Текст книги "Наследница сокровищ Третьего рейха"
Автор книги: Бахтияр Абдуллаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
ГЛАВА 15. Милосердие
Эльза, каждую неделю по субботам и воскресениям ездила в горы, чтобы собирать дрова для топки. Но чем ближе фронт подступал к их городку, тем тревожнее становилось ей одной бродить по горам.
По слухам местных, их гору и окрестности городка заполонили дезертиры, бежавшие с фронта, беженцы, а так же заключенные концлагерей и тюрем. Хотя и за сотни верст от них не было ни тюрем, лагерей, и даже канцелярии СС и полиции. Боясь нарваться на бандитов или дезертиров, она вот уже две недели не ходила в гору за дровами. Весна 1945 года выдалась прохладной для этих мест, и по вечерам в доме становилось холодно. Да и еду ей надо было готовить, а дрова были на исходе. Одной было страшно ехать, а попросить некого, мужчины, кто на фронте, кто уже погиб. В их городке остались одни старики, женщины и дети.
Понимая это, Эльза, помолившись, все-таки решила съездить в гору за дровами. Подогнав подводу, она на этот раз решила с собой взять свою немецкую овчарку Рекса, которого раньше оставляла охранять дом. Привязав Рекса к подводе, загрузив припасы и двустволку отца, рано утром двинулась в путь.
Ближе к двенадцати, Эльза добралась до реки, и спустившись поближе к ней, привязала лошадь к стволу молодой сосны. К своему удивлению, а может быть из-за того, что здесь давно не было людей, она за пару часов, обрубив сучки, заполнила подводу дровами. Увлекшись работой, девушка совершенно позабыла о еде и только тогда, когда от усталости и голода закружилась голова, поняла, как сильно хочется есть. Постелив на огромный плоский камень свой платок, разложила на него свою еду. Добротно пообедав и накормив Рекса, Эльза о чем-то грустном призадумалась. Вспомнила своих родителей, увезенных в 1944 году гестаповцами, вспомнила единственного брата Арнольда, воюющего на западном фронте с американцами. И, конечно же, она вспомнила о Фридрихе, парне с которым училась вместе в школе. Как они, целых четыре года, всматривались друг в друга, но никак не решались заговорить. И только на дне рождении Гретты им удалось пообщаться, и вплоть до самого призыва его в Армию не расставались. С любовью вспоминала, какая была тогда прекрасная пора. Как была счастлива, и все вокруг цвело, а жизнь была радостной. В ту пору ей хотелось жить, радоваться и быть счастливой. Она только-только стала понимать и чувствовать смысл будущего, как вдруг осенью 1943 года Фридриха призвали в Армию. Ей было очень трудно расставаться с ним, чувствовала, что видится с ним в последний раз. Крепко вцепившись ему на шею, не хотела отпускать от себя. А в декабре 1944 года родители Фридриха получили извещение о его гибели.
В это время Эльзу будто молнией сразило. Ею овладел какой-то жуткий, необъяснимый страх. По ее телу побежали мурашки и оно, как будто застыло. Рекс, тоже почувствовав это, вскочив с места и глядя в сторону реки, стал рьяно лаять. Эльза хотела убежать, но ноги ее не слушались, они словно окаменели. Руки и тело стало само дрожать, и ей стало невыносимо холодно. Она стала медленно поворачивать голову в сторону реки. Страх того, что обернувшись, увидит направляющихся в ее сторону дезертиров или беглых заключенных из концлагерей овладел ею. Но, когда все-таки повернувшись, не увидела никого, кроме несущихся с гор бурлящих потоков реки, немного успокоилась. Медленно привстав с места, стала оглядываться по сторонам, ниже и выше течения реки и, не увидев никого, стала быстро собираться. Но Рекс все еще не унимался, и неистово лая, рвался к реке. Как бы она не пыталась его угомонить, пес ее не слушался. Тогда Эльза его развязала, и Рекс с ужасным лаем умчался к реке. Пробежав метров пятьдесят, он, остановившись у небольшого камня на берегу, схватив что-то своими челюстями, пытался разорвать. Эльза, взяв с подводы двустволку отца, направилась к нему. Когда до пса оставалось шагов десять, она с ужасом заметила, как Рекс, схватив кого-то за локоть зубами, пытался загрызть. Схватив собаку за ошейник, ей с трудом удалось оттащить его от несчастного. Затем, отведя собаку к подводе и привязав за нее, с палкой в руке вернулась к тому лежащему на берегу реки человеку. Она ткнула палкой несчастного по боку несколько раз, но тот не подавал признаков жизни. Тогда Эльза осторожно, схватив его за руку, попыталась перевернуть несчастного на спину, так как тот лежал лицом вниз. Когда ей это все-таки удалось, ужаснулась от увиденного зрелища. С ног до головы у этого несчастного не было живого места. Эльза, обернувшись к реке, не могла поверить тому, что с ним это сделала река. Затем вновь взглянув на неподвижно лежащего человека, увидела его раны, разбитое и опухшее лицо с отекшим глазом, перебитые руки и ноги. Вот тогда она поняла, что этого несчастного жестоко пытали, а затем, наверное, бросили в реку.
Эльза попробовала осторожно дотронуться до его тела. Оно было холодным и практически безжизненным. Убрав свою руку, ей стало страшно, и захотела убежать, оставить его здесь. Как только об этом подумала, ее вдруг осенило. Сумеет ли она после этого жить, оставив живого человека умирать у реки. Быть может Господь дает ей испытание и не случайно, наверное, она оказалась здесь и сейчас. Если поможет ему, господь смилостивится и кто-нибудь поможет ее брату Арнольду в трудную минуту. Размышляя над этим, Эльза решилась помочь несчастному и выходить его, поставить на ноги.
Но для этого, ей сначала надо было дотащить его до своей подводы. А сделать это хрупкой и молодой девушке будет архисложно. Берег реки от того места где находился раненный до песчаного кряжа был устлан камнями, зарытыми в ил, где на половину, а где на четверть. Из-за этого по берегу реки не то, что кого-то тащить волоком, самому бы добраться, не падая. Эльза сперва попробовала его за рукав потянуть. У нее из этой затеи ничего не вышло. Тогда, вернувшись к подводе, оставив ружье, взяла из него веревку, одеяло и две длинные сосновые палки, и отнесла их к раненному. Затем вновь вернулась к подводе. Развязав Рекса и держа его за поводок, взяла армейский ремень брата и пошла обратно. Рекс, подойдя ближе к раненному, рыча, попытался схватить несчастного за рукав. Эльза, сильно вздернув за ошейник, скомандовала, – Фу, Рекс, лежать! – Пес, подчиняясь ее командам, немедленно лег на песок.
Как только Рекс успокоился, Эльза, сложив одеяло вдвое, постелила его с боку раненного. Затем осторожно взяла его за руки и стала тянуть к одеялу. Тут он впервые застонал от боли. Эльза сразу же его отпустила, чтобы дать ему возможность перевести дух. Когда раненный вновь замолчал, она стала потихоньку тянуть. Только с третьей попытки ей удалось уложить несчастного на одеяло. Затем подложив с двух сторон сосновые палки, намотала на них края одеяла, и осторожно просунув веревку под одеялом, сильно привязала его. Осторожно приподняв сначала одну сторону палки, поставила его на короткую рогатину, а затем и вторую. Потом привязав на конце палки армейский ремень брата, сделала из него подобие хомута. Когда все было готово, подвела к хомуту Рекса и накинула на его шею. Ухватившись одной рукой за ошейник, а другой за конец палки, скомандовала,
– Вперед Рекс, домой, – и собака, скуля и визжа, начала медленно тянуть несчастного к подводе. Упираясь на обе ноги, Эльза тоже помогала Рексу.
Когда им удалось дотащить его до подводы, перед ней стал вопрос, а как его теперь загрузить на нее? Ведь это не хворост и не дрова, и он, наверное, весит не менее 80 кг. Падая от усталости, Эльза села возле камня, где недавно обедала. Проведя своей рукой по лицу, стала оглядываться по сторонам, высматривая подходящее место, откуда можно было загрузить раненного на подводу. В десяти метрах от себя увидела небольшой откос, внизу которого было ровное место, куда можно было поставить подводу. Выгрузив из подводы дрова, оттащила его на низ выступа. Затем, вместе с собакой стала тащить раненного к выступу. Осторожно, чтобы не сорваться вниз, сантиметр за сантиметром, загрузила его на подводу. Потом, подогнав подводу к тому месту, где выгрузила с него дрова, стала их осторожно, не задевая раненного, загружать обратно. Дрова ей были нужны, но самое главное, ими надо было спрятать его от посторонних глаз. Даже если его не найдут военные, местные люди могли убить, потому что каждая семья на этой войне потеряла своих близких. Причем большинство из них погибли на Восточном фронте, воюя с Красной Армией, а он был ее бойцом.
Уже затемно, Эльза добралась до дома. Выгрузив дрова у сарая, и убедившись в том, что вокруг никого нет, подвела подводу к ступеням. Развернув ее тележкой к дому, ужаснулась тому, что фундамент был слишком высок, и Рекс здесь ей не помощник. Немного поразмышляв, вспомнила о досках в сарае, которые когда то принес брат Арнольд. Сходив за ними, по одной принесла три доски. Осторожно положив один конец доски на подводу, а другой конец подвела к порогу двери. Развязав веревки, привязанные с двух его сторон, убрала палки. Затем, ухватившись за концы одеяла, стала тащить его по доскам. Изнемогая от усталости, потратив немало сил, Эльзе удалось дотащить раненного до комнаты Арнольда. Затопив печку и поставив воду на нее, стала снимать с него одежду. Из-за того, что на ранах кровь запеклась, гимнастерка его прилипла к телу. Эльза взяла ножницы и стала срезать ему одежду на тех местах, где она была свободна. Сходив на кухню и взяв чайник теплой воды и тазик, вернулась в комнату. Налила в тазик теплую воду с мылом и положила туда несколько кусочков тряпок. Затем одну за другой, эти тряпки, не выжимая наложила на раны, где запеклась гимнастерка. Раненный тут же застонал, наверное, мыльная вода, попавшая ему на раны, стала жечь. Удалив с его тела все куски гимнастерки, она заменила воду в тазике и стала смывать песок и грязь с его тела. Полностью очистив его и осторожно приподняв, уложила на кровать. Затем обработала его раны спиртом и йодом, перевязала их, и укрыв теплым одеялом, пошла на кухню. Поставив большую кастрюлю на плиту, принесла с кладовки накануне зарубленного петуха, налила воду и положила в нее. Через час с небольшим куриный бульон был готов. Переставив его на край плиты, вместо кастрюли поставила чайник. И тут больной стал стонать. Услышав его стоны, Эльза побежала к нему. У больного был сильный жар, а бинты на ранах были красные от крови. Она осторожно сняла повязку, обработала ему рану и вновь перевязала его. Потом сходила на кухню, и набрав в миску куриного бульона, вернулась к нему. Подложив под голову больного еще одну подушку, приподняла его, и осторожно остужая, стала ложка за ложкой поить. Когда больной поел, она убрала вторую подушку, и он уснул. Вернувшись на кухню, налила себе куриного супа и тоже стала ужинать. Затем покормила Рекса, взяла матрац и одеяло из своей комнаты и постелила себе на полу возле больного.
Только-только она стала засыпать, как больной вновь стал стонать. Быстро вскочив с места, и намочив тряпку в холодной воде, положила ему на лоб, разбавила таблетку от температуры в воде и напоила его. Через десять минут он замолчал, но ненадолго. Так они почти до утра не сомкнули своих глаз, он от боли стонал, а она ухаживала за ним. И только тогда, когда на улице стало светать, возможно, от усталости они оба крепко уснули.
Ближе к обеду больной вновь стал стонать. Эльза, тут же растопив печку, поставила на плиту кастрюлю, чтобы разогреть бульон. Когда нагрелся, стала вновь его кормить. Оттого что губы и язык были опухшие и передние зубы отсутствовали, Эльзе пришлось самой прожевывать мясо птицы и класть ему в рот
Так в бреду и в агонии, то бросая в жар, то в холод, он провел еще несколько дней. На пятые сутки Эльза заметила, как он в бреду, сквозь прищуренные глаза, смотрел на нее и о чем-то бормотал на своем языке.
– Еглама, азизим Фарида, еглама…, – и пытался приподнять свою руку. Эльза, взяв его за руку, помогла ему. Он пытался дотронуться до ее щек, поняв это, она нагнулась. Почти незаметно поглаживая ее, он вновь повторял, – Еглама, азизим Фарида, еглама ( Не плачь родная Фарида, не плачь…). Будто понимая его, Эльза тут же заплакала и не понятно от чего, слезы сами наворачивались к ее глазам. Все ее попытки их остановить были тщетны, они вырывались из ее груди. Не в силах более терпеть этого, осторожно опустив его руку, выбежала на улицу. Добежав до самой окраины своего луга, рухнула на землю. Холодная земля пронзила все ее тело, но Эльза этого не замечала. Не понимая что с ней происходит, неистово рыдала. Затем, встала на колени, взглянула на небеса, и вытянув свои руки вверх, во весь голос прокричала,
– О Господи, за что, за что мне эти мучения?
Опустив свои руки к земле, так и рыдая, просидела еще некоторое время. И только тогда, когда ее тело насквозь от холода продрогло, она начала приходить в себя. Собравшись с мыслями встала с места, и прижав свои руки к груди, направилась в сторону дома. А ее подопечному стало очень плохо, раны его сильно воспалились и гноились. Видя его состояние и не в силах ему помочь, Эльза впала в отчаяние…
ГЛАВА 16. Признание
Когда доктор Штаубе вышел на улицу, Эльза с Луизой, обнявшись, сидели на лавке и о чем-то усердно разговаривали. Они не заметили того, как к ним подошел доктор. Увидев его, Эльза вскочила с места, а доктор ее остановил,
– Сидите, сидите дорогая Эльза, – а затем подсев рядом, – вашему подопечному стало гораздо лучше. Теперь могу точно вам сказать, он идет на поправку и ему уже ни что не угрожает. Подтверждение моих слов то, как он крепко спит. Если вы позволите, я который день не был дома. Да и в госпитале, наверное, меня уже потеряли, я должен сходить и туда. Завтра утром, возьму необходимые лекарства и приду, а Луиза останется с вами и поможет, – тут в разговор вмешалась Луиза,
– Папа, простите меня, пожалуйста, я, услышав радостную весть о брате, совершенно забыла Вас предупредить. На следующий день, как Вы ушли с фрау Эльзой, приходили за Вами из госпиталя. Они Вас искали. А в тот день, когда я шла сюда, госпиталь эвакуировали в Германию. Говорят русские вот-вот будут здесь.
– Ну, что ж, тогда задача упрощается, я смогу немного отдохнуть. Ты, родная оставайся и помоги Эльзе с больным.
– Нет, нет доктор, пусть Луиза тоже пойдет домой и отдохнёт, не волнуйтесь, я справлюсь, – попыталась ему возразить Эльза.
– Я знаю, что говорю. Луизе будет гораздо приятнее и интереснее здесь рядом с вами, чем со мной, ворчливым стариком, – сказав, доктор пошел домой.
Саидходжа быстро шел на поправку, уже на третьи сутки он самостоятельно сидел на кровати и кушал сам. Отеки на лице спали, а язык полностью восстановился, и его речь стала более понятной. Через неделю, облокотившись на плечи Эльзы, он стал выходить на террасу, а еще через две Саидходжа ходил самостоятельно. Эльза, Луиза и он так сильно подружились между собой, что ни на минуту не расставались. Хотя раны Саидходжи и зажили, но иногда, особенно когда портилась погода, они напоминали о себе. Так прошел еще месяц, к тому времени война почти закончилась. До падения Берлина оставались считанные дни.
Однажды утром, войдя в комнату Саидходжи, Эльза его там не обнаружила. Раньше такого с ним не случалось. Испугавшись того, что он ушел, она выбежала на улицу. Со стороны сарая ей послышались какие-то стуки. Подойдя туда, увидела, как полураздетый Саидходжа колол дрова.
– Оденься, не то простынешь, – сказав, улыбаясь, подошла к нему. Затем, – тебе рановато делать физические упражнения, твои ребра еще не восстановились, – продолжила. И протягивая ему небольшой пенек, – сядь, отдохни немного, – сказав, сама уселась рядом.
– Саид, я долго не решалась спросить у тебя. Если ты позволишь, можно? – смущаясь, спросила она.
– Да, конечно, у меня от тебя нет тайн.
– Ты, когда бредил и был бес сознания, часто произносил имя, Фарида. Кто такая Фарида, твоя девушка, а может быть жена?
– Жена, – опуская голову, ответил он.
Услышав это, Эльза, тут же отвела от него свои глаза. Тело ее задрожало и ей стало плохо.
– Мы с ней поженились за три дня до войны, а на четвертый день меня призвали в Армию. Через год, родители моего друга написали мне, что во время родов, она, обрезав пуповину сына и укутав его, сама умерла от кровотечения. Рядом никого не оказалось. А на следующий день соседи, услышав, плачь ребенка нашли её. Сына сдали в детский дом, а жену похоронили. Я не знаю где мой сын, что потом с ним случилось, надеялся после войны его разыскать, – В это время глаза Саидходжи покраснели. Эльза, слушая его рассказ давно уже плакала. Как только Саидходжа закончил говорить, она тут же прижалась к его груди. В это время с хохотом к ним подошла Луиза.
– Я что-то пропустила? А ну-ка признавайтесь? – но тут, увидев их глаза, – Ой, простите меня. А, что случилось? – извиняясь, спросила она.
– Нет, нет, дорогая Луиза, ты здесь ни причем, мы просто вспомнили прошлое. Это ты прости нас за нашу минутную слабость, – сказал ей Саидходжа, – мы всегда рады видеть тебя у нас.
– Тогда я пришла к вам сообщить одну новость, кого это обрадует, а кого огорчит, решите сами. К нам домой приходил бургомистр и сообщил о том, что в наш дом заселят трех красноармейцев из госпиталя.
– Когда, – спросил у нее Саидходжа.
– Сегодня вечером. А что, ты не рад этому?
Эльза, тут же взглянула на него и занервничала. Крепко прижимая ее к груди и успокаивая, Саид попросил Луизу,
– Луиза, родная. Быстро беги домой и приведи к нам отца. Это очень важно.
Видя, с каким волнением, он произносит эти слова, Луиза побежала домой.
Через полчаса доктор Штаубе, толи от того, что бежал, или от волнения, испугавшись за них, прямо с порога еле-еле выговорил,
– Что вами случилось, где болит? – Говоря, стал щупать Саидходжу.
– Со мной все в порядке, – предлагая ему стул, – прошу Вас, присядьте, пожалуйста, – сказал он. А затем, – Эльза родная, принеси, пожалуйста, доктору воды, пусть он переведет дух.
Выпив воды, доктор, – говорите, я спокоен. Если и дальше будете меня держать в неведении, мне будет хуже.
– Дорогой дядя Карл, когда-нибудь придет время, я Вам обо всем расскажу, это очень длинная история. Я не дезертир, не предатель, в этом Вы можете быть уверенными. Но обстоятельства сложились так, что у меня не было другого выхода, кроме побега. Если кто узнает о том, что я жив, поверьте, те люди, которые меня пытали, будут здесь. Я раньше говорил Вам, меня заберут, а Вас они убьют. Если Ваши постояльцы узнают обо мне, они должны будут доложить своему начальству. А те в свою очередь доложат в особый отдел, откуда я сбежал. Для меня обратной дороги нет, меня там никто не ждет. Если Эльза позволит, я останусь с ней.
Услышав эти слова, Эльза, выронила стакан с рук и кинулась к нему в объятия.
А доктор, взглянув на Саидходжу, сказал
– Я вас понял любезный мой друг. За то время, которое я вас знаю, у меня выработалось определенное мнение по отношению к вам. И поверьте, оно объективное. Вы очень добропорядочный и хороший человек и меня в этом никто не переубедит. А вам милая фрау, – обращаясь к Эльзе, – если помните, говорил, о том, что Господь вас не оставит. Вот видите, я оказался прав. Мы с дочкой очень рады за вас, и надеюсь, вы скоро пригласите нас на свою свадьбу. Любовь, мир, согласие вашему дому. Нам пора, наверное, постояльцы уже ждут нас, с вашего позволения мы пойдем.
Проводив доктора и Луизу, Саидходжа с Эльзой обнявшись, вошли в дом. Так прижавшись, они провели еще некоторое время. Оба не решались начать разговор, ведь сегодня они впервые чувствовали друг друга. Им хотелось так многое сказать обоим, но нужных слов не находили. Молчание нарушил Саидходжа,
– Милая, родная Эльза. Я мусульманин и никогда не откажусь от своей веры. Ты католичка, и я не вправе требовать у тебя отречения. Я знаю, что люблю тебя и не представляю свою жизнь без тебя. Надеюсь, Всевышний простит меня, надеюсь, и твой бог не будет против и не прогневается, прошу тебя, выходи за меня замуж.
Эльза, услышав его слова, ничего не отвечая, своей ладонью прикрыла его губы и затем крепко сама прильнув к нему своими губами, тихо произнесла, – Да, я согласна…
ГЛАВА 17. Пути господни неисповедимы
Когда доктор Штаубе и Луиза вернулись домой, их у дома ожидали три советских офицера из оккупационных войск. Капитан, сидевший на ступенях крыльца, по-немецки спросил,
– Вы доктор Штаубе?
– Да, это я, а эта девушка моя дочь Луиза, – ответил ему доктор.
– Очень приятно, мы от бургомистра. Я капитан Соколов Игорь, а эти старшие лейтенанты Уваров Дмитрий и Нефедов Николай.
Открывая дверь, доктор предложил,
– Прошу вас, проходите в дом, господа. – Зайдя домой, доктор попросил дочку,
– Луиза, родная, накрывай на стол, возможно господа офицеры проголодались, а я покажу им дом. Или вы предпочитаете отдохнуть?
– Мы только что выписались из госпиталя, мои товарищи, наверное, пойдут отдыхать, а я пожалую с вами пройдусь.
Бывалый разведчик по привычке должен был осмотреться вокруг.
– Тогда позвольте, я провожу ваших товарищей в их комнаты и сразу же вернусь.
Пока доктор устраивал Нефедова и Уварова, Соколов не дожидаясь его, пошел осматривать дом. Войдя в одну из многочисленных комнат, он оказался в кабинете доктора. Три стены кабинета были уставлены шкафами, набитыми доверху книгами. У окна стоял огромный дубовый стол ручной работы, по бокам, которого находились добротные, резные, ручной работы кресла. В это время в комнату вошел хозяин,
– А, вы здесь, господин офицер? Я вас уже было потерял. Ну, как вам мой кабинет, понравился?
– Да, очень уютно, и знаете, находясь здесь, чувствуешь себя как будто не было войны. Великолепная обстановка и спокойствие, не хочется уходить.
– Вы правы, бог миловал наш городок, и война прошла стороной от него. Хотя я потерял свою жену в Берлине, во время бомбежки.
– А в вашей семье кто-нибудь воевал?
– А как же, сын Герхард,
– И где же, если не секрет?
– Скрывать мне нечего, на восточном фронте. Он, так же как и я, врач, хирург. Последнее письмо от него я получил в 1943 году из Сталинграда.
И тут капитан увидел на столе извещение от командования немецкой Армии, где говорилось о том, что во время бомбардировки погиб.
– Он, значит, погиб?
Доктор чуть было не сказал, что нет, он жив. Но в последний момент вспомнил просьбу Саидходжи.
– Надеюсь, нет, и жив,
– А извещение?
– Извещение одно, но ведь его никто не видел мертвым. Значит, он, возможно, остался жив, и я хочу в это верить. Пусть даже он попал в плен, я хочу в это верить.
– Вы оптимист, оказывается…,– не договорив, Соколов увидел на столе фотографию Герхарда, и, схватив его, спросил у доктора, – извините доктор, а кто это на фотографии?
– Это и есть мой сын Герхард, а что случилось?– взволнованно спросил он,
Еще немного подержав фотографию в руке, затем положив на стол, Соколов, обернувшись, взяв доктора за плечи, усадил в кресло.
– Ну-ка отец, присаживайтесь, и держитесь крепче за спинки кресла, я скоро вернусь, – сказав, вышел из кабинета.
Через пару минут, держа в одной руке графин с водой, а в другой ведя Луизу со стаканами в руке, вошел в кабинет. Налив в стаканы воды, протянул им. Доктор тут же ему возразил,
– Я не хочу пить, в чем дело?– А Соколов не унимаясь,
– Держите, держите. Она вам сейчас понадобится, когда услышите новость, которую я вам скажу. Ну, вы готовы, услышать ее?
– Да,
Доктор и Луиза напряглись, хотя вид капитана сулил им хорошую весть. Капитан взял в руки фотографию Герхарда, и повернувшись лицом к ним, торжественно произнес,
– Уважаемый доктор Штаубе, Луиза. Ваш сын и ваш брат Герхард жив, и если не ошибаюсь, он еще пока здесь, недалеко от вас.
Как и предполагал капитан, они, залпом выпив воду, вскочили с кресел,
– Как, где, не может быть?– Схватили за руку капитана.
– Может, еще как может, – обнимая их обоих, сказал капитан. – И надо же, такому случится. В январе 1943 года, в городке Калач, под Сталинградом, среди развалин госпиталя, именно я его нашел. Он был без сознания и лежал на носилках.
Капитан рассказал им, как его нашел. Как приказал двум бойцам отнести его в госпиталь. Как особист хотел его бросить в яму к остальным погибшим немцам, а капитан Кондратьев не дал ему этого сделать. Затем Герхард, придя в себя, спас его друга Саидходжу и начальника штаба Армии генерал лейтенанта Комарова, который в последующем прогнал особистов.
– Дорогой доктор, в этой истории есть и грустная сторона. Когда в госпиталь попала авиабомба, я не знаю, как ваш сын оказался на носилках. Вот когда мы его нашли, он был придавлен козырьком входа госпиталя. Наверное, вследствие взрыва, а может быть из-за попадания на него обломков здания, ваш сын потерял память. Мы его называли доктор Ганс.
– О Боже, – воскликнул доктор.
– Но это не столь страшно и не столь важно. Главное ваш сын Герхард жив, и вы правы, он – великолепный хирург, спас немало жизней. Память рано или поздно восстановится и он вспомнит вас, не так ли?– успокаивая, спросил капитан.
– Да, конечно, главное он жив и вы сказали где-то рядом. Мы можем его увидеть?
– Я сказал, был,
– Почему был и где он сейчас?
– Меня выписали неделю назад, тогда госпиталь где служил ваш сын Герхард, готовился к передислокации.
– Как понять к передислокации и куда он готовился отправиться?
– В Манчжурию, это в Китае, на войну с Японией.
– На какую войну, ведь война уже закончилась?
– Вот видите доктор, я не должен был вам об этом говорить. Это, по крайней мере, еще тайна, хотя все об этом знают и говорят.
– И что мы не увидим Герхарда?
– Я вам не советую этого делать. Потому что война еще не завершилась, а следователи особого отдела не сидят без дела, они везде рыскают. Я уверен в том, что наблюдение за вашим сыном они еще не сняли. Дайте вы им только повод, и Герхард окажется в их застенках. Тем более если узнают, что он майор Германской Армии и у него где-то рядом есть родственники…
– О, боже, – восторгался доктор.
– Это очень опасно и пока ни к чему. Завтра утром я схожу в госпиталь. Если Герхард еще не уехал, постараюсь придумать, как его привести к вам. И еще, о нашем разговоре и о том, что вы услышали здесь, ни слова в присутствии Уварова и Нефедова. Незачем нам лишних ушей, они могут проболтаться, хорошо?
– Да, да, конечно. Как скажите, господин капитан. – А затем, спросил у дочери, – Луиза, родная, гости, наверное, уже проголодались, у тебя все готово, можно их звать к столу?
– Да, папа, стол уже накрыт, можете звать,
– Тогда, господин офицер, зовите своих товарищей к столу, – и тихо добавил, – отметим нашу тайну.
– Луиза, прошу вас, вы идите и зовите моих друзей к столу, а мне надо поговорить с вашим отцом.
Как только Луиза скрылась за дверью, капитан продолжил,
– Простите, пожалуйста, дядя Карл, я могу вас так звать.
– Да, конечно, господин офицер,
– Так вот, по поводу господина. Отныне вы должны меня звать по имени Игорь.
– Но…,
– Да, по имени.
– Но ваши друзья…,
– И их будите звать по имени. Когда Герхард спас моего самого близкого друга, даже нет, Саид был для меня как брат. Так вот, я когда навещал его в госпитале, встретился с Герхардом. Он, узнав о том, что это я его нашел, предложил быть друзьями. С тех пор мы втроем пообещали друг другу сохранить нашу дружбу до конца. К сожалению, Саид погиб, у меня остался теперь только Герхард.
– А Саид, он что, не русский?
– Азиат, узбек, вы про Узбекистан когда-нибудь слышали?
Тут доктор сразу понял о ком идет речь и, видя, как переживает капитан, чуть не проговорился, что он жив,
– Нет, не слышал, а ваш друг давно погиб?
– В начале весны, несколько разведгрупп ходили в рейд в ваших краях. Когда группа Саидходжи вместе с десантным батальоном возвращались на базу, напоролись на засаду. Все, кто был там, погибли.
– Вы не допускаете, может жив ваш друг Саид?
– Нет, я знаю точно, Саид погиб. Если это было не так, он давно бы дал о себе знать.
– А может он находится в госпитале, и не может сообщить о себе?
– Нет, Саид жилистый. Если был бы ранен, он давно выкарабкался бы, значит он погиб.
– Не теряйте надежду. Я верил, что мой сын не погиб, и вот вы мне об этом сказали. Может и ваш друг жив и вы, когда-нибудь, встретитесь с ним.
– Если бы это было так. Пойдёмте дядя Карл, нас, наверное, уже заждались…
На следующее утро, как и обещал, капитан Соколов сходил в госпиталь. Но ему там сказали, что доктор Ганс с начальником медицинской службы армии генерал лейтенантом Романовым уехали в штаб Армии. Вернувшись обратно, Соколов позвал к себе доктора.
– Госпиталь еще здесь, радуйтесь отец, возможно, вы скоро встретитесь с сыном. Он с начальником госпиталя поехал в штаб Армии, приедут завтра вечером. А послезавтра я схожу за ним.
– Дай бог, этому случится,– обнимая Соколова, сказал доктор…
ГЛАВА 18. Отчаяние от безысходности
В то же самое время, когда капитан Соколов рассказывал доктору и Луизе об их брате, Герхард прогуливался по родному городку. Когда он с генералом Романовым поехал в штаб Армии, проезжая мимо костёла, он воскликнул,
– Мне кажется, я знаю этот костёл.
Генерал тут же приказал водителю остановить машину. Выйдя из нее, он предложил Герхарду сходить туда. Вернувшись, Герхард, прислонившись руками на крышу машины, опустил на них голову.
– Что, сынок, не узнал?
– К сожалению, нет, товарищ генерал. Все вокруг знакомо, мне кажется, я здесь бывал, но не могу вспомнить.
– Заешь что, Ганс, в штаб я съезжу сам, а ты с бойцом пройдись по городу, может, вспомнишь. – Затем обратившись к сержанту, – Сопроводи военврача, головой отвечаешь за него.
– Слушаюсь, товарищ генерал лейтенант, – ответил ему сержант.
Когда генерал отъехал, Герхард пошел в противоположном направлении. Идя по улицам Зальцбурга, какое-то необъяснимое чувство овладело им. Вокруг все то, к чему он обращал внимание, ему казалось близким и знакомым. Внутренний голос все повторял, – взгляни туда, взгляни сюда, видишь то или это. Переосмысление всего этого было ему труднее и труднее. Голова раскалывалась и сильно закружилась, в ушах стало звенеть. В этот момент в голове раздался ужасный грохот и он, схватившись за нее обеими руками, с криком сел на корточки. Сопровождавший сержант, тут же схватив его за подмышки,
– Товарищ военврач, что с вами, вам плохо? – волнуясь, спросил,
– Нет, нет, со мной все в порядке. Просто голова закружилась, наверное, это последствие контузии. Давайте вернемся обратно в госпиталь, – предложив сержанту, Герхард направился в сторону госпиталя. Не знал тогда Герхард того, что в нескольких шагах от них находится его дом, где его ждут отец с сестренкой.
