесла кулак ко рту, стиснув челюсти.

– Передозировка. Так они это назвали.

Его кончики пальцев гладили обнаженную плоть моей шеи, его подбородок лежал на моей голове, а его ритм не сбивался ни на секунду.

– Но я знал, что это ложь. Никто не любил жизнь так, как моя мать. Она видела красоту во всем. Даже в грозу она говорила о том, какой чистой и полной новой жизни будет земля после нее. И она была счастлива. Всегда была чертовски счастлива.

В его голосе появились трещины, когда он погрузился в воспоминания, и мое сердце оборвалось. Мои слезы хотели бежать за ним.

– Я до сих пор помню, как ее улыбка делала все на свете правильным. Мой отец был строг со мной в детстве, постоянно твердил об обязанностях мужчины в жизни. И в то время, как он заставлял меня чувствовать себя некомпетентным, не оправдывая его ожиданий, она просто обнимала меня. Эти объятия были всем, что мне было нужно, чтобы не потерять безопасность, в которой так нуждается двенадцатилетний мальчик.

– Сэйнт.

Он еще крепче прижался ко мне, словно ему нужно было за что-то ухватиться… за меня.

– За неделю до ее смерти я услышал, как она ссорится с моим отцом. Они почти никогда не ссорились, поэтому я до сих пор помню каждое сердитое слово. Они спорили. Мама обвинила его в любовной связи. Он, конечно, отрицал это, но мама ему не верила.

– Это была правда? У него была интрижка? – Я опустила голову и уставилась на свечи, мерцающие в беседке.

– Он и по сей день это отрицает.

– Возможно ли, что твоя мама ошибалась?

– Нет. – Он покачал головой. – Она была сломлена, Мила. Простое подозрение не смогло бы причинить столько боли.

Прижав голову к его груди, я слышала, как бьется его сердце. Чем больше он говорил, тем быстрее оно билось. Я обхватила его за талию и крепко прижалась к нему, в то время как его пальцы продолжали гладить мою шею.

– Несколько дней моя мама не выходила из своей комнаты. Отказывалась видеться с кем-либо, даже со мной. Я сидел за ее дверью и слушал ее рыдания, представляя себе тысячу разных способов убить отца за то, что он причинил ей боль. С каждой минутой, пока я слышал, как разрывается ее сердце, моя ненависть к отцу становилась все сильнее и сильнее. Пока… – Его голос прервался, и мне удалось поднять на него глаза: непролитые слезы блестели в лунном свете. – Пока однажды ночью я не пошел посидеть у ее двери и не услышал… ничего. Ни звука. Я понял, что что-то не так, и попросил Джеймса помочь мне выломать дверь.

– И тогда ты нашел ее, – мягко сказала я.

Он кивнул и резко вдохнул, испытывая боль от воспоминаний.

– Часть меня умерла в тот день. Хорошая часть. Та часть, которой было не все равно. Моя человечность.

– Мне очень жаль, Сэйнт.

– В тот день я дал отцу обещание. Я пообещал ему, что буду ненавидеть его даже после смерти и превращу его жизнь в ад.

Мне удалось поднять на него взгляд, пока мы раскачивались из стороны в сторону.

– И ты уверен, что это не было самоубийством?

Он замолчал и смерил меня взглядом.

– Конечно, уверен. Она не покончила с собой, Мила. Как бы сильно мой отец ни обижал ее, она никогда бы не оставила меня одного. Никогда. Ее сердце могло быть разбито, но разум – нет. И те таблетки, которые нашли в ее комнате, были не ее.

– Хорошо, – попыталась я успокоить его. – Так что же, по-твоему, произошло?

– Мой отец убил ее и обставил это как самоубийство.

– Но зачем ему это делать?

– Потому что для мужчины Руссо нет ничего более позорного для его имени, чем то, что от него ушла собственная жена – особенно в нашем бизнесе.

Бизнес, который Сэйнт ясно дал понять, что никогда не будет обсуждать со мной.

– Если бы моя мать развелась с ним, он бы выглядел дураком.

Я отпустила его и сделала шаг назад.

– Если это правда, то почему ты позволил бы мне уйти от тебя?

– Потому что по какой-то причине я хочу попытаться стать лучше, когда дело касается тебя. – Он вытер рот тыльной стороной ладони, его глаза потяжелели от боли. – Но это не значит, что мне это удается. Кроме того, я отказываюсь быть своим отцом. С тех пор как я заставил тебя выйти за меня замуж, я намеревался, что мы разведемся, как только я выполню то, что задумал.

– Уничтожить своего отца.

Он кивнул.

– Но, как ты уже говорила… все изменилось.

– Конечно, изменились. Но, Святой, насколько ты уверен, что твой отец стоял за смертью твоей матери?

– Так же уверен, как в том, что солнце встает на востоке.

Я скрестила руки, когда в моей голове промелькнула мысль. Святой сразу же уловил ее.

– Что?

Я не могла сказать.

– Мила. О чем ты думаешь?

Я подняла шею и посмотрела на темное небо, звезды мерцали в ясной ночи.

– Я видела, как ты убил двух мужчин у меня на глазах. И те фотографии, которые ты показал мне сегодня…

– Ты хочешь знать, почему я не убил своего отца?

Мое отсутствие ответа было единственным ответом, который ему требовался, и я почувствовала себя худшим человеком на свете за то, что задалась вопросом, почему мой муж до сих пор не убил своего отца. Он не шелохнулся. Он просто смотрел на меня, его глаза были прикованы к моим, а выражение лица было каменным.

– Если бы я считал, что его смерть будет достаточным наказанием, я бы давно это сделал. Но он заслуживает того, чтобы жить с тем, что он сделал. Он заслуживает того, чтобы ложиться спать по ночам, зная, что его единственный сын, его единственный ребенок ненавидит его больше всего на свете в этом уродливом гребаном мире, в котором мы живем. – Он придвинулся ближе, и в его глазах не было ничего, кроме решимости. – Он знает, что я всегда найду способ все ему испортить, а значит, он будет постоянно оглядываться на меня. Гадая, что я сделаю в следующий раз.

Невозможно было не заметить презрения, которым были пронизаны его слова. Я практически чувствовала, как от него исходит ненависть.

– Он отнял у меня мать, Мила. Потом он позволил всем думать, что она сумасшедшая, что она была неуравновешенной женщиной, которая выбрала путь труса, покончив с собой. Смерть была бы слишком милосердной.

– Сэйнт.

– Видишь? Видишь, в каком я дерьме? Я построил всю свою жизнь на ненависти к нему. У меня есть все это богатство, больше денег, чем я знаю, что с ними делать, но я ничем не наслаждаюсь. Ничем. – Он откусывал каждое слово. – Я не нахожу радости ни в чем, кроме страданий моего отца. – Он замолчал и сузил глаза. – Так было… до тебя. Пока я не услышал биение сердца своего ребенка.

И тогда меня осенило. В этот момент все обрело смысл.

– Вот почему ты хотел, чтобы я уехала.

Он ничего не ответил. Ему и не нужно было отвечать, потому что я и так знала, что права. Я сделала шаг ближе и потянулась к его руке, желая прикоснуться к нему и одновременно посмотреть ему в глаза.

– Ты хотел, чтобы я ушла, потому что впервые с тех пор, как умерла твоя мать, ты чувствуешь что-то, кроме ненависти. Что-то кроме горя, которому ты позволял поглощать себя все эти годы. – Я провела ладонью по его щеке, и по лицу потекла одна-единственная слезинка, а каменное выражение его лица начало трескаться. – Впервые ты чувствуешь что-то… прекрасное.

Он положил свою руку на мою и склонился к моему прикосновению.

– Счастье никогда не было тем, что я искал, Мила. Я никогда не позволял себе мечтать о жизни, в которой я мог бы просыпаться по утрам и не чувствовать ненависти, которая постоянно выжимает жизнь из моих костей. А теперь, – он обхватил меня за талию и притянул ближе, – теперь я просыпаюсь по утрам с мыслью о тебе, гадая, смогу ли я когда-нибудь быть достойным тебя. Я хожу с постоянным страхом, что однажды ты поймешь, что заслуживаешь гораздо большего, чем я.

– Я люблю тебя, Святой.

– Ты так говоришь, но как ты можешь? Как ты можешь любить меня после всего, что я сделал? Я причинил тебе боль. Я использовал тебя. Я превратил твою жизнь в…

– Я здесь, – перебила я. – Я здесь… с тобой. И да, ты причинил мне боль. Ты использовал меня. Но я все еще здесь, потому что, как мы уже много раз говорили… все изменилось, включая тебя. – Я встала на носочки и обвила руками его шею. – Я здесь, потому что одна только мысль о том, что я могу быть где-то еще, пугает меня слишком сильно.

– Быть со мной должно пугать тебя.

– Должно. Любовь к тебе пугает меня. – Я положила руку на живот. – Быть матерью для нашего ребенка пугает меня. Мысль о том, где я буду на следующей неделе, в следующем месяце, в следующем году, пугает меня. Но я боялась всю свою жизнь, жила со страхом каждый день… пока не решила, что он не будет управлять мной.

– Это совсем другое, Мила. – Он отвернулся от меня, наша связь прервалась, и я возненавидела его в тот момент, когда это произошло. – Совсем другое. – Он провел обеими руками по волосам и издал низкий рык, прежде чем взглянуть на меня через плечо. – Ты знаешь страх всю свою жизнь. Единственный раз я испытал страх в ту ночь, когда мы с Джеймсом выломали дверь в спальню моей матери. – Он повернулся ко мне лицом. – Это была самая ужасная ночь в моей жизни, но я больше никогда не испытывал подобного страха. Во мне было слишком много ненависти, чтобы чувствовать что-то еще. А теперь, – он сделал два шага и встал так близко ко мне, что нас разделяло всего лишь дыхание, – теперь я боюсь потерять тебя. Я боюсь потерять нашего ребенка, и это сводит меня с ума. Я ненавижу это, Мила. – Он обхватил мои щеки ладонями, его глаза расширились, а в глазах появилась боль. – Я ненавижу страх потерять тебя больше, чем его. Я люблю тебя так сильно, что это поглощает меня каждую минуту каждого дня. – Его взгляд скользнул по моему телу, а руки прошлись по плечам и спустились ниже. – И чем больше ты у меня есть, тем больше я тебя хочу. Ты для меня как наркотик. В глубине души я знаю, что ты станешь моей погибелью, но я не могу перестать хотеть тебя еще больше.

Его глаза словно переключились с боли на голод, а прикосновения – с обожания на чувственность. Он шагнул вперед, так близко, что его туфли поцеловали мои.

– Ты видишь? – Его руки опустились к моей талии, пальцы медленно задрали юбку. – Вот почему я должен был попытаться отпустить тебя. Я должен был попытаться спасти себя, чтобы не утонуть в тебе.

У меня перехватило дыхание, когда я почувствовала, как мягкая ткань платья скользит по моим бедрам, а ветерок ласкает мои обнаженные бедра. Наши дыхания столкнулись, и я уже чувствовала его вкус. Желание накатывало на него волнами, разбиваясь о мое собственное желание.

– Если ты утонешь, – прошептала я и обвила руками его шею, – я утону вместе с тобой.

– Каким бы я был мужем, если бы взял тебя с собой на дно?

Я приподняла подбородок, так что наши губы едва касались друг друга.

– Какой бы я была женой, если бы позволила тебе утонуть одному?

Напряжение спало, и его рот с силой впился в мой, заставив меня выгнуть шею. Но мои отчаянные губы встретили его требовательный поцелуй, и я крепче обхватила его шею, чтобы притянуть ближе. Наши языки заговорили, и я застонала, когда он обхватил мою попку и легко приподнял меня, позволяя обхватить его ногами. Его тело было твердым на фоне моего. Его запах, его вкус, его жар – я чувствовала все это. Полная сенсорная перегрузка, но я жаждала гораздо большего. И теперь, когда я знала, каких демонов он укрывает, наша связь стала еще сильнее.

Он понес меня к беседке, наши губы не расставались ни на секунду. Я жаждала его, жаждала так сильно, что чувствовала, как боль гложет мои кости. С тех пор как он запустил руку в мои трусики тем утром, я все время думала о том, что бы я почувствовала, если бы не остановила его. Как бы мое тело разжалось под его прикосновениями.

Он осторожно опустил меня вниз, пока мои ноги не коснулись земли, его пылающие губы целовали мою шею, пробуя на вкус каждый сантиметр моей кожи. Я затаила дыхание, когда он кончиками пальцев провел по коже вдоль отделки платья, по выпуклости груди, заставляя меня дрожать от предвкушения.

– Я никогда не занимался любовью с женщиной, Мила. – Его глаза нашли мои. – Все, что я знаю, это как трахаться. Как управлять. Как брать то, что я хочу. – Он провел большим пальцем по моей нижней губе. – Но сегодня я не хочу контролировать. Я хочу попробовать сделать это медленно. – Он потянулся к моей спине и неторопливо расстегнул молнию на моем платье. Чем дольше он это делал, тем сильнее мне хотелось, чтобы он сорвал его с моего тела… тела, поглощенного обостренными чувствами.

– А что, если я скажу, что не хочу, чтобы ты медлил? – Я выдохнула, наши губы оказались в сантиметрах друг от друга.

Он поцеловал край моего рта.

– Тогда тебе нужно приготовиться к пыткам, Segreto. Потому что я планирую смаковать каждую секунду.

14

СВЯТОЙ

Ее кожа была огненной, а губы – соблазнительными. Изумрудные глубины ее глаз были жидким искушением, и я хотел потерять себя в них. Я хотел утонуть в ней. Я хотел задохнуться в ее сущности, пока мы поглощали друг друга. И хотя я не хотел бы ничего больше, чем выгибать ее тело по своей воле, чувствовать, как ее киска сжимает мой член, пока я упираюсь бедрами в ее задницу, прямо сейчас… мне нужно было показать ей, что моя любовь к ней стала сильнее моей похоти. Сильнее, чем моя непрекращающаяся потребность в контроле.

Я просунул палец в бретельку ее платья и медленно спустил его с ее плеча.

– Ты уже почувствовала вкус к тому, как я трахаюсь, не так ли?

По тому, как горели ее глаза, я понял ответ на свой вопрос.

– Помнишь, во время нашей первой поездки в Италию, в туалете моего самолета?

– Какую часть?

Я провел большим пальцем по другому краю ее платья и погладил тонкий ремешок между пальцами.

– В той части, где я спросил тебя, трахалась ли ты раньше. – Мой взгляд остановился на ней. – Ты сказала, что у тебя уже был секс, и я напомнил тебе, что я спрашивал не об этом. Ты…

– Я спросила, есть ли разница. – Она сглотнула, и в горле у нее заклокотало. – И ты сказал, что с тобой – да.

Я улыбнулся.

– Ты хорошо помнишь тот день.

– Как я могла забыть? – Она посмотрела в сторону, наблюдая, как мои пальцы неторопливо спускают ремешок с ее руки, а затем снова подняла на меня глаза. – В тот день я поняла, что это лишь вопрос времени, когда ты обратишь мое собственное тело против меня.

Ее слова заставили меня почувствовать вкус победы на губах. Соблазнить Милу, сделать ее своей – это был мой самый большой триумф. Жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы осознать это. Платье соскользнуло с ее тела, упав в лужу голубого цвета вокруг ее каблуков. Я прикусил губу от благодарности, впиваясь в нее взглядом. Изучал каждый изгиб, каждый дюйм обнаженной кожи.

Все мое.

Черные шелковые трусики, которые должны были быть сексуальными и манящими, только мешали, были камешком на моем пути, который вел туда, куда я действительно хотел попасть. Мила смело протянула руку и положила ладонь на мой член. Я застонал и схватил ее руку, когда похоть всколыхнулась и обожгла мои вены.

– Не усложняй мне задачу, Мила.

– Как ты и сказал, у меня появился вкус к тому, как ты трахаешься.

Голод в ее глазах умолял меня. Ее раскрасневшиеся щеки умоляли меня. Я знал, чего она хочет. Но я также знал, что ей нужно, а ей нужно было, чтобы ее боготворили, пока ее тело снова и снова разбивается на фрагменты наслаждения и восторга.

– Положи руки мне на плечи.

Секунду она колебалась, прежде чем сделать то, что я потребовал, и слегка положила руки мне на плечи. Не отрывая от нее взгляда, я опустился на колени, как грешник, собирающийся исповедаться в грехе всей своей жизни. Ее тело манило меня, и похоть, от которой трепетало ее тело, пела для меня. Прекрасная мелодия желания и разврата.

Наши взгляды все еще были прикованы друг к другу, когда я провел пальцами по бокам ее трусиков и спустил их по бедрам и ногам. Я опустил взгляд на черные туфли на каблуках.

– Думаю, я позволю тебе оставить их.

Она хмыкнула, ее руки по-прежнему крепко лежали на моих плечах, пока я поднимал ее ноги одну за другой, чтобы снять черные шелковые трусики.

– Я уже говорил тебе, как ты хороша на вкус? – Я провел кончиками пальцев по внутренней стороне ее ног. – Как мне нравятся твои стоны, когда я требую тебя?

Она крепче сжала плечи, а я продолжал наблюдать, как моя рука движется по внутренней стороне ее бедра, а большой палец едва заметно проводит по ее чувствительным складочкам. Я поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как она закрывает глаза, складывая рот в идеальную букву "О". Мне не нужно было просовывать палец в ее расщелину, чтобы понять, мокрая ли она для меня. Я чувствовал запах ее возбуждения, запах ее похоти, который провоцировал во мне хищника. Он возбуждал во мне грязную потребность трахаться, торопить нас обоих к кульминации, которая разорвет нас на части. Но пока мой член пульсировал, как ублюдок, сильно упираясь в молнию, я прикусил губу и собрал все силы самоконтроля, чтобы держать себя в руках. Я обхватил ее за бедро и притянул ближе к себе, заведя руку за другое ее колено.

– Держись за меня, – приказал я и перебросил ее ногу через свое плечо, острый край ее каблука впился в мой позвоночник. Как художник, зачарованный цветами и формами своего произведения, я был пленен изгибами и безупречной кожей своей жены.

Кончиком языка я прочертил неторопливые круги по ее бедру, рисуя его нежными штрихами. Мила извивалась и изо всех сил старалась направить меня к тому единственному месту, которое, как я знал, жаждало внимания. Я улыбнулся, намеренно избегая губок ее набухшей киски.

– Я хочу дразнить тебя, пока ты не сломаешься.

– Пожалуйста, не надо. – Ее голос был просто порывом воздуха, и она провела пальцами по моим волосам, сжимая их все крепче и крепче. – Не мучай меня.

– Назови мне хоть одну причину не делать этого. – Я прижался губами к ее голой киске, щелкнул языком один раз, чем вызвал громкий, благодарный стон из ее блестящего рта.

– Потому что я умоляю тебя об этом.

– Мне нравится, когда ты умоляешь. – Я нежно подул на ее голую киску, и ее тело напряглось, когда она глубоко вдохнула.

– Сэйнт.

– Тише, Мила. Я провел пальцем по ее половым губкам, от входа до клитора и обратно. Ее ноги задрожали. – Не говори. Просто чувствуй.

Я положил руку ей на бедро и слегка провел большим пальцем по ее щели – ласка, призванная причинить мучительную боль ее телу. Я взглянул на ее прекрасное лицо, на котором уже отражалась эйфория, овладевшая ею: шея выгнута, щеки раскраснелись. Ногти впились в мои плечи, и я широко раздвинул ее киску, прежде чем погрузить язык в ее слипшийся жар. Она громко застонала, и ее бедра задвигались сами собой. Вкус ее похоти обволакивал мой язык и усиливал мой собственный в три раза. Я чертовски сильно хотел оказаться внутри ее сладкого тела, но сначала мне нужно было увидеть, как она будет разрываться от желания, пока я стою на коленях и поклоняюсь ей, как своей гребаной королеве.