Текст книги "Как вольный ветер"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава шестая

И с этими словами молодой человек обнял ее сильней.

– Нет!.. Нет!.. Нет! – выкрикнула Вальда.

Но крик не был слышен, потому что он опрокинул Вальду на подушки и припал губами к ее губам. На сей раз поцелуи были грубее и яростнее, их страстная неистовость поистине устрашала.

Вальда билась, пытаясь вырваться, но все было тщетно. В отчаянии она поняла, как слаба и беззащитна перед его силой. Его губы причиняли ей настоящую боль, но она ничего не могла поделать. Внезапно ее охватил панический, животный ужас – ужас побежденного и загнанного в ловушку зверя.

И вдруг, подобно тому, как это было вчера, острая боль, пронзавшая тело, обернулась неожиданным, необъяснимым восторгом, восторгом, доходящим до упоения, до экстаза.

Воля к сопротивлению оставила ее, тело обмякло, стало таять и растекаться, точно околдованное, поддаваясь томительному наслаждению, которое подступило к горлу и, обжигая, охватило рот.

Она уже не боролась, не думала, не сознавала себя. Вновь всем существом сливалась она с возлюбленным, становилась его частицей, но только теперь это показалось ей еще прекраснее и фантастичнее, чем в первый раз. Огонек, сперва чуть опалявший груди, разгорелся в жаркое, бушующее пламя, захлестнувшее ее целиком.

Сознание ушло, осталось одно лишь чувство, и оно достигло запредельной силы и глубины.

Огонь бушевал все сильнее, пламя поднималось все выше. Тело сильно и сладко болело, как бы желая, требуя большего. Оно рвалось к чему-то, чего девушка не понимала, лишь смутно догадывалась: оно жаждет что-то отдать возлюбленному – ведь умом и сердцем она уже принадлежит ему безраздельно!

Время, пространство, весь мир исчезли! Он увлек ее в рай, где были только они. Так продолжалось целый век – век восторга и блаженства.

Потом Ройдон оторвался от нее и медленно поднял голову.

С минуту Вальда была не в состояние ни пошевелиться, ни вздохнуть.

– Я люблю тебя! Люблю! – вырвалось наконец из самой глубины ее сердца.

– Милая, это безумие!

– Нет! Это прекрасно! Божественно! Пожалуйста, целуй меня еще!

Ладо Ройдона приблизилось к ней. Червонные волосы Вальды, рассыпавшись, струились по подушке, по его рукам. В красноватом пламени свечи ее влажные, трепещущие от поцелуев губы, казалось, излучали тепло, а глаза были огромными, сухими и блестящими. Это был ответ страсти, которой прежде она в себе не ведала, да и теперь хорошенько не понимала.

Он глядел на нее долго, почти вечность, и наконец с видимым усилием разжал объятия.

– Я сказал, это безумие.

– Но почему?

– Тебе нельзя быть моей. Этого не должно было случиться.

– Но это уже случилось. Я – твоя!

Не говоря ни слова, Ройдон подошел к окну и откинул занавеску, будто ему не хватало воздуха.

Вальда глядела ему в спину, выражение счастья постепенно сбегало с ее лица, пульсирующее в груди пламя уступало место ощущению растерянности.

– Что-нибудь не так? – беспокойно спросила она через минуту.

– Все не так. Ты должна забыть об этих поцелуях.

– Почему? Но почему? – Оторвав голову от подушек, на которые ее опрокинул Сэнфорд, девушка рывком села на кровати.

– Завтра, – заговорил он внезапно со спокойной решимостью, – ты уедешь. Или уеду я. Нам нельзя оставаться вместе.

– Почему нельзя? – недоуменно вскричала Вальда. – Что я такого сделала? Я чем-то расстроила тебя? – Он молчал. – Это оттого, что я сказала… что люблю тебя?

– Нет, конечно же, нет! – Сэнфорд резко обернулся. – Просто я стараюсь убедить себя, что это – неправда.

– Это правда! Ты – самое дорогое, что у меня есть! Все, о чем я мечтала, чего так ждала! Я знала, чувствовала, что где-то на земле есть такой человек. Я только боялась тебя не найти!

– Не говори таких слов! – Сэнфорд бросил на нее пронзительный взгляд, потом опять отвернулся к окну.

– Я не понимаю, – тихо и растерянно произнесла девушка. – Ты хочешь сказать, что я тебе не нравлюсь? Или я тебя чем-то обидела?

Повинуясь порыву, Ройдон улыбнулся и шагнул к ней.

– Ты не обидела меня, милая. Я только огорчен, что ты ведешь себя столь неразумно и подвергаешься такому риску.

– Значит, мы можем быть вместе? – Глаза Вальды радостно блеснули.

– Нет! – Короткое слово выстрелом прогремело в комнате. Взгляд Ройдона вновь помрачнел, голос обрел жесткие нотки. – Я обязан думать о твоем благополучии. Ты же, если имеешь хоть каплю благоразумия, немедленно вернешься домой, к отчиму, и сделаешь, как он велит.

– Я не могу! Не могу этого сделать! Тем более теперь, когда встретила тебя.

– Я для тебя – никто, – твердо и глухо сказал Ройдон. – И потому должен как можно скорее с тобой расстаться. Ты сама сказала, что я не вправе вмешиваться в твою жизнь. Поэтому можешь остаться здесь или ехать к твоим друзьям в Сент-Мари – завтра утром я уезжаю.

– Нет! Нет! Ты не сделаешь этого! Прошу тебя, останься. Хотя бы еще на день.

– И еще на ночь? – усмехнулся Сэнфорд. – Ты думаешь, я смогу опять ограничиться поцелуями? – Он бросил на нее взгляд, в котором девушка увидела огонь.

Выдержав этот пронзительный, обжигающий взор, Вальда проронила еле слышно:

– Я этого и хочу. Хочу быть твоей.

Его губы сжались в жесткую линию.

– Ты сама не знаешь, что говоришь.

– Знаю. Я тебя люблю и хочу быть твоей, всецело… Мне кажется, это будет самое восхитительное, самое чудесное событие в моей жизни!

– А потом? – резко спросил Сэнфорд.

– Что потом? – не поняла она.

– Всегда бывает потом, – безжалостно ответил он. – Ты пойдешь своей дорогой, а я – своей? – Вальда вскинула на него вопросительный взгляд, не решаясь говорить. – Пойми, я не могу на тебе жениться.

Девушка окаменела. Потом проговорила странным, чужим голосом:

– Ты… уже женат?

– Нет. Я не могу жениться. Не могу позволить себе такую роскошь.

Нависла тишина, плотная и удушливая.

– А если бы мог, – наконец нарушила ее Вальда, – ты бы… на мне женился?

– Что толку обсуждать? Об этом не может быть и речи, – после паузы отозвался он.

– А почему ты не можешь жениться?

– Я сказал: не будем об этом. – Ройдон поднялся с места. – Я иду спать. Давай простимся прямо сейчас… пока у меня есть на это силы. – Она порывисто протянула к нему руки, как бы стараясь удержать. – Бога ради! Не гляди на меня так! Я всего лишь выполняю свой долг, и когда-нибудь ты поймешь и оценишь это!

– Пожалуйста, – молила Вальда.

– Это невыносимо! – пробормотал Сэнфорд и, резко повернувшись, быстро вышел вон.

Через секунду захлопнулась дверь его комнаты, и этот звук прозвучал для Вальды смертным приговором.

– Он ушел! – как безумная твердила она. – Он никогда больше не вернется! А вместе с ним ушло все, что составляло смысл моей жизни! Все самое лучшее, самое прекрасное ушло вместе с ним…

С нестерпимой болью навалились мысли, что никогда уже ей не испытать ни той трепетной радости, как в зеленой чаще, где он впервые поцеловал ее, ни той неземной, волшебной гармонии, как в саду под звездным небом…

А этим последним поцелуем здесь, в спальне, поначалу таким мучительным и почти жестоким, он сумел зажечь в ней пламя такой невиданной силы, что оно властно охватило их обоих. И в этом неодолимом пламени рождалось что-то потрясающее – дикое, неистовое и прекрасное!

Она ведь знала, что и он, ее возлюбленный, тоже был захвачен этим всепобеждающим чувством, таким мощным и совершенным, что нет в мире слов его выразить!

И вот он ушел.

Вальде казалось, что после его ухода в мире остались лишь боль да пустота. И в этой пустоте сгинуло, растворилось все, во что она так горячо и свято верила.

Погибло чувство, в котором воедино сливались возвышенное и земное. Любовь, которую ищут так многие, но далеко не все находят.

Она свою отыскала, но та исчезла и уже не вернется обратно!

Он отнял у нее надежду.

Какой-то чужой, угрюмый голос твердил ей: такой любовью, как сейчас, она никогда никого не полюбит.

С холодным отчаянием начала представлять девушка свое будущее. Она вернется в Марлимон и больше не станет противиться воле отчима. Зачем? С кем бы Вальда теперь не обвенчалась, сердца она уже не отдаст никому. Потому что над сердцем своим она больше не властна. Отныне и навеки оно целиком принадлежит другому.

Вальда попыталась вообразить расстилавшуюся перед ней долгую череду лет. Лет, в которых никогда не будет Ройдона. Это, подумалось ей, все равно, что внезапно ослепнуть и знать, что никогда не увидишь солнца, моря, цветов. Впереди – лишь холодный беспросветный мрак. Мрак в глазах, мрак в сердце.

– Я не выдержу, – содрогнулась она. – Не смогу так жить.

Еще не отдавая себе отчета, что делает, Вальда выбралась из постели и двинулась по комнате. Беззвучно открыла дверь. В коридоре прислушалась. Из комнаты Ройдона не доносилось ни звука, ни капли света не пробивалось из-под двери.

– Он спит, – прошептала девушка. – Я так мало значу для него, что после всего случившегося он мог уйти и спокойно уснуть. Рано утром он уедет, и я останусь одна. Совсем одна… До конца дней…

В какой-то момент безысходной муки она чуть было не бросилась к нему в комнату – просить, умолять, чтобы не покидал ее, чтобы любил хотя бы еще немножко! Но тут же опомнилась. Он сделал свой выбор – раз и навсегда. Это слышалось в стальном тоне его голоса, читалось во всем преисполненном решимости облике.

Никакие униженные мольбы его не поколеблют!

Бесшумно ступая босыми ногами, в тусклом свете свечи, падающем из двери, Вальда медленно сошла по лестнице вниз.

Дверь салона была открыта, и она вошла в комнату. Из не зашторенного окна струился серебристый звездный свет.

Стеклянная дверь в сад тоже оказалась распахнутой, вероятно, Ройдон забыл запереть ее, спеша наверх вслед за нею.

В скорбной задумчивости девушка шагнула в сад, ноги сами понесли ее к тому месту, где еще недавно они с Ройдоном слушали соловья и где Ройдон целовал ее.

Пернатый певец заливался по-прежнему, но сейчас от его пения у Вальды делалось лишь тяжелее и горестнее на душе. Печаль и отчаяние, превратившись почти в физическую боль, сделались совсем невыносимыми.

Вальда поглядела наверх, в черное бархатное небо, и ей показалось, что звезды, как и птицы, смеются над ней, дразня своим несбыточным обещанием счастья.

К чему ей теперь эта красота, если уже не дано разделить ее с Ройдоном?

Как ей жить, если ни разу больше не придется почувствовать его объятий, прикосновения его губ?

Потерянная и несчастная, движимая одним безысходным отчаянием, девушка, точно лунатик, пустилась куда глаза глядят, в единственном стремлении – убежать от себя самой!

Осталась позади гряда кипарисов, где-то далеко впереди лежало море.

Соленый ветер трепал и вздымал ее волосы, и она спешила ему навстречу, как к другу.

Где-то в глубине сознания мелькнуло предостережение Ройдона о таящихся в степи опасностях: зыбучих песках, быках, пасущихся на свободе, мчащихся табунах белых лошадей. Но они оставили девушку равнодушной.

Мятущейся душой она подсознательно жаждала и искала опасности, потому что лишь опасность могла заглушить ее боль, принести облегчение в ее горе, в страхе перед будущим.

И она шла все дальше и дальше.

Становилось сыро, захлюпала под ногами почва, мошки ударяли ей в лицо мягкими крыльями и уносились прочь. Временами то одна, то другая босая нога девушки проваливалась в жидкую грязь.

Подол ее длинной ночной рубашки давно вымок, но Вальда не обращала на это никакого внимания.

Она знала только одно: облегчение там, впереди.

– К морю, я должна выйти к морю, – бормотала она. – Я хочу плыть, все дальше и дальше.

Тяжелый, приторно-сладкий запах наполнял воздух. Это были душные ночные ароматы чабреца, розмарина, лаванды, дикого шиповника.

Звездное небо простерло над спящей землей свои широкие крылья, но ночь была наполнена звуками: урчанием древесных лягушек, глухим, низким уханьем совы, пронзительным писком летучих мышей.

Но в оцепенении своего горя, окутавшего ее точно темным, плотным облаком, Вальда, пожалуй, ничего этого не слышала.

Смутно, как сквозь дымку, возникла впереди громада каких-то темных теней, почуялся неприятный, едкий запах. Похоже, там расположились на ночлег какие-то животные. Во сне вздрагивали уши, подергивались хвосты и раздавалось приглушенное всхрапывание. Дикое стадо чутко дремало.

В развевающейся белой рубашке Вальда равнодушно прошествовала мимо. Земля под ногами стала тверже и суше, теперь вместо грязи между пальцами забивалась трава.

Внезапно позади послышался какой-то шум. Впервые за все время полусонное сознание Вальды просигналило тревогу. Потревоженный бык, ворочаясь, тяжело поднимался на ноги. Он очнулся от сна, чтобы изгнать чужака, отважившегося забрести на его лежбище.

Неторопливо, будто разгоняясь, зверь двинулся за нарушительницей его владений. Боясь оглянуться, девушка почувствовала за спиной стук копыт и тяжелое дыхание. Она представила, как он движется за ней, низко наклонив голову, с налитыми кровью глазами, как напряжен каждый его мускул – в неукротимом стремлении поразить врага страшными, острыми, как сабли, рогами.

В открытой степи от него нет спасения! Бык поднимет ее на рога, затопчет насмерть тяжелыми копытами!

Охваченная смертельным ужасом, Вальда пронзительно закричала и как сумасшедшая бросилась бежать. Бежать изо всех сил, так быстро, как не бегала еще никогда в жизни!

– Помогите! Помогите! – вопила она, понимая, что все равно ее здесь никто не услышит.

Крик захлебывался, терялся, заглушенный топотом копыт быка и ее собственным прерывистым дыханием.

Бык был уже совсем близко. Каждым, как струна, натянутым нервом девушка вот-вот ожидала жестокого удара рогов, и – вдруг почувствовала, пронзительно взвизгнув, что летит с размаху куда-то вперед и вниз. Раздался громкий всплеск, и, вздымая фонтан брызг, Вальда шлепнулась в воду.

Сперва она решила, что тонет, но, опомнившись, в ту же секунду обнаружила, что стоит на четвереньках в неглубоком, теплом водоеме. Она угодила в ирригационный канал, обычно имеющий глубину в несколько футов, но сейчас из-за сухой погоды заполненный только частично.

Прямо над головой, у самого края каната, грозно храпел и рыл копытом землю разъяренный бык. Он был по-прежнему преисполнен желания ринуться в бой. Девушка сжалась и замерла, боясь пошевелиться. Через некоторое время, видимо, сочтя подобного противника неинтересным, зверь неохотно удалился, протестующе сопя и раздувая ноздри.

Медленно, с трудом Вальда поднялась на ноги, ее ночная рубашка вымокла окончательно. Но страшное происшествие с быком не поколебало ее решения. Ей по-прежнему надо было идти. Там, впереди, ожидая ее, шумело море.

Вальда вскарабкалась по противоположному берегу канала и остановилась перевести дух. Голова кружилась. Девушка ощущала слабость и какую-то странную бесплотность.

Где-то в воздухе тонко пиликал кроншнеп. Над головой на фоне мерцающего звездного неба проносились мохнатые летучие мыши.

Свежий ветерок придал ей сил, и девушка двинулась дальше, только очень медленно, передвигая ноги с трудом, как калека.

Опять кругом сделалось сыро. Неверный шаг – и нога соскальзывала в лужу – Вальда поняла, что забрела в одно из многочисленных болотец. Не зная, как его обойти, двинулась вброд, наугад. Она знала только одно:

– Море… Я должна добраться до моря.

Холодная вода становилась все глубже.

Вальда остановилась передохнуть: она чувствовала себя такой измученной! Хотелось лечь и просто лежать. Только мысль о близком море заставляла ее брести дальше.

За спиной раздался неожиданный всплеск. Снова бык?! Она не сможет бежать по воде!

Девушка в ужасе обернулась, и в этот миг ее обхватили чьи-то сильные руки.

– Вальда, родная! – Ройдон крепко прижимал ее к груди. – Зачем ты здесь? Что тебе вздумалось? – произносил он встревоженной скороговоркой.

Но от внезапного облегчения и безмерной радости беглянка потеряла дар речи и, вероятно, упала бы без чувств, если бы молодой человек не подхватил ее на руки.

Вода с мокрой ночной рубашки капала в безмятежную гладь озерка.

Крепко прижимая девушку к себе, Сэнфорд через мелководье вынес ее на сухую траву. Обессиленная и счастливая Вальда прижалась лицом к его груди. Она с ним, теперь ей ничего не страшно! Она спасена! В большей безопасности она уже не надеялась почувствовать себя никогда в жизни.

– Ну что за безрассудство – шагать прямо на спящее стадо! – упрекнул он ее, но совсем не сердито, лишь его голос был непривычно глух и влажен. – Я издали видел все, что произошло, и боялся, что бык настигнет тебя и растерзает, – взволнованно продолжал Ройдон. – Единственным выходом было попытаться перехватить тебя с противоположной стороны…

Он тяжело дышал, и слышно было, как стучит его сердце. Должно быть, он бежал, чтобы успеть ее спасти!

Вальда блаженно закрыла глаза, все еще не в силах поверить своему счастью. Она с ним, в его объятиях, он здесь, рядом, они снова вместе!

– Куда ты бежала?

– К морю…

Больше Ройдон не стал задавать вопросов. Он бережно понес ее обратно на мызу. Путь назад оказался, на удивление, коротким. Дорогой Вальде почудилось, что Ройдон осторожно коснулся губами ее волос, но, возможно, это была просто игра воображения…

Только когда они достигли усадьбы и молодой человек через распахнутые двери внес ее в салон, а затем понес вверх по лестнице, Вальда отважилась открыть глаза и приподнять голову с плеча своего спасителя.

Войдя в спальню, он аккуратно опустил ее на пол, продолжая, однако, держать в объятиях.

– Есть у тебя сухая рубашка?

Смысл вопроса не сразу дошел до Вальды. Почувствовав, что он ждет, она постаралась сосредоточиться.

– Д-да…

– Тогда надевай и ложись.

Он разжал руки, но она тут же испуганно уцепилась за него.

– Пожалуйста, не уходи!.. Не бросай меня!

– Нам надо серьезно поговорить, нахмурился он. – Но я не хочу, чтобы ты схватила простуду, а потому сделай, как я прошу. Я же тем временем схожу принесу нам чего-нибудь выпить.

Но она продолжала судорожно цепляться за отвороты его халата, и он произнес ласково и успокаивающе, будто ребенку:

– Я сейчас же вернусь… Обещаю.

Со вздохом она оторвалась от него, и Сэнфорд вышел. На лестнице послышался стук его шагов.

Высвободившись из мокрой, заляпанной водорослями ночной рубашки и брезгливо перешагнув через отвратительную, мокрую одежду, Вальда насухо вытерлась полотенцем. Потом достала сухую смену, надела и юркнула в постель. Теперь, когда опасности остались позади ее начала колотить крупная дрожь. Это был не только холод, но и запоздалая реакция на перенесенные потрясения. Конечно, думала девушка, ее поведение должно казаться Ройдону безумным. Но что было делать, если она просто не видела иного выхода, иного способа избавиться от раздиравшей ее на части нестерпимой боли?

Через некоторое время на лестнице вновь раздались шаги, и в комнате появился Ройдон с подносом, на котором стояли кофейник, две чашки и маленький стаканчик.

Поставив все это возле нее на широкую кровать, молодой человек протянул ей стакан.

– Вот, выпей, чтобы не заболеть.

– Что это?

– Коньяк.

Вальда приняла стакан из его рук, пригубила и сморщилась – спирт обжег горло.

– Залпом! – скомандовал Ройдон. Она послушно выпила до дна и вопросительно посмотрела на возлюбленного. – Разливай кофе, а я пойду переоденусь.

Только сейчас до нее дошло, что он бросился за ней как был – в халате, который при переходе болотца тоже изрядно вымок. Должно быть, и ночная рубашка под халатом была не намного суше.

Вальда наполнила чашки. Дрожь прошла уже после коньяка, но было все еще холодно, и она принялась отпивать кофе маленькими глотками.

Ройдон появился через несколько минут, одетый в белую рубашку и темные брюки. Вместо галстука на шее под воротником виднелся шелковый цветастый платок. Все это придавало ему небрежно-элегантный, даже чуточку развязный вид. С замиранием сердца Вальда подумала, что ни один мужчина не может сравниться с ним в привлекательности.

Любовь придала Вальде несвойственные ей прежде робость и беззащитность. Со слабой, смущенной улыбкой следила она, как ее избранник переставляет поднос на пол, берет приготовленную для него чашку, неторопливо пьет.

Покончив с кофе, Ройдон присел на кровать, и девушке сделалось слегка не по себе: она ожидала от него упреков.

Однако молодой человек долго и внимательно, как бы изучая, вглядывался в ее бледное личико, в полные тревоги глаза с застывшим в них немым вопросом и ничего не говорил. Но и в самом этом изучающем молчании девушке чудилось что-то угрожающее, и в конце концов она не выдержала. Глаза ее наполнились слезами.

– Я… мне жаль, что так… получилось, – пробормотала она, и слезы хлынули потоком. – Пожалуйста… не сердись на меня.

– Я и не сержусь, – задумчиво сказал он. – Стараюсь понять.

– Я не могла оставаться здесь. Не могла вынести этой боли… оттого, что я тебя потеряла. Мне хотелось как-то забыться… и вот я подумала… – слезы душили ее.

– Подумала что?

– Что если займусь чем-нибудь рискованным, мне станет легче, станет все безразлично… Я хотела заглушить боль… другой болью. Но потом за мной погнался бык, я ужасно испугалась и побежала…

Голос ее смолк. От слез Вальда ничего не видела.

Ройдон достал белоснежный платок и осторожно вытер ей слезы. Но эта неожиданная нежность заставила девушку зарыдать еще горше.

– Ты, правда, меня так любишь? – спросил он.

– Ты для меня – самое лучшее, что есть в мире.

– Может, тебе просто так кажется?

– Нет! – Она решительно тряхнула головой. – Никогда и ни в чем я не была так уверена.

– Ведь ты еще очень молода.

– Любовь не зависит от возраста. Можно прожить до ста лет, но так и не узнать любви. А когда она приходит – тут уж невозможно ошибиться. Ты просто знаешь, что это она – вот и все. Любовь нельзя ни с чем спутать… Это что-то совершенно особенное и прекрасное!

Ройдон глубоко вздохнул.

– Я тебя понимаю. Ведь и сам чувствую то же самое. Но мне хочется, чтобы ты поняла: мне нечего тебе предложить. – Лицо его выражало суровость, даже безразличие. – Я – человек без состояния, без имени, без видов на будущее.

– Для меня все это неважно!

– Ты должна отдавать себе отчет, на что идешь.

Вальде захотелось протянуть руку, коснуться Ройдона, приласкать его. Но она чувствовала, что сейчас его нельзя трогать. Сперва надо дать выговориться.

И она терпеливо ждала, внимательно глядя на него широко открытыми глазами. Но ее сердце, не подчиняясь рассудку, стучало в груди все сильнее. Он здесь, он снова с ней!

– Кажется, я уже говорил тебе, – начал свое повествование Сэнфорд, – я отрезанный ломоть, перекати-поле. Когда мне исполнился двадцать один год, я поссорился с отцом, человеком крутым и деспотичным, и ушел из дому, намереваясь жить собственной жизнью и ни в чем от него не зависеть.

Голос его звучал тихо и почти бесстрастно.

– Я объездил весь свет, зарабатывая на жизнь самыми разнообразными способами! Был пастухом в Канаде, скупщиком мехов на Аляске… Потом отправился на Восток испытать себя в торговом деле и даже добился там неплохих успехов.

Ройдон помедлил, целиком погрузившись в воспоминания.

– Так я жил, переезжая из страны в страну и тратя заработанное на новые путешествия и развлечения. Желания осесть где-либо у меня не было, да никто этого от меня и не требовал.

При слове «развлечения» Вальда подумала, что, должно быть, оно подразумевало и женщин, и почувствовала острый укол ревности. Но благоразумно промолчала, а ее возлюбленный продолжал исповедь.

– Такую жизнь я вел лет семь. Затем, год назад, узнав, что отец умер, а мать очень больна, вернулся домой. Мать я застал даже в худшем состоянии, чем предполагал.

От Вальды не укрылась прозвучавшая в голосе Сэнфорда боль. Видимо, молодой человек глубоко любил свою мать.

– Я привез с собой небольшую сумму денег, и они пришлись очень кстати: требовалось оплачивать лечение, сиделок, лекарства… Я старался также доставлять матери те маленькие радости, которых она была лишена при жизни отца…

– Она поправилась? – взволнованно спросила девушка.

Ройдон горестно покачал головой.

– Умерла. Два месяца назад…

– Я так сочувствую твоему горю, – мягко промолвила Вальда.

– Она долго страдала и под конец уже сама хотела умереть. Но я рад, что был с ней до самого конца.

Ройдон рассказывал просто и сдержанно, всего лишь излагая факты. Не желая задерживаться на своих несчастьях, он повел повествование дальше:

– Все мои сбережения кончились, да к тому же я изрядно задолжал. Требовалось найти работу, причем срочно. Тут очень кстати пришлось предложение моего друга ознакомиться с сортами здешних вин и дать заключение относительно возможности их экспорта в Англию. Заработал я на этом, правда, немного, но работа оказалась приятной. А поскольку, не жалея сил, я изъездил этот край вдоль и поперек, то решил устроить себе небольшой отдых, прежде чем возвращаться и искать новое занятие. – Он поглядел на девушку, потом отвернулся и уставился на пламя свечи. – Теперь ты понимаешь, почему я сказал, что не могу, не вправе, на ком-либо жениться. Я себя-то с трудом обеспечиваю, едва свожу концы с концами. Что уж говорить о жене!

Вальда затаила дыхание.

– Значит… если бы не это… ты на мне женился?

– Ты ведь знаешь, что да! Мне и самому кажется, что мы с тобой переживаем нечто исключительное. Пожалуй, такого со мной ни разу не случалось, а может, и впредь не случился.

Его слова отозвались в душе девушки чудесной музыкой. Он словно читал их в ее сердце.

– В юности я мечтал встретить подобное чувство… Бродил по свету, но не находил ничего и в конце концов разуверился. Решил, что такое бывает только в книгах да в наивных юношеских мечтах. И вот встретил тебя…

– Ты… правда так чувствуешь? – прерывающимся голосом вымолвила Вальда.

– Правда. Но, милая, как нам быть вместе, если я не могу предложить тебе ничего, кроме нужды и лишений?

– Что мне до лишений, если я буду с тобой! К тому же у меня есть… немного собственных денег.

– Которых, вероятно, хватит на покупку пленок к твоей камере! – усмехнулся он. – В любом случае, не думаешь же ты, что я позволю жене меня содержать?

Тон его был нарочито легкомысленным, но Вальда давно догадывалась, что перед ней человек исключительной гордости. Узнай он, что она богата, это открытие не привлекло бы его к ней, а скорее оттолкнуло.

– Во всяком случае, с голоду мы не пропадем! – убеждала его она.

– Голодать мы и так не будем! – твердо пообещал он. – У меня есть и руки, и голова на плечах. Я в состоянии заработать на жизнь – тем или иным способом. Вопрос в том, согласишься ли ты довольствоваться этим немногим, любовь моя? – Прежде чем девушка успела ответить, он прибавил: – Ведь скорее всего жизнь наша будет лишена не только роскоши, но подчас даже элементарного комфорта. Может быть, потребуется переезжать в незнакомые края, но отнюдь не в экипажах или вагонах первого класса.

– Неужели ты полагаешь, что такие мелочи будут иметь для нас значение?

– Для меня, пожалуй, нет – ведь я ко всему привык. Но ты, я вижу, никогда не ведала нищеты. Тебе не приходилось экономить на еде, одежде, ночлеге, выбирая пристанище подешевле.

– Все это не имеет для меня значения! – быстро и горячо проговорила Вальда. – Мне бы только быть с тобой!

– Нет, чем больше я раздумываю, тем сильнее подобные планы отдают авантюрой. Такой шаг будет преступен, прежде всего по отношению к тебе. Да и по отношению ко мне – тоже. Представь, что настанет день, когда ты станешь винить меня и упрекать в легкомыслии. Повзрослев, ты убедишься, что принесенная тобой жертва не окупается никакой любовью.

Сияя глазами, Вальда протянула к нему руки.

– Как ты можешь так думать! Такая любовь, как наша, оправдает тысячу лишений и неприятностей!

Мгновение Ройдон колебался, но, не в силах устоять, склонился к ней, и девушка обвила его руками за шею, привлекая к себе. Но вместо поцелуя он нежно обнял ее и прижался щекой к ее щеке.

– Я стараюсь быть благоразумным, – прошептал он, – и думать за нас двоих. Но ты делаешь это почти невозможным, дорогая.

– О чем тут думать? Мне все равно, будем ли мы жить во дворце или в хижине, спать в роскошных апартаментах или под открытым небом. Главное – чтобы ты был рядом. Само небо предназначило нас друг другу. Значит, никто и ничто не имеет права помешать нам быть вместе.

Но в этот миг она вспомнила об отчиме и невольно вздрогнула.

– Давай, не откладывая, поженимся! Прямо завтра или послезавтра. А потом, когда я стану твоей женой, представлю тебя маме и отчиму.

– К чему такая спешка? – насторожился Сэнфорд.

– Поверь, это необходимо. Прошу тебя, давай сделаем по-моему! – с горячностью умоляла его Вальда, но сама уже видела, что он не поддается ее просьбам.

– Нет, милая. Я не воспользуюсь столь беззастенчиво твоими молодостью и неопытностью. Сначала я должен познакомиться с твоей матушкой и, конечно же, попросить твоей руки у отчима, который, по всей вероятности, является и твоим опекуном.

– О нет! Давай сначала поженимся!

– Это был бы с нашей стороны трусливый и недостойный поступок, – покачал головой Ройдон. – Я понимаю: ты так спешишь, потому что опасаешься их неблагоприятного ответа.

Вальда молчала, но плохо скрываемый трепет свидетельствовал, что он прав.

– Обещаю тебе, сокровище мое, что буду с твоими родителями очень настойчив и убедителен. Ибо, поверь, мое нетерпение гораздо сильнее твоего.

Но девушка мрачно думала о том, что ее избранник даже не предполагает, какие трудности подстерегают его на этом пути. Воображение живо нарисовало ей картины категорического неприятия графом столь невыгодной партии.

К тому же, хотя Ройдон и был, судя по всему, джентльменом, вряд ли нашлись бы подходящие люди, готовые дать ему требуемые рекомендации.

Вальда будто наяву видела, как отчим, отказываясь даже выслушать Сэнфорда, выпроваживает его из замка.

– Умоляю, – повторила она, продолжая обнимать возлюбленного, – давай поженимся, не откладывая. Я боюсь, как бы нас не разлучило что-нибудь непредвиденное. Вдруг ты внезапно исчезнешь, покинешь меня, как сегодня, и я никогда тебя больше не увижу?

– О, нет, теперь я знаю, что мне нельзя исчезать. Боюсь, как бы с тобой опять не случилось беды. Ну, скажи, можно ли быть такой капризной и легкомысленной? Убежать ночью невесть куда и зачем! Ты же могла утонуть в зыбучих песках, да и от быка спаслась только чудом! – Вальда пристыженно молчала. – Когда я услышал, как ты спускаешься по ступенькам, то и помыслить не мог, что ты ринешься куда-то одна, в полной темноте, не зная дороги!

Почувствовав, как при его рассказе по телу девушки пробежала дрожь, он смягчился.

– Ты так и не сказала мне, зачем бежала к морю.

– Хотела уплыть прочь… куда-нибудь, – прошептала Вальда. – Не могла представить, как буду жить без тебя.