Текст книги "Ах, Париж!"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

«Дорогая Лили! Как это на тебя похоже: свалиться с неба так неожиданно и не предупредить нас!» – смеялась мама.

Обе сестры поцеловались, замерев на мгновение в объятиях друг друга, как бы прокладывая мост через огромную пропасть, разделяющую их, – пропасть, которая образовалась из-за разницы в их образе жизни и общественном положении, – хотя в то время Гардения еще не понимала этого.

Гардения часто после той встречи размышляла о красоте тети Лили, о ее утонченном лице, закрытом специальной вуалью для поездок в автомобиле, спускавшейся с белой шоферской шляпки на светлый пыльник, который защищал ее элегантное платье. Трудно было узнать ту сверкающую красавицу в женщине с изборожденным морщинами лицом, с отекшими, усталыми глазами, которая сейчас была перед Гарденией.

Волосы тети Лили все еще отливали золотом, но оттенок этот стал очень ярким, почти кричащим вместо бледно-желтого, цвета спелой пшеницы. Кожа казалась серой и безжизненной, и, несмотря на то что тетушка была накрыта одеялом, Гардения заметила, что она располнела, шея потеряла гладкость и мягкость линий – та самая шея, которая служила опорой гордой головке, за честь увековечить которую в мраморе боролись скульпторы.

– Гардения, ты выросла! – воскликнула тетя Лили.

– Боюсь, что так, – ответила Гардения. – Мне ведь уже двадцать.

– Двадцать? – Казалось, у тети Лили перехватило дыхание. Прикрыв на секунду глаза, она простонала: – Ивонна! Где мои порошки? Голова болит невыносимо.

– Вот они, ваша светлость.

Ивонна с маленьким серебряным подносом подошла к кровати. На подносе стоял стакан воды и черно-белая коробочка с белым пакетиком.

– Дай мне два, – приказала герцогиня, протягивая руку за водой.

– Вы ведь знаете, ваша светлость, доктор говорит… – начала Ивонна, но герцогиня ее резко оборвала:

– Не имеет значения, что говорит доктор! Когда у меня такие бурные, как вчера, ночи и когда моя единственная племянница приезжает и сообщает, что моя сестра умерла, мне нужно что-то принять. Принеси мне бренди и содовой. Я больше не хочу кофе. Одна мысль о нем вызывает у меня тошноту.

– Хорошо, ваша светлость, – смиренно проговорила Ивонна, что яснее всяких слов выражало ее неодобрение.

– И побыстрее, – добавила герцогиня. – Я не собираюсь ждать весь день. Мне хочется выпить сейчас.

– Сию минуту, ваша светлость, – ответила Ивонна, метнувшись через комнату.

– Двадцать! – повторила герцогиня, глядя на Гардению. – Не может быть. Это невозможно.

– Никуда не денешься, люди становятся старше, тетя Лили, – сказала Гардения.

Тетушка прижала руку ко лбу.

– Увы, это бесспорно, – проговорила она. – Боже! Какой же старой я себя чувствую!

– Мне не хотелось беспокоить вас вчера вечером, – извиняющимся тоном сказала Гардения, – но мне казалось, будет бестактным, если я лягу спать, не сообщив вам о своем приезде.

– Ты сделала все правильно, – одобрила ее герцогиня. – У меня не было возможности уделить тебе внимание. Кроме того, я не думаю, что в твоем платье можно появиться на приеме.

Перед мысленным взором Гардении появилась циничная ухмылка лорда Харткорта.

– Конечно, – робко пробормотала она. – Боюсь, я была одета не для вечера.

– Хотя, конечно, ты в трауре, – сказала тетушка, – но, прости меня за мои слова, это платье на тебе такое старомодное.

– Оно мамино, – объяснила Гардения, – и это все, что у меня есть.

– Ну, мне кажется, это роли не играет, – слабо проговорила герцогиня. – Ты ведь не собираешься оставаться, не так ли?

На мгновение воцарилась тишина, на мгновение, в течение которого обе женщины пристально смотрели друг на друга. Наконец с дрожью в голосе Гардения произнесла:

– Тетя Лили, но я не знаю, что делать. Мне больше некуда, совсем некуда идти!

Глава третья

Герцогиня рухнула на подушки. Очевидно, порошок подействовал, и она выглядела менее изможденной.

– Думаю, тебе лучше рассказать все с самого начала, – сказала она. – Что же произошло?

Белая как снег Гардения сжала руки, пытаясь овладеть собой и заставить свой голос звучать тверже.

– После смерти моего отца у нас совсем не осталось денег, – тихо начала она. – Я часто предлагала маме написать вам и рассказать, в какой ситуации мы оказались. Но она не хотела беспокоить вас.

Герцогиня тихо вскрикнула.

– Я об этом никогда не задумывалась, – пробормотала она. – Как ужасно с моей стороны! Я так богата, у меня всегда все было! – Она прижала к глазам руки и дрожащим от волнения голосом произнесла: – Ты должна простить меня, мне так стыдно.

– Я не хотела расстраивать вас, – продолжала Гардения, – но, когда папа был жив, все было по-другому. Он был очень гордым человеком, очень гордым.

Тут герцогиня прервала ее:

– Он возмущался тем, что я делала твоей матери дорогие подарки. Однажды она сказала мне, что его недовольство вызвано тем, что у него нет возможности подарить ей все это самому.

– Это правда, – подтвердила Гардения. – Но мы нуждались не в подарках, а в еде.

– Мне никогда это в голову не приходило, – призналась герцогиня. – Когда твой отец умер и твоя мама написала мне об этом, я подумала: «Теперь я смогу помочь Эмили, теперь я могу посылать ей вещи». Но я решила, что следует немного подождать, а потом… Да, Гардения, признаю, я совершенно об этом позабыла.

– Мы оказались в долгах после смерти папы, – продолжала Гардения. – Нам нужно было заплатить доктору, сестрам и аптекарю и еще целой куче лавочников, у которых в течение последних месяцев мы покупали всякие вкусные вещи для папы. Мы распродали из дома почти все вещи, даже серебро и мебель. Естественно, мы выручили за них немного. Да у нас особенно и не было ничего для продажи.

– Как унизительно, – прошептала герцогиня. – Какая же я была дура!

– Вы могли не знать, – печально проговорила Гардения. – Мама не позволяла писать вам об этом, хотя я и предлагала, и не раз.

– Если бы я только знала, – пробормотала герцогиня.

– Нам совершенно не к кому было обратиться за помощью, – рассказывала Гардения, – а папина семья, как вы знаете, лишила его наследства из-за того, что он женился на маме. Он ни разу не разговаривал с ними и ни разу не встречался.

– Неудивительно, – согласилась герцогиня. – Они были в бешенстве. Я помню, как однажды увидела их письма, и мне стало ясно, что, с их точки зрения, бросить невесту за два дня до свадьбы только из-за того, что повстречал девушку, в которую сразу же влюбился, было верхом неприличия!

– Мама часто рассказывала мне об этом, – вспоминала Гардения. – Она говорила, что в тот момент, когда увидела папу, ей сразу стало ясно, что он был героем ее мечты. Потом он заговорил с ней, и они оба поняли, что между ними происходит нечто особенное, нечто удивительное, и они могли только стоять и смотреть друг другу в глаза.

– Именно об этом молится каждая женщина, – с легким вздохом проговорила герцогиня.

– Наверное, им ничего не оставалось, как сбежать, – предположила Гардения. – Папа был обручен с дочерью лорда Мелчестера, и свадьба должна была состояться через два дня, а мама была никем.

– Я бы так не сказала, – возразила герцогиня. – Твой дед был провинциальным дворянином и в молодости служил капитаном гусаров. У него было мало денег, но мы никогда не жили в нужде и считали себя не хуже любого жителя Хертфордшира.

– Извините меня, – с улыбкой проговорила Гардения. – Я не хотела, чтобы мои слова звучали грубо, но, тетя Лили, с точки зрения светского общества женитьба была нежелательна, даже несмотря на то что папа – второй сын.

– Твой дед, сэр Гастус Уидон, был заносчивым, напыщенным снобом! – со злостью воскликнула герцогиня. – Он решил заставить твоего отца страдать за то, что он женился на любимой девушке. Он оставил его без единого пенса и разругался с ним, настояв даже на том, чтобы большинство его старых друзей тоже порвали с ним.

– Не думаю, что для папы это имело какое-то значение, – заметила Гардения. – Он был так счастлив с мамой. Перед самой смертью они часто держались за руки и глядели друг другу в глаза, забывая о моем существовании.

– Наверное, я в какой-то мере завидовала Эмили, – задумчиво проговорила герцогиня. – Так много мужчин любили меня и обеспечивали меня богатством, положением и восхитительными драгоценностями, но ни одного из них я не любила так, как любили друг друга твои родители.

– Именно поэтому я знала, что вы поймете, – продолжала Гардения, – когда я скажу вам, что на самом деле мама умерла из-за разбитого сердца. Это звучит несколько сентиментально, но это так. Когда папа умер, она потеряла ко всему интерес. Она отказывалась от еды, думаю, она и спала плохо. Она даже не плакала. Она постоянно сидела у окна, глядя в сад, и по ее выражению я понимала, что думает она о нем, возможно, разговаривает с ним. Она была твердо убеждена, что после своей смерти встретится с ним. Ей хотелось умереть. Когда она заболела из-за того, что в доме было очень холодно, так как у нас не хватало денег на уголь, она даже не прилагала усилий выздороветь. Я обычно пыталась разговаривать с ней о будущем, о наших совместных планах и в то же время осознавала, что она ускользает, горя желанием быть с папой и совершенно не интересуясь тем, что будет со мной.

Герцогиня вытерла слезы.

– Что же случилось с тобой, бедная моя Гардения? – спросила она.

– Мама умерла в прошлую субботу, – ответила Гардения, и голос ее при этих словах дрогнул. – В последний момент, после того как она была без сознания почти целый день, она внезапно открыла глаза и улыбнулась. Она ничего не говорила, она даже не видела, что я склонилась над ней. Создавалось впечатление, что она смотрит прямо на папу и счастлива, что может видеть его вновь. – Горло сдавил спазм, и какое-то время Гардения не могла вымолвить ни слова. Потом, сделав над собой усилие, она продолжила: – Как только новость, что мама умерла, распространилась, я сразу же получила письмо от фирмы, которая владела закладной на наш дом. В письме сообщалось, что они хотят получить причитающуюся им собственность как можно скорее. Это жуткие люди, они всегда торговались и пугали нас, если мы на день задерживались с выплатой. Наверное, у них уже давно на примете был выгодный покупатель. Как бы то ни было, они четко дали понять, что я больше не могу там оставаться. Да я и сама не хотела. А так как у меня не было денег, мне было стыдно встречаться с лавочниками.

– Я им, конечно же, заплачу, – сказала герцогиня, – всем до единого.

– Я надеялась, что вы это скажете! – заплакала Гардения. – Они все были так добры к нам, продлевая наш кредит неделя за неделей, а когда мама болела, они посылали ей цветы и особую еду для больных, которую я даже не заказывала. Они надеялись, что это хоть чем-то поможет ей.

– Я отправлю им деньги сегодня же, – твердо проговорила герцогиня. – Мой секретарь выпишет чеки. О, девочка моя, если бы я все это знала! Почему же ты не написала мне, несмотря на протесты твоей матери?

– Не забывайте, тетя Лили, я не видела вас целых семь лет, – ответила Гардения, – да и видела я вас всего дважды за всю свою жизнь. Первый раз – когда я родилась, и именно благодаря вам меня назвали Гарденией.

– Да, да, конечно, – прервала ее герцогиня. – Я совсем забыла. Я приехала повидать твою мать через несколько дней после твоего рождения и привезла с собой целую корзину гардений из цветочного магазина в Лондоне. Когда твоя мама увидела их, она засмеялась. «Как это похоже на тебя, Лили, – сказала она, – я надеюсь, что малышка будет такой же красивой, как ты. Назовем ее Гарденией».

– Мама часто рассказывала мне о вашем подарке, – тихо произнесла Гардения, – всегда смеялась над тем, что он был до нелепости экстравагантным и шикарным в то время, когда родители пытались добыть денег, чтобы заплатить доктору и сиделкам и купить мне детское приданое, которое было очень бедным.

– Так вот в чем дело! – сдавленно вскричала герцогиня. – А я не понимала. Я так долго была богатой. Все, что мне хотелось, всегда клали к моим ногам, и я забыла, что значит быть бедным. Я старше твоей матери, и к тому времени, когда она выросла, я уже вышла замуж и жила в Париже. Наверное, я никогда не задумывалась над тем, насколько различается наш образ жизни. О, Гардения, как же беспечна я была! Но я любила Эмили, я действительно любила ее!

– Не надо ругать себя, – стала успокаивать ее Гардения. – Мама ничего не ждала и очень любила вас. Она часто рассказывала, как вы красивы и как, когда вы были девочками, все взгляды по дороге к церкви были обращены на вас, а мужчины, певшие в хоре, с трудом следовали текстам гимнов, поглядывая на вас поверх книг.

– А куратор в меня влюбился! – улыбнулась герцогиня. – Он часто приходил к нам на чай, и всякий раз, когда я к нему обращалась, он становился пунцовым. Я обычно специально заставляла его краснеть, чтобы лишний раз проверить, какова моя власть над мужчинами. О, дорогая, как же это было давно! – Она посмотрела на Гардению и продолжила: – Когда мне было столько же, сколько тебе, я уже была замужем. Я хотела выбраться из дома. И Хуго Рейнбард казался мне привлекательным. Я не любила его, он мне просто нравился. Мой отец предупреждал меня на его счет, но я не желала слушать. Какая девушка, которая живет в деревне и в которую влюблен обычный куратор, может устоять, когда ей предлагают Лондон и Париж?

– Мама говорила, что в подвенечном платье вы походили на ангела, – сказала Гардения. – Она часто вспоминала о вас. Мне очень хотелось увидеть вас, и, когда вы приехали к нам в июне тысяча девятьсот второго – видите, я даже дату помню, – я поняла, что она ни в коей мере не преувеличивала вашу красоту. Я в жизни не видела женщины красивее вас.

Герцогиня с улыбкой восприняла этот комплимент, но вдруг закрыла руками лицо.

– Семь лет назад, – проговорила она, – и посмотри на меня сейчас. Я постарела, мое лицо в морщинах. О, не надо пытаться спорить со мной, мои зеркала рассказывают мне всю правду. Моя красота, Гардения, дело прошлого. Но я стараюсь и буду стараться вернуть ее. Я слышала о новом открытии, что-то необыкновенное, его сделали венгры. Это специальное средство для… – Внезапно герцогиня замолчала, нетерпеливое выражение исчезло с лица. – Но хватит об этом. Давай лучше поговорим о тебе. Ты правильно сделала, что приехала ко мне, деточка. Тебе больше не к кому обратиться за помощью, и мне кажется, ты очень отважная, что решилась в одиночестве проделать такое путешествие.

– Мне больше ничего не оставалось, – сказала Гардения. – Наверное, мне следовало бы подождать немного и написать вам, но эти люди так жаждали быстрее заграбастать наш дом, и я продала нашим друзьям в деревне все, что оставалось из обстановки. Мебели почти не было, да и цену высокую я запрашивать не могла, потому что была почти у всех в долгу. Мне едва хватило денег, чтобы оплатить проезд до Парижа. Я даже не осмелилась потратить деньги на телеграмму вам.

– И ты приехала вчера вечером, – задумчиво проговорила герцогиня. – Я не поверила, когда Ивонна сказала мне, что в доме находится моя племянница.

– Должно быть, эта новость крайне поразила вас, – предположила Гардения. – Я не ожидала, что у вас будет прием. Как глупо с моей стороны! Я думала, что приеду, объясню вам, и вы все поймете.

– Я понимаю… я все понимаю, – ответила герцогиня, – но нам надо что-то решить на будущее. Как я уже говорила, мне кажется, ты не можешь остаться здесь.

– Даже ненадолго? – с сожалением спросила Гардения. – Я понимаю, что должна найти работу. Я размышляла об этом в течение всего моего путешествия, но чем я могу заняться? У меня недостает образования, чтобы работать гувернанткой. Мои знания поверхностны. Я говорю по-французски – мама настояла на этом. Я играю на фортепьяно и немного рисую. Математика мне никогда не давалась, да и с грамматикой дела были плохи.

– Работа гувернантки превратит твою жизнь в ад, – заявила герцогиня. – К тому же ты моя племянница.

– Да, я знаю, – согласилась Гардения. – Но что же еще можно делать? Стать компаньонкой?

– Женщина не должна наниматься в компаньонки к другой женщине, – сказала герцогиня. – Тебе, деточка, следует выйти замуж.

Гардения покраснела.

– Я, как и все девушки, всегда надеялась, – нерешительно проговорила она, – что однажды полюблю. Но сначала болел папа, потом мама, и у меня не было возможности познакомиться с каким-нибудь молодым человеком.

– Сложность заключается в том, как все это устроить.

– Разве я не могла бы остаться здесь на некоторое время? – забеспокоилась Гардения. – Я не буду вам мешать, тетя Лили, и, может быть, я буду выполнять какую-нибудь работу по дому. Я умею шить и…

Герцогиня взмахнула рукой.

– Моя дорогая девочка, у меня десятки слуг, которые работают на меня. Я ведь хочу найти тебе мужа и… – Она замолчала, и Гардении показалось, что тетушка чем-то смущена. – Дорогая моя! – воскликнула герцогиня. – Даже не знаю, что сказать. Я не знаю никого, кого можно было бы попросить сопровождать тебя, кто мог бы принять молодую девушку по моей рекомендации.

– Я не понимаю, – сказала Гардения.

– Конечно, ты не понимаешь, – согласилась герцогиня. – Тут есть некоторые проблемы. Дело не в том, что я не хочу, чтобы ты жила со мной. Ситуация гораздо сложнее.

– Если вы боитесь, что я буду мешать вам устраивать приемы, – поспешно проговорила Гардения, – я даже не буду появляться на них. Вчера вечером я слышала, как там весело, но, когда я собиралась подняться наверх и сообщить вам о моем приезде, лорд Харткорт убедил меня, что это глупо.

– Лорд Харткорт! – воскликнула герцогиня. – Ты виделась с ним?

– Да, – ответила Гардения. – Я ждала в холле, и он с графом Андре де… – я забыла, как его зовут, – заговорили со мной. – Она решила не рассказывать тетушке, как вел себя граф.

– Это, вероятно, был Андре де Гренель. Ты сказала им, кто ты?

– Я сказала лорду Харткорту, что я ваша племянница, – ответила Гардения. – Я поступила неправильно?

– Нет, нет, все в порядке, – проговорила герцогиня. – Тебе не показалось, что он удивился?

– Ну, в общем, я оказалась в неловкой ситуации, – сказала Гардения. – Я упала в обморок – наверное, из-за того, что ничего не ела в дороге, – и он перенес меня в кабинет.

– Очень любезно с его стороны, – заметила герцогиня. – Так не похоже на него, чтобы он беспокоился из-за кого-то. Это испорченный молодой человек, с ним очень трудно общаться. Когда он приезжает на мои вечера, у меня возникает чувство, что он смотрит на меня свысока.

– О, как он может! – воскликнула Гардения.

И в то же время в глубине души она понимала, что именно так лорд Харткорт и поступает.

– Итак, он тебя видел, – заключила герцогиня, – а также Андре. Это значительно усложняет дело.

– Почему? – удивилась Гардения.

– Ты не поймешь, – ответила герцогиня. – Значит, нам нужно извлечь из этого максимальную выгоду. Но если я разрешу тебе остаться здесь, ты, Гардения, должна дать мне слово делать все в соответствии с моими указаниями. Если я говорю тебе, чтобы ты легла спать в определенное время, ты должна так и поступить. Если я говорю тебе не общаться с какими-то людьми, ты должна подчиниться мне.

– Обязательно, – заверила ее Гардения. – О, тетя Лили, это значит, что вы позволите мне остаться?

– Я не вижу другого пути, – призналась герцогиня и улыбнулась. – Да, девочка моя. Мне приятно, что ты будешь рядом, да и к тому же, хвала господу, хоть ты и молода, ты не настолько красива, чтобы затмить меня!

– Красива! – Гардения откинула голову и засмеялась. – Папа часто говорил, что я никогда не соответствовала своему имени и скорее выглядела как скромный шиповник, из которого делали живые изгороди, или как обычная английская садовая маргаритка, чем как экзотическая гардения.

– Как бы то ни было, – сказала герцогиня, – у тебя есть шансы. Нам придется заняться тобой и посмотреть, что можно сделать. Тебе нельзя так старомодно и неопрятно укладывать волосы, ну а что касается платья – нам придется съездить к Триумфальной арке, в салон знаменитого Ворта.

– Да, платье старое, – согласилась Гардения.

– И тебе нельзя носить черное, ни в коем случае, если ты собираешься здесь оставаться, – продолжала герцогиня. – Этот цвет давит. Ты выглядишь бедной родственницей, а этого достаточно, чтобы мгновенно оттолкнуть от тебя любого мужчину. Нет, Гардения! Уж если я взялась за то, чтобы найти тебе мужа, ты будешь одета и выглядеть так, как тебе подобает – как моя племянница и, без сомнения, из-за того, что у меня нет детей, как моя наследница.

– О, тетя Лили! Мне не следует рассчитывать на это, – запротестовала Гардения.

– Моя дорогая, это не так уж ценно, как кажется, – сказала тетушка. – Я могу быть герцогиней, я могу быть богатой, но в Париже есть масса людей, которые именно по этой причине не проявят особой радости при знакомстве с тобой.

– Но ведь как герцогиня, вы, тетя Лили, должно быть, ужасно важная персона, – проговорила Гардения.

Герцогиня искоса посмотрела на нее, и показалось, будто она хотела что-то сказать, но передумала.

– Мы поговорим с тобой об этом в другое время, – наконец произнесла она. – В настоящий момент нам следует заняться твоей внешностью. В таком виде я даже не могу взять тебя к месье Ворту.

Она дернула за шнурок звонка, который висел рядом с кроватью. Через несколько секунд дверь отворилась, и вошла камеристка.

– Ивонна, – сказала герцогиня, – моя племянница, мадемуазель Гардения, будет жить со мной. Ей понадобятся новые туалеты, модная прическа и масса всяких других вещей. Как только я оденусь, я отвезу ее к Ворту, но в таком виде она ехать не может.

– Нет, мадам, это невозможно! – по-французски ответила камеристка.

– Ивонна, найди для нее что-нибудь, – приказала герцогиня. – Может, какое-то из моих старых платьев, которые я носила, когда была потоньше. Она будет носить их, пока мы не купим новые.

– О, благодарю вас, тетя Лили! – воскликнула Гардения. – Не только за одежду, но и за то, что вы разрешили мне остаться. Не могу передать вам, как это замечательно. Я так боялась, что останусь одна, что у меня никого не будет. Когда мама умерла, я решила, что настал конец света, но теперь у меня есть вы – и жизнь выглядит по-другому.

– Потому что у тебя есть я, – странным голосом повторила герцогиня. Она наклонилась и подставила Гардении щеку для поцелуя. – Благослови тебя господь, девочка моя, я думаю, так или иначе, все наладится.

– Я сделаю все, что вы мне скажете, – заверила ее Гардения, – и надеюсь, смогу хоть немного отблагодарить вас за вашу доброту.

– А, вспомнила, – проговорила герцогиня. – Ивонна, отведи мадемуазель к месье Груазу. Она должна дать ему кое-какие указания. Пожалуйста, объясни ему, что я полностью одобряю ее действия!

– Хорошо, ваша светлость, – ответила камеристка и, шурша платьем, направилась к двери в полной уверенности, что Гардения последует за ней.

Гардения сделала несколько шагов и обернулась.

– Спасибо, большое спасибо, тетя Лили, – сказала она. – До настоящего момента я не понимала, как я боялась, что вы выставите меня.

– Догоняй, детка. Все будет в порядке, – уверила ее герцогиня.

Когда дверь за Гарденией и камеристкой закрылась, герцогиня откинулась на подушки и закрыла глаза.

– Бедная девочка, – прошептала она. – Как я ей смогу все объяснить? Без сомнения, она рано или поздно сама все узнает.

А тем временем окрыленная Гардения спустилась за камеристкой в холл, где прошлым вечером с ней произошли такие позорные вещи. Когда они проходили мимо большой гостиной, там убиралась целая армия слуг. Занялись также и лестницей, оттирая щетками ковер, на котором остались пятна от еды и выпивки. Слуги в халатах полировали мрамор, и Гардения увидела, что в ведрах, в которые они стряхивали пыль, лежали осколки хрустального канделябра.

Странно, подумала она, что у тети Лили такие бурные приемы, но, как она объясняла сама себе вчера ночью, французы очень эмоциональны, они не такие чопорные и солидные, как англичане.

Ивонна провела ее через холл к комнате, расположенной напротив той, куда вчера ее отнес лорд Харткорт. Камеристка постучала. В ответ раздалось «Войдите!», Ивонна открыла дверь, и Гардения увидела седого мужчину средних лет, сидящего за огромным столом, заваленным бумагами.

Ивонна передала указания герцогини и представила Гардению месье Груазу, но говорила она слишком быстро, так что Гардения почти половину не поняла.

Месье Груаз встал из-за стола и протянул руку.

– Рад вас видеть, мадемуазель, – начал он по-французски, а потом продолжил на плохом английском: – Камеристка объяснил, что вы иметь то, что вы хотеть делать, и это одобрять ее светлостью.

– Несколько счетов, которые надо оплатить, – объяснила Гардения, чувствуя себя несколько неловко. Она вытащила из кармана черной юбки листок бумаги. – Боюсь, их слишком много, – проговорила она.

– Напротив, – возразил месье Груаз, – очень маленький список. Вы совсем уверен, что включить всех?

– Не думаю, что кого-то пропустила, – ответила Гардения, – но, если я что-то вспомню, можно я сообщу вам попозже?

– Конечно, мадемуазель, – сказал он. – К вашим услугам. Чеки быть отослан сегодня. Этим людям будет послан почтовый перевод, по которому им платить деньги в ближний почте. Им это облегчит дело, не правда ли?

– Действительно, так будет лучше, – согласилась Гардения. – Я вам крайне признательна.

– Рад быть вам польза, мадемуазель, – ответил он.

– Спасибо, – еще раз поблагодарила Гардения.

Ивонна ожидала Гардению, стоя около двери в холле. Гардения вышла к ней.

– Теперь мы поднимемся наверх, мадемуазель, – сказала камеристка.

Но в этот момент лакей распахнул входную дверь, и Гардения услышана знакомый голос:

– Ее светлость дома? Передайте ей, пожалуйста, что ее спрашивают лорд Харткорт и господин Бертрам Каннингэм.

– Ее светлости ни для кого нет дома, – по-французски ответил лакей.

Через открытую дверь Гардения увидела стоявшего на ступеньках лорда Харткорта и, догадавшись, что он уже успел заметить ее, поняла, что ей ничего не остается, как выйти к нему навстречу и поприветствовать. Охваченная смущением, порозовев от волнения, она повернулась к нему и протянула руку.

– Доброе утро, лорд Харткорт, – сказала она. – Я должна поблагодарить вас за то, что вы вчера были так добры ко мне.

– Надеюсь, сегодня вы хорошо себя чувствуете, – проговорил лорд Харткорт, снимая шляпу. – Должно быть, вы очень устали после путешествия.

– Я действительно чувствовала себя очень уставшей, – призналась Гардения.

– Неудивительно, – вмешался чей-то голос, и она взглянула на сопровождавшего лорда Харткорта мужчину.

Она увидела высокого элегантного темноволосого молодого человека с крохотными темными усиками и обаятельной улыбкой, которая заставила Гардению улыбнуться ему в ответ.

– Позвольте представить вам моего кузена Бертрама Каннингэма, – сказал лорд Харткорт. – Боюсь, что необычные обстоятельства, при которых мы вчера познакомились, не дали мне возможности узнать ваше имя.

– Меня зовут Гардения Уидон, – ответила Гардения и почувствовала прикосновение теплой руки Бертрама Каннингэма.

– Я счастлив, что именно англичанину выпала удача приветствовать вас по прибытии в Париж, – сказал Бертрам. – Мой кузен рассказывал мне, что вы приехали ночью. Как, наверное, это противно – не зная Парижа, в одиночку искать нужный адрес. Я настоял, чтобы мы заехали проведать вас. Как я могу заключить по вашему виду, вы в добром здравии.

– Я прекрасно себя чувствую, – подтвердила Гардения.

– Замечательно! – воскликнул Бертрам. Внезапно Гардения осознала, что он все еще держит ее за руку, и резко вырвала ее. – Мой кузен и я хотели бы узнать, не пожелаете ли вы покататься с нами, – предложил Бертрам. – Я собираюсь вывести своих лошадей на короткую прогулку в Булонский лес и уверен, что вам воздух пойдет на пользу.

Гардения бросила взгляд на подъездную аллею, где стоял элегантный, высокий черно-желтый кабриолет, запряженный парой лошадей цугом. Гривы и хвосты лошадей были красиво заплетены.

– Как они прекрасны! – невольно воскликнула Гардения. – Какие же они нарядные!

– Я очень горжусь ими, – сказал Бертрам. – Но если вам больше нравится автомобиль – он у меня тоже есть.

– Я предпочитаю лошадей, – ответила Гардения, – но боюсь, я не смогу поехать с вами. Тетя Лили хочет повезти меня… – Она собралась было рассказать, куда именно они поедут, но передумала. – …На прогулку.

– Вы виделись с вашей тетушкой? – спросил лорд Харткорт.

Гардения почувствовала, что он опять сомневается в радушности приема, и, вспомнив, как яростно она негодовала, когда он ночью давал ей советы, довольно натянуто ответила:

– Конечно. Я рада сообщить, что тетя Лили счастлива видеть меня. Я буду жить с нею.

Неизвестно, почему ей показалось, что при этих словах лицо лорда Харткорта изменилось. Теперь оно выражало – да, но это же абсурдно – разочарование.

– Восхитительно, – ровным голосом проговорил он и, повернувшись к своему кузену, сказал: – Итак, Берти, если мисс Уидон не едет с нами, то нам пора в путь.

– Мисс Уидон, буду надеяться на скорую встречу с вами, – галантно проговорил Бертрам. – Между прочим, ваша тетушка пригласила меня на завтрашний вечер. Обещаю, ничто не помешает мне прийти.

– Буду счастлива видеть вас, – ответила Гардения. – До свидания.

Лорд Харткорт ничего не сказал. Гардении показалось, что в том, как он нахлобучил на голову шляпу, решительно спустился по ступенькам и вскочил в кабриолет, промелькнуло какое-то раздражение.

Бертрам последовал за ним, но на полдороге обернулся.

– Вы совершенно уверены, что не передумаете? – тихо спросил он Гардению. – Я бы хотел первым показать вам Париж.

– Нет. Я не могу сегодня поехать, – ответила она, – да и мне все равно сначала надо спросить разрешения у тети Лили.

– Давайте поедем завтра, – умолял Бертрам. – Я уверен, герцогиня не будет против. Я заеду за вами в это же время. Вы обещаете?

– Я ничего не могу обещать, – пробормотала Гардения, несколько озадаченная его настойчивостью.

– Но вы должны постараться и получить у тетушки разрешение, – продолжал уговаривать ее Бертрам.

И прежде чем она успела ответить, он уже сбежал по лестнице и вскочил в кабриолет. Когда экипаж покатил по аллее, Бертрам перегнулся и помахал ей, а лорд Харткорт продолжал смотреть прямо перед собой. Он не обернулся.

«Какой же он неприветливый, – сказала себе Гардения. – Не знаю почему, но он не одобряет меня».

Следуя за Ивонной наверх, она думала о том, что обязательно спросит у герцогини, можно ли завтра отправиться на прогулку с Бертрамом. В Англии ей не разрешили бы встречаться с мужчиной без сопровождения какой-либо дамы, но раз он пригласил ее, значит, во Франции все по-другому. Она часто слышала, что в веселом городе более свободные нравы, и, в конце концов, зачем нужен сопровождающий для прогулки в открытом кабриолете с человеком, который будет править лошадьми? Вот если бы он приглашал покататься в автомобиле – тогда другое дело.