Текст книги "Ах, Париж!"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Позже, размышляя об этом, она решила, что тетя Лили собиралась выйти за барона замуж. В конце концов, почему бы ей еще раз не выйти замуж, хотя плохо, что ей нравится такой мужчина, к тому же немец, но ведь барон будет заботиться о ней. Он сможет запретить ей тратить такие большие деньги на приемы, которые, должно быть, обходятся недешево и на которые приходят такие странные и шумные люди.
Гардения встала с колен. Тетя Лили сделала вид, что поправляет гвоздики, стоящие в вазе на камине.
– Думаю, Гардения, мне надо тебе кое-что объяснить, – странным голосом начала она. – С тех пор как умер мой муж, я очень часто чувствовала себя несчастной и одинокой. Барон был исключительно внимателен ко мне. Он помогает мне решать сложные юридические вопросы. Он всегда давал мне ценные советы как раз тогда, когда я больше всего в них нуждалась.
– Да, конечно, я понимаю, – поспешно проговорила Гардения. – Мне просто казалось странным, что он так часто приходит сюда. Я не догадывалась, что он помогает вам.
– Теперь ты понимаешь, как обстоит дело, – продолжала тетушка, склонившись над цветами. – Он одинок здесь, его жена и семья далеко, а французы не любят немцев. Он очень болезненно воспринимает то, что люди грубы и недружелюбны к нему.
Гардения промолчала. Почему-то ей было трудно представить барона страдающим, он рисовался ей властным и повелевающим. Но, возможно, подумала Гардения, она слишком жестока, и, в конце концов, тетушка хорошо его знает.
– Мне очень жаль, если я оказалась чересчур любопытной, тетя Лили, – сказала она. – Простите меня. Для меня невыносимо задавать вопросы. Мне просто хочется все понять и не делать неправильных выводов.
– Конечно, детка, и если ты хочешь доставить мне удовольствие, – проговорила герцогиня, – будь помягче с лордом Харткортом. Он очаровательный молодой человек, к тому же богатый.
Гардения почувствовала, как щеки заливает краска.
– Именно это я и собиралась обсудить с вами, тетя Лили, – застенчиво сказала она. – Понимаете, из того, что мне в тот вечер сказал лорд Харткорт, я заключила, что он считает, будто вы имеете на него виды.
– Он так и сказал? – Внезапно голос герцогини стал резким.
– В некотором смысле да, – запинаясь, ответила Гардения. – Это все я виновата. Я сказала ему, что вы хотите, чтобы мы были друзьями. Только потом я поняла, как была глупа, и мне стало стыдно. Я ни за кого не хочу выходить замуж, тетя Лили, пока не полюблю.
– Гардения, тебе придется выйти замуж, – сказала герцогиня. – Единственное, чего я хочу, – найти богатого и основательного человека, который заботился бы о тебе и с которым ты была бы счастлива. Мне больше ничего не нужно, как ты не понимаешь! Ты говоришь о том, чтобы пойти в гувернантки или в компаньонки: что у тебя будет за жизнь! Ты все возненавидишь. Более того, от такой безрадостной жизни, к которой ты привыкла, человек деградирует. Женщина рождена для замужества, и тебе придется выйти замуж, как только появится такая возможность.
– Но почему так скоро? – спросила Гардения. – Ведь появится же человек, которого я полюблю. Однажды я встречу его.
– Ты не можешь ждать, когда это случится, – продолжала настаивать герцогиня. – Вот так обстоит дело. Гардения, я не буду вдаваться в подробности. Поверь мне, я лучше знаю. Я хочу, чтобы ты вышла замуж как можно скорее. Я дам тебе хорошее приданое, соберу тебе великолепный гардероб, а когда меня уже не будет на свете, к тебе перейдут все оставшиеся после меня деньги. Этого должно быть достаточно, чтобы привлечь нормального мужчину… – Она замолчала и принялась рассматривать свою племянницу. – Ты очень красива, – наконец пробормотала она. – Я хочу устроить тебе хорошую партию. Это будет такая пощечина… – Она оборвала себя на полуслове. – Нет смысла разговаривать об этом. Если хочешь доставить мне удовольствие, если хочешь проявить свою благодарность, будь мила с теми мужчинами, которых я тебе покажу. С де Гренелем, например, и, конечно же, с лордом Харткортом. Не дай им понять, что ты бегаешь за ними. Просто сделай так, чтобы ты была им необходима, будь рядом, когда ты им понадобишься.
Гардения ничего не ответила. Ей просто нечего было сказать. Как трудно выразить словами свои мечты: как она надеется в один прекрасный день встретить человека и узнать, что он любит ее и что она может ответить ему таким же чувством. Она мечтала, что никакая сила на свете не помешает ей отдать ему свое сердце, что она не будет оценивать, насколько он богат и какое положение занимает в обществе. И зная, что подобные мысли вызовут раздражение у тетушки, она спросила совсем о другом:
– А господин Бертрам Каннингэм? Можно мне быть с ним ласковой?
– Думаю, уж лучше он, чем никто, – сердито проговорила тетка. – Он всего-навсего кузен лорда Харткорта. Он происходит из хорошей семьи, но он второй сын. Будет жаль, если твоя красота успеет увянуть до того, как появится более подходящая партия.
– Ему очень хочется дружить со мной, – сказала Гардения.
– Тогда будь с ним любезна, – неожиданно согласилась герцогиня. – Вот что тебе надо делать. Он приглашал тебя покататься по парку, так? Прекрасно, можешь поехать, но с вами должен быть кто-то еще. Не обязательно женщина, сойдет и мужчина, например, лорд Харткорт. – Мрачное лицо герцогини внезапно прояснилось. Она улыбнулась, и возникло впечатление, что она собой довольна. – Ты довольна, глупышка? – спросила она. – Иди и напиши господину Каннингэму любезное письмо. Скажи, что я передумала и что ты можешь поехать с ним покататься, если он будет не один. Я бы не стала предлагать, чтобы в первый раз его обязательно сопровождал лорд Харткорт. Давай посмотрим, кого возьмет с собой господин Каннингэм. Есть у меня подозрение, что это будет именно его кузен.
Гардения собралась было сказать, что не хочет, чтобы лорд Харткорт ехал с ними после того, как вчера вечером он столь грубо обошелся с ней. Но она вовремя сообразила, что это рассердит тетушку. Тетя Лили станет с большим пристрастием выяснять, что сказал лорд Харткорт, а Гардения понимала, что не сможет всего точно вспомнить и тем более объяснить. В голове все перепуталось, и ей больше не хотелось об этом говорить. От смущения ее бросило в жар. Более того, воспоминания заставили ее вновь пережить те ощущения, которые она испытала, когда лорд Харткорт бросил ее одну на балконе.
– А теперь иди и напиши письмо, – сказала герцогиня. – Я отправлю его в посольство.
– Хорошо, тетя Лили, – покорно согласилась Гардения.
Она направилась в кабинет, достала из бювара лист бумаги, украшенный монограммой и изобиловавший завитушками, и уложила его на пюпитр. Потом села и задумалась.
Что-то было неправильно. В Англии любая девушка ее возраста вела бы себя совсем иначе, она не писала бы мужчине и не просила бы его о приглашении, даже если бы и отказала ему сначала. Гардения была уверена, что мама бы ее не одобрила. Она была убеждена в этом, как и в том, что мама не одобрила бы прием в субботу вечером, не одобрила бы барона, шумных женщин за обедом и всех, с кем тетушка разговаривала сегодня в парке, когда они выехали покататься.
Они остановили машину под каштанами, и тут же их обступили со всех сторон. Все хотели с ними поболтать. Мужчины были довольно известны, в этом не было никакого сомнения. Но в том, как они разговаривали с тетей Лили, было слишком много фамильярности. Гардения сразу, как только ее представили, почувствовала, что та манера, с которой они рассматривали ее, оскорбительна. У нее было ощущение, что они раздевали ее глазами. Что же не так? Почему же все так отличается от того, чего она ожидала?
Дом прекрасен, мебель изумительна, все сделано с исключительным вкусом, она испытывала благоговейный трепет, когда смотрела на все это великолепие. Но появляющиеся у тетя Лили дамы в сверкающих платьях и с дешевыми безвкусными украшениями были абсолютно чужими. Наверное, не все француженки таковы? Возможно, тетя Лили познакомилась не с теми – но она же герцогиня, в ее дом должны стекаться представители только высшего общества?
– Я ничего не понимаю, – шептала Гардения. – Письмо господину Каннингэму – что я могу ему сказать? А что бы мама посоветовала сказать ему?
Гардения вздохнула. Слишком сложно. Мама умерла, а тетя Лили жива и прекрасно себя чувствует.
Медленно она начала писать:
@EMPTY =
@EMPTY =
Гардения несколько раз перечитала письмо. Ей хотелось бы сделать его более сдержанным и более формальным, но она чувствовала, что лучше у нее не получится. Наконец она опустила письмо в конверт и написала адрес. Она уже подходила к неплотно прикрытой двери, ведущей в гостиную, как вдруг поняла, что тетушка не одна. Она услышала низкий картавый голос барона и решила, что уже, должно быть, пять часов.
– О, Генрих, – говорила тетушка. – Я так рада видеть тебя. У меня такой тяжелый день.
– Ну, если ты рада видеть меня, тогда чего же мы ждем? – поинтересовался барон.
Герцогиня засмеялась. Смех ее звучал молодо, весело и даже взволнованно. Гардения услышала, что они вышли из комнаты и стали подниматься по лестнице. Она стала размышлять, что же имела в виду ее тетушка. «Тяжелый день!» Тяжелый, потому что ей пришлось возиться с племянницей. Тяжелый, потому что та задавала тетушке вопросы. Опять Гардению охватил ужас от сознания того, что она совершает ошибку, но никак не может понять, в чем же состоит ее ошибка.
Почему, спрашивала себя девушка, она должна постоянно все анализировать? Почему она все время задает себе вопросы, вместо того чтобы принять все как есть?
Медленно, но твердо Гардения вошла в гостиную. Около двери стояли в ожидании приказаний два лакея. Она протянула одному из них письмо.
– Отправьте это немедленно, – проговорила она. – В посольство Великобритании.
Глава восьмая
– Быстрее! Быстрее! – возбужденно кричала Гардения Бертраму, искусно правившему парой лошадей, запряженных цугом. Они неслись по пыльным пустынным дорожкам Булонского леса.
– Если вам хочется ездить с такой скоростью, попросите лучше Берти покатать вас на его «Пежо», – сухо заметил лорд Харткорт.
– На лошадях намного приятнее, – запротестовала Гардения. – Кроме того, здесь чувствуется скорость.
Берти засмеялся.
– Это только игра воображения, – сказал он. – Я однажды воображал, как лечу на аэроплане.
– На аэроплане! – воскликнула Гардения.
– Вчера я разговаривал с парнем по имени Густав Хаммель, – продолжал Берти. – Он полон решимости побить рекорд Блерио и долететь до Англии в два раза быстрее. Ты знаешь, Вейн, в этом что-то есть. Через несколько лет, может статься, мы все будем летать.
– Как интересно! – проговорила Гардения. – Я помню, как мы с мамой были потрясены, когда прочитали, что месье Блерио перелетел через Ла-Манш. Кажется, французы постоянно придумывают такое, что позволяет им оставлять все страны далеко позади.
– Не всегда! – запротестовал Берти. – В старом британском льве еще теплится жизнь. Ты со мной согласен, Вейн?
– Надеюсь, – угрюмо промолвил лорд Харткорт, – но нам придется признать, что в воздухе французы нас обошли.
– О, мне так хотелось бы встретиться с месье Блерио, – сказала Гардения. – Кто-нибудь из вас знаком с ним?
– Ну, я могу представить вас Густаву Хаммелю, а он, в свою очередь, познакомит вас с Блерио, – заверил ее Берти. – И есть еще англичанин, который много летал, – Клод Грехэм-Уайт. Ты знаешь его, Вейн?
– Встречался, – ответил лорд Харткорт. – Полагаю, времена, когда женщины станут летать в небесах, придут не скоро.
– Не будьте так высокомерны, – взмолилась Гардения. – Если вы будете говорить подобные вещи, я примкну к движению суфражисток и буду бороться за права женщин!
– Я в жизни не слышал большей глупости, – заявил Берти. – Женщины превращают себя в чертовски надоедливые создания – прошу вас, Гардения, простить меня за подобные слова, – когда ругаются, кричат в парламенте. Это кого угодно заставит устыдиться своей принадлежности к этому полу!
– Я сама не собираюсь голосовать, – сказала Гардения, – но думаю, женщинами помыкают: во-первых, родители, а во-вторых, мужья. У женщины нет возможности самостоятельно принять решение или сделать то, что она хочет.
– Я разрешу вам делать все, что пожелаете, – тихо проговорил Берти.
– Вы очень добры, – беспечно заметила Гардения, – но ведь я не смогла бы поехать с вами сегодня, если бы тетушка сказала «нет».
– Почему же она передумала? – спросил Берти, с потрясающим изяществом объезжавший две стоящие у тротуара машины.
– Не могу представить, – поспешно ответила девушка, не имея ни малейшего желания продолжать обсуждать этот вопрос. – Должно быть, потому, что женщины непредсказуемы.
– Предоставьте судить об этом нам, – засмеялся Берти. – Я всегда считал женщин таковыми. А ты, Вейн?
Казалось, лорда Харткорта разговор совсем не интересует, потому что он спросил совершенно о другом:
– Что вы думаете о лошадях Берти, мисс Уидон? Вы согласны, что они великолепно подобраны?
– Конечно, – ответила Гардения, – и думаю, господин Каннингэм поступает правильно, что держит лошадей, а не эти шумные дымные автомобили. Такое впечатление, что у всех молодых людей в Париже есть машины.
– За исключением щеголей, – поддразнил он Бертрама. – Все настоящие пижоны разъезжают в кабриолетах и сами правят лошадьми. Вы тут увидите пару таких же кабриолетов, соперничающих с Берти, да и лошади попадаются прекрасные.
– Меня вполне устраивают наши, – улыбнулась Гардения.
– Серьезно? – Берти был полон энтузиазма. – Как же замечательно. Мне так редко делали комплименты в последнее время, поэтому я особо ценю то, что мне все-таки перепадает.
– Не поощряйте его, – с насмешливой серьезностью попробовал настаивать лорд Харткорт. – Если вы не перестанете, ему захочется править шестеркой, а тогда мы ни за что не проедем под Триумфальной аркой.
Гардения рассмеялась. Прогулка доставляла ей гораздо больше удовольствия, чем она предполагала. От сознания, что она, возвышаясь над прохожими, едет в этом модном высоком, но крайне неудобном кабриолете в обществе двух самых красивых, как она втайне от всех считала, молодых людей, ее охватывал восторг.
Она надела одно из самых очаровательных своих платьев и знала, что розовый креп с ажурными голубыми лентами вокруг шеи, запястий и талии очень идет ей. Крохотная шляпка, отделанная венком из роз, служила великолепным обрамлением для ее очаровательного личика и только усиливала блеск глаз. Она не была бы женщиной, если бы не понимала, что все, кого они встречали на своем пути, оборачиваются им вслед, пытаясь еще раз взглянуть на живописную картину, которую они собой представляли.
– Я так счастлива! – воскликнула она, и лорд Харткорт, который не мог остаться равнодушным к столь сильному чувству, прозвучавшему в ее словах, посмотрел на нее и улыбнулся.
– Я начинаю думать, что вам слишком мало надо для счастья, – заметил он.
– Часто именно мелочи могут сделать человека несчастным, – ответила Гардения. – Можно каким-то образом устоять против большой беды и крушения всех жизненных надежд, но мелочи доводят человека до слез.
В ее голосе слышалась дрожь, что заставило лорда Харткорта почувствовать себя виноватым. Он был раздражен, что Берти вынудил его играть роль третьего лица при встрече любовников, однако старался скрыть свое плохое настроение и был полон решимости сделать все, что в его силах, чтобы стать более любезным.
«Ты обязан поехать, – настаивал Берти. – Тебе прекрасно известно, что герцогиня не выпустит Гардению из своих когтей, пока у нее не появится надежда, что девочка будет в твоем обществе. Потом мы что-нибудь придумаем, но в первый раз, Вейн, будь другом, позволь мне написать этой старухе, что мы оба заедем за Гарденией завтра утром».
«Почему я должен подыгрывать в этом многообещающем любовном спектакле?» – с горечью проговорил лорд Харткорт.
«Только потому, что без твоей помощи не будет ни романа, ни чего-то другого», – продолжал ныть Берти.
Лорду Харткорту было трудно ответить отказом на подобную откровенность, и в конце концов он, весело рассмеявшись, согласился стать тем, кого называл «третьим лишним».
Тем не менее его ужасно раздражало то, что приходится пропускать партию в поло. Однако, увидев сбегавшую по ступенькам Мабийон-Хауса Гардению, похожую на готовый раскрыться розовый бутон, он не нашел в себе сил сопротивляться не столько ее красоте, сколько неподдельной радости и счастью, охватившему девушку в предвкушении прогулки.
– У нас вчера был такой жуткий прием, – щебетала она. – Не понимаю, почему вы не пришли.
– На ужасный прием? – поинтересовался Берти. – Вы же не желаете нам зла?
– Он не был бы ужасным, если бы вы оба приехали, – ответила Гардения.
Она совсем забыла о грубости лорда Харткорта и о том, что в субботу легла спать в слезах. Она только помнила, что эти два англичанина – ее друзья и единственные люди во всем Париже, с которыми она может позволить себе свободно беседовать.
– Ну и что же сделало его таким ужасным? – спросил лорд Харткорт своим глубоким, приятным голосом.
Гардения обернулась к нему.
– Если бы только я могла ответить на этот вопрос, – проговорила она. – Я сама спрашивала себя, что же не так, и не смогла понять. Гости были такими странными, а тетя Лили отправила меня спать очень рано, почти сразу после ужина.
– Ну уж не старайтесь убедить меня, что вы не восхищены этими галантными темноглазыми французами, расточающими комплименты направо и налево, – решил поддразнить ее Берти. – Всем женщинам нравятся французы, потому что они говорят массу лестных и необычных комплиментов.
– Да разве можно им верить?! – презрительно воскликнула Гардения. – Они звучат очень неискренне.
– А мои комплименты кажутся вам искренними? – поинтересовался Берти.
– Мне кажется, любой комплимент может привести в смущение, – ответила Гардения. – К тому же все французы на приеме были немолоды, а их вид не вызывал никакого волнения души. На ужине был один отвратительный человек. Я не выношу его.
– Кто это? – спросил Берти.
– Кажется, его звали Гозлен, – ответила Гардения. – Это уродливый толстый господин, почти лысый, весь какой-то жирный, и – вы даже не поверите – барон сказал, что нам с тетей Лили надо быть любезными с ним.
– Гозлен, вы говорите? – переспросил лорд Харткорт неожиданно резко. Гардения промолчала, догадавшись, что проявила неосторожность. – Так его звали? – продолжал настаивать он.
– Да, – с некоторым колебанием ответила Гардения. – Его звали Пьер Гозлен, но мне, кажется, не следовало бы так пренебрежительно говорить о нем. Уверена, он неплохой человек.
– Вам нет надобности притворяться перед нами, – сказал Берти, с неподражаемым изяществом щелкая кнутом. – Мы с вами соотечественники и друзья – по крайней мере я надеюсь на это, – и меня очень расстроит, если же мы не будем откровенны друг с другом в этой «лягушачьей» стране. Расскажите нам о месье Пьере Гозлене. Дальше нас ваши слова не пойдут. Мы с Вейном не болтуны.
– Я не сомневаюсь в этом, – заверила его Гардения, – но, думаю, мне не пристало отрицательно отзываться о госте тети Лили, к тому же о таком важном человеке. Это признак дурного тона и плохого воспитания.
– Почему же он такой важный? – поинтересовался лорд Харткорт.
– Не знаю, – уклончиво проговорила Гардения.
Она не собиралась рассказывать им, как перед ужином барон зашел в малую гостиную и сказал:
«Я пригласил на сегодня Пьера Гозлена. Позаботься о нем, Лили. Ты ведь знаешь, что он без ума от тебя».
«О, опять этот ужасный тип! – вскричала герцогиня. – Зачем же вы так поступили, барон! Вам известно, как он мне неприятен: он всегда страшно напивается. После его последнего визита я решила предупредить мажордома, что для месье Гозлена меня дома нет».
«Вы не посмеете этого сделать! – Слова прозвучали как приказ. – Пьер Гозлен очень важен, – продолжал барон, – он имеет для меня большое значение, и он раскаивается, совершенно искренне раскаивается в том, что его поведение доставило вам неприятности. Он объяснил мне, что в последнее время много работал и не успевал нормально поесть, поэтому вино – изумительное и очень дорогое вино, моя дорогая герцогиня, – ударило ему в голову«.
«Меня не интересуют его извинения, – раздраженно проговорила герцогиня. – Это отвратительный человечишка! Мне всегда кажется, что говорит он одно, а думает совсем другое. Ко всему, у него дряблые и потные руки».
«И все же я настаиваю, чтобы вы были полюбезнее», – бросил барон.
Его обращение с герцогиней показалось сидевшей в углу Гардении дерзким и наглым.
«А если я откажусь? – спросила герцогиня. Она стояла и, гордо вскинув голову, вызывающе смотрела на барона. В тот вечер она выглядела изумительно, мягкий полумрак гостиной скрывал желтоватый оттенок ее кожи и морщины на лице. Огромное бриллиантовое ожерелье казалось мерцающим обручем. Платье, искусно скрывавшее все недостатки, присущие ее возрасту, только подчеркивало достоинства фигуры. Как обнаружила Гардения, облачению в платье предшествовало длительное затягивание герцогини с помощью Ивонны и других горничных в корсеты и пояса, оснащенные множеством шнуровок. Барон не ответил. Герцогиня нетерпеливо постукивала атласной туфелькой, что заставляло бриллианты переливаться всеми цветами радуги. – Ну? Если я откажусь?»
Барон приблизился к ней.
«Тогда, моя дорогая Лили, – очень медленно, напрочь забыв обо всех формальностях, проговорил он, – тогда мне придется пригласить его в другой дом».
В его голосе слышалась явная угроза, и, к своему ужасу, Гардения увидела, что тетушка сжалась, как от удара.
«Нет, Генрих, нет! Ты не сделаешь этого! Я просто пошутила. Я буду любезна с месье Гозленом… Обещаю тебе».
«Вот это хорошо!» – раздался голос барона.
Не успели они вымолвить и слова, как дворецкий торжественно объявил:
«Месье Пьер Гозлен!»
Гардения сразу же поняла, почему тетушке не нравился этот человек. Он совсем не был похож на француза, обрюзгший, жирный, он скорее походил на Лягушонка из «Алисы в Стране чудес».
Он заскользил по натертому полу, схватил затянутую в белую перчатку руку тети Лили и покрыл ее поцелуями.
«Простите меня, – заговорил он по-французски. – Я прошу прощения, я падаю у ваших ног, мадам. Мой близкий друг, герр барон, сказал, что вы прощаете меня».
«Не будем говорить об этом», – успокоила его тетя Лили.
«Вы прекрасны, вы сам ангел, спустившийся с небес!» – Восторг переполнял Пьера Гозлена.
«Какой он смешной, – подумала было Гардения, но, увидев его глаза, вдруг почувствовала, будто потянуло могильным холодом, и по ее спине пробежали мурашки. – Нет, он страшный», – заключила она.
Она испытала неимоверное облегчение, когда увидела, что Пьер Гозлен сидит по правую руку тети Лили, на другом конце огромного стола.
Пил он много, но не настолько, чтобы кто-то мог сказать, что он перебрал. Гардения чувствовала, что излучаемое им зло довлеет над всеми присутствующими. Зло исходило не от его слов, а от всего его облика. «Он страшный», – не раз повторяла она про себя…
– Я встречался с месье Гозленом, – тихо говорил лорд Харткорт. – Советую вам не попадаться ему на глаза. Он неприятный, как вы говорите, субъект.
– Значит, я не ошиблась, – заключила Гардения. – У меня было такое чувство, будто в нем… есть… что-то плохое.
– Держитесь от него подальше, – предупредил ее лорд Харткорт.
– Не могу понять, почему он так нравится барону, – пробормотала Гардения, обращаясь скорее к себе, чем к своим спутникам, – но мне кажется, ему всегда нравятся странные люди.
– У вас не возникло впечатления, что они близкие друзья? – спросил лорд Харткорт. – Я имею в виду барона и месье Гозлена.
– О да, очень близкие! – воскликнула Гардения. – Мне показалось, что барон весь вечер проверял, доволен ли месье Гозлен, проявляет ли тетя Лили достаточно заботы о нем, а когда я уходила спать, то заметила, что барон во время танца остановился и передал тетю Лили Гозлену. Я тогда подумала, что это не доставит ей особого удовольствия. – Девушка замолчала, ее вновь охватило ощущение, что она сказала лишнее. Ей стало интересно, почему лорд Харткорт так заинтересовался противным, похожим на лягушку французом. – Мне не следовало бы все это вам рассказывать, – поспешно проговорила она. – Забудьте, прошу вас, забудьте мои слова.
– Конечно, все это неважно, – успокоил ее лорд Харткорт.
Однако подозрение, что как раз это и имеет для него огромное значение, не покидало Гардению. Как только речь зашла о Гозлене, лорд Харткорт стал совершенно другим, каким-то настороженным. В начале прогулки он держался иначе. Ей показалось, что она перехватила его предостерегающий взгляд, обращенный через ее голову к Берти. А может, она ошибается? И зачем только она так много рассказала про барона. С чего это им интересоваться гостями тети Лили? Возможно, они не знают, что барон часто бывает в доме и что они с тетей Лили в дружеских отношениях? Лучше бы они не знали, решила девушка.
Они проехали через Булонский лес и наконец остановились у ресторана, около которого был разбит сад. В саду стояли маленькие столики под зонтиками. За столиками сидели посетители и потягивали аперитив.
– Как красиво! – воскликнула Гардения.
Лорд Харткорт помог ей спуститься. Когда они проходили через белые ворота, он заметил старика, продавшего ему гардении для Генриетты – те самые гардении, которые он в конце концов выбросил в мраморный фонтан на площади Согласия.
– Добрый день, месье, – дрожащим голосом проговорил старик, когда они поравнялись с ним.
Гардения остановилась.
– Как изумительно пахнут ландыши! – воскликнула она.
Губы лорда Харткорта скривила циничная усмешка. Маленький английский воробушек может казаться невинным, но ему прекрасно известны все уловки, которыми пользуются представительницы древнего ремесла. Впрочем, у него возникали сомнения, достаточно ли у нее опыта, чтобы позже вернуться и потребовать у старика свои комиссионные.
– Я куплю вам цветы! – с энтузиазмом предложил Берти.
– Нет, нет! Эта привилегия принадлежит мне! – запротестовал лорд Харткорт, в его голосе слышалась ирония.
Гардения с удивлением смотрела на них.
– Прошу вас, я не хочу, чтобы вы мне что-то покупали, я просто не могла удержаться от восклицания, когда почувствовала этот божественный аромат. Понимаете, у нас дома была целая клумба ландышей, это мамины любимые цветы.
Казалось, Берти не слышит ее. Он вытащил из кармана золотой соверен и обнаружил, что это вся его наличность.
– Я куплю цветы, – продолжал настаивать лорд Харткорт, чье настроение резко улучшилось. – Иди найди удобный столик, Берти. Должен заметить, она перегибает палку, – тихо добавил он, стараясь, чтобы не услышала Гардения.
– Я верю каждому ее слову! – воскликнул Берти.
– Ни минуты в этом не сомневаюсь, – весело заметил лорд Харткорт. – Не спорь со мной, дружище. Я и так многим пожертвовал, решившись провести с тобой весь вечер.
– Я ни на минуту не прекращал повторять тебе, что безмерно благодарен, – отпарировал Берти и поспешил к Гардении.
Он нашел ей столик под огромным оранжевым зонтом рядом с крохотным фонтанчиком.
– Что бы вы хотели выпить? – спросил он. – Шампанское?
– О боже, нет, конечно же! – засмеялась Гардения. – Я не могу пить шампанское в это время дня. Как вы думаете, они могут принести чашечку чаю?
– Вряд ли, – ответил Берти, – но я попробую.
Лорд Харткорт все еще разговаривал со стариком-цветочником.
Берти склонился к Гардении и сказал:
– Вы знаете, как вы красивы. С каждым разом вы кажетесь мне все прекраснее. Черт возьми, я страшно рад, что вы смогли сегодня выбраться! Нам надо составить план на будущее, вам и мне.
– План чего? – удивилась Гардения. – Как мы будем встречаться, – ответил Берти. – Не могу же я каждый раз таскать с собой Вейна в качестве третьего лица. У него свои интересы.
– Какие интересы? – спросила Гардения.
– Ну, в общем-то, он стал сейчас посвободнее, – признался Берти. – Он поссорился со своей chere amie.
– А что это значит? – поинтересовалась Гардения.
– Я думал, вы понимаете по-французски, – удивился Берти. – Понимаете, это его очень близкая приятельница. И тоже красавица.
– Вы хотите сказать, что он был обручен? – уточнила Гардения.
– О, конечно же, нет! – воскликнул Берти. – Ну не настолько же вы неопытны! Он, естественно, не собирался жениться на Генриетте. Она дама полусвета. Париж прямо кишит ими. Вы обязательно должны уговорить тетю Лили повести вас к «Максиму»: там вы их всех увидите.
Гардения почувствовала, как запылали щеки. Значит, у лорда Харткорта была любовница! Подобные мысли как-то не приходили ей в голову. Каждый раз, когда они виделись, он был один, но, конечно же, встретить его Генриетту на одном из приемов тети Лили она не могла. Почему-то хорошее настроение сразу же исчезло. «Как же можно быть такой глупой?» – упрекала себя Гардения. У таких, как лорд Харткорт, и, наверное, у господина Каннингэма, конечно же, есть приятельницы-француженки, с которыми те развлекаются, ходят по ресторанам. Как же наивно она выглядела, когда заговорила об обручении! Гардения знала, что есть женщины, которых не допускают в уважаемое общество, веселые, живые дамочки, привлекающие мужчин. Но лорд Харткорт казался таким степенным и щепетильным в отношении условностей, ей трудно было поверить, что он является самым обыкновенным бабником, как ее отец называл подобных мужчин. Внезапно ее охватило страстное желание узнать, что представляет собой Генриетта, Что в ней нравилось лорду Харткорту, что привлекало его? Естественно, она знала, что неприлично расспрашивать об этом господина Каннингэма и даже вообще упоминать о чем-то подобном. Как строго сказала бы ее мама, женщины не обсуждают такие вопросы и таких людей.
Берти совершенно забыл о Генриетте, так как больше всего на свете интересовался собственными делами.
– Когда я снова увижу вас? – настаивал он. – Вы не можете как-нибудь вечером улизнуть из дома? Я бы ждал вас у дороги, и мы бы придумали какое-нибудь интересное занятие. Вам понравилось бы в «Мулен-Руж»! Хотя там иногда немного шумно, но я оберегал бы вас.
– Я не могу позволить себе ничего подобного, – ответила Гардения. – Вы хорошо знаете, что тетя Лили разрешила мне поехать с вами только потому, что нас сопровождает лорд Харткорт.
– Я же не говорю, что вам надо спрашивать разрешения у тетушки, – с досадой в голосе уговаривал ее Берти. – Зачем ей знать? Когда она рано отправит вас спать, вы выберетесь и встретитесь со мной. Все очень просто: когда ее шумные вечеринки в полном разгаре, никто не услышит даже, если рядом разорвется бомба!
