355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Beatrice Gromova » Bad bitch (СИ) » Текст книги (страница 1)
Bad bitch (СИ)
  • Текст добавлен: 5 октября 2019, 16:00

Текст книги "Bad bitch (СИ)"


Автор книги: Beatrice Gromova



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== 1. “добро пожаловать в Ад, сучка.” ==========

– Руда, ты слышала последние новости? – Я лишь озадаченно оглядываюсь на подругу, хмуря идеальные, только вчера от мастера, брови.

– Нет, но сначала стрельни мне сигарету, а потом рассказывай свои охуительные истории. – Вика только усмехается и протягивает мне пачку, сразу начиная трещать:

– В общем, бухали мы у Макса…

– А ближе к делу? – Усмехнулась, зная любимую привычку Вики: начать рассказывать одну историю, а потом, отойдя от основной, рассказать еще тысячу. Девушка лишь хмурит брови и недовольно смотрит на меня, но, закатив глаза и назвав меня дурой, переходит к сути:

– У нас новенькая.

– Ого, интересное кино, – я скорчила мордочку, выпячивая вперед губы, и Вика засмеялась, прикуривая вторую сигарету. – А с чего такая буча вокруг, что даже ты заговорила об этом?

– Ну солнце, ты же знаешь, моя мама – директор этой шарашкиной конторы, так что все новости я узнаю первая, только шуточка в другом, девочка – дочка хозяев Спирита, – я аж присвистнула от удивления, ибо Спирит – один из крупнейший наших ТЦ.

– Бабки они гребут лопатой. Погоди-ка, ты хочешь сказать, что это та самая Валюха, которую мы чмырили три года, за то, что она свои сопли жрала и мылась каждый четвертый четверг?

– Да-да, та самая деваха с приветом, которую ты вечно поливала грязной водой, выкидывала учебники из окна. – Я громко рассмеялась, вспоминая наш прекрасный третий класс.

– Викуль, согласись, ты тоже была не ангелом. Кто ее весь второй класс чушкой называл и каждое ИЗО голову краской поливал?

– Ну, я не считаю, что я была не права, потому что только после этого она приходила в школу с мытой головой. Считай, я помогала девочке выжить в этом злом социуме, – Викуля просто пожимает плечами и ныряет рукой в сумку, доставая оттуда телефон. – О, Тёмочка отписался, что все наши уже в сборе, ждут только нас.

– Где?

– У главных ворот.

– Угу, это же логично, мы в курилке на территории школы, а они у главных ворот. Не проще им подойти к нам?

– Проще, но из курилки мы не сможем появиться так эпично, как можем появиться с главного входа.

– Ладно-ладно, уговорила. – Улыбнулась я, выкидывая окурок в урну. – Пойдем, а Антон уже там?

– Да, солнце, – рассмеялась она, закидывая на плечо сумку, – твой обожаемый Антоша уже там.

– Прелестно, – я счастливо улыбаюсь, потому что вот уже сейчас, через каких-то десять минут, я увижу свою самую первую любовь – Антона Воинова, самого замечательного человека в моей жизни.

Это была действительно любовь с первого взгляда – глаза в глаза, когда он только пришёл к нам в шестом классе, и с тех пор, вот уже шесть лет, я молча пускаю по нему слюни, хотя все наши друзья давным-давно всё знают. Знают и не упускают возможности надо мной посмеяться. По-доброму, конечно. Если бы была хоть одна злая шутка, эти люди бы долго не продержались у нас в школе. Но сам факт. Каждый раз, как вижу, как он обжимается с очередной девахой, у меня аж сердце переворачивается, и я начинаю выходить из себя. Просто делаю что-то, чтобы с этой девочкой что-то случилось. Проблемы в коллективе, выгоны из школ, массовая травля. Я делала многое. Осознанно. Чтобы она убрала руки от моего.

– Антоша, – сладко и глупо улыбаюсь я, когда вижу лишь его затылок, – как дела, родной?

Он видит меня и улыбается, но на дне глаз вижу недовольство. Оно всегда у него там, когда я рядом, хотя он и не показывает это.

– Смотрите-ка, кто тут у нас? – он обнимает меня в ответ и чуть приподнимает над землей, начиная кружить. И я воистину счастлива, потому что нахожусь у него на руках, он меня обнимает, и я делаю вид, что он счастлив меня видеть. – Рыба-прилипала!

Я обижена этой фразой, очень обижена, но тем не менее, прижимаюсь к его шее, вдыхая такой родной запах.

Я люблю тебя, Антон. Больше жизни люблю.

– Итак, класс, – Лилия Григорьевна, наша классная, как всегда при параде, причем, этот ее парад не выглядел как-то вульгарно, как у других учителей ей возраста, напротив, все эти свитера, штаны и помады страшно ей шли, вышагивала из стороны в сторону по кабинету и вещала важные вещи про экзамены, тяжелый год и так далее. Её почти никто не слушал, все это мы уже слышали и не раз, но когда она заговорила о новенькой, все резко навострили свои ушки: – Валентина уже училась у нас в классе, но из-за ряда определенных обстоятельств была вынуждена уехать, но этот год она закончит с вами и, я надеюсь, этот год пройдет хорошо. – Острый взгляд в мою с Викой сторону, не обещающий ничего хорошего, если мы выкинем какой-нибудь фокус, но мы с подругой, отвлекшись от своей болтовни, делаем самые что ни наесть ангельские выражения лиц, мысленно честно-честно обещая, что все будет в ажуре. Но судя по ее недовольному лицу, женщина не верит нам ни на секунду, но сделать ничего не может, поэтому возвращается к стандартной лекции о важности экзаменов.

Я лишь усмехаюсь Вике, толкая подругу в бок:

– Ну и где твоя обещанная Валюха?

– А ты что, не узнала её разве? – девушка хитро щурит свои карие глаза и кивает куда-то за спину. – Смотри, вот эта принцессочка, что сидит рядом с Антошей.

– Что? – Я разворачиваюсь настолько резко, что скидываю локтем пенал и пару книг Саши Мезенцева, что сидел прямо за мной. – Извини, Сань, я не хотела.

– Ничего страшного, – откликается он и лениво наклоняется под парту, но я даже не обращаю на него внимания, во все глаза пялясь на мило болтающую парочку, что не обращала на меня и созданного мной переполоха никакого внимания.

Валентина изменилась. Очень сильно. Из грязнули-замарашки в неопрятных, грязных и неглаженых вещах она превратилась в… Да правильно Вика сказала, в принцессочку. Аккуратненькое маленькое платьице в красную клеточку, милые распущенные волосы, идеально выкрашенные явно дорогим мастером, аккуратные брови и макияж. Девочка-мечта, если не знать, какой она была в начальных классах.

Вот она поднимает ручку с красивым, дорогим маникюром и прикладывает ее к рту, скрывая улыбку, вызванную какой-то репликой Антона.

Меня затошнило.

– Руди, ты куда? – Вика пытается схватить меня за руку, когда я подскакиваю на месте, роняя стул, но я убираю запястье, и рука девушки с глухим стуком здоровается с партой, вызывая гневное шипение.

Все взгляды направленны на меня, и все, что я могу, это презрительно хмыкнуть, бросив надменный взгляд на девчонку, которая наконец-то соизволила обратить на меня свое внимание, и удалиться из класса, сказав учительнице, что мне не хорошо.

А мне действительно было очень нехорошо. Сердце в груди скакало как бешенное, пока я летела в курилку, еще бы чуть-чуть, и я банально бы сорвалась на бег, но гордость не позволяла. Она заставляла идти спокойно и размеренно, высокомерно кивая редким знакомым, которые так же, как и я, безбожно прогуливали классные часы.

– Вопрос, который я всегда буду задавать Вселенной, но на который никогда не получу ответ: почему, блядь, не я? – Голова прислоняется к холодному кирпичу школы, и я недовольно морщусь, когда дым от сигареты лезет в глаза.

– Может, потому что ты злобная сука?

– И тебе привет, Паш. Как дела?

– Пока не родила, – хохочет парень, присаживаясь на лавку и закуривая. Лучший друг Антона. Лучший и единственный, человек, который знает о нем да, наверное, то, сколько раз Антон дрочит в день. В минутах. Человек, с которым, как не странно, у меня более-менее неплохие отношения, держащиеся на постоянном стёбе и добрых унижениях. – Но жду тройню. Че проёбываешься, Злобина?

– Да ты уже сам всё знаешь, Паш. Ты же был на классном часу и видел, как Антон мило шушукался с этой замарашкой!

– Ну, не такой уж и замарашкой, хочу я тебе сказать! – он пошловато облизывает губы и подмигивает мне, вызывая лишь вымученную улыбку. – Раньше – да, раньше она была знатной чмошницей, но сейчас в наш класс прилетела новая конфетка. Конфетка, которая вполне может занять твое место королевы бала.

– Не потянет, – рассмеялась я. – Слишком зашуганная мной раньше. Она побоится мне даже слово сказать!

– Да-а-а? – подленько тянет парень, затягиваясь. Паштет мне всегда чем-то змея-искусителя напоминал, со своими острыми чертами лица, а когда уж начинал шипеть, когда злился, то тут вообще одно лицо было. – А я вот слышал, как она своим подружкам обещала, что по стенке тебя размажет.

От моего смеха с верхушек тополей, что окружали школу, повзлетали редкие грачи и вороны.

– Каким подружкам, Паш? Не смеши меня! Девочка только вернулась в город, о каких подружках может идти речь?

– Ну, – парень глубоко затягивается, выдыхая сизый дым мне в лицо, – допустим, она вернулась не только что. Она в городе уже минимум месяца три, причем, когда я видел её в первый раз, она была той же замухрышкой, так что все эти изменения – результаты последних трех месяцев. Причем, насколько я слышал, девочка активно собирает армию против тебя. И людей, я хочу тебе сказать, там хуева гора. Так что готовься, Злобина, год обещает быть жарким! – Парень весело улыбается, искренне забавляясь сложившейся ситуацией, выкидывает окурок в урну и уходит, чуть задев меня плечом, отпустив шуточку, что за лето я потолстела, раз честной народ сбиваю с ног.

Но мне было не до этих его шутеек. В моей голове активно крутились шестеренки мыслей, которые надо было красиво оформить в действии. Для начала, напомнить этой сучке, где её место в этой школьной иерархии. Потом уже активно давить её вниз. В землю…

– Руди! – запыхавшаяся Вика появляется в закутке курилки, опираясь рукой о кирпичный угол школы, а второй держась за бок. Не спортсменка она у меня, не спортсменка. – Куда ты так подорвалась? Напугала всех. Я хотела пойти за тобой, но Паша меня опередил.

– О, я так и поняла. И, знаешь, он поведал мне очень интересную вещь, – и я просто пересказываю подруге слова парня. – Как тебе?

– Нихуя себе, сказал я себе, – присвистнула девушка, доставая из сумки пачку сигарет. – Каков план?

– Сначала припугнуть до истерики. Чтобы ходила и щемилась по углам. Надо только отловить её одну. Если Паштет говорит, что она вернулась три месяца назад, но в принцессу превратилась недавно, то нотка бессознательного страха все равно будет. Так что на этом и сыграем.

– Руди, ты знала, что ты просто Сатана на шпильках? – усмехается она, выпуская в еще солнечное небо струйку дыма, для чего ей пришлось откинуть голову назад. – Тебе помощь нужна?

– В запугивании девчонки? – я рассмеялась, закидывая ногу на ногу, поправляя блестящие колготки. – Солнце, я сама справлюсь. Лучше, чем кто бы там ни был.

– Знаю-знаю, но как ты это организуешь?

– Я просто подожду. – Пожимаю я плечами. – Девочка сейчас сто процентов побежит к подружкам хвастаться успехом. Я просто окажусь в нужное время в нужном месте, чтобы вставить свое слово.

– Понятно, – она кивает, и я знаю, что в этой шатенистой голове уже крутятся мысли, как бы красиво это все организовать, – но как ты подловишь момент?

– Где было её любимое место, чтобы спрятаться на протяжении трех лет?

– На лестнице на чердак, – не задумываясь отвечает Вика и, видя мою многозначительную улыбку, тоже начинает улыбаться. – Ты серьезно думаешь?..

– Ну, я бы точно поступила так. – Просто пожимаю плечами, продолжая вполне себе невинно улыбаться.

– Тогда нам надо поторопиться, потому что классчас кончился десять минут назад.

– Тогда, по коням, – я встаю на ноги, чуть переступая, чтобы стопы в туфлях легли удобнее, и делаю уверенный шаг вперед, беря подругу за руку и сплетая пальцы.

– Ну, Валь, я даже не знаю, – неуверенно тянет девчонка, и я узнаю в ней Аню Стрельцову, девочку из десятого класса, обычная серая мышка, ничего особенного. Только родители – зажратые богатики. А, понятно откуда подружки – с нашей местной «барвихи». Ну, это многое объясняет. – Это как-то слишком жестоко. Тем более, даже втроем мы со Злобиной не справимся. И с ней же всегда Плохова ходит. А где Плохова, там всегда Паша Громов… – На имени Паштета голос девчонки чуть дрожит и понижается и появляются в нем какие-то такие, только девушками различимые, влюбленные нотки. Вика, тоже всё поняв и удивленно подняв брови, смешливо улыбается. Понятно, девочкой займется лично Плохова – за своего двоюродного братца подруга порвет.

– Анют, прекрати наводить панику, – надменно произносит единственная среди троих одиннадцатиклассница и уверенно затягивается. Вот так номер, Валечка! Решила взять девочек дешевыми понтами? Красиво. – Мы просто подождем, пока она останется одна и подойдем к ней втроем. Давно пора было показать Злобиной, где её место.

– Так может, – я делаю аккуратный шаг из-за угла, и вижу, как её коричневые зрачки расширяются от ужаса, – сейчас самое время, Валюш? – Сигарета из её тонких и несопротивляющихся губ уходит в мои пальцы, и я делаю первую тягу, отмечая говнистость сигарет. На нормальные папочка карманных денег не выделил?

Аню и другую десятиклассницу, Машу Кротову, тихую очкастую заучку, – и как только смелости-то хватило против меня пойти? – Вика уже оттеснила к другой стене, давая поговорить мне с девочкой один на один.

– Я жду ответа, Валюш. – Упираюсь ладонью в стену прямо напротив ее головы, и Валя широко распахнутыми глазами провожает её до тех пор, пока может держать в поле зрения, а потом ее взгляд перетекает на мою татуировку змеи, что тянулась по предплечью и выходила головой на шею. Девочка панически боялась смотреть мне в глаза.

– Что ж ты молчишь, солнце? – я специально говорю тихо и спокойно. Даже с легкой улыбкой, второй рукой поднося сигарету к губам и делая затяжку, выдыхая дым ей прямо в лицо. – Или ты смелая только перед подружками? – Молчание. Ну оно и понятно. – Ты же осознаешь, солнышко, что мы с тобой больше не маленькие девочки? Что фантазии у меня с третьего-то класса поприбавилось? Что теперь не будет обычных выкидываний учебников из окна и поливов головы краской? Теперь игры стали взрослее. Мы с тобой стали взрослее. – Делаю еще одну затяжку и отмечаю, что в уголках её кукольных глазок уже собираются слезы. Она боится меня до трясущихся коленок. – Мой тебе, я бы даже сказала, дружеский совет: брось глупую идею отомстить мне с помощью малолеток. Если у тебя есть ко мне какие-то претензии, то ты всегда можешь предъявить их мне. Я никогда не крысятничала за твоей спиной. И ты изволь играть открыто. А иначе, – окурок медленно приближается к её лицу, и мне даже пришлось взять ее другой рукой за плечо, чтобы, не дай боги, эта овца не рыпнулась на месте, и я реально ей что-нибудь не прижгла. Но девочка даже и не думала двигаться. Она, как запуганная мышь перед огромной змеей, боялась даже издать писк, не то, чтобы шевелиться. И, добившись нужно мне эффекта, я тушу сигарету о стену, буквально в пяти сантиметров от её милых кудрях. – А иначе может случиться что-нибудь непоправимое. Случай какой-нибудь несчастный. Я все сказала, – я отпускаю эту дуру и делаю пару шагов назад, – если тебе есть, что сказать мне, ты всегда знаешь, где меня можно найти.

Я отпускаю её плечо, делая шаг в сторону и, схватив руку Вики, переплетя пальцы, увожу подругу оттуда. Уже на повороте бросаю последний взгляд на Валю, что сползла по стене на пол и сейчас рыдала в свои колени. Десятиклашки боялись сдвинуться со своих мест. Я довольна произведенным эффектом. Очень довольна. Вряд-ли она теперь вздумает что-то делать за моей спиной. Банально испугается. О чем я и поведала подруге.

– Ты самая злая стерва, которую я когда-либо знала. – Вздыхает она, когда мы уже вышли за территорию школьного двора, чуть сильнее сжимая мои пальцы.

– Ты ничуть не лучше, – нахально усмехаюсь я, целуя её в щеку, – именно поэтому мы с тобой и дружим.

========== 2. “Да начнется война” ==========

– Красиво, Злобина, ничего не скажешь, – довольно щурится на солнце Паша, когда я захожу в курилку перед первым уроком. Вики еще нет, эта проклятая копуша придет минута в минуту со звонком на первый урок. Плохо, когда педантичность совмещается с долгими сборами. Эта одна из тех немногих Викиных черт, что меня в ней неимоверно выбешивают. Но я терплю, потому что люблю эту девушку больше жизни.

– Ты о чем? – улыбаюсь я, прикуривая от его зажигалки, что парень оперативно мне протягивает, стоит сигарете лечь между моих губ. – Обо мне? Да, сегодняя необычайно прекрасна.

– Тут не поспоришь, – он бегло оглядывает короткий черный топ, лосины, кожанку и зализанные назад волосы, но возвращается все равно к глазам с длинными, острыми стрелками. – Только я сейчас о Валечке. Бедная девочка даже в школу не хотела сегодня идти. Только подружки заставили намотать сопельки на маленький кулачок и доказать тебе, что она тебя не боится.

– Слушай, Паш, мне вот всегда было интересно, а откуда ты дохуя всего знаешь? Всегда всё и обо всех. – Он лишь улыбается, но на вопрос не отвечает, более того, начинает болтать о какой-то отвлеченной фигне, давая понять, что от него я не добьюсь ничего дельного.

Паштет в моей жизни был одной из ключевых фигур. Человек, отношения с которым нельзя назвать ни хорошими, ни плохими, только вот с самого первого класса, в любой ситуации, когда мне было нужно, Паша оказывался за моей спиной, и делал всё, чтобы я оказывалась в выигрыше. Зачем это нужно ему ни Вика, ни уж тем более я понять не могли. Просто воспринимали как факт: Паша – человек, который вытащит меня из самой глубокой жопы, ничего не попросив в замен.

Помню даже, когда в шестнадцать, когда я напилась в свой самый первый раз, а значит была в неописуемое говнище, именно Паша забирал меня с той квартиры, на руках нес до такси и забрал к себе, прекрасно зная, каких пиздюлей я получу, если в таком виде появлюсь дома.

Его родители как раз были на несколько дней за городом, так что квартира была в его полном распоряжении. Полночи парень держал мне волосы, пока я безвольно свисала над унитазом, поил водой, чтобы промыть желудок, потому засунул в ванну, переодевал, а остаток ночи заботливо гладил по волосам и слушал мой пьяный и слезливый бред на тему Антона и того, какое я ничтожное дерьмо.

Дикий он человек, этот Громов.

– Никогда не понимала, как ты успеваешь прийти на урок за секунду до звонка. – Говорю я Вике, когда она, чуть запыхавшаяся, но все равно потрясающе выглядящая даже в своей полноте и родимых пятнах, падает на стул рядом со мной.

– Навык, детка. – Улыбается подруга, переплетая под партой наши пальцы. Повезло, что я правша, а она – левша. Даже на уроках мы держим такой контакт.

– Но зря ты, Михайловна, сто процентов, как всегда опоздает минут на десять.

– Ничего страшного, зато я вовремя. Блин, – девушка раздосадовано смотрит на испачканный в пыли рюкзак и умоляюще смотрит на меня: – Руди, принеси тряпку, ради святого всего!

Я лишь закатываю глаза, но поднимаюсь со своего места и направляюсь в конец класса, где все такие уборочные принадлежности и лежали.

Мой путь проходил мимо парты Антона и Вали, и, когда я подошла ближе, девушка начала специально невзначай так двигать небольшую стопку учебников к краю.

Когда я прохожу мимо, за моей спиной раздается адский грохот, но я не обращаю на него никакого внимания, я даже не вздрогнула. Я беру чистую тряпку и иду к Вике.

– Руди, – слышу голос Антона, когда сажусь рядом с подругой и передаю ей тряпку. Оборачиваюсь к своему солнцу с радостной улыбкой, но удержать её удается с трудом, потому что я вижу недовольство и даже презрение на его лице. – Ты не хочешь поднять учебники Вали? – Широко раскрыв глаза, недоуменно смотрю на него – с какого хера я должна поднимать учебники, которые она и скинула? А больше я ничего сделать не должна? – Слушай, Рудислав, мы не в первом классе, чтобы ты подобным образом задирала окружающих. Подними, пожалуйста, учебники и извинись. Прошу пока по-хорошему.

Я смотрю на него и ушам и глазам своим просто не верю. Верить не хочу. Мое солнце говорит мне подобное? Моя любовь упрекает меня в том, чего я не делала еще и извиниться просит? Кажется, я забыла, как дышать от испуга и злости.

Весь класс будто замер, наблюдая за тем, как меня сейчас буквально втаптывали в грязь. Вика молча и тяжело сжимала мою руку под партой. Поэтому мы всегда переплетаем пальцы – так мы в любую секунду могли понять настроение друг другу. И сейчас, даже без рук, я точно знала, что Вика сейчас встанет и разъебет всех.

Но тут мой взгляд цепляется за Валю. Эту принцессочку в сиреневом платьице с огромными каштановыми кудрями, которая обиженно опустила голову, прикрываясь волосами. Но я-то видела! Я-то видела эту злобную улыбку ребенка, у которого прошла шалость.

Пошла ва-банк?

Хорошо. Значит, я тоже иду ва-банк.

– Как скажешь, родной. – Мило улыбаюсь ему, поднимаясь с места, не смотря на Вику, которая не хотела меня отпускать.

Лишь по наглой ухмылочке Паши, который качался на стуле и, казалось, совсем не замечал того адского напряжения, из-за которого остальные пятнадцать человек будто языки проглотили, я понимала, что он знает правду и он на моей стороне. Не смотря на друга. Паша всегда на моей стороне. – Я с радостью это сделаю. – Я подхожу ближе, наклоняюсь за учебниками и, сдув упавшую на лицо прядь, улыбаюсь самой своей доброжелательной улыбкой. – Прости, Валюш, я не специально. – А потом учебники, три какие-то книги, я даже не всматривалась, летят над их головами прямо в окно. – А вот теперь специально. – И, угрожающе улыбнувшись девчонке, от чего она вся сжалась под моим взглядом, вернулась к Вике.

Ты решила бить по самому больному, маленькая сучка? Ну давай потягаемся в коварстве, мразь. На твоей стороне Антон и заведомо чистая репутация, а за моими плечами две главные мрази школы в лице Вики и Паши и одиннадцать лет проблем и препятствий в хорошую жизнь. Посмотрим, кто кого.

– Злобина, это уже ни в какие рамки! – Антон зол настолько, что подскакивает с места роняя стул на пол. – Ты понимаешь, что эти учебники денег стоят?

– Мое время и внимание тоже. – Безразлично бросаю через плечо, поворачиваясь к Вике. Знал бы ты, Антоша, как мне сложно быть такой мразью перед тобой и в твоих глазах.

– Ты ведешь себя как последняя мразь! – Бросает он последний камень в меня. И бьет этот камень куда надо. Конкретно и обстоятельно. Настолько, что я не могу удержать слез обиды.

– Единственный, кто ведет себя тут как мразь, Антох, так это ты. – Паша. Снова Паша. Приходит тогда, когда нужен, и делает все, что от него нужно. – Злобина, пошли покурим.

– Когда ты перестанешь ему позволять вытирать об себя ноги, Злобина? – Раздосадовано выдыхает парень, делая первую затяжку.

Я даже ответить не могу, я загибаюсь от душащих меня слез, и ничего с этим сделать не могу.

Эти блядские слезы обиды просто катятся из глаз, размазываю тушь и так старательно нарисованные стрелки.

– Злобина-Злобина, – тяжело вздыхает Паша, закидывая руку мне на плечо и утыкая меня носом в свою шею, пряча в своих объятьях. – Ты заметила, что последние годы ты только из-за Воинова и ревешь? Может, пора забыть и забить?

– Кого? – шмыгаю я носом даже не думая отстраняться. – Его? Её? Или, может быть, всю их родню? Ты только направление дай.

– Всегда обожал твой безудержный оптимизм, Злобина, – он прижал меня чуть крепче, а потом продолжил курить, рассуждая на тему мирового баланса добра и зла, об эстетике прекрасного и Вике, которая любила в детстве есть лепестки цветов, думая, что от этого пройдут её прекрасные родимые пятна.

– Паш, а может, ну его всё нахуй? – Спрашиваю, наконец отстраняясь и доставая из сумки сигареты. – Нахуй его, Валю эту ссаную, все эти проблемы с ними? Пусть делают, что хотят, а? Мне уже все равно. Правда. В этот раз, Паш, правда всё равно.

– Это первая твоя здравая мысль за… – он показательно задумался, чем вызвал мой искренний смех, услышав который, сам мимолетом улыбнулся. – … последние лет шесть.

– Издеваешься?

– Конечно, – он снова улыбается, выбивая из пачки новую сигарету. Как можно столько курить? – Че с работой там?

– Да нормально, – заправляю за ухо прядь волос, стесняясь обсуждать это даже с Пашей. – Дети нормальные. Персонал тоже неплохой.

– Я рад за тебя, Злобина. Правда рад. – Он продолжает так же солнечно улыбаться, радуя меня своими милыми ямочками на щеках, а потом переводит взгляд за мою спину, туда, где находился вход в наш уютный закуток, и его взгляд резко мрачнеет, и я, видя такую реакцию и даже не зная, что там, натягиваю на лицо самую сучью улыбку, продолжая спокойно затягиваться. Паштет видит мое внутреннее спокойствие, говорящее о том, что любому, кто сейчас решит до меня доебаться, прилетит в ответочку, очень сильно прилетит, и напрягается еще сильнее. – Злобина, только не глупи, ради Христа.

– А бога нет, Паш, – нагло усмехаюсь я, наконец-то поворачиваясь ко входу. – Привет, Миш, как дела?

– Явно лучше, чем у тебя, Злобина, – хмуро бросает он, присаживаясь на соседнюю лавку. Его парни остаются стоять в стороне, пристально наблюдая за нами. Интересно, что ему понадобилось от меня, что он приехал аж с другого конца города. – Ты догадываешься, почему я здесь?

– Едва-ли, – продолжаю улыбаться, чем явно напрягаю всех вокруг. Отец учил меня всегда улыбаться. Не смотря ни на что. – Но что-то мне подсказывает, что это из-за твоей сестренки, которую я, к слову, и пальцем не трогала. Я помню уговор.

– То есть, по-твоему, синяки под глазами и разбитая губа – и пальцем не трогала? – он хмурит брови и сцепляет пальцы в замок, показывая, насколько серьезно настроен.

Вместо каких-либо оправданий я просто показываю ему средний палец правой, ведущей руки.

Туман напряжения, кажется, окутал нас всех, и Паша, рвано выдохнув, схватил меня за свободную руку, начиная тянуть вперед.

Все ожидали драки. Даже кенты Миши напряглись и подались чуть вперед, готовясь грудью защищать своего главного.

Но Миша молчал. Молчал и напряженно рассматривал мои костяшки, а потом, нахмурив свои густые черные брови, легко поднялся на ноги.

– Я тебя услышал, Злобина. – Бросил он через плечо, направляясь прочь с моей территории.

– С тебя должок, Миш. Такие наезды без следа не проходят. – Весело бросаю ему в след, доставая из пачки очередную сигарету. На свои слова я получаю лишь невнятный, приглушенный расстоянием рык. Ну конечно он злится. Так знатно объебаться передо мной еще и в должниках остаться. Это надо постараться. Или просто иметь глупышку Диану в родственницах.

– Злобина, блядь! – Выдыхает Паштет, о котором я уже забыла. – Это что сейчас, блядь, было?

– О, – весело рассмеялась я, – на этой земле есть что-то, чего ты не знаешь! Круто!

– Без шуток, блядь! Ты знаешь, кому ты средний палец показала?

– Знаю, Мише Медведю, с которым росла на одном районе. Собственно, я знаю это даже лучше тебя. Меня забавляет другое. Валюша, походу, в край ебнулась на плане мести, раз избивает своих же подружек.

– Объясни. – Холодно бросает он, тоже закуривая. Это какая сигарета? Уже пятая?

– Миша прекрасно знает, что правая рука у меня – ведущая, плюс по малолетству им же случайно сломанная. Я никогда долго не бью правой, потому что от ударов на ней костяшки из суставов выпадают. Плюс, у Дианы брекеты. Если бы я била туда, куда говорит Миша, я бы сто процентов поцарапала бы руки о металл. А они у меня чистенькие, свеженькие и целые. Даже с маникюром. Объебался он, конечно, знатно.

– Ты реально думаешь, что Валя могла пойти на такое?

– Я тебе больше скажу: она пошла. Зато теперь, – улыбаюсь хищно и зло, от чего взгляд парня напротив чуть темнеет, – у меня появился личный доносчик. С которым я могу делать что угодно. Которого не трогала только по договоренности с Мишей. Обожаю, когда мне так страшно везет.

Облегчение приходит очень неожиданно. Просто какой-то странный груз спадает с плеч, и становится так легко, что хочется смеяться во весь голос, но я сдерживаю себя, понимая, что таким поведением только сильнее напугаю и так нервного Пашу.

Но понимание, что сейчас ситуация изменилась, причем очень круто и в мою сторону никак не хотело отпускать, поэтому я улыбалась. Улыбалась пятиклашкам, пока шла по коридорам школы, улыбалась одноклассникам, когда вернулась на урок, улыбалась даже Антону. А озабоченная моим настроением Вика так вообще явно заподозрила какое-то психическое расстройство, когда увидела меня, но спокойный вид Паштета действовал успокаивающе и на нее, поэтому подруга спешит сплести со мной пальцы, чуть сжимая ладонь, и я широко и радостно улыбаюсь ей в ответ.

Диана, моя одноклассница, которую я вчера неоднократно видела в компашке Вали, слегка зареванная, в полной истерике и с синим, слегка кровоточащим лицом нашлась в нашем классном кабинете. Сегодня была её очередь дежурить, поэтому найти девочку не составило никакого труда.

– Привет, Диан.

Она шуганулась в сторону от меня, стараясь отойти как можно дальше, когда я вошла в кабинет и села за учительский стол.

– Успокойся, – вполне мирно улыбнулась ей, отодвигая от края тетрадки и кладя туда свою сумку, сразу же начиная непринужденно рыться в ней в поисках салфеток. Видимо, из-за неудачного плана Валя снова выместила свою злость на ней, потому что синяков как на лице, так и на теле, что открывала майка, прибавилось. – Я пришла просто поговорить, вполне мирно. Держи салфетки, у тебя нос и губа кровоточат. – Рука зависла в воздухе, а девчонка смотрела на меня как на невидаль невиданную, а на салфетки в моих руках вообще как на змею ядовитую. – Диана, а я тебе серьезно говорю: успокойся, возьми салфетки и вытри кровь с лица, ибо на тебя даже смотреть жалко. – Она опасливо протягивает руку и словно дикий запуганный зверёк вырывает у меня из рук упаковку. – Надеюсь, хоть эти следы не свалите с подружками на меня? А-то Миша будет в вечных должниках ходить. – Я чуть усмехаюсь, а девчонка, вздрогнув при упоминании имени брата, опасливо косится на меня.

– Извини.

– Ой, солнце, не передо мной тебе надо извиняться, а перед Мишей, потому что из-за тебя он, не скажу, что влез в неприятности, но проблем себе приобрел. В чьей вообще голове родился столь гениальный план: отрихтовать тебе мордашку и свалить на меня?

– Валя. – На уровне слышимости произносит она и прячет лицо в распущенных волосах. Так, так дело не пойдет. Если она и дальше будет так жаться, конструктивного диалога хуй выйдет.

– Значит так, – девочка испуганно вздрагивает, и я еле сдерживаюсь, чтобы раздраженно не закатить глаза – только сильнее испугаю дурочку. На самом деле, никаких негативных чувств я к ней не испытываю. Даже какую-то больную симпатию, как к маленьким несмышленым детям. С ними можно делать что угодно, а они от всего кайф ловят. Так вот теперь нужно как-то втянуть в этот кайф Диану. – Сядь, выдохни и говори нормально. Я пришла просто поговорить. Не избивать тебя, унижать, убивать и так далее. Просто поговорить и даже сделать предложение. – Так, она села. Лед тронулся. Но в глазах все равно плескалось недоверие. Ёбанная сучья репутация! – Диан, давай так. Сначала я объясняю тебе свою политику, делаю предложение, а потом ты даешь мне свой ответ. Желательно положительный. Но и за отрицательный тебе ничего не будет. Договорились?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю