Текст книги "Отшельник"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

–  Это тебе только кажется, что он безоружный. Просто у него другое оружие, и оно опаснее, чем твой карабин. Он тебя этим оружием в постоянном страхе держит, а ты говоришь – безоружный… А если бы он в тайге ствол на тебя наставил?

–  Тогда – другое дело. Но он же не наставляет, – Афанасий пожал плечами.

–  Однако потому и не наставляет, – передразнил я его, – что знает. Знает, что тогда ты его пристрелишь. А ведь он у тебя жизнь крадет. Понимаешь?

Афанасий задумался, потом глубоко вздохнул и ответил:

–  Однако понимаю.

Я посмотрел на Семена и спросил:

–  А ты что скажешь?

Семен нехорошо усмехнулся и ответил:

–  А что тут говорить? Я таких, как этот Ловушко…

И он замолчал.

–  Ну-ка, ну-ка, что ты таких?

–  Неважно, – ответил Семен, но по его лицу я понял, ч т о он делал с такими, как майор Ловушко.

–  А тебя, наверное, и посадили за то, что ты таких, как он, гасил?

–  Возможно, – ответил Семен и закурил, – возможно…

–  А что, – я оглядел сидевших за столом, – у нас нормальная компания подобралась! Беглый каторжник, неудачливый организатор водомоторного клуба, следопыт, которого шантажирует майор внутренних войск, один только я – добропорядочный американский бизнесмен.

При этих словах Семен бросил на меня быстрый взгляд, и я спросил:

–  Что-нибудь не так?

Он поморщился и ответил:

–  Sounds good

Хорошо звучит… (англ.)

.

У меня аж челюсть отвисла, но я не растерялся:

–  So what

И что? (англ.)

?

–  А ничего, – ответил Семен, – я тебя хоть всего вторые сутки вижу, но в эту компанию ты вполне вписываешься.

–  Что ты имеешь в виду? – я сделал удивленный вид.

–  Да ничего особенного, – сказал Семен, – замнем для ясности. А если хочешь поговорить, то потом, не сейчас.

–  Ладно… Ну, как там твоя нога? – я резко перевел разговор на другую тему, – Я вижу, с палкой ты уже вполне?

–  Вполне, – согласился Семен, – глядишь, через два дня и на самом деле прыгать буду.

–  Вот и хорошо, – сказал я, – Афанасий, зови Макара.

Афанасий посмотрел на меня и мрачно сказал:

–  Однако, Макар ничего не знает.

–  И не узнает, – пообещал я ему.

Потом посмотрел на Семена и Тимура и спросил:

–  Не узнает, верно?

Оба кивнули, и Афанасий, повернувшись к сараю, позвал:

–  Макар, иди сюда!

Макар вышел во двор, и я сказал:

–  Садись к столу. Чапай говорить будет.

Он присоединился к нам и я, налив себе душистого чаю, спросил:

–  Скажи, Афанасий, Семен действительно через два дня сможет хорошо ходить?

–  Однако сможет, – уверенно ответил следопыт.

–  Хорошо. Дорогу до зоны знаешь?

–  До какой? Их тут много.

–  До той, откуда Семен ноги сделал.

–  Знаю, – ответил Афанасий, и в его глазах мелькнуло что-то странное.

Я внимательно посмотрел на него, но загорелое лицо, покрытое множеством мелких морщинок, было бесстрастным.

Помолчав, я отхлебнул чаю и объявил:

–  Через два дня на третий мы идем к зоне. Посмотрим, что там делается.

Тимур удивленно посмотрел на меня, Афанасий и Макар послушно кивнули, а Семен только крякнул и сказал:

–  Взорвать бы ее на хрен…

А я подумал: интересно, что он еще знает, кроме английского языка?

Часть вторая
НЕДОЛГО МУЗЫКА ИГРАЛА…
Глава первая
ЗНАХАРЬ, ТЕБЯ ОГРАБИЛИ!

Мы лежали в кустах, на опушке леса, и в сотне метров перед нами из тумана выплывали столбы, меж которыми была туго натянута колючая проволока. Где-то на краю памяти зашевелились неприятные воспоминания об Ижме, но я без особых усилий загнал их на место, чтобы не мешали в такой ответственный момент.

Посмотрев в бинокль, я увидел, что проволоки было три ряда, и в среднем ряду белыми бобышками светились фарфоровые изоляторы. Значит, там имелось электричество, и оно наверняка было опасно для жизни. Но нас это не касалось никак, потому что мы вовсе не собирались брать зону штурмом и ложиться на проволоку грудью.

Я повел биноклем и увидел вышку, на которой под остроконечным навесом торчал солдат с автоматом. Метров через тридцать была еще одна вышка, потом еще, а остальные скрывались в тумане, но то, что зона охраняется как следует, было очевидно. Афанасий привел нас к зоне с подветренной стороны, поэтому, если там были собаки, они не должны были учуять нас. Сам бы я до такого не додумался, а ведь элементарная вещь… Вот что значит – быть горожанином.

Прошло полчаса, но никаких движений в зоне не происходило, и это уже начало мне надоедать. Я повернулся к Афанасию и прошептал:

–  Тут имеется какая-нибудь дорога, по которой вертухаи выходят из зоны?

–  Однако есть, – ответил Афанасий.

–  Веди нас туда, – распорядился я, – будем языка брать.

–  Что? – не понял он.

–  Пленного брать будем.

–  А-а-а… Тогда лучше на дороге к офицерскому городку.

–  Давай.

Афанасий кивнул.

Мы поднялись на ноги и, пригибаясь, направились в лес. Отойдя метров на сто, я оглянулся и увидел, что зона пропала, будто ее и не было. Теперь можно было нормально разговаривать, чем я сразу и воспользовался:

–  Значит, так. Афанасий ведет нас туда, где мы сможем захватить какого-нибудь офицера с зоны. Берем его без шума и пыли и уводим в тайгу. Там допросим. Я хочу знать все, что здесь происходит.

–  Так он тебе и расскажет, – Семен с сомнением покачал головой.

–  Мне – расскажет, будь уверен, – ответил я, – и не такие рассказывали. Они же герои только на зоне, где зеки под автоматами ходят, а на воле – дерьмо собачье.

Семен опять покачал головой, но ничего не сказал.

–  Все, пошли, – скомандовал я, и наш небольшой отряд направился вслед за Афанасием, который ориентировался в сумерках не хуже, чем ясным солнечным днем.

Минут через двадцать мы вышли к узкой лесной дороге, и, выбрав такое место, где она хорошо просматривалась в обе стороны, я сказал:

–  Здесь.

Мы остановились и, хорошенько осмотревшись, залезли в кусты.

–  Эх, закурить бы… – мечтательно прошептал Тимур.

–  Я тебе закурю! – пригрозил я ему.

Тимур сделал вид, что испугался, а Семен снял с плеча карабин и положил его перед собой.

–  Ни в коем случае, – сказал я, увидев это, – оружие у нас только для самой безвыходной ситуации. Ты представляешь, что начнется, если здесь прозвучит выстрел? Да они нас загонят, как кроликов. Подъем, тревога, оружие к бою, а ведь их тут наверняка целая рота. А нас всего пятеро. Тут нас и похоронят.

–  Понял, – ответил Семен и с сожалением посмотрел на карабин.

В это время в тумане послышались голоса – и мы замерли.

Из-за поворота показались две смутные фигуры, потом они приблизились, и мы увидели двух совершенно пьяных прапорщиков, которые, поддерживая друг друга, спорили о чем-то.

–  … а я тебе говорю – двойная!

–  А ни хрена она не двойная, – радостно возразил другой и громко икнул.

–  Ну, как же не двойная, – возражал ему первый, – у нее еще загиб такой спереди.

–  Ну и что, что загиб? У них у всех загиб.

–  А вот не у всех! Ты у Петренко посмотри, у него и загиб есть, а не двойная.

–  Ха! Да он сам отковырял, вот она и не двойная!

–  А должна быть двойная. Если капитан увидит, он твоему Петренке голову отвернет.

–  Не отвернет, у капитана у самого не двойная, потому что он тоже оторвал.

Я поднял указательный палец и отрицательно покачал им. Только этих двух идиотов нам и не хватало для полного счастья. Прапорщики благополучно удалились, продолжая спор о вещах, недоступных нам, простым штатским, а мы стали ждать дальше.

Следующей по дороге прошла корявая баба в военной форме, которая вполголоса спорила с кем-то невидимым и, судя по ее репликам, одерживала в этом споре убедительную победу. Потом, подскакивая на рытвинах, проехал грузовик, в кузове которого болтались два солдатика, и, наконец, из тумана показалась одинокая мужская фигура, которая не качалась и не разговаривала сама с собой.

Рослый мужчина в форме уверенно шагал по дороге.

Знаков различия видно не было, но по походке было ясно, что это не какой-нибудь задрипанный прапорщик. Я подал знак, и мы приступили к выполнению плана, который разработали еще дома.

Афанасий встал и, закинув ружьишко за спину, вышел на дорогу.

Увидев его, военный замедлил шаг, но, приглядевшись и разобравшись, что перед ним всего лишь обычный абориген-охотник, подошел к Афанасию поближе и остановился.

–  Я вижу, вы не понимаете по-хорошему, – начальственно сказал он, и вдруг Семен больно сжал мой локоть.

Я едва не вскрикнул, а он прошептал, дыша мне прямо в ухо:

–  Это Штерн. Я сам.

И, ловко извиваясь, отполз в сторону.

–  Ну, что ты молчишь, чурка таежная? – напористо продолжал Штерн, – сказано ведь было – не приближаться к зоне. А вы все шастаете тут. Ты знаешь, что недавно побег был? А может быть, ты к нему причастен? Вот я сейчас возьму и арестую тебя, и мы разберемся как следует, что тебе здесь нужно!

Афанасий стоял перед ним понурив голову и что-то бормотал.

–  Что ты там сопли жуешь? Какой еще зверь? Зверя в тайге полно, а вы все сюда пробраться норовите. Не-е-ет, надо с вами разобраться.

Штерн помолчал немного и сказал:

–  А может, просто застрелить тебя – в назидание другим, а?

Афанасий сгорбился еще больше, и тут за спиной у Штерна появился Семен. Карабина при нем не было, а руки он держал перед собой, и что он там держал, я не разглядел. Бесшумно приблизившись к Штерну, он взмахнул обеими руками, и Штерн вдруг выгнулся всем телом, схватившись за шею. Я понял, что Семен накинул на его шею удавку, и, кивнув своим людям, выскочил из кустов.

Мы быстренько скрутили Штерна, а Семен аккуратно придушил его как раз настолько, чтобы он потерял сознание. Взяв Штерна за руки и за ноги, мы быстро пошли в тайгу. Афанасий шел впереди и показывал дорогу, между делом посыпая землю каким-то порошком. Отойдя километра на два, а по пути пришлось придушить Штерна еще пару раз, мы, наконец, остановились и бросили языка на землю.

–  Однако нужно дальше идти, – обеспокоенно сказал Афанасий.

–  Сейчас пойдем, – кивнул я, – вот только этого упакуем, чтобы он своими ногами шел. Больно много чести.

Штерн, валявшийся на земле, пошевелился и стал раздирающе кашлять. Видать, три удушения подряд не пошли его горлу на пользу. Прокашлявшись, он поднял глаза и осмотрелся. Семен стоял в сторонке и шевелил желваками.

–  Что это значит? – без особого страха спросил пленник.

–  Скоро узнаешь, – пообещал я, – вот еще немного прогуляемся, и узнаешь.

–  Это вы все скоро узнаете, – сказал Штерн, – на кого руку подняли.

–  А мы и так знаем, – ответил я.

Семен подошел и опустился перед связанным Штерном на корточки.

–  Узнаешь? – спросил он, и его голос прозвучал весьма зловеще.

Штерн присмотрелся и удивленно произнес:

–  Какая встреча! Беглец сам пришел. Жалко, что я связанный, а то поучил бы тебя уму-разуму.

И он пошевелил связанными за спиной мощными руками.

–  Это твое счастье, что ты связанный, – ответил Семен, – если бы мы с тобой были на равных, я бы тебя убил. А так – честь не позволяет.

–  Это у тебя – честь? Четырнадцать трупов, а он про честь разговаривает.

Было видно, что Штерн не боится.

Семен сжал зубы и сказал:

–  Все эти четырнадцать были такими же падлами, как ты. Может быть, не такими смелыми, но такими же подлыми. Вставай!

Он схватил Штерна за плечо и помог ему встать.

Поднявшись, Штерн повел плечами.

Оглядевшись, он сказал:

–  Я вижу, вы впятером одного связанного совсем не боитесь. Смелые ребята!

–  А здесь пионерские правила не действуют, – ответил я, – и благородства ты от нас не дождешься.

–  А ты-то кто такой? – Штерн присмотрелся, – видно, что не местный.

–  Я тебе потом скажу, на ушко.

Я кивнул Афанасию, и он стал ловко упаковывать пленника.

Через несколько минут Штерн мог только идти в указанном направлении, и больше ничего. Руки были неплотно связаны перед грудью, чтобы ему было удобнее сохранять равновесие, и он даже мог почесать нос, если бы такое желание возникло, но сделать что-нибудь нежелательное для нас у него не было никакой возможности. А для того, чтобы он не отвлекал нас своими смелыми разговорами и не мог поднять шума, я лично завязал ему рот чистой тряпкой.

Осмотрев подготовленного к походу пленника, я удовлетворенно кивнул и сказал:

–  Ну что, пошли. И не вынуждай нас наказывать тебя за непослушание.

Штерн ответил мне ненавидящим взглядом, но я не обратил на это никакого внимания. Повернувшись к Афанасию, я сказал:

–  Веди.

Афанасий, не говоря ни слова, закинул на плечо карабин и уверенно направился в чащобу. За его спиной бесшумно шагал Макар, следом – Штерн, за ним – Семен, который бдительно следил за каждым движением пленника, а позади всех – вольготно, как на прогулке, – двигались мы с Тимуром.

–  Ну что, теперь можно закурить? – недовольно спросил Тимур.

–  Афанасий, можно? – обратился я к нашему проводнику.

–  Можно, только тайгу не подожгите, – ответил он.

Мы закурили, и я понял, что уже несколько часов обходился без табака. И, между прочим, ничего особенного – выжил! Может быть, снова бросить курить?… Я глубоко затянулся и решил обдумать это как-нибудь на досуге.

Мы шли уже ровно пять часов.

Афанасий время от времени сыпал что-то на землю, и в ответ на мой вопрос сказал, что это отобьет нюх у собак, если их пустят по нашему следу.

Я следил за временем и каждый час давал команду на десятиминутный привал. Все валились на землю и молча отдыхали. Мне приходилось ходить по тайге, причем не просто ходить, а быть в побеге, так что я не очень устал, а Афанасий с Макаром так и вовсе были свеженькими. Что там чувствовал Штерн, меня не интересовало, а Тимур и Семен просто молча шагали, и по их виду нельзя было понять, устали они или нет.

Но когда я сказал, что мы пришли, по лицам всех, кроме моих шаманов, стало видно, что пять часов идти по тайге, причем в таком темпе, – все-таки не то, что прогуливаться с девушкой по набережной.

По моим подсчетам, мы удалились от зоны примерно на двадцать километров, и теперь найти нас было так же трудно, как попасть из ружья в кильку, плавающую в олимпийском бассейне, особенно если выключен свет.

–  Ты уверен, что твои порошки подействуют? – спросил я у Афанасия, с удовольствием привалившись спиной к толстому стволу вековой ели.

–  Однако, обязательно подействуют. Не беспокойся, – ответил он, развязывая рюкзак.

–  Хорошо. Тогда развяжи нашего дорогого гостя, – сказал я.

–  Я сам развяжу, – вызвался Семен и встал.

Подойдя к Штерну, который сидел на земле, он сказал:

–  Вставай.

На этот раз он не стал помогать ему, лишь мрачно следил за тем, как Штерн пытается подняться.

–  Сейчас я развяжу тебя, а потом свяжу по-другому. Если дернешься, то вот он, – и Семен указал на меня, – продырявит тебе ногу.

Я удивился, но достал «беретту» и, передернув предохранитель, направил ее в сторону Штерна.

Через минуту Штерн был почти свободен, если не считать того, что его левая рука была привязана за спиной, а сам он был соединен веревкой с толстой елью, выдернуть которую из земли ему было явно не под силу.

Макар развел небольшой костерчик, и через полчаса мы приступили к ужину.

Штерн не кобенился и с аппетитом поедал похлебку, которую сварил Афанасий. Он даже похвалил ее, сказав:

–  А ничего чурки готовят. В первый раз пробую.

–  Возможно, что и в последний, – сказал я.

Штерн хмыкнул и промолчал.

Закончив ужин, мы закурили, остяки аккуратно закопали объедки, и я наконец приступил к тому, ради чего затеял эту опасную авантюру с похищением офицера.

–  Начнем, пожалуй, – сказал я.

Афанасий в это время занимался чаем.

–  А ты знаешь, что бывает за похищение офицера внутренних войск? – спросил вдруг Штерн.

–  Нет, не знаю, – ответил я, – да это меня и не интересует.

–  А зря, – сказал Штерн, – когда мы вас найдем, вы пожалеете, что родились на свет.

–  Вот ты себя и показал, – я развел руками, – пока ты говорил: «я» – все было так смело, так красиво… А теперь ты запел по-другому: «мы». А что это значит?

Я посмотрел на Штерна, но он молчал.

–  А это значит, что ты из тех тварей, которые смелы только тогда, когда чувствуют за спиной силу. Верно?

–  Не думай, что это сойдет тебе с рук, – пригрозил мне Штерн, – мы до тебя доберемся.

Я засмеялся, а Семен, пристально глядя на Штерна, сказал:

–  Ты дурак, Штерн. И ты в своей привычной безнаказанности совсем потерял всякое соображение.

Я с интересом посмотрел на Семена, потому что услышал в его речи какие-то новые интонации…

–  Ты дурак, – повторил Семен, – вспомни, что ты говорил мне две недели назад. А если не помнишь, то я тебе напомню. Ты сказал, что все мы – зеки, или, как ты нас называл, «курсанты» – для тебя всего лишь «человеческий материал». Так вот: ты сам сейчас для нас «человеческий материал», и ничего больше. И ты расскажешь нам все, о чем мы спросим. А не расскажешь – останешься здесь навсегда.

–  Ты сгниешь на зоне, – пообещал Штерн.

Этот человек действительно не мог поверить в то, что бывают ситуации, когда не он, Штерн, распоряжается всем происходящим.

–  Проснись, вертухай поганый, – сказал я, – ты не у себя на зоне, ты в тайге, и ты оторван от той силы, которая помогала тебе. Ты один. И вокруг тебя пятеро людей, которые хотят услышать то, что их интересует. И ты расскажешь все.

–  Что-то знакомы мне эти интонации, – прищурился Штерн, – похоже ты тоже на зоне побывал.

–  Я много где побывал, – ответил я, – но мы будем говорить не об этом.

–  Чай готов, – сказал Афанасий, и мы прекратили на время нашу «приятную беседу».

Штерн тоже получил мятую алюминиевую кружку с душистым чаем на травах. Я не жлоб и не получаю удовольствия от бессмысленного унижения другого человека, поэтому, когда Семен проворчал, что Штерну вместо чаю нужно пулю в башку заправить, я ответил:

–  Это от него никуда не уйдет. А пока пусть выпьет чаю вместе с нами. Может быть, он впервые пьет чай в приличной компании.

Штерн фыркнул, но ничего не сказал.

Наконец чайная процедура закончилась, и я сказал:

–  Начинается вечер вопросов и ответов. Вопрос первый: что это за зона и что вообще там происходит?

–  Ответа не будет, – Штерн отвернулся.

Семен посмотрел на меня, потом со вздохом поднялся на ноги и, подойдя к Штерну, с размаху ударил его ногой в живот.

Штерн охнул и, скрючившись от боли, повалился на бок.

–  Отвечай, когда тебя спрашивают, – сказал Семен и сел на место.

Через минуту Штерн выпрямился и, морщась, с трудом произнес:

–  Ответа не будет.

Семен зашевелился, собираясь встать, но я сказал:

–  Стой. Не надо. Ты же видишь, что он всетаки сильный мужик, и мы можем его забить до смерти, но он будет молчать. Нужно как-то подругому.

–  А как по-другому с ним? – недовольно спросил Семен.

–  Я знаю, как по-другому, – сказал вдруг Афанасий.

Все посмотрели на него, а Афанасий, подойдя к Штерну, сел напротив него, скрестив ноги, и долгим взглядом посмотрел в глаза пленнику.

Потом он, не поворачивая головы, сказал что-то по-остякски, и Макар, молча встав, ушел в темноту.

–  Куда он пошел? – спросил я.

–  Я сказал ему, чтобы он погулял пока, – ответил Афанасий, – не хочу, чтобы он слышал, о чем тут будет идти речь.

Я с удивлением посмотрел на Афанасия.

В такой длинной фразе он не произнес ни одного «однако», да и вообще его речь слегка изменилась, из нее исчезли интонации лесного дикаря. Я не понимал, что происходит, и, по-видимому, это как-то отразилось на моем лице, потому что Афанасий невесело усмехнулся:

–  Удивляешься? Это ничего. Вот он сейчас удивится по-настоящему.

Он снова повернулся к Штерну и спросил:

–  Ну что, ты так меня и не узнал, гнида?

Тут у меня и вовсе крыша поехала.

Мало того, что этот шаман оказался вовсе не таким дремучим чуркой, каким прикидывался все время, так еще и Штерн почему-то должен его узнать. И выражения какие-то совсем ему не свойственные. «Гнида»…

Штерн презрительно посмотрел на Афанасия:

–  Вот мне еще всех вас, чурок, помнить! Вы для меня на одно лицо.

–  А зря, – поучительно ответил Афанасий, – ну да ничего, я тебе сейчас напомню.

Я смотрел на него и дивился.

И куда только делся скромный следопыт? Где безграмотный старичок-лесовичок, который через каждое слово вставляет «однако» и не знает, что такое «язык»? Чудеса, да и только!

–  Меня зовут Афанасий Аянов, – сказал Афанасий, пристально глядя на Штерна.

–  Постой… – Штерн нахмурился, – это тот самый, который…

–  Да, тот самый, однако, – усмехнулся Афанасий.

Он снова повернулся ко мне:

–  Потом я расскажу тебе в с е. А сейчас, – и он посмотрел на Штерна, – помогите-ка мне.

Мы стали помогать ему, и через несколько минут голый Штерн был туго растянут за руки и за ноги между четырьмя колышками, вбитыми в землю. Он смотрел на нас, стоявших над ним, и в его глазах плескалась смесь страха и ненависти.

–  Вот так-то лучше, – сказал Афанасий, – а теперь я буду спрашивать, а он будет отвечать.

Я посмотрел на Афанасия, и мне не понравилось то, что я увидел в его взгляде. Потом я взглянул на распятого на земле Штерна:

–  Сам виноват.

Повернувшись в Афанасию, я спросил:

–  А мне… Мне обязательно присутствовать при вашей «беседе»? Честно говоря, не люблю такие зрелища.

–  Я тоже, – сказал Тимур.

–  Я тоже не люблю, – медленно произнес Семен, – но у меня свой счет к этому «повелителю чужих жизней». Так что вы погуляйте, может, там и Макара встретите, а когда будет нужно, мы вас позовем.

Афанасий и Семен переглянулись; Афанасий кивнул.

Мы с Тимуром тоже посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, пошли в лес. Была уже ночь, и я светил нам под ноги фонариком, в котором были шесть могучих батареек «дюраселл». Тех самых, которые работают в десять раз дольше.

Не успели мы отойти метров на двести, как с места нашего привала донесся дикий крик, который перешел в истошный визг.

Я подскочил от неожиданности, а Тимур испуганно сказал:

–  Ну, дает наш ханты, чтоб его, манси! Я его три года знаю и даже не подозревал…

–  Век живи, век учись, – язвительно сказал я, хотя у меня самого по коже мурашки побежали.

Крик повторился, потом перешел в скулеж, и снова настала тишина.

Мы невольно ускорили шаг, но Тимур вдруг остановился:

–  Слушай, Майкл, ну что мы убегаем, как гимназистки! По логике вещей он не будет мучить его вечно. Доведет до нужной кондиции – и перестанет. Давай тут присядем, а я костерчик разведу, чтобы повеселее было… А?

–  Давай, – вздохнул я и опустился на мягкий мох, прислонившись спиной к дереву.

–  Вот и хорошо, – облегченно сказал Тимур и, забрав у меня фонарь, принялся собирать сухие ветки.

Через пять минут мы сидели и щурились на теплый свет костра.

Со стороны привала раздался еще один крик, но на этот раз мы даже не вздрогнули, настолько хорошо было сидеть рядом с живым огнем и наблюдать за его игрой. Тени и отблески шевелились вокруг, а над головой, в страшной вышине, сияли яркие звезды.

Что им до нашей суеты!

Прошел час, и за это время до нас не донеслось ни звука.

–  Слушай, – забеспокоился вдруг Тимур, – а вдруг этот Штерн – супермен какой-нибудь: взял да и освободился! Замочил Семена с Афанасием и сейчас подбирается к нам. Я засмеялся:

–  Что это с тобой? Вроде и «план» не куришь уже месяц, а такой бред несешь? Как это он освободится, посуди сам.

–  Ну, не знаю… – Тимур смутился, – «измена» вдруг накатила.

–  Не дергайся, – успокоил я его, хотя то, что он сказал, мне самому не понравилось.

А вдруг?

И тут до нас донесся звук, услышав который, я решил, что у меня случился приступ белой горячки. Но, посмотрев на Тимура, я понял, что он услышал то же самое.

–  Во, блин! – сказал он изумленно, – ни хрена себе!

Звук повторился, и мы вскочили на ноги.

В ночной тайге, за десятки километров от людей, под чистым ночным небом пронзительно прозвучал… обыкновенный милицейский свисток. И прозвучал он как раз с той стороны, где остались Семен, Афанасий и плененный нами Штерн.

Мы переглянулись и дернулись было в ту сторону, но Тимур сказал:

–  Подожди. Надо костер затушить.

Мы тщательно затоптали огонь, только что ласкавший наши грешные души, и пошли в сторону свистка. Когда впереди показался свет костра, мы замедлили шаг, и я достал ствол. Передернув затвор, я снял «беретту» с предохранителя и на всякий случай направил ее прямо перед собой.

–  Прикрывай меня, – прошептал я Тимуру, и он, держа в руке «макарова», отстал на несколько шагов.

Но наше беспокойство оказалось излишним.

Штерн по-прежнему лежал на земле, растянутый между колышками, а Семен с Афанасием сидели у огня с кружками в руках и вполголоса переговаривались о чем-то.

Мы вышли к костру, и я, избегая смотреть на Штерна, громко спросил:

–  Кто свистел?

–  Я, – ответил Семен.

–  «А старушка где?»

Семен засмеялся и сказал:

–  Нет, там, в фильме, не так.

–  А как? – спросил я.

–  Да я и сам не помню, но не так.

–  Откуда свисток-то взялся? – спросил я, присаживаясь к огню.

–  У этого нашли, – Семен кивнул на Штерна.

Я с опаской взглянул на нашего пленника, и, к своему удивлению, не обнаружил на нем никаких следов бесчеловечных пыток, от которых можно было бы так орать.

Я еще раз оглядел его, но так ничего и не заметил.

Вот только взгляд у него был какой-то… жалкий, что ли…

Повернувшись к Афанасию, я спросил:

–  Ты что – знаешь какие-то особые шаманские пытки, которые не оставляют следов?

Афанасий усмехнулся:

–  Однако, знаю.

Семен крякнул:

–  Да он его и пальцем не тронул. Только посыпал в костер каких-то кореньев и давай скакать вокруг этого урода. И бормотать что-то. Мне и самому страшно стало, а уж этот-то и вовсе заверещал, как резаный, аж обгадился от страха.

Я принюхался – и действительно: слегка воняло.

–  Я его испугал маленько, – сказал Афанасий, – ты же сам сказал, что нужно по-другому.

–  Ну и как? – поинтересовался я.

–  Нормально, – кивнул Афанасий, – он тут нам такого порассказал…

–  Да уж, – подтвердил Семен, – услышишь – не поверишь.

–  Значит, цель достигнута?

–  Ага.

–  И можно уходить?

–  Можно.

В это время из леса бесшумно вышел Макар.

Я взглянул на него:

–  Ну, тогда пошли. Веди нас, верный Гайавата!

Афанасий улыбнулся и ответил:

–  Пошли.

Во время нашего разговора Штерн испуганно переводил глаза с одного на другого, и теперь, услышав, что мы собираемся уходить, спросил совершенно другим, слабым и робким, голосом:

–  А как же я?

–  Ты? – я удивился, – а тебя мы не тронем. Правда?

И я посмотрел на Семена.

–  Точно, не тронем, – ответил он серьезно.

Мы затоптали костер и ушли, а Штерн остался в кромешной тьме, крепко привязанный к колышкам, и ему оставалось только любоваться ночным небом и дожидаться, пока на него набредет какой-нибудь волк или медведь. А может быть, до этого его муравьи обнаружат. Тоже ничего.

Когда мы отошли метров на триста, Семен вдруг остановился и сказал мне:

–  Дай фонарик.

Я удивился, но отдал ему фонарь.

–  Понимаешь… – Семен нахмурился, – если бы… В общем, я не такой, как он.

И ушел в темноту.

Через несколько минут мы услышали гулко разнесшийся по ночной тайге выстрел.