Текст книги "Дикие сердцем"

Автор книги: Барри Гиффорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Южный стиль

Лула надела свою любимую ночную рубашку, розовую, короткую, и прижалась к Сейлору, который валялся на животе в одних трусах и смотрел по телевизору шоу.

– Неужели тебе нравится этот идиотизм? – спросила Лула. – Не похоже, чтоб у этих людей была хоть одна стоящая мысль в голове.

– Ну и что, – буркнул Сейлор, уставившись в телевизор. – Ты хочешь мне сказать, что тебе пришла в голову стоящая мысль?

– Почему ты сразу на личности переходишь? – надулась Лула. – Я просто хотела сказать, что ты мог бы книжку почитать или еще чем заняться. В телевизоре люди выглядят такими противными, они так пыжатся, точно надувные куклы. И смотрятся в цвете как-то нездорово, уж лучше черно-белое изображение.

Сейлор что-то пробормотал.

– Что, милый? – спросила Лула.

– Знаешь ли, детка, в «Пи Ди» не было телевизора. Они там не особенно заботились о досуге заключенных. Так что уж не обессудь.

Лула наклонила голову и поцеловала Сейлора в щеку.

– Прости, родной, – сказала она. – Я иногда забываю, где ты провел эти два года.

– Двадцать три месяца, восемнадцать дней, – уточнил Сейлор. – Не стоит прибавлять лишнего, и так достаточно.

– Пока тебя не было, – сказала Лула, – мама настояла на том, чтобы пригласить на обед Армистедов, ее знакомых с Миссисипи. Они приехали после того, как пристроили свою дочь Друзиллу в колледж. Были еще Сью и Бобби Брекенридж и мать Бобби – Альма. Альме, должно быть, лет восемьдесят шесть – восемьдесят семь. Она весь вечер просидела в углу в кресле не шевелясь и не произнесла ни слова. Ты слушаешь, Сейлор?

– Я привык делать по нескольку дел сразу, глупышка, ты же знаешь.

– Я так спросила, чтобы знать, что не стенке рассказываю. Этот Эдди Армистед похож на длиннющего муравьеда. У него аптека в Оксфорде, он там родился и вырос. А у мамы есть все книги Уильяма Фолкнера, знаешь, писатель такой? Пол Ньюмен [7]7
  Пол Ньюмен (род. 1925) – знаменитый американский киноактер.


[Закрыть]играл в одном старом фильме по его книге. И Ли Ремик, [8]8
  Ли Ремик – (1935–1991) – выдающаяся американская актриса, лауреат «Оскара», игравшая в фильмах Орсона Уэллса, Элиа Казана. Фильм, о котором говорит Лула, – экранизация романа Фолкнера «Убежище».


[Закрыть]когда была молодая и красивая. Теперь она, конечно, старая, но тоже красивая. Мама как-то ездила в Оксфорд, посмотреть на дом Уильяма Фолкнера, кажется, там сейчас музей, и познакомилась с Армистедами.

– А жена у него какая? – спросил Сейлор.

– Миссис Аримистед? – уточнила Лула. – Она не особо разговорчива. Элви ее, кажется, звать? Муравьед говорил без передышки. Все трепался про то, как, когда он был маленьким, мистер Билл – он так Фолкнера, что ли, называл? – выбранил его за то, что он вытоптал клумбу тюльпанов на его плантации. «Рябиновые дубы» она, кажется, называлась. «Нельзя бегать по цветам, Эдди», – сказал ему Уильям Фолкнер. «Да, мистер Билл», – ответил Муравьед и снова пробежал по тюльпанам Уильяма Фолкнера. Маме это почему-то показалось смешным. Да, так вот насчет обеда. Ты послушай, Сейлор, это самое интересное. Друзилла. Дочка. Она почему-то показалась мне похожей на коктейль, из тех, что можно пить через соломинку. Так вот, когда мама наполняла ее тарелку, Друзилла вдруг как закричит – до этого она, как и старушка Альма, не сказала ни слова за весь вечер, – нельзя, говорит, чтобы мясо касалось картошки. Мы с Бобби переглянулись и засмеялись. «Что ты сказала?» – спросил он Друзиллу. «Я не смогу это есть, если они соприкоснутся», – ответила она. Надо же какая!

– Действительно, – согласился Сейлор. – Она, наверно, чокнутая.

Лула поцокала языком:

– А потом, после того как Армистеды уехали, Бобби сказал, что Друзилла – настоящая южная красавица и что раньше он таких не видал.

На экране телевизора смазливая девица в коротком белом платье хихикая поздравляла высокого смазливого парня с копной темных волос.

– В чем там дело? – спросила Лула.

– Эта парочка отправится на Гавайи, – ответил Сейлор. – Девчонка выбрала его из троих кандидатов.

– А забракованные парни ничего не получили?

– Им подарили сертификаты на бесплатный завтрак в «Кентуккийских жареных цыплятах», – хмыкнул Сейлор.

– Не очень-то это справедливо, – заявила Лула.

– Черт возьми, а почему телешоу «Третий лишний» должно отличаться от реальной жизни? – сказал Сейлор. – По крайней мере, эти парни смогут перекусить на халяву.

Различие

– Не знаю, как быть с мамой.

Лула курила свою «Мо», сидя на краю ванны, а Сейлор брился перед зеркалом у раковины.

– А что ты можешь сделать? – произнес Сейлор. – Она была твоей мамой двадцать лет, и меняться ей поздно. Ты же понимаешь, в ее годы люди редко меняются.

Лула смотрела на затылок Сейлора, любуясь его каштановыми кудрями.

– Милый, – сказала она. – Я очень рада, что твои волосы отрастают после тюрьмы. Теперь будет во что вцепляться, когда мы занимаемся любовью.

Сейлор рассмеялся:

– Когда мне было двенадцать, я знал одну девчонку года на два-три постарше меня. Банни Суит ее звали, мы жили по соседству. Так вот эта Банни любила старую пластинку Бадди Нокса «Party Doll» и постоянно напевала эту песенку, особенно фразу: «Запущу пальцы в твои власы». Он почему-то так пел – не «волосы», а «власы». И вот как-то раз Банни с двумя своими подружками подошли ко мне и спросили, могут ли они запустить пальцы в мои «власы», как в песне. Им нравилось, что они такие длинные и волнистые. А девчонки они были, что называется, оторви да брось. Шлялись по округе с местными придурками, парнями намного старше их. Знаешь, они были ужасно сексуальные. Ну так я и сказал им – валяйте. Они окружили меня, Банни запустила свои длинные красные ногти в мою шевелюру, и ее подружки тоже.

– И что они сказали?

– Да что-то вроде: «О малыш, они такие мягкие!» Я помню пятна от никотина на их пальцах, их руки пахли духами «Воды Флориды» и сигаретами. Я думал об их руках, как они дрочат своих парней, как помогают им засовывать члены в свои пипки. Нелегко мне пришлось. Когда они закончили, они обнюхали пальцы, а потом вытерли о юбки. Меня это жутко возбудило.

– А больше у тебя ничего с ними не было? – спросила Лула. Она стряхнула пепел с сигареты в ванну.

– Нет, с этими шалавами ничего, – ответил Сейлор. – А потом я с приятелем пошел на вечеринку в дом одной девчонки, с которой я не был знаком. Мы играли в бутылочку, и я удрал в другую комнату с очень даже порядочной на вид девочкой, хорошенькой маленькой блондинкой в голубом клетчатом платье. Мы собирались просто разок поцеловаться и вернуться обратно, но все вышло совсем по-другому. У нее были такие сладкие ярко-красные губы, мы увлеклись, забыв про время и вовсю орудовали языками.

Лула засмеялась:

– Не слабо для двенадцати лет.

– Это было так неожиданно, – отозвался Сейлор. – Для меня, по крайней мере. Надо же, на вид ну прямо пай-девочка – и тут такое… Минут через пять мы услышали, как ребята в другой комнате смеются, орут, свистят. Мы с этой цыпой-лялей разгорячились, аж жуть. И сами себе удивились, как я уже сказал. «Может, лучше выйдем?» – говорит она мне. Мы с ней сидели в какой-то кладовке, там была куча мебели, в приглушенном красном свете ее глаза и губы выглядели огромными. Она положила мне руку на затылок и очень медленно провела пальцами по волосам. Я попытался поцеловать ее еще раз, но она увернулась и выбежала из комнаты. Было слышно, как ребята смеются и орут, даже еще громче, чем раньше. Помню, что принялся было стирать тыльной стороной руки с лица ее помаду, но потом решил оставить как есть и вышел вслед за ней.

Лула швырнула окурок в унитаз:

– Знаешь, Сейлор, об одном я тебе еще не рассказала. Когда мне было шестнадцать, я забеременела.

Сейлор ополоснул лицо и вытерся полотенцем. Он повернулся и прислонился к умывальнику.

– А твоя мама знала об этом? – спросил он.

Лула кивнула:

– Она отвезла меня на аборт в Майами к одному старому доктору, еврею. Помню, у него в ушах и в ноздрях было полным-полно волос. Когда все закончилось, он мне сказал, что все хорошо, я еще смогу иметь детей. Он сделал это в номере пляжного отеля, а потом нам пришлось спуститься на лифте. Я чуть не потеряла сознание, я плакала, стиснув зубы. А мама сказала: «Я надеюсь, ты оценишь то, что мне пришлось потратить шестьсот долларов, не считая расходов на дорогу. Доктор Гольдман лучший специалист по абортам на Юге».

– А ты рассказала об этом парне, который сделал тебе ребенка?

– Это был Делл, мой двоюродный брат. Он с предками приезжал к нам на лето.

– А что с ним сталось?

– Да ничего. Я не сказала маме, что это Делл. Я просто отказалась ответить ей, кто папочка. И Деллу я никогда не говорила. Он вернулся домой в Чаттанугу, и я не видела смысла ему сообщать. А потом с ним случилось нечто ужасное. Через полгода.

– Что именно, лапочка?

– Делл исчез. Сперва он стал каким-то странным. Например, подходил к людям каждые пятнадцать минут и спрашивал, чем они занимаются. Он был вроде как не в себе и выкидывал еще всякие фортели.

– Какие фортели? – спросил Сейлор.

– Ну, например, мама мне рассказывала, как тетя Рути, мама Делла, как-то застала его глубокой ночью на кухне, он был одет и делал сандвичи. Тетя Рути спросила его, что он делает, а Делл ответил, что он готовит себе ланч и собирается на работу. Он сварщиком работал. Она отправила его в постель. А потом его заклинило на погоде. Все повторял, что дождь насылают пришельцы из космоса, они с его помощью шпионят за нами. А еще про людей в черных перчатках с железными руками, которые повсюду следуют за ним.

– Может, это были дождевые парни из космоса? – хмыкнул Сейлор.

– Все это не так уж забавно обернулось, – вздохнула Лула. – В декабре, перед Рождеством, Делл исчез, тетя Рути наняла частного детектива, чтобы найти его. Его не было почти месяц, а потом как-то утром он объявился дома. Сказал, что ехал на работу и вдруг очутился во Флориде, в Сарасоте, на прекрасном пляже, и решил там немного отдохнуть. Детектив обошелся тете Рути в тысячу долларов. А потом Делл снова сбежал, и с тех пор его никто не видел.

– Да нет, он не псих, – заметил Сейлор. – Может, он просто решил изменить свою жизнь.

– И еще кое-что о Делле, – добавила Лула.

– Что же?

– Когда ему исполнилось семнадцать, он начал терять волосы.

– И что?

– Сейчас ему двадцать четыре. Всего на год старше тебя, а почти совсем лысый.

– Ну, с людьми случаются вещи и похуже, милая.

– Догадываюсь, – ответила Лула. – Но волосы тоже что-то значат.

Южный персик

Сейлор и Лула сидели, потягивая напитки, за угловым столиком у окна в кафе «Не забывай меня». Лула пила холодный чай с тремя кусками сахара, а Сейлор – «Хай Лайф» прямо из бутылки. Они заказали жареных устриц с капустным салатом и теперь наслаждались видом из окна. Небо было темно-серым с желтыми и красными полосами, всходил узкий серпик луны, внизу простиралась черная гладь океана.

– Эта вода напоминает мне о ванне Бадди Фейвра, – произнес Сейлор.

– Как это? – удивилась Лула.

– Бадди Фейвр – это приятель моего отца, они вместе охотились на уток. Он принимал ванну каждый вечер. Бадди был коренастым парнем, с усами, козлиной бородкой и раскосыми глазами – на вид сущий дьявол, а так парень как парень. Он работал автомехаником на больших восемнадцатиколесных грузовиках и, естественно, весь перемазывался. Поэтому вечерами, вернувшись домой, он отмокал в ванне с пеной, а вода постепенно становилась сперва густо-серой, потом черной, прямо как океан сегодня. Папа заходил к нему в ванную и сидел около него в кресле, потягивая «Ай Ви Харпер», пока Бадди отмывался. Иногда он и меня с собой брал. Каждый вечер, сидя в ванной, Бадди выкуривал косяк. Он и папе предлагал, но тот предпочитал виски. Папа говорил, что эту травку привозят из Панамы и что в один прекрасный день Бадди от нее перекинется.

– И он перекинулся?

– Не знаю, милая. После папиной смерти я потерял с ним связь. Бадди парень упорный, так что наверняка в конце концов даст дуба, если уже не дал.

– А когда ты впервые кайф словил, Сейлор? Ты помнишь?

Сейлор сделал большой глоток «Хай Лайфа».

– Еще бы не помнить. Мне было пятнадцать, и мы с Бобби Теббетсом и Джином Тоем, моим корешем, наполовину китайцем, – помнишь, я тебе про него рассказывал? – отправились на старом «паккарде» Бобби в Сьюдад-Хуарес, вроде как там можно было оттянуться по полной. Бобби там уже бывал, когда гостил в одном семействе в Эль-Пасо, и они с брательником побывали в Хуаресе и спустили там в первый раз свои шланги. Мы с Джином Тоем заставили их как-то вечером рассказать об этом и потом решили туда отправиться.

– Поперлись в такую даль, – заметила Лула, – только для того, чтобы поиметь пипку.

– Да мы ж тогда были совсем сопляками. Погоди-ка, мне было пятнадцать, Теббетсу семнадцать с половиной, а Джину шестнадцать. Вот тогда-то я первый раз попробовал. В этом возрасте энергию девать некуда.

– Для меня ты и сейчас полон энергии, малыш. Но то шлюшки были. А когда ты в первый раз сделал это просто с девчонкой?

– Через пару-тройку месяцев после Хуареса, – ответил Сейлор. – Я гостил в Саванне у своего двоюродного брата, Джуниора Трейна. Мы заехали к каким-то ребятам, у кого родители уехали из города. Помню, несколько человек плавало в бассейне, а остальные сидели во дворе или на кухне с пивом. Девушка, которая подошла ко мне, была очень высокая, выше меня, лицо у нее было, что твои сливки, а на носу интересный такой шрам, как звезда.

– Большой?

– Не очень. С ноготь, на татуировку похоже.

– Так она подошла к тебе?

– Ага, – рассмеялся Сейлор. – Спросила, с кем я здесь, я сказал, что ни с кем, только с Джуниором. Она предложила мне пива, а я показал банку, которую держал. Она спросила меня, живу ли я в Саванне, я сказал – нет, гощу у родственников.

– Она их знала?

– Нет. Она посмотрела на меня в упор, облизала губы и взяла меня за руку. Ее звали Ирма.

– И что ты ей потом сказал?

– Что меня зовут Сейлор. А она и говорит, мол, здесь так шумно, давай поднимемся наверх, там мы хоть сможем расслышать самих себя. Она развернулась и пошла, показывая дорогу. Когда мы поднимались по лестнице, я сунул руку ей между ног.

– Ай-ай-ай, – хмыкнула Лула. – Какой нехороший мальчик!

Сейлор засмеялся:

– Она сказала то же самое. Я хотел поцеловать ее, но она оборвала смех и убежала в коридор. Я нашел ее в комнате на кровати. Странная она была цыпочка. На ней были ярко-оранжевые штаны в испанском стиле, с кружевными черными полосками по бокам. Знаешь, такие, почти до щиколоток?

– А, «капри», – кивнула Лула.

– Наверное. Она перекатилась на живот, выставив вверх свою задницу. Я снова сунул руку ей между ног, и она сдвинула ляжки.

– Ты возбуждаешь меня, милый. А что было дальше?

– Она уткнулась лицом в подушку, потом посмотрела на меня через плечо и сказала: «Я не хочу отсасывать у тебя. И не проси меня сосать».

– Бедняжка, – сказала Лула. – Она и не знает, что упустила. А какие у нее были волосы?

– Русые, кажется, светлые. Но ты прикинь, что было дальше, детка. Тут она поворачивается ко мне, стягивает свои оранжевые штаны, широко раздвигает ноги и говорит мне: «Съешь-ка кусочек персика».

Лула застонала:

– Господи, милый! На такие дары ты сперва небось и не рассчитывал.

Официантка принесла им устрицы и салат.

– Хотите еще выпить? – спросила она.

Сейлор допил остатки своего «Хай Лайфа» и протянул бутылку официантке.

– Почему бы нет? – сказал он.

Окружающий мир

– Я пошлю откуда-нибудь маме открытку, – сказала Лула. – Я не хочу, чтобы она чересчур беспокоилась.

– Что значит – чересчур? – спросил Сейлор. – Она, может, уже оповестила копов, моего надзирателя, своего дружка-сыщика, как его там – Джимми Фэтгут, что ли?

– Фэррагут. Джонни Фэррагут. Кажется, так. Она знала, что я окажусь у тебя, как только тебя выпустят, но вряд ли думала, что мы решимся вот так свалить.

Сейлор сидел за рулем старого белого «понтиака» Лулы. Он ехал со скоростью шестьдесят миль, стараясь не привлекать внимания. Они уже оставили Геттисберг в двадцати милях позади и теперь направлялись в Билокси, где собирались переночевать.

– Похоже, ты нарушил правила условно-досрочного освобождения, так? – сказала Лула.

– Точно, – ответил Сейлор. – Еще двести миль назад, когда мы мчались по округу Портаджи.

– Интересно, как оно в Калифорнии? Я слыхала, там нечасто идет дождь.

– Приедем – увидим. Или ты сомневаешься?

– Мы без проблем проехали уже через два с половиной штата.

Сейлор засмеялся:

– Я тут вспомнил, как мне в «Пи Ди» рассказали про одного парня, который работал буровиком на Этчафалайа. Он в Новой Иберии связался с проституткой, и они вместе ограбили инкассаторскую машину, убили водителя и охранника и сбежали с деньгами. Девица тоже стреляла. Она все и спланировала, ну, так она сказала этому мужику. Только на самом деле все придумал ее парень, который в это время мотал срок за вооруженное ограбление. Так вот они отправились в Колорадо, ехали на север через Арканзас, потом через Оклахому и были уже под Инидом, когда их настиг не кто-нибудь, а тот ее дружок. Он сбежал из тюряги и как раз собирался заняться этим дельцем, когда услышал об ограблении инкассаторской машины. О нем во всех газетах писали, так они все ловко провернули. Парень живо смекнул, что это дело рук его подружки. Он ведь сам рассказал ей про то, как лучше добраться до Колорадо, где можно спрятать деньги в старой шахте, о которой знал только он. Разумеется, ему и в голову не приходило, что она сама попытается взяться за это дело. Он просто проверял ее, думал взять ее долю. Как бы то ни было он нашел их раньше, чем легавые, и пристрелил обоих.

– Занятная история, милый, – отозвалась Лула. – Но с чего ты сейчас о ней вспомнил?

– Они тоже проехали два с половиной штата, прежде чем их дорога кончилась.

– А что сталось с тем типом?

– В Денвере его поймало ФБР и отправило обратно в Луизиану, досиживать срок. Похоже, он успел припрятать те денежки из инкассаторской машины в колорадской шахте. А тела тех двоих так и не нашли.

– Может, он и их похоронил в шахте? – предположила Лула.

– Может быть. Я слыхал об этом от парня, сидевшего в той же тюряге. На зоне каких только историй не наслушаешься, хотя по большей части – пустой треп. Но вот в эту я верю.

Лула закурила.

– Запах на «Мо» не похож, – заметил Сейлор.

– А это и не «Мо», – ответила Лула. – Перед отъездом из Кейпа я купила пачку «Вэнтиджа».

– Воняют они ужасно.

– Ага, я знаю, но так они не очень вредные.

– Ну, это не вред, а сущие пустяки по сравнению с тем, чем ты рискуешь сейчас, а, лапочка? Ты ведь пересекаешь границу штата с осужденным за убийство.

– Всего лишь за непреднамеренное убийство.

– Ладно, с осужденным за непреднамеренное убийство, который нарушил правила досрочного освобождения, и в голове у него относительно тебя сугубо аморальные планы.

– И слава богу. Надеюсь, ты меня не разочаруешь, Сейлор. Насчет окружающего мира я этого сказать не могу.

Сейлор засмеялся и разогнал машину до семидесяти миль в час.

– Ты тоже меня радуешь, глупышка, – сказал он.

У Мексиканского залива

– «Жизнь – сука, жена – тоже».

– Что это за фигня? – поморщилась Лула.

Сейлор заржал:

– Это наклейка на кузове пикапа перед нами.

– Какая мерзость. Такие чувства не следует выносить на люди. Это уже Билокси?

– Уже скоро. Сначала найдем парковку, а потом пойдем перекусим.

– У тебя есть что-нибудь на примете?

– Нам лучше держаться в стороне от дороги. Никаких «Холидей-Инн», «Рамада» или «Мотель-Сикс». Если Джонни Фэррагут у нас на хвосте, он первым делом сунется туда.

Они проехали табличку «Въезд в Билокси».

– Как насчет вон того? – предложила Лула. – «Хозяйка старого южного отеля».

– Больше похоже на «Козявку старого южного отеля», – пошутил Сейлор. – Рискнем.

В холле пахло жареными цыплятами, под огромным вентилятором на стульях сидели трое старичков, они смотрели какое-то шоу по большому черно-белому телевизору. Все трое дружно обернулись на вошедших Сейлора с Лулой. Рядом с телевизором стоял горшок с каким-то растением с огромными листьями, похожим на коноплю.

– Когда я был маленьким, – прошептал Сейлор Луле, – мой дедушка показывал мне фото своего папы на слете ветеранов армии конфедератов. Эти чудные старикашки напомнили мне те фотографии. Если б у них были длинные седые бороды, они б выглядели в точности, как те старые солдаты в дедушкином альбоме. Если верить дедушке, к тому времени, когда была сделана фотография, все уцелевшие произвели сами себя в генералы.

Комната была маленькая, но зато дешевая, всего шестнадцать долларов. Штукатурка на стенах и потолке осыпалась, в углу стоял древний телевизор с огромными, как уши кролика, динамиками. На журнальном столике – четыре пластиковых стакана и розовый керамический кувшин. В другом углу – бурый допотопный письменный стол, а посередине комнаты – огромная кровать с выщербленным изголовьем. Лула содрала покрывало, похожее на грязное кухонное полотенце, швырнула его на стол и растянулась на кровати.

– Ненавижу эти покрывала в отелях, – заявила она. – Их сроду не стирали, а мне совсем не нравится лежать в чужой грязи.

– Ну-ка, глянь на это, – сказал Сейлор.

Лула поднялась с постели и выглянула в окно. Она заметила, что стекло треснуло в двух местах.

– Что, милый? – поинтересовалась она.

– В бассейне нет воды. Только сухое дерево валяется, должно быть, разбило молнией.

– Ну и махина. Похоже, когда-то здесь дела шли куда как лучше.

С шоссе перед отелем доносились автомобильные гудки.

– Здесь много военных, – заметила Лула.

– Пойдем-ка подкрепимся, солнышко. А то уже темнеет.

После ужина Сейлор с Лулой отправились прогуляться по пляжу. Полная луна отбелила песок до мертвенной бледности, а залив превратила в мятую красную тряпку. Лула сбросила туфли.

– Ты вправду считаешь, что мама послала Джонни Фэррагута за нами?

– Ну если кого и послала, то точно его, милая.

Неспешно накатилась волна, омыв Луле ноги. Несколько минут они брели молча. Тишину нарушали только плеск волн да гул машин, мчащихся по дороге.

– Думаешь, он нас найдет? – спросила Лула.

– Кто? Джонни?

– Ну да.

– Может. А с другой стороны, он скорее Элвиса отыщет.

– А ты не веришь, что Элвис еще жив? – поинтересовалась Лула.

Сейлор рассмеялся:

– Не больше, чем в то, что Джеймс Дин – морщинистый, скрюченный, спятивший, старый хрыч, доживающий свой век в доме престарелых в Индиане.

– Но ты вспомни все эти странные вещи. Вроде того, что труп был короче, чем Элвис в жизни, и весил меньше?

– Да все это фигня, лапочка, байки желтых журнальчиков.

– Ну, в общем, Элвиса можно понять. Если он жив и решил залечь на дно.

– Он и лежит вполне себе на дне, – хмыкнул Сейлор. – Футов на шесть глубже нас. Не забивай ты себе голову этой ерундой.

Лула пощелкала языком.

– Я на днях слышала по радио жуткую историю, – сказала она. – Про старого рок-н-ролльного гитариста. Ему было сорок семь лет. Его арестовали в пьяном виде в Вирджинии, а он повесился в камере. Остались жена и семеро детей. По радио сказали, что его отец был проповедником у пятидесятников.

– В «Пи Ди» один парень, когда узнал, что его приятеля-сокамерника пристрелил один сукин сын, с которым сошлась его жена, пока ее муж мотал срок, сказал: «Еще одно крушение на железной дороге, ведущей в рай». Не знаю, малышка, может, нам немного повезет.