Текст книги "Bad bitch (СИ)"

Автор книги: Beatrice Gromova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Гандон ты, конечно, Антох. – Спокойный голос Паштета заставляет меня замереть, скрытой от курилки стеной и массивной ивой. Что происходит? Что Антон делает в курилке?

– А что не так-то? Она первая полезла на мою девушку, за что поплатилась. Пощечина – малое из того, что могло прилететь ей. – И сколько самодовольства! Будто он, ебать, король всего этого мира!

– Пощечина? – Даже не видя лица Громова, чувствую всю злость и негодование, наполнявшие его. – Только не говори мне, друг мой, что ты поднял руку на Рудиславу? Вот, блядь, не смей мне сейчас этого говорить!

– Ну ударил слегонца, ничего страшного.

Я не видела, что там происходило, но бога поблагодарила трижды, когда буквально на уровне моего лица в листе металла, ограждающего курилку от ненужных глаз, появилась выпуклость. Если бы я стояла вплотную, мне бы нихуево так прилетело по и так больному лицу.

– До сих пор, дружище, тебя спасало только то, что Злобина таскалась за тобой, как ручной цербер, защищая и ограждая от проблем. А ты, считай, сейчас укусил руку, которая тебя кормила. Я думаю, Антон, на этом наша с тобой дружба окончена.

– Паштет, ты че, охуел? В смысле окончена? Какого хуя ты несешь? Мы шесть лет с тобой в доску дружим! Из какого только дерьма мы друг друга не вытаскивали, и тут ты кинешь меня из-за какой-то девки? Пусть даже это будет трижды уже проклятая Злобина? Серьезно? Друга на дырку? Не ожидал. Только причину объясни? Что ж в ней такого волшебного?

Понимание, что, если я сейчас не появлюсь, будет пиздец, пришло неожиданно, поэтому я, устало вздохнув, сделала шаг вперед, оказываясь прямо за спиной Паши. На лице увидевшего меня Антона скользнула хищная улыбка.

– Ну, например, – надменно произнес Паштет, просто засовывая руки в карманы кожаной куртки, – потому что я люблю её.

Что, блядь?

========== 5. “Катарсис” ==========

…

Нда.

Охуеть голова.

До того, как Паша успел повернуться или вообще как-то отреагировать, я сорвалась с места и прямо на шпильке понеслась прочь от курилки.

Божечки-кошечки, это же это такое происходит.

«Потому что я люблю её»

Это, то есть, вы мне хотите сказать, что всё это время, когда он мне «бескорыстно» помогал, это было потому, что он любил меня все это время?

Да ёб его мать!

Мысли в голове, аки злобные пчелы, метались от стены к стене, подбрасывая всё новые и новые факты, которые подтверждали слова парня. И которые я просто не замечала! Просто в упор не видела. Или не хотела видеть. И… И че теперь делать?

Нет, ну я все понимаю. Правда всё. Но… Как мне теперь жить? Как смотреть в глаза Паше зная, что в душе у него… такое. Как мне теперь вообще находиться рядом с ним?

А с другой стороны, господи-боже, че я загоняюсь из-за херни? У меня сейчас проблемы на моментик понасущнее будут. Например, разобраться уже с Валей. Раз и навсегда. Вывезти её, что ли, в лес, чтобы неповадно было?

Прикопать ее где-нибудь по-тихому, да и дело с концом. Может, браткам с района позвонить, совета попросить? Но, зная ребят, они послушают, покивают, а потом без меня такой херни наделают, что местный глава заебется решать, поэтому лучше сама.

В классе, куда я попала немного после звонка, Антоша лучился противным и злобным счастьем, а когда он бросил на меня взгляд, его улыбка достигла просто космических размеров. Так вот ты какая, золотая рыбка. Нихуя, вовсе, и не золотая. Давно протухшая. И что я в тебе находила такого глубокого и прекрасного?

Викули сегодня не было, поэтому я одна просидела два урока и, поняв, что мне до ужаса скучно, потянула в курилку, где всегда можно было словиться с Паштетом, который периодически проебывал уроки, или с ребятами с других классов. Но сюрприз меня поджидал немного иных масштабов.

– И с каких же пор всякая низкосортная шоблядь тусуется в моей курилочке, а? – улыбнулась я, подкуривая сигарету.

Нда, а Валюша неплохо так изменилась за какие-то пару дней. Кудри сменились зализанными назад волосами, сарафанчик ниже колен на кожаное платье настолько экстремальной длины, что, я уверенна, стоит ей чуть нагнуться, и я увижу ее белье. Или его отсутствие. И какая-то сучесть во взгляде. Сейчас, в окружении местных отбросов школы, я видела очень хуевую версию себя. Возможно, если бы не характер и не воспитание отца, сейчас на ее месте была бы я. Но, слава богу, все есть, как есть. Вот что излишнее внимание и популярность делают с людьми.

– Че молчишь, Валюша? Я задала вполне понятный вопрос: какого хуя ты забыла в моей курилке? – Приподнимаю бровь, выдыхая дым ей прямо в лицо, выражая высшую степень неуважения. Что же ты сделаешь? А тебе надо что-то сделать, иначе гиены за твоей спиной потеряют к тебе тот интерес, что дают тебе сейчас. А тебе никак нельзя его терять. Иначе ты останешься совсем одна. – Скажи же хоть слово, не разочаровывай публику.

– Принцесса, – выдыхает Дятел эту ненавистную кличку, от которой меня аж передергивает. Настолько, что шейный позвонок хрустит. – Ты чего задираешься? Нормальная же девка!

– Дятел, то, что она тебе сосёт иногда, не делает её нормальной девкой. Поверь мне, – устало вздыхаю я, понимая, что сейчас мне припомнят все грехи отца. Вплоть до ухода из банды.

– Ну Принцесса, не будь такой злой! То, что твой отец когда-то был Генералом Севера не дает тебе право так свободно себя вести. А я, между прочим, уже сейчас один из воинов. Может, мы с тобой уйдем из этого скучного местечка и где-то посидим? – Дятел слишком вольготно себя вел. Слишком. Настолько, что позволил себе прикоснуться ко мне, фривольно закинуть руку мне на плечи и придвинуть к себе. Я отчетливо слышала, как скрипнули зубки Валюши, а уж злобно закушенная губа красноречивее любых слов.

– То, что ты в самом низу иерархии банды не дает тебе повода вести себя так вольно. – Я брезгливо двумя пальцами хватаю его за край рукава красной ветровки и скидываю с себя руку, для верности отходя подальше. – А вот протекция Кошки, нашего Решалы, и местечко Генерала в будущем дают мне право делать абсолютно все, что я хочу. Так что, Дятел, тебе бы пора уже начинать искать мое снисхождение. Можешь прямо сейчас в качестве извинения падать на колени и целовать мне ноги. Только нежнее, у меня туфельки новые. – И улыбаюсь. Улыбаюсь так, как умею улыбаться только я – нагло, зло, надменно. От чего парня буквально перекашивает, но, надо отдать ему должное, он понимает, кто стоит перед ним, поэтому просто сцепляет пасть и отходит в сторону, бросая на меня злобные взгляды. И ожидающие – на Валю. Ждет ее хода.

– А тебя, красавица моя, я уже предупреждала, что если снова попадешься мне на глаза, я тебя по стенке размажу? – Я наматываю белый локон на палец, чуть дергая, и вижу, как эта мелкая мразь морщится от боли. Но не делает ровным счетом ничего. Боится. – Я до сих пор помню эту твою выходку с фотками. Мне, конечно, похуй, но осадочек остался, понимаешь? И я себе даже представить боюсь, как ты будешь за этот проступок извиняться.

И я просто разворачиваюсь к ним с спиной, собираясь уходить, но тело знает свое дело – оно напряжено до предела, и только интуиция, за которую Кошка меня всегда хвалила, позволила мне уловить тот момент, когда Валюша прыгнула на меня. Решилась-таки. Но сделала она это типично по-девчачьи – со спины, целясь в волосы. Неплохой выбор, но не в нашем случае. Поэтому, когда стук обуви становится слишком близким, я просто разворачиваюсь и со всей силы бью рукой наотмашь, попадая ей по голове и откидывая девчонку в сторону.

– Плохая идея, милая. – Ядовито улыбаюсь ей, встряхивая руку, потому что перестаралась с ударом и снова выбила пальцы на больной руке. – Что дальше? Продолжим пиздиться или вы по тихой грусти свалите и дадите мне покурить?

По тихой грусти они не хотели. Поэтому следующим на меня бросился дружок Дятла, которого я даже не знала, целясь в лицо, но был легко отброшен к Валюше одним четким ударом. Я выросла в банде, такие стычки для меня – норма. Вместо поездок с семьей в какие-нибудь крутые места, я ездила на разборки районов под эгидой «Ты наследница моего места, ты должна понимать, чем я занимаюсь.». И не важно, что мне четыре года и я шнурки нормально завязывать не могу, зато могу перерезать ахиллесовы сухожилия. Ножом я пользоваться научилась раньше ложки.

Когда Дятел достал нож, я толком не поняла, но отлично прочувствовала плохо заточенное лезвие на своем плече. Оно прорвало кожу куртки и вошло четко в мясо под ключицей, от чего у меня перед глазами все на момент потемнело, и я заорала не своим голосом.

– Кажется, Дятел, ты сейчас подписал себе смертный приговор, – его рука испуганно отпускает нож, который он хотел прокрутить, лишив навсегда меня руки, и парень отступает, выпучивая от страха глаза, бешено смотря, как моя белая рубаха пропитывается кровью. – Не от меня. Тебя будет судить банда. – Его передергивает всем телом, потому что он понимает, что может сам остаться целым и невредимым, но вот его семья. Из-за такой глупости парнишка может остаться круглым сиротой. Шутки с бандой хуевые.

Я улыбаюсь, но чуть криво, смотря только на побелевшего от испуга парня, когда в мою щеку влетает крепкий кулак третьего, и я, не удержавшись на ногах, падаю на землю, продолжая зажимать рану.

Господи, дай выжить сейчас, и я найду каждого из вас, выловлю каждого по отдельности. И зарою. Заставлю могилы себе копать, а потом самим же и зарываться.

– Все, хорош. – Дрожащим голосом выдавливает Дятел, отталкивая своего дружка, который уже успел съездит мне по ребрам, от чего сперло дыхание. – Уходим.

И они просто сваливают, оставляя меня совсем одну, с ножом в плече.

Напоследок, я видела, Валюша обернулась и улыбнулась. Победно. Будто все было так, как она задумала. По её какому-то больному плану.

И тебя зарою, милая. Не волнуйся, только дождись своей очереди.

Кое-как, опираясь на стеночку, поднимаюсь с земли и грузно падаю на лавку, боясь даже смотреть на нож.

Это первое мое серьезное ранение. Перед ним всякие там синяки и ранки – пыль на ветру. Поэтому я легко трогаю древко ножа, чувствуя, как каждое прикосновение отдается болью в руку.

Надо вытащить эту хуйню. И единственное, что меня сейчас радует, так это то, что у меня турбо зажигалка – прижечь это дерьмо будет довольно-таки легко. Я же сто раз делала это парням после разборок. Даже зашивать приходилось. Но вот самой себе – никогда. Какой же пиздец.

Как же жаль, что у меня сейчас нет с собой ничего спиртного. Анестезия на все сто – и внутренняя, и внешняя.

Ну ладно, все нормально. Всё хорошо.

Бог простит. А я запомню. Запомню и закопаю.

Выдыхаю и, схватившись за рукоять, резко выдергиваю нож из себя, снова взвывая от боли, тут же зажимая рану, из которой брызнула струйка крови. Все не так плохо, я уверена.

Оголяю плечо, смотря на это позорище. Пропустила такой простой удар. Стыдоба. Отец бы не оставил это просто так. Заставил бы сутки на пролет работать с ножом, отражая удары разной степени сложности. Слава богу, что он сейчас в запое и ему слегонца похуй на меня. Просто слава богу.

Кровь все продолжала литься, и обычное зажимание не помогало. Твою мать, все-таки придется прижигать.

Обреченно вздыхаю, прикуривая сигарету и смотрю на свою классную розовую зажигалочку, которой я так радовалась, потому что она вот ну реально классная. Уже два года со мной! И ни разу не подводила. И сейчас не подведет.

Нажимаю на кнопку, прикусываю кожаный рукав для верности, и направляю огонь на рану, зажмуриваясь от дикой, адской, нереальной боли.

Руки тряслись, поэтому огнем я цепляла еще и здоровую кожу, что тоже особого кайфа не прибавляло, на глаза то и дело падал пот со лба, да и веки периодически опускались от боли, даря на секунду спасительную темноту.

Не знаю, потеря сознания это было, или что еще, но эти секунды буквально спасли меня.

Та минута, что я прижигала себе рану, казалась мне вечностью, но дело было сделано – кровь больше не текла. Только рука немного отнялась, но это, наверное, от боли. Я надеюсь.

– Руди! – Паша влетел в курилку в тот момент, когда я, с сигаретой в зубах, валялась на лавочке в одном лифчике, потому что рубаху пришлось пустить на самодельную повязку, и мирно курила в голубущее небо, отходя от ситуации.

– Погода сегодня вообще заебок, правда? – Как ни в чем не бывало сказала я, чуть приподняв уголок губ в бледном подобии улыбки.

– Что случилось? Я слышал какие-то рваные ебаные отрывки!

– Все нормально. Ничего не случилось. Просто скоро на пару без вести пропавших в этом городе будет больше. Кого это волнует? Кто будет искать каких-то торчков? Небось, упоролись где-нибудь конкретно так и лежат, кайфуют. Кому они нужны? Никому. В этом прелесть нашего городка – здесь так много торчков, что за них можно выдать даже нас с тобой. Просто были, и бац – уже без вести пропавшие. Красиво, правда?

– Злобина! – сквозь зубы злобно выдавливает он, садясь на лавочку рядом со мной. А че ж не игноришь меня, как час назад в классе? – Что произошло?

– Ничего, Паш. Абсолютно ничего. Кроме того, что Валюша ваша в край ебнулась, потому что позвала братков с района в школу. А потом напала на меня. За что, кстати, получила по челюхе. Неплохо так. Да и шевелюру я ей однозначно проредила. Зато есть прям охуенный плюс – сегодня я однозначно буду ночевать дома. И даже батю из запоя вытащу – зашить эту хуйню надо.

– Злобина, – он устало проводит рукой по лицу, понимая, что шучу – значит, в порядке. – Ты меня до гроба своими приколами доведешь.

– А то ж! – смеюсь я, поднимаясь на ноги и накидывая на плечи куртку. По городу в лифане – такое себе, но выбора нет. Сойдет за модное дизайнерское решение. Сегодня надо будет еще сто процентов к Кошке ехать, разбираться. Дятел уже точно позвонил Главарю и нажаловался. Меня больше интересует вопрос – откуда у Валюши такие знакомые? И я уверена, она точно знает, из какой они сферы. Тяжелый сегодня будет день. – Ладно, Паш, мне домой надо. Это дерьмо реально болит. Сильно.

– Тебя проводить? – Сразу подрывается парень, хватая меня за руку.

Я на секунду прикрываю глаза, пытаясь оценить ущерб, как учил отец, и понимаю, что сама до дома физически не дойду. Так что лучше не геройствовать и принять помощь Паштета. Целее буду. Этот дерьмовый мир еще недостаточно от меня пострадал, чтобы я сдохла где-нибудь во дворах.

– Я буду очень рада, – и мило улыбаюсь Паше, от чего его взгляд незаметно, на долю секунд, но теплеет.

– Неплохой райончик, хочу сказать. – Отмечает парень, осматривая вполне себе чистенький подъезд небольшого домика в спальном районе.

– А ты реально думал, что я живу в какой-нибудь халупе на окраине города? Или, что лучше, в коробке из-под холодильника и периодически пизжусь с собаками за еду? – судя по его виду, он именно так и думал, поэтому я только тихо посмеиваюсь, приглашающе распахивая дверь своей небольшой двухкомнатной квартиры. – Ну, понеслась пизда по кочкам.

Первое, что бросается в глаза, это женские сапоги и пальто на вешалке. Потом уже до меня доходит стойкий запах духов, перегара и звуки с кухни.

Обреченно закатываю глаза и сразу иду на кухню, чтоб сразу разобраться с одной из проблем.

– Так, куколка, шмотки в зубы и нахуй отсюда. – Говорю довольно-таки молоденькой брюнетке, стоящей на моей кухне в одних трусах и усиленно изображающей готовку.

– Ты кто такая? – хамовато спрашивает она, тыкая в меня вилкой в масле.

– Твою мать. – Вздыхаю я. – Она мне еще и хамит. – Негодующе обращаюсь к Паше, который с любопытством рассматривал отличный ремонт в квартире. Он реально думал, что я живу в коробке. – Солнце, ты не поняла? Съебывай, пока ноги целы. Нахуй – это отсюда. А точнее – прямо по коридору. Я считаю до пяти, а потом достаю травмат. И голенькой гоню тебя отсюда. Так что давай. Тыг-дык – тыг-дык отсюда!

Брюнетка, выплюнув что-то ядовитое в мою сторону, скрывается из кухни, задевая меня за плечо, слава всем ее богам, за здоровое, и вскоре хлопает входная дверь.

– А батя у тебя еще ниче такой, раз таких красавиц снимает. Напомни мне, почему ты дома не живешь?

– Потому что, когда батя нажирается в слюни, я кажусь ему своей матерью, и он избивает меня в сопли, что меня очень-очень не устраивает. Трезвый он более-менее нормальный, относится ко мне нейтрально, а вот пьяный – все, пизда, тушите свет. Все, что найдешь в холодосе – все твоё. – Крикнула я и пошла искать отца.

Родственник нашелся в зале, лежа на диване с приспущенными штанами. Благо, трусы были на нем. И на том спасибо.

А дальше началось мое самое любимое: перетащить его на кресло, что с моей рукой было пиздец как сложно, приковать его по рукам и ногам к ножкам, вставить капельницу с витаминками и со всего размаху проехаться по его лицу ладонью.

Привести в чувство его можно было только таким способом, но в силу того, что отец раньше был аж вторым человеком в местной банде, то он сразу же кидается в драку, не разбирая, кто перед ним. Первый раз я долго ходила с синим лицом.

– Доброе утро! – радостно скалюсь ему в лицо, когда отец перестает нервно дергаться и смотрит на меня почти осознанно. – Смотрю, без меня тебе тут вообще заебись живется, да?

– Ничего себе, какие люди на районе! – выплевывает он в мою сторону, крутя руками в наручниках. Отец очень не любит процесс откапывания, поэтому дополнительно приходится его еще и скотчем мотать. Так, на всякий случай. – Давно тебя не было.

– Четыре месяца.

– А че щас припёрлась?

– Помощь твоя небольшая нужна. – И я скидываю куртку, разматывая уже непригодную для жизни рубашку. – Зашить это дерьмо надо. А попросить, к сожалению, кроме тебя, некого.

Он внимательно приглядывается к ране, и на секунду, мне кажется, в его взгляде скользит что-то похожее на гордость. Ну ничего себе! Чтобы получить внимание отца, мне нужно было получить всего-то ножевое в плечо. Как же я раньше-то не додумалась!

– Неплохо! – со знанием дела замечает он. – Ладно, развязывай, ща зашью.

– А вот тут ты хуй угадал. Полу-пьяного я тебя к себе не подпущу. Поэтому сначала пару часиков трезвеем, а потом уже и исполняем отцовский долг. А я пока пойду, квартиру уберу и пожрать тебе приготовлю.

Гневные выкрики в свой адрес я даже не слушала. Просто пропускала мимо ушей. За детство я уже нормально так наслушалась этого дерьма.

– Я все-таки до сих пор понять не могу, – подъедая жареную колбасу со сковороды, прошамкивает парень, – почему у тебя с отцом такие траблы.

– Паш, – устало вздыхаю я, убирая из раковины посуду в посудомойку, – тебе и не понять. Ты вырос в полной и любящей тебя семье. Папа учил тебя ходить, мама тебе слюнки подтирала и с ложечки кормила. У меня же история немного иная: я еще года в два поняла, что, если не пойду, то умру. Не знаю, как так, но я четко помню двухлетнюю себя и эту мысль в моей голове. Шнурки завязывать меня учили братки с банды, потому что моему отцу не было до меня дела, у него были занятия поважнее. В то время шел перераздел теневых структур – кто чем торговать будет, кто какие услуги предоставлять. Ни для кого не секрет, что город поделен на четыре района: Север, Юг, Восток и Запад. У каждого своя инфраструктура, со своими главами и тд. Так вот, мой отец был одним из четырех генералов, второй человек после Главы. Поэтому я родилась и выросла в этом. Меня воспитывал старый Решала, тот, кто контролирует Глав, когда ему было скучно. Хотел даже поставить меня на свое место, но я была слишком мала, и слава богу. И тогда на его место пришла Кошка. Евгения Кошка, может, слышал.

– Это та самая, которая постоянно разборки всякие разбирает и которую по телику часто показывают?

– Типа того. – Вздыхаю я. – Тебе просто не осознать этого. Твои неудачи воспринимались как должное, типа, маленький еще, еще научится. Мне же ошибаться нельзя было. Я была дочерью Генерала. На меня априори возлагались нереальные надежды. Мне в четыре года уже приходилось бороться за свою жизнь, чтобы меня не украли с целью шантажа. Времена тогда были не айс. Тебя, как и большинство мирных, это никак не задело, а я родилась и выросла в этом. Именно поэтому, Паш, на всех разборках меня обходят стороной. Потому что знают, чья я дочь. Хуевая и неудачная версия своего отца…

– Но характер все равно мой. – Устало произносит отец, абсолютно трезво смотря мне в глаза.

– Че, как витаминная ванночка? – не преминула поддеть его, выставляя перед ним зелень из холодильника и вареное мясо.

– Как серпом по яйцам. – Лаконично отвечает он, вгрызаясь в куриное филе. – Когда уже будет проще, а?

– Когда бухать перестанешь. И сразу все такое красивое и радужное. И даже в банду вернешься. И от меня Кошка отвалит наконец-то со своим «Рудичка, ну будь генералом! Эти ебланы меня в край достали! Я так больше не могу, я без тебя не справлюсь!»

– Кошка хочет сделать тебя Генералом Севера? – Подавился он, выплевывая на тарелку все, что было во рту.

– На самом деле, она хочет сделать меня своей левой рукой. Пёс давно просит у нее напарника, и я ему неплохо подхожу.

– Нормально так, – со знанием дела говорит батя и наконец-то переключается на насущную проблему. – Показывай, че у тебя с рукой.

То, как он на живую зашивал мне руку, я даже вспоминать не хочу. Но сдерживать себя приходилось знатно, потому что еще лет в шесть мне вдолбили, что за каждую слабость приходится платить, поэтому я абсолютно молча вытерпела всю процедуру, лишь иногда сильнее сжимая Пашину руку.

– Нда, отношения у тебя с отцом, конечно, огонь. – Наконец сказал он, когда мы оказались в моей комнате. – Я при своих даже материться не могу. Не то что так свободно что-то обсуждать. На самом деле, со стороны может показаться, что вы довольно-таки близки.

– Ну, – задумалась я, – мы неплохо ладим, когда он не в слюни ужратый. А это происходит довольно-таки редко. Очень редко. В основном, когда мне что-то надо и я вот так его прокапываю, предварительно пряча всю алкашку в доме.

– А почему он бухает?

– Ну, ты знаешь, что такое ПТСР?

– Ну примерно прикидываю, – отвечает парень, рассматривая мою комнату, в которой я не была уже четыре месяца, предпочитая кантоваться в детском саду.

– Когда он ушел из банды из-за какой-то неприятной ситуации, у него смысл жизни пропал, и он забухал. Когда была довольно мелкой, он меня не особо трогал, а когда подросла, стала похожа на мать, тогда и драться с ним начали. Раньше отвечать страшно было, отец все-таки, а сейчас ёбнуть ему – как в магазин за хлебушком сходить.

– Тяжело, наверное, вот так вот жить, самой по себе?

– Да нет, нормально. Я наоборот не представляю, как бы я со своим характером выживала в полной и любящей семье. Мне было бы тяжело.

– На самом деле, я думаю, что, если бы твоя семья была бы нормальной, то и характер у тебя был бы другой. Более мягкий и покладистый, и тогда бы ты нравилась таким парням, как… – И тут он начинает невразумительно мямлить, чем вызывает только мой смех.

– Таким парням, как Антоша, ты это хотел сказать? – смеюсь я, заваливаясь на кровать, и похлопывая рядом с собой. – Говно идея, на самом деле. Говно, как оно есть. Я просто недавно только об этом думала, и поняла, что лучше я буду собой, чем такой мразью, как Валюха. И лучше буду одна, чем меня будут окружать такие люди, как Антоша.

– На самом деле, Рудислава, ты не одна, – и с какого это момента его голос такой тихий и интимный, а лицо так близко? Рука, что до этого лежала на кровати, словно змея, полезла вверх, обхватывая мое лицо. – Ты никогда не была одна.

И поцелуй, что отпечатался на моих губах в следующий момент, я запомню на всю жизнь, потому что он станет точкой отсчета, после которого вся моя жизнь скатилась в невообразимую пизду.

========== 6. “Буря грядет” ==========

– Слыш, Сатана, вставай! – Оглушительный стук в дверь заставил меня подскочить на месте и схватить первое, что попалось в руку, то бишь светильник, готовясь запустить его в первого, кто на глаза попадется, но зато не разбудил мирно посапывающего парня рядом со мной. – Мне Кошка звонила!

– Охуительное начало диалога! – выдыхаю в лицо отцу, за секунду оказавшись у двери. – И че?

– Через час мы должны быть в центре. Будет суд банды. Над тобой.

– Чего, блядь? – удивленно-зло тяну я, натягивая на ноги кожаные лосины одной рукой, а другой пытаясь привести в порядок волосы. – С какого хуя?

– Примерно тот же вопрос задала Кошка, когда позвонила: «Гор, какого хуя?». Не оправдываешь ты ожиданий, дочка. – Смеясь, проговорил батя, надевая на себя кожанку. Лет сто ее уже не носил. Красивый.

– Хуёчка, – огрызаюсь я, на что родитель только весело смеется. Возможность побывать в банде несомненно омолодила его на пару лет и придала какого-то блеска в глазах, уверенности. – Ты же понимаешь, что если суд банды, значит, пиздец какой-то! Его последний раз устраивали лет пять назад, когда один из воинов пошел против своего Генерала! Херовая была история, бать. И сейчас меня должны обвинять в чем-то не менее злодеянном, чтоб вызывать аж на суд, а не на лекцию о вреде плохого поведения.

– Это все, конечно, хорошо, что ты так быстро собралась и уже даже из квартиры вышла, но что ты будешь с парнем своим делать?

– С кем? – удивилась я, смотря на отца, как на идиота, а потом до меня дошло. – А, с Паштетом? Ничего. Пусть спит. На суде банды ему делать нечего…

– Я с вами! – доносится из моей комнаты, и из дверного проема показывается уже одетый и даже причесанный, довольный собой Паштет.

– Конечно! – легко соглашается отец, как будто на суд банды съездить, как на детский утренник сходить!

– Нет! – Но меня никто слушать не хотел. И не внимал моим доводам ни в машине, ни в дороге, и у здания нашего суда.

Но на самом пороге, чуть подзадержавшись, пришлось выдохнуть, спокойно посмотреть на ситуацию и стервозно улыбнуться своему отражению в окне. Спокойно, Рудислава, спокойно. У тебя всегда всё будет хорошо. Не смотря ни на что.

В здание суда, стервозно цокая каблуками, я вошла первая, раскрыв дверь чуть ли не с ноги, тем самым чуть не убив каких-то пареньков, которые, увидев меня вместе с отцом, шарахнулись в сторону.

Татуировки Кланов, по обычаю, были на видном месте – змеи на шее.

– Смотрите, какие люди, Гор и Принцесса! Давно не виделись, старик! – Один из Генералов Юга радостно пожимает руку отцу, и они отстают, разговаривая о чем-то своем, а я же, наоборот, ускоряюсь, чтобы поскорее оттаскать Кошку за волосы за такие приколы.

– Кошка!

– О, Рудичка, моя ж ты рыба! Как твои дела?

– Пока не родила, но жду тройню. – Недовольно отвечаю я, стойко выдерживая стальные объятья девушки. – Не объяснишь, в чем прикол?

– На тебя поступила жалоба за нападение на гражданских.

– Ремарочка, я не в банде, поэтому ваш кодекс на меня не распространяется. Я могу перебить в слюни половину города, и судить меня имеет право только городской суд, но никак не суд банды.

Кошка задумывается на секунду, хмуря свои рыжие брови и зло смотрит на меня снизу-вверх – девушка доставала мне едва-ли до подбородка.

– Руди, ты родилась в банде…

– Но это не говорит, что я должна жить по её законам. Статья третья, пункт пятый, подпункт шесть: «Членство в банде является сугубо добровольным действием. Даже Решала не может заставить человека против его воли делать что-либо.». Статья два, пункт три, подпункт восемь: «Должность и все знаки отличия не передаются по наследству, являясь сугубо личными знаками отличия. Дети не несут ответственности за поступки родителей.». Кошка, ты же так долго размахивала кодексом, когда только стала Решалой, а что в итоге? Не знаешь самого элементарного? Стыдно, милая, стыдно.

– Девчонка, как ты смеешь подобным образом разговаривать с Решалой? Тем более, когда госпожа так благосклонна к тебе? – Чопорный мужчина, лет сорока, бросает на меня крайне недобрые взгляды, брезгливо морща губы.

– Я повторю: я не член банды. Ваши должности и титулы мне по глубокому боку. Меня вызвали на суд банды, но не имеют абсолютно никакого права судить. Будь тут Макс, он бы полностью встал на мою сторону, вы сами прекрасно это знаете. – Я устало вздыхаю, потирая переносицу. Судя по взглядам всех собравшихся, я сумела их убедить, и даже непробиваемая Кошка задумалась над моими словами. Ну, а теперь пришла моя очередь немножко охуеть. – Я принимаю ваши искренние извинения, – злорадно улыбаюсь, обводя взглядом всех собравшихся, – а теперь я хочу услышать, что вы готовы мне предоставить в качестве моральной компенсации? Принимаю все в денежном эквиваленте, но можно и квартиркой. Тут как барыне угодно. – И мило улыбаюсь Кошке, на что девушка, по ней видно, вот-вот зашипит. И единственные, кому весело в этой ситуации это мне и Псу, который, стараясь особо громко не ржать, забился в самый угол кресла и сейчас тихонько там трясется от смеха.

– Принцесса, мне кажется, ты слишком много хочешь…

– Я хочу не много. Я хочу свое. Номер моей карты у тебя, Котик, есть. Можешь скинуть на него. А я пойду. У меня тоже дела. Если решите еще раз скинуться мне всеми районами на школьный обед – обязательно звоните!

Опираясь о стену, устало выдыхаю, потому что такой пиздец сошел мне с рук. Невероятно.

– Ну что, поразила всех своим остроумием и харизмой? – Пристраивается рядом со мной отец, закуривая, чем безбожно нарушает все правила приличия и пожарной безопасности. Я следую его примеру.

– Наповал. – Устало выдыхаю струйку дыма в потолок и смотрю на мысы своих ботинок. – На что только Кошка рассчитывала? Что я сейчас вся такая испугаюсь и буду умолять её взять меня на место Генерала, лишь бы грехи мои мне простили? Глупо. Очень глупо с её стороны. Макс бы никогда такого не допустил.

– Да, Макс бы убил всех без вопросов за такое. Кошка еще молодая и глупая для решения таких вопросов. Она слишком… идеалистичная. Думает, что все может быть только так, как она хочет и никак иначе. Вроде как статус Решалы ей позволяет, но на мнение других она не смотрит. Пытается сделать хорошо,.

– А выходит как всегда, – продолжила я, снова затягиваясь. – Кстати, – встрепенулась, испуганно смотря на отца, – ты Пашу где потерял?

– Когда ты рванула в кабинет, я тактично отвел его в машину. Не надо ему тут лицом торговать, ничего хорошего от этого не будет.

Отец, что буквально полчаса назад был бодр, весел и полон энергии, сейчас казался мрачнее тучи, то и дело печально вздыхая.

– Бать, – осторожно начала я, – случилось что?

– Твоя мать здесь. – Как ушатом по голове. Будто гору камней вывалили на меня, придавив всеми сразу, не давая подняться. Даже дышать. Женщина, что бросила нас четырнадцать лет назад, из-за чего вся моя жизнь пошла по пизде, сейчас здесь, в этом здании. В пошаговой доступности. – Я видел, как она направлялась на парковку со своим новым мужиком, когда ты влетела в кабинет Кошки.