Текст книги "Мой ангел-хранитель"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
– Я вам сочувствую, – сказал он полковнику. – Жаль, что ничего не могу сделать, чтобы вам помочь.
– По крайней мере, вы молоды, а значит, должны выкарабкаться.
– Но если со мной что-то случится, – ответил Жан-Пьер, – не знаю, кто позаботится о моих родителях в старости.
Говоря это, молодой человек задумался о том, что можно сделать, чтобы раздобыть денег. Будучи военачальником, он пересылал половину заработка родителям в Париж, и те с безмерной благодарностью принимали деньги.
– Я знаю, как мы поступим, – неожиданно произнес полковник. – Поскольку нам никто не поможет, придется помогать себе самим.
– Каким образом? – спросил Жан-Пьер.
– Если я умру на операционном столе, то оставлю вам все, что имею, – ответил полковник. – Это немного, но я уверен, что вы позаботитесь о моих детях и сделаете для них все возможное.
Жан-Пьер молчал, и англичанин продолжил:
– Жизнь моей жены висит на волоске, и, поскольку она уроженка Шотландии, ее немногочисленные родственники слишком далеко. Вы, по крайней мере, сможете продать дом и найти детям другое пристанище, где они будут в безопасности.
Он явно обдумал свое положение со всей тщательностью.
Сочувствуя полковнику, Жан-Пьер ответил:
– Я сделаю все, что в моих силах, но помните, что ямогу умереть, а выостаться в живых.
– Тогда я позабочусь о ваших родителях, – сказал полковник. – Давайте составим завещания, оставив друг друга опекунами.
Это казалось скорее игрой, чем реальностью, и Жан-Пьер согласился.
При помощи двух медсестер – француженки со стороны Жан-Пьера и англичанки со стороны полковника – они написали соответствующие завещания в самом что ни на есть официальном стиле.
Когда мужчины подписали каждый свой документ, их подписи удостоверили медсестры.
Потом Жан-Пьер и полковник спрятали документы в свой багаж, который должны были отослать их семьям в случае смерти.
– Я думаю, мы просто сгущаем краски, – заметил Жан-Пьер. – Хорошая выпивка, чтобы приободриться – вот что нам нужно. Лично я не отказался бы от бокала шампанского.
– Я тоже, – согласился полковник. – Но в женском монастыре можно получить только лимонад!
Они рассмеялись.
В то же время Жан-Пьер мучился от сильных болей в плече и был благодарен, когда медсестра принесла ему снотворного.
– Джентльмены, вы слишком много разговариваете, – укорила она их. – Вы должны спокойно себя вести и позволить Господу излечить вас.
– Очень надеюсь, что он делает именно это, – отозвался Жан-Пьер.
Медсестра снисходительно улыбнулась французу: он был весьма хорош собой!
Жан-Пьер почувствовал, что снотворное начало действовать, и стал проваливаться в забытье.
* * *
Неделю спустя Жан-Пьера забрали из монастыря. Врачи сказали, что операция, которую ему необходимо сделать на плече, слишком сложна для них, поэтому они перевезут его в Париж.
Молодой человек понимал, что ему уделяют особое внимание, стало быть, известно, кто его отец. Это имя по-прежнему производило на французов впечатление.
Ему не хотелось покидать своего друга полковника и других раненых, с которыми он успел подружиться, однако Жан-Пьер понимал, что ему очень повезло оказаться в привилегированном положении.
Жан-Пьеру совершенно определенно не хотелось стать инвалидом или калекой на всю оставшуюся жизнь.
Он отправился в Париж в экипаже. Переезд было бы очень тяжело перенести, если бы не обезболивающие средства, которыми его обеспечили на все время путешествия.
Прибыв в Париж, Жан-Пьер настоял, чтобы его родителям немедленно сообщили о его приезде. Тогда-то он и узнал о горестном событии, которое скрывали от него монахини, пока он находился в монастыре.
Его отца не стало.
Теперь маркизом де Кастильон был Жан-Пьер.
Вот почему к нему относились с особым вниманием, которого никогда не получил бы простой солдат.
Спросив о матери, Жан-Пьер узнал, что она больна и раздавлена горем потери мужа.
Впрочем, три недели спустя она навестила сына, и Жан-Пьер ужаснулся произошедшей в ней перемене. Мать всегда казалась ему молодой, привлекательной и энергичной. А теперь он увидел старую женщину, которую ничего особенно не интересовало, не исключая даже собственного сына.
– Мне не хватает твоего отца, мне безумно его не хватает, – простонала она. – Не представляю, как я буду без него.
– Скоро с тобой буду я, мама, – ответил Жан-Пьер, – и я обо всем позабочусь.
– Надеюсь, это правда, – сказала мать, – но вчера я видела твоего хирурга, и он сказал, что тебе придется провести в больнице долгое время. Он не может даже предположить, когда ты вернешься домой.
Эта новость была для Жан-Пьера удручающей.
В то же время он хорошо понимал, что не может сам подняться с кровати и лишь с трудом способен есть одной рукой.
* * *
Жан-Пьер пролежал в больнице два года.
Потом врачи наконец сказали, что ничего больше не могут для него сделать и он может возвращаться домой.
Когда они произнесли последнее слово, Жан-Пьер чуть не рассмеялся, но никак не от веселья.
У него не было дома.
Мать умерла в прошлом году не столько от разбитого сердца и тоски по мужу, сколько от злокачественной опухоли, с которой не смог справиться ни один врач.
Перед смертью матери Жан-Пьер узнал, что платить ренту за парижский дом, который всегда принадлежал маркизам де Кастильон, стало нечем.
Поскольку мать нуждалась в деньгах, Жан-Пьер согласился продать дом, хотя и за малую долю его истинной стоимости.
Эти деньги были необходимы, причем очень срочно, и он не мог позволить себе ждать.
«У меня нет дома», – подумал Жан-Пьер, покидая больницу, но потом вспомнил о замке.
Его детские годы прошли в Англии, и он почти забыл, что замок принадлежит его семье. В путеводителях по Франции он преподносился как прекрасный образец архитектуры начала шестнадцатого столетия.
Жан-Пьеру было известно о замке лишь то, что его разграбили революционеры, которые явились туда, чтобы забрать его отца и мать на гильотину. Узнав, что аристократы успели покинуть страну, они пришли в бешенство.
Замок тогда автоматически перешел в собственность государства, и Наполеон вернул его законным владельцам только перед тем, как Жан-Пьер вступил в ряды армии.
Молодой человек был уверен, что отец им не занимался.
«По меньшей мере, – размышлял он, – поскольку замок мой, у меня будет крыша над головой. Также необходимо выяснить, используются ли какие-то части прилегающих земель под посевы или для других нужд».
Когда-то маркизы де Кастильон владели огромным количеством земель, окружающих замок, но то, что вернули при попытке Наполеона умиротворить представителей Ancien Regime,было лишь малой частью.
По крайней мере, они будут принадлежать ему, ведь, как он думал, другого места для него не найдется.
Жан-Пьер собрал остатки имущества родителей, сохраненные для него немногочисленными слугами, ухаживавшими за его матерью.
Он отправился в путь в легком экипаже, запряженном двумя лошадьми. Дорога предстояла долгая, хотя замок находился недалеко от Парижа.
Жан-Пьер понимал, что переутомлять себя сразу после выписки из больницы будет ошибкой, а потому устроил по пути две остановки с ночлегом.
Он отметил, что ему достались хорошие лошади, что дороги слегка улучшились и при обычных обстоятельствах он доехал бы из Парижа до замка за семнадцать-восемнадцать часов.
Торопиться было некуда. Жан-Пьеру хотелось просто попасть в место, где можно серьезно подумать о будущем и решить, что делать дальше.
В армии места для него не было.
Родных не осталось.
Что до него самого, он был всего лишь скитальцем по неведомой земле.
В тот момент он не чувствовал ни интереса, ни желаний.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Когда Жан-Пьер впервые увидел издали замок Кастильон, у него захватило дух.
Было все, что ожидал увидеть молодой человек, и даже больше! Отец и мать очень часто говорили о нем, а когда Жан-Пьер был маленьким, ему прочли лекцию о том, как его предки строили этот замок.
Короли и королевы гостили здесь; и все де Кастильоны играли свою роль в истории Франции.
Только подъехав ближе, Жан-Пьер с удивлением обнаружил, что красота здания и его сила и неприступность были всего лишь иллюзией.
Парадная лестница поросла мхом, ступени растрескались, а окна по обе стороны огромной двери были разбиты вдребезги. Кирпичная кладка осыпалась и требовала ремонта.
Жан-Пьер сказал себе, что первое впечатление не имеет значения, ибо замок, по крайней мере, даст ему крышу над головой.
Перед отъездом из Парижа он узнал, что человек, которого отец после возвращения из Англии нанял присматривать за замком, был жив.
Когда экипаж Жан – Пьера подъехал к фасаду здания, дверь отворилась, но как-то медленно, как будто открывающий ее человек делал это нехотя.
На верху лестницы появился старик с седыми волосами.
Жан-Пьер очень осторожно, ибо каждое движение по-прежнему причиняло ему боль, вышел из экипажа и направился к нему.
– Полагаю, – начал он, – вы месье Бове.
Старик кивнул.
– Мне очень приятна возможность приветствовать вас в вашем доме, месье маркиз, – сказал он, здороваясь, – но боюсь, что возвращение окажется для вас своего рода ударом.
Позднее Жан-Пьер понял, что смотритель подобрал как раз нужное слово.
Обнаружив, что жильцы замка скрылись, революционеры вытащили из него все, что только можно было сдвинуть с места.
И оставили пустым.
Никто не посмел вмешаться, поскольку замок принадлежал правительству, пока Наполеон не пригласил émigréобратно во Францию и отцу Жан-Пьера не вернули его собственность. Но вместо десяти тысяч акров земли, которыми он раньше владел, ему оставили только пятьсот.
«По крайней мере, это что-то, – рассудил Жан-Пьер, – и я монарх или, точнее, маркиз всего, что могу окинуть взором!»
Однако, глядя на заросший и запущенный сад, он задумался, с чего начинать.
Внутри замка все оказалось еще хуже, чем он ожидал. Как сказал месье Бове, ковры, мебель и большую часть штор унесли либо революционеры, либо воры, которые позже захаживали в замок по ночам.
Они искали все, что можно было продать или использовать самим.
– Их невозможно было остановить, – беспомощно развел руками месье Бове. – Я старый человек и не мог им противостоять. Они приходили по двое и по трое и всегда с оружием.
Молодой маркиз не ответил. Только мрачно посмотрел на пустые места на стенах, где, как он знал, когда-то висели фамильные портреты. Он, конечно же, рассматривал их в каталоге, когда жил с родителями в Англии, и знал, что они написаны лучшими художниками Франции. Жан-Пьера не удивляло, что они исчезли.
Канделябры остались, потому что они были слишком тяжелыми, но бра выдрали из стен холла и гостиной, так как они были сделаны из серебра.
Маркиз решил, что должен быть благодарен, что обеденный стол не вынесли, поскольку тот был огромный, как и старинные кровати с резьбой.
– У нас довольно много кроватей, месье маркиз, – оживленно сообщил смотритель, – но нет ни одеял, ни простынь.
Маркиз вспомнил, что среди вещей, которые он привез из парижского дома, имелись эти предметы первой необходимости. А также утварь для кухни, ибо Жан-Пьер подозревал, что и ее порядочно разграбили.
Поскольку дом в Париже должен был использоваться в качестве музея, в предметах домашнего обихода необходимости не было, и Жан-Пьер был благодарен, что их сохранили для него при продаже.
После очень беглого осмотра замка маркиз почувствовал себя безмерно уставшим. Выяснилось, что месье Бове, узнав о его приезде, нанял двух сельских жителей, чтобы те прислуживали ему.
– Я не знал, месье, – уважительно сказал он, – сколько слуг вам понадобится. Но женщина хорошо готовит, а у мужчины имеется некоторый опыт в прислуживании за столом.
– Думаю, они смогут выполнять все необходимое, – ответил не слишком уверенно маркиз.
Солдат, который был денщиком Жан-Пьера, приехал с ним в замок. Он покинул армию, как только маркиза выписали из больницы, чтобы сопровождать его.
Густаву было тридцать лет, и он, подобно своему хозяину, пережил отступление из Москвы, счастливо отделавшись всего лишь обморожением одной ступни, из-за чего теперь хромал. Он был рад вернуться к работе и отнесся к переезду в замок с энтузиазмом, которого маркиз никак от него не ожидал.
– Мне нравится за городом, месье, – сказал Густав, – а когда вы снова сможете держаться в седле, здешняя жизнь и вам понравится гораздо больше, чем парижская.
Маркиз понимал, что таким образом слуга просто сглаживает тот факт, что Париж ему не по карману: когда жизнь вернулась в привычную колею, в столице все стало очень дорого.
Красавицы Парижа, которыми восхищалась вся Европа, ожидали, что их расположения будут добиваться при помощи невиданной расточительности, что могли себе позволить только недавно разбогатевшие.
Аристократы Ancien Regime,подобные Жан-Пьеру, старались поддерживать хотя бы видимость благополучия и не могли тратить деньги на что-либо экстравагантное или ненужное.
Маркиз понимал, что вынужден будет всю жизнь перебиваться имеющимися у него скудными средствами и что возможность жить в замке бесплатно – это удача.
Абсолютно все в этом здании приводило Жан-Пьера в тяжкое уныние, и он в какой-то степени жалел, что является его хозяином. Замок был слишком большим и угнетающим, особенно сейчас, когда маркиз плохо себя чувствовал.
Жан-Пьер окинул взглядом стены с облупленной штукатуркой, треснутые окна и спросил себя, с чего начать, чтобы сделать замок приютом больного человека.
Маркиз долго сидел на скрипящем стуле.
Он чувствовал себя совершенно разбитым, а рана причиняла боль, какой он уже давно не испытывал.
Жан-Пьер решил лечь в постель, и ему стоило труда подняться по лестнице, ковер которой остался на месте, поскольку был слишком обветшалым, чтобы его стоило красть.
Маркиз шаткой поступью пошел по широкому коридору, ведущему в спальню хозяина дома, которая, как отметил месье Бове, была более-менее пригодной для жилья.
Маркиз с благодарностью заметил, что смотритель перетащил в спальню сундук, который не попался под руку ворам, и несколько стульев, требующих починки.
Огромная кровать с изголовьем, на котором был вырезан герб де Кастильонов, осталась нетронутой, и маркиз увидел, что Густав застелил ее бельем, привезенным еще из Лондона. Оно было оторочено кружевами и выглядело немного нелепо на фоне ободранных стен.
Те были подпорчены сыростью, равно как и расписанный по центру потолок.
– Я так устал, Густав, – вздохнул маркиз, входя в комнату, – и должен прилечь.
– Немедленно ложитесь в постель, – твердо сказал Густав. – Все это было для вас чересчур, и, как я говорил перед отъездом, надо было остаться в Париже чуть дольше, какой он ни есть дорогой.
– Слишком дорогой для меня, – ответил Жан-Пьер.
Он почувствовал, что у него кружится голова, и ничего больше не говорил, пока Густав раздевал его и помогал улечься в постель.
Густав дал маркизу выпить лекарство, которым снабдил его врач перед выпиской из больницы.
– Если боль будет нестерпимой, – сказал тот, – выпейте шесть капель с небольшим количеством воды. Когда проснетесь, боль обязательно пройдет или стихнет.
Поскольку маркиз твердо решил поправиться, он не притрагивался к наркотическому зелью, пока был в Париже. Однако теперь выпил его с благодарностью.
Откинувшись на подушки, он закрыл глаза.
Густав с некоторым трудом задернул шторы, чтобы защитить комнату от вечернего солнца. Это были не те занавеси, которые шились для комнаты хозяина. Те уже давно исчезли, поскольку были сделаны из дорогого темно-красного бархата.
А эти были из числа тех штор, которые остались внизу. Хотя они и не подходили по размерам к окнам, какую-то часть света все-таки задерживали.
Густав стал приводить в порядок одежду хозяина. За этим занятием он решил, что сегодня нет нужды готовить молодому маркизу ужин. Он не станет просыпаться, чтобы его съесть.
Жан-Пьер спал до утра и проснулся с сухостью во рту и легкой головной болью.
* * *
Однако он с облегчением отметил, что плечо болит не так сильно, как накануне вечером.
Тем не менее желания вставать у него не возникло. Жан-Пьеру хватило благоразумия понять, что он страдает оттого, что сделал слишком много за слишком короткое время после выписки из больницы.
«Поскольку кроме бедности, упадка и непаханной земли смотреть не на что, – подумал он, – я останусь в постели».
Жан-Пьер боялся остаться на всю жизнь калекой, боялся никогда больше не сесть верхом на лошадь, о чем говорил Густав, и испытывал глубокий страх перед невозможностью передвигаться без посторонней помощи или поддержки.
Пока что он отказывался пользоваться при ходьбе тростью, однако равновесие держал с трудом.
Маркиз понимал, что, если встанет сейчас с кровати, может упасть на пол.
Густав зашел его навестить, как уже неоднократно делал сегодня, каждый раз находя хозяина крепко спящим. Теперь же он согласился с маркизом, что будет глупо с его стороны покидать постель.
– На что вы будете смотреть? – спросил он. – Замок обходился без вас последние пятнадцать лет, так что может подождать еще немного. Когда поправитесь, можете перевернуть все вверх дном и сделать это место достойным короля, или лучше маркиза де Кастильона.
Густав рассмеялся собственной шутке.
Маркиз тепло относился к этому человеку, а потому сделал слабую попытку улыбнуться, но это было выше его сил.
Жан-Пьер съел немного того, что принес ему Густав, выпил несколько чашек кофе, а потом закрыл глаза и попытался снова уснуть.
Однако сон не шел; маркиз как раз размышлял, что можно сделать для замка, когда в комнату вернулся Густав. Он молча остановился у кровати. Маркиз открыл глаза и посмотрел на него.
– Что такое? – спросил он.
– Какой-то джентльмен из Англии хочет видеть вас, месье, – ответил Густав, – и то, о чем он должен с вами поговорить, очень важно.
– Джентльмен из Англии? – медленно повторил маркиз. – Как это возможно?
– Сначала он отправился в Париж, а когда обнаружил, что вас там больше нет, приехал в замок. Я думаю, месье, вы должны его увидеть, хотя ваше состояние и не способствует этому.
По тону Густава маркиз понял, что дело серьезное.
Жан-Пьеру стоило огромных усилий сесть немного выше на подушках.
Он хотел отослать посетителя прочь и сказать, чтобы тот подождал, пока здоровье позволит ему кого-либо принимать. Но поскольку маркизу сказали, что этот человек приехал из Англии, он понимал, что обязан предложить ему гостеприимство на ночь.
Жан-Пьер понятия не имел, можно ли привести в порядок еще хотя бы одну комнату и есть ли какая-нибудь еда, чтобы накормить гостя.
– Приведи его, – сказал он, наконец, Густаву.
Денщик поставил у кровати один из наименее расшатанных стульев, чтобы посетитель мог присесть, распахнул шторы, и солнечный свет залил комнату.
Маркизу вдруг подумалось, что он примирится с чем угодно, если только вновь сможет ездить верхом.
Жан-Пьер узнал, что боевой конь, верхом на котором он сражался в битве при Ватерлоо, убит, и эта новость принесла ему больше горя, чем смерть некоторых сослуживцев.
«На чтобы ни требовались деньги, – решительно сказал он себе, – я куплю несколько приличных лошадей, которые, по меньшей мере, сделают мою жизнь сносной».
Дверь отворилась, и в комнату зашел Густав, ведя за собой посетителя. Маркиз с первого взгляда понял, что перед ним типичный англичанин средних лет, которого он не назвал бы джентльменом – судя по внешности, это был представитель среднего класса.
Гость подошел к кровати и поклонился.
– Я знаю, месье маркиз, – начал он, – вы говорите по-английски. Я немного говорю по-французски, но мне будет гораздо легче общаться с вами на своем родном языке.
Маркиз протянул здоровую руку.
– Вы, насколько я понял, прибыли из Англии, я говорил на вашем языке в детстве, мне будет приятно вновь им воспользоваться.
– Это значительно облегчает дело, – сказал посетитель. – Меня зовут Теодор Уотерсон, месье, и я поверенный покойного полковника Хьюберта Долиша, который, как я понимаю, был вашим другом.
– Мы вместе лежали в госпитале, – ответил маркиз. – Вы говорите, что полковник умер?
– Боюсь, это так, месье, – подтвердил мистер Уотерсон. – Он умер месяц назад, так и не оправившись от ран, полученных в битве при Ватерлоо.
– Ему делали операцию после того, как я покинул госпиталь, и поскольку от него не было вестей, пока я жил в Париже, я надеялся, что он благополучно вернулся в Англию.
– Он действительно вернулся, но, к сожалению, операция не помогла, и он остался больным и искалеченным. Когда полковник умер в прошлом месяце, я вспомнил, что он не изменял завещания с тех пор, как написал его вместе с вами в госпитале.
Маркиз затаил дыхание.
Он совершенно забыл о завещаниях, которые они написали с полковником, оставляя друг другу все на случай, если кто-то из них умрет.
Жан-Пьер время от времени вспоминал полковника, но мысль о договоре, который они заключили, ни разу не приходила ему в голову. Теперь он совершенно ясно вспомнил, что произошло во французском монастыре, где они вместе лечились.
Вслух маркиз произнес:
– Конечно же, я помню, как мы составляли завещания, повинуясь минутному импульсу, когда узнали, что нас обоих будут оперировать. Они имеют законную силу?
– Целиком и полностью, согласно законам Англии, – ответил поверенный. – Это означает, что полковник оставил вам все, что имел. Свои деньги, дом и троих детей.
Маркиз открыл рот от удивления.
– Троих детей?! – воскликнул он. – Я несу за них ответственность?!
– Вы их опекун, месье, пока каждый из них не достигнет двадцати одного года.
– A сколько же им сейчас? – поинтересовался маркиз.
– Мариетте восемнадцать, – ответил мистер Уотерсон, – Руперту десять, а Мейвис пять.
– Пять?! Как это возможно?!
– Младшая девочка родилась после того, как полковник покинул Англию, чтобы сражаться за герцога Веллингтона. Это было неожиданностью для обоих родителей, но полковник очень любил свою жену, которая была поистине прекрасной женщиной.
– Хотите сказать, она тоже умерла?!
– Она умерла раньше мужа, месье, не оправившись после рождения третьего ребенка.
– И теперь он тоже мертв, – со вздохом произнес маркиз, как будто обращаясь к самому себе. – А я отвечаю за его троих детей.
– Вы их опекун, и, так как они не могут оставаться одни в доме, в котором жили раньше, я привез их с собой во Францию.
Маркиз с раздражением подумал, что поверенный мог бы предупредить его, прежде чем действовать.
Впрочем, что говорить – дети уже здесь, во Франции.
Споры по поводу того, следовало им покидать Англию или нет, были на данном этапе явно бесполезны.
– И что, по-вашему, я должен с ними делать? – спросил маркиз после неловкого молчания.
– Я подумал, месье, что, если вы ответственны за детей, им лучше жить у вас. В Англии у них мало родни, а их мать, как, должно быть, говорил вам полковник, родом из Шотландии.
– Я не забыл, – проворчал маркиз.
– Те ее родственники, которые поддерживали с ней связь, – продолжил мистер Уотерсон, – не желают брать на себя ответственность за детей.
– А значит, она ложится на меня, – раздраженно заметил маркиз. – Не представляю, как я смогу присматривать за тремя детьми, когда мое собственное здоровье никуда не годится.
– Ваш дом достаточно просторный для любого количества детей, – продолжил мистер Уотерсон с улыбкой. – Вы увидите, они хорошо воспитаны и не доставят вам больших хлопот.
Маркиз подумал, что это чересчур оптимистичное суждение: трое детей таких разных возрастов, несомненно, доставят много хлопот.
Сейчас он не может позаботиться даже о самом себе, не то что о них!
Мистер Уотерсон принялся вынимать из портфеля какие-то документы.
– Я привез сюда, месье, – сказал он, – отчет обо всех денежных средствах, которые имелись у полковника Долиша, а также список компаний, в которые они инвестированы.
Маркиз промолчал, и поверенный продолжил:
– На данный момент дивиденды составляют почти шестьсот фунтов в год, но Англия пострадала от войны, в будущем, как мы надеемся, ситуация должна улучшиться.
Маркиз подумал, что шестьсот фунтов – это лучше, чем ничего, но в то же время, если придется платить за образование мальчика и обеспечить младшего ребенка няней, мало что останется.
– Когда ситуация улучшится, – жизнерадостно продолжал мистер Уотерсон, – я, конечно же, сообщу вам об этом, месье, если только вы не пожелаете раньше забрать деньги из Англии и перевести их во Францию.
Он смолк на секунду.
– Полагаю, я обязан сказать, что сейчас это было бы ошибкой: есть все шансы, что инвестиции полковника станут приносить большие дивиденды в ближайшие шесть месяцев.
– Я вполне готов послушаться вашего совета, мистер Уотерсон, – сказал маркиз. – И конечно, поскольку дети – англичане, деньги должны оставаться в их родной стране. Я вот только думаю, не было ли ошибкой привозить их во Францию?
– Как я уже говорил, – ответил мистер Уотерсон, – дом, где они жили, находится в безлюдной части Глостершира, а мисс Мариетте необходима компаньонка или наставник.
– И вы полагаете, что я подходящий наставник для восемнадцатилетней девушки? – с сарказмом осведомился маркиз.
– Вы ее опекун, месье, что в корне меняет дело. Опекун обладает всей полнотой власти над подопечными, пока они не достигнут двадцати одного года. Уверен, месье, что к тому времени вы найдете для мисс Мариетты, очень миловидной юной леди, подходящего мужа, который, быть может, позволит ей заботиться о брате и сестре в дальнейшем.
Маркиз подумал, что его собеседник принимает желаемое за действительное, но ничего не сказал.
Он только ясно понял, что ситуация в целом безнадежна.
Трое детей в довершение проблем с замком, болезни и сильной ограниченности в средствах…
Может быть, сказать мистеру Уотерсону, чтобы тот забрал детей обратно в Англию и подыскал кого-то другого, кто будет о них заботиться?
С другой стороны, маркиз был уверен, что, если предложит такое решение, это закончится долгими препирательствами.
А поскольку закон на стороне мистера Уотерсона, Жан-Пьер, безусловно, проиграет.
Маркизу ничего другого не остается, кроме как примириться с существующим положением дел. И от этого собственные трудности стали видеться ему в еще более мрачном свете.
Мистер Уотерсон положил извлеченные из портфеля документы на кровать перед маркизом, после чего сказал:
– Поскольку я понимаю, что вы нездоровы, месье, и ваш слуга настоятельно просил не утомлять вас больше, чем это необходимо, я, с вашего позволения, откланяюсь.
Поверенный немного замялся, но потом все-таки добавил:
– Но я был бы чрезвычайно признателен, если бы мог переночевать здесь, перед тем как отправиться завтра в обратный путь в Англию.
Маркиз позвонил в маленький латунный колокольчик, который Густав оставил на столике возле кровати.
Густав, несомненно, подслушивавший у двери, вошел в комнату.
– Мистер Уотерсон, – объявил маркиз, – остается у нас на ночь, и я уверен, Густав, ты сделаешь все возможное, чтобы устроить его как можно удобнее.
– Конечно, месье, – ответил Густав.
Маркиз протянул руку.
– Я полагаю, что должен быть благодарен вам, – сказал он, – за то, что вы привезли мне детей. Остается лишь надеяться, что я сумею о них позаботиться. Если дела пойдут совсем плохо или я умру, кто-нибудь немедленно свяжется с вами.
– Я могу лишь поблагодарить вас, месье, и от всей души пожелать удачи, – ответил мистер Уотерсон.
Англичанин пожал маркизу руку и пошел к двери.
Густав подбежал к маркизу и, наклонившись к уху, шепнул:
– Хотите увидеть детей, месье?
– Ни в коем случае! – твердо возразил Жан-Пьер. – Определи их подальше от меня и скажи им, чтобы оставили меня в покое.
Он говорил почти зло, а потом закрыл глаза.
Густав поспешил вон из комнаты, тихонько прикрыв за собой двери.
Он знал, что хозяин не в том состоянии, чтобы переживать новые потрясения, и твердо решил, что больше никто не будет его беспокоить.
* * *
Прибегнув к помощи своего наркотического зелья, маркиз проспал всю ночь.
Проснувшись на следующий день, он понял, что рано или поздно должен лицом к лицу столкнуться с новой проблемой, которую преподнесла ему судьба.
« Дети! – ворчал он про себя. – Что, черт возьми, я о них знаю?»
Жан-Пьер ясно помнил, каким счастливым был в детстве, когда жил в Англии, и как ему нравилась школа, которую он посещал в Лондоне. В этой части Франции для Руперта вряд ли найдется школа, а значит, придется подыскать домашнего учителя, который будет не только дорого обходиться, но еще и лишний раз ему докучать.
Что до младшей девочки, ей понадобится няня.
Маркиз подумал, что месье Бове, наверное, сумеет отыскать в поселке какую-нибудь женщину средних лет, которая за ней присмотрит.
Маркиз терзался этими мыслями, без конца кружившими у него в голове.
Он пришел к выводу, что это новое обстоятельство только усугубило чувство беспомощности, которое он испытал, впервые увидев состояние замка.
Теперь на нем висит не только замок, но и трое детей! Это означает еще более острую потребность в деньгах.
А также проблемы со школой, домашними учителями, слугами и, конечно, одеждой для старшей девочки.
Слава Богу, у них есть свои деньги, хотя на шестьсот фунтов в год, оставленные им отцом, многого себе не позволишь.
«Почему, ну почему это должно было случиться именно со мной?» – спрашивал себя маркиз.
Этим вопросом в подобных обстоятельствах мужчины и женщины задаются с начала времен.
Поскольку Густав очень хорошо знал своего хозяина, он не заговаривал с ним о детях и о том, что с ними происходит.
Только ближе к вечеру маркиз заставил себя задать вопрос:
– С нашими гостями все в порядке?
– Им нравится все, что они видят, месье, – ответил Густав.
Маркиз решил, что слуга шутит, но тот продолжал:
– Они в восторге от самого замка, от озера и фонтанов, хотя те и не работают, а мисс Мариетта, самая старшая, разыскала травяной сад.
– Я даже не знал, что он у нас есть.
– Притом огромный, месье, окруженный кирпичной кладкой и с солнечными часами в центре.
Маркиз не слушал. Он думал о том, какое облегчение, что дети не плачут и не тоскуют по Англии.
В то же время ему не хотелось связывать себя с ними.
Ему и так слишком многое навалилось на плечи, слишком многое тревожило.
Почему он, неженатый мужчина, должен быть обременен детьми другого человека?!
– Вы не переживайте, месье, – говорил в это время Густав. – В конце концов, все наладится. А если загоните себя в могилу волнениями, толку от этого не будет!
Когда Густав отпускал подобные замечания, маркиз не мог не улыбаться.
– Сегодня я чувствую себя немного лучше, – неуверенно начал Жан-Пьер. – Быть может, завтра попробую встать с постели.
– Лежите, месье. Доктор сказал мне, когда мы уезжали из Парижа: «Пусть месье маркиз отдыхает и спит как можно больше». Если хотите поправиться – вот вам рецепт.
