Текст книги "Столпы вечности"

Автор книги: Баррингтон Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

– Я настоятельно прошу вас не покидать корабля. Там небезопасно.

– Прочь с дороги! – рявкнул Вооз.

– Уважаемый гость, ради вашей же безопасности я не могу пропустить вас. Гражданин Обсок будет весьма опечален, если вы потом решите вчинить ему иск.

Вооз оглянулся, пытаясь оценить происходящее в гостиной. Все повскакивали с мест. Некоторые догадались, что за корабли атакуют. Но не успели и собраться с мыслями, как девушки Ларри уже опередили их. С парабичами в руках они выступили вперед, двигаясь грациозно, как хищники, и послали над головами присутствующих предупредительные удары тонких хлыстов.

Шляпники тоже не теряли времени зря. Извлекли парализаторы и разделились, чтобы взять под контроль противоположные стороны гостиной. Ритм их движений зачаровывал: не шаги, не побежка, а скорей прекрасно скоординированный балетный танец. Вооз осознал, что они наслаждаются совместным перемещением. Фффт, фффт – мерцающие синие сферы статического электричества вылетели из дул парализаторов и понеслись через гостиную, чтобы слиться воедино; Шляпники постарались никого не задеть.

– Никому не двигаться, – приказал один из братьев уверенным низким голосом. – Как только избавимся от этого мусора, начнем по плану нимфы.

– Мой корабль! – взвизгнул кто-то. Вооза зрелище утомило. Он отпихнул робота, который в любом случае не смог бы ему противостоять, и помчался по коридору.

Когда он достиг корпуса, остальные, вероятно, уже оставили надежды спасти свои суда, но Вооз без проблем послал сигнал автоматической стыковки шлангов. Размышляя, что произойдет, если протонный пучок случайно перережет туннель, он стремительно нырнул туда и спустя несколько минут оказался на своем корабле.

Как и большинство присутствующих, это судно не имело внешних орудий, так что единственным решением было поскорей убраться подальше. Приказав кораблю вывести вид окрестного космоса, Вооз прошел к себе в каюту.

Длинная яхта Обсока парила ярдах в пятидесяти. В другом направлении царил полный хаос. По мановению мысли Вооза корабль расстыковался и начал было втягивать свой шланг, но тут заметил фигуру, которая барахталась в пустоте близ болтавшегося конца другого шланга, свисавшего с корпуса Неутомимой.

Фигура была в аварийном скафандре и медленно крутилась вокруг своей оси. Воозу показалось, что он узнает несчастного.

– Ближе покажи вон того, – приказал он.

Картинка приблизилась. Как и полагал Вооз, то был Ромри. В другом ракурсе наблюдались обломки его Звездного ныряльщика. Ромри, должно быть, попытался достичь их и случайно выпал из шланга. Крайне опрометчиво с его стороны.

Вооз понимал, что нужно бежать, не откладывая, но еще ни разу в жизни не смог пойти против своего этического кодекса. И в этот раз не сумел. Он приблизил корабль к Ромри и протянул бедолаге шланг.

Внезапно корабль снова заговорил с ним, еще требовательней прежнего:

Внимание. Приближается правительственный крейсер.

– Что-о? – Вооз от неожиданности заговорил вслух. – Но его ведь еще два стандартных дня ждать.

Эта оценка была либо ошибочна, либо подложна. Он здесь.

– Покажи его.

Чисто рациональное восприятие воспоследовавшей картины было невозможно, но Воозу раньше уже случалось работать с полудиаграммным представлением корабля, и он не растерялся. Он видел, как Ромри тянется к спасательному шлангу, яростно дергает руками и ногами, словно плывет (разумеется, тот был непривычен к невесомости). Видел, как рассеивается облако обломков и поврежденных кораблей, под несколько другим углом, словно бы наложенным на первый ракурс. А еще видел летящий к ним тяжеловооруженный эконосферный крейсер – более чем вдвое крупнее яхты Обсока; очертания судна были функциональны и оттого неуклюжи до уродства, но крейсер двигался стремительно, во исполнение эконосферного эдикта, нарушителями коего они все тут стали.

Монтаж сменился когерентной картинкой: крейсер акулой метнулся ко все еще дезорганизованному скопищу кораблей, на бортах правительственного судна стала четко видна официальная эмблема – звездная вспышка с восемью лучами. Слуги эконосферы отличались крайней неразборчивостью в средствах достижения своих целей. Крейсер сходу открыл огонь, безжалостно выбирая цели и стараясь не оставить никому возможности укрыться на планете, маячившей с одного края сцены. Высокоэнергетические лучи мгновенно испарили три корабля. Экипаж крейсера, вероятно, удивился, когда Неутомимую внезапно окружило зловещее синее сияние экрана ЭМ-систем обороны. Яхта выстрелила в ответ и начала ускоряться, снижаясь к величественному лику Мейрджайна.

Два корабля, ранее затеявших бойню, теперь следовали за ней – надо полагать, потому, что Ларри с Братцами-Шляпниками остались на борту яхты Обсока. Эти тоже открыли ответный огонь по крейсеру. Спустя считанные секунды все четверо исчезли за горизонтом.

Но вскорости они вернутся.

– Загерметизируй шланг и быстро втяни его, – велел Вооз. – У нас ни единого шанса. Нужно бежать.

Выполняю, сказал корабль. Потом: Поступает сообщение. Слушай.

И снова в мозгу Вооза возникла колода интерпретированных картинок. Когда корабли стали в панике разлетаться, один из них вонзился в атмосферу. И теперь с этого судна кто-то передавал, вне себя от восторга:

Экран снят. Я прорвался! Эй, вы там, экран снят! Я спускаюсь!

Вооз бесстрастно отметил, что этим сигналом неизвестный себе только навредит. Вероятно, он поддался приливу энтузиазма и расценил действия остальных кораблей как сотрудничество искателей сокровищ. Но кто б то ни был, Воозу следовало поблагодарить его за оплошность. Он испытал торжество.

Твой гость на борту, сказал корабль.

– Спускай нас, – приказал ему Вооз. – Садимся на Мейрджайне.

5

Спуск получился стремительным, и необходимость уворачиваться от хищных лучей крейсера-преследователя заглушила интерес Вооза к возносившемуся навстречу ландшафту. Крейсер завершил облет планеты, Неутомимой не догнал (та по-прежнему неслась перед ним) и ограничился тем, что, выцеливая и стреляя по кораблям, отогнал ораву до тропосферы, после чего вернулся на орбиту. Неутомимая и два ее невольных союзника, вооруженные корабли Ларри и Братцев-Шляпников, вскоре бросили тщетные попытки оторваться от крейсера и, рассудив, что уступают ему в боевой оснащенности, нырнули обратно в атмосферу.

Внизу проплывали широкие полосы золота и серебра, перемежавшиеся менее яркими лавандовыми и фиолетовыми участками ландшафта. Искатели сокровищ, в том числе Вооз, инстинктивно искали укрытия во тьме, юркнув за терминатор перед тем, как рассеяться. Сканеры крейсера были эффективны и на дневной, и на ночной стороне планеты, но, вероятно, эконосферный корабль получил приказы не стрелять по самому Мейрджайну, и темнота беглецам попросту казалась безопасней. Вооз, как и остальные, метнулся под ее прикрытие и сел с подветренной стороны какой-то скалы.

Пока не взошло солнце, никто не двигался. Вооз полагал, что провести в ожидании несколько часов будет разумно, ведь крейсер при этом также перейдет в более пассивный режим. Возможно, эконосферный командир решит, что лучше не предпринимать активных действий, пока кто-нибудь из старателей не попытается взлететь с планеты. Тогда и начнутся реальные проблемы.

Вооз выжидал внутри своего корабля и вспоминал.

Твой план абсолютно неосуществим. Ничего нельзя изменить.

Слова Мадриго, услышанные Воозом в последнюю их встречу, часто звенели в сознании кораблеводца. И сейчас всплыли тоже, породив обычную – противоестественную – реакцию. Они должны были, подобно каплям медленно действующего яда, поработить его волю и погрузить в бесчувственность. Вместо этого они заразили его маниакальной решимостью. Невероятным упорством, иррациональной устремленностью, железной волей. В конце концов, давненько уже человек не бросал вызов богам!

Ромри, сидевший в противоположном углу небольшой каюты, с интересом рассматривал Вооза. Кораблеводец отвергал все попытки себя разговорить. Он сидел, сгорбившись над столиком, и задумчиво тасовал колоду столпничьих карт, убивая время до восхода мейрджайнского солнца. Полнота его отрешенности навела Ромри на мысли о стремлении Вооза к самоубийству – в смысле, настоящему самоубийству, а не подстрахованной клонами процедуре мазохистического оттенка.

Интересно, размышлял он, чего же хочет Вооз?

Ромри жестом указал на карты.

– У тебя тоже колода есть. Они вроде моих?

Вооз покачал головой.

– Совсем нет, – пробормотал он. Ромри вряд ли нашел бы значительные отличия, но с точки зрения Вооза они были разительны. Символизм столпничьей колоды казался ему чистым и элегантным; ничего общего с цветастым мистицизмом карт Карборундового Ордена. Карты столпников имели философскую, а не оккультную природу. Вооз не ожидал от них никакой таинственной помощи, как Ромри – от своих.

Он остановился, дойдя до карты под названием Вселенная. Столпничьи карты отличались от искаженных версий еще и тем, что, как бы ни знакомы изображения на них, а каждый раз кажутся новыми и свежими. Вооз отдал годы исследованию карт, но все еще продолжал выявлять ранее незаметные нюансы.

Вселенная показывала город, расположенный на острове среди волн зеленовато-голубого моря. Нарядно одетые люди сидели на балконах, пересекали улицы, поднимались и спускались по величественным башням, мелькали в бесчисленных окнах. Толкование карты было сравнительно простым (хотя в формах и количествах ее башен и вертикальных шахт таились другие, более технические идеи). Она выражала базовую идею философии столпников, представление о мире как организованном целом, а о разумных существах как о жителях, образно говоря, общего полиса.

Вооз вытянул еще две карты: Жрицу, комплементарную Вселенной на другом конце последовательности из двадцати одной карты, и Мощь, соединявшую обе половины в качестве срединной. Три карты составляли триаду власти. Жрица была воплощением безграничных очарования и привлекательности; улыбаясь доброжелательно и довольно, восседала она на престоле перед смотрящим. Сзади тронное возвышение обрамляли столпы, Иоаким и Вооз, а пространство между ними скрывала вуаль, сливаясь с головным убором Жрицы, похожим на апостольник. Жрица непрерывно перелистывала страницы книги, лежащей у нее на коленях. Каждый лист книги с лицевой стороны содержал миниатюру одной и той же карты – Вселенной. Обратные стороны листов пустовали. Карта Вселенной была воссоздана с точностью до мельчайших деталей – башен, переходов, граждан и едва уловимых движений последних. Вновь и вновь проявлялся город, идеально неизменный от страницы к странице, исчезая на миг при перевороте листа.

Так выражалась доктрина вечного возвращения.

Мощь, карта, через которую осуществлялось взаимодействие двух других, также была женской. Она изображала стройную женщину в развевающемся на ветру одеянии, стоящую на голом поле. Лицо ее было серьезным и благожелательным. В руках женщина держала львиные челюсти, которые каким-то образом выступали из ее промежности или, возможно, смыкались там.

Некоторые называли эту карту Природой или Силой Природы. Другие – Силой или Сохранением. Немногим за пределами общества столпников был ведом ее истинный смысл: скальная неподвижность, неумолимая непоколебимость естественных сил, абсолютно саморегулирующихся в космическом контексте, и невозможность пошатнуть или изменить их даже на йоту.

Мадриго объяснял когда-то:

– Представь себе силу, которая, будучи призвана, тут же активирует противодействующую силу, мгновенно обнуляющую ее активность. Такая сила не демонстрировала бы никаких положительных характеристик и была бы необнаружима. Ее нельзя было бы отличить от безвидной пустоты. И тем не менее она была бы наиболее фундаментальным из всех природных взаимодействий, подстилающим все прочие. Такая сила существует в действительности. Это и вправду – самая фундаментальная из сил природы, абсолютный камень краеугольный, необнаружимый и недоступный изменению даже на мельчайшую долю...

Вооз разложил три карты треугольником. Вот Жрица: рождение Вселенной, символизируемое двумя разделенными столпами творения, и развертывание вещества из потенциальности, подобное раскрытию книги. Вот Вселенная: мировой город, всего лишь деталь на карте Жрицы. И вот, в другом углу треугольника, Мощь, связующая карта. Просветленный ум постигал из их взаимосвязи причину, по которой мир способен существовать лишь в режиме вечного повторения себя самого, ибо в противном случае не было бы ни принципа единства природы, ни сил ее...

Карты привели его в беспокойство; он встал из-за столика, за которым сидел, и начал мерять шагами узкую каюту.

Вечное возвращение, вот его груз. А разве не любого человека? Что может быть более тяжким гнетом, нежели неизбежность повторения жизни до последней мельчайшей детали?.. Но обычный человек, осознал он, не видит подлинного смысла этой концепции. Для обычных людей это не более чем уравнение из книги. Лишь философу, Воозу, располагавшему убедительным доказательством уравнения, доступно восприятие этой идеи в составе повседневных мыслей, для него она так же реальна, как был реален вчерашний день, реален сегодняшний и будет реален завтрашний.

Ромри поразился, поймав его измученный взгляд. Он уставился на кораблеводца, не в силах отвести глаз.

– Что случилось? – спросил он. – Ты что-то увидел в картах?

– Если угодно, да, – резко бросил Вооз.

– Знаешь, – поразмыслив, произнес Ромри, – наверное, это невежливо с моей стороны, но после того, как ты мне жизнь спас, меня заинтересовала жизнь. Мне кажется, ты очень одинок.

У Вооза ответ вырвался прежде, чем он успел его осознать:

– Одиночество. Бездна, куда падаешь нескончаемо. Наверное, так.

Напор, с каким прозвучали эти слова, вынудил Ромри податься назад.

– Никто не обязан оставаться в одиночестве, – сказал он. – Я вот думаю, тебе бы стоило рассказать, что именно ты желаешь найти там, на страннике-Мейрджайне. Наверняка ведь не деньги, в отличие от нас.

Когда Вооз не ответил, Ромри вытащил из кармана колоду карборундовых карт.

– Ну что ж, может, эти подскажут ответ, – проговорил он и начал тасовать карты, готовясь к гаданию.

Он опасался, что Вооз вспылит и вышвырнет его на поверхность даже вопреки этике столпников, предоставив собственной судьбе. И действительно, Вооз, осерчав, выхватил карты из руки Ромри.

– Этот хлам тебе ничего не расскажет, – прохрипел он. – Твоя колода лишена подлинной глубины. Ну что ж, хорошо, я тебе расскажу, докучливый ты воришка. Но сперва тебе следует постичь, что возможно страдание, немыслимое для всех существ мира, кроме одного человека. Ты можешь поверить, что существует неизмеримое, непостижимое страдание? Тебе это не кажется мелодраматическим преувеличением? Нет, это буквальная истина. Я и есть тот человек. Я не стану тебе объяснять, как это случилось; достаточно знать, что наука, в стремлении к добру, породила величайшее зло за историю мира, и школа ментального контроля несет ответственность за агонию, сделавшую ментальный контроль невозможным. Все мои действия направлены к избежанию этой агонии. В том числе и высадка на Мейрджайн.

– Ты терзаешься так сейчас? – спросил Ромри.

– Это было в прошлом. – Вооз отвел безумные глаза.

– Тогда ты уже избежал страданий, – озадаченно произнес Ромри. И пожал плечами. – Если воспоминания непереносимы, ты всегда можешь их изменить.

– Нет! – Вооз снова обернулся к Ромри. Лицо его выразило дикую ярость. – Разве ты не понимаешь? Вселенная повторяет себя. Все, что было, настанет снова и снова, отныне и во веки веков. Те страдания лежат в моем будущем.

– Ну да, конечно, – пробормотал Ромри, хотя по его озадаченному выражению было ясно, что идею он находит труднопостижимой.

И вдруг негромко рассмеялся.

– Значит, тебе нужны времяпреломляющие кристаллы? Ты жаждешь путешествия во времени, да? Отправиться в прошлое и изменить то, что тогда случилось... что б то ни было.

– Прошлое? К чему менять прошлое? – Вооз помотал головой. —Ты меня разочаровываешь, Гар. Ты что, ни бельмеса не смыслишь в космологии? Будущее и есть прошлое. Ибо будущее уже настало, наступало бесчисленное число раз в прошлом. Что было, то будет, снова и снова. Ты не понимаешь, Гар? Что было, то настанет снова, снова и снова. Я обязан изменить будущее, отвергнуть предопределение, перевести время на новый путь.

– Прошлое, настоящее и будущее, – сказал Ромри, – неизменны. Время недоступно изменениям. Предопределено, как ты выразился. Мир изменяется от фазы к фазе, но следует вечному циклу. Таков закон.

– Время было недоступно изменениям доселе. – Вооз стукнул кулаком по столику с такой силой, что карты подлетели в воздух. – Ты ошибаешься. Никакой это не закон. Это стечение обстоятельств. Природа могуча, но не всесильна. И действительно, ее мощь может быть использована против нее.

На этом мнении зиждились все его планы. Он изучил все, что могла предложить наука по данному вопросу, все философские аргументы, и пришел к выводу, что предопределение не имеет абсолютного характера. Это простое следствие мощи природы, только и всего. Образно говоря, Вселенная давит на события всем своим колоссальным весом, принуждая их повторяться в каждом воплощении. Если проявить достаточную силу или хитрость...

– Если бы мельчайшая деталь настоящего изменилась, – продолжил он, – изменилось бы все остальное. Мельчайшие изменения лишь накапливались бы, пока не привели бы к неописуемым результатам. – Его голос дрожал. – Если бы где-нибудь в огромной Вселенной у маленького цветка вместо восьми лепестков стало семь! Если бы одинокий электрон поглотил на квант больше энергии или потерял на квант меньше! В этом случае следующее проявление мира не было бы идентично нынешнему, а следующее за ним – тому, что придет. Природа связи причин и следствий обеспечила бы это. И тогда, – мечтательно добавил он, – стены темницы моей рухнули бы. Я обязан отыскать возможность побега от страданий.

– Но это бы означало, – пробормотал Ромри, – что и тебя самого в следующем воплощении могло бы не существовать.

– О, с радостью, с радостью!

– И даже человечества.

– А какое это имеет значение? Возможно, и самой Вселенной больше не будет. Может, состояние небытия продлится вовеки. Или породит совершенно новую форму, где свойства самого вещества будут отличаться. Мне все равно. Меня интересует только...

Вооз прервался, сжав кулак. Он увидел понимающее выражение на лице Ромри. Вор расставил ноги так, что карты столпников, сбитые Воозом на пол ударом кулака, стали видимы.

Карты слетели на пол всей колодой, рубашками вверх. И лишь одна карта лежала отдельно, лицевой стороной вверх. Ромри нагнулся и поднял ее. Карта изображала каменную башню, в которую ударяла молния или какой-то могучий залп энергии, мгновенно раскалывая постройку. Из места раскола летела наружу головой вперед одинокая фигура.

Ромри произнес печально:

– Вот видишь, гадание все же удалось. Эта карта в общем-то загадочна. Единодушного истолкования ее нет. Некоторые зовут ее Вселенским Расколом. Если ты прав, то эта интерпретация верна.

Глядя на карту, Вооз отозвался:

– В колоде столпников она символизирует одновременные акты созидания и разрушения.

Оба замолчали.

Вооз в тысячный раз задумался, сколько в его действиях от сизифова труда. Времякристаллы сулили некоторую надежду, но сколько уже раз прежде он ставил на кон свою жизнь лишь затем, чтобы в итоге конструкция раскололась и обрушилась на место его гибели?

В каком-то смысле, вынужденно признавал он, сама суть его путешествия заключалась в безнадежности. Иррациональная смелость, невероятная грандиозность придавали смысл его существованию. Он пробивался вперед лишь потому, что иной возможности жизнь ему не предоставляла.

Ромри тем временем тоже впал в задумчивость. После этого разговора он твердо укрепился во мнении, что Иоаким Вооз полный псих.

Они ждали рассвета вместе, в молчании.

Рассвет явился сперва бледным сиянием, вытесняющим мрак, затем внезапной вспышкой. Оглядев местность через корабельные сенсоры, Вооз тут же понял, что при посадке во тьме оценил характеристики этого места неверно, однако рассудил, что корабль пока можно оставить здесь. Атмосфера, в согласии с отчетами более ранних исследователей, оказалась пригодна для дыхания, хотя в ту пору над планетой сияло иное солнце, так что опираться на отчеты следовало с осторожностью.

Вооз поспешно погрузил набор инструментов на экранопланные сани.

– Если хочешь, поедем вместе.

Ромри кивнул.

– Начнем с небольшой разведки, – продолжил Вооз. – Как ты наверняка догадался, существует предельное расстояние, на которое я могу удаляться от своего судна. На случай, если его потребуется превысить, ты можешь оказаться мне полезен.

Они спустились по эскалатору. Тумана от земли навстречу палящему желтому солнцу не поднялось. Воздух казался идеально чистым и прозрачным, пейзаж купался в солнечном свете. А такого неба, вероятно, не видел прежде никто из людей: оно было не одноцветным, но словно бы переливалось, мерцало розовыми, мальвовыми, синими полосами, простреленное каналами и контурами более ярких цветов, словно отражение поверхности планеты в космосе – возможно, так и есть, решил Вооз и подивился причудам преломляющих характеристик атмосферы.

Но более всего поразила людей собственно поверхность. Это была не почва, а покрытие, уходящее до горизонта и бесструктурное. Оно сверкало, переливалось, источало мягкий блеск. Оно имело чистейший желтый цвет. Ступив на него, Вооз вытащил из набора резак. Он быстро вырезал полость, в которой заплясали золотисто-желтые тени. Он задумчиво помял в руках вырезанный кусок. Материал оказался настолько податлив, что Воозу удалось его согнуть в местах утоньшений уже при небольшой мощности интегрирующего луча.

Он протестировал металл химическим анализатором. Золото. Чистейшее золото. Равнина состояла из золота. Он пригляделся внимательней и заметил, что золотое поле покрыто разметкой из тонких, едва различимых, словно бы протравленных линий.

Ромри без особого интереса оглядел образец. Ему тоже еще не приходилось видеть столь масштабного использования золота, однако оно, как и любой другой естественный элемент, за исключением радия и технеция, ценилось слишком низко, чтобы им дорожить. Все разбросанные ныне по Мейрджайну люди мечтали найти какое-нибудь другое сокровище, невероятно редкое, новое, нежданное, ограниченно доступное и чрезвычайно ценимое. Времякристаллы, например.

Вооз отшвырнул кусок золота и указал Ромри направление к тому, что при посадке принял за обрывистую скалу.

Это была не скала. Это был искусственный объект. Слегка закругленный, выпирающий корпус красноватозолотистого цвета, отделанный рельефными барочными узорами рубинового, кобальтового, медного и янтарного оттенков. Двое мужчин находились слишком близко от исполинской структуры, чтобы судить о ее предназначении, и Вооз жестом показал Ромри забираться на сани. Вместе они поднялись над золотым полом примерно на милю.

Только теперь проявился намек на подлинную природу мнимой скалы. Вооз пришел к выводу, что это корабль, хотя не исключал все же и варианта с неподвижным зданием причудливых очертаний. Но что то был за корабль! Ни один космопорт эконосферы, ни одна верфь любой из цивилизаций Воозовых соплеменников нынешнего или прошлого никогда не вмещали, не строили и даже не планировали корабля хотя бы отдаленно подобного этому судну по размерам и величию. В высоту корабль имел более мили, покоился на колоссальных резных шасси, а в длину достигал примерно трех миль. Корпус его во всех местах был слегка закруглен, хотя близ центра, насколько мог судить Вооз, стены шли почти параллельно. Когда под углом к горизонту поднялось солнце, свет скользнул по громаде и выявил ее несомненные роскошь и древность.

Но это было не все. До горизонта в обе стороны выстроились похожие корабли.

Парковочная зона.

– Боги, – прошептал Ромри. – Ты только глянь. Интересно, а те, кто высадился на Мейрджайне до нас, нашли это место?

– Трудно судить. Большая часть информации об их находках строго засекречена. Но изначально ее и так было немного. Они провели тут всего пару часов.

– Да, я знаю. Они вообще-то гравитационный маневр выполняли. Когда вернулись, Мейрджайн уже исчез, и с той поры его никто не видел... до сегодняшнего дня. Вот это да... – На лице Ромри мелькнула алчность. – Надо забраться в одну из этих штуковин.

– Может, позже? – нахмурился Вооз. Он смотрел в противоположном направлении. У горизонта, то есть милях в трех, располагалась структура иного рода. Она скорей напоминала миниатюрный город из пурпурных строительных блоков, с башенками и другими формами, на таком расстоянии неразличимыми. Это, конечно, мог оказаться завод или какой-то артефакт, но в сравнении с колоссальным кораблем он производил более уверенное впечатление постоянной постройки – хотя, как ни парадоксально, казался даже меньше его.

– Вероятно, сначала следует осмотреть вон то место, – указал он.

Он как раз собирался снова включить сани, когда Ромри тревожно окликнул его, тыча рукой в небо. На загадочном многоцветном фоне скользила изящная форма, под их взглядами увеличившаяся в размерах до элегантной яхты Радальце Обсока. Вооз не снимал руки с панели управления санями. Неутомимая зависла было, покачалась из стороны в сторону, затем опустилась примерно за полмили.

– Что скажешь? – спросил Ромри. – Это не совпадение.

– Ну да, у них целая планета в распоряжении была.

– Если они еще там, мне это не нравится. Особенно эти, ну, ты знаешь, о ком я.

Вооз был готов в случае необходимости уничтожить упомянутых Ромри людей. Он рассудил, что рано или поздно это все равно придется сделать, так зачем тянуть. Он перевел сани в режим равномерной глиссады и подлетел к порталу яхты. Но еще не успели они коснуться его, как дверь открылась сама.

На пороге появился Обсок. Они слезли с саней. Обсок часто моргал, на лице его было написано явственное беспокойство.

– О, входите, пожалуйста, входите оба, – позвал он визгливо. – Вы даже не представляете, как я рад вас видеть! Это было просто ужасно.

– Остальные с тобой? – спросил Вооз.

– Ай! – Обсок приложил руку ко лбу. – Только Нэви. И, боюсь, она умирает.

Он пригласил их внутрь, в главную гостиную. Нэви Хайрестер лежала на диване, а над ней хлопотал один из бортовых роботов, наскоро переделанный в медика. Мэйси стояла на коленях рядом с Нэви и трогала рукой ее лоб.

Больше в гостиной никого не было видно. Но Вооз заметил темные пятна на ковре – кровь.

Они с Ромри прошли к дивану. Глаза Нэви были закрыты, казалось, она без сознания. Лицо – бледное, как смерть. Одежда разорвана, робот как раз выполнял неуклюжий разрез хирургическим инструментом.

– Без толку это все, – сказала Мэйси, подняв глаза. – Она потеряла слишком много крови, а у нас нет запасов.

– А что с ней?

– Парабичи. Гребаные девахи. У нее очень глубокие раны были. Потеряла много крови.

Вооз развернулся к Обсоку.

– Как ты нашел нас?

– О, мои роботы отследили вас. Надеюсь, вы не в обиде. Граждане, я чувствую себя совершенно разбитым. Что тут было!

– А что тут было? – спросил Ромри.

– Как только стало ясно, что барьер снят, Ларри с Братцами-Шляпниками учинили бойню. Они убивали всех подряд, без разбору. Они бы и нас убили, но роботы помогли нам укрыться. Одна из баб Ларри тоже погибла. К счастью, потом за ними прилетели их корабли, и они сбежали.

– Ты хочешь сказать, что все, кроме Нэви, мертвы?

Обсок кивнул.

– Все. О, какое горе! Форменная бойня!

– А где трупы?

– Я приказал роботам их выбросить. – Обсок потер глаза жестом глубокой усталости, облокотился на столик. – Ужасно. Что я здесь делаю? Я жизнью рискнул – и ради чего? Ради прихоти обладания! И, однако, я сделаю это снова. Друзья, вам наверняка не понять. Вам не понять, что движет коллекционером...

– Обычное пагубное пристрастие, – отсутствующим тоном перебил Вооз. – Его предмет не важен. – Он поразмыслил. – Ты не видел больше эконосферного корабля?

– Нет. Не думаю, что он дал себе труд нас тут отслеживать.

– Кажется, она сейчас умрет, – грустно проговорила Мэйси.

Робот прервался, пощупал пульс, послушал сердце, наконец приложил к виску девушки небольшую плоскую коробочку. Потом разогнулся.

– Она умерла, хозяин, – сказал он Обсоку.

Обсок издал несколько пафосный вздох.

– Ну что ж, выброси тело наружу.

Ромри вскинулся.

– Не нравится мне идея туда трупы выбрасывать.

– Ну ладно. – Обсок жестом подозвал робота. – Положи ее в морозильник. Позднее избавишься от тела. – Робот согнулся и с явственным трудом (роботы обыкновенно были хрупкого сложения) поднял мертвую девушку на руки. Потом унес.

– Интересно, был ли у нее клон? – задумчиво произнесла Мэйси. – Если и был, то он же наверняка за световые годы отсюда. И не получит ее смертьевого сигнала.

Мужчины не обращали на нее внимания. Манеры Обсока внезапно переменились, он обратился к двум другим куда резче.

– Итак, господа, судя по вашему виду, вы провели небольшую разведку на местности. Вы, вероятно, заметили эти колоссальные корабли? С воздуха видны сотни таких! И это ведь не все. Планета словно из сказок. Невероятно, просто невероятно. Как так вышло, что раса, создавшая подобное, вымерла? Не представляю.

– Мы направлялись к той структуре, что похожа на город, – сказал Вооз. – Ты хотел внести какое-то предложение?

Обсок пожал плечами. Вид у него был неуверенный, и Вооз догадался, что тот трусит. Обсоку хотелось, чтобы двое других нашли камни вместо него.

– Вероятно, мы сможем лучше координировать свои действия при отлете, – предложил Вооз. – Вокруг планеты все еще крейсер кружит.

– А как же времякристаплы? – нетерпеливо спросил Обсок.

– Если найдем, то поделимся с тобой.

– Отлично! А если другие находки, другие камни, быть может, ранее неизвестные?..

– Мы это обсудим, – кисло ответил Ромри. – Возможно, тебе придется совершить небольшую вылазку самому. – Он развернулся к выходу. – Ну что ж, кораблеводец, идем? Мы теряем время.

Они вышли. Снаружи Вооз снова привел сани в движение и направил их к другой цели. По мере сближения с городом проявлялись черты, противоречившие первоначальной картине. С одной стороны, структура теперь казалась больше похожей на механизм, чьими компонентами могли быть блоки и трубы. С другой, пурпур рассыпался в пуантилистское смешение цветов, блестевших подобно люрексу, но на расстоянии сливающихся в один светоносный пурпурный. Была во всем этом мрачная красота, столь интенсивная, что угрожала заглушить чувства – или Воозу так казалось. Его спутник не находил себе места, но, как полагал Вооз, скорей от мысли о несметных богатствах впереди.