Текст книги "Россия и Европа глазами Орудж-бека Баята — Дон Жуана Персидского"

Автор книги: Баят Орудж-бек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава десятая,

в которой речь идет о прибытии туркманов в лагерь царя и о бедствиях, вызванных их появлением

Как мы уже объясняли, страна туркманов не является ни провинцией Персидской империи, ни названием какого-либо города, поэтому мы и не говорили о ней как о провинции (отмеченных в главе II первой книги). Но они образуют народность очень большого значения среди прочих национальностей Персидского царства, так как они наиболее доблестный народ и довольно многочисленны. Их взгляды и действия зачастую привлекают огромное внимание – так было при потере Тебриза, где их отказ в помощи стал главной причиной падения этого города. Это случилось из-за их любви и уважения к командующему, Амир-хану, который был, как они считали, несправедливо предан смерти. В тот момент, о котором мы сейчас говорим, шах пребывал еще в огромной досаде по поводу их прошлого предательства в тот критический период, но старался забыть, надеясь, что они могли бы верно служить ему, так как их помощь и поддержка были очень важны для него в попытке выбить турок из крепости в Тебризе. Следует также помнить, что туркманы поселились в большом количестве на всех землях вокруг Тебриза, так же, как в Испании мавры селятся во всех областях, прилегающих к Орану в Африке.

В тот момент дела обстояли так, как уже говорилось в предыдущей главе: турки надежно закрепились в крепости в Тебризе, и у нас было мало надежды изгнать их оттуда; неожиданно 40 тысяч туркманов собрались под ружье, подошли и встали лагерем на расстоянии половины лье от Тебриза. Ими командовали два военачальника – Мухаммед-хан и Халифе-хан, и их прибытие поначалу чрезвычайно обнадежило шаха. Для осажденных турок, напротив, их прибытие было серьезным ударом, так как это была значительная поддержка для осаждавшей их царской армии. Поэтому турки, без отлагательств, пришли к заключению, что будет разумно составить петицию о переговорах, и они отправили посла к царю Мухаммеду Худабенде и принцу Хамзе, обещая им, что они, турки, теперь покинут крепость, если им позволят с их знаменами и военными барабанами свободно пройти к форту Суфиян. Переговоры завершались, обещая выгоды для персов, но тут сказалось вероломство туркманов, и теперь будет объяснено то, что произошло.

Среди туркманов, как и многих других полунезависимых народов, являющихся подданными персидского трона, существует старый обычай, по которому сын шаха является номинальным правителем и вождем. В это время они еще несли в сердце гнев по случаю убийства, как было рассказано выше, их любимого Амир-хана. Теперь их тайным намерением было восстать и попытаться выкрасть одиннадцатилетнего юношу Тахмасиба-мирзу, самого младшего сына шаха, который находился в это время при нем в лагере около Тебриза. Чтобы лучше замаскировать свои предательские цели, туркманы публично заявили, что только чувство благородного патриотизма заставило их прийти и предложить свою помощь царю и что вся их недоброжелательность забыта и отвергнута. Однако в ночь их прибытия в лагерь, после того, как шах удовлетворил полностью их требования, триста вооруженных туркманов, самых необузданных и безответственных, под предводительством Сакали-султана [237]237
  Во главе мятежа были правитель Кашана Мухаммед-хан Туркман и правитель Хамадана Вели-хан Текели. К ним присоединился также правитель Фарса Уммет-хан Зулькадар. Кто имеется в виду под Сакали-султаном, установить не удалось.


[Закрыть]ворвались в царскую ставку в то время, когда часовые спали. Они предварительно взяли верх над главной армейской охраной, расположенной в Тебризе, так как незаметно сняли фонари караульных постов, которые фактически то же, что здесь, в Испании, имя святого, являющееся ночным паролем, который следует знать, – и похитители беспрепятственно проникли в царские покои. Здесь они перебили большинство солдат и дежурных привратников и захватили в свои руки принца Тахмасиба, которому они дали много обещаний, и ребенок, казалось, понял их и не стал кричать. Затем, вынеся его из дворца и города, они отправились в свой лагерь, сопровождаемые заговорщиками, бывшими среди личных служителей молодого принца.

Похитители во время нападения на царскую ставку потеряли около пятидесяти человек. Туркманские вожди Мухаммед-хан и Халифе-хан радостно приняли пленного принца. Тотчас весь состав племени получил приказ выступить в поход на Казвин в боевом строю, с тем чтобы быть готовым отразить любую атаку. Большое замешательство охватило царскую ставку и лагерь, а также город Тебриз; со всех сторон призывали к оружию. Турецкий гарнизон крепости, также охваченный тревогой, полагая, что пробил их последний час, приготовился к худшему. Некоторые предлагали убить своего пашу и в знак примирения выслать его голову царю Мухаммеду Худабенде. Но через некоторое время все утихло – люди снова воспряли духом, а потом выяснилось, что юный принц похищен. Туркманы беспрепятственно достигли Казвина и овладели царской столицей. Казвин был разграблен, осквернен, дома были полностью уничтожены. Я сам свидетель их дурных дел, так как большой ущерб был причинен дому моего отца, владельцем которого я уже стал по наследству. Затем туркманы объявили принца Тахмасиба царем Персии, но при этом заставляли его исполнять их волю. Они созвали государственный совет, взявший на себя власть. Придворные царя и законослужители были изгнаны из города, изданы указы, терроризировавшие граждан. Невежественный люд страны, будучи неверно уведомлен обо всех делах, не отважился на возражение или сопротивление их действиям. Туркманы даже осмелились на выпуск новых денег (который всегда был прерогативой царства), и старые монеты были заново отчеканены с измененным гербом и титулом на лицевой стороне.

И все это происходило на расстоянии лишь ста тридцати лье от царского двора. Никогда раньше я не слыхал, чтобы самые мятежные подданные творили такие действия против своего законного государя и принца, какие делали эти люди, и все оставалось без изменения, так как из-за продолжительных и обильных дождей и снега туркманы смогли спокойно перезимовать в Казвине, где они по своему усмотрению назначали или увольняли государственных чиновников. Наконец, когда наступила весна, принц Хамза, с нетерпением дожидавшийся конца сезона дождей и снега, с одной стороны, видя, что турки удерживают свою крепость в Тебризе, а с другой – ежедневно получая вести о дерзком поведении туркманов, теперь, с наступлением марта, получил разрешение отца и одобрение своего плана на выступление против мятежников, и мы двинулись в путь с 14 тысячами всадников во главе с принцем. Мне оказали честь, поручив командовать одним из эскадронов. Шах Мухаммед Худабенде остался в Тебризе с 50 тысячами пехоты и кавалерии, с помощниками по командованию Токмаком-ханом Кашлу [238]238
  Токмак-хан Кашлу– это Мухаммеди-хан Тохмак Устаджлу, правитель Чухурсаада (окрестности Еревана).


[Закрыть]и Имам-кули-ханом Каджаром. Принц Хамза достиг Султанийе, отстоящей лишь на тридцать лье от Казвина, и здесь мы остановились; подкрепились и люди, и кони, так как эта местность очень плодородная.

Здесь к нам примкнул Джафаркули-хан со своими тремя братьями: Неджеф-султаном, Шихали-султаном и Бедел-султаном во главе с 12 000 конных и пеших воинов, пришедших оказать помощь принцу. Все они были из племени Баят, из моего рода, который считается самой благородной крови в Персии. Их приход к нам для меня был очень приятным, потому что эти четверо командиров фактически являлись моими троюродными братьями. Как только туркманы услышали о подходе Джафаркули-хана с тремя братьями, они направили к ним посла с предложением присоединиться к их мятежу и признать шахом принца Тахмасиба. Четыре Баятских хана, оставаясь лояльными подданными своего принца, не произнесли ни слова, но только отдали приказ, чтобы посла бросили головой вниз в соседнее болото, откуда он едва выбрался полуживым и, вернувшись в Казвин, доставил туркманам ответ Баятских придворных. Также в это время, а может двумя-тремя днями позже, к принцу присоединился Девлахар-хан с 10 тысячами конницы и пехоты, и все они были опытными в военном деле и принадлежали к клану по имени Curthasi Amanzir, пользовавшемуся глубоким уважением во всей Персии.

Оказавшись во главе армии с 40 тысячами конных и пехоты, прибывших из преданных ему разных провинций, принц решил двигаться прямо на Казвин, хотя ему и сообщили, что туркманы получили подкрепление в 10 тысяч человек. Вслед за тем мы выступили в поход, и в первую же ночь, когда разбили лагерь, было получено известие, что из Казвина выступили 20 тысяч туркманов для внезапного ночного нападения на нас. Мы стояли при оружии и ждали, готовые вскочить в седло по первому зову, но, выяснив, что мы знаем об их приближении, они дали отбой. Правда, к рассвету они предприняли неудачную атаку, но с подходом наших главных сил туркманы внезапно исчезли из виду. На следующий день, в пятницу, на заре, по нашему обычаю, они направили к нам вестников с приглашением на битву. Мы приняли их вызов, и был дан сигнал к атаке, в которой вначале мы не имели превосходства. Однако в конце счастье сопутствовало нам и была одержана победа, удачному исходу которой немало способствовал случай, о котором я сейчас расскажу. Один из служителей Халифе-хана, туркманского вождя, нес за плечами мушкет и бежал впереди своего хозяина, как вдруг без прикосновения его руки к оружию оно выстрелило и случайно убило Халифе-хана. А несколько ранее на глазах туркманских вождей наши люди сразили Али Пагмана, храбрейшего командира, с которым враг связывал свои главные надежды на успех.

Эти две потери привели туркманов в полное расстройство, и они, повернув к нам спины, бежали, а принц преследовал их. Победа была полная, убито около 8 тысяч, много предводителей обезглавлено, а среди них Сакали-султан, брат уже многократно упомянутого вождя Амир-хана. Было захвачено более 3 тысяч пленных, и юный принц Тахмасиб-мирза был доставлен к своему брату, отправившему его как пленника в крепость Аламут [239]239
  Аламут– крепость к северо-западу от Казвина, где находилась штаб-квартира ассасинов.


[Закрыть]. Потом, после победы, принц Хамза мирно овладел Казвином, бывшей столицей туркманов, а теперь ставшей его столицей. Думаю, что читатель этой книги может потребовать объяснения того, как случилось, что Казвин, самый важный город Персии, так легко переходил из рук в руки врагов и друзей. Ему, моему читателю, я бы ответил испанской пословицей: «Наихудший вор тот, кто внутри дома». Огромное население Казвина, как и всякой столицы во всех странах, состояло из разных народов, и туркманские соплеменники всегда имели среди них своих друзей и родственников. Поэтому было столько же рук, которые распахнули бы перед ними городские ворота, сколько и тех, кто мог бы их закрыть. Этим также объясняется то, почему невозможно сохранить секрет двора одного принца от людей при дворе соседнего принца, ибо выходные ворота в городской стене столицы любого государства должны оставаться незапертыми, как в рассказе о ножовщике, горло которого было перерезано лезвием ножа, изготовленного им же самим. Нет необходимости излишне говорить о подобных делах, ибо войны в Персии намного отличаются от нашего представления о них в Испании, и все эти вещи не свойственны политике западных стран.

Вернемся поэтому к нашему рассказу. Принц Хамза, восстановив свое правление в Казвине и подвергнув наказанию тех жителей, кто участвовал в восстании, после двухмесячного пребывания вернулся в Тебриз, где он оставил шаха, своего отца. Мы нашли его все еще надзирающим за осадой турок в крепости, но, примкнув к нему, как можно легко понять, мы не имели даже часового отдыха от недавних военных дел. Наступала весенняя пора и с ней прекрасная погода, но она не принесла нам ни облегчения, ни удачи, так как вскоре после этого туркам на помощь подошла новая армия, которая, не встретив с нашей стороны отпора, вошла в крепость численностью, как говорили, свыше 200 тысяч человек. Командирами были Синан-паша (иначе известный как Чигала) и Фархад-паша, но главное командование было в руках Чигалы. К этому времени для шаха Мухаммеда Худабенде и его сына Хамза-мирзы стало очевидно, что в ближайшем будущем будет невозможно удержать городские кварталы Тебриза против огромного войска турок, и поэтому они решили, не откладывая, разрушить городские укрепления, эвакуировать все гражданское население со всем движимым имуществом в соседние безопасные местности. Затем персы снялись с лагеря, и армия выступила на север, к Гяндже (в Карабахе); в свите шаха был младший из его сыновей Абу Талиб-мирза. Когда мы достигли Гянджи, получили вести о том, что турецкая армия заняла Тебриз, что они разрушили все городские кварталы, оставив нетронутой только крепость, а городские стены были ими восстановлены.

Во время пребывания в Гяндже принц Хамза позаботился об опекунстве двух своих сыновей, родившихся от разных матерей. Это было сделано словно бы в предвидении печальных событий, которые скоро и произошли. Оба его сына были еще в очень нежном возрасте, их звали – Исмаил-мирза-султан и Хейдар-мирза. Их опекунами были назначены Исми-хан Шамлу и Аликули-хан [240]240
  « Исми-хан Шамлу и Аликули-хан» должны быть соответственно Исмаилкули-ханом Шамлу и Аликули-ханом Устаджлу.


[Закрыть]. Во время стоянки в Гяндже Имамкули-хан Каджар прибыл во главе большого отряда, значительно пополнившего шахскую армию под верховным командованием принца Хамзы. Даже с таким пополнением принц счел неблагоразумным предпринимать дальнейшие действия против турецких сил в Тебризе. Отсюда было решено вернуться в Казвин, и вся персидская армия, конвоируя шахскую особу, совместно с двором, выступила из Гянджи. Наступила зима с дождем и снегом, и после дневного перехода мы остановились в местности в трех лье от Гянджи, в палатках, шатрах. Из-за плохой погоды мы прошли немного. Во время этой стоянки произошел тот ужасный случай, подробности которого будут изложены в следующей главе.

Глава одиннадцатая,

о несчастной смерти принца Хамзы и многих других последовавших событиях

Турецкая армия, как мы узнали потом, оставила Тебриз (усилив гарнизон) лишь после того, как причинила городу страшные разрушения, так что не осталось ни одного целого дома, и трудно было судить, был ли здесь когда-либо город: не осталось ничего, кроме воспоминания о его былом величии. Турецкая армия теперь направилась на север, в Грузию. Случись им вторгнуться в район Казвина и Исфахана, судя по их настоящему вторжению в Грузию, и Персия оказалась бы в крайне тяжелом положении. Но, к счастью, фортуна никогда не благоволит только одной стороне; судьба переменилась, и, в конце концов, мы добились своего.

Бедственное событие (то есть убийство принца Хамзы, упоминание о котором было сделано в конце предыдущей главы, было осуществлено следующим образом. Недаром говорят: кто надеется на помощь другого, может остаться ни с чем, а принцы менее всех. Хотя счастливая судьба сделала их богатыми, но они вынуждены зависеть от чужих услуг, и это большое несчастье. Некоторые думают, что очень хорошо быть всегда объектом забот других; я считаю, что самое большое бедствие – быть принужденным зависеть не от себя, а от слуг. Исми-хан из клана Шамлу, как отмечено в предыдущей главе, стал опекуном и правителем при юном принце Исмаиле-мирзе-султане, старшем сыне принца Хамзы и, следовательно, втором законном наследнике в государстве. И Исми-хан был в смятении от высоты своего положения и почетности своей должности. Ему казалось, и не без основания, что его новая должность может выдвинуть его еще выше, ибо, будучи опекуном законного наследника, он мог бы стать первым министром будущего царя, – эти должности близки, и тогда в его руках окажется власть над всей Западной Азией. Насколько я мог выяснить, в заговоре участвовали четырнадцать ханов и знатных лиц и близких родственников Исми-хана во главе с ним самим. Их целью было осуществить убийство принца Хамзы руками некоего Худаверди Даллака. Персидское слово «даллак» в испанском языке означает «цирюльник».

Итак, Худаверди [241]241
  Худаверди был армянином из Хоя. Хамза-мирза был зарезан во сне во время стоянки у речки Кыркчай около гробницы Низами Гянджеви 10 декабря 1586 г.


[Закрыть]был цирюльником царя, что вроде нашего камердинера, и пользовался его особым расположением. Цирюльник владел списком с именами всех заговорщиков. Это вселило в него сознание важности своей роли в заговоре, и он решился на убийство принца в ту же ночь во время стоянки. Цирюльник спал в прихожей шатра принца и, считая глубокую ночь наиболее подходящей для осуществления своего замысла, после окончания вечерней попойки в царском шатре он незамеченным вошел в покои принца и перерезал ему горло со всем своим искусством цирюльника. Потом, когда он вышел из шатра, охранники его спросили, что ему понадобилось в столь поздний час. Он отвечал, что его высочество принц поручил ему исполнить одно дело, и, таким образом, ушел в безопасное место под защиту Исми-хана, главаря заговорщиков. В то время как цирюльник заметал следы, старый царь Мухаммед Худабенде стал громко звать, на что откликнулся начальник стражи. Тогда-то было выяснено, что принц убит, и эта весть быстро распространилась и вызвала беспорядки в армии и выкрики, что все потеряно.

И в самом деле так могло случиться, если бы Аликули-хан и Исми-хан, два соперника и наиболее могущественные сановники государства, поссорились и армия разделилась бы между ними; это едва не произошло, когда Аликули-хан, узнав о смерти принца, получил известие, что убийца нашел убежище у Исми-хана, прося его защиты. Старый царь, однако, пытался унять беспорядки, так как опасался, как бы турки, узнав о происшедшем, не двинулись бы вглубь страны и не поступили бы с ними так же, как в Тебризе, доведя государство до гибели. Так как вернуть принца к жизни было уже невозможно, его отцу не оставалось ничего, как проклинать свою несчастную судьбу и примириться с тем, чего избежать нельзя. Он сразу приказал найти и доставить к нему цирюльника, который должен был показать царю лист с именами заговорщиков и которому следовало бы донести на себя самого, но Исми-хан тут же ударил цирюльника кинжалом в рот – явное доказательство того, кто был настоящим предателем. Дело было замято, никто не привлекался к суду, кроме того несчастного цирюльника, которого царь приказал сжечь живым. Как только волнение среди войска улеглось, оно двинулось в город Ардебиль, неся тело убитого принца, ибо в этом городе погребены все принцы-суфи, а именно: в мавзолее первого великого суфи, шаха Исмаила I, который известен как шейх-суфи, что означает то же самое, что святой суфи [242]242
  Здесь Орудж-бек неправ. Мавзолей шейха Сефи был основан шейхом Садр ад-Дином; в нем захоронены почти все члены Сефевидской династии. Он стал святилищем всех шиитов в XVI–XVII вв.


[Закрыть]. Его могила находится в мечети, являющейся святилищем для всей страны, и ежедневно здесь более тысячи бедных людей получают пищу и милостыню за счет царя. Город Ардебиль находился на расстоянии около ста лье от нашей стоянки, где был убит принц. Для исполнения царской церемонии погребения мы двигались очень медленно из-за крайней усталости наших солдат. Наконец мы добрались до Ардебиля и там совершили похоронные обряды, после чего армия сразу выступила в Казвин.

Не успел старый царь обосноваться в своей столице Казвине и прийти в себя от навалившихся на него невзгод и забот, как поступила весть, что Али-хан, сын Мухаммед-хана Туркмана, приступом овладел городом Кашан, где совершил разные дурные дела. Туркманские соплеменники, которых он собрал из всех частей страны, грабили жителей того города и окружающих деревень. Итак, хотя мы со старым царем все еще скорбели о принце, но вынуждены были без надлежащей подготовки двинуться на борьбу с ними, и наш поход против туркманов окончился безрезультатно. Положение во всей Персии пришло в полное расстройство. Не было царя, перед которым сановники испытывали бы благоговение. Многие провинции открыто восстали, и едва одна область приводилась в подчинение, как в другой поднимался мятеж. Не успели мы вернуться из Кашана, как должны были направиться в Исфаган, где грузинский изменник возглавил восстание, но и здесь нам не многое удалось: мятежников было больше, чем нас, и нам дали отпор. Словом, никто из ханов, знати, командиров войска не подчинялся старому царю; здесь уместно привести строки известной кастильской баллады:

 
Хорош только тот мавр,
который использует свое копье
против своего господина.
 

Когда на западе мы были тщетно заняты подавлением восстаний, стараясь вернуть провинции под контроль царской власти, на востоке, в Хорасане, также царила анархия. В Герате, как мы уже отмечали, юный принц Аббас был номинальным правителем, а вся власть в провинции в то время полностью находилась в руках Аликули-хана. В Мешхеде правителем был Муршидкули-хан, явный враг и соперник Аликули-хана, и, хотя Мешхед отстоял от Герата на 100 лье, каждый из этих людей демонстрировал свое полное пренебрежение к другому. Теперь оба двинулись, чтобы разрешить свой спор в сражении, в котором у Муршид-кули-хана было 12 тысяч всадников, а у Аликули-хана – 20 тысяч. Они так жаждали драки, что, едва увидев друг друга, тут же бросили своих людей в битву. Это была одна из самых жестоких битв, когда-либо имевших место в этих краях, и хотя по численности войск Муршидкули-хан уступал своему сопернику, но его войска были лучше дисциплинированы, что обеспечило им успех; Аликули-хан был наголову разбит, и принц Аббас оказался под властью Муршидкули-хана. Как было уже разъяснено, со смертью принца Хамзы оба его совершеннолетних сына, лишенные отца, не считались способными на наследование [трона своего деда, слепого царя]. Наследником всего царства Персии стал принц Аббас, который, как мы только что видели, находился под опекой Муршидкули-хана. Вести о смерти принца Хамзы и восстаниях в западных провинциях всего лишь недавно дошли до Хорасана, но Муршидкули-хан, одержав полную победу над Аликули-ханом и имея на своей стороне принца Аббаса, находящегося при нем в Мешхеде, полагал, что опасаться чего-либо в ближайшем будущем у него нет никаких оснований.

В Казвине ханы и знатные придворные, подавленные развалом царства, собрались на совещание и решили направить посла к принцу Аббасу, умоляя его светлость прийти к ним и обещая публичное признание его прав на царство, кроме этого, они указали, что малейшая задержка в прибытии была бы пагубной для государства, так как его отец, будучи слепым и старым, уже совершенно неспособен править и его нахождение во главе дел является помехой для нормального правления и гибельно для государства. Когда послы прибыли и изложили все откровенно перед принцем Аббасом, он, решительный в действиях, тотчас с небольшим эскортом выехал из Мешхеда в Казвин, приказав Муршид-кули-хану следовать за ним с большой армией. Как только во дворце в Казвине узнали о приближении принца Аббаса – к городским воротам вышли все жители, чтобы приветствовать его: ханы и беки, а также находящиеся при дворе командиры немедленно поспешили к дому, где остановился принц, так что едва ли хоть кто-то остался в услужении слепого старого царя. Все выразили свою преданность принцу, бывшему на заре юности, признавая его своим государем и повелителем, и поистине, как говорится, все, что ново, нравится. Было много совещаний, созванных главными придворными и ханами. Пришли к соглашению, что все должны объединиться и помочь правительству, предав забвению вражду и соперничество с тем, чтобы положить конец гражданской войне, приносящей гибель государству: уже много голов было снесено, и бесчисленны были жертвы враждующих сторон.

Итак, было решено сложить всем оружие войны, объединиться, а врагам примириться и стать друзьями. Затем группа придворных с торжественными выражениями почтения и подчинения отправилась к старому слепому царю во дворец и с двадцатью восемью его ханами и командирами, неотлучно находившимися при нем, явились к принцу, после чего старый царь обнял своего сына и вручил ему скипетр и корону империи. Потом все присутствующие признали принца своим царем и повелителем, оказывая почитание целованием его руки, и Аббас-мирза принял титул шаха – ибо «шах» по-персидски значит «царь». Новый монарх принял на службу гвардию из 12 тысяч грузинских вероотступников (ставших мусульманами) и приступил к реформам в области военной и гражданской администрации, хотя в это время ему было не более пятнадцати лет. Наконец воцарился мир, а благоразумие шаха и расположение к нему были такими, что все властители провинции выразили ему покорность, а соседние властители засвидетельствовали свое почтение.

В первый день, как было сказано выше, как только закончились церемонии присяги в верности новому монарху, шах Аббас отдал приказ, чтобы на следующий день ханы и командиры посетили его во дворце в мирном одеянии, без оружия, так как он желает посоветоваться с ними об учреждении дивана, или государственного совета, который обеспечивал бы надлежащее управление царством. На следующее утро, когда все собрались, как было велено, шах Аббас отдал тайный приказ своей грузинской гвардии закрыть все ходы и выходы на улицы, выходящие на площадь вокруг дворца. Когда ханы и командиры вошли в царское присутствие, они нашли шаха Аббаса сидящим на троне, а по правую руку от него сидел его отец, старый слепой Мухаммед Худабенде. Затем шах Аббас обратился с вопросом к собравшимся – а именно, какое наказание заслуживает тот, кто убил своего принца? Те, кто чувствовал себя более виновным, на этот вопрос ответили шепотом, в то время как те, у кого совесть была чиста, громко произнесли свой приговор: одни предлагали одно наказание, другие – более суровый приговор. В конце концов, однако, все единодушно сошлись на том, что подданный, осуществивший убийство своего принца, заслуживает смерти. Едва этот приговор был произнесен, как по знаку шаха Аббаса грузинские гвардейцы напали на присутствующих в дворцовом здании, предав смерти всех без исключения заговорщиков, после чего двадцать две головы на наконечниках копий были выставлены из окон дворца на обозрение народа; ужасное зрелище, вызывающее благоговейный страх в сердцах самых самонадеянных.

Но гнев шаха не остыл и, послав за своими двумя младшими братьями, Тахмасиб-мирзой и Абу Талиб-мирзой, он приказал тотчас ослепить их обоих, а затем отправил в заточение в хорошо укрепленную крепость Аламут. Примерно в то же самое время прибыли выказать свою верность и поцеловать руку шаху Аббасу Али-хан Туркман и Фархад-бек, два командира, которые, как упоминалось выше, восстали (против шаха Мухаммеда Худабенде) в Кашане и Исфахане. Царь очень милостиво принял их покорность, но после этого немедленно приказал казнить обоих. Шах Аббас, чтобы покончить со всеми сомнениями в том, кто сейчас подлинный хозяин царства, убедил своего отца, старого царя, формально отречься в его пользу, и, хотя его вступление на престол и принятие власти потребовали мужества от старой знати двора, но все вопросы в столице были урегулированы, и никто не смел даже подумать восстать или противиться его воле и приказам.