Текст книги "Грезы наяву"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Барбара Картленд
Грезы наяву

Глава первая

1883 год

– Ты уверена, что отец не оставил тебе больше никаких денег? – осведомилась леди Кэтрин Кеннингтон.

– Боюсь, что больше ничего… кроме, конечно, этого дома.

Леди Кэтрин осмотрелась по сторонам, не скрывая своего презрения.

– Не думаю, чтобы за него можно было выручить приличную сумму, даже если бы нашелся охотник его купить. – Она взглянула племяннице в лицо и добавила еще более презрительным тоном: – Понять не могу, почему твой отец пожелал жить в такой дыре. И как это моя сестра согласилась здесь поселиться?

– Они были здесь очень… счастливы, – сказала Мелита Уолфорд.

Ее нежный мелодичный голос, так не похожий на решительный самоуверенный голос тетки, дрожал от едва сдерживаемых слез.

Кроткий вид девушки, ее скромные манеры отнюдь не смягчили леди Кэтрин, которая вела себя так, как будто она столкнулась с досадной проблемой, доставляющей ей немалое беспокойство.

Пройдясь по маленькой, но уютной гостиной, обставленной массивной темной мебелью, леди Кэтрин остановилась у окна, выходившего в на удивление ухоженный сад, где пестрел яркими красками цветочный ковер.

– Ты задумывалась о своем будущем, Мелита? – спросила она.

– Быть может, я могла бы остаться здесь, тетя Кэтрин? – нерешительно произнесла девушка.

– Одна, без опеки и надзора? – возмутилась леди Кэтрин. – Неужели ты думаешь, что я могла бы согласиться на такое!

– Я думала, что, если бы Джонсон с женой жили здесь, мне бы хватило ста фунтов в год… это все, что у меня останется после уплаты по счетам.

– Милое мое дитя, ты, может быть, и наивна, но не настолько же ты глупа, чтобы вообразить, что твой дядя Роберт и я позволим такой юной особе, как ты, жить одной без присмотра старших?

– Сколько же мне должно быть лет… прежде чем мне это позволят, тетя Кэтрин?

– Побольше, чем сейчас! – отрезала леди Кэтрин. – А к тому времени – кто знает? – ты, может быть, найдешь себе мужа!

Судя по тону леди Кэтрин, она явно считала это маловероятным, и Мелита про себя смиренно согласилась с ней. Кому нужна жена без всякого положения в обществе, чье единственное достояние – несколько знатных родственников и ежегодный доход в сто фунтов, достаточный, чтобы не умереть с голоду?

Еще до приезда тетки на похороны она знала, что ее заставят почувствовать себя «бедной родственницей», как часто называла себя, смеясь, ее мать.

– Твои дедушка и бабушка и, разумеется, мои сестры и брат были в ужасе, когда я решила выйти замуж за такого бедного и скромного человека, как твой отец, – говорила она. – Но знаешь, моя милая, я полюбила его с момента нашей первой встречи! И не жалею, что связала с ним жизнь!

«Это, наверно, потому, что папа так великолепно выглядел в военном мундире», – догадалась Мелита.

– Я никогда еще не видела такого красавца! – ответила тогда ее мать. – Конечно, будучи на военной службе, он не мог позволить себе содержать жену, поэтому ему пришлось уйти из гвардии, но он всегда клялся, что никогда в этом не раскаивался.

– Я уверена, что он действительно так считает, мама, но вы бы не были так бедны, если бы дедушка был добрее. В конце концов, граф Лоустофт был очень богат.

Ее мать засмеялась.

– В английских титулованных семьях состояние всегда наследует старший сын, то есть в данном случае мой брат Роберт. Предполагается, что дочери должны найти себе богатых мужей.

Однако деньги, казалось, никогда не имели значения для ее родителей, думала Мелита. Их дом всегда был полон света и радости, и она не могла вообразить себе более счастливых людей, чем ее родители.

Теперь единственным утешением для нее было то, что они погибли вместе, даже всемогущей смерти не удалось разлучить их.

Поздно вечером, когда они возвращались из гостей, еще не совсем объезженная лошадь, которой правил ее отец, выскочила на переезде навстречу идущему поезду.

Весь привычный мир рухнул в этот день для Мелиты. Когда она, исполняя родственный долг, извещала брата и сестер матери о дне похорон, девушка предчувствовала, что ее ожидают тяжелые времена.

Леди Кэтрин единственная из родственников присутствовала на похоронах. Ее брат, граф Лоустофт, и сестра, леди Анна Брор, ограничились тем, что прислали цветы.

Неотложные обстоятельства не позволяют им прибыть на похороны, говорилось в присланных ими письмах, и Мелита теперь невольно пожалела, что у тети Кэтрин не оказалось подобных обстоятельств.

Но леди Кэтрин была здесь, и, когда она задержалась, после того как остальные участники печальной церемонии разошлись по домам, Мелита поняла, что предстоит неприятный разговор.

«Что у меня может быть общего с такой элегантной особой, чья жизнь так далека от моей?» – спрашивала себя Мелита.

То, что леди Кэтрин была роскошно одета по последней моде, что она была признанной светской красавицей, и то, что ее фотографии постоянно появлялись в модных журналах, еще больше возвышало ее в глазах Мелиты, делая пропасть, разделяющую их, непреодолимой.

При каждом движении от нее исходили волны экзотического аромата, а шуршание ее шелкового платья придавало ей романтический ореол, до сих пор еще совершенно незнакомый Мелите.

Солнечные лучи играли на бриллиантах в изящных серьгах и в кольцах, украшавших ее тонкие нежные пальцы.

«Она прекрасна, – подумала Мелита, – но я боюсь ее. Я могу понять, почему маме хотелось бежать из дома, чтобы быть счастливой с папой».

– Я думала о твоем затруднительном положении, – сказала леди Кэтрин. – И еще до приезда сюда я нашла выход из него.

– Какой? – спросила Мелита, предчувствуя, что ее дальнейшая судьба уже решена и что у нее не будет выбора. С ее мнением никто не думал считаться.

– Прежде всего я хочу, чтобы ты уяснила себе, что ни я, ни тетя Анна не намерены опекать тебя и вывозить в свет, – решительно произнесла столичная гостья.

Мелита ничего не сказала, и леди Кэтрин продолжила:

– Представь только себе, как это было бы нелепо, если бы я стала таскать за собой хвостом молоденькую девушку. Могу тебя уверить, что в тридцать пять лету меня нет ни малейшего желания выступать в качестве дуэньи.

Как они обе отлично знали, ей было уже тридцать девять, но Мелита не стала возражать, и леди Кэтрин снова заговорила:

– Твоя тетя Анна собирается жить за границей, так как ее муж назначен послом в Париж, а этот город – совсем неподходящее место для такой девочки, как ты.

– Я подумала, – сказала Мелита, прежде чем ее тетка успела еще что-нибудь добавить, – что можно было бы найти… какую-нибудь почтенную особу, которая согласилась бы жить со мной. Я уверена, что найдется какая-нибудь… бывшая гувернантка или… обедневшая дворянка… которая была бы рада иметь кров над головой.

– Вряд ли такое возможно, – сказала леди Кэтрин, – но раз уж ты, Мелита, упомянула о гувернантках, это как раз то, что я имела в виду.

– Мне… стать гувернанткой? – спросила Мелита.

– Не совсем так, – покачала головой леди Кэтрин. – На прошлой неделе я получила письмо от одной своей приятельницы, вдовствующей маркизы Сэрл, в котором она просит меня найти компаньонку для ее внучки.

– Компаньонку? – переспросила Мелита.

– Пожалуйста, не повторяй за мной как попугай каждое мое слово, – раздраженно поморщилась леди Кэтрин. – Ты должна мне поверить, Мелита, что это совершенно исключительное место, просто идеальное, на мой взгляд, если только у тебя хватит ума на нем удержаться.

И снова по ее тону было ясно, что она находила это маловероятным.

– Вся беда заключается в том, – продолжала леди Кэтрин, – что ты слишком молодо выглядишь, и, хотя тебе уже исполнилось восемнадцать, в это очень трудно поверить.

– Я в этом не виновата, – рискнула оправдаться Мелита.

– Сомневаюсь, что ты станешь выше ростом, хотя, надо надеяться, ты утратишь это глупое детское выражение, – заключила леди Кэтрин, критически оглядывая девушку с ног до головы.

Мелита ничего не ответила.

Ей пришло в голову, что одной из причин нерасположения к ней тетки была ее внешность. Будучи очень похожа на мать, Мелита знала: что бы там ни говорила тетка, она по меньшей мере недурна собой, если и не красавица, какой ее считал отец.

– Большая честь, – сказал он во время обеда за неделю до смерти, – сидеть за столом между двумя самыми очаровательными женщинами в Англии.

– Ты нам льстишь, дорогой, – с улыбкой отвечала мать, – но мне это нравится, поэтому всегда делай мне такие комплименты.

– Ты меня покорила с первого взгляда, – признался капитан Уолфорд жене, – но чем старше ты становишься, тем делаешься красивее, и я уверен, то же будет и с Мелитой.

– У нее еще много времени впереди, – улыбнулась мать, – но я рада, что наша дочь – настоящая красавица. Я очень ей горжусь!

По выражению глаз тетки Мелита догадывалась, что ее наружность не пришлась богатой родственнице по вкусу. «Может быть, дело в том, – подумала она, – что хотя тетя Кэтрин еще прекрасна, но в уголках рта и под глазами у нее уже появились предательские морщинки, которых не было на лице матери».

– Для тебя это уникальная возможность, – продолжала леди Кэтрин, – потому что внучка маркизы не только происходит из семьи Сэрл, о которой, я полагаю, ты слышала даже в этой глуши, но она еще и богатая наследница.

– Сколько ей лет? – спросила Мелита.

– Кажется, около двенадцати. Ее бабушка написала мне, что девочке нужно общество более утонченной и образованной особы, чем эти гувернантки, которых никак нельзя назвать леди.

– Но, тетя Кэтрин, я уже слишком… взрослая, чтобы быть компаньонкой двенадцатилетней девочки, – неуверенно сказала Мелита.

– Ты, разумеется, будешь руководить ею, а не играть с ней в куклы, – возразила леди Кэтрин. – Я полагаю, у нее есть учителя по разным наукам, твоей же обязанностью будет направлять ее и оказывать на нее положительное влияние.

При этих словах на лице Мелиты, вероятно, отразилось сомнение, потому что леди Кэтрин добавила сердито:

– Да пойми же, наконец! Я точно знаю, что нужно маркизе. Ребенок, очевидно, трудный, и кто-кто, а Миллисент Сэрл не пожелает тратить время на строптивую внучку.

– А ее мать жива? – спросила Мелита.

– Она умерла несколько лет назад, оставив огромное, год от года увеличивающееся состояние этой несносной девчонке. Я часто говорила маркизе, как жаль, что у нее нет внука, который бы унаследовал титул.

– А отец девочки еще жив? – продолжила расспросы Мелита.

– Ну конечно! Господи, дорогая, неужели ты никогда не читаешь газет? Впрочем, это, вероятно, было вам не по средствам, – не преминула заметить она.

Мелита покраснела.

Она не собиралась объяснять тетке, что ее родители нисколько не интересовались придворной хроникой и отчетами о балах и светских приемах.

Обычно, когда доставляли газету, отец сразу же открывал страницу со спортивным обозрением, и все семейство погружалось в сообщения о скачках.

Все свободные, весьма скромные средства они вкладывали в лошадей. Отец покупал их, объезжал, готовил к скачкам и выгодно продавал в скаковые конюшни. Это был единственный способ увеличить их весьма ограниченный доход.

Иногда, когда ему везло, они чувствовали себя богачами. Капитан Уолфорд покупал жене и дочери подарки и новые платья, на столе появлялись изысканные блюда и даже бутылка шампанского.

Мелита понимала, что такой стиль жизни ужаснул бы ее тетку, но это было так весело!

И вдруг Мелита вспомнила, где она слышала раньше о маркизе Сэрле, и поняла, почему его имя показалось ей знакомым.

Он держал скаковых лошадей, и однажды, год назад, на скачках отец показал ей его цвета.

– Это фаворит, – сказал он. – Этот скакун принадлежит маркизу Сэрлу, но я не думаю, что он выиграет.

– А почему, папа? – поинтересовалась Мелита.

– Мне кажется, что это прекрасный жеребец, но он еще не подготовлен к скачкам как следует. Я ставлю на аутсайдера, и, если он придет первым, нам крупно повезет.

– Пожалуйста, дорогой, – умоляюще сказала ее мать, – не ставь на него слишком много, ты знаешь, как у нас сейчас трудно с деньгами.

Но «предчувствие», как называл это отец, не обмануло его: аутсайдер выиграл. До настоящей минуты Мелита так и не вспомнила фаворита, который пришел в тех скачках третьим.

– Все, что тебе нужно сделать, – продолжала тем временем тетка, – это понравиться девчонке и добиться того, чтобы она с тобой не скучала. И тогда кто знает, как может обернуться все это для тебя в будущем. – В ее голосе прозвучала завистливая нотка. – Кто-то говорил на днях, что ее дед, чье состояние она унаследует, как и материнское, – один из богатейших людей в Америке.

– Ее мать была американкой? – удивилась Мелита.

– О чем я тебе и толкую, – отвечала леди Кэтрин. – Она вышла замуж очень молодой и, как все американки, была в восторге, купив себе в Англии титулованного мужа.

– Мне казалось, что сам маркиз очень богат, – с недоумением произнесла Мелита.

– Да, но когда это кому-то хватало его богатства? – язвительно заметила леди Кэтрин. – Во всяком случае, маркизу не помешали ее доллары, львиная доля которых потрачена им на усадьбу в Бакингемшире, где ты будешь жить.

Мелита перевела дыхание.

– Пожалуйста, тетя Кэтрин… – умоляюще сказала она, – я не хочу… перечить вам… но мне бы не хотелось ехать туда.

– Почему, могу я спросить? – сухо осведомилась леди Кэтрин.

– Мне никогда не приходилось иметь дело с детьми, и, если уж мне придется стать гувернанткой или няней, я бы предпочла двух– или трехлетних.

– Я так и знала, что ты окажешься так же глупа и упряма, как твоя мать, сбежавшая из дома всем на смех, – рассердилась леди Кэтрин. – Неужели до тебя не доходит, что я не могу позволить племяннице своего мужа занять место служанки? – По ее голосу не было заметно, чтобы она гордилась таким родством. – Тебе никто не предлагает место гувернантки или няни. Ты будешь находиться при этой девчонке в качестве старшей подруги благодаря своим семейным связям. Это для тебя прекрасная возможность устроиться в жизни, и, если ты ее не используешь, другого такого случая может не представиться.

Мелита хотела сказать, что она не желает использовать что-нибудь или кого-нибудь, но не успела.

– Пожалуйста, не спорь, Мелита. Твои родители умерли. Твой дядя Роберт теперь твой официальный опекун, и ты должна ему повиноваться. Он предоставил мне устройство твоей судьбы, и ты сделаешь так, как я скажу. – Леди Кэтрин взяла свои черные перчатки с кресла, где она положила их, войдя в комнату, и начала их натягивать. – Я возвращаюсь в Лондон, и, хотя мне это крайне неудобно, послезавтра придется прислать за тобой экипаж. Таким образом, у тебя будет достаточно времени, чтобы собраться и уложить вещи.

Осмотрев еще раз племянницу с головы до ног, леди Кэтрин с недовольным выражением добавила:

– Если у тебя нет ничего лучшего, чем это платье, мне придется найти для тебя какие-то приличные туалеты, прежде чем ты отправишься в Сэрл-Парк. – Она застегнула последнюю жемчужную пуговку на замшевых перчатках. – Одну ночь ты переночуешь у меня в Лондоне, и я попрошу маркизу прислать за тобой экипажна следующий день. Я уже рассказала ей о тебе и надеюсь по возвращении домой найти от нее письмо с выражением согласия на твой приезд.

Леди Кэтрин застегнула другую перчатку и спросила строго:

– Ты все поняла?

– Да… тетя Кэтрин.

– В отношении этого дома ты можешь делать все, что тебе угодно. Лично я оставила бы его на произвол судьбы. Не думаю, что здесь нашлось бы что-то, чем можно дорожить.

Леди Кэтрин подошла к двери и подождала, пока Мелита распахнет ее перед ней.

Она вышла в маленькую переднюю, окинула ее пренебрежительным взглядом и поспешила к дверям, как будто стремясь как можно скорее отряхнуть прах этого скромного жилища со своих ног. У подъезда ее ожидал элегантный экипаж, запряженный парой породистых лошадей.

Леди Кэтрин обернулась:

– До свидания, Мелита. Исполни мои распоряжения в точности и, когда за тобой приедут в четверг, не заставляй лошадей ждать.

– Конечно, тетя Кэтрин.

Лакей в шляпе с кокардой открыл дверцу экипажа и помог хозяйке подняться на ступеньку.

Когда леди Кэтрин уселась, он подложил ей за спину атласную подушку и прикрыл колени легким пледом.

Дверца захлопнулась, лакей вскочил на козлы, кучер, взмахнув длинным кнутом, тронул лошадей, и карета отъехала от скромного дома Мелиты.

Леди Кэтрин не высунулась из окошка, чтобы помахать племяннице на прощание, да Мелита этого и не ожидала.

Она постояла, ожидая, пока экипаж не скрылся среди кустов и деревьев подъездной аллеи, а потом, вместо того чтобы вернуться в дом, побежала в направлении конюшни, низкого длинного строения, находящегося куда в лучшем состоянии, чем дом.

Мощеный двор был тщательно выметен и полит водой, а сами стойла выкрашены явно неумелой рукой в желтый цвет.

Подбегая к конюшне, Мелита услышала негромкое ржание и стук копыт. Она распахнула дверь и поспешила внутрь. Ее любимый конь уткнулся головой ей в плечо, и девушка обвила руками его шею.

– О Эрос… Эрос! – проговорила она дрогнувшим голосом. – Я должна… уехать. Что я буду делать без тебя?

Слезы ручьем струились по ее лицу.

Сзади нее раздались чьи-то шаги, но она не обернулась.

Мелита знала, что это был только старый Джонсон, ухаживавший за лошадьми у ее отца и бывший у них всегда на положении члена семьи.

Он подошел и остановился рядом с ней.

– Что вам сказала ее светлость, мисс Мелита?

– А что можно было ожидать? – с горечью ответила девушка. – Мне скоро придется уехать отсюда.

– Я этого и опасался, мисс, – признался старый слуга.

– Я знаю, – всхлипнула Мелита. – Тетя устроила все еще до приезда сюда. Джонсон, что же мне делать?

– Да ничего не поделаешь, мисс Мелита, пока вам не стукнет двадцать один.

– Еще целых три года, – прошептала Мелита. – Три года… без Эроса.

– Быть может, все еще будет не так плохо, как вам кажется, – попытался утешить ее добрый Джонсон. – А за своего любимца не беспокойтесь, я за ним присмотрю.

Мелита подняла мокрое от слез лицо и с надеждой взглянула на Джонсона:

– Неужели? Это… правда?

– Конечно, мисс, если вы только этого пожелаете. Все дело в деньгах.

– Если бы вы с миссис Джонсон остались здесь, вам бы хватило ста фунтов в год?

Джонсон подумал немного. Он был человек медлительный и в поступках, и в мыслях.

– Сто фунтов в год – это будет примерно два фунта в неделю, мисс Мелита. Да еще овощи с собственного огорода, да цыплята, да кролики. Пожалуй, мисс, мы этим обойдемся, и Эросу зимой на овес хватит.

Мелита вздохнула с облегчением.

– Благодарю вас, Джонсон! Благодарю! Я с ужасом думала, что мне пришлось бы продать его. А мне расстаться с ним все равно что умереть.

– Ну-ну, мисс Мелита, не надо так говорить! Вы молоды, у вас вся жизнь впереди, и вы прехорошенькая! Я только нынче утром говорю жене: «Попомни мои слова, какой-нибудь джентльмен объявится скоро и возьмет в супруги нашу мисс Мелиту!»

– Не нужен мне никакой джентльмен, – запротестовала Мелита. – Мне больше всего хотелось остаться здесь с Эросом и с вами.

– Ее светлость рассердилась бы, услышав ваши речи, – заметил Джонсон.

– Я даже не упомянула ей об Эросе, – призналась Мелита. – А то бы она, наверно, сказала, что он не мой, а папин, и его надо продать, как мы продали остальных лошадей.

– Мне их будет не хватать, мисс Мелита. Иногда с ними тяжело приходилось, но без лошадей стало еще хуже.

– У вас останется Эрос, а он лучше, чем все остальные вместе взятые!

– Что верно, то верно. Помню, когда капитан Уолфорд привез его вам на день рождения, я сразу догадался, что другим до него будет далеко.

– Пожалуйста, Джонсон, оседлайте его мне, пока я пойду переоденусь, – распорядилась Мелита.

– Собираетесь прогуляться, мисс?

– Я об этом мечтаю весь день, – ответила девушка. – Наверно, все сочли бы неприличным, если бы я поехала кататься до похорон, но папа бы меня понял, я знаю.

– Это точно! – согласился Джонсон. – Капитан всегда говорил: «Все хорошее и даже плохое можно сделать лучше, если подумать об этом, сидя верхом на коне».

Мелита улыбнулась сквозь слезы.

– Я так и слышу, как папа это говорит. Вот я сяду в седло, поскачу и подумаю. Но благодаря вам, Джонсон, мне стало гораздо легче, потому что вы разрешили мою проблему. Я боялась, что ста фунтов вам покажется недостаточно.

– Обойдемся, – стоически заявил Джонсон.

Взяв дамское седло Мелиты, он направился к Эросу, а она побежала переодеваться.

Десять минут спустя, проезжая по раскинувшемуся за их домом полю, Мелита чувствовала, как лежавшая весь день у нее на душе тяжелым бременем тоска постепенно отпускает ее.

Ее угнетало не только горе от потери обожаемых родителей, но и необходимость расстаться с Эросом. Он так много для нее значил, что будущее без него казалось невозможным. Зная, что девочка очень любит лошадей и к тому же нуждается в занятиях и развлечениях, отец подарил ей Эроса на день рождения пять лет назад.

Семья находилась в это время в затруднительных обстоятельствах, так как лошади, которых готовил к скачкам капитан Уолфорд, не оправдали его ожиданий.

Да еще к тому же, несмотря на просьбы жены не рисковать понапрасну деньгами, он потерял значительную сумму, ставя на лошадей, которые либо не одолели препятствий, либо их обошли уже у самого финиша.

И вот именно тогда на ярмарке капитан Уолфорд увидел жеребенка, которого отдавали всего за несколько фунтов. Человек, по случаю купивший его, просто хотел от него избавиться, а капитан усмотрел в жеребенке большие возможности.

Он купил его, привез домой и подарил Мелите. И с того самого момента ее восторгу и счастью не было границ.

Она не только приучила Эроса идти на зов, но и проделывать по ее команде всевозможные трюки.

Когда она напевала, жеребец вальсировал на задних ногах, наклонял голову, когда девушка приказывала ему сказать «да», и тряс головой, если Мелита говорила «нет».

Со временем она обучала его все новым фокусам, пока отец не сказал ей, смеясь:

– В нем больше человеческого, чем в некоторых людях, и, уж конечно, гораздо больше ума!

Мысль о необходимости продать любимца терзала Мелиту со дня смерти родителей.

Она знала, как у них было мало денег, и опасалась, что после уплаты долгов вообще ничего не останется.

К счастью, небольшая сумма, положенная ее дедом в банк на имя ее матери, возросла настолько, что стала приносить почти пятьдесят фунтов дохода в год, почти столько же, сколько получал ее отец в виде процентов с капитала, которым он не имел права распоряжаться.

Теперь все это принадлежало ей, и, хотя денег было совсем немного, они, по крайней мере, позволили ей сохранить Эроса.

В этот вечер, ложась спать в маленькой спальне, своей бывшей детской, Мелита благодарила Бога, позволившего ей сохранить ее друга, и молилась о том, чтобы ей не пришлось задержаться надолго в Сэрл-Парке.

«Если я их не буду устраивать, – рассуждала она сама с собой, – они скоро откажутся от моих услуг. И тогда, быть может, тетя Кэтрин не захочет больше со мной возиться и позволит мне остаться дома».

Мелита понимала, однако, что слишком на это рассчитывать не приходится.

Хотя тетя Кэтрин и не имела желания держать при себе племянницу-сироту, она придавала большое значение родственным связям.

Мелита помнила, как ее мать часто смеялась над беспокойством своей родни по поводу того, «что скажут люди».

– Родственники страшно злились на меня, когда я убежала с твоим отцом, – сказала она как-то Мелите, – больше всего опасаясь, что скажут об этом люди. Если бы он был богат и знатен, они бы закрыли на все глаза. Но так как он не имел средств и вынужден был уйти из полка, они не могли мне этого простить.

– А чего они опасались? И о каких людях ты говоришь? – спросила Мелита.

– Люди из их близкого окружения, их друзья и знакомые, – объяснила мать. – Когда ты вырастешь, Мелита, ты увидишь, что общество оградило себя цепью неписаных законов и правил. Многие из них лишены всякого смысла, но они существуют, и их придерживаются.

– Какие правила?

Мать взглянула на отца, с усмешкой прислушивавшегося к их разговору, и он сказал:

– Прежде всего одиннадцатая заповедь.

– О чем она? – спросила Мелита.

– Грешить греши, но не попадайся!

– Гарри, как ты можешь говорить такое при ребенке! – воскликнула мать.

– Если она не узнает этого от меня, – возразил отец, – ей придется постичь это самой. – Тайным прегрешениям, Мелита, в обществе не придают значения, – продолжал он. – Их осуждают, когда они становятся явными, и клеймят, когда они попадают в газеты!

Мелита была слишком мала тогда, чтобы понять, о чем идет речь, но позже, когда она стала старше, смысл отцовских слов дошел до нее.

Она узнала – не от родителей, а от их друзей, – что семейные люди могли вступать в любовные связи, но на это смотрели сквозь пальцы до тех пор, пока любовники вели себя благоразумно и не выставляли свои отношения напоказ.

Романы принца Уэльского [1]1
  Имеется в виду сын королевы Виктории и принца-консорта Альберта, будущий король Эдуард VII, вступивший на престол в пятидесятидевятилетнем возрасте (1901).


[Закрыть]служили бесконечным источником сплетен. Мелита видела его однажды на скачках, куда взял ее отец. Принц показался ей очень внушительным, хотя и не особенно красивым.

Его окружала толпа роскошных красавиц, и по дороге домой Мелита наивно спросила отца, была ли с ним принцесса Александра.

– Нет, конечно. Зачем ему супруга, когда с ним соблазнительная леди Брук, – отвечал он, не подумав.

– А почему? – спросила Мелита.

Ответа не последовало, и только год спустя, когда в свете заговорили о страстном увлечении принца, Мелита поняла, в чем суть. Однако, поскольку законная супруга его высочества и лорд Брук, казалось, ничего не имели против, какое кому до этого было дело?

Мелите все это казалось странным и совсем непохожим на поведение ее родителей.

Они были так счастливы вместе, что стоило только увидеть радостное выражение лица ее матери, когда отец возвращался домой, и услышать, как он нежно здоровается с ней, чтобы понять, что для них никого в мире больше не существовало.

«Таким и должен быть брак», – думала про себя Мелита.

Она понимала, почему ее мать не завидовала своим двум сестрам, ведущим блестящую светскую жизнь, чьи фотографии постоянно появлялись светской хронике.

– Ты так прекрасна, мама, – сказала она однажды. – Я бы хотела, чтобы у тебя были дорогие платья и драгоценности и чтобы ты была царицей бала.

– Для меня лучше быть здесь с твоим отцом, чем танцевать в Букингемском дворце, – покачала головой мать.

И по тому, как она это сказала, Мелита поняла, что мать говорит правду.

Теперь Мелите предстояло увидеть мир, где, по словам ее матери, не было места любви и верности.

Даже если ей и не доведется встретиться с ними лично, она часто будет под одной крышей с принцем Уэльским, леди Брук и другими, кого тетя Кэтрин так превозносила и чьим обществом наслаждалась.

«Это будет ужасно! – с огорчением размышляла Мелита. – Даже если я буду почти все время проводить в классной комнате, мне все равно придется о них слышать, ведь слуги так любят посудачить о своих хозяевах. Я понимаю, почему маме была чужда эта жизнь».

Но она с отчаянием сознавала, что другого выхода у нее нет.

Мелита была достаточно благоразумной, чтобы понять, что тетка была права: дядя Роберт теперь ее опекун, и она должна повиноваться его воле.

«Могло быть и хуже, – пришла ей в голову мысль, – если бы мне пришлось жить у них в доме».

Мелита чувствовала, что леди Кэтрин ее не любит и всегда нашла бы к чему придраться. Она могла только надеяться, что не вызовет недоброжелательность маркизы и будет «знать свое место», как выражалась прислуга.

Девушку расстраивала перспектива вхождения в то общество, в котором жила ее тетка.

Мелита знала из газет о бесконечных балах, приемах, раутах, где бывала леди Кэтрин, и о том, как она и ей подобные изо всех сил боролись за место в «магическом кругу» приближенных принца Уэльского, стараясь в то же время не навлечь на себя неудовольствие королевы Виктории.

Вся эта суета казалась такой никчемной и бессмысленной, хотя она и имела огромное значение для тех, кто в ней участвовал.

Мелита отлично понимала, что имела в виду тетка, говоря о «возможностях», которые сулила ей дружба с девочкой, чьей компаньонкой ей предстояло быть.

Поскольку внучка маркизы Сэрл была очень богата, ей предназначалось особое место в «магическом кругу», ведь не зря же тетя Кэтрин сказала, что лишние деньги никогда еще никому не мешали.

– Мне не нужны деньги, – в неожиданном порыве сказала Мелита. – Мне нужен родной дом, близкие друзья и мой любимый конь!

Сознавая, что ее ждет скорое расставание с дорогими сердцу вещами, Мелита горько расплакалась.

Двумя днями позже, прощаясь с четой Джонсон и садясь в присланный теткой из Лондона экипаж, Мелита уже не плакала.

Экипаж был совсем не таким элегантным, как тот, в котором путешествовала ее светлость, и, хотя лошади были чистокровные, в них не было заметно ничего выдающегося.

И на козлах рядом с кучером уже не было лакея.

Таким образом, там нашлось место для дорожного сундука Мелиты, а остальной ее багаж разместился внутри кареты.

Она плакала утром, прощаясь с Эросом, но сейчас, когда она пожимала руку Джонсону и его жене, плакала только миссис Джонсон.

– Берегите себя, милочка, я хочу сказать, мисс Мелита, – говорила она. – И не беспокойтесь о нас. Мы будем поддерживать все в доме, как это было при вашей дорогой мамочке, – упокой, Господи, ее душу, – и вы и не заметите, как снова окажетесь дома.

Джонсон только безмолвно сжал ее руку в своих, и девушка поняла, что у него не хватало слов, чтобы выразить свои чувства.

Последний раз взглянув в сторону конюшни, она села в карету. Экипаж тронулся, и, махая на прощание Джонсонам, Мелита бросила грустный взгляд на дом, где прошло ее детство, вся ее жизнь до сегодняшнего дня. Она чувствовала себя как аристократка эпохи Французской революции по дороге на гильотину.

Лондонский особняк ее родственников оказался таким, каким Мелита и ожидала его увидеть: величественным и немного мрачноватым. В вестибюле ее встретили множество ливрейных лакеев и дворецкий с внешностью и манерами архиепископа.

Он доложил о ней зычным голосом, и тетя Кэтрин, сидевшая в гостиной в обществе молодого человека, поигрывающего моноклем, подняла на нее недовольный взгляд.

– Как ты быстро добралась! – раздраженно сказала она, словно усматривала в этом какое-то нарушение приличий, когда Мелита, приблизившись к тете, сделала реверанс. – Отправляйся наверх и начинай разбирать вещи. Я приду позже, – распорядилась леди Кэтрин.

Мелита снова присела и последовала за ожидавшим ее дворецким.

Когда дверь за ней закрылась, она услышала, как джентльмен с моноклем сказал:

– Что за прелестное создание! Кто это?

Возможно, дурное настроение тетки, когда она поднялась к ней в спальню полчаса спустя, объяснялось именно интересом к юной племяннице этого джентльмена.