Текст книги "Трефовый валет"
Автор книги: Барбара Мецгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Глава 25
– Откуда вы это знаете? – спросила Элли у Пэтси, когда они шли к очередной лавке на Бонд-стрит.
– Горничная леди Марджори, Перкинс, сказала мне, куда нам нужно идти, где можно купить подешевле. Она написала на бумажке, и я могу это прочесть, мисс Силвер, могу!
– Рада за вас, Пэтси. Но я не это имела в виду. Откуда вы знаете, что влюблены?
Она оглянулась назад, где за ними шел Кэллоуэй, нагруженный пакетами. Джек повез Харриет с собой, чтобы спасти ребенка от очередного скучного хождения по лавкам. Элли надеялась, что они вернутся вдвоем, а не в обществе еще одного представителя животного мира.
Кэллоуэй предложил сопровождать их вместо одного из лакеев-сторожей. Казалось, ему не нравится, что Пэтси выходит из дома без его защиты, пусть даже и днем, когда на лондонских улицах многолюдно.
Кэллоуэй не был тем, кого Элли выбрала бы для Пэтси, совсем молоденькой деревенской девушки. Разница в возрасте и опыте должна была бы их разделить. И к тому же Кэллоуэй – человек крупный, пылкий, это солдат, израненный в битвах, пусть даже и с нежным сердцем.
– Откуда вы знаете, что именно за этого человека вам нужно выйти замуж? – спросила Элли.
– А вы помните тот день, когда нашли меня в проулке и мистер Кэллоуэй поднял меня на руки так, словно я легче перышка? Он велел мне не плакать, иначе, говорит, брошу вас в грязь, и дело с концом.
– Как… э-э-э… мило.
– Но потом он сказал, что никому не даст меня в обиду, и назвал меня цыпленочком и погладил по спине, чтобы я не боялась. Я и не боялась, рядом с ним-то. И думаю, ни в жисть не буду больше бояться. Он сделал так, чтобы этот ужасный человек, Феддер, знал, что теперь у меня есть друзья. Но мы гораздо больше, чем друзья, – прошептала Пэтси, вспыхнув. – Вы верите в любовь с первого взгляда, мисс Силвер?
– Я ничего об этом не знаю, но уверена, что удачный брак зависит от уважения, общих интересов и доверия.
– Может, богатые так и выбирают себе пару. Но я знаю, что мне лучше быть с мистером Кэллоуэем, чем с каким-то другим мужчиной из тех, кого я видела. Если это не любовь, уж и не знаю, что такое любовь. И мы начнем с ним новую жизнь, и ребятишек заведем, если Бог даст.
– Тогда я желаю вам всего наилучшего. Что, если мы сегодня поищем особую ткань – на ваше свадебное платье?
– Ах, кэп Джек уже дал мне денег на это. Я искала, пока мы выбирали отрезы на платья для вас и мисс Харриет.
– Прекрасно, но поскольку я не плачу за свои новые туалеты, я вполне могу купить вам приданое. Что вы скажете о красивой ночной рубашке?
Пэтси оглянулась, а Кэллоуэй подмигнул ей.
Пэтси покраснела еще больше, но сказала:
– Наверное, это будет напрасная трата, мэм. Но мне всегда хотелось шелковую нижнюю юбку.
– Значит, у вас будет шелковая нижняя юбка и еще шелковые чулки. Вы одобряете, Кэллоуэй?
Он улыбнулся, показав золотой зуб, и этим было все сказано.
Позже, когда они сидели у Гунтера за мороженым и составляли список новых портных и новых туалетов, которые следовало заказать Элли, она задала тот же вопрос леди Марджори. Харриет расправлялась со второй порцией. Джокер – с третьей.
– Ах, я всегда знала, что мы с Гарольдом созданы друг для друга. Вы верите в судьбу, кузина?
– Что людям суждено встретиться, полюбить друг друга и прожить жизнь вместе? Не знаю.
– Ну а я верю. Я верю в то, что у каждого есть человек, который создан для него. Гарольд создан для меня.
Разговоры о любви и браках Харриет не интересовали, особенно когда речь не шла о браке кэпа Джека.
– Вы собираетесь доедать ваше лимонное мороженое, Элли? Если нет, я отнесу его домой для киски?
– Да, собираюсь. Нет, отнести мороженое домой нельзя. – Элли намеревалась и дальше вытягивать из кузины ее мнение по такому важному вопросу. Она не предполагала, что у кузины Марджори имеются глубокие мысли по какому-либо вопросу, не касающемуся размеров выреза платьев, но в любовных делах эта девушка, кажется, разбиралась. – Но откуда вы это знаете?
Марджори пришлось с минутку подумать, а это означало, что ей пришлось положить ложку и приложить палец к подбородку.
– У вас бывает так, что вы видите шляпку в витрине лавки и решаете, что это именно то, что вы искали всю жизнь? Нет, вряд ли с вами такое было, вы ведь носите такие противные шляпы.
Элли решила, что визиты к шляпницам могут подождать. Сестра Джека явно не работала ни у одной из них, и пока она не выберет все ткани и модели для своих платьев, не стоит подбирать к ним шляпу.
– А что, если вы войдете в лавку, примерите эту шляпу, а она вам не идет?
– Пойдет, если это та самая шляпа. Она может только плохо сидеть, но в ней вы будете и выглядеть, и чувствовать себя красивее, чем вы есть. Достаточно только надеть ее – и вы счастливы. Нет, достаточно только знать, что она у вас есть, – и вы счастливы. Вот что я чувствую к Гарольду.
– Как будто он – шляпа? – спросила Харриет. – Как глупо.
Леди Марджори парировала:
– Не глупее, чем таскать за собой по лавкам эту сонную собаку.
– Джокер нам очень помогает. Он ходит туда-сюда, и я могу идти за ним, и никто ничего не подумает. Поэтому я могу заглянуть в задние комнаты и узнать, нет ли там хорошенькой молодой женщины по имени Куина, – сообщила Харриет.
– Ты занимаешься прекрасным делом, Харриет, – сказала Элли. – Но пожалуйста, не разрешай больше Джокеру съедать обед бедных швей. Они зарабатывают мало и могли бы остаться голодными, не будь у меня столько денег. А па твоих поверенных я не могу возлагать такие расходы, потому что это произошло из-за моего недосмотра. Почему бы тебе не сходить и не узнать, не хотят ли морожено го Хокинс и Ланди?
Когда Харриет вышла, Марджори вернулась к своей излюбленной теме – Гарольду:
– Я знаю, что он не самый красивый мужчина, и не самый подходящий, и не самый умный. И у него пока нет титула, и у него никогда не будет большого состояния. Но он любит меня. И я люблю его. Он никогда не опозорит меня и никогда не разочарует.
Элли со вздохом отодвинула тарелку, так и не съев свое мороженое, потому что она была сыта – сыта завистью.
– И у меня от него бегут мурашки. Когда он рядом, я вся дрожу. Как же я могу подумать о ком-то другом?
Действительно, как?
Дарла тоже стала философом.
– Я и Дауни? – Отрешенное выражение, появившееся на лице девушки, ответило на большую часть вопросов Элли, но Дарла была слишком счастлива и не могла не поговорить о своем любимом мистере Даунзе. – Вы верите в судьбу, мисс Силвер?
Элли отложила в сторону сборник рассказов, который читала своим взрослым ученикам.
– В судьбу?
– Ну да. В возможность оказаться в нужном месте в нужное время. Понимаете, я ведь хотела найти себе покровителя. Понятно, не следует говорить ни о чем таком с леди вроде вас, но это так. Меня растили не для этого, ну да ведь никто из тех, за кого я хотела бы выйти замуж, не делал мне предложения, а ведь девушке тоже хочется кушать.
Элли знала, как мало у женщины возможностей заработать, поэтому кивнула с понимающим видом.
– Ну вот, а я вдруг услышала, что здесь берут на работу. Пришла и увидела Дауни. А потом кэп Джек велел мне устроить диверсию, и Дауни оказался тут как тут.
– Это и есть судьба?
Дарла протянула ей кувшин с мелками.
– Конечно. Я знала достаточно мужчин, парней с большими деньгами и покрасивей его, но никто из них никогда не волновал меня. А вот Даунз взволновал. Я знаю, он хромает, но от этого его только легче любить, потому как он не совершенство, а ведь мои кудрявые волосы никогда не лежат аккуратно. Он слишком серьезный, зато я слишком легкомысленная. Он молчун, а я такая болтушка! Понимаете? Мы подходим друг другу. Как будто он вторая моя половина, а я и не знала, что у меня ее нету. И мое везение, что меня сюда привело.
Элли пришла в «Красное и черное» потому, что больше ей было некуда идти. Только время может показать, везение то было или невезение. Она сложила в аккуратную кучку мелки.
Дарла расставляла стулья.
– Теперь я хочу, чтобы у нас с ним все было общее – мечты, будущее, дети. Даже воздух, которым мы дышим. Ах, он создан прямо для меня. И я хочу отвести его к викарию, пока он не передумал. Или пока какая-нибудь девушка не увидит, какое это сокровище. Осталась всего пара недель. Я жду не дождусь.
Впрочем, она и не ждала. Ее свадебное платье уже нужно было расширить.
– Вы верите, что человеку может повезти во второй раз, мисс Силвер? – спросила Мэри Крандалл. – Я верю. – Она передала через стол тарелку со сладкими булочками. Дамы завтракали в гостиной. – Я никак не думала, что встречу другого, понимаете? Я любила своего Джозефа, и он был хорошим мужем, когда не был солдатом. Но то была молодая любовь, одно только щупанье и головокружение. Я ничего не знала, не знала, как трудно быть солдатом или ждать, что он не придет с войны.
Элли представить себе не могла, сколько понадобилось усилий, чтобы пережить одновременно войну и любовь. Она налила Мэри еще чашку шоколада.
– Ах, я знаю, что говорят обо мне и мистере Берквисте. Не любовь, а одни сливки, вот как они это называют. Но они ошибаются. Теперь у меня есть пенсион благодаря кэпу Джеку. Мне не нужны деньги поверенного, а вот сам он – нужен. И я нужна ему. Нет, не для того, чтобы вести его хозяйство, а чтобы не дать ему превратиться в раздражительного, капризного старикашку. Никто не хочет всю жизнь быть одиноким или не иметь другого общества, кроме кошки. И он еще не так уж и стар, если вы понимаете, о чем я говорю.
Элли понимала, о чем она говорит: мурашки, доверие, навеки вместе. Но поделать уже ничего нельзя. Элли была уверена, что влюбилась.
Джек тоже расспрашивал окружающих.
– Брак – это такой важный шаг, Даунз. У вас нет никаких сомнений? Потому что после последнего оглашения отступить без позора уже нельзя.
– Это вы насчет Дарлы, капитан? – Бывший солдат готов был схватиться за пистолеты. – Потому что она работает в клубе и вы думаете, что я мог спать с ней без благословения церкви?
Джек поднял руки в знак того, что сдается и просит прощения.
– Нет, нет, вовсе нет. Просто брак – это навсегда.
– А постель – нет. Я это понимаю, и я не стал бы заниматься этим с Дарлой, если бы мы не собрались пожениться. Я знаю, вы видели нас…
Джек кашлянул, пряча неловкость. Он действительно застал парочку в кладовке.
– Было очень темно.
– Но дело не в постели. Я хочу быть с ней всегда, даже когда мы состаримся и когда у нас пропадет необходимость прятаться по углам и заниматься любовью в наемных каретах или под карточными столами.
Слава Богу. Джек подумал, не купить ли им особые разрешения, но свадьба должна была состояться очень скоро, и он полагал, что две недели не сыграют особой роли. Оставалось только надеяться, что они не назовут младенца Рулеткой или чем-то вроде в знак памяти.
– Я с ней счастлив, – продолжал Даунз, – и я хочу, чтобы она всю жизнь тоже была счастливой. А она сдержит свои обеты, если вас это беспокоит, так же, как и я. Мысль о том, чтобы лечь с другой, оставляет меня равнодушным. Мысль о том, что кто-то другой прикоснется к моей Дарле… – Он сжал кулаки. – Что же, мне, наверное, не хватит проворства, чтобы орудовать шпагой, но стрелять я могу. Есть и еще одно. Дарла знает, что я навсегда останусь хромым. Я не смогу танцевать или брать ее на длинные загородные прогулки, и это меня беспокоит, разрешите вам сказать. Но она говорит, что это делает меня более привлекательным, вроде того малого – Байрона. Ну и хорошо – пока она не ждет, что я стану писать ей стихи. И она учится читать – говорит, что ради меня. Как же мне не любить ее?
– Действительно, как? Вы только другой раз прячьтесь получше, хорошо?
– Мы же заперли дверь. Откуда нам было знать, что Кэллоуэй и Пэтси уже там?
– Дело не только в постели, кэп, клянусь. И не в том, что мне хочется защищать эту малышку. Теперь ей ничего не грозит, а мне все равно хочется присматривать за ней.
– Но жениться? В вашем возрасте?
– Я не так уж стар, прошу прощения. Просто у меня была тяжелая жизнь, вот и все. А теперь я нацелился на жизнь полегче. Не искать новую женщину каждый раз, когда у меня зуд начнется, не напиваться каждый вечер, чтобы чем-то заняться. Не пускаться в пьяные драки. Нет, я намерен быть хорошим мужем для своей девочки. Она того заслуживает.
– Уверен, что заслуживает. Пэтси, кажется, славная девушками она очень хорошо прислуживает Харриет и мисс Силвер. – Обе они теперь выглядели лучше, привлекательнее, аккуратнее и больше походили на леди, чем на подметальщиц улиц.
Широкая грудь Кэллоуэя раздулась от гордости.
– Она обучается своему делу хорошо и всерьез. И будет заниматься этим, пока не обзаведется собственными ребятишками.
– Только не торопитесь, прошу вас.
Кэллоуэй усмехнулся.
– Я же вам сказал, дело не только в постели. Моя Пэтси сладкая, точно сахар, и ласковая, как летний, дождик. И хорошенькая, как все эти картинки в музеях, куда вы ходите. И она любит меня, заскорузлого старого солдата в татуировке и все такое. Вы знаете, что при этом чувствует мужчина? Что он стал ростом в десять футов, кэп, да, в десять футов.
– Ну что же, хорошо, продолжайте в том же духе, Кэллоуэй, – сказал Джек, а потом торопливо добавил: – Но не в Кард-Хаусе. Я не хочу, чтобы Харриет увидела что-то неподходящее для ее нежного возраста.
– Тогда, наверное, я не могу показать ей свою новую татуировку, как обещал. Это слово «Пэтси», оно у меня на…
Джек вышел. Он не хотел знать, где оно у Кэллоуэя.
Спрашивать у поверенного о его намерениях казалось Джеку глупым, но он считал, что ради памяти сержанта Крандалла он обязан убедиться, что Берквист не играет безответственно с чувствами вдовы покойного.
– Это не ваше дело, сэр, – запыхтел пожилой поверенный. – Но скажу вам, что я не из ваших молодых повес, которые изображают из себя котов, шляющихся по городу. Так что можете не смотреть на меня так сердито. Я никогда не имел любовницы и твердо намерен жениться на Мэри Крандалл, если она захочет. Я всю жизнь жил один, обедал, когда хотелось, ходил в клуб, когда хотелось. Я никогда не думал жить как-то иначе, пока не появилась Мэри Крандалл и не дала мне понять, как я одинок и что это совсем не обязательно. Но чтобы переменить свои привычки, нужна твердость. – Говоря о твердости, поверенный посмотрел на свои колени и улыбнулся чему-то, что он потерял, как ему казалось. – Но Мэри того стоит. И я говорю не о постели, конечно.
Конечно, не о постели.
Еще глупее казалось Джеку расспрашивать юного Гарольда, которому предстояло попасть в мышеловку священника. Он еще и бриться-то почти не начал. Что он знает о том, что до конца дней своих он будет жить с одной и той же женщиной, хранить ей верность, заботиться о ней?
Не в первый раз Джек пожалел, что его старшего брата нет в Лондоне или что он не живет поближе. Туз понял бы смятение Джека, потому что он много лет боролся с мамашами, мечтающими женить его на своих дочках, прежде чем решил жениться на Нелл. Она была для него идеальной парой, но как Алекс понял это?
Гарольд даже не понял, о чем спрашивает Джек.
– Почему я женюсь на Марджори? Что вы хотите этим сказать? Я ее люблю. Почему бы мне на ней не жениться?
Действительно, почему?
Глава 26
Никто не спрашивал у Харриет, что думает она. Кому бы пришло в голову спрашивать у маленькой девочки, что она думает о природе любви? Узнавать мнение восьмилетнего ребенка о браке? Она не знает даже о том, что между взрослыми существует телесное притяжение, не говоря уже о том, сколько времени длится это притяжение.
А следовало бы спросить у нее. Харриет знала очень много. И что важнее, она знала, чего хочет.
Харриет хотела иметь семью с двумя родителями, которые жили бы вместе. Не гувернантку, которую можно уволить или которая может перейти на другое место; не опекуна, который может жениться на злобной ведьме, считающей, что детей нужно отсылать в школу, а зверюшек держать в сарае. Она хотела, чтобы ее любимый папа Джек и ее дорогая Элли поженились, и тогда ей не пришлось бы беспокоиться, что они разойдутся, а она снова окажется бездомной.
Они любят друг друга. Харриет это знала. Она могла бы рассказать, как розовеет Элли, когда папа Джек приходит навестить их, и как она притворяется, что не замечает, как он гладко выбрит и как замечательно сидят на нем панталоны. Харриет знала, что Элли это замечает, потому что краснела еще больше.
А капитан все время смотрел на учительницу и улыбался про себя, когда никто этого не замечал. А вот Харриет все замечала.
Они любят друг друга. И они должны хотеть ее взять к себе. И они должны хотеть целоваться и обниматься.
Кто сказал, что Харриет ничего не знает о телесном притяжении? Харриет знала, что Пэтси и Змей вечно стараются куда-то спрятаться, чтобы обниматься, а Дарла с мистером Даунзом постоянно целуются украдкой. Нет, она не могла поверить, будто бы дети появляются из кладовки с метлами, потому что она это проверила, но она подслушала, как миссис Крандалл сказала, что Дарла нашла там ребеночка.
Харриет хотела иметь ребенка. Братика или сестричку. Может быть, и того и другого. Наряжать собаку – это хорошо, но Джокер не умеет говорить или играть в кегли, или шептаться по ночам под одеялом, как это делали девочки в школе.
Все знают, что дети могут быть лишь у женатых людей. Только почему-то Дарла и мистер Даунз спешат с оглашениями, а Элли и папа Джек совсем не торопятся.
Элли не хочет выходить замуж за картежника. А Джек не хочет ни на ком жениться. И потом, капитан пытается найти свою сестру. На это он тратит все свои деньги, так что содержать жену не может. Харриет не узнала ничего о Куине ни в одной из примерочных, в которые они заходили. И Элли тоже, но они не прекращали свои попытки.
И оба они упрямые, совсем как Джокер. И глупые, как котенок.
Им нужно помочь.
Леди Марджори согласилась помочь ей устроить этот брак; но пока что она только вытаскивала их с визитом то к какой-то вдовствующей леди, то к какому-то огнедышащему дракону и еще посоветовала Элли сделать вырез платья чуточку побольше. Харриет не заметила, чтобы от этого была какая-то польза. Если джентльмен смотрит только на грудь леди, он не заметит ее красивых глаз и приятной улыбки. К тому же, опасалась Харриет, грудь у Элли не может соперничать с бюстами клубных девушек или даже нарядных леди, чьи передние полки служат для сбора крошек во время бесконечных чаепитий.
И потом, если папе Джеку нравится Элли только потому, что она одевается по последней моде, это долго не продлится. Элли симпатична изнутри, и это важно, но леди Марджори слишком пустоголовая, чтобы это понимать. Она слишком счастлива со своим Гарольдом, чтобы волноваться из-за проблем Харриет.
Так что Харриет решила нанести кое-кому визит.
Теперь она уже привыкла наносить визиты, сидеть во время скучных разговоров в своих лучших новых платьях, которые нельзя пачкать. Она научилась следить за своими манерами, что означало не разговаривать, пока к ней не обратятся, сидеть прямо на стуле, не болтать ногами и не таскать с серебряных тарелок миндальные печенья для Джокера.
Харриет решила, что ей, пожалуй, больше нравится ходить за покупками, потому что в лавках можно бродить и разговаривать со швеями. Ей хотелось помочь Джеку найти сестру, но когда снимают мерку, бывает скучно, а когда начинаешь при примерке вертеться, бывает больно.
Она сморщила нос. Ей больше нравилось в парке, или на конюшне, или на кухне в «Красном и черном», или играть с рабочими в Кард-Хаусе, чем заниматься тем, чем полагается заниматься леди. Но сегодня ей надоело ждать. Она задумала более важную игру.
Она сомневалась, что там, куда она направилась, ее встретят радостно, поэтому решила принести подарок. Это ведь прилично и вежливо? Элли отнеслась бы к этому с одобрением.
Когда Харриет сообщила Хокинсу, что идет на конюшню, он ничего не заподозрил. Она часто навещала своего пони и других зверюшек, живущих там. Хокинс продолжил играть в кости с Ланди, а Харриет направилась к задней стороне дома и, пройдя через сад, подошла к задним воротам. Конюшни находились у другой стороны изгороди, их охранял Сэмюел. Но Сэмюел повез Элли с Пэтси за покупками, и это было прекрасно известно Харриет.
Что больше понравится тому человеку, к которому она идет? Белая крыса или рыбка в миске? Крыса гадила где попало, а вода из миски с рыбкой могла выплеснуться на новое пальто Харриет. Вместо миски она взяла оловянное ведерко с крышкой.
Харриет перешла через дорогу к Гросвенор-парку, махая рукой всем няням, цветочницам и старикам, кормившим белок. Все они махали ей в ответ, полагая, что мисс Силвер или кто-то еще из Кард-Хауса находится, как всегда, поблизости.
– Эй, а где ваш пес? – окликнул девочку мальчишка-газетчик.
– Спит дома, – ответила Харриет. – Он ужасно ленивый.
– Значит, у вас в карманах нет ничего вкусненького?
Конечно, вкусненькое у нее было, на тот случай, если хозяин заставит ее ждать или не предложит чаю. Харриет поделилась с мальчишкой поджаренным хлебом с маслом. Тот ухмыльнулся и пожелал девочке хорошего дня.
Он и будет хорошим, если все будет так, как она задумала.
Когда Элли, закончив покупки, вернулась домой, нагруженная свертками, Джек ждал в холле, совещаясь с архитектором. Часть свертков Элли отдала Хокинсу и попросила его помочь Пэтси отнести остальное наверх.
Джек взял у Элли шляпную коробку, вызвавшую у него сильное желание заглянуть внутрь, чтобы узнать, какой вкус у нее стал теперь, когда она не обязана одеваться строго и скучно. Пока что платья и аксессуары, которые она покупала, были со вкусом и при этом неяркие. Они ей шли. И она поклялась, что по крайней мере одно из платьев было синее, хотя он его еще не видел. Платье, которое она надела сегодня, было мягкого светло-коричневого цвета, от чего ее волосы казались еще более золотыми – и вызывали у Джека желание узнать, насколько шелковисты они на ощупь. Локонам цвета темного меда теперь разрешалось падать от узла на макушке, их больше не заплетали в тугие косы на затылке. Джеку страшно хотелось вытащить из волос Элли шпильки и позволить им рассыпаться по ее плечам.
Теперь Элли походила скорее на леди из общества, чем на старую деву в стесненных обстоятельствах. Не напоминала она также и модную куклу, слава Богу, всю в рюшках, лентах и кружевах, стало быть, она не прислушивалась к советам своей кузины.
Джек отдал шляпную коробку лакею.
– Я хотел поговорить с вами.
– А я хотела поговорить с вами.
Он провел ее мимо двух рабочих, которые расчищали цветную лепнину в вестибюле, и открыл дверь в столовую для завтрака, которая была почти закончена.
– Вот и хорошо, – сказал Джек. – Теперь можно поговорить.
Но вдруг у него не нашлось нужных слов. Не нашлось их и у Элли, хотя она репетировала свою речь часами.
– Как вы думаете, вашей невестке понравятся эти обои? – Лучшего она не смогла придумать.
– Да Бог с ними, с обоями! Нам нужно поговорить об… о том, что…
Между ними не было ничего, кроме метлы и совка для мусора, насколько она могла видеть. Потом Элли посмотрела на Джека, а это было ошибкой. Глаза его были полны желания, и вдруг между ними не оказалось уже ничего, кроме нескольких слоев одежды. Губы их встретились.
Конечно, Элли знала, что нельзя допускать подобных вольностей. И конечно, знала, что Джек отпустит ее сразу же, стоит ей только возразить. И еще она знала, что возразить не сможет, не сможет отказать ему, не сможет вырваться из его объятий и отказаться от наслаждения, которое он ей предлагает. Она никогда не могла устоять перед Джеком, так зачем же делать это теперь, когда она уже решила отдаться ему?
И вот она обхватила его руками, теснее прижалась к нему и ответила на его поцелуй. Именно этого ей и хотелось, этого жаждало ее тело, это представлялось ей в воображении, это и должно было случиться, как она убедила себя.
Элли позволила себе ответить на поцелуй Джека. Наградой ей был его глубокий вздох. Или это ее вздох? Она втянула в себя его пряный запах, ощутила вкус вина, которое он пил до того, почувствовала, как он прижимается к ней, и что-то в ней сжалось в ответ. И то и другое, кажется, становилось все сильнее.
– Ах, Джек! – прошептала Элли ему на ухо, когда он наклонился и, целуя, провел губами по ее шее – ведь теперь ее платье не застегивалось до самого подбородка. – Мне следует велеть вам остановиться.
– Ах, Элли, я умру, если вы это сделаете.
Он наклонился ниже, чтобы поцеловать ее в ключицу, а потом и в грудь, поднимавшуюся в вырезе платья. Он лизнул языком чувствительную атласную кожу, и Элли вздохнула. Или это он вздохнул?
– Это плохо, но кажется, что хорошо.
– В нашей власти сделать, чтобы это было хорошо, милая.
Он уже заставлял ее желать, чтобы все ее правила сгинули без следа.
– Мне следует уйти, но я никак не могу отказаться от этого.
– Вам никогда не придется от этого отказываться.
Никогда? Но любовниц берут не навсегда. Нет, сейчас Элли не хотела об этом думать. Она не хотела ничего, только бы чувствовать и плыть по волне желания, которое она вызывала у него. А он – у нее.
– Вот это, – сказал он, пытаясь оттянуть книзу вырез ее платья, чтобы достать губами как можно глубже. – Вот это имеет место между нами. Я не могу оторвать от вас руки.
Ее руки тоже были очень заняты – они развязывали его шейный платок, чтобы можно было поцеловать Джека в шею и ощутить разницу между выбритой щекой и подбородком. Ее губы случайно оказались рядом с его ухом, и Элли попробовала также и ухо, и Джек застонал, и ей тоже захотелось застонать.
Ей не было больно, но все ее тело ныло. У нее не было жара, но она горела.
– А я не могу вам отказать.
– Хорошо. Значит, вы согласны?
Элли поняла, что вот-вот перейдет границы дозволенного. Когда она станет любовницей Джека, она не сможет снова стать чопорной и добродетельной мисс Силвер.
Ну и к черту мисс Силвер! Она никогда не ощущала себя такой живой, такой желанной, такой женщиной!
– Я согласна.
Джек подхватил Элли на руки и отнес к столу. Потом откинул пыльную скатерть и усадил Элли на столешницу.
– Вы сделали меня совершенно счастливым, любовь моя.
Уже? Элли намеревалась сделать его – и саму себя – куда счастливее. Она не очень понимала, как именно, но Джек подскажет ей. Она притянула Джека к себе. Теперь обе его руки были свободны, он гладил ее и целовал и шептал слова нежности – он, дескать, никогда не встречал такую женщину, как она, он не может без нее, Гарольд объяснил ему, как все должно быть.
– Гарольд? Вы говорили об этом с Гарольдом?
Поскольку Джек поднимал ее юбки все выше и выше, он решил ответить вполне честно:
– Ну, не совсем об этом.
Наконец его рука оказалась именно там, где ему хотелось; Элли никак не могла вообразить, что она там окажется. Она задохнулась от неведомых ранее чувств, запылала и ухватилась за рубашку Джека, чтобы стянуть ее, чтобы ощутить его грудь, поросшую мягкими волосками.
Он остановил ее.
– Не сейчас, любовь моя. Дайте мне сначала запереть дверь. Вдруг войдет Харриет.
– Какая Харриет?
Джек рассмеялся и отошел. Элли вдруг похолодела. В пустой комнате не было огня, и когда Джек перестал согревать ее, жар в ее крови остыл. Мысль о Харриет была подобна порыву арктического ветра.
Харриет – ребенок, ее ученица, девочка, которую она должна научить вести себя как леди. Она должна подавать ей пример, быть образцом морали и добродетели. А не сидеть с задранной юбкой на столе для завтрака.
Господи, она чуть было не позволила подать себя на стол, как ломтик ветчины, миску с яйцами и тарелку с хлебом! Ни одна бедная копченая селедка не чувствовала себя такой презренной, какой почувствовала себя Элли. Она спрыгнула со стола, лицо у нее пылало. Подумать только, она с такой охотой согласилась, чтобы ее соблазнили!
Элли опустила юбки, поправила лиф платья и прошла мимо Джека к двери.
– А кстати, где Харриет? – спросила она, поворачивая ключ в замке, – Вы сказали, что ей лучше остаться с вами, чем сидеть и ждать, пока кончится примерка.
Джек мысленно дал себе пинка за то, что все испортил. Но будут еще и другие моменты, ведь Элли согласилась. Он провел пальцами по растрепанным волосам, жалея, что не может проделать того же с волосами Элли, и вздохнул по упущенной возможности.
– Это случилось раньше. Мне нужно было поговорить с десятником насчет кровельных плиток, поэтому я привел ее домой после того, как мы целый час кормили уток на берегу Серпантина. Почти весь хлеб съел Джокер.
– Значит, Харриет пошла на кухню за хлебом, или она на конюшне, кормит своих зверюшек.
– Нет, она сказала, что устала и хочет поспать.
– Поспать? Харриет? И вы ей поверили? Вы поступили еще глупее, чем я, когда решила, что могу стать вашей…
Джек уже был на середине лестницы, ведущей в гостевое крыло. Элли взбежала вслед за ним. Она ворвалась в комнату как раз в тот момент, когда Джек откинул одеяло и увидел пса в белом кружевном чепчике.
Джокер рявкнул, рассердившись, что его побеспокоили.
– Проклятие! – выругался Джек, а собака спрыгнула с кровати и забралась под нее.
Элли заглянула туда, но увидела лишь забытый там чулок.
– Зачем она солгала?
Элли проверила свою комнату и туалетную, а потом комнату Мэри Крандалл на другом конце коридора.
– Потому что это Харриет. Это ее вторая натура. Но интересно, куда она ушла?
– И еще интереснее – зачем?
Элли посмотрела в платяной шкаф. Там не было одного из новых платьев Харриет, плаща и новой шляпки из пальмовой соломки.
– Она не взяла свои вещи.
– Значит, она не убежала из дома.
– Но она и не могла этого сделать. Ей здесь нравится, и она вас любит. Скорее всего, ей захотелось провести вечер на конюшне со своим пони и прочим зверьем, и она знала, что вы ей этого не позволите, потому что Сэмюел повез нас с Пэтси.
Джек уже выбежал за дверь и несся вниз по лестнице, криком созывая сторожей и рабочих. Никто не видел девочку с тех пор, как много часов назад она пошла на конюшню. Хокинс предположил, что она вышла через кухонную дверь, как часто делала.
Сэмюел все еще скреб упряжных лошадей. Он не видел Харриет с утра.
Коробки, миски и клетки с любимцами Харриет казались нетронутыми, пони безмятежно жевал овес.
Послали лакеев обыскать задний сад. Джек поискал на кухнях и в погребах, а рабочие обшаривали отремонтированные помещения. Пэтси и Элли открывали каждую дверь на каждом из этажей и на чердаках, зовя Харриет.
Теперь уже по-настоящему встревоженная Элли встретилась с Джеком в главном холле. Конечно, Харриет самовольная и хитрая девчонка, но она ни за что не пропустила бы чай и возможность побыть с папой Джеком.
– Понять не могу, почему она ушла.
– И куда пошла. – Он послал в «Красное и черное» на тот случай, если Харриет решила навестить кого-то из своих тамошних друзей, хотя ей не разрешалось ходить по городу одной. – Она собиралась вернуться, – успокоил он Элли. – Она ни за что не бросила бы своих любимцев. И вас, конечно.
