Текст книги "Восстание святого (ЛП)"
Автор книги: Белла Джей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Злая ухмылка зародилась на краю моего рта.
– Знаешь, когда я ехал в Нью-Йорк, чтобы найти тебя, я подумал: какого черта мне делать с женой? Брак по расчету – не та идея, которая мне особенно нравилась.
– Чувства взаимны.
Я ухмыльнулся.
– Но должен признать, Мила, мысль о том, что ты станешь моей женой, что ты будешь принадлежать мне, начинает мне нравиться. – Она ничего не ответила. Черт, она даже не пошевелилась. Давненько я не чувствовал себя настолько развлеченным женщиной, настолько заинтригованным. Я мог бы с легкостью играть с ней всю ночь, смотреть, как она борется со мной всеми силами, пока не перестанет отрицать свои самые первобытные потребности.
Без предупреждения я обхватил ее за талию и притянул к себе. Из ее горла вырвался крик, когда я развернул нас, прижав ее спиной к стене, а затем закрепил ее запястья над головой. Ее грудь вздымалась и опускалась при каждом резком вдохе, пот стекал по ее груди.
– Кто бы мог подумать, что бедная девочка-сирота способна заинтриговать такого мужчину, как я?
Она подняла подбородок.
– Не самый лучший момент.
Ее меткий сарказм заставил меня улыбнуться, и я позволил себе провести одним пальцем по ее груди, оттягивая рваную ткань рубашки в сторону, обнажая грудь. С ее губ сорвалось тихое хныканье, и я, глядя ей в глаза, начал рисовать ленивый круг вокруг мягкого изгиба плоти. Наши взгляды были похожи на молчаливую игру в кошки-мышки, кошка жаждала, чтобы мышка вышла и сыграла в игру, в которой она притворялась, что не хочет принимать участия. Однако в глазах маленькой мышки был лукавый блеск, который заставлял меня задуматься, не борется ли она втайне с теми же развратными желаниями, что и я.
Круглая и упругая, потемневшая плоть вокруг ее твердого соска просила, чтобы ее лизнули, и мой язык так охотно подчинился. Я был сильным мужчиной, и в моем мире не существовало слова "невозможно". Но пока я держал Милу, столь бессильную против меня с ее полуобнаженным телом, выставленным напоказ, я не мог противиться тому, что принадлежало мне по крови, а вскоре и по закону.
Ее грудь была идеальной формы, и, наклонившись, я не сводил глаз с ее лица. Мне хотелось наблюдать за ней, пока я играл с ней, мучил ее тело, позволяя ей нуждаться в том, чего она не хотела.
– Скажи мне, Мила, если я оставлю тебя у себя, ты будешь продолжать бороться со мной?
– С каждым вздохом, – поклялась она, выражение ее лица было страдальческим, но было и кое-что еще. Блеск нездоровой похоти окрасил ее щеки слабым румянцем, когда она смотрела, как я подношу ее сосок ко рту.
Я не ждал разрешения. Оно мне было не нужно. Не от нее. Не от женщины, которая родилась моей. Чья судьба была выгравирована в наших кровных линиях. Я втянул ее сосок в свой рот, жадно ощущая ее вкус. Стон, сорвавшееся с ее губ, заставил меня крепко засосать сосок, и этот нежный звук привел меня в неистовое возбуждение, которое в конце концов закончилось тем, что я взял его прямо здесь, прямо сейчас, без единого кивка разрешения с ее стороны. Кончик моего языка кружил по покрытым камешками вершинам, приникая к ее плоти, в то время как моя ладонь энергично сжимала грудь. Если я не остановлюсь сейчас, то не остановлюсь до тех пор, пока не станет слишком поздно.
Я с громким стоном отпустил ее сосок, а мой язык уже жаждал нового прикосновения. В этот момент одна слезинка вырвалась наружу, медленно стекая по ее щеке. Можно было подумать, что меня тронет ее демонстрация страха, печали, боли. Но нет. Это лишь усилило мое желание сломать ее.
Со временем. Скоро.
Я склонил голову набок.
– Раздевайся и иди в гребаный душ. – Я схватил ее за плечи и подтолкнул в сторону, но ее нога зацепилась за край ковра, и она опустилась на пол на четвереньках. Если бы я был мужчиной, которым движут эмоции и романтика, а не месть и справедливость, я бы помог ей подняться. Но я смотрел на нее, на слезы, бегущие по ее лицу, и не чувствовал ни сочувствия, ни раскаяния. Вот что делают с человеком годы, в течение которых он хранит в себе такую темную потребность в справедливости.
– Помни, что я тебе сказал, Мила. – Я подошел к ней. – Слезы меня возбуждают.
– Прекрати. – Слеза попала ей в рот. – Пожалуйста, остановись.
– Вставай, снимай свою гребаную одежду. И иди. – Мое вожделение превратилось в горячую потребность, которая легко могла перерасти в нечто более темное, жестокое и неумолимое.
Ее ноги чуть не подкосились под ее весом, когда она попыталась оттолкнуться от земли.
– Почему ты так со мной поступаешь?
Я схватил ее за локоть и рывком поднял на ноги, прижав ее к своей груди.
– Потому что я могу.
Ее хныканье перешло в рыдания, каждая складочка на лбу и растяжение губ запятнали ее милое личико трепетом. Неужели это все, что нужно, чтобы запугать ее? Чтобы сломить ее? Надеюсь, что нет.
– Марчелло.
– Святой, – поправил я ее. – Ты зовешь меня Святой.
– Святой. – Она с трудом перевела дыхание. – Ты уже получил то, что хотел. Я согласилась выйти за тебя замуж. Не унижай меня еще больше.
Я злобно усмехнулся.
– Ты думаешь, что заставить тебя идти голой по коридору и принимать душ, пока я смотрю, это унижение? – Я обхватил ее щеки обеими руками, провел пальцами по ее челюсти и ушам. – Это не так. – Я сделал один шаг к ней, и мои кожаные туфли коснулись ее обнаженных пальцев. – Это для моего удовольствия, Segreto.
Белки ее глаз покраснели от слез, и слезы уже успели нанести свой урон ее телу. От той непокорной женщины, которая поднялась на борт моего самолета, и от той упрямицы, которая считала невозможным подчиниться приказу, не осталось и следа. Медленно я превращал ее в лепешку, и я был этой чертовой формой, гнущей и формирующей ее по своему желанию.
Она закрыла глаза.
– Пожалуйста, – продолжала она умолять.
– Шшш, – ворковал я, вытирая ее застывшие слезы. – А теперь раздевайся и делай все возможное, чтобы угодить своему будущему мужу.
(2) Бенефициар – выгодоприобретатель, физическое или юридическое лицо, которому предназначен денежный платеж, получатель денег.
11
МИЛА
Годы, которые я потратила на создание стен и возведение фундамента, который никто не мог разрушить. Не полагаться на других, не зависеть ни от кого, кроме себя, всегда было мотивацией, которая укрепляла меня. Неважно, какую бурю дерьма решила обрушить на меня жизнь, я не позволяла ей сбить меня с ног. Я боролась. Через каждую слезу и каждый смех, через каждый осколок разбитого сердца и все эти одинокие ночи, я, черт возьми, обнажала зубы и боролась за свое выживание.
Годы.
И все, что потребовалось, это несколько дней с этим человеком, и эти стены рухнули, сотрясая фундамент и раскалывая его пополам. Годы встречи с проблемами лицом к лицу, и вот я трушу из-за одной встречи с дьяволом. Та толика храбрости, которой я обладала до этого момента, исчезла, и на ее месте осталась испуганная девушка, которая знала, что ее жизнь больше не принадлежит ей. Все те ночи, когда я мечтала о том, что однажды найду свою настоящую семью, услышу их душераздирающую историю о том, как у них не было другого выбора, кроме как отдать своего ребенка, исчезли вместе с моей храбростью. Годами я убеждала себя в том, что причин, побудивших их отдать меня, будет достаточно, чтобы искупить одиночество и душевную боль, которые причинил мне их отказ. Но это было не так. Они отдали меня из-за какой-то гребаной деловой сделки. И вот теперь я оказалась в когтях того самого человека, от которого они пытались меня спрятать. Марчелло Сэйнт Руссо.
Он держал мое лицо в своих ладонях, эти злобные глаза были обманчиво спокойны. Как глаз урагана. Без ветра. Ни ветра, ни дождя. Нет бури. Но его окружал хаос, и за ним следовал хаос. Разрушение было единственным, что он оставлял после себя, не оставляя без внимания ничего, к чему бы он ни прикоснулся. Это был он…Святой. Смертоносный ураган, и у меня не было ни единого шанса пережить его.
– Теперь, – он провел руками по моим плечам, его взгляд следовал за движением, пока он стаскивал с моих рук рваную рубашку, – я помогу тебе с этим. Но штаны ты должна снять сама. – Рваная ткань рубашки упала к моим ногам, а тихий звон пуговиц, ударившихся об пол, прозвучал как выстрел рядом со мной.
По спине пробежали мурашки, кожа стала холодной и влажной, когда он провел кончиками пальцев по моей обнаженной плоти. Все инстинкты требовали, чтобы я умоляла, чтобы я просила его остановиться. Отпустить меня. Пусть я вернусь к своей нищенской жизни и бредовым фантазиям о том, что однажды найду свою семью. Я всегда хотела найти их, но не так. Сейчас я бы с радостью прожила всю жизнь, не зная, кто мои родители, лишь бы никогда больше не видеть этого человека.
С ледяным взглядом, от которого меня бросило в дрожь, он поднял бровь.
– Ты снова собираешься бросить мне вызов? Заставить меня сделать что-то гораздо худшее, чем заставить тебя пройти голой через мой дом?
Господи, нет.
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Ты сможешь это сделать, Мила. Ты уже переживала жестоких мужчин. Ты сможешь пережить и его. Не теряй себя. Не поддавайся страху.
Я смахнула слезы и сделала еще один глубокий глоток воздуха в легкие, напрягая каждую косточку в своем теле. То, что он отлично справился с задачей напугать меня, не означало, что я должна поддаться страху. У меня не было причин прятаться или отступать. Не было причин бояться того, что я должна была сделать, чтобы выжить. Если он хотел сломать меня, я постараюсь сделать так, чтобы ему пришлось нелегко.
Раскаленное докрасна унижение сделало почти невозможным для меня действовать, делать то, что мне говорят. Но я прикусила язык, почувствовав вкус собственной крови, когда просунула пальцы в карман брюк.
– Быстрее. – Его голос был жестким, требовательным. Жестоким.
Я наклонилась вперед, стягивая леггинсы до лодыжек и отрывая их от ног по одной штанине за раз. Когда я выпрямилась, то совершила ошибку, взглянув на него, увидев, как он смотрит на меня, и в его глазах нет ничего, кроме голода. Я и не подозревала, что голубые глаза могут быть такими темными, такими неоспоримо злыми. На мгновение я перестала дышать, его взгляд был слишком напряженным. Слишком свирепым. Все его поведение напоминало охотника, человека, который готовится к бойне… а я была ягненком, которого он собирался забить до смерти.
Он улыбнулся мне призрачной улыбкой.
– И трусики тоже.
Моя нижняя губа задрожала, и я подняла взгляд в потолок, отчаянно пытаясь проглотить слезы. Я не сломаюсь… Я не сломаюсь.
Сэйнт направился ко мне.
– Никогда не заставляй мужа ждать. Это считается неуважением.
– Как и заставлять женщину делать то, чего она не хочет. – Если бы я была более умной женщиной, я бы промолчала. Но я не была. Я была глупой, тупой девчонкой, которую собирался сожрать зверь, считавший, что имеет на меня какие-то извращенные права из-за крови, текущей в моих венах.
Его взгляд был слишком напряженным, и я не смогла больше выдерживать его, отведя глаза в сторону. Сердце колотилось с частотой тысяча ударов в минуту, и я ждала, что он ответит, отчитает и накажет меня. Но он этого не сделал. Вместо этого он остался стоять передо мной, не двигаясь, не произнося ни слова, его властное присутствие усиливалось от того, что его тело было так близко к моему. На моей груди выступили капельки пота, а кожа на шее покраснела от его пристального взгляда, обжигающего меня, испепеляющего мою плоть. Чем дольше он стоял молча, тем больше я ненавидела его. Тем сильнее мне хотелось, чтобы он ругался и выкрикивал угрозы в мой адрес.
Я отважилась взглянуть на него и увидела, как его глаза скользят по моему телу, словно я была произведением искусства, которое он не совсем понимал или даже любил. Неужели ему нравится?
В голове промелькнула мимолетная мысль о неуверенности в себе, сопровождаемая непрошеным ощущением того, что я недостаточно хороша. Недостаточно красива для такого мужчины, как Марчелло Сэйнт Руссо. Этот мужчина излучал совершенство и безупречность, и, вероятно, он не соглашался на меньшее, когда дело касалось женщин, с которыми он спал. Только лучшие были достаточно хороши для него. А я? Я была далека от этого, далека от совершенства, всего лишь пятно на карте его идеального мира. Но это не имело значения. Моя неуверенность в себе не имела никакого значения, потому что для него такая женщина, как я, не имела никакого значения. Я была всего лишь незначительным номером в его списке дел, который на один шаг приближал его к тому месту, где он, блядь, хотел оказаться.
Раздался отчетливый звук щелчка клинка, и я почувствовала, как холодная сталь лизнула кожу моего бедра. Я закрыла глаза, откинула шею назад и подняла лицо к потолку, сердце отчаянно пыталось вцепиться в горло.
Отпустив запястье, я задыхалась, когда трусики соскользнули вниз по ногам и присоединились к остальной одежде. По лицу скатилась слеза, а взгляд по-прежнему был устремлен на кессонный потолок. Сделанный из утопленных панелей, подчеркнутых лепниной, он был похож на произведение искусства, и я изо всех сил старалась сосредоточиться на вафельном узоре, а не на прикосновении его рук к моей обнаженной коже.
Он неторопливо провел пальцем от моего бедра по передней поверхности бедра. По моей коже пробежали мурашки: его прикосновения одновременно дразнили и мучили меня. Теплое дыхание скользнуло по моей шее.
– О, Мила. Что это? – Жестокие пальцы до боли перебирали волосы между моих ног. Я вскрикнула, колени ослабли, я споткнулась о собственные ноги и потянулась вверх, чтобы схватить его за плечи, чтобы не упасть, и наши взгляды сомкнулись. На секунду, всего лишь на секунду, что-то, кроме страха, проникло в мою душу – тепло, которое разлилось по внутренностям, до самых горящих щек.
Святой придвинулся ближе, наши губы разделяло не более чем дыхание. Я не могла пошевелиться: буря в его глазах держала меня в плену. Он был яростным, изнурительным, и какая бы тьма ни таилась в нем, она отчаянно пыталась вырваться наружу и задушить меня в своем черном море.
– Это, Мила, – он потянул меня за волосы между ног, – это должно исчезнуть.
Лед сковал временное тепло, которое испарилось так же быстро, как и появилось.
– Зачем? – Я сглотнула.
– Мы женимся. – Его ответ был не что иное, как сарказм с намеком на насмешливое удивление, как будто я только что задала самый глупый вопрос в мире.
Я прикусила губу, сомневаясь, хватит ли у меня смелости задать вопрос, который теперь горел на кончике моего языка, как раскаленные угли.
– Ты… мы… – Я заикалась: – Тебе просто нужна моя подпись на свидетельстве о браке. Больше ничего. Нет необходимости…
Он схватил меня за шею, впиваясь пальцами в позвоночник.
– Мне это нужно, – выплюнул он, стиснув зубы. – И я, блядь, планирую это сделать. Сейчас же. Иди.
Толкнув меня, он отпустил. Мои ноги были слабыми, и я не была уверена, как долго они смогут меня удерживать. Ощущать страх до такой степени, что вес твоего тела казался обузой для собственных ног, было мучительно.
– Развернись и иди по коридору. Я больше не буду просить. – Острый край его предупреждения пронзил мою кожу и вгрызся в кости.
Слеза скатилась по щеке и упала на трусики, впитываясь в порванную ткань. Я затаила дыхание и повернулась к нему спиной, дрожь заставила меня обхватить себя за плечи. Шаг за шагом я заставляла себя двигаться вперед, моя нагота лежала на спине, как крест. Я и раньше обнажалась перед парнями, но никогда не чувствовала себя неловко в собственной коже. Все, чего мне хотелось, это прикрыться первой попавшейся под руку вещью. С каждым шагом я чувствовала, как его взгляд впивается в мою плоть, внимательно изучая каждый изгиб, каждый дюйм кожи, вероятно, находя сотню недостатков, которые могли бы не понравиться такому мужчине, как он. Я не была подиумной моделью, и сейчас я с болью осознавала этот факт.
Мрамор под моими ногами был гладким, но мне казалось, что я иду по шипам, направляясь на заклание. Каждая слезинка, каждый вздох причиняли боль. Каждая косточка в моем теле болела из-за страха, который так искусно вызывал этот человек.
Мои ноги коснулись пола зала, и я услышала позади себя его тяжелые шаги. Они отдавались требовательным и властным эхом, и игнорировать их было невозможно. Я шла как можно ближе к стене, на случай если мне понадобится опора, и моя рука уже тянулась к ней на всякий случай. Каждый шаг сопровождался слезами, тихим всхлипом, который разрывал мою душу, ломая меня понемногу. Одно только унижение причиняло мне больше боли, чем когда-либо прежде. Голая, беспомощная и полностью отданная на милость мужчины, это было еще более жестоко, чем проводить дни взаперти в чулане, потому что приемный отец не мог вынести моего лица.
– Ускорь темп, Мила. – Его голос был резким и угрожающим, как лезвие ножа. – Посмотри вверх и расправь плечи. Жена Руссо смотрит в лицо всему миру и никогда не ходит с опущенными глазами.
Головокружение захватило контроль, мир вокруг меня покачнулся, как тонущий корабль, и я споткнулась о собственные ноги. Из моего горла вырвался крик, и я, споткнувшись, врезалась руками в стену.
– Пожалуйста…
Его руки обхватили мою талию сзади, и я не смогла удержать свое слабое тело от того, чтобы прильнуть к нему.
– Жена Руссо также никогда не умоляет, если только она не умоляет своего мужа трахнуть ее, – прошептал он мне на ухо. Он оттащил меня от стены и поставил на ноги. – Теперь возьми себя в руки и двигайся.
Мне потребовалась долгая минута, чтобы собраться с мыслями. Жена Руссо. Два дня назад я была всего лишь бродячей сиротой, пытавшейся выжить на улицах Нью-Йорка. А теперь я была дочерью одной из самых богатых семей Италии и собиралась стать женой Руссо.
Но он был прав. Мне нужно было взять себя в руки. Голова шла кругом, и страх от незнания того, что со мной будет дальше, ослаблял меня. В конце концов меня сломает не Святой, а страх, который он так легко вызвал.
Ноги зашатались, но я уставилась на дверь спальни, которая находилась всего в нескольких футах от меня. Чем быстрее я доберусь туда и чем быстрее сделаю то, что он хочет, тем быстрее он сможет покончить со мной и оставить меня в покое, чтобы я могла спокойно плакать, кричать, рвать волосы и проклинать его. В одиночестве.
Расстояние в несколько футов между мной и дверью спальни, казалось, никогда не закончится. Но стоило мне переступить порог, как я облегченно выдохнула и бросилась за простыней, которой была задрапирована кровать. Но Сэйнт был рядом со мной, когда мои пальцы коснулись шелковой простыни.
– Не испытывай меня. Ты пожалеешь об этом.
Он не прикоснулся ко мне. Да ему и не нужно было. В его голосе звучала тяжесть предупреждения, и у меня не было иного выбора, кроме как подчиниться. Его власть надо мной была ужасающей. Я не думала, что мужчина может запугать меня так, как он.
– Душ вон там. – Он указал на одну из закрытых дверей, и я заколебалась, прежде чем открыть ее, но заставила себя не опускать подбородок.
Черно-белая клетчатая плитка покрывала пол в ванной, стены были нежно-белого оттенка. Но от чего у меня перехватило дыхание, так это от стеклянной стены за роскошной отдельно стоящей ванной, покрытой снаружи густыми лианами, сквозь которые невозможно было ничего разглядеть. Это было потрясающе: темно-зеленое растение прокладывало себе путь вверх по окну, полностью закрывая его, словно пытаясь укрыть его. Защитить.
Я чувствовала его за спиной, пока рассматривала каждый уголок роскошной ванной комнаты. Он не торопил меня, не ругал, как будто знал, что мне нужно время, чтобы полюбоваться ею. Белые полотенца лежали на золотых поручнях, краны подходили по цвету. Золотые абажуры прикрывали светильники и придавали современной ванной комнате оттенок винтажного стиля, идеальный баланс между старым и новым. Я никогда раньше не видела такой большой и изысканной ванной комнаты. Мне просто повезло, что, когда я впервые переступила порог такой ванной, меня похитили и заставляли выйти замуж за какого-то садиста, жаждущего власти маньяка. Везучая что тут скажешь.
Я заметила открытую душевую слева от себя, и мое сердце застучало по ступням. Здесь не было ни дверей, ни занавесок. Только душ с двумя неполными стеклянными стенами, и ничего, кроме открытого пространства.
В последней попытке заставить его оставить хоть немного моего достоинства нетронутым, я повернулась к нему лицом.
– Я вымоюсь. Тебе не обязательно оставаться и смотреть.
Не говоря ни слова, он просто кивнул в сторону душа, и я поняла, что он чертовски хочет унизить меня как можно сильнее. Это было еще одним доказательством того, насколько чертовски извращенным он был на самом деле. Он наслаждался каждой секундой, каждым мгновением. Для него это была всего лишь игра. Все, что ему было нужно, это чтобы я вышла за него замуж, а эта его маленькая шарада, заставляющая меня ходить голой и принимать душ, пока он смотрит, все это было для его собственного развлечения. Это было не более чем его развлечением на вечер, и это возмущало меня, зажигая во мне новую решимость.
Я расправила плечи, собрала все унции храбрости, которые у меня были, и пошла в душ. Было неприятно стоять к нему спиной, зная, что он наблюдает за мной, его грязные глаза прикованы к моему обнаженному телу. Я практически чувствовала, как его взгляд скользит по моей коже, словно хитрая змея.
Когда я повернула кран, из душа полилась теплая вода, и я шагнула внутрь. Плитка пола была шершавой под моими ногами, а струящаяся вода гладкой на коже. После всего, что я пережила, даже его змеиные глаза не могли испортить ощущения от принятия душа.
Я закрыла глаза и шагнула под воду, намочив лицо и волосы, капли скользнули по губам и попали на язык. Вытерев воду с глаз, я взяла мочалку и намылила ее мылом с ароматом ванили. Если он хотел шоу, то я собиралась устроить ему именно это.
Вода каскадом стекала по моей спине, когда я повернулась к нему лицом. Не было никакого удивления, когда я увидела, что он стоит посреди ванной, руки в карманах брюк, глаза устремлены на меня, словно я блюдо, которое собираются подать голодному зверю.
Я проигнорировала всплеск адреналина и покалывание кожи, когда наши глаза встретились, и сохранила каменное выражение лица. Сладкий аромат ванили окутал меня, когда я провела губкой по коже груди, двигаясь из стороны в сторону, по плечам и вниз по шее. На коже появились белые пузырьки, а густая мыльная пена стала похожа на шелк. Вода стекала по моему лицу, а мокрые волосы цеплялись за плечи, пока я продолжала мыться. Если бы только можно было смыть его грязные взгляды с моего тела.
Он не двигался, и я не разрывала зрительного контакта. Атмосфера стала густой, осязаемой, единственным звуком был треск воды на полу душевой кабины. Мочалка оставляла обильную пену на моем животе, дорожка пузырьков скользила по бедру. Его взгляд ни разу не дрогнул, оставаясь прикованным к моему, словно его интересовало не столько мое тело, сколько выражение моего лица и взгляд в моих глазах. В этом был смысл. Если бы я сломалась, если бы проиграла бой, он первым делом увидел бы это по моим глазам. Глаза были окнами в душу, отражением мира или хаоса внутри. Именно это он и хотел увидеть. Это было его развлечением, а не тот факт, что он наблюдал за голой женщиной в душе.
Медленно, но целеустремленно я опустила мочалку вниз, пока она не оказалась у меня между ног, круговыми движениями я проводила ею по внутренней стороне бедер. Даже тогда он не прервал зрительный контакт, но я видела, как цвет его глаз потемнел и приобрел оттенок серого. Я вытерла воду с лица и распустила волосы. Теплый пар окутал меня и распространился по всей ванной комнате, дойдя до места, где стоял Святой. Он прикусил нижнюю губу, его челюсть тикала, сжимаясь, и напряжение в комнате вот-вот должно было спасть, как резинка. Я не была уверена, как долго смогу выдерживать его взгляд, не отводя глаз. Это было слишком напряженно и тревожно: каждая секунда превращалась в вечность, а время переставало иметь смысл.
Наконец он отвел взгляд в сторону и достал руку из кармана брюк, потирая подбородок. Кончик языка высунулся, чтобы смочить губы. Бросив косой взгляд в мою сторону, он не проявил ни малейшего желания развлечься.
– Не устраивайся слишком удобно. Мы здесь ненадолго. – Его голос был низким и достаточно громким, чтобы его можно было услышать за шумом душа. И когда я смотрела, как он выходит из ванной, я замерла, боясь пошевелиться. Я не была уверена, что это значит. Неужели я только что выиграла этот раунд? Или я только ухудшила свое положение?
12
СВЯТОЙ
У меня не было на это времени. Я думал, что у меня есть, думал, что смогу немного поиграть с ней, повеселиться, пока расставляю по местам все шахматные фигуры, среди которых Мила была королевой. Та, чье место было на моей стороне. Та, которая могла делать все ходы, заставляя тех, кто пытался загнать меня в угол, менять стратегию, если они все еще планировали выиграть. В конечном счете Мила вместе с несколькими другими пешками заставит моих врагов оказаться именно там, где я хотел – там, где я смогу нанести удар и поставить им всем шах и мат.
Следить за ее голой задницей по коридору, видеть, как она пытается держать под контролем свои эмоции, как борется за то, чтобы не поддаться унижению, было чертовски увлекательно. Мне нравилось смотреть, как она извивается. Это чертовски возбуждало меня и заставляло думать обо всем, что я мог бы с ней сделать… с моей будущей женой.
Но это не входило в планы, я не должен был развлекаться с девушкой Торрес. Но это было слишком заманчиво, чтобы отказаться. От наблюдения за тем, как она принимает душ, как ее естественно загорелая кожа переливается и блестит от воды и пены, мой член запульсировал. Это определенно не входило в планы… девушка Торрес, из-за которой у меня, блядь, встал.
Елена ждала меня в кабинете, когда я вошел.
– Тетя.
– Ты сказал ей?
– Да.
– Все? – Она села на диван и поставила свой бокал красного вина рядом с колодой карт Таро.
Я нахмурился.
– Ты это серьезно?
– Конечно, серьезно. – Она взяла их в руки. – Ты все ей рассказал, Марчелло?
– Я сказал ей то, что она должна была знать. – Я налил себе стакан бурбона и сел напротив нее, а ее неодобрительный взгляд остановился на мне.
Я вздохнул.
– Перестань беспокоиться, тетя.
Ее длинные светлые волосы свисали через левое плечо. Она не была натуральной блондинкой, корни ее волос показывали их истинный цвет. Каштановые, такого же цвета волосы были у моей матери. Сходство между ними было необыкновенным, и в большинстве дней было трудно смотреть на Елену и не думать о моей матери.
– Я всегда буду волноваться, Марчелло. Этот план опасен. Если не те люди узнают, что у нас есть девочка Торрес, прежде чем…
– Не узнают, – прервал я ее на полуслове.
Елена скрестила ноги, подол ее красного платья был чуть выше колен.
– Меня беспокоит то, что мы не знаем, кто прислал письмо с информацией о существовании девочки Торрес. Не зная, кто это, мы не можем установить мотив, по которому они это сделали.
– Может, у них и не было никаких мотивов, кроме как оказать нам услугу.
Елена насмешливо хмыкнула.
– Ну же, Марчелло. Мы оба знаем, что ты в это не веришь.
– Да. – Я вздохнул. – Я знаю. – Как и ей, это анонимное письмо не давало мне покоя. Без обратного адреса или датированного штемпеля не было никакой возможности выяснить, кто отправил письмо, которое привело в движение весь этот план. Камеры наблюдения показали, как мальчик пронес письмо через главные ворота. Но, найдя мальчика, он смог сказать, что получил письмо от другого мальчика с указанием доставить его нам. Другого мальчика он не знал, так что отследить его дальнейший путь не представлялось возможным.
Елена взяла в руки карты таро и начала их тасовать.
– Девочка сильная. Ею нелегко будет манипулировать.
– Она уже согласилась пройти через это.
Глаза Елены расширились в вопросе.
– Я использовал силу убеждения, – ответил я с лукавой ухмылкой.
Она вскинула бровь.
– То есть ты угрожал ей?
– Это тоже самое.
– Нет, это не так, Марчелло. Я говорила тебе, когда все это началось, что нельзя идти по темному пути и ожидать, что награда будет освобождающей.
– Я знаю. – Я провел пальцами по подбородку. – У меня все под контролем. Поверь мне.
Вишнево-красные губы разгладились в улыбку.
– Ты же знаешь, я доверяю только тому, что говорят мне карты.
Я закатил глаза.
– Ты и эти чертовы карты…
– Как бы ты ни старался, ты не можешь отрицать, что в последнее время карты были очень точными. Мне напомнить тебе о картах, которые ты вытащил за день до того, как пришло письмо?
Я улыбнулся.
– Правосудие. – И с тех пор все складывалось в мою пользу, чтобы добиться справедливости.
Выражение лица Елены оставалось серьезным.
– Но ты не хотел, чтобы я раскрывала две другие карты, помнишь?
– Потому что я был счастлив с первой. – Я поставил свой бокал на приставной столик. – Зачем все портить?
Ее глаза сузились.
– Мы не закончили гадание, Марчелло. И это заставляет меня нервничать.
Я сцепил руки на коленях.
– А ты не подглядела?
Как будто я оскорбил ее, Елена сверкнула глазами в мою сторону.
– Эти карты были посланием для тебя, а не для меня. Я не имела на это права.
Елена и ее карты никогда не забавляли меня. Я отказывался верить в то, что по таким простым картинкам на куске картона можно предсказать, какой путь тебе предстоит пройти и что ты встретишь на этом пути. Мы сами определяем свои судьбы, свои пути, вот во что я предпочитал верить. Елена знала, как я к ним отношусь, и я лишь дважды порадовал ее чтением. Один раз, в ночь, когда умерла моя мать. Башня была раскрыта как мой подарок, и я до сих пор помню лицо Елены, когда она его увидела. Глаза у нее были затравленными, щеки, бледными, болезненно-серыми. В ту ночь она напугала меня до смерти. Мне было всего двенадцать лет, но по выражению ее лица я понял, что она ожидает чего-то ужасного. Через двадцать четыре часа я понял, что это за ужасное. После этого я не позволял ей приближаться ко мне с этими проклятыми картами, предпочитая справляться с настоящими и будущими ударами, которые бросали в меня. Но хитрой тетушке удалось уговорить меня подыграть ей во второй раз за ночь до того, как пришло анонимное письмо, извещавшее меня о существовании Милы. В тот вечер я был в стельку пьян после обильного употребления алкоголя. Но как только она открыла карту правосудия, я отказался продолжать, не желая, чтобы что-то другое затмило во мне ощущение приближающейся победы из-за одной маленькой глупой карты.
Я переместился в своем кресле, наблюдая за тем, как Елена тасует карты, и звук, издаваемый бумагой, царапал мои последние нервы.
