Текст книги "Просто судьба"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

И хотя она боялась признаться себе в этом, он ей очень нравился.

При этой мысли она невольно ужаснулась.

«Я не должна влюбляться в него! Это недопустимо! – убеждала она себя. – Это сделает меня несчастной, и, когда я уеду домой, я буду тосковать от желания увидеть его, хотя это, конечно же, будет совершенно невозможно!»

Мена как будто бы снова ощутила прикосновение его губ – сильных, требовательных и таких желанных.

Как только он коснулся ее, что-то теплое и волшебное проснулось в ее груди.

Как будто взошло солнце или нет, скорее – блеснула молния.

Ее переполнял немой восторг. Ничего более волнующего она не могла себе и представить.

Девушка подошла к окну и отдернула занавес.

Уже совсем стемнело, на небе высыпали звезды, а бледная луна только-только показалась над деревьями.

Открывшаяся взору картина была так прекрасна, что казалась почти нереальной и в то же время как бы являлась частью переполнявшего девушку чувства.

Того чувства, что пришло к ней сегодня в том, словно игрушечном, доме и возросло в миллион раз от прикосновения губ его молодого хозяина.

Все было бесполезно.

И сколько бы она ни боролась с собой, сколько бы ни молилась, все было неискренне – она знала, что уже полюбила его.

Прошло довольно много времени, прежде чем Мена смогла отойти от окна.

Она сказала себе, что пора идти в комнату матери помочь ей раздеться.

Хотя сейчас ей было нелегко думать обо всем, что не касалось Линдона. Ведь, может быть, как раз в этот самый момент он вступает в схватку с ворами.

Она волновалась, хватит ли у него благоразумия, чтобы позвать кого-нибудь из людей герцога на помощь.

К тому же и похитители могли ни перед чем не остановиться в своем намерении украсть Завоевателя.

Ей оставалось только молить Бога, чтобы с Линдоном ничего не случилось.

Было уже поздно, и она поспешила из своей комнаты к матери.

Как она и ожидала, мать еще не поднялась наверх.

Не успела Мена устроиться поудобнее в кресле в ожидании матери, как дверь отворилась.

Мена выжидательно подняла глаза, но в комнату вместо матери вошла Алоиз.

– О, это ты, Алоиз! – воскликнула Мена. – А мама еще не возвращалась.

– Я знаю, – ответила Алоиз, – и это просто невыносимо, как она полностью монополизировала герцога!

Мена удивленно смотрела на сестру. Та прошла к туалетному столику, села на пуфик и стала разглядывать свое отражение в зеркале.

Она поправила диадему, которую горделиво носила на голове.

– Мама поступает только так, как ты ей велела, – примирительно сказала Мена, когда сестра замолчала. – Она говорит, что находит герцога очень приятным и была бы рада такому зятю.

– Ну, конечно! – Алоиз говорила довольно резко. – Какая мать отказалась бы?

Мена не отвечала, и она продолжила:

– Однако я хочу сама общаться с герцогом, а мне все труднее и труднее оказываться в его обществе.

– Мы уезжаем домой в понедельник, – сказала Мена.

– Думаю, что как раз вовремя, – ответила Алоиз. – В Лондоне мне удавалось общаться с ним чаще, даже могу сказать тебе, значительно чаще, чем здесь.

– Может быть, нам стоит уехать завтра? – тихо спросила Мена.

Сказав это, она вдруг осознала, что если Алоиз согласится с этим, то она не сможет снова увидеть Линдона.

Ей показалось, что ее душа восстает против такой мысли.

– Естественно, вы не можете так поступить, – отрезала Алоиз. – Людям покажется странной такая поспешность. Я была уверена, что Вильям уделит мне немного внимания сегодня вечером, но он даже не пригласил меня танцевать!

– Как жаль, – посочувствовала сестре Мена.

– Да, между прочим, мне сегодня фактически сделали предложение, – продолжила Алоиз.

– Серьезно? – спросила Мена. – Кто-нибудь стоящий твоего внимания?

– Кажется, все считают, что он заслуживает уважения, – ответила Алоиз. – Граф Элдерфильд. И кстати, он чрезвычайно хорош собой.

– А сколько ему лет? – поинтересовалась Мена. Алоиз удивленно взглянула на сестру:

– Не понимаю, какое это имеет значение, но, думаю, ему приблизительно лет тридцать или двадцать девять… – и он очень богат!

Обе сестры помолчали.

– Ты не… думаешь, Алоиз… что ты была бы более счастлива… с… человеком, который ближе тебе по возрасту? И раз граф так богат, то ты могла бы иметь… все, что… пожелаешь, – сказала Мена.

– Я и сейчас могу позволить себе многое, но, как я уже говорила тебе, Мена, мне нужен герцог! – с решимостью заявила Алоиз.

Мена еще с давних пор знала, что это означало. Сестра твердо намеревалась идти к своей цели.

И тогда, полагая, что так будет правильно, Мена предприняла еще одну попытку убедить сестру.

– Послушай, Алоиз, – начала она, – мы – сестры, и я всегда восхищалась тобой, еще с тех пор, как была маленькой девочкой. Видимо, и ты видела, как счастливы были наши родители, и все, что бы ни происходило в их жизни, даже когда они испытывали нужду, было волшебно, потому что они любили друг друга и были счастливы вместе.

Она замолчала на мгновение и, надеясь, что Алоиз все же слушает ее, продолжила:

– Конечно, каждая девушка мечтает о такой любви! Титул, даже самый значительный, никогда не восполнит отсутствия если не любви, то хотя бы интереса к мужу.

Алоиз отреагировала на ее слова не сразу:

– Твоя беда, Мена, состоит в том, что ты все еще витаешь в облаках и у тебя совершенно отсутствует здравый смысл. Герцогиня всегда герцогиня, и я добьюсь того положения в обществе, которое заставит всех не только завидовать Мне, но и относиться ко мне с почтением.

– Но если, предположим, ты… не будешь счастлива с герцогом? – спросила Мена.

В комнате стало тихо, потом Алоиз рассмеялась, и смех ее был не очень приятным.

– Земляничные листья, украшающие корону и герб герцога, послужат мне утешением, – сказала она, – и потом, на свете существуют и другие мужчины, и, смею надеяться, я не буду страдать от недостатка их внимания.

Мена поняла, что убеждать сестру бесполезно, и потому отступила.

Ей было не по себе от мысли, что, еще не успев стать женой своего герцога, Алоиз уже задумывается о том, что внимание других мужчин будет ей утешением.

Алоиз отошла от туалетного столика.

– Я возвращаюсь в бальную залу, – сказала она, – и если мама все еще с герцогом, я уведу его, а ее отошлю спать. В любом случае уже слишком поздний час для таких пожилых людей!

Говоря это, она вышла из комнаты, вызывающе прекрасная в своем огненном платье.

Как только последнее перо шлейфа исчезло в дверном проеме, Мена снова опустилась в кресло.

Ей казалось, что приход сестры внес что-то гадкое в этот вечер.

До сих пор все было так красиво и полно несказанного очарования с того самого момента, как Линдон подсадил ее на лошадь.

– Я люблю его… я люблю… его! – повторяла она. И снова ее сердце забилось в упоительном восторге.

Мелодия любви, которую она почувствовала в его небольшом доме, снова переполняла все ее существо.

Глава 5

Бальная зала была живописно украшена цветами, и Элизабет Мэнсфорд с восхищением любовалась ими.

Ей все очень нравилось в этот вечер.

В доме практически не осталось ни одного мужчины, который не произнес бы в ее адрес комплимента.

Легкие морщинки на ее лице разгладились.

Она чувствовала себя молодой и очень привлекательной.

Герцог пригласил ее на танец.

Они медленно двигались по залу под нежные звуки романтичного вальса.

Большинство гостей были средних лет.

Но в зале присутствовало и достаточно много молоденьких замужних и незамужних дам, которые с завистью поглядывали в сторону Алоиз, постоянно окруженной мужчинами.

Яркое платье и сверкание бриллиантов, несомненно, превращали ее в царицу бала.

Мало кому удалось бы соперничать с ней.

Когда вальс закончился, герцог обратился к своей даме:

– Мне хотелось бы показать вам кое-что.

Элизабет Мэнсфорд подняла на него глаза и спросила:

– Еще какие-нибудь сокровища? Все, что я вижу здесь, у вас, кажется мне таким необычным, просто уникальным, что я уже не могу найти слов, чтобы выразить свои чувства.

– Думаю, вы оцените и то, что я собираюсь показать вам сейчас, – ответил он.

Они вышли из залы и пошли по галерее, в дальнем конце которой находился зимний сад.

Эта часть здания была пристроена к замку в более поздний период, но, несмотря на это, производила не меньшее впечатление.

Апельсиновые деревья только-только начинали цвести. За оранжереей находилось еще одно помещение, построенное уже отцом нынешнего герцога.

Он распахнул в него дверь, и Элизабет вскрикнула от восторга.

В этой части оранжереи было значительно жарче, и вся она была заполнена орхидеями.

– Я думала, вы показали мне все ваши орхидеи сегодня утром!

– Это совершенно особенные сорта. Когда я одевался к обеду, мне сообщили, что одна из орхидеи, вот уже целый год находящаяся здесь, расцвела сегодня вечером, как раз тогда, когда я уже отчаялся дождаться этого события. Именно сегодня, чтобы я имел возможность показать ее вам.

– Как это чудесно! – восхитилась она.

Помещение было небольшим. Элизабет обратила внимание, что в углу стояла скамья с мягкими подушками.

Можно было присесть и любоваться цветами.

Но сначала герцог повел ее туда, где среди других орхидей, но совершенно обособленно, располагался цветок, о котором шла речь.

Она не смогла сдержать возглас восхищения, настолько великолепна была эта орхидея.

– Ее название – Laelhcattleya, – сказал герцог, – и она чрезвычайно редкая. Честно говоря, я сомневаюсь, можно ли встретить ее в какой-нибудь другой коллекции в нашей стране.

Элизабет понимала, что это было уникальное растение. Цветки были небольшие, бледно-розовые с лиловым оттенком, каждый из них – само совершенство.

– Это восхитительно… совершенно… прекрасно! – вымолвила она. – Спасибо, что показали мне это чудо.

Герцог подвел ее к скамье. Они присели и так, сидя бок о бок, любовались цветами.

– Вот о чем я думаю, – сказал он тихо, – как красиво смотрелись бы цветы именно этой орхидеи в ваших волосах.

– Нет, нет, что вы! – поспешно проговорила Элизабет. – Это слишком ценный экземпляр, и вы должны только восхищаться им – таким, какой он есть, и быть очень, очень благодарным за привилегию любоваться чем-либо столь совершенным.

– «Именно так мне и следует поступить» – подумал я при встрече с вами, – сказал герцог.

Элизабет почувствовала смущение и не спускала глаз с орхидеи.

– Что мне хочется сделать, – продолжил герцог, – так это увезти вас далеко отсюда… в мое поместье в Девоншире, где я живу.

– В Девоншире? – удивленно пролепетала Элизабет.

– Мой дом в Девоншире не такой старинный, как замок, но также достоин внимания и, на мой взгляд, весьма удобен. Я разбил там парк, который, надеюсь, станет одной из наиболее ярких достопримечательностей Англии!

Элизабет молчала, затаив дыхание, а герцог продолжал:

– В поместье еще очень многое надо сделать, потому что я создаю не только английский парк, но и японский сад, который весьма необычен для наших мест, к тому же там у меня тоже имеется весьма обширная коллекция орхидей.

– Поразительно! – воскликнула Элизабет.

– Кроме того, я задумал создать и питомник лекарственных трав, – продолжал герцог, – и я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи.

– Разумеется… Я была бы рада… помочь вам, – проговорила Элизабет, – но я не понимаю, каким образом…

Герцог взял ее руку.

– Я прошу вас, – медленно произнес он, – стать моей женой!

Он почувствовал, как пальцы Элизабет напряглись в его руке.

Спустя мгновение она повернулась и посмотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.

– Вы просите меня… стать вашей женой? – едва слышно прошептала она.

– Я полюбил вас с первого взгляда, – сказал герцог. – Сначала я не хотел спешить открывать свои чувства, но сегодня вечером, когда раскрылись цветки этой орхидеи, я почувствовал: для меня ее цветение – знак, что, возможно, и я вам нравлюсь хоть немного.

– Да, конечно… вы нравитесь мне! – ответила Элизабет, – и мне было так… хорошо… я была так счастлива с тех пор, как я приехала в ваш замок. Но…

Умолкнув, она посмотрела куда-то в сторону, и он чувствовал, как пальцы ее дрожат в его руке.

Он ждал. Наконец, после довольно долгой паузы, она сказала:

– Но я приехала сюда потому, что… Алоиз надеялась, что вы сделаете ей предложение…

Герцог улыбнулся:

– Много молоденьких женщин думали так же, но я достаточно умен, чтобы понять, что, хотя все они стремятся стать герцогиней, лично я как человек их мало интересую.

– Не могу поверить. Герцог сжал ее пальцы в своих.

– Мне кажется, любимая, – сказал он, – что вы все-таки любите меня, хотя и боитесь признаться в этом.

Он ощутил, как она затрепетала.

– Я была… по-настоящему… счастлива… рядом с вами…

– В таком случае все остальное не имеет никакого значения. Свет меня не интересует, и мы вместе сможем заниматься нашим парком. Мы превратим его в такое редкостное по своей красоте творение, что он станет своего рода вкладом в упрочение славы Англии.

Он почувствовал, что его слова тронули ее душу, ее глаза сияли, когда она посмотрела на него.

Но Элизабет снова отвела взгляд и быстро заговорила:

– Нет-нет, ну конечно, нет… Я не могу… причинить боль Алоиз, к тому же… она разгневалась бы… на меня.

– Я знаю, как решить эту проблему, – сказал герцог. – Некто вчера вечером признался мне, что страстно влюблен в Алоиз, и он мог бы стать вполне подходящим мужем для нее.

– Вы говорите о… графе Элдерфильде? Он показался мне очаровательным молодым человеком, – заметила Элизабет.

– Совершенно верно, – заметил герцог. – Вот именно – молодой, а вы ведь понимаете, Элизабет, что я по возрасту гожусь Алоиз в отцы.

– Но, однако, она… любит вас, – с отчаянием произнесла Элизабет.

Герцог покачал головой:

– Она ослеплена идеей стать герцогиней Кэрнторпской, добиться положения при дворе и, конечно же, сделаться объектом зависти своих соперниц.

Элизабет знала – это было правдой и ей нечего было возразить герцогу.

Но вместе с тем она спрашивала себя, вправе ли она принять предложение человека, любви которого так добивалась ее дочь.

– Предлагаю вам, – сказал герцог, – оставить за мной решение всех проблем.

Элизабет уже готова была ответить ему, но неожиданно вскрикнула:

– О, я все время думала только об Алоиз, но я совсем забыла о такой ужасно важной вещи, ведь как бы сильно…я вас ни… любила… мне нельзя… выходить за вас замуж.

– Почему?! – спросил герцог.

– Потому что герцогу Кэрнторпскому необходим наследник!

Говоря об этом, Элизабет подумала, что она сама, своими руками, сознательно уничтожает свой единственный шанс на будущее счастье.

Но в то же время она была уверена, что поступает правильно.

– Я предполагал, что вы можете задуматься над этим, – сказал герцог, – но я доверю вам то, чего никогда еще никому не говорил. Я имею в виду причину, по которой я не имел никакого намерения когда-либо снова жениться.

Элизабет взглянула на него, и он увидел в ее глазах тревогу.

Он обнял ее и крепче прижал к себе.

Она не противилась.

Он ясно видел теперь, хотя понял это еще раньше, еще до того, как заговорил с Элизабет о браке, что она уже полюбила его, хотя еще и не решалась признаться себе самой в этом.

– Мой отец женился на моей матери, когда ей было восемнадцать, – начал он. – Это был брак по сговору, но они полюбили друг друга и их медовый месяц был очень счастливым.

Продолжая рассказывать, он чувствовал, что Элизабет ловит каждое его слово.

– Вскоре после того как они вернулись в замок, моя мать узнала, что ждет ребенка. Она рассказывала мне, что была в восторге от этого. В то же время, возможно, потому, что она была еще слишком молода, она чувствовала себя очень плохо и расстраивалась, что не способна быть отцу хорошей женой и настоящей хозяйкой в замке.

Он умолк, потом заговорил снова:

– Ей приходилось очень тяжело после моего рождения, и, несмотря на ее молодость, ей потребовалось значительное время, чтобы поправиться.

– Мне было столько же, когда я родила Алоиз, – сказала Элизабет, – и я хорошо представляю, что должна была чувствовать ваша мать.

– Два года спустя мать забеременела вновь. Уже позднее я начал понимать, что моим отцом владела навязчивая идея иметь несколько сыновей с тем, чтобы никакая случайность не помешала сохранить прямой порядок наследования. По правде говоря, это было похоже на безумие.

Элизабет вспомнила, как горько был разочарован ее муж, когда после рождения Филомены им сказали, что они не смогут больше иметь детей.

Для него это означало, что у него не будет сына, которому он мог бы передать по наследству их замечательный дом – предмет его гордости, – построенный еще в эпоху королевы Елизаветы.

– Моя мать родила еще восьмерых детей, прежде чем наконец-то на свет появился мой младший брат, – продолжил свой рассказ герцог, и голос его был более резким. – Моя мать слабела, и каждые новые роды приносили ей все больше страданий. Всего у нее было восемь дочерей, две из которых умерли еще при рождении, три не прожили и года. Остальные три мои сестры уже замужем и, кажется, неплохо живут со своими мужьями.

Из его рассказа чувствовалось, насколько близко к сердцу принял он страдания своей матери, когда стал достаточно взрослым, чтобы осознавать происходящее.

– И только после рождения моего брата, – закончил герцог, – мой отец наконец согласился с тем, о чем его давно предостерегали доктора: моя мать не должна больше иметь детей. Но ее организму уже был нанесен непоправимый ущерб. Здоровье ее так и не восстановилось, и она была очень слаба.

– Вы, должно быть, очень любили ее, – мягко сказала Элизабет.

– Я обожал ее! И я бы сделал для нее все, что в моей власти, лишь бы помочь ей, если бы это было возможно.

– Но… не каждая женщина… так страдает, – проговорила Элизабет.

– Я женился в двадцать четыре года, – сказал герцог, словно и не услышав ее слов, – просто потому, что мой отец был убежден, что теперь я обязан обеспечить наследника герцогскому титулу. Он сам подобрал мне подходящую партию. Ирэн была дочерью герцога, следовательно, полностью вписывалась в наше генеалогическое древо.

Он помолчал немного, потом продолжил:

– Мы редко виделись друг с другом до свадебной церемонии, поэтому только во время своего медового месяца обнаружили, как мало или, вернее сказать, почти совсем ничего не имели общего.

Элизабет что-то сочувственно пролепетала и инстинктивно прижалась к нему. Герцог крепче обнял ее.

– Когда мы возвратились в замок после медового месяца, Ирэн была уже беременна, причем воспринимала это как большую неприятность.

Он вздохнул, как будто картина прошлого явственно предстала перед ним

– Она была убеждена, что ничто не должно мешать ей заниматься тем, чем ей хочется, а главное, ограничить ее прогулки верхом. Она была бесподобной наездницей, но мне всегда казалось, что она словно слегка помешана на лошадях.

– Вы не чувствовали себя счастливым, – прошептала Элизабет.

– Я был несчастен, потому что она бросала мне вызов и настаивала на своем: охотилась, прыгала через барьеры, хотя я считал, что в ее положении было большой ошибкой брать такие высокие препятствия, с которыми и я-то с трудом справлялся.

Элизабет посмотрела на него, и он сказал:

– Я полагаю, что вы знаете остальную часть истории. В свое время это несчастье наделало много шума. Она попыталась взять барьер, слишком высокий для любой женщины, и убила себя и нашего неродившегося ребенка!

– Нет… Я ничего не слышала. Я вам очень сочувствую. Это был жестокий удар для вас.

– Это действительно было ударом, – признался герцог, – именно тогда я твердо решил больше не жениться.

– Но, наверное, вас пробовали отговаривать?

– Да, – согласился он, – но я не подчинился отцу. Он был в ярости. И я покинул страну.

– Вам так стало легче? Вы почувствовали себя… более счастливым?

– Путешествие оказалось чрезвычайно интересным, и оно помогло мне принять решение: никогда больше не буду я подвластен кому бы то ни было и никогда больше не буду делать то, что противно моей природе.

– Так вы никогда и не женились, – сказала Элизабет мягко.

– Я так решил для себя. И кроме того, вы должны понять меня: я ненавидел замок и предпочитал жить в любом другом из моих владений, но только не здесь.

– Вот почему мы никогда не встречались, – отметила Элизабет.

– Если бы я встретил вас тогда, когда вы были замужем, – сказал герцог, – это разбило бы мое сердце! Но теперь, моя несравненная, я прошу вас восполнить мне то, чего я был лишен все те годы, когда мне некого было любить так, как я люблю вас.

– Вы… действительно намерены?..

– Вы знаете, как я намерен поступить, – ответил он.

Его руки сжали ее в объятиях, он наклонил голову и очень нежно поцеловал ее губы.

Целуя ее, он сознавал, что никогда и никого так не любил в своей жизни.

Элизабет обладала всем, что он хотел бы видеть в своей жене.

Она была женственная, ласковая и нежная, умела сострадать и сочувствовать.

Он думал, что, если бы им удалось прожить вдвоем среди цветов в его саду, это было бы всем, чего он только желал от жизни.

Герцог оставил свое Девонширское поместье, полагая, что ему следует отдать дань уважения королеве.

Сделав над собой усилие, он занял свое место среди пэров и выполнял возложенные на него обязанности.

Но они были для него невыносимо скучны.

Забавляло его только то, что, будучи «прекрасной партией», он стал преследуем всеми честолюбивыми мамашами.

Они демонстрировали своих дочерей перед ним так, как будто те были однолетками на весенней ярмарке лошадей.

Его развлекали приглашения светских львиц, находивших его чрезвычайно привлекательным.

Они жаждали включить его в списки своих воздыхателей.

Понимая, что слишком долго уже пренебрегал своими обязанностями по отношению к родовому имению, герцог сделал над собой усилие и вернулся в замок, чтобы устроить здесь большой прием.

И хотя он всеми силами старался не допустить этого, однако он почувствовал, как призраки, преследовавшие его ребенком, опять явились ему.

Всюду, куда бы он ни пошел, чем бы ни занимался, они были где-то поблизости.

Он высоко оценил старания управляющего, который в отсутствие хозяина поддерживал и сад и само поместье на должном уровне.

Но он знал, каким бы роскошным ни казалось все здесь, однако его сад в Девоншире был для него куда более привлекателен.

Может быть, потому, что своей красотой девонширский сад был обязан не стараниям предыдущих поколений, но только ему.

Когда он целовал Элизабет, ему казалось, он целует цветок, хрупкий цветок одной из орхидей, так много значивших для них обоих.

Он знал, что будущее, которое он сотворит для нее, будет столь же прекрасным, как эти цветы.

Герцог поднял голову.

По выражению лица Элизабет он догадался, что этот поцелуй означал для нее не меньше, чем для него.

– Я люблю вас! – Он произнес эти слова глубоким и проникновенным голосом. – Я люблю вас так сильно, что, если вы отвергнете меня, я не смогу жить без вас.

– О… нет… вы не должны… говорить такие слова! – вскричала Элизабет. – Я люблю вас… Я люблю вас всем сердцем… Я… мне казалось, что я уже никогда не смогу чувствовать ничего подобного снова– Но, любимый… все же я… должна подумать и об… Алоиз, ведь она моя дочь!

– Если бы на свете было тысячи подобных Алоиз, я все равно заставил бы вас выйти за меня замуж! – решительно сказал герцог. – Но я не смог бы огорчить вас! Я собираюсь заботиться и защищать вас, пока мы оба живы. И я обещаю вам, что Алоиз не будет несчастна.

– Но она будет несчастна! – слабо возразила Элизабет. – И она никогда не простит меня.

В этот момент она невольно подумала, что, по правде говоря, в эти дни она видела дочь впервые со дня ее свадьбы с лордом Барнхэмом.

Но тем не менее она сочла бы предательством по отношению к своему ребенку рассказать герцогу, как та вычеркнула себя из жизни своей семьи.

– Вам необходимо, – герцог говорил спокойно, – уехать отсюда завтра рано утром, прежде чем Алоиз проснется.

– Уехать… мне? – воскликнула Элизабет.

Она никак не ожидала услышать от него подобные слова.

– Я хотел бы быть спокоен, что она не огорчит вас, моя милая, поэтому лучше вам не быть в замке.

Элизабет уткнулась лицом в его плечо:

– Я… мне не хочется покидать вас.

– Только на очень короткое время, – сказал он, – мы поженимся без всякого промедления, а затем я увезу вас в Девоншир.

Элизабет вздохнула:

– Неужели это возможно… на самом деле возможно?

– Я сделаю это возможным! – ответил герцог. – И больше я никогда не позволю вам волноваться по какому бы то ни было поводу.

Элизабет, казалось, таяла в его руках, и он поцеловал ее в лоб, а потом сказал:

– Ваша диадема мешает мне, она не дает мне целовать вас, поэтому я никогда больше не позволю вам носить ее!

Элизабет засмеялась:

– Я с гораздо большим удовольствием носила бы в своих волосах ваши орхидеи.

– Что ж, так и сделаем. Я буду доставать и выращивать самые красивые и изысканные орхидеи изо всех стран мира, лишь бы вы могли вколоть их в свои волосы подобно украшениям из драгоценных камней.

Элизабет глубоко вздохнула:

– Это звучит настолько заманчиво, великолепно, но Вильям… мне страшно!

– Я не позволю никому и ничему пугать вас, – сказал герцог. – Только поступайте так, как я вам сказал и предоставьте все мне.

– Поверьте мне… так я и сделаю.

Вдруг она неожиданно вскрикнула.

– Что такое? – спросил герцог.

– Я… Я совсем забыла. Я не сказала вам, что я обманывала вас… обманула, когда приехала сюда…

– Вы обманули меня? – недоверчиво спросил герцог. – Но каким образом?

– Вы считали, что я взяла с собой… компаньонку, но она… она моя младшая дочь… Филомена!

Герцог расхохотался.

– У меня было некоторое подозрение, что не все так просто с этой вашей «компаньонкой», – проговорил он.

– Но что заставило вас так думать? – спросила Элизабет.

– То, что рассказал мне мой камердинер. Он говорил, что эта девушка очень красива, почти так же красива, как вы!

Элизабет улыбнулась:

– Она гораздо красивее, но… ей всего лишь восемнадцать… и я не смогла бы… оставить ее.

– Нам придется найти для нее мужа, – сказал герцог, – но само собой разумеется, любимая, она сможет поехать с нами в Девоншир. Хотя, конечно, мне хотелось бы побыть там только вдвоем с вами, Элизабет, пусть лишь несколько недель после свадьбы.

– Я обещаю вам – с Филоменой не будет никаких проблем, – сказала Элизабет.

Она снова вздохнула:

– Но у меня нет никакого желания просто воспользоваться вашей добротой. Вы ведь понимаете, что мы… очень бедны?

– Зато я очень богат, – ответил герцог, – поэтому нет никакой необходимости волноваться по этому поводу!

Элизабет снова уткнулась в его плечо.

– Неужели правда, что мы… сможем пожениться? – спросила она. – Я и представить себе не могла… подобного. Я только понимала, что вы – самый обворожительный и восхитительный человек, которого я когда-либо встречала… и как было бы замечательно иметь такого… зятя.

– У меня нет никакого желания становиться вашим зятем или кем-то еще, кроме как вашим мужем, – говорил сквозь смех герцог, – и именно им я и собираюсь стать.

Он приподнял ее голову за подбородок и повернул к себе.

– Я люблю вас! – сказал он. – Я люблю вас, и мне потребуется вся моя оставшаяся жизнь, чтобы рассказать вам, как сильно я люблю вас!

Он целовал ее, пока им обоим стало не хватать дыхания. Тогда он заговорил:

– Становится поздно, любимая моя, а поскольку я хочу, чтобы вы уехали рано утром, думаю, что вам пора спать.

– Я сделаю все, как вы сказали, – сказала Элизабет. – И я буду думать о вас все время, хотя боюсь, что утром вы исчезнете как сон!

– Я никогда не исчезну, – улыбнулся герцог. – А отсылаю вас только затем, милая моя, чтобы ничто даже случайно не расстроило вас. В понедельник утром, как только гости разъедутся, я тут же приеду к вам.

– Обещайте, что не… забудете меня! – прошептала Элизабет.

Он ласково улыбнулся.

– Разве могу я забыть вас? – спросил он. – Мне хотелось бы думать, что и вам было бы невозможно забыть обо мне.

– Невозможно… да-да, невозможно! – сказала Элизабет, и в голосе ее прорывалась страсть.

И снова герцог целовал ее и благодарил Бога, что впервые в жизни ему посчастливилось найти женщину, так дополняющую его.

Он ждал такой встречи так долго, что их взаимное счастье должно стать совершенным и нерушимым, ведь они оба будут слишком благодарны небу за то, что оно пришло к ним.

Мена не спала, когда услышала, как открылась дверь в спальню.

Ей не удалось успокоить свою тревогу.

Девушка отчаянно пыталась представить, что происходило в тот момент во дворе конюшни.

Она молилась, чтобы с Линдоном ничего не случилось.

Ей доводилось читать в газетах истории о вооруженных грабежах, случившихся в Лондоне.

И она вспоминала, что все они кончались смертью или полицейских, или грабителей.

Ей было страшно, что подобное могло произойти и здесь.

Когда воры вторгнутся в конюшню, чтобы выкрасть Завоевателя, Линдон постарается предотвратить кражу.

Стрельба может начаться с любой из сторон.

– Господи, пожалуйста, спаси его… Пожалуйста… не позволь им… ранить его.

Она снова и снова повторяла эти слова.

Ей казалось, что ее молитва на крыльях улетает к нему, чтобы заслонить от беды.

Когда дверь открылась. Мене показалось, что сама она только что вернулась в комнату, как будто бы была где-то совсем-совсем далеко.

Очень медленно она поднялась на ноги.

И только тут поняла, что мать остановилась посреди комнаты.

Она была совсем не похожа на себя прежнюю.

Настолько, что Мена могла только пораженно разглядывать ее.

Элизабет Мэнсфорд стояла молча и неподвижно, крепко сжав руки.

В ее лице и взгляде было нечто, что заставило Мену сообразить, что произошло нечто странное и замечательное одновременно.

Поскольку мать ничего не произносила, Мена заговорила сама:

– Что случилось, мама? Что с вами? Почему вы такая странная?

– Я так счастлива, Мена! – ответила мать. – Настолько счастлива, что не могу в это поверить!

Мена подошла к ней.

– Но что произошло? – допытывалась она.

Прежде чем ответить, госпожа Мэнсфорд глубоко вздохнула, как будто ей было трудно говорить:

– О, Мена! Герцог попросил меня выйти за него замуж… и я стану его женой!

У Мены от изумления перехватило дыхание:

– Вы, мама? Замуж за герцога? Но… я думала…

– Он любит меня! – перебила ее мать. – Он был решительно настроен никогда больше не жениться снова… но полюбил меня с того самого момента, как я приехала сюда! О, Мена! Мена!.. Как это могло случиться со мной?

Мена обняла мать и поцеловала ее.

– Если герцог сделает вас счастливой, мама, такой, как вы были раньше, тогда это самое чудесное, что могло случиться!

– Ты правда так думаешь? – спросила госпожа Мэнсфорд. – О, моя дорогая, я не сделала бы… ничего… что могло бы навредить тебе или Алоиз… Но Вильям сказал, что он не имел никакого намерения вступать с ней в брак, ни с ней, ни с кем-либо вообще.