Текст книги "Люцифер и ангел"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Завтра утром я сразу уезжаю в Оллертон, – ответил герцог. – В пятницу там будет прием.

– Прием? – переспросила леди Бленкли. – И ты не пригласил меня?

Герцог покачал головой:

– Это прием совсем иного рода, не такой, как те, на которых ты привыкла бывать, Элейн. Гостей принимает моя мать.

– Что не помешало бы нам быть вместе, если бы я была приглашена.

Герцог понял: рассказав леди Бленкли о приеме, он совершил ошибку. Там, где ему предстояло выбрать себе жену, Элейн он хотел бы видеть в последнюю очередь.

Она, без сомнения, была прекрасна. Но каждый раз, уходя от нее, герцог испытывал странное чувство: казалось, она требовала от него больше, чем он был готов ей дать.

Сейчас он вновь повторил себе, что их пламенная близость была в некоторых отношениях весьма удачной, однако непонятное разочарование не оставляло его.

«Чего еще я хочу? – спрашивал он себя. – Что я ищу?»

Раньше, когда он добивался благосклонности Элейн Бленкли – а вернее, она добивалась его, – ему казалось, что Элейн – это все, чего только может желать мужчина.

Элейн была прекрасна, умна и воплощала в себе чувственное совершенство, к которому всегда стремился герцог.

Даже соперницы признавали, что леди Бленкли одевалась лучше всех в Лондоне. Говорили, будто, когда принц Уэльский бывал раздражителен, она могла вернуть ему расположение духа быстрее, чем кто бы то ни было.

Герцог обнаружил, что, когда он был близок с Элейн Бленкли, под сдержанным, цивилизованным обликом проступал неистовый первобытный огонь. Это воспламеняло герцога и дарило обоим страстное возбуждение, не изведанное прежде.

И все же теперь герцог начал сознавать: чего-то в этой близости недостает.

Он не понимал, чего именно. Но знал одно: по какой-то причине, осознать которую он не мог, он был очень рад, что завтра уезжает в Оллертон и не увидит Элейн по крайней мере десять дней.

Герцог оторвался от созерцания своего отражения в зеркале и посмотрел на леди Бленкли.

Она устроилась на диване в намеренно соблазнительной позе, подчеркивавшей ее кошачью грацию, которую герцог так ценил.

– Ты сделал меня очень счастливой, Керн, – мягко произнесла леди Бленкли.

– Именно это я сам хотел тебе сказать, Элейн. Она протянула руку. Взяв ее, герцог почувствовал, как Элейн сжала пальцы.

– Возвращайся поскорее, – сказала она. – Ты ведь знаешь, как мне без тебя грустно.

– Я тоже буду без тебя грустить, – ответил он, не желая обманывать ее ожидания. Он знал, что говорит неправду.

Подойдя к двери, герцог взял шляпу и трость и, больше ни слова не сказав, вышел.

Спускаясь по широкой лестнице в холл, где дежурили лакеи в ливрее Бленкли, герцог спросил себя, вернется ли он когда-нибудь в этот дом.

На следующее утро герцог в коляске направился в Оллертон. Он любил свежий воздух. Но мысли его занимала вовсе не Элейн Бленкли, а предстоящий прием.

Он получил письмо от матери, в котором говорилось, что все, кого она пригласила, разумеется, ответили согласием.

Ожидались леди Миллисент Клайд, дочь графа и графини Клайдширских, благородная Элис Даун, дочь лорда и леди Даунхэм, и леди Розмари, дочь маркиза и маркизы Донкастерских, – с ней герцог уже встречался.

Герцогиня писала:

«Поскольку ты уже знаком с леди Розмари, ты, наверное, принял решение, и в приеме теперь нет необходимости».

«Да, пожалуй, приглашать на прием леди Розмари уже не требуется», – подумал герцог, прочитав письмо матери.

В прошлом году он считал ее весьма привлекательной девушкой, которая обещает стать настоящей красавицей, хоть и уделял ей мало внимания, поскольку она еще находилась под присмотром гувернантки.

Как выяснилось, герцог был настроен слишком оптимистично. Прибыв в дом маркиза (располагавшийся, кстати, неподалеку от ипподрома), он обнаружил, что лошади хозяина гораздо интереснее и привлекательнее, чем его дочь.

Леди Розмари была весьма похожа на лошадь – этого герцог в женщинах не любил, – а ее манера говорить наводила на мысли о конюшне, где она, без сомнения, проводила слишком много времени.

Побывав в обществе юной леди на скачках и на верховой прогулке, герцог пришел к выводу: это совсем не та женщина, которую он хотел бы видеть своей женой.

«Будем надеяться, две другие окажутся лучше», – подумал он, выехав за окраину Лондона и оказавшись за городом.

Даже сама мысль о браке была настолько неприятна, что он готов был прямо сейчас вернуться в Лондон в поисках привычных увеселений.

Но тут герцог представил себе Мармиона: обрюзгшего, грузного, с расплывшимся красным лицом – и понял даже если сам он не хотел бы помешать кузену унаследовать титул, приказ королевы оставался в силе.

Тем не менее всеми фибрами души герцог восставал против брака.

У него не было желания становиться женатым мужчиной. Герцог не тешил себя иллюзиями. Даже если он будет испытывать какой-нибудь интерес или просто естественное влечение к своей жене, все равно оно скоро угаснет.

Именно так и случилось с Элейн Бленкли.

Вчера, отправляясь спать, герцог понял: этот роман закончен. Элейн, конечно, будет против и, возможно, даже устроит сцену, если засыпет его одного, но ее имя уже вычеркнуто из списка, ее не будет в числе оллертонских гостей.

«Любопытно, к кому же меня повлечет теперь?» – спросил себя герцог.

Встретив очередную красавицу, герцог каждый раз бывал заинтригован, как исследователь неизведанной земли или ученый, нашедший на склоне горы странный, не занесенный в каталоги цветок.

Но очень быстро он понимал, что заранее знает каждый ход готовой начаться игры.

Все это походило на шахматную партию с очень слабым противником, когда исход определен заранее, и исход этот – легкая победа.

Порой какая-нибудь женщина казалась герцогу таинственной и загадочной, но вскоре ему становилось ясно, что она нисколько не похожа на сфинкса, а единственное ее желание – как можно скорее очутиться в его объятиях.

– Черт побери, – произнес герцог. – Думаю, мне стоит поохотиться на крупную дичь.

Но тут же понял, что и это не ново; более того, будущее ждало его в Оллертоне: три светловолосые голубоглазые девушки, достаточно высокие, чтобы не потеряться в блеске оллертонских тиар, и с пышными формами, делающими честь нитям фамильного жемчуга.

Почти то же самое герцогиня говорила Аните во время их совместного путешествия из Харрогита. Анита восхищалась поездом герцога, как ребенок.

– Я думала, только у королевы есть свой поезд! – воскликнула она. – Но, конечно, герцог – это почти король, правда?

– Не совсем, – улыбаясь, отвечала герцогиня, – хотя я уверена, Керн так и считает.

– Он так величаво выглядит, и это только его право иметь все, чтобы подчеркнуть свое положение, – с детской непосредственностью сказала Анита. – Наверное, в детстве у него был игрушечный поезд и он хотел купить настоящий, когда вырастет.

– Подобное никогда не приходило мне в голову, – сказала герцогиня, – но мы как-нибудь можем спросить об этом его самого.

Она улыбнулась Аните, которая садилась то на одно, то на другое сиденье в купе-гостиной, намереваясь, очевидно, попробовать все.

Когда слуги в ливрее герцога подали обед, глаза Аниты засверкали. Герцогиня подумала, что девушка выглядит так, словно в первый раз смотрит пантомиму.

– Я должна вам почитать, – напомнила Анита, когда герцогиня решила удалиться в свое спальное купе.

– Мне было очень приятно поговорить с вами, дорогая, – ответила герцогиня. – На самом деле мне не требуется чтец.

Она заметила огорчение в глазах Аниты и догадалась: девушке кажется, что она скоро расстанется со своими обязанностями.

– Тем не менее мне нравится ваше общество, – поспешила добавить герцогиня, – и, поскольку мой личный секретарь в отпуске, по прибытии в Оллертон вы поможете мне устроить особый прием, который дает мой сын.

– Особый прием? – переспросила Анита.

– Да, – кивнула герцогиня. – Поэтому мы направляемся в большой дом, а не ко мне в Дуврскую усадьбу.

– Пожалуйста, расскажите мне про этот прием! – попросила Анита.

G восторженным вниманием она слушала объяснения герцогини о том, что иногда герцог устраивает в Оллертоне приемы и просит свою мать быть на них хозяйкой, но обычно герцогиня живет в своем собственном доме, небольшом и очень красивом, где ее окружают все ее любимые вещи.

– Какой дом вам больше нравится? – спросила Анита.

– Трудно сказать, – ответила герцогиня. – Когда я впервые уехала из Оллертона, где я жила с тех пор, как обручилась со своим будущим мужем, я пролила немало слез: я чувствовала, что прощаюсь со своей молодостью. Теперь я полюбила свой собственный дом. Заниматься чем хочешь, не беспокоясь об условностях, весьма приятно.

– Понимаю, – сказала Анита. – Но сейчас мы едем в Оллертон?

– Да, потому что это особый прием.

– А чем он такой особый? – поинтересовалась Анита.

Герцогиня решила рассказать ей правду.

Она почти не сомневалась, что Анита не питает романтических надежд относительно герцога. Но с молоденькими девушками нельзя быть ни в чем уверенным, а герцогиня не только хотела оградить своего сына от затруднений, но и уберечь это милое дитя от горького разочарования.

Герцогиня начала рассказывать Аните, что именно требует герцог от жены. Судя по энтузиазму, с которым девушка задавала вопросы, и по ее манере слушать, пожилая леди поняла: она совершенно напрасно опасалась', будто Анита питает какие-либо надежды.

– Вы, должно быть, подыскали ему настоящую красавицу? – восхищенно спросила Анита.

– Я пыталась, – ответила герцогиня. – Но это непросто. Видите ли, мой сын привык общаться с более зрелыми женщинами: утонченными, остроумными, элегантными. Юные девушки редко обладают подобными качествами. Анита кивнула.

– Понимаю, – сказала она. – Думаю, многим из них страшно выходить в свет, как кораблю, еще не бывавшему в море.

– Верно, – улыбнулась герцогиня, – и часто это море оказывается бурным.

Анита засмеялась:

– Когда у тебя морская болезнь, трудно хорошо выглядеть!

– Я подыскала трех девушек, среди которых мой сын выберет себе жену, соответствующую всем его требованиям, – продолжала герцогиня.

– Вы сможете помогать ей, – сказала Анита, – но ей будет трудно стать такой же прекрасной и очаровательной, как вы!

Герцогиня подумала, что девушка произнесла почти те же слова, как когда-то герцог, и, улыбнувшись, ответила:

– Очень мило с вашей стороны так говорить, но я старею, а от этого утомительного ревматизма у меня на лице появились морщины и испортилась походка.

Анита задумалась.

– Если я кое-что предложу, ваша светлость сочтет это очень большой дерзостью? – наконец спросила она.

– Конечно, нет, – ответила герцогиня.

– В Фенчерче есть доктор, друг папы и мамы. Он лечил больных ревматизмом в деревне, и им всегда становилось лучше!

– Как он это делал?

– Во-первых, он требовал, чтобы они каждый день долго гуляли. Он говорил им, что нельзя оставаться прикованными к креслу, потому что рано или поздно болезнь прикует их к постели и надежды больше не будет.

Герцогиня удивленно смотрела на Аниту.

– Я никогда об этом не думала, – заметила она. – Интересно, правы ли вы?

– Я уверена в правоте доктора Эмерсона! – воскликнула Анита. – Еще он давал своим больным травяной отвар. Иногда доктор просил маму приготовить его, а я, если хотите, буду заваривать травы для вас.

– Я бы попробовала что угодно, лишь бы избавиться от боли и снова двигаться свободно, – ответила герцогиня.

Помолчав еще немного, девушка сказала:

– В тот день, когда у источника я споткнулась о ваше кресло, я думала о том, как чудесно было бы, если б вода на самом деле исцелила тех, кто ее пил, и они вскочили бы с кресел и воскликнули, что теперь они здоровы.

Она помедлила и добавила:

– Я прочла короткую молитву, я просила об исцелении, но вместо этого встретила вас. Это самое замечательное событие в моей жизни! Может, если вы будете пить отвар, а я буду очень сильно молиться, смешивая травы, случится чудо и ваш ревматизм пройдет.

– Прекрасная мысль, – улыбнулась герцогиня. – Конечно, мы так и сделаем. Я тоже верю в силу молитвы, да, молитва может творить чудеса.

– Мама всегда говорит: помоги себе сам, и Бог тебе поможет, – ответила Анита.

– Вот мы и поможем себе сами, – согласилась герцогиня.

Сойдя с поезда на станции, предназначенной только для гостей Оллертон-Парка, Анита увидела ожидавший их легкий экипаж с белым пикейным верхом.

Они проезжали через леса и луга, усыпанные цветами.

Совсем неожиданно впереди показался Оллертон-Парк. Он был еще более впечатляющим и величественным, чем представляла себе Анита.

– Это прекрасно, великолепно! – восклицала она. – Именно в таком доме и должен жить герцог! Вы ведь согласны со мной, ваша светлость?

– Да, конечно, – ответила герцогиня. – Я чувствовала то же самое, когда после помолвки приехала сюда в первый раз.

– Вам, должно быть, казалось, будто вы вступаете в сказку, – сказала Анита. – Уверена, вы выглядели в точности как принцесса, которая вышла замуж за прекрасного принца.

Герцогиня улыбнулась. Она начала понимать: все, что говорила или думала Анита, было как мечта, не имеющая отношения к реальности.

Но ни одна из ее знакомых не радовалась жизни так искренне и самозабвенно.

– Да, Оллертон – это дом из сказки, – произнесла герцогиня. – Надеюсь, вы погостите у меня немного, Анита. Я дам вам соответствующие наряды.

Анита повернулась к герцогине, и та увидела, что голубые глаза девушки сияют, как звезды.

– Новые платья! – воскликнула Анита. – О, мэм, правда? Это самое замечательное, восхитительное, что только может быть на свете!

Она помедлила и, прежде чем герцогиня успела что-нибудь сказать, быстро добавила:

– Я, наверное, не должна… принимать такой щедрый подарок после того, как вы были так добры и помогли мне… убежать от… преподобного Джошуа.

– Не беспокойтесь об этом, – спокойно сказала герцогиня. – Я в самом деле хочу подарить вам новые платья. Вам понравится в Оллертоне еще больше, если вы будете одеты должным образом.

– Конечно, – согласилась Анита. – Пожалуйста… не могли бы вы дать мне… по-настоящему большой… кринолин?

Увидев улыбку на лице герцогини, девушка быстро добавила:

– Конечно, не огромный… а то я буду выглядеть странно, ведь я маленького роста… но модный.

– Я подарю вам такой, какой вам нужен, – пообещала герцогиня.

Анита сжала руки.

– Это сон… Я знаю, это сон! – проговорила она. – Я так надеюсь, что не проснусь, пока не надену кринолин!

Когда лошади остановились, герцогиня все еще смеялась.

Глава 4

По широким ступеням герцог поднялся в великолепный, отделанный мрамором холл.

Холл был украшен статуями богинь. Герцог подумал, что никто из его знакомых не может похвастаться подобным чудом.

– Добро пожаловать домой, ваша светлость, – с уважением сказал дворецкий. – Ее светлость в музыкальном салоне.

Герцог протянул дворецкому шляпу и перчатки. Бросив взгляд на шестерых лакеев в ливрее Оллертона, он остался вполне удовлетворен.

Герцог всегда настаивал на том, чтобы их рост превышал шесть футов. Но главное – лакеи должны быть осанистыми и расторопными.

Выйдя из холла, герцог пошел по широкому, увешанному портретами предков коридору, который вел к музыкальному салону, находившемуся в западном крыле.

Незадолго до смерти его отца герцогиня сменила обстановку салона. Теперь изящный интерьер с успехом сочетал в себе классический и современный стиль.

Подходя к салону, герцог ожидал услышать музыку Шопена или Баха – любимых композиторов матери.

Каково же было его удивление, когда до него донеслись звуки веселого вальса, который был популярен в Лондоне прошлой зимой. Под эту самую музыку герцог танцевал со многими очаровательными красавицами.

Он вспомнил, что именно во время вальса на балу в усадьбе Мальборо впервые осознал, насколько привлекательна Элейн Бленкли.

Элейн использовала все уловки, чтобы заставить герцога увидеть в ней женщину. Взгляд зеленых глаз из-под вуали накрашенных ресниц, нежное поглаживание его плеча…

Герцог был раздосадован: даже вернувшись домой, он не может избавиться от воспоминаний об Элейн. Слегка нахмурив брови, он открыл дверь в музыкальный салон.

И застыл в крайнем изумлении.

Герцог едва мог поверить своим глазам: посреди салона кружилась в танце его мать.

Конечно, герцогиня двигалась медленно, но очень грациозно. Судя по положению ее рук, она танцевала с воображаемым партнером. Мелодию исполняла Анита, сидя за огромным бродвудским пианино.

Обернувшись, герцогиня увидела своего сына и остановилась. Мгновение спустя и Анита поняла, кто вошел комнату, и сняла руки с клавиатуры.

Когда герцог заговорил, в голосе его прозвучало неподдельное изумление:

– Ты танцуешь, мама! Как такое возможно? Герцогиня не успела ответить, потому что Анита подбежала к ней и воскликнула:

– У вас получилось, получилось! Разве это не чудесно? А вы мне говорили, что никогда больше не будете танцевать!

– Как видите, вальсировать я могу, – сказала герцогиня.

– И все это благодаря Харрогиту? – спросил герцог.

Герцогиня покачала головой:

– Воды мне не слишком помогли. Ходить и танцевать я смогла только благодаря Аните.

– Аните? – переспросил герцог.

Он взглянул на стоявшую рядом с ним девушку, но ее глаза, сияющие от восторга, были обращены к герцогине.

– Анита заставила меня гулять и приготовила травяной отвар, который творит чудеса!

– В самом деле, – согласился герцог, – я никогда не думал, что снова увижу, как ты танцуешь, мама. Я даже не надеялся, что ты будешь так легко ходить.

– Теперь я могу и то и другое, – сказала герцогиня, – и все благодаря этому милому ребенку.

Она указала на Аниту.

– Вы не должны забывать, мэм: мы страстно молились о чуде, – сказала Анита.

– Да, конечно, – согласилась герцогиня. – Мы должны помнить об этом.

Анита посмотрела на герцога.

– Я молилась о чуде, когда споткнулась о кресло ее светлости в харрогитском бювете, – объяснила она.

– Но вместо этого вы «впали в немилость», – улыбаясь, заметил герцог.

– Нет, – ответила Анита, – это и было чудо, о котором я просила, но пришло оно самым непостижимым образом.

Подпрыгнув от радости, она продолжала:

– Вы чудом спасли меня от преподобного Джошуа; чудо привело меня сюда. А самое большое чудо – то, что травы и молитвы вылечили вашу матушку и она снова может танцевать! Герцог улыбнулся:

– Ты согласна с этим, мама?

– Конечно! – ответила герцогиня. – Но теперь я все-таки хочу присесть.

Герцог подвел ее к удобному дивану. Когда герцогиня села, Анита с ноткой беспокойства в голосе сказала:

– Вы не слишком утомились? Может быть, позвать лакея – он отнесет вас наверх в кресле и вы приляжете?

– Нет, все просто замечательно, – ответила герцогиня. – Мне просто нужно перевести дух, чтобы поговорить с сыном.

– Тогда я вас оставлю, чтобы вы могли побеседовать с его светлостью, – тактично сказала Анита.

– Полагаю, сначала тебе следует показать ему свое новое платье, – предложила герцогиня.

Герцог посмотрел на Аниту и понял, почему она выглядит по-другому.

Вместо простого платьица с белым воротничком и манжетами, которое он видел на ней в Харрогите, она надела прелестное и, без сомнения, дорогое белое платье с широкой юбкой. Юбку поддерживал кринолин.

Тонкую талию девушки украшал голубой пояс, а ее светлые волосы были убраны на новый манер, из-за чего она стала еще более, чем прежде, похожа на маленького ангела.

После всего, что Анита сделала для его матери, герцог бы не удивился, если бы у нее за спиной выросли крылья, особенно когда она покружилась на месте, чтобы показать ему платье со всех сторон, и сказала:

– Ее светлость была так добра, и я никак, никак не могла ожидать, что она подарит мне такие замечательные платья. Это тоже часть моего чуда.

– Которая вам очень идет, – добавил герцог. В его голосе прозвучала легкая насмешка. Анита не поняла, был ли он доволен или счел, что принимать от его матери такие дорогие подарки – слишком дерзко с ее стороны.

– Мне надо поговорить с тобой, Керн, – сказала герцогиня, – но прежде я хотела бы, чтобы ты посмотрел, как мы с Анитой украсили бальный зал.

Герцог поднял брови:

– Бальный зал?

– Да, дорогой, в субботу вечером мы даем бал. Я решила, что тогда прием пройдет успешнее, а от смущения, которое могут испытывать наши юные гостьи, не останется и следа.

Герцогине показалось, будто в глазах ее сына промелькнуло нечто зловещее, и она поспешно добавила:

– Это будет совсем небольшой бал, только наши гости и ближайшие соседи. Я так надеюсь, что тебе понравится эта мысль.

– Конечно, я в восторге от любых твоих приготовлений, – сказал герцог.

– Тогда сходи и посмотри на зал, – предложила герцогиня. – Если тебе не понравится, мы все поменяем.

Судя по тому, как герцогиня произнесла эти слова, ее сын понял: поменять что-либо будет затруднительно.

Желая сделать ей приятное, герцог поднялся. Анита побежала к двери впереди него.

Только когда они прошли коридор, ведущий в другое крыло дома к большому залу, она немного обеспокоенно сказала:

– Я так надеюсь, что вы не… возражаете, что я… гощу здесь… по просьбе… вашей матушки. Она меня пригласила… и на бал.

В ее голосе явственно звучала тревога, словно она боялась, а вдруг герцог будет против, но он ответил:

– Вы такая маленькая, что, полагаю, не займете слишком много места.

Анита поняла, что он ее дразнит, снова слегка подпрыгнула на ходу и сказала:

– Это так увлекательно! Я никогда раньше не была на балу, и у меня такое красивое платье!

И после паузы произнесла совсем другим тоном:

– С тех пор как я приехала в Оллертон, я все ждала вашего приезда, чтобы поблагодарить вас. Я никогда не была так счастлива, как здесь, с вашей матушкой. Нам было так весело украшать бальный зал. Надеюсь, он вам понравится.

Герцогу вдруг пришло в голову, что большинству ровесниц Аниты было бы скучно провести с пожилой женщиной две недели без всяких развлечений – даже в Оллертоне.

Но глаза Аниты сияли неподдельным светом, и голос ее звучал взволнованно и искренне. Да, она говорила правду. В этом нельзя было усомниться.

Они вошли в зал. Остановившись в дверях, герцог в изумлении огляделся. Он всегда полагал, что длинный бальный зал, пристроенный к дому в самом начале царствования королевы Виктории, нарушал облик усадьбы, бывшей до того образцом «стиля Адама» 77
  Английская неоклассика. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Теперь зал совершенно изменился. Герцог спросил себя, в какой степени зал обязан своим превращением воображению Аниты.

Прежде это была комната с молочно-белыми стенами, несколько претенциозными колоннами и невыразительной отделкой. Теперь – Венеция в миниатюре.

Западную стену украшала фреска. Герцогу показалось, что он смотрит на залитый лунным светом канал… Вдали виднелся собор Святого Марка. На переднем плане скользили освещенные гондолы.

С потолка свешивались занавеси из темно-красного атласа, и комната выглядела как шатер. Освещался зал традиционными венецианскими золотыми фонарями.

Вместо привычных стульев вдоль стен стояли скамейки с сиденьями, обтянутыми шелком, и подлокотниками в форме носа гондолы.

Герцог почувствовал, что Анита встревоженно смотрит на него, и, помедлив, сказал:

– Очень впечатляет! В Оллертоне еще не видели ничего подобного.

– Вам правда нравится?

– Я целиком и полностью признаю, что зал выглядит в точности, как Венеция.

Анита вскрикнула от радости:

– Я надеялась, что вы так и скажете. Ее светлость никогда не была в Венеции, так что нам пришлось полагаться на рисунки из книг, которые мы нашли в библиотеке.

– Мне кажется, – проговорил герцог, – что идея принадлежит вам и вы соблазнили мою мать подобной экстравагантностью.

– Ее светлость сказала, что зал кажется ей слишком уродливым, и предложила украсить его цветочными гирляндами…

– Но вместо этого ваше воображение подсказало вам это венецианское великолепие.

– Вы довольны… вы в самом деле… довольны? – озабоченно спросила Анита.

– Полагаю, вы были бы очень расстроены, если бы я сказал что-нибудь иное.

– Мне хотелось, чтобы вы увидели зал только в субботу вечером, – сказала Анита, – но ее светлость немного боялась, что убранство покажется вам чересчур вычурным.

– Не думаю, что наши гости способны на комплименты в итальянском стиле, – улыбнулся герцог, – но по крайней мере надеюсь, что они изо всех сил постараются быть романтичными, дабы оправдать ваши ожидания.

Он снова дразнил Аниту. Девушка вспыхнула, и ему стало ясно: после всех злоключений в Харрогите она придет в ужас при одной только мысли о том, что мужчина может приблизиться к ней с матримониальными намерениями.

Подобного отношения герцог не ожидал. Впрочем, подумал он, Анита неизбежно станет бояться всех мужчин, после того как она избежала угрозы быть насильно выданной замуж за любимого священника своей двоюродной бабушки.

«Она очень юна, – сказал себе герцог, – и конечно, мужчины для нее загадка, ведь она выросла в деревне. Жаль, если она будет избегать их слишком усердно и упустит возможность как следует поразвлечься».

Но тут ему в голову пришла мысль, что если ей понравятся ухаживания мужчин, их комплименты и заигрывания, то, вне всякого сомнения, будет разрушена аура наивной чистоты, благодаря которой Анита походила на маленького ангела.

Герцог заметил, что девушка приблизилась к фреске в дальнем конце зала и глядела на гондолы в канале так, словно могла увидеть за ними изящные аркады Венеции.

– Вы молитесь о том, чтобы однажды чудом перенестись в самый пленительный город мира? – спросил герцог.

– Я думала о его истории, – ответила Анита. – Когда я искала его изображения, я прочла, что венецианцы растрачивали свою жизнь в поисках развлечений и из-за этого потеряли свою власть и даже их торговля расстроилась. Мне их так жаль.

– Вы в самом деле полагаете, что поиски развлечений – это трата времени? – поинтересовался герцог.

– Думаю, что всем хочется развлечений, – серьезно ответила Анита. – Однако их нужно заработать, как праздник.

Герцог не ответил, и девушка продолжала:

– Ваша матушка рассказала мне, как часто вы выступаете в палате лордов и как вы стремитесь привести к совершенству ваши дома и поместье. Поэтому мне так хотелось, чтобы вы наслаждались этим приемом, особенно раз он устроен по такому особому поводу.

Герцог снова нахмурился.

Если ему что-то и не нравилось, так это когда кто-нибудь – пусть даже его мать – обсуждал его личные дела.

Однако Анита говорила так естественно, что он был раздражен гораздо меньше, чем если бы на ее месте оказался кто-нибудь другой.

Словно догадавшись, что ее слова прозвучали слишком серьезно, девушка беззаботно сказала:

– Декорации на месте, все готово, вам осталось только сыграть роль Париса.

Голос ее прозвучал живо и весело: она, очевидно, находила ситуацию чрезвычайно романтичной. Насмешливо скривив губы, герцог спросил:

– Так вы хотите, чтобы я вручил золотое яблоко?

Анита хихикнула:

– Думаю, ваша светлость, на самом деле это диадема, но для той, кто ее получит, не будет никакой разницы.

«Пожалуй, все заходит слишком далеко: она дерзит», – подумал герцог.

Он хотел сделать Аните замечание, но тут она сказала:

– Я должна идти. Ее светлости очень хочется узнать, каково ваше мнение о наших трудах. Она так боялась, что зал вам не понравится. Но я скажу ей, что все в порядке.

Последние слова она уже бросила через плечо на бегу и, прежде чем герцог смог что-нибудь сказать, исчезла за дверью.

Ее поведение несколько удивило герцога: как может женщина торопиться куда-то, когда есть возможность побыть с ним наедине?

Он не спешил возвращаться в холл, размышляя о том, как умно было спасти Аниту от ужасного брака и тем самым найти помощницу и компаньонку для матери.

Ужинали они втроем. Герцог изо всех сил старался развлечь не только герцогиню, но и Аниту, а та смотрела на него широко раскрытыми глазами, восхищенно внимая каждому его слову.

Она совершенно не смущалась и вставляла порой странные замечания, забавлявшие герцога.

Он понимал: бесполезно требовать к себе особого уважения, ведь Анита, очевидно, пользовалась полным доверием его матери и они свободно обсуждали трех девушек, приглашенных в Оллертон.

– Должен тебе сообщить, мама, – сказал герцог, – вторая встреча с Розмари Кастор разочаровала меня.

– Твои слова меня огорчают, – проговорила герцогиня. – В прошлом году ты придерживался мнения, что она привлекательная юная девушка.

– Теперь она чрезмерно радушна, к тому же напоминает породистую лошадь, – заметил герцог.

Герцогиня печально улыбнулась, а Анита сказала:

– Когда я пошла в вашу конюшню и увидела ваших коней, я поняла, что скорее выйду замуж за одного из них, чем за преподобного Джошуа.

– Интересно, – насмешливо произнес герцог, – достаточно ли у вас хорошая родословная, чтобы стать подходящей невестой Громовержцу или Геркулесу!

Анита знала, что герцог имеет в виду двух прекрасных жеребцов – гордость оллертонских конюшен.

– Я не стремлюсь так высоко! – вспыхнула она. – Однако вчера Громовержец весьма снисходительно позволил мне погладить его по шее и угостить морковкой!

Герцог нахмурился.

– Будьте осторожнее, – сказал он. – Громовержцу не всегда можно доверять. Надеюсь, вы не заходили в его стойло?

– На этот вопрос я отвечать не стану, – потупила взгляд Анита, – а то вы рассердитесь на меня или на старшего конюха!

– Полагаю, вы хотите сказать, что даже мои лошади не тронут вас, потому что вас бережет Господь?

– Если я скажу «да», это прозвучит самодовольно, – ответила Анита. – Если «нет», то это может навлечь несчастье!

Герцог засмеялся.

– Вы совсем не тот ангел, которым пытаетесь казаться, – сказал он. – Иногда вы так любите хитрить, что, очевидно, принадлежите совсем к другим сферам.

– Если вы меня распознали, – быстро ответила Анита, – мне больше нечего сказать в свою защиту!

Герцога удивила острота ее ума, и они пикировались и спорили друг с другом до конца ужина.

Когда герцогиня сразу же после ужина отправилась в постель, он ожидал, что Анита, как поступила бы на ее месте любая другая женщина, под каким-нибудь предлогом останется, чтобы продолжить с ним беседу.

Однако девушка поднялась наверх вместе с герцогиней. В тот вечер герцог ее больше не видел.

На следующее утро после завтрака герцог, как обычно, отправился на конюшню и обнаружил, что Анита уже там.

Она зашла в стойло Громовержца и теперь одной рукой протягивала жеребцу морковку, а другой поглаживала его шею.

Некоторое время герцог наблюдал за Анитой, прежде чем она заметила его присутствие. Когда она оглянулась и увидела его, ее щеки залил румянец, и она сказала:

– Ваша светлость сегодня рано! Я думала, что вы приходите сюда не раньше половины десятого.

– Так вы меня незаметно опередили!

– Я не хотела приходить сюда сегодня, поскольку вы здесь, – ответила Анита, – но потом подумала, что Громовержец заскучает по ежедневной морковке.