Текст книги "Ангельские узы (СИ)"

Автор книги: Bauer Chrisrina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Chrisrina Bauer
Ангельские узы

АННОТАЦИЯ

Восемнадцатилетняя Майла Льюис – девушка, что любит лишь две вещи: надирать задницы и надирать задницы. Она не обычный квази-демон, получеловек, полудемон. Последние пять лет Майла живет ради дней ее сражений на Арене Чистилища. Когда души погибших выбирают испытание боем за право провести вечность на Небесах или в Преисподней, она сражаются с ней, а она еще не проигрывала.

Но когда начинается ее выпускной год в высшей школе Чистилища, аренные бои перестают быть достаточными для удержания ее внутренней энергии в узде. Когда демоны начинают себя странно вести и сам Повелитель Демонов, Армагеддон появляется в ее школе, Майла осознает, что вскоре все изменится и, похоже, не в лучшую для квази-демонов сторону. Майла начинает задавать вопросы и ответы (если она их вообще получает) ей не нравятся. Что случилось семнадцать лет назад, превратив квази в прислужников и рабов? Почему ее мама всегда столь печальна? И почему никто не может сказать кто ее отец?

Ситуация обостряется, когда она встречает Линкольна, Наследного Принца Фраксов, мега сексуального получеловека, полуангела и охотника на демонов. Но что делать квази девушке со своей влюбленностью в охотника на демонов? Хорошо, что Майла не боится нарушить пару правил. Любовь стоит того, чтобы за нее сражались и Майла готова потрясти Чистилище.

Глава первая

Прошел месяц, три дня и шесть часов с тех пор, как я получила последний «гладиаторский призыв» и сражалась на Арене. Не то чтобы я одержима этим или еще что. Ведь, конечно, я могу прокрасться и тайком посмотреть, как бьются другие, но это так скучно.

Перекатившись по своей потрёпанной кровати, кутаюсь в выцветшее одеяло и смотрю на моросящий серый дождь за окном. Понедельники – это такой отстой.

По моей спальне проносится мамин голос:

– Пора вставать! Ты же не хочешь опоздать в школу, не так ли, милая?

Я закатываю глаза. Конечно, я хочу опоздать в школу.

Приподняв голову, открываю рот, чтобы сказать это, но затем передумываю. Вместо этого, я закусываю губу, натягиваю на голову подушку и начинаю стонать. Громко.

– Хватит шуметь, юная леди! – мама шуршит бумагами на кухне. – Я получила письмо. Ты в Официальном Списке Надзора за Необоснованными Опозданиями.

Ее шаги эхом прокатываются дальше по холлу и замирают у моей двери.

– Если все останется, как было – ты будешь временно отстранена от занятий. Что ты думаешь об этом?

Я высовываю голову из-под подушки.

Мама угрожающе замирает в дверном проеме, она уперла в бедро кулаки. Мама – квази-демон, как и я, поэтому походит на милую человеческую женщину с соблазнительной фигурой, янтарной кожей, глазами цвета шоколада и каштановыми волосами, волнами ниспадающими на ее плечи. Все квази-демоны имеют хвост; у нас с мамой он охотничий, длинный с острым концом. И наибольшими различиями между нами являются морщинки в уголках глаз, легкая седина и мнение по поводу всего "опасного" для восемнадцатилетних.

Я взбиваю подушку и кладу ее под голову. Отстранение – значит, никакой школы. Может, я втихаря даже парочку матчей на Арене посмотрю. Приподнимаю брови.

– И отстранение – это плохо потому что?...

–...я сделаю все для того, чтобы оно таковым стало.

Аргх. Она сделает.

Отбрасываю одеяло.

– Встаю.

– Хорошо.

Мама уходит.

Я принимаю душ, натягиваю свитер и сонно плетусь на кухню. Вижу знакомую, покрытую накипью технику, разномастную, несочетающуюся между собой мебель, и облупившейся линолеум. Все выглядит мирно, тихо и пусто. Еще одно типичное утро понедельника перед обычным школьным днем. Ску-чно. Надо будет позже уговаривать Уолкера взять меня на Арену. Пока меня снова не призовут сражаться, это лучше, чем ничего.

В центре кухонного стола лежал толстый белый конверт. Беру его и читаю: "Для квази-демона, мисс Майлы Льюис, ряд Данте, 666, Чистилище". Облизываю палец и провожу им по округлым словам. Настоящие чернила. Мой длинный черный хвост нервно щелкает.

Нахмурившись, постукиваю нераспечатанным письмом по ладони. Никогда мне еще не присылал таких странных вещей, как это. Одним размытым движением мой хвост огибает туловище и насаживает конверт на свой стреловидный кончик, пытаясь выдернуть его из моих рук.

– Эй! – мой хвост всегда имел собственный разум и по каким-то причинам сейчас он решил, что письмо опасно. Я выдергиваю конверт и увожу из зоны его досягаемости, но до того один угол мы все же успели изрядно потрепать.

– Смотри, что ты наделал! – хвост ныряет мне за спину и виновато обвивается вокруг лодыжки.

Еще раз перечитала надпись на конверте. Ошибки нет. Я квази-демон (по большей части человек, но с толикой демонической ДНК) и я провела все восемнадцать лет своей жизни в Чистилище (где судят человеческие души и распределяют между Адом и Раем; оно же самое скучное место в истории всех времен и народов). Это письмо – как и десятки других, что появляются на нашем крыльце каждую неделю. Тогда почему же мой хвост решил предпринять миссию по его уничтожению?

Снова смотрю на слова, на уровне интуиции понимая, как их читать: "Откройте это, и ваша жизнь перевернется с ног на голову, а мысли превратятся в кашу".

Очевидно, сегодня у меня сумасшедшее утро.

Бросаю конверт-тире-часовую-бомбу в свой потертый рюкзак. Прочту позже, в школе.

На кухне появляется мама.

– Как там моя милая девочка, Майла-ла? – да, мне восемнадцать и моя мама все еще называет меня ласковым именем, придуманным, когда мне было три.

– Хорошо, – я открываю кухонный шкафчик и достаю коробку хлопьев "Франкенберри".

 Мама следит за каждым моим движение, ее лоб пересекает беспокойная складка.

– Ты хорошо спала ночью, Майла?

Ох, нет. Я знаю, что будет дальше. Расправляю плечи и мысленно настраиваю свой "Я очень-очень спокоооооойна" голос.

– Безусловно, – успех.

– Плохие сны?

– Нет, – на этот раз "спокойный" голос сработал не так хорошо.

– Хммм, – она постучала по своей щеке. – С кем-то познакомилась? Завела новых друзей?

Я стиснула зубы. Каждое утро начинается с таких вот материнских допросов. И я давно поняла, что лучше давать спокойные и лаконичные ответы.

– Нет.

– Вообще никаких друзей?

– Все та же единственная подруга с первого класса, – я поднимаю ложку, делая на этом акцент, – Сиси.

– Это хорошо,– она неуверенно улыбается. – Ты в безопасности.

Я энергично показываю ей большой палец. Сегодня марафон вопросов закончился относительно быстро; Может, мама решила опекать меня менее чрезмерно. Я приподнимаю уголки губ в усмешке.

– Больше, чем в безопасности, – рассекаю воздух, словно каратист. – Я стройная боевая Арена-машина!

И вздрогнув, замираю посреди удара. Как я могла так сглупить? Стоит мне сказать «Арена» и мама тут же теряет свой долбанный рассудок.

Пауза длится вечность, во время которой мама смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. Наконец, она отмирает. Но вместо того чтобы прыгать в истерике, она поворачивается и раскрывает кухонные шкафы в поисках кофейной кружки.

Секундочку.

Этим утром мама прервала свой допрос раньше обычного и не ударилась в панику при слове «Арена». Мои губы расползаются в еще большее широкой улыбке. Прелеееестно. В конце концов, вещи могут меняться.

Откидываясь на спинку стула, смотрю, как мама наливает кофе. Я знаю: она заходит так далеко потому, что здесь только я, она и этот серый противный одноэтажный дом. У меня нет ни братьев, ни сестер, ни прямых ответов на вопросы о моем отце: кроме того, что он дипломат, мне ничего не известно. Сложите все это и получите дотошную маму.

Или, по крайней мере, она токовой была. Я барабаню пальцами по столешнице. Уменьшение маминой чрезмерной опеки открывает для меня столько возможностей! Я могла бы смотреть больше матчей. Могла бы участвовать в большем количестве матчей. Могла бы развивать интересы в сферах помимо Арены.

Эм, возможно, с последним пунктом я погорячилась.

Мама садится на стул напротив меня, ее большие карие глаза смотрят на меня сквозь завитки, струящегося из кружки пара.

– Хочешь, подвезу тебя в школу? Я не против подождать снаружи, – уголок ее глаза дернулся, – Знаешь, на всякий случай.

Мое сердце уходит в пятки. И снова: возможно, сегодня с моей мамой все хуже, чем когда-либо.

– Э-э-э-э... – в шоке мой рот открылся так широко, что шарики Франкенберри скатываются по моему языку и падают на стол. Она действительно предложила ждать около школы весь день «на всякий случай»? Сисси рассказывала мне, что родители становятся излишне нервными в выпускном классе. Дрожь прошлась по моему позвоночнику. Моя мама плюс «излишняя нервозность» равняется невообразимому кошмару.

Я заставляю себя сделать несколько вдохов.

– Спасибо за предложение, – становится все труднее сохранять свой "спокойный голос". – Но не сегодня.

Вдруг воздух начинает потрескивать от энергии. Черная дыра семь футов высотой и четыре шириной появляется в центре кухни.

Из пустоты появляется упырь.

Машу ему рукой.

– Привет, Уолкер, – строго говоря, его зовут УКР-7, но я называю его Уолкером сколько себя помню.

– Доброе утро, – кивает Уолкер своей лысой головой. Будь он на несколько дюймов выше, моментально бы пробил своей черепушкой потолок и это он еще невысокий, по упырьским меркам. Как Уолкер и другие живые мертвецы проживают свое бессмертие с таким сумасшедшим ростом – тайна.

Уолкер откидывает назад свой низко натянутый капюшон, показывая бледную, почти бесцветную кожу и сильно выступающие кости. На его голове все та же стрижка, что и в день смерти: короткий ежик с бакенбардами и никакой бороды. Из глубоких провалов глазниц на меня смотрят большие черные глаза.

Я широко улыбаюсь. Мне нравится, что рядом именно Уолкер. Большинство упырей одержимы правилами и адски раздражают. Но Уолкер? Он мастерски обходит всякие запреты, особенно когда дело доходит до протаскивания меня на Арену. Дружить с Уолкером – все равно, что иметь милого и немного коварного старшего брата, только без пульса.

– Будь осторожна, Майла, – Уолкер поджимает свои тонкие губы. – Не так ты должна приветствовать своих повелителей. Я не возражаю, но другие упыри могут отправить тебя в лагерь на перевоспитание.

Я закатываю глаза. Чистилище – это сплошная бюрократия с провинциальным шармом и весельем, как в плохо охраняемой тюрьме. Всю работу бесплатно делают квазидемоны вроде меня (и нам не позволено называть себя "заключенными"). Упыри держат нас в узде и свято уверены, что мы – кхе, кхе – суперсчастливы им служить.

И вот я уже готова начать в миллионный раз жаловаться по поводу всего этого Уолкеру, но тут в разговор встревает мама.

– Здравствуйте, мой обожаемый повелитель! – обильной лестью она пытается компенсировать небрежное приветствие с моей стороны. – Желаете кофе без кофеина?

Мама кланяется.

Уолкер кивает; упыри любят кофе.

Мама касается одного из рукавов Уолкера и потирает ткань между пальцами.

– Немного потерто. Вы пришли за новым комплектом? – все квази обязаны нести свою службу; Мама шьет и латает одежду. Могло быть и хуже. Например, мама Сисси – упырьский проктолог.

– Нет, спасибо. – Уолкер с жадностью пожирает кофейник глазами.

Мама вручает ему полную кружку с надписью "Величайший упырь загробной жизни". Ее шоколадные глаза нервно всматриваются в его лицо. – В каком обслуживание вы нуждаетесь тогда?

Уолкер нахмурился.

– Сегодня Майла должна сражаться на Арене.

Огромная улыбка появляется на моем лице. Когда человеческие души попадают в Чистилище, им предоставляется выбор: суд присяжных или испытание боем. В зависимости от исхода они либо счастливо парят на Небесах, либо попадают в Ад. Если человек выбирает суд – это чужая головная боль. Но если он выбрал бой, – что значит: душа определенно злая – кто-то, вроде Уолкера, оказывается на кухне кого-то вроде меня, ведь я одна из нескольких десятков квазидемонов, способных надирать задницу. Буквально.

Я вскакиваю на ноги, чтобы убрать за собой тарелку.

– Вот теперь это счастливый понедельник!

Мама делает шаг назад.

– Вы призываете Малу сражаться сегодня? Вы не можете! – в поисках поддержки она опирается на столешницу. – Каждый раз, выходя на Арену, она рискует жизнью, – на ее скулах играют желваки. – Это бои насмерть.

Я подавила стон. Мама всегда так произносит слово "насмерть", словно впервые осознает, как работает система боев. Черт, я сражаюсь на Арене с двенадцати лет и не получила еще ни царапины. Похоже, этой драме не будет конца еще долгие годы.

Задыхаясь, мама тычет в календарь с оборванными листками на двери.

– Моя малышка сражалась только месяц назад. А она должна служить раз в три месяца, верно?

Я поднимаю руку.

– Это не проблема. Я совершенно не против. – она кидает на меня отчаянный взгляд.

– Знаю. – она так крепко держится за столешницу, словно хочет вытащить ту из стены. – Пожалуйста, Уолкер, скажи мне, что это ошибка.

Черных глаза Уолкера полны понимания.

– Майла должна служить сегодня. Нас захлестнула какая-то волна сражений; все бойцы перегружены матчами.

Мама смотрит на Уолкера, ее челюсть скрипит в безмолвном негодовании. Спустя пару мгновений, она прижимает ладони к лицу и низкий стон срывается с ее губ. Я хмурюсь. Этим утром она взяла новый уровень драмы.

Уолкер легкомысленно мне подмигивает. И, понимая, что это значит, я борюсь с желанием улыбнуться. Нет никакой перегрузки матчами. Должно быть, Чистилище заполучило на руки мегазлую душу, худшую из худших, и потому нуждается в своем лучшем бойце.

Они нуждаются во мне.

Мама качает головой.

– Все эти демоны и ангелы. Обещай мне держать ее подальше от всего "опасного". – она делает ударение на слове "опасного".

– Я всегда так и делаю, Камилла.

Мама выпускает из смертельного захвата край стола.

– Конечно.

Я сжимаю зубы. Мама всегда пытается защитить меня от ангелов и демонов. Я еще понимаю от демонов, но от ангелов? Бросьте!

Я застегиваю свою серую кофту.

– Пора навалять парочке злодеев. – шагнув к Уолкеру, ожидаю отправки на Арену.

 Мамина рука касается своего горла.

– Будь осторожна!

– Я всегда суперосторожна, не беспокойся об этом.

– Не опаздывай в школу!

Я натянула улыбку.

– Заметано, Мам!

Уолкер наклоняет голову.

– Отойдите, я создаю портал. – новая черная дыра появляется в центре кухни. Я заглядываю в темноту, чувствуя, как Франкенберри в моем желудке устремляются вверх для повторного появления. Использовать портал – все равно что кувыркаться в пустом пространстве, в попытке угробить желудок. Полезный совет по сохранению жизни: держите упыря за руку, иначе будете ваше падение будет вечным.

Сделав глубокий вдох, хватаю Уолкера за холодный палец так крепко, что будь у него кровоток – передавила бы. Вместе, мы шагнули в небытие и вышли уже на песчаный пол Арены. Я стараюсь выглядеть готовой-к-бою, а не готовой-блевать.

Уолкер бросает на меня сочувственный взгляд.

– Найти место, где мы сможем присесть?

– Неа, я в порядке, спасибо. – я сканирую возвышающийся под открытым небом стадион. Арена – это старые противные руины, со сколами на серых камнях и обвалившимися колоннами из песчаника. Как это место сохраняет свое вертикальное положение – тайна. Площадка для сражений – одна большая неровная глыба грязи, трибуны – голые камни, а верхние уровни выглядят так, словно в любой момент готовы обвалиться.

Чертовски люблю это место.

Стадион выглядит заброшенным и пустым, за исключением нескольких квази. Все они бойцы, как и я, и также пытаются поймать несколько чужих матчей. Мама раньше тоже ходила, но все эти ее стоны и вздохи так выбивали из колеи, что много лет назад ей запретили тут появляться. Не могу сказать, что я была расстроена. Ничего так не уничтожает, как мамин крик: "Малышка, не умираааааааааай!" когда тебе двенадцать и ты сражаешься впервые.

Скипучий голос заполняет пространство Арены:

– Приветствую, рабы! – Слово «рабы» он произнес с особым ядом.

Все мое тело застыло в напряжении. Я узнаю этот голос где угодно, и я ненавижу его владельца. Вычищая из-под ногтей пух, делаю вид, что не замечаю надвигающегося со спины семифутового упыря.

Уолкер встает между нами.

– Приветствую, ШКИ-12!

На моем лице появляется озорная улыбка.

– Привет, Шарки! – ШКИ-12 ненавидит свое прозвище, поэтому я использую его каждую нашу встречу.

Шарки хмурится.

– Мое имя ШКИ-12, раб.

Уолкер кладет свою руку мне на плечо, мягко намекая на то, что я стою лицом-к-пупку с Шарки, церемониймейстером Арены и круглым придурком. Он ни на йоту не изменился с моего последнего матча. Не то чтобы упыри часто это делали. Он имел серую кожу, черепоподобный провал, вместо носа и острозаточенные зубы. Его длинная серебряная роба висела лохмотьями; длинный черный посох держали костлявые руки.

Уолкер сжал мое плечо.

– Майла как раз собиралась поприветствовать ее упырьского повелителя должным образом, не так ли, Майла? – стоя рядом с Шарки, даже Уолкер кажется низкорослым.

– Моя вина, – я меганизко кланяюсь. – Приветствую, ШКИ-12!

Его колючие черные глаза сужаются до щелочек. Шарки всегда знает, когда я издеваюсь над ним, и это выводит его из себя.

– Сегодня я не буду тебя наказывать.

Кланяюсь вновь, и даже ниже, чем в предыдущий раз.

– Согласна, ведь предыдущее закончилось совсем недавно.

Шарки поворачивается к Уолкеру, его глаза пылают ярко-красным.

– Следи за ней. – взгляд его вновь перемещается на меня. – Сегодня у нас особо злая душа. Надеюсь, наконец, увидеть твою смерть.

Я ковыряюсь мизинцем в зубах.

– Уверена – увидишь.

Шарки шагает ближе, его заточенные зубы клацают, когда он говорит:

– Душа, с которой тебе предстоит сражаться сегодня, столь зла, что ангелы умоляли Скалу присутствовать здесь, чтобы переместить ее в Ад сразу после поражения. Чего, конечно, никогда не случится. – он наклоняется ближе. – Ты. Обречена.

Я вскидываю брови. Обычно Скала перемещает тысячи душ за раз, что называется иконограцией. И для того чтобы получить право на личную транспортировку душа должна быть СУПЕР ужасной. Весело.

– Удачи, Шар...

Уолкер хватает меня за локоть.

– Смотри, Майла! Твои друзья здесь! – он показывает на другой конец стадиона. – Мы должны идти. – он еще раз кланяется Шарки. – Прошу нас простить.

Пока мы торопимся прочь, Уолкер шепчет мне на ухо:

– Если бы я уже не был мертв, то получил сердечный удар.

– Ах, да Шарки безвредный.

– Потому что я задабриваю его ради тебя. – он кидает на меня хитрый взгляд. – Почему ты вечно над ним издеваешься?

– Не знаю, –  пожимаю плечами. – Это хобби.

В нескольких ярдах далее стоял упырь по имени ХП-22, и зависшая зеленая клякса – Шейла, Лимус демон.

Я приветливо махнула Шейле рукой.

– Привет, Шей, как дети? – Шейла замечательна до тех пор, пока вы не встанете достаточно близко, что бы она смогла проглотить вас целиком.  ХП-22 же совершеннейшая тупица. Я даже не глянула в его сторону.

– С детьми все хорошо, Майла, растут не по дням, а по часам... Прям, как ты. – все тело Шейлы дрожит, что немного пугает, так как она шесть метров в высоту, три в ширину и имеет четырнадцать красных глаз размерами с теннисные мячики. – Словно вчера тебе было двенадцать и ты готовилась к своему первому сражению. – она улыбается своим огромным ртом.  – Сколько тебе сейчас лет, милая?

– Восемнадцать.

Каплеподобная рука вытекает из Шейлиного тела, на ней проявляются очертания липкой ладони с восемнадцатью пальцами.

– Почти взрослая! Тебе уже назначили службу? – "назначение службы" – так упыри называют закрепление за квази пожизненной работы после окончания старшей школы. Нам не позволяют называть это "трудом заключенных". Я вздрагиваю. Есть и особо отвратительные карьеры, например, печально известная лаборатория по разработке заднепроходного зонда.

Прежде чем я успеваю ответить на Шейлин вопрос, Шарки ударяет о землю посохом.

– Внимание! – Шарки поднимает руку, оборванная серая роба медленно и загадочно покачивается. Под огромным капюшоном глаза упыря сверкают двумя красными точками.

Шейла покачивает своей восемнадцатипалой рукой перед моим лицом.

– Ну, так что, кем будешь служить? В мобильном отряде горшков? Или встречающей на упырьском рынке?

Показав на Шарки, шикаю. Это грубо: говорить во время начала церемонии, плюс я ненавижу отвечать на все эти "кем ты собираешься служить" вопросы. Шейла кивает и утекает прочь. Прекрасно.

БАМ. БАМ. БАМ. БАМ.

Шарки ударяет посохом четыре раза.

– Я взываю к Олигархии!

Четыре упыря в алых робах появляются на одном из четырех балконов верхнего яруса, по одному на каждую сторону света.

Назвав себя Олигархией, они правят Чистилищем с помощью коллективного разума, причем не слишком креативного разума, если посмотреть на то, какие они дают упырям имена.

Вся Олигархия одновременно закрывает глаза, наклоняет головы и открывает череду огромных порталов по верхнему краю стадиона. Ангелы и демоны появляются из открытого черного пространства, и затем одной большой волной стекают вниз по неровным каменным ступеням.

Ангелы занимают свои места аккуратными рядами из тел разных форм, цветов и размеров. Все они имеют мощные белые крылья, льняные робы в пол, маленькие сандалии с открытыми носками, и глаза неземного голубого цвета. Они могут скрывать свои крылья, если того хотят, но оставляют их во время важных событий, таких, как просмотр боев на Арене.

Другими словами, ангелы классные.

На другой стороне стадиона неистовым потоком неслись демоны, они ревели в безумии, торопясь занять лучшие места. Огромные, покрытые мехом создания топали наравне с маленькими и склизкими монстрами. Крошечные шипастые демоны жужжали над их головами. Цвета их глаз имели общие для всех характеристики: черные означали "нейтральный", в то время, как красные "лучше бежать подальше".

Наблюдая за тем, как они карабкаются друг на друга, я качаю головой. Демоны тоже классные, но только когда я их убиваю.

Оживленный гул стадиона стихает до тревожной тишины.

Она идет.

Я сканирую верхний уровень Арены. Четыре огромных портала остаются темными и пустыми. Действуя в унисон, упырьская Олигархия склоняет  головы. Низкий гул наполняет воздух. Бледно-желтый свет появляется в восточном портале; все головы оборачиваются в ту сторону.

Это Венера, Королева Ангелов.

Она гибка, стройна и высока, с длинными черными волосами, высокими скулами, и экзотичными миндалевидными глазами. Находясь вне времени, она прекрасна и более чем немного пугающа. Временами, во время матча она смотрит на меня столь пристально, что заставляет вздрагивать.

Рядом с ней стоит низкорослый упырь с привлекательной внешностью, квадратным подбородком и огромными черными глазами.

Я ткнула локтем Уалкера в ребра.

– Этот парень мог бы быть твоим братом.

Он поднимает взгляд и улыбается.

– Не говори так.

– Но я сказала. – смотрю на него своим правым глазом. – Так, это он?

– Ты знаешь, что твоя мама не позволяет мне делиться с тобой личной информацией. – он сочувственно мне улыбается. – Обсудим это с ней позже. – он прочищает горло и качнулся на каблуках. – Когда меня нет поблизости, если ты не возражаешь.

Моя "почему бы тебе не рассказать мне что-нибудь" война уже стала легендой. Я показываю Уолкеру язык.

– Прекрасно. Так и сделаю.

Венера ступает на свой балкон, за ней ее немногочисленная свита. Стоит ей опуститься на белый каменный трон, как тишину на стадионе сметает волной визгов и воплей. Новый силуэт появляется в западном портале: Армагеддон, Король Ада. Он высок и тощ, у него черная ониксовая кожа, что гладка, словно полированный камень. Лезвию подобный нос делит длинное лицо, оканчивающееся острым подбородком. Он внимательно оглядывает стадион, его глаза горят двумя ярко-алыми точками. Сверкающий черный смокинг обтягивает его жилистую фигуру.

Дьявол Ада. Все до одного, нервные окончания моего тела переходят в режим боевой готовности. Если Венера пугает немного, то Армагеддон испускает ауру "огромного демона". И если вы окажитесь слишком близко (что случалось со мной не единожды), каждая клеточка вашего тела будет содрогаться от ужаса. Но это не то, что действительно имеет значение, если говорить о Короле Ада. Большинство демонов имеют кратковременную память. Они жаждут убить ваше тело и съесть душу, конец истории. Но не Армагеддон. Он годами планировал захват Чистилища и Ада. Эта, своего рода хитрость, вывела зло на новый уровень.

Армагеддон неторопливо выходит из портала, внушительная свита из гориллоподобных демонов Манус следует за ним. Когда он проходит мимо, Олигархия падает на колени, их движение напоминает мне марионеток, чьи нити оборвались. Их глубокие голоса эхом проносятся по стадиону.

– Славься, Великий Король! – упыри могут править от своего имени, но все знают, кто действительно стоит за всем этим.

Не удостоив Олигархию и взглядом, Армагеддон занимает балкон напротив Венеры, его свита следует след в след за ним. Король Ада садится в свой трон из черного камня.

Шарки вновь стучит посохом.

– Упыри, демоны и ангелы! – на стадион опускается тишина.

Я кидаю взгляд на свои часы и усмехаюсь. Прямо сейчас, я должна быть в классе.

Взмахнув костлявой рукой, Шарки показывает на четырех упырей в алых робах, что стоят на верхнем уровне стадиона.

– Сегодня, Олигархия предоставила нам возможность увидеть нашего предводителя: очередной аренный бой насмерть засвидетельствует блистательный командир наших совместных войск... Всем известный освободитель всего Чистилища... Армагеддон!

Демоны с удовольствием теряют свои долбаные умы в оглушительном приветствии. Моя верхняя губа кривится. Скряга Армагеддон и его якобы освобождение Чистилища. Он отдал нас в упырьские руки для того, что бы мы отправляли в Ад больше невинных душ. Только когда смешивается кровь демона и человека, вы получаете различные способности. Мои глаза горят красным. Я собираюсь показать Армагеддону неприличный жесть, но Уолкер хватает меня за руку прежде, чем я успеваю зайти слишком далеко. Он кидает на меня строгий взгляд и одними губами говорит:

– Забей на это, Льюис.

Кивнув, я крепко держу свою руку за спиной. Во мне достаточно от война, что бы признать его правоту: насмехаться над Армагеддоном это П-Л-О-Х-А-Я идея. Я фокусирую все свое внимание на земле, заставляя себя медленно вдыхать-выдыхать, и старюсь сохранить остатки самообладания. Мой внутренний демон имеет собственный разум и по больше, чем у хвоста. Пылающие красным светом глаза означают, что моя демоническая сторона дебоширит. Иногда бывает очень трудно держать ее в узде.

Восседая на своем огромном (величественном) троне, Армагеддон смотрел на бушующую толпу демонов, его тонкие красные губы изогнулись в усмешке. Он сканировал каждое лицо по очереди, впитывая эмоции и оттенки, вплетая их все в свой сложный и темный план.

Я вздрагиваю. Он снова что-то замышляет, и черт, это заставляет меня покрываться гусиной кожей.

Одним жестом Армагеддон призывает толпу к спокойствию.

– Сегодняшняя душа стала моей любимицей еще во времена жизни на земле. Невероятно сильная, не способная к состраданию и не запятнанная добром душа чистого зла. Когда он выиграет бой – а он выиграет, иначе быть не может – то мы, наконец, будем иметь свою душу за вратами Рая. – темная сторона стадиона взвила в ликования, в то время как светлая сторона коллективно содрогнулась. Усмехнувшись, Армагеддон вновь занял свое место.

Все лицо поворачиваются к Венере. Она медленно поднимается на ноги. Ее белые крылья величественно расправляются за спиной. Его выкрикнула одно слово:

– НИКОГДА! – сила ее крика заставила колонны дребезжать, а щебень осыпаться. Ее взгляд переместился на меня, глаза ярко сверкали. Армагеддон проследил за ее взглядом, в то время как он осматривал меня с головы до ног, радужка его глаз светилась красным. Удовлетворенная усмешка обозначилась уголками его губ. Я видела выражения лиц окружающих; все они говорили "эта маленькая девочка? Может быть, она побеждала прежде, но против этого противника? Вы серьезно?"

В большинстве случаев, это выводит меня из себя.

Шарки ударяет своим посохом вновь; недалеко появляется человеческая душа. При жизни, призрак был широкоплечим мужчиной около шести футов в высоту и двухсот пятидесятью фунтами литых мышц под кожей. Сейчас он предстал перед нами спектральной версией своего смертного я: призрачный остов его тела выглядел готовым разорвать прозрачные джинсы и грязно-белую футболку.

Шарки обращается к духу:

– Винсент Фрэнсис Моррис, вы выбрали испытание боем, это так?

– Душитель, Мое имя... Душитель. – сощурив свои свиные глазки, дух провел толстым языком по полным губам.

– Я спрошу еще раз, – радужка глаз Шарки пылала ярко красным. – Выбирали ли вы испытание боем?

Дух сжимает руки в кулаки.

– Да, бой.

– Выбирайте противника. – Шарки лыбится и его ножеподобные зубы сверкают в бледном свете. – Первым мы советуем XP-22.

Душитель посмотрел на нашего "боевого упыря" с полупрозрачной кожей и хлипкими мышцами. Любой мог победить XP-22. Фактически, Душитель мог его вырубить в три секунды, а может и меньше, но я не думаю, что он его выберет. Упыри выглядят чрезвычайно устрашающе, даже самые слабые представители. Большинство людей избегает выбирать их.

Душитель не стал исключением.

– Я пас.

Шарки указывает рукой на следующего в очереди.

– Вторым мы предлагаем Шейлу, Люмус демона.

Четырнадцать Шейлиных глаз хаотично передвигаются по верхней части тела и, наконец, останавливаются, чтобы посмотреть на призрак человека. Она широко распахивает черную дыру, служащую ей ртом и издает булькающий рев. Когда эта девушка начинает играть, то становится по-настоящему страшной.

– Хмм. – Душитель окинул Шейлу долгим взглядом глаз-бусинок; казалось, вся Арена затаила дыхание.

Я посмотрев на Шейлу, качаю головой. Люмус демона убить почти так же просто, как ХР-22. Вся соль заключается в том, что они до ужаса легко воспламеняемы. Один матч и вы обращаете шестифутового монстра в лужицу безвредного клея.

Но, как и ХП-22 они выглядят сильнее, чем есть на самом деле.

Душитель нахмурился.

– Нет.

– И третьей мы предлагаем квазидемона, Майлу.

Душитель медленно проводит по мне глазами с ног до головы, его жуткий взгляд задерживается на выпуклостях под моей футболкой. Во мне взыграла ярость. Мешок с дерьмом. Если бы он прекратил думать тем, что у него в штанах хоть на две секунды, то обратил внимание на мой демонический хвост, а не на сиськи или задницу. Некоторые квази довольствуются свиными или кроличьими хвостами, но я сорвала джек-пот: длинный и тонкий представитель своего рода со стреловидным кончиком. Даже лучше, ибо он был покрыт драконьей чешуей, а эту вещь почти невозможно блокировать или пробить.

Но душитель не блистал умом. Он смотрел в мои водянисто-карие глаза с длинными ресницами; Я бесстыже моргала в притворном ужасе. Что бы испытание боем было справедливым, душа должна иметь шанс на победу. Они имеют три варианта противника, двое из которых разгромить относительно легко. Затем иду я – та, кого никто и никогда не должен выбирать. Вот только, они всегда выбирают.