Текст книги "Очарованная вальсом"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава шестая
Князь Меттерних эффектно швырнул на письменный стол пачку бумаг, которую держал в руке, и посмотрел на жену с видом человека, только что сбросившего со своих плеч тяжкий груз.
– Небольшая победа, – кратко прокомментировал он свои действия. – Совсем маленькая, но тем не менее я очень рад.
– Прекрасно, если хоть что-то удалось решить, – откликнулась Элеонора. – Я уже начала думать, что ваша затея, я имею в виду конгресс, так ничем и не кончится, кроме пустой болтовни.
– Русские, похоже, не против того, чтобы конгресс растянулся на тысячу лет, – жестко заметил князь. – То, чего мы достигли сегодня, вызывает озабоченность Франции, поэтому мне и Талейрану нужно прийти к соглашению. Завтра мы вновь начнем обсуждать вопрос относительно Польши.
– Забудь об этом хоть ненадолго, – тихо взмолилась княгиня. – Тебе необходимо немного передохнуть. Ты уезжаешь?
– Мне нужно отдать массу визитов, – устало отвечал князь. – Дела делами, но, боюсь, за последние недели я совершенно забыл о своих светских обязанностях.
– Верно. По тебе все соскучились, – поддержала его жена. – Я обещала жене Каслри, что навещу ее нынче вечером, иначе предложила бы сопровождать тебя.
– Тогда встретимся на обеде, – кивнул князь, с улыбкой поднося руку супруги к своим губам. Она улыбнулась в ответ и вышла из комнаты.
Проводив ее взглядом, Меттерних подошел к висящему в простенке между выходящими в сад окнами длинному зеркалу в позолоченной раме и осмотрел свое отражение – все то, что неоднократно превозносилось другими как «в высшей степени благородная внешность».
– Тебе уже сорок один, – напомнил он вслух сам себе. – Где твоя юность, где твоя жизнерадостность? Или все это забрала у тебя служба на благо государства?
Князь тихонько вздохнул и повернулся к окну.
– У меня есть несколько часов отдыха, – пробормотал он, – и я совершенно не представляю, чем мне заняться.
Это состояние действительно было для него необычным. Прежде всю жизнь он был вовлечен в любовные, волнующие любовные приключения, требовавшие от него дипломатического мастерства.
И он сумел развить в себе это мастерство до высшей степени, что позволяло ему любить двух или трех женщин одновременно, находя к каждой из них особый подход, убеждая каждую в искренности своих чувств.
Вряд ли кто-то поверит, но очень часто любовные романы помогали ему в его политических интригах. Любившие его женщины делились с ним всем тем, что знают, без всякого принуждения и задних мыслей на его счет. И вот сейчас, впервые в жизни, он вдруг обнаружил, что свободен от любви.
Стоя у окна, князь погрузился в мысли о женщинах. Как много значила в его жизни Констанс де ла Форш, его первая юношеская привязанность! Он вспоминал треугольную челку на мраморном лбу, миндалевидные глаза, заливистый смех… Он обожал ее со всем пылом юности, со страстью, какой не испытывал больше никогда в жизни!
Ему никогда не забыть ту первую ночь, что они провели вместе в ее доме в Страсбурге. Было совсем темно, когда их карета замедлила ход возле чугунной ограды с воротами, и на пышные, в полном цвету кусты сирени падал свет зажженных уже фонарей. Дверь дома отворилась, и князь приготовился было раскланяться и удалиться, благополучно проводив красавицу до ее дома. Но она молча взяла его за руку и повела за собой вверх по лестнице к своему будуару.
– Подожди меня, – шепнула Констанс и исчезла, оставив его наедине с его мыслями. Когда она вернулась, на ней был только белый батистовый пеньюар, отороченный мягким валансьенским кружевом. Констанс медленно подошла к нему и раздвинула пеньюар, обнажая полушария нежных грудей, выглядывавших из кружев, словно из морской пены. Его охватило чувство, сравнимое с благоговением. Он ощутил дрожь, волна ликования прокатилась по его жилам, и он со стоном припал к обнаженному сокровищу, почувствовал, как легли ему на голову легкие ладони…
Констанс де ла Форш стала матерью его ребенка. К ней и к Карлотте Шонборн он будет всегда испытывать особые чувства.
Екатерина Багратион была следующей женщиной, также занявшей заметное место в его жизни. Их роман длился не один год, и он знал, что ни в ком больше не найдет такого поразительного сочетания восточной нежности, испанской грации и парижской элегантности вкупе с быстрым, острым умом.
После Констанс и Екатерины его жизнь оказалась заполненной многими красивыми женщинами.
Среди них была изящная герцогиня д’Абрантес, жена знаменитого наполеоновского генерала Жюно, герцога д’Абрантеса, урожденная Мартен де Пермон. Пермоны были родственниками Бонапартов, в их доме умер отец Наполеона. Семья Пермон переехала в Париж, и Бонапарт посещал их дом, что не помешало впоследствии Лоре примкнуть к противникам Наполеона. Бедная маленькая Лора, известная после замужества на весь Париж своей красотой, остроумием и экстравагантностью! Вспомнив о ней, князь вздохнул с сожалением. До сих пор ему грезились ее широко поставленные янтарные глаза и нежные губы. У Лоры была высокая грудь, осиная талия, прелестные узкие бедра, неповторимый мягкий контур шеи – длинной, тонкой, дерзкой, придававшей ей томный, дразнящий вид.
Князю удалось пробудить в Лоре чувственность, чего никогда не мог ее грубоватый муж.
– Ближе, прижми меня ближе, – попросила она однажды. – Я так одинока… я хочу стать частью тебя.
Сильнее сжав ее в объятиях, князь взглянул в пылающее страстью маленькое лицо Лоры. Она в экстазе прикрыла глаза. Он прикоснулся губами к ее губам – Лора порывисто вздохнула и откинулась на мягкие, разбросанные по кровати подушки.
Но герцогиня д’Абрантес была не единственной, кого нужно было держать вдали от конгресса. Каролина Мюрат, королева-консорт Неаполя и самая младшая из сестер Наполеона, его любимица, честолюбивая и жаждавшая власти не меньше, чем ее знаменитый брат, – высокая, роскошная, остроумная, она писала князю самые яркие и умоляющие письма, выпрашивая разрешения приехать в Вену. Роман с этой женщиной был пылким и восхитительным, но только до тех пор, пока вечная, на грани душевной болезни, ревность Каролины не заставила его порвать с нею.
Каролину Мюрат лишили удовольствия блистать на конгрессе, как и еще одну красавицу – решительную, очаровательную Вильгельмину, герцогиню Саган. В Вене она держала салон, где собиралась высшая аристократия. Будучи неимоверно привлекательной, она кружила головы многим дворянам. Они написали друг другу множество писем, в которых обсуждали не только свои любовные дела, но и политические. Пожалуй, это она, Вильгельмина, ненавидевшая Наполеона, оттолкнула Меттерниха от его осторожной профранцузской политики… Но они были знакомы не один год, прежде чем у них начался роман. Она появилась в его жизни в самый критический для его карьеры момент. Смешливая, фривольная, слегка тщеславная, она оставалась его любовницей на протяжении всей кампании 1814 года, когда армии союзников двигались на Францию.
Каждый день они ехали вперед – она в своей карете, он верхом. В сером полевом плаще и высокой шляпе Меттерних чувствовал себя в гуще марширующей армии как дома, на прогулке по Пратеру. По окончании дневного марша они с Вильгельминой ужинали, а потом проводили ночь вместе.
Но если на войне Вильгельмина была незаменимой «походной женой», позже герцогине Саган было любезно, но твердо объявлено, что в следующие несколько месяцев князь будет полностью поглощен делами на Венском конгрессе.
Как много женщин! Но сейчас, в данный момент, он был один – и это в сорок один год! Меттерних вдруг почувствовал на душе гнет прожитых лет. Даже по самым оптимистическим подсчетам, половина жизни осталась позади. Что ждет его дальше? За последние несколько лет благодаря колоссальным усилиям князь Меттерних сумел превратить себя в одного из самых известных в Европе людей, стал человеком, кого боялись и уважали. Но сейчас, без любви, жизнь казалась ему пустой.
Свою жену Элеонору он никогда не любил. Это был брак по расчету, хотя он и оказался счастливее, чем на то мог рассчитывать князь. Они с женой жили как близкие друзья, их дружба оказалась намного прочнее, долговечнее и во многих отношениях ценнее, чем эфемерные любовные романы, которые начинаются и проходят так же легко, как сменяют друг друга времена года.
Но князь не мог жить без любви. Обладание женщиной было необходимо для него как воздух. Он отвернулся от окна со странным ощущением того, что вот-вот должно произойти нечто необычайное. Каждой клеточкой тела он чувствовал приближение приключения – оно, казалось, затаилось где-то совсем рядом. Неожиданное и удивительное, стоит лишь протянуть руку… Эта уверенность была настолько сильной, что на губах его заиграла улыбка, с которой он пошел вниз, где у каменных ступеней крыльца его поджидала карета.
Меттерних решил, что первый визит он нанесет графу Карлу Жичи. Граф был одним из самых известных и гостеприимных хозяев во всей Вене. Его дом был открыт для гостей конгресса, и многие восхищались приемом, какой ждал их под его крышей. «Очень жаль, что еще не довелось побывать у графа», – думал про себя Меттерних, – сотни самых разных дел почти безотлучно держали его в своей приемной.
Однако сегодня нужно отставить дела в сторону и побыть у графа чуть дольше, чем того требует обычный формальный визит. Кроме того, было еще несколько визитов, которые князь надеялся успеть отдать перед тем, как вернуться домой переодеваться к обеду.
Погруженному в мысли князю показалось, что не прошло и нескольких минут, как его карета уже остановилась перед домом графа. Перед крыльцом он увидел несколько других экипажей, одни уже начинали отъезжать, другие все еще дожидались своих хозяев. У мощеной подъездной дорожки толпились, как всегда, зеваки, вытягивавшие шеи, чтобы рассмотреть, кто приехал, гадавшие, кем из иностранных гостей был подъехавший.
Князя все узнали сразу – он был известнейшим человеком в Вене, и его появление везде встречали приветственными криками. Что бы ни думал о себе русский царь, истинным освободителем Европы от Наполеона народ считал именно Меттерниха. Вот и сейчас, стоило лишь ему шагнуть из кареты, раздались крики, в воздухе замелькали подброшенные вверх шляпы и женские платки.
Меттерних улыбнулся, и в ответ глаза всех женщин засияли, на губах появились улыбки – так всегда реагировали все женщины, и юные, и пожилые, при виде улыбающегося князя.
Дом графа был большим и роскошно обставленным, в его убранстве прослеживалась мода на Древний Восток и Рим, соседствуя с «греческой». Слуги в желтых бархатных, отороченных серебристым кружевом ливреях провели Меттерниха в большую приемную, где уже собралось немало гостей. Он медленно пошел между ними, отыскивая взглядом хозяина. Князь слегка припоздал, и граф уже успел отойти от двери, где он встречал гостей.
Князь медленно продвигался по комнате – очень многие хотели заговорить с ним, многие женщины приглашающе взмахивали руками, иностранные гости надеялись услышать от него хотя бы словечко, перехватить его взгляд, который дал бы понять, что они в настоящий момент могут быть облагодетельствованы вниманием князя.
И в этот миг он увидел ее! Она переходила от одной группы гостей к другой и была так ослепительно хороша, что у князя перехватило дыхание, и он уже не мог отвести от нее взгляда.
На ней было светло-серое платье из легкой ткани и маленький изумрудно-зеленый жакет из тонкого бархата. Со шляпки-тюрбана того же серого цвета, что и платье, свисала пара зеленых кисточек, которые задорно покачивались и, казалось, спешили известить всех о том, что вместе со шляпой прибыли из Парижа, столицы моды. Цвета туалета подчеркивали глубину серых глаз и белизну кожи молодой женщины. Она была не очень высокой, а в светло-серых кожаных туфлях-сандалиях в стиле ампир с завязками на манер античных, вокруг щиколотки, выглядела еще более миниатюрной, при всей мягкости и кошачьей грации в каждом жесте. Глядя на нее, без всяких слов становилось понятным, почему стиль ампир предполагает не просто детали одежды, а очень важны походка, движения рук, постановка корпуса, что требует специального обучения, поскольку «античная» одежда подчеркивает любые изъяны фигуры и неловкость в движениях. Дама, замеченная Меттернихом, в совершенстве владела собой и могла служить образцом для подражания. Так что не было в том случайности, что он заметил ее среди всех гостей.
Князь пристально наблюдал за каждым ее шагом. Почувствовав на себе взгляд, женщина неожиданно остановилась и оглянулась. В эту секунду для них исчезла говорливая толпа в комнате, весь окружающий мир. Остались только они двое, смотрящие друг на друга. Глаза незнакомки стали как будто шире, на лице проступила улыбка – неуловимая, одними уголками губ, а затем женщина отвернулась и пошла прочь.
На мгновение Меттерниху почудилось, что он потерял ее, и он непроизвольно качнулся вперед, словно желая успеть за этим чудным видением.
Он забыл обо всем: переговорах, этикете, даже об излюбленной своей отстраненной позе, которую также все узнавали, как и его лицо. Он испытывал страстное желание окликнуть незнакомку, попросить, чтобы она не покидала его, сказать, что он должен поговорить с нею – сейчас, не откладывая, или же он не ручается, что не сойдет с ума…
Но тут Меттерних понял – женщина пошла искать хозяина дома. Найдя его, она указала ему рукой на нового гостя, и грубоватое лицо графа Карла Жичи расплылось в улыбке. С этой улыбкой он поспешил навстречу Клеменсу Меттерниху.
– Ваше сиятельство, какая честь! Как я рад! Милости прошу в мой дом!
– Я слишком долго пренебрегал вашим гостеприимством, граф, – церемонно отвечал Меттерних, не выпуская из поля зрения женщину, боясь, что она отойдет и больше он ее не увидит. – Прошу простить меня за то, что я так долго не был у вас, и сказать вам о том, какое удовольствие мне доставляет здесь быть. – Последние слова он произнес с особым значением, переводя взгляд на незнакомку в тюрбане с зелеными кисточками.
– Могу я представить вам свою невестку, Юлию? – спросил зардевшийся от удовольствия граф Карл Жичи.
Она стояла рядом со свекром, и князь наконец-то смог взять в свои руки ее маленькую ладонь и поднести к губам. От этого прикосновения сердце его радостно подпрыгнуло, в нем запылала страсть, огонек которой загорелся еще в тот миг, как он бросил первый взгляд на эту милую даму.
– Я хотел бы переговорить с вами наедине, – такова была его первая фраза женщине, когда граф Жичи отвлекся на гостя, подошедшего для обязательного на таких встречах мимолетного светского разговора.
Ее, кажется, несколько обескуражил его требовательный тон, но без возражений и расспросов она повела Меттерниха в соседний маленький кабинет.
Как и весь дом, кабинет был обставлен с большим вкусом, мягкие бордовые портьеры и старинные зеркала в причудливых резных рамах изумительно гармонировали с внешностью Юлии. Многие светские дамы сейчас были озабочены тем, чтобы во время домашних приемов стиль их туалетов гармонировал с мебелью, коврами и безделушками – в этом случае Юлия прекрасно вписывалась в интерьер своим благородством и невозмутимым спокойствием.
– Кто вы? Почему я не встречал вас прежде? – без предисловий спросил ее Меттерних.
– Мой свекор уже сказал вам, кто я, – ответила она ровным голосом. – Мы с мужем приехали в Вену, чтобы помочь ему принимать гостей. Свекор, как вы знаете, вдовец.
Ее голос восхитил князя. Мягкий, невыразимо нежный, с пленительными нижними нотами. Голоса всегда оказывали на Меттерниха особое воздействие, многое говорили ему о собеседнике. Голос Юлии звучал успокаивающе, журчал как ручей, как каденция первой части Четвертого концерта Бетховена, он слышал этот концерт, и музыка ему запомнилась, а сейчас вспыхнувшая было в нем страсть превратилась в нечто более глубокое и упорядоченное, сообразное совершенству мелодии речи, какую он слушал, внимая прекрасной Юлии.
– Расскажите мне, что вы думаете о Вене.
Он задал первый пришедший ему на ум вопрос, на самом же деле ему хотелось лишь видеть перед собой это милое лицо с очаровательной мимикой, ловить этот спокойный взгляд серых глаз, слушать ее голос.
Она без жеманства и показного восторга принялась рассказывать ему о том, как весело в Вене. Такого яркого, карнавального города она еще не встречала. Она видела Бетховена – великий композитор, совершенно оглохший, сам, причем блистательно, дирижировал оркестром, исполнявшим его оперу «Фиделио». А впереди ее ждет посещение имперской Карусели, где рыцари будут сражаться на турнире в честь двадцати четырех красавиц, получивших титул «бель амур», «прекрасных дам». Еще, рассказала Юлия, она участвовала в «живых картинах»! С ее участием была воссоздана «Встреча» французского художника Фрагонара. Пылкий юноша, одетый в красный камзол – цвет страсти, перебирается через стену в сад, где его ожидает возлюбленная. Молодая женщина в белом воздушном платье сидит, отвернувшись от юноши, словно не замечая его, показывая ему, что ей не так уж приятно это свидание – подобная кокетливая игра была правилом для всех галантных романов. Над головами юных любовников возвышается статуя богини любви Венеры в сопровождении маленького Купидона. А все пространство картины заполнено цветами – на деревьях, кустах и в вазонах, розами – символом страстной и нежной любви… Не угадает ли князь, в чьей роли она выступала? Ах, нет, не возлюбленной… Нежный переливчатый смех. Купидона! Да-да, Купидона! Почему князь так улыбается? Купидон невысок, Венере едва по пояс…
Она говорила и говорила, и князь, слушая, чувствовал себя околдованным исходящими от нее теплом и спокойствием, каких ему еще не довелось изведать никогда в жизни. И он чувствовал в сердце живую трепетную любовь к этой открытой маленькой женщине, словно тот Купидон, которого она изображала в «живой картине», попал стрелой ему в самое сердце…
Это было неведомое прежде счастье, Меттерних был околдован и воодушевлен и поглощен этим чувством, хотя между ними еще не было сказано ни единого нежного слова.
Спустя приблизительно двадцать минут графиня, улыбаясь, отчего на ее щеках заиграли ямочки, поднялась на ноги.
– Ваша светлость, надеюсь, простит меня, – сказала Юлия, – но я должна уделить внимание остальным гостям.
Секунду князь смотрел на нее, затем повернулся и, будто сомнамбула, пошел к выходу.
Больше он никуда не поехал и вернулся домой, где возвратившаяся часом позже Элеонора нашла его сидящим перед камином в странном оцепенении.
– Уже вернулся! – воскликнула она, входя в комнату. – Ты не заболел? – тревожно спросила она мужа, это была ее первая мысль. Но когда князь повернулся и Элеонора увидела его лицо, она поняла: произошло именно то, чего она так опасалась все последние недели.
Ее муж влюбился! Опять… Кто бы знал, и в первую очередь Клеменс, как убивают ее его любовные романы! Каждый раз, как острым ножом, они кромсали ей сердце. Она вышла замуж за Меттерниха, прекрасно зная о том, что он не любит ее, что он женится на ней только потому, что она одна из самых богатых наследниц во всей Европе.
Никогда еще положение семьи Меттерних не было столь шатким, как в тот момент, когда Элеонора Кауниц дала согласие выйти замуж за молодого Клеменса Меттерниха. Победоносная французская армия овладела австрийскими Нидерландами и заняла левый берег Рейна, где находились все владения семьи Меттерних. Земли были конфискованы именем французского императора, семья отца Клеменса, графа Георга, была поставлена в отчаянное положение – он лишился поста дипломата, а заодно потерял старинные владения.
Клеменс с родителями прибыл в Вену без денег и без высокого положения в обществе, но благодаря своим связям семья начала приходить в себя. Жившая в поместье Кауницев кузина познакомила Элеонору с Клеменсом. В то время графиня Элеонора была помолвлена с графом Балфи, но… как только увидела юного красавца Клеменса, захотела расторгнуть эту помолвку и была согласна на все, чтобы знакомство с Клеменсом увенчалось браком.
Она знала, что означает этот брак для Клеменса, знала, что ее деньги интересуют его намного больше, чем она, но даже это не могло ее остановить. Она влюбилась в Клеменса точно так же, как влюблялись в него многочисленные женщины до нее и как, увы, будут влюбляться в него в будущем.
Она любила Клеменса пылко, страстно, безумно, хотя, будучи женщиной здравомыслящей, прекрасно понимала, что недостаточно хороша собой, чтобы удержать его красотой.
Она принялась воспитывать себя – яростно, с железной дисциплиной, совершая порой героические усилия над собой, приучаясь к тому, чтобы давать ему все, ничего не требуя взамен.
Постепенно, с ухищрениями, которых Клеменс так никогда и не понял, она сумела стать для него незаменимой. Он все более полагался на нее, был благодарен ей за постоянную помощь и поддержку, доверял ей, причем в делах не только дипломатических, но и – о ужас! – своих сердечных.
Представляя, как Клеменс шепчет слова любви другим женщинам, Элеонора готова была кричать, хотя никогда не подавала виду и внешне не проявляла к сердечным делам супруга ничего, кроме дружеского интереса.
«Как хорошо, что я могу говорить с тобой о таких вещах», – говорил всякий раз он, а она должна была понимающе улыбнуться в ответ и постараться помочь ему разобраться в очередной интриге, заговоре, страстном увлечении, из-за которых его жизнь превращалась в сплошной хаос, который она обращала в гармонию.
Иногда она могла не только выслушивать его. Был страшный период в Париже, когда Клеменс был влюблен сразу в двух женщин, очень не похожих одна на другую ни внешне, ни складом характера. Одной из них была Каролина Мюрат, неаполитанская королева – поразительно красивая, страстная и волевая, как и ее брат, французский император. Другую звали Лора, герцогиня д’Абрантес, одарявшая Клеменса нежной, беззаветной любовью и привязанностью, которую сохранила на всю свою жизнь.
Характер у Каролины был пылким, бурным, требовательным. Она полностью владела Клеменсом до тех пор, пока все его время и сердце не прибрала постепенно к своим рукам тихая Лора д’Абрантес. Клеменс все чаще стал появляться на людях с Лорой, и тогда властная неаполитанская королева поклялась, что любой ценой вернет своего любовника.
У Каролины был в услужении красивый лакей по имени Проспер, перепробовавший уже всех служанок в ее поместье, и она решила, что Проспер должен попытать счастья с одной из служанок д’Абрантес, Бабеттой. Дворецкий устроил им свидание, и Проспер, которому его хозяйка дала денег, в короткое время добился от Бабетты взаимности. Вскоре он принес Каролине связку перевязанных лентой писем, которые Бабетта выкрала из письменного стола хозяйки. Каролина все это время, пока Проспер обольщал Бабетту, сгорала от нетерпения поскорее их прочитать, однако ждала. Это, как она и думала, оказались любовные письма Клеменса Меттерниха.
Прочитав письма, Каролина поняла: ей в руки попало смертельное оружие.
Оружие, умело применив которое она сможет уничтожить в глазах князя Меттерниха соперницу.
Приказав подать карету, Каролина отправилась во дворец герцогини. Отбросив обычную для себя королевскую вальяжность, Каролина поспешила в дом и поведала Лоре, что в ее распоряжении оказались пикантные эпистолярные произведения одного известного им человека. И в доказательство зачитала вслух отдельные выдержки.
– Я собираюсь отдать письма в газеты, – завершила она представление. – Их публикация нанесет вред не только вам и австрийскому министру, но ударит и по вашему мужу.
Лора стремительно вскочила.
– Вы в самом деле хотите сказать, – возмутилась она, – что собираетесь устроить скандал именно в тот момент, когда Клеменс, как вам известно, ведет крайне деликатные переговоры с императором? Он же будет полностью разбит, уничтожен!
– Именно это я и имела в виду, – зло ответила Каролина.
– Значит, вы не любите его! – закричала Лора. – Вы не можете любить мужчину, если замышляете такое против него. Вы хотите уничтожить его из ревности! Я откажусь от Клеменса.
– Поздно, – ответила Каролина. – Вначале я тоже хотела только этого, но теперь, увидев эти письма, я хочу заставить его страдать. И вас заодно.
Ее темные глаза сверкали злобой, поднявшись на ноги, Каролина возвышалась над маленькой Лорой словно богиня мести, но Лора была бесстрашной женщиной.
– Вам не понятно, что означает слово «любовь», – тихо сказала она. – Вы злая женщина, Каролина Мюрат. Я люблю Клеменса всем сердцем, но если моя любовь угрожает ему, я уйду из его жизни и никогда больше не увижусь с ним. Прошу вас поверить моей клятве и возвратить письма.
Но ревность Каролины делала ее глухой к словам соперницы, и она не готова была пойти на сделку.
– Я отнесу их в газету, чтобы напечатали, – холодно ответила Каролина. Она ненавидела маленькую герцогиню, поскольку понимала, что та способна дать Клеменсу Меттерниху нечто такое, что не в силах дать ни одному мужчине она. Каролина ушла в ярости, а безутешная, искренне любящая австрийского министра Лора в отчаянии решила обратиться к его жене.
Элеонора выслушала ее спокойно, с участием, и это помогло склонной к слезам герцогине справиться с наиболее сложной частью ее рассказа.
– Благодарю за то, что выслушали меня, мадам, – сказала в конце речи Лора. – Можете не беспокоиться, я обещаю вам, что впредь все будет в рамках приличия.
Герцогиня ушла. Элеонора же отправилась с визитом к неаполитанской королеве. Она отметила про себя, как была поражена Каролина тем, что к ней явилась жена Клеменса Меттерниха, и, не теряя времени, приступила к главному – нападать надо, когда противник обескуражен и тем ослаблен.
– У вас имеются некие документы, написанные моим мужем. Они предназначались только для глаз герцогини д’Абрантес, – спокойно сказала Элеонора.
Каролина зло поджала губы, но в глазах ее застыло крайнее удивление.
– Мне все об этом известно, – невозмутимо пояснила Элеонора таким простым тоном, каким одна хозяйка объясняет другой у плиты, как она готовит свое любимое блюдо. – Между мной и мужем нет никаких секретов. У нас полное взаимопонимание в подобных вопросах.
– Вы очень необычная женщина, – едко заметила Каролина.
– Мой муж – очень необычный человек, – поправила ее Элеонора все тем же невозмутимым, «домашним» тоном. – Итак, насколько я понимаю, вы намерены опубликовать письма, которые он писал Лоре д’Абрантес. Не могу найти сколько-нибудь веской причины для этого.
– У меня есть причина! – дерзко воскликнула Каролина, возвращая себе позиции нападающей. – И очень веская, смею вас заверить!
– Сомневаюсь, – покачала головой Элеонора. – Я жена Клеменса и не стану вмешиваться в его личные дела. И другим не позволю. Меня не тревожат попавшие вам в руки «откровения» об отношениях между моим мужем и герцогиней.
Несмотря ни на что, Элеонора отчетливо видела: после первых ошеломивших ее минут визита Каролина по-прежнему намерена стоять на своем. В этот момент она ненавидела Клеменса прежде всего потому, что безнадежно, отчаянно любила его.
Элеонора понимала – что бы она ни сказала, делу это не поможет, и потому решила сменить тактику. От Каролины она прямиком отправилась в Фонтенбло и попросила аудиенции у Наполеона. Ее немедленно проводили в кабинет императора. Он что-то писал, сидя за массивным столом, заваленным рапортами, графиками, документами и большой картой России. На императоре был темно-зеленый мундир cтарой гвардии с белыми отворотами. Наполеон поднялся и приветливо встретил появление Элеоноры:
– Вы хотели видеть меня, мадам Меттерних. Чем могу быть вам полезен?
Без промедления и малейшего смущения Элеонора рассказала императору о деликатной ситуации, сложившейся между герцогиней д’Абрантес и его сестрой, Каролиной Мюрат.
– Если не принять мер, которые не позволят неаполитанской королеве исполнить ее угрозы, разразится крупный скандал, ваше величество. Этот скандал, позволю заметить, принесет вред вашему императорскому дому, сир, точно так же, как нанесет ущерб интересам австрийского министра.
Склонив голову, размышляя, император молчал. Элеонора, вздохнув, продолжила:
– Положение моего мужа в Вене в настоящий момент достаточно тревожно. Многие обвиняют его в том, что он излишне пылко защищает интересы Франции. Скандал, затеваемый неаполитанской королевой, повредит работе, которую мой муж проводит на благо не только своего, но и французского правительства, ваше величество.
Наполеон внимательно слушал Элеонору. Он был достаточно проницателен, чтобы понять, насколько умна эта женщина, и должен был согласиться с тем, что в ее словах много правды.
Убедившись, что мадам Меттерних сказала все, что хотела сказать, Наполеон поблагодарил Элеонору за то, что та набралась храбрости обратиться к нему.
– Можете положиться на меня, мадам. Я покончу с этим делом, и безотлагательно.
Элеонора искренне поблагодарила его и собралась уходить. У дверей, однако, император попросил ее задержаться еще на минуту.
– Черт бы побрал вашего мужа! – воскликнул Наполеон, и в его глазах запрыгали веселые огоньки. – Похоже, из-за него потеряли голову все мои придворные дамы! Каков, а?
Элеонора сделала легкий вздох и улыбнулась.
– И вы можете осуждать их за это, сир? – мягко спросила она. – Я еще не встречала женщины, которая могла бы устоять перед ним.
«Дело не только в том, что нет женщины, которая могла бы устоять перед ним, – подумала Элеонора. – Он сам считает их всех неотразимыми, вот в чем беда».
С того момента, как в Вене открылся конгресс, она чувствовала себя счастливой. В жизни ее мужа не было ни одной женщины! Целыми днями Меттерних был занят делами, одно труднее и заковыристее другого. Только о них он и говорил, когда они завтракали вместе, – о проблемах с русским царем, о различиях во мнениях между представителями разных стран, об интригах и сплетнях и многом другом, что сопутствует любому политическому мероприятию и более низкого статуса, а что уж говорить о Венском конгрессе, который, конечно же, войдет в историю, и имя Клеменса Меттерниха займет в этой истории не последнее место.
И вот теперь удар. От того, что он был неожиданным, он оказался чувствительнее, чем мог бы быть. Ей ли привыкать? Ее муж влюбился! Она поняла это по странному, возбужденному выражению его лица, по тонкой улыбке на губах, по выражению глаз. Клеменс был похож на человека, неожиданно узревшего Священный Грааль, после чего никак не мог настроиться на повседневный окружающий мир – мир расплывался в его глазах и обволакивал его сознание туманным облаком, лишая четких ориентиров.
