Текст книги "Онмёдзи (ЛП)"
Автор книги: Баку Юмэмакура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– Ты, вроде, собирался про чудовище рассказать?
– Ну, подожди, Хиромаса. Повреждений нет, а протекать протекает. Поэтому, буквально несколько дней назад их решили ремонтировать. Один мастер забрался на ворота и все там осмотрел.
– Да?
– Во время своей проверки он обнаружил, что одна из досок под крышей – в каком-то странном состоянии.
– Что там было?
– Эта доска выглядела как одна, а на самом деле состояла из двух досок, наложенных одна на другую, половинной толщины. Это и заметил мастер.
– Ну, и?
– Сняли эту доску, разъединили половинки, а между ними оказался заложен листок.
– Какой листок?
– Листок с написанными на нем священными словами. С Заклятием Павлиньего Царя.
– Это что еще такое?
– В древности, в Индии, стране Небесного Бамбука, знали, что павлин ест ядовитых насекомых и ядовитых змей. Павлиний Царь – почитаемое божество магического усмирения духов.
– …
– Короче, скорее всего какой-то бонза из Коя[7]7
Коя – гора и монастырь на горе Коя, принадлежащий буддийской секте Сингон, основанной монахом-проповедником Кукаем в 816 году.
[Закрыть], а может из Тэндая[8]8
Тэндай – «Небесная опора», буддийская школа, во главе которой стоял монах Сайтё. Монастырь этой школы находился на горе Хиэйдзан.
[Закрыть], написал заклятие и спрятал, чтобы успокоить магический дух.
– О!
– Так вот, а мастеровой, когда отдирал доски, порвал листок. Когда доску вернули на прежнее место, на следующий день пошел дождь с западным ветром, но крыша не протекла. Однако в тот вечер появилось чудовище.
– Да ты что!?
– Получается такое дело: вместо того, чтобы протекать в дождь, теперь появляется чудовище.
– Что, между дождем и чудовищем есть связь?
– Не то, чтобы совсем нет. Положив бумажку с заклятием связать духа – это кто угодно может, но тут страшна «отдача».
– Отдача?
– Например, связать чудовище с помощью сю, это похоже на то, как связать тебя, Хиромаса, веревкой, да так, чтобы ты не двигался.
– Меня?
– Да. Если тебя связать, ты же рассердишься?
– Рассержусь.
– И, наверное, чем крепче будешь связан, тем сильнее разозлишься?
– Угу.
– А если потом веревка из-за чего-нибудь развяжется?
– Я, наверное, пойду и зарублю того, кто меня связал.
– Вот оно!
– Что?
– Дело в том, что есть существа, которые проявят еще более злобный характер, если их слишком сильно опутать заклятиями-сю.
– Ты словно про меня говоришь…
– Про тебя – это был пример. Злобный характер – это, конечно же, не про тебя, Хиромаса!
– Ладно, ладно. Продолжай дальше.
– Вот, и поэтому сю специально немножечко ослабляют.
– …
– Не связывают накрепко, а так, чтобы оставалась небольшая возможность свободно двигаться.
– Вот как! – Однако по Хиромасе видно, что он все еще не понял.
– И вот, на этот кусочек свободы на том месте, где заключили зло, случается какая-нибудь маленькая неприятность. Если говорить о том, что произошло в этот раз, то она проявилось в том, что крыша протекала от дождя.
Хиромаса хмыкнул, словно бы кое-как понял.
– Ну, а что случилось с чудовищем?
– Да, вот, в вечер следующего дня…
– В тот вечер, когда был дождь и ветер с запада?
– Да. Мастер с двумя подмастерьями пошел к воротам Отемон посмотреть, в каком состоянии находится место, где протекает. И вот тогда-то протека не оказалось, а видели чудовище.
– А какое чудовище?
– Ребенок.
– Ребенок?
– Да. Ребенок висел вниз головой, вцепившись в столб, и сверлил взглядом мастера и его подмастерьев.
– Что, вот так, руками и ногами?
– Да, Коленями и двумя руками. Работники собирались поднялись наверх, на ворота, и подняли в верх фонарь, а тут оно: висит на столбе и глядит вниз страшными глазами. И белым облачком сверху дохнуло, вдобавок.
– Ничего себе!
– И, похоже, этот ребенок переполз со столба на потолок, а потом как перышко пролетел по воздуху больше шести сяку[9]9
Сяку – старая японская мера длины, равная приблизительно 30,3 см.
[Закрыть].
– Маленький ребенок?
– Да. В общем-то, ребенок как ребенок, а голова, говорят, у него была жабья.
– Так ты потому и говорил тут «жаба»?
– Да. И с тех пор – каждый вечер! Каждый вечер является этот ребенок.
– А мастер?
– Мастер как уснул, так до сих пор и не просыпается. У одного из подмастерьев началась лихорадка, и он умер прошлой ночью.
– И тебя вызвали?
– Да.
– И что получилось?
– Если снова наклеить там листок с заклятием, наверное, что-нибудь бы получилось. Но это временная мера. Даже если все получится, одним протеканием крыши от дождя на этот раз не отделаемся.
– И?
– И я провел расследование. Выяснил кое-что об этих воротах. Похоже, что когда-то давно там уже являлось нечто подобное.
– Хм…
– Так вот, я узнал, что в прошлом на месте ворот умер ребенок. Это я в Архивном ведомстве выяснил.
– Ребенок?
– Угу, – коротко буркнул Сэймей.
– Какое запутанное дело… – сказал Хиромаса. Сказал, и вдруг закрутил головой по сторонам в темноте. Ощущение катящихся по земле колес, которое было до сих пор, исчезло.
– Ой, Сэймей! – сказал Хиромаса.
– Заметил, что ли?
– Заметил? Это же! Ты! – нет ни звука повозки, ни ощущения движения.
– Хиромаса! – словно уговаривая, сказал Сэймей. – Все, что ты теперь увидишь, услышишь – считай, что это сон. Я даже не уверен, что смогу тебе все объяснить.
Хиромаса потянулся поднять бамбуковую занавесь повозки, но тут из темноты вытянулась рука Сэймея и задержала его руку.
– Хиромаса! Ты можешь открыть занавесь, но: что бы ты там не увидел, пока занавесь поднята – ни в коем случае не произноси ни звука. А если произнесешь, то я не только не смогу тебя защитить, я сам окажусь в смертельной опасности. – И рука Сэймея разжалась.
– Понял, – громко сглотнув, Хиромаса поднял занавесь.
Тьма – была. Тьма, где нет ничего. И месяца – нет. Нет земли, нет неба. И только спина черного быка ясно виднелась во тьме. А перед быком, слегка покачивая полами шелковых одеяний, шла, показывая дорогу, девушка. Она испускала красивое слабо фосфоресцирующее сияние.
– О… – безотчетно издал грудной звук Хиромаса. Во тьме, впереди по движению, зажглось бело-голубое пламя. И вдруг оно сделалось огромным и превратилось в демона. Пока он смотрел, пламя стало женщиной со спутанными волосами. Женщина вглядывалась в пустоту и клацала зубами. Хиромаса разглядывал дальше, и пламя, свернувшись, превратилось в толстую змею с синей чешуей, которая исчезла во тьме. Он продолжал вглядываться: во тьме копошились мириады невидимых глазу существ. Невидимых – и вдруг становящихся видимыми. Вдруг покажется человеческая голова, а волосы у нее окажутся из звериных голов, костей, кишок, каких-то непонятных вещей. Нечто, как письменный стол. Губы. Демон странной формы. Глаз. Пестик растения. Вагина. И среди этих странных предметов, куда-то направляясь, движется бычья упряжка. Из-за слегка приподнятой занавеси прилетал слабый тошнотворный ветер. Запах тлена.
Хиромаса опустил занавесь. Он был мертвенно бледен.
– Ты видел, Хиромаса? – спросил Сэймей, и Хиромаса резко кивнул.
– Я видел чертов огонь, – сказал Хиромаса. – Он стал демоном, потом женщиной, потом змеей – и исчез…
– Да? – тихо отвечал Сэймей.
– Слушай, Сэймей. Это вот – ночное шествие ста демонов?
– Именно.
– Я, когда демона увидел, я чуть не крикнул.
– Хорошо, что не крикнул.
– А если бы крикнул, тогда что?
– Они бы все накинулись и мгновенно сожрали бы всю повозку, даже костей бы не оставили.
– И как же мы попали в такое место?
– Есть много способов. Я использовал самый простой.
– Какой же способ?
– Ну, ты же знаешь про «перемену направлений»?
– Конечно знаю, – ответил Хиромаса.
Суть «перемены направлений» в том, чтобы поехать в другом направлении, если в день, когда вы отправляетесь из дома, то направление, куда вам нужно идти, оказывается стороной света, где пребывает в это время бог направлений Накагами[10]10
Накагами – или Тэничидзин, божество синтоистского пантеона, которое в день Цучи-но-то – тори спускается с неба на землю. Сначала он 6 дней проводит в своем доме на северо-востоке, затем перемещается на восток, и там проводит 5 дней. Далее, таким же образом, по переменно 6 и 5 дней он проводит в 8 точках, соответствующих сторонам света. За 44 дня он проходит круг восток, юг, запад, север, и в день Мидзу-но то ми, из точки, соответствующей северу, восходит на небо. На небе он проводит 16 дней, и снова, в день Цучи-но Тотори сходит на землю. Старались избегать движения в том направлении, в котором в этот период находится бог Накагами.
[Закрыть], затем остановиться на ночь где-нибудь, но не в том месте, которое является целью вашего путешествия, а на следующий день ехать туда, куда нужно. Этот способ Искусства Инь-Ян применяется для того, чтобы предотвращать беды от вредоносных духов.
– Много раз повторяешь такое по большим и малым улицам столицы, и пока кружишься – можешь попасть сюда.
– Вот как…
– Вот так, – ответил Сэймей. – И еще, у меня есть к тебе одна просьба.
– Что, Сэймей?
– Эта повозка – так сказать, граница, которую я сделал, и редко что может пробраться внутрь, но есть и такие существа, которые могут внутрь проникнуть. Давай подумаем: сегодня – пятый по счету день со дня Петуха в стихии Земли-Инь[11]11
Цучиното – 6-й знак десятиричного цикла, означающий нахождение стихии Земли в состоянии Инь. Тори – Петух. Иначе говоря, день, когда Знак Петуха находится в стихии Земли в состоянии Инь, 46-й день по порядку от начала цикла.
[Закрыть], то есть сегодня Накагами меняет сторону света своего пребывания. Чтобы сюда добраться, мы пять раз переехали его дорогу, поэтому скоро кто-нибудь явится поглядеть на нас.
– Сюда?
– Да.
– Не пугай меня, Сэймей!
– А я не пугаю.
– Придет демон?
– Нет, не демон, но и демон одновременно.
– Тогда, человек?
– Нет, не человек. Но так как ты, Хиромаса, человек, то, если, конечно, у них там не будет какого-то особого плана, он появится в человеческом обличие и будет говорить человеческими словами.
– Что делать, когда он придет?
– Меня он не увидит.
– А меня?
– А тебя очень ясно увидит.
– И что тогда со мной будет?
– Ничего не будет. Делай так, как я тебе скажу.
– Что делать?
– Скорее всего, придет Досэй, потому что стихия Земли сейчас в состоянии Инь.
– Это ты так духа земли называешь?
– Объяснять сложно, поэтому думай так.
– Ну, и?
– Скорее всего, он спросит тебя так: «Ты, с человеческим телом, по какой такой причине ты находишься в подобном месте?»
– Угум.
– Когда он тебя так спросит, ответь следующее.
– Как ответить?
– «Понимаете ли, с позавчерашнего дня страдал я болезненным беспокойством. И спросил знакомого своего, нет ли какого-нибудь хорошего лекарства. А сегодня от этого знакомца получил микстуру, которая хороша против червя беспокойства».
– Хм.
– «Это была сушеные листья травы хасиридокоро[12]12
Трава хасиридокоро – скополия японика, ядовитая трава семейства пасленовых, похожая на мандрагору или красавку. Обладает галлюциногенным эффектом. Японское название «хасиридокоро» – «бег» происходит от побочного эффекта травы: человек, съевший молодые побеги скополии, временно терял рассудок и безостановочно бегал в бессознательном состоянии.
[Закрыть], я ее запарил и выпил три чашки вот такой вот величины. После этого как будто что-то случилось с моим сердцем, и вот я тут растерянный стою» – вот это ответь.
– И это поможет?
– Да.
– А если он еще о чем-нибудь спросит?
– Что бы он тебе ни сказал, повторяй на все вопросы то, что я тебе только что сказал.
– И все будет в порядке? Точно?
– Да, – ответил Сэймей.
– Ладно, понял, – коротко кивнул Хиромаса. И тут вдруг раздался звук: кто-то снаружи стучался в повозку.
– Сэймей? – Хиромаса перешел на шепот.
– Делай все как я сказал! – сказал Сэймей, и тут быстро поднялась вверх бамбуковая занавесь повозки, и снаружи заглянуло лицо беловолосого старика.
– Эгей! – сказал старик. – Что это ты с человеческим телом поделываешь в таком месте? – спросил он. Хиромаса сдержался от того, чтобы испуганно не перевести взгляд в сторону Сэймея, и сказал:
– Понимаете ли, с позавчерашнего дня страдал я болезненным беспокойством. И спросил знакомого своего, нет ли какого-нибудь хорошего лекарства. А сегодня от этого знакомца получил микстуру, которая хороша против червя беспокойства, – он повторил слово в слово сказанное Сэймеем. Старик, повращав большими глазными яблоками, посмотрел на Хиромасу.
– Это была сушеные листья травы хасиридокоро, я ее запарил и выпил три чашки вот такой вот величины. После этого как будто что-то случилось с моим сердцем, и вот я тут растерянный стою…
– Хм… – старик немного покачал головой. – Хасиридокоро, что ли? – он всмотрелся в лицо Хиромасы. – И что, дух твой здесь заигрался? – Снова вращаются огромные глаза. – А ведь сегодня был кто-то, кто пять раз пересек дорогу Накагами, но ведь это не ты, да? – рот сказавшего так старика широко раскрылся и показались острые желтые зубы.
– Я отведал травы хасиридокоро, и что-то случилось с сердцем, я ничего не понимаю… – ответил Хиромаса.
Старик хмыкнул, вытянул губы трубочкой и дохнул на Хиромасу. В лицо Хиромасе пахнуло землей.
– Ого! А ты не улетаешь от этого? – старик оскалился. – Повезло тебе, что выпил всего три чашки. Выпил бы четыре, и уже никогда бы не вернулся… Раз ты от моего дыхания не улетаешь, значит не пройдет и часа, как твой дух возвратится домой, – сказал старик. И после этих слов мгновенно исчез. Поднятая занавесь вернулась на место, и в повозке остались только Сэймей и Хиромаса.
3
– И все-таки, Сэймей, это потрясающе! – сказал Хиромаса.
– Что именно?
– Я все сделал как ты сказал, и он ушел!
– Так и должно было быть.
– Этот старик – дух земли?
– Подобное божество.
– Однако ж, жуткий он, Сэймей!
– Не радуйся. Нам ведь еще возвращаться…
– Обратная дорога? – сказал Хиромаса и вдруг с открытым ртом прислушался к чему-то. Вернулось ощущение, что повозка едет по земле и камням, и даже раздавался легкий шорох.
– Сэймей? – сказал Хиромаса.
– А, и ты тоже понял? – сказал Сэймей.
– Понял, конечно, – ответил Хиромаса. Пока они обменивались этими репликами, повозка, дернувшись вперед, остановилась.
– Судя по всему, мы приехали, – сказал Сэймей.
– Приехали?
– На западную оконечность Шестой улицы[13]13
Шестая большая улица – в столице Хэйан улицы с порядковым номером в названии тянулись только с востока на запад, а улицы с именами собственными, например «Дорога Феникса» – имели направление с севера на юг. Правда были и дороги с собственными именами, тянущиеся с востока на запад, например Цутимикадо.
[Закрыть].
– То есть мы вернулись?
– Нет, мы не вернулись. Мы пока находимся в состоянии теней.
– В состоянии теней?
– Думай, что это иной мир.
– Где мы?
– Перед домом человека по имени Овари-но Норитака.
– Кто этот Овари-но Норитака?
– Это имя отца того чудовищного ребенка.
– Что ты говоришь?
– Слушай, Хиромаса. Мы сейчас пойдем наружу, и тогда ты не должен спрашивать и слова! Если хоть что-нибудь скажешь, то мы, возможно, прямо на месте лишимся жизни. Если ты не сможешь молчать, жди меня в повозке.
– Раз уж мы сюда приехали, я не останусь, Сэймей. Если ты говоришь, чтобы я молчал, я буду молчать, даже если мне кишки будут грызть собаки, – вид у Хиромасы очень решительный, похоже что он будет молчать даже в собачьих зубах.
– Ладно.
– Ладно, – и Хиромаса вместе с Сэймеем вышел из повозки.
Когда они вышли, они оказались перед большой усадьбой. В зените висела молодая луна. Женщина в двенадцатислойном шелке каригину тихо стояла перед быком и смотрела на двоих друзей.
– Я скоро вернусь, Аямэ, – сказал Сэймей девушке, и названная именем Аямэ девушка тихо склонила голову.
4
Сад был прямо как в усадьбе Сэймея – весь заполонен сорной травой. И когда дул ветер, трава легонько шевелилась, шелестела и терлась стебель о стебель. В отличие от сада Сэймея, за воротами была только трава, и не было никакого дома. Лишь только валялось обожженное и обуглившееся дерево на том месте, где по некоторым признакам когда-то был дом.
Хиромаса шел и удивлялся: он шел в траве, но траву можно было не разводить в стороны. Наступаешь, а трава не гнется. В его собственных коленях колышется под ветром трава. Словно кто-то пуст, то ли сам Хиромаса, то ли трава. Пока он подходил, шедший впереди Сэймей остановился. Причину Хиромаса сразу понял. В темноте впереди виднеются какие-то человеческие фигуры. Действительно, человеческие. Двое, мужчина и женщина. Однако, разглядев их повнимательнее, Хиромаса чуть было снова не закричал. У этих двоих не было голов. Свои головы они держали обеими руками перед грудью, и как заведенные повторяли бесконечный диалог.
– Ах, горе-то.
– Ах, горе-то, – эти слова они повторяли раз за разом, раз за разом.
– Только из-за того, что мы нашли такую жабу…
– Только из-за того, что мы нашли такую жабу…
– Мы стали вот такими…
– Мы стали вот такими…
– Ох, горе то!
– Ох, горе то!
– Если бы он не заколол этим бамбуком…
– Если бы он не заколол этим бамбуком… – Один из говоривших – мужчина, второй – женщина. Тонкие голоса.
– Ах, если б Тамон не сделал этого, он был бы жив…
– Ах, если бы Тамон не сделал этого, он был бы жив…
Головы в руках заскрипели зубами. Похоже, Тамон, о котором они ведут речь, это был ребенок двоих безголовых. Сэймей незаметно встал сбоку от этой пары.
– И когда же это было то? – спросил Сэймей.
– О!
– О! – воскликнули двое.
– Это было больше ста лет назад!
– Это было во времена императора Сэйва[14]14
Сэйва – Сэйва Тэнно (850–880), 56-й император, правил с 858 по 876 гг. Четвертый сын императора Фумитоку, находился полностью под влиянием своего деда Фудзивара Ёсифуса, реальной власти практически не имел.
[Закрыть], – сказали двое.
– А вот в восьмой год эпохи Дзёган[15]15
Восьмой год эпохи Дзёган – 866 г. Эпоха Дзёган началась в 859 году, после того, как в 858 году на трон взошел император Сэйва. 859 год считается первым годом эпохи.
[Закрыть] сгорели ворота Отэнмон… – сказал Сэймей, и тут же:
– Точно!
– Точно! – несчастно воскликнули двое.
– Именно в тот год и случилось!
– Именно в тот век и произошло! – из глаз голов, что двое держали в руках, потекли кровавые слезы.
– Что случилось? – спросил Сэймей.
– Сыночек Тамон!
– Шестилетний Тамон!
– Вон на том месте, вон там жабу нашел!
– Большую, старую жабу!
– Тамон бамбуковой палкой, что была у него в руках, пригвоздил жабу к земле!
– А мы то об этом-то только потом узнали!
– Большая-то жаба не умерла.
– Как он ее пригвоздил, так и корчилась.
– И когда ночь настала.
– И на следующий день еще жила.
– Страшная жаба!
– Жаба издавна – опасное животное. Потому мы ничего не смогли сделать!
– А когда ночь наступает, пригвожденная жаба в темном саду стонет.
– И с каждым стоном вокруг нее загорается голубое пламя.
– Горит!
– Страшно!
– Страшно было!
– Жаба стонет, пламя вспыхивает, и с каждым разом у спящего сыночка, у Тамона поднимается жар, и стонет он от боли.
– Если убить ее, жаба нам отомстит.
– Если выдернуть бамбук и оставить ее жить, жаба еще больше принесет бед, и ничем мы себе не поможем…
– Ворота Отэнмон сгорели!
– Ворота Отэнмон обвалились!
– И нас в этом обвинили!
– Оговорили, что мы колдовством спалили ворота Отэнмон.
– Кто-то увидел, что в нашем саду пригвожденная к земле жаба живет и испускает сияние.
– И он всем-всем растрезвонил, что мы занимаемся колдовством.
– Что колдовством сожгли ворота Отэнмон.
– Нам и сказать, и спросить-то времени не было. Тамон умер в лихорадке и бреду.
– О…
– О…
– Как было больно!
– Как было больно!
– От горя-то мы эту жабу убили! Огнем ее спалили…
– И Тамона сожгли.
– И похоронили пепел от жабы с пеплом Тамона.
– В такой вот большой кувшин положили. В земле под сгоревшими и обвалившимися воротами Отэнмон выкопали яму на три сяку вглубь и там закопали…
– Закопали…
– А схватили нас и убили через три дня после этого.
– Головы отрубили через три дня.
– Мы знали, что так будет.
– Знали, поэтому и похоронили Тамона вместе с жабой.
– Чтобы пока стоят ворота Отэнмон, они мстили всем.
– Ха-ха!
– Хи-хи! – когда двое засмеялись, Хиромаса, забывшись, сказал:
– Несчастные… – голос был тих, но слова он прошептал внятно. И тут же смех оборвался.
– Кто?
– Кто? – резко обратился к Хиромасе страшный взгляд голов в руках фигур. Лица голов превратились в демонские рожи.
– Бежим, Хиромаса! – в этот миг Сэймей схватил Хиромасу за руку и сильно потащил за собой.
– А! Вот вы где!
– Не уйдешь! – слушая крики за спиной, бежал Хиромаса. Оборачиваясь назад, он видел, что двое бегут следом. Головы, что они держали в руках, превратились в демонские, а настигающие тела словно бы летели по воздуху. Расстояние между ними становилось все меньше.
– Прости, Сэймей, – сказал Хиромаса, хватаясь рукой за меч. – Я постараюсь что-нибудь с ними сделать, а ты убегай, прошу!
– Все в порядке. Прежде полезай в повозку. – Оказалось, что бычья упряжка уже прямо перед ними. – Иди сюда, Хиромаса! – Они ввалились в повозку. Повозка со скрипом тронулась.
Незаметно вокруг наступила та самая полная темнота. Хиромаса поднял бамбуковую занавесь повозки и посмотрел назад. Демоны всех мастей гнались за ними.
– Что будем делать, Сэймей?
– Я предполагал, что нечто подобное возможно, поэтому привел с собою Аямэ. Не волнуйся, – сказал Сэймей и про себя коротко пропел заклятие. И тут Аямэ, шедшая перед повозкой, взлетела в пространстве, словно поддуваемая ветром. С шумом толпа демонов погналась за Аямэ. Они начали ее рвать на куски. Пока демоны пожирали Аямэ, повозка успела уехать.
5
Хиромаса очнулся. Он был в доме Сэймея. Сам Сэймей заглядывал сверху ему в лицо.
– Где госпожа Аямэ? – как только очнулся, сразу спросил Хиромаса.
– Там она, – сказал Сэймей. Проследив глазами за взглядом Сэймея, Хиромаса увидел складную ширму. Ту самую складную ширму, на которой была нарисована девушка. Только вот силуэт девушки, которая должна была быть там, на картине, начисто осыпался. В том месте, где она должна была стоять, рисунок исчез.
– Это?
– Аямэ.
– Аямэ была картиной? – потрясенно прошептал Хиромаса.
– Да, – сказал Сэймей. – Кстати, Хиромаса, есть у тебя силы сходить сегодня еще в одно место?
– Да. Куда идем?
– К воротам Отэнмон.
– Ну, пошли, – сказал Хиромаса. И в тот же самый вечер Сэймей и Хиромаса пошли к воротам Отэнмон.
В черной темноте ночи ворота Отэнмон выделялись еще более темным силуэтом. Свет от факела в руке Сэймея раскачивал тени и добавлял страху.
– Страшно, – прошептал Хиромаса.
– Что, даже тебе страшно?
– Само собой!
– А сам-то тогда, с бивой Гэндзё, на Расёмон взбирался.
– А мне и тогда было страшно.
– Да?
– Страх – такая вещь, от нее никуда не деться. Но я же воин, а значит должен идти даже если страшно. Потому я и взбирался, – сказал Хиромаса. Он нес в руке заступ.
– Наверное, где-то здесь? – Хиромаса воткнул заступ в землю.
– Да, – ответил Сэймей.
– Ладно, – и Хиромаса начал там копать. И, наконец, из-под земли, с глубины в три сяку под воротами Отэнмон появился старый сосуд. – Вот он, Сэймей!
Сэймей протянул руку и достал тяжелый кувшин из ямы. Факел в это время перешел в руки Хиромасы. В свете факела дрожала отбрасываемая сосудом тень.
– Открываю! – сказал Сэймей.
– А ничего не будет? – громко сглотнул слюну Хиромаса.
– Ну, наверное, ничего, – Сэймей снял крышку с сосуда, и вдруг оттуда выпрыгнула гигантская жаба. Сэймей ловко поймал ее. В его руках жаба билась, сучила лапами и кричала противным голосом.
– У нее человеческие глаза! – сказал Хиромаса. И действительно, глаза у жабы были не жабьи, а человеческие. – Выброси ее!
– Нет. В ней смешался дух человека и дух старой жабы! Когда еще я смогу заполучить такую редкость!
– Что ты будешь с ней делать?
– Когда-нибудь использую как служебного духа, сикигами, – сказал Сэймей.
Они перевернули сосуд, и оттуда высыпался пепел от человеческих костей.
– Ну что, пойдем домой, Хиромаса? – держа жабу в руке, сказал Сэймей. Жабу они отпустили в сад возле дома Сэймея.
– Ну вот, теперь чудовище больше не появится, – сказал Сэймей.
И действительно, стало как он сказал.
