Текст книги "Один против всех"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Б.К. Седов
Один против всех
Пролог

Хорошее дело эти плавучие ресторанчики, их в Питере «поплавками» называют. Сидишь себе в кают-компании у иллюминатора или, по хорошей погоде, на палубе – за бортом водичка плещется, чайки кричат противными голосами, норовя нагадить тебе на голову, плечи, а то и в кружку пива с пенистой, густой, как зефир, пеной…

И если закрыть глаза, то легко можно представить себя на борту чайного клипера, везущего драгоценный груз из далекой, таинственной Индии в чопорную Англию королевы Виктории, или в каюте «Титаника», неспешно плывущего к своим одиннадцати «Оскарам»…

Так или примерно так мог думать простой человек Алексей Михайлович Костюков, сидя на верхней палубе искусно сделанного под старину парусника с резной девичьей фигурой на носу. Но вор в законе Кастет, коронованный в Крестах самим Дядей Федей, смотрящим по Питеру и всему Северо-Западу России, думал совсем о другом…

* * *

Я сидел на верхней палубе новодельного парусника с резной девицей на носу корабля. Парусник назывался «Ксения» и, судя по блудливой улыбке деревянной крали, назван так был не в честь блаженной покровительницы Города, а чтобы удовлетворить тщеславие одной из полюбовниц хозяина плавучего ресторана.

На столе красовалась фирменная пивная кружка с изображением все той же блудницы Ксении, а также стояла тарелочка с фирменной закуской из какого-то вяленого морепродукта, похожего на взрослых опарышей, высохших и скорчившихся от голода и артрита. Я ждал встречи с нужным и очень важным для меня человеком.

Обслуживала меня официантка, облаченная в бескозырку, тельняшку и туфли на высоком каблуке. Судя по всему, под тельняшкой ничего, кроме самой официантки, не было. Она профессионально дышала всем телом в мою сторону, улыбалась, подражая улыбке деревянной Ксении, и время от времени тянула тельняшку вниз, пытаясь придать себе вид неприступный и целомудренный. Получалось это у нее плохо.

– Что-нибудь еще? – спросила она таким тоном, что невольно подумалось о том, что же происходит в недрах этого парусника. Потом добавила: – А меня Люда зовут! – и заглянула мне в глаза, надеясь, что я немедленно ее куда-нибудь позову.

– Спасибо, пока больше ничего не надо, – ответил я, стараясь смотреть на Петропавловскую крепость и чаек.

Официантка Люда глубоко вздохнула, отчего тельняшка задралась почти до пупа, и оставила меня в одиночестве, на ходу изображая ягодицами матросский танец «Яблочко».

Я продолжал смотреть на Крепость, на золотого ангела, парившего над Городом, и думал о другой крепости, вернее – замке, старинном английском замке Бульворк-кастл, с корнем вырванном из родной британской земли и по прихоти чудаковатого миллионера перенесенном в центр американского болота в штате Флорида…

А также я вспоминал о недавней поездке на Воронью гору, на свидание с Наташкой.

День выдался для этого самый подходящий – солнечный, но не жаркий, с ласковым ветерком, бегущим по склону горы, и редкими белыми облаками, среди которых парили нарядные дельтапланеристы, похожие на фантастических компьютерных птиц.

Из всего традиционного кладбищенского убранства был только крест с фотографией счастливой смеющейся Наташки и простая деревянная скамейка возле могилы. Я сидел на этой скамейке, не спеша пил принесенную с собой водку, не забыв поставить полный стакан на могильный холмик. Крошил хлеб прилетевшим лесным пичугам и рассказывал Наташке о том, что приключилось со мной в Америке, о старинном замке посреди болот, чудаковатом миллионере Сириле Рингкуотере и железной деве из Нюрнберга, стоявшей в готическом подвале Бульворк-кастла…

А потом была поездка в Гамбург и нежеланная встреча со старыми школьными товарищами… Но все это было в недавнем прошлом, а сейчас я просто ждал и от нечего делать вспоминал это самое прошлое.

Будь оно неладно…

Часть первая

Из грязи в князи

Глава первая

А где инвалид?

Я сидел, крепко привязанный к креслу, в гамбургской квартире, снятой Черных специально для таких встреч. Это он мне сам объяснил, показав видеозапись захваченной им Светланы, которую содержали тоже на этой квартире и в этом же кресле.

Черных сидел напротив и внимательно меня рассматривал. А я рассматривал его. Из скукоженного инвалида, прикованного к старенькому креслу со скрипучими колесами, он внезапно превратился в атлетически сложенного супермена с мощными накачанными руками и широкой грудной клеткой.

– Ты чего, стероиды принимаешь, что ли? – нехотя спросил я, чтобы прервать затянувшееся молчание.

Черных засмеялся, легко, пружинисто встал, прошелся по комнате, на ходу потрепав меня по плечу, как собаку или прикормленного кота.

– Давно ты меня не видел, Лешенька, вот так не видел, без пиджака мешком или тряпичного халата. Я же «спинальник», то есть человек, у которого нелады со спинным мозгом. А такие ребята, если себя не запускают, конечно, все накачанные, у нас же руки – главное, они и руки, они и ноги, а у кого совсем плохо, так и вместо члена рука годится. Так что это не стероиды, а нормальный вид спинального больного, который не махнул на себя рукой, а думал, как ему дальше жить…

Он снова сел, теперь уже ближе ко мне, заглянул в глаза.

– Ты вот, наверное, думаешь, что Черных – подонок, сволочь и гад, а я тебе скажу – не так это, и правда-то на моей стороне!

Он опять вскочил, начал быстро ходить по комнате, заложив руки за спину и наклонив крупную голову, чем-то напоминая Ленина в фильме «Ленин в Октябре». Я его понимал – он один, ему не с кем поговорить по-настоящему, открыть свою душевную подноготную, а человеку это всегда нужно. Петька Чистяков, правая его рука, наверное, не раз уже все выслушал и со всем согласился, но этого же мало, нужен оппонент, спорщик, которому доказываешь, которого переубеждаешь и которого, в конце концов, обращаешь в свою веру.

Меня он, предположим, в свою веру не обратит, но знать его мысли мне полезно. Потому что чем лучше знаешь своего врага, тем легче его победить, а в том, что Женя Черных – мой враг, я уже не сомневался, как не сомневался и в том, что победить его будет очень и очень трудно…

– Я же едва не с рождения инвалид. Все дети – как дети. В футбол на улице гоняют, в пятнашки бегают, ты, скажем, боксером стал, людям морды бил. А я все это время в кресле просидел. Вы мячик гоняете, а я сижу, вы наперегонки бегаете, а я сижу, ты по мордасам других лупцуешь – а я сижу. Но, друг мой Леша, я не так просто сижу – я думаю. Вы в школьные годы что читали? Майн Рида с Фенимором Купером. А я тогда Аристотеля прочитал, «Аналитики» – это его главнейший труд по логике, и «Рассуждение о методе» Рене Декарта. Трудно давалось, честно скажу, особенно – Аристотель, несколько раз брался и откладывал, но – одолел и понял тогда две, нет, три главных мысли. Первая – что нужно думать, вторая – что нужно думать правильно, третья – что обязательно должна быть цель… Одно время, ты только не смейся, я хотел стать чемпионом мира по шахматам, научился играть, хорошо играл, но – по переписке, ходить-то не мог, а уж тем более ездить. Но дело даже не в этом… Когда я понял эту игру, мне стало неинтересно… Как там у Пушкина: «Мне скучно, бес!..» Мне было скучно передвигать кусочки дерева по двухцветной доске, я хотел, я безумно, до слез, до судорог, хотел, чтобы мне подчинялись не пешки, слоны и ладьи, а люди, живые люди исполняли все мои желания, верно и беспрекословно, как вырезанные из дерева фигурки.

– Ну да, а теперь от тебя одно добро людям, – заметил я, – добро и всеобщая благодать!..

– Не перебивай, – строго сказал мне Черных. – Когда я говорю, не перебивают!

– Прости, Женя, – покаянно сказал я. – Нельзя ли мне, кстати, веревки маленько ослабить, руки затекли…

Он поглядел на меня, как бы не понимая, о чем это я…

Махнул рукой, мол, этими пустяками потом займемся, и продолжал излагать свои взгляды на то, кто в этой жизни главный и почему.

– Ты же не знаешь, ведь я имя переменил!

– То есть как? – удивился я.

– Ну, юридически-то это нетрудно, пишешь заявление в ЗАГС с просьбой имя переменить, или фамилию, ждешь определенное время, а если денег дать, так и не ждешь вовсе, и получаешь паспорт с другим именем. Которое ты сам выбрал…

– А чем тебе старое имя не глянулось?

– Слово-то какое ты произнес – «глянулось» – старое слово, красивое… Хорошо, что мы русский язык не забываем, корни свои. Вот и я к своим корням обратился, поработал в архивах, посмотрел, покопался и, знаешь, что обнаружил? Дальней своей ветвью мой род к Романовым восходит, боковая ветвь, конечно, но – с державной фамилией в родстве, и если бы историческая карта легла немного не так, в XVII веке могли не Алексея Михайловича на царствие избрать, а пращура моего – Елисея Никитича, который в ту пору при черниговском воеводе состоял…

Черных-Романов замолчал, в очередной раз переживая исторические судьбы своего рода, а я вспомнил Сирила Рингкуотера, купившего титул восемнадцатого маркиза Брокберри и очень довольного этой своей покупкой, от которой никому не стало хуже, но Женька-то Черных, он – в престолонаследники, похоже, метит…

– Кофе будешь? – спросил неожиданно Черных.

– Буду.

– Тогда слово дай, что буянить не станешь. Понимаю, что резона буянить у тебя нет, но – береженого Бог бережет!

– Честное пионерское, не буду! – побуянить я очень был не прочь, но у них Светлана, а рисковать ею я не мог, потому поиграем пока в толстовцев, в непротивление злу насилием и все такое прочее.

Черных позвонил в колокольчик, в комнате появился Петька Чистяков и ловко распутал мою правую руку. Левая осталась привязанной к креслу.

– Петька, кофию нам свари, – скомандовал Черных, и я невольно вспомнил о Василии Ивановиче и Петьке… А вместо их боевой подруги Анки у них Жанна Исаева, что ли?

Через некоторое время из кухни донесся аппетитный кофейный аромат, чему я впервые за последние часы порадовался. Чашечка хорошего кофе окончательно прочистит мои мозги и, может, подскажет что-то разумное, в смысле выхода из той нехорошей ситуации, в которой я очутился. Вернее не я, а мы со Светланой.

Появился Петька с простеньким пластиковым подносом в руках, на котором стояли две чашки с кофе. Чашки были старые, одна со сколотой ручкой, что еще раз подтверждало – это временное обиталище Черных, снятое на две недели или на месяц, и искать здесь какие-то концы бессмысленно.

– И как же тебя теперь звать-величать? – решил я вернуться к вопросу о генеалогии Жени Черных.

– Романов, Николай Всеволодович, – церемонно представился он. – Николай, как ты знаешь, традиционное имя в династии Романовых, а Всеволод – имя моего природного отца. Мамаша недавно раскололась – зачала, говорит, тебя от некоего Всеволода, бывшего тогда проездом в Ленинграде. Я ее не осуждаю, не очень молодая, некрасивая, шансов на брак уже нет, а против материнского инстинкта не попрешь!..

Какое-то время мы молча пили кофе, и я радовался тому, что с каждым глотком пропадает во мне та дурь, которой прыснул в меня Жорка Вашингтон в гамбургском аэропорту, в голове были уже не подмоченные опилки из кошачьего туалета, а нечто подобное «маленьким серым клеточкам» Эркюля Пуаро.

* * *

От мрачных гамбургских воспоминаний меня отвлекли удары судового колокола. Рядом, перебирая голыми ногами, маячила официантка.

– Рынду бьют, – сказала она с садистским наслаждением. И добавила, пошевелившись внутри тельняшки: – Что-нибудь будете?

Передо мной стояли пустая кружка и полная окурков пепельница. Опарыши остались нетронутыми.

– Это – убрать, а это – принести, – указал я в соответствии со своими потребностями.

– Почему вы закуску не кушаете? – заботливо спросила официантка, пододвигаясь ко мне полным бедром.

Кожа масляно блестела и была покрыта редкими светлыми волосками.

– Очень вкусно, – сообщила она и сексуально отправила в рот несколько сухих, похожих на крупные сперматозоиды червячков.

Я не удержался и ущипнул плотную загорелую ногу.

– Не надо так, – жалобно сказала она, – синяки будут. Знаете, как трудно их запудрить?

И в доказательство трудоемкости процесса показала крупный синяк на внутренней стороне бедра.

– Правда, это засос, – сообщила она, – а вы щиплетесь!

И еще раз с надеждой спросила:

– Что-нибудь будете?

– Только пиво и чистую пепельницу! – решительно сказал я.

Официантка тяжело вздохнула и отвалила в сторону кухни, или, по-флотскому, камбуза…

* * *

– А знаешь, что я подумал, – сказал Черных, глядя на меня сквозь поднимающийся из чашки ароматный кофейный парок. – Устрою-ка я тебе свидание с твоей зазнобой, а там, глядишь, и в Россию вместе поедете…

У меня перехватило дыхание.

Если это не случайный порыв, а твердое решение, то тогда руки у меня будут развязаны, в России Сергачев с Киреем помогут мне так спрятать Светлану, что никакому злодею ее не отыскать, и уж тогда я с тобой, Женечка, разберусь по полной…

– Что задышал тяжело, деваху свою вспомнил? – Черных гнусно улыбнулся, показав неестественно ровные и блестящие зубы. – Ты мне по гроб жизни обязан, уже за то обязан, что я ее чистоту и невинность от своих опричников уберег, а мог ведь отдать на поругание, и, честно скажу, так и хотел сделать. Очень на тебя зол был, мешал ты мне сильно, под ногами путался. Потому я Жору Вашингтона за тобой в Америку и отправил, чтобы раз и навсегда покончить с твоей проблемой. Однако не вышло, а теперь я думаю – хорошо, что не вышло, такой солдат в моей армии очень нужен. Ты кем из армии отчислен, старлеем? А у меня вполне генералом можешь стать!

Он опять рассмеялся, охотно показав фарфоровые зубы, как человек недавно сделавший вставную челюсть.

– Скажи, что ты в ней нашел? Нет, не так спрошу… Что вы все находите в бабах?

Слово «бабы» он произнес с такой брезгливостью, как некоторые говорят слово «жаба».

– Ну, женщина, она же друг человека, – решил пошутить я.

– Нет, я серьезно спрашиваю, – Черных оживился, снова принялся ходить по комнате. Видно, женский вопрос его действительно волновал. – Понимаешь, я долго интересовался этой проблемой, и когда от сухостоя мучался, и потом, когда мог себе хоть все училище Вагановой на ночь выписать. Не понимаю я, зачем человеку нужна женщина! Я не секс имею в виду, а просто по жизни.

– Ну как – зачем? – обалдел я, сразу вспомнив Наташку, Светлану, и еще раз Наташку, которую застрелил наверняка какой-нибудь Женькин опричник.

От этого захотелось поскорее освободиться и пустить кровь и ему, и Петьке Чистякову, и этому афророссиянину Вашингтону, а если маленько повезет, то и еще каким-нибудь его наймитам.

– Вот именно – зачем? – настаивал Черных.

Он снова сел рядом, благоухая дорогим мужским парфюмом и свежим дыханием от известного производителя жвачки.

– Слушай, а ты не пидор, часом?

Он отскочил от меня, побелел от злости, стиснул свои качественные зубы и прошипел сквозь них что-то злобное.

– Извини, – сказал я смиренно, – не хотел тебя обидеть, просто мужики-натуралы таких вопросов себе не задают…

Он опять начал ходить по комнате, задевая мебель и бормоча себе что-то под нос.

– Ладно, с дурака какой спрос, – сказал он наконец. – Я же говорю не о сексе, я о другом. Секс с женщиной – это чудесно, восхитительно, изумительно, сам добавь нужные эпитеты, но помимо этого остается еще уйма времени, когда человек вынужден проводить с ней время. Водить ее в театры, рестораны, гулять с ней, разговаривать, в конце концов. Но, согласись, женщина не является неотъемлемым атрибутом посещения театра. В ресторан, театр, на выставку я прекрасно могу сходить и один, а беседовать все-таки лучше с мужчиной.

Мне стало его жалко – он не знал, что такое любовь.

– Ну в общем, да, – согласился я, чтобы сделать ему приятное.

– И еще. – Он взял пустую чашку, допил последние капли кофе, но больше заказывать не стал.

«Здоровье бережет, сука, – подумал я, – береги, береги, скоро оно тебе сильно понадобится».

– Меня всегда возмущал тот факт, что хорошая проститутка за ночь зарабатывает больше, чем хороший инженер за месяц. Или вот еще: я тут поднял материалы всех судебных процессов за несколько последних лет в России, где женщины обвинялись в убийстве. И знаешь, что обнаружилось? Женщина, даже убившая хладнокровно и безжалостно нескольких человек, получает значительно меньший срок, чем мужчина и, попадая под все действующие амнистии, чаще всего через год-два оказывается на свободе. А если суд присяжных да хороший адвокат, ее вообще оправдывают.

– Да, – сказал я, потому что он ждал моей реакции. – А ты не женоненавистник, кстати?

– Почему? – Черных искренне рассмеялся. – Я люблю женщин, очень люблю. Но в период с полуночи до восьми утра.

Черных-Романов опять замолчал и принялся неторопливо расхаживать по комнате, вполголоса рассуждая сам с собой.

– Что ты о Светлане говорил? – я решил направить разговор в нужное русло.

– Будет тебе Светлана, будет, надо только пару дней потерпеть.

Господин престолонаследник явно потерял ко мне интерес.

– Сейчас тебя отвезут в гостиницу, будь там, далеко не отлучайся. Завтра-послезавтра мы с тобой свяжемся, встретишься со Светланой и получишь инструкции.

Он прошел к двери, на ходу потрепал меня по плечу, выказывая, должно быть, державную милость, после чего появился Петька Чистяков и начал меня распутывать. Первый раунд кончился, мы расходились по своим углам. Мой угол был в гостинице «Саксонский двор»…

* * *

Через два дня со мной действительно связались. В гостиницу явился Жора Вашингтон, сияющий, как свеженачищенный солдатский сапог, по-хозяйски прошелся по моему номеру, сказал:

– Одевайся!

И уселся в кресло с телевизионным пультом в руках.

– Пойдем куда-нибудь? – осторожно спросил я.

– Ага, пойдем! Ты – к бабе своей на свиданку, а мы вокруг погуляем, чтобы, не дай Бог, чего не приключилось, – он рассмеялся. – Одевайся, шеф ждать не будет!

Я оделся, и мы вышли на улицу.

– Ты без машины, что ли? – спросил я, когда мы уже дошли до перекрестка.

– На машине, но здесь недалеко, пешочком дойдем.

На улице он вел себя уже не так бойко, шел чуть сзади, цепко оглядывая прохожих. Мы перешли дорогу и через несколько минут очутились в том самом сквере, где не так давно я встречался с посланником таинственного «Ворона».

На скамейке у памятника неизвестному немецкому гению сидела Светлана. Я пошел быстрее, потом побежал, ожидая, как выстрела, грозного окрика Вашингтона, но чернокожий опричник Черных исчез, растворился в немецких кустах, чтобы оттуда оберегать наш со Светланой покой и безопасность.

Светлана сидела на скамейке, и я уже видел, как она бледна и что волосы у нее уложены неопрятно, кое-как, и дрожат пальцы, держащие сигарету, и беззвучно шевелятся губы, словно она повторяла заученный текст или молилась о чьем-то здравии или спасении.

– Света! – сказал я негромко, уже стоя прямо перед ней, закрывая собой памятник, людей, идущих по дорожкам сквера…

Светлана подняла глаза, невероятные, огромные, в которых тотчас отразился я, по одному «я» в каждом глазу, блестящем от слез и усталости, пришедшей с непреходящей душевной болью.

– Леша! – тихо сказала она и медленно повалилась вперед, на песок, где лежала выпавшая из пальцев сигарета.

Я подхватил ее за худые плечи, поднял почти невесомое тело, прижал к себе, чувствуя, как она дрожит…

– Света, Света, – шептал я, осторожно усаживая ее на скамейку, и, склонив голову, поцеловал ее в губы.

Она с трудом подняла тяжелые, набухшие от слез веки, улыбнулась одними губами и снова закрыла глаза, покойно положив мне голову на плечо.

– Они Пашу убили, ты знаешь? – спросила она чуть слышно.

– Знаю, – вздохнул я, – они много чего плохого сделали…

– Да, – она тоже вздохнула.

– Тебя обижали?

– Нет, не очень… Баба эта противная, дерется. А так – ничего…

Я понял, что она говорит о Жанне Исаевой и тихонько выругался.

– Вот, вот, – услышала меня Светлана и улыбнулась уже весело, по-настоящему.

Я осторожно провел ладонью по ее лицу, вытирая соленую влагу слез и крепко прижался губами к ее губам, мягким и властным, послушным и нетерпеливым, жадным и отзывчивым, и так мы сидели долго-долго под неподвижным взглядом гения немецкой культуры, который он вперил в нас, навсегда повернув голову в сторону нашей скамьи.

* * *

– Кастет, время! – донесся откуда-то по-вертухайски злой голос Вашингтона. – Хозяин ждет, пошли!

Я напоследок поцеловал Светлану. Получилось неудачно – в лоб, потому вернулся, обнял, прижался к распухшим губам, прошептал:

– Я скоро!

Поцеловал нежно, как ребенка, и быстро, не оборачиваясь, пошел вслед за злым чернокожим слугой кровожадного «хозяина».

Романов-Черных ожидал меня на соседней аллейке, неторопливо расхаживая под кронами гамбургских буков. Увидел меня, улыбнулся, остановился, ожидая, когда я подойду.

– Как Светлана? Не очень на нас обижается? – заботливо спросил он. – Пусть не думает, моральный ущерб я компенсирую, деньги, слава Богу, есть…

Я промолчал.

– Ладно, не сердись. Сейчас мы все в одной лодке, и ты, и я, и Светлана, так что веди себя как член большой и дружной команды, уходящей в опасное плаванье, скажем, открывать Новый Свет… Скоро ты в Россию поедешь и не один, со Светланой, думаю, так тебе поспокойнее будет. Задание я тебе дам серьезное, поэтому мне важно, чтобы ты был в форме и ничто внешнее не отвлекало тебя от дела. Жаль, конечно, что женщина играет в твоей жизни такую важную роль, но мне это, согласись, на руку…

– А ты не боишься, что я пошлю тебя на хрен со всеми твоими планами и начну жить просто и честно, без всяких криминальных заморочек? Они у меня уже вот где стоят, – я чиркнул ладонью по горлу. – Честно, не хочу, надоело!

Черных рассмеялся.

– А я себя подстраховал, да и тебя тоже, чтобы ты по глупости или постыдному женолюбию не совершил никаких нехороших поступков. Сейчас мы с тобой поговорим, потом ты вернешься к Светлане и пойдете вы, я думаю, в гостиницу и непременно захотите заняться любовью… Так вот, когда будешь раздевать свою ненаглядную, обрати внимание на шрам у нее на спине, слева, ближе к попке. Небольшой такой шрам, почти незаметный, а время пройдет – его и вовсе не видно будет. Там ампула вшита. С цианидом. И крошечный такой чип японского производства, нанотехнологии и все такое прочее. Японцы, они больших успехов достигли в этой области. Стоит тебе повести себя неподобающим образом, и я, или Петр Чистяков, или Жора Вашингтон, или еще кто-нибудь неизвестный тебе нажмет соответствующую кнопку, и ампула лопнет. Цианид действует быстро и эффективно, и вместо молодой цветущей любимой женщины в твоих объятиях оказывается остывающий труп. Причем, заметь, расстояние не играет никакой роли. Вы можете находиться в Германии, России, Америке, даже в Антарктиде, хотя что там делать нормальному человеку, я не представляю. Радиоволны настигнут везде. Уж такая это штука. Ничего не поделаешь – закон природы. И извлечь эту ампулу нельзя, для того там второй чип помещен. Тоже японский…

– Сволочь ты, Черных, – в сердцах сказал я.

– И не говори, – охотно согласился Черных, – но, заметь, не о себе пекусь, о благе человечества помышляю, потому – будь снисходителен.

На этом мы расстались. При следующей нашей встрече, пообещал Черных, я получу задание, которое должен буду исполнять в России.

* * *

Несколько дней мы провели в гостинице, вылезая из постели лишь для того, чтобы принять душ и наскоро перекусить. Я не потерял счет дням лишь потому, что не вел его.

На четвертый день нашего затворничества в номере опять появился Жора Вашингтон. На сей раз он вел себя тихо и скромно, сообщил, что меня ждет машина, посоветовал плотно покушать, потому что впереди – дальняя поездка и вернусь я обратно только под вечер. Сказал все это и исчез, словом, вел себя прилично и корректно, как с равным, или даже с человеком, стоящим немного выше в иерархии людей, приближенных к особе престолонаследника.

Мы не спеша позавтракали, я как мог утешил Светлану, она, запахнув халатик, проводила меня до дверей лифта, и я отправился вниз, к стоящей у дверей гостиницы машине.

Это оказался навороченный внедорожник со всеми возможными прибамбасами, которые только можно было поместить снаружи и внутри и без того комфортабельного автомобиля. За рулем сидел Джордж Вашингтон, что было вполне в стиле Романова-Черных: негр за рулем – это очень стильно.

Рядом с ним, на правом переднем сиденье – Петька Чистяков, нарядившийся по случаю дальней поездки в кожаные шорты и шляпу с залихватским фазаньим пером. Эта униформа почему-то ассоциировалась у меня с немецкими порнофильмами. На заднем сиденье огромного салона сидел сам наследник российского престола Николай Всеволодович Романов, он же Женька Черных.

Он приветствовал меня величественным кивком, прочие двое – радостными ухмылками, и мы отправились в путь.

Я заметил, есть несколько ситуаций, когда человек теряет ощущение времени, одна из них – когда лежишь в постели с любимой женщиной, вторая – когда едешь на хорошей машине по качественному немецкому автобану. Это был как раз второй случай, поэтому я не могу сказать, сколько времени мы молча ехали по германской дороге.

Прошел час или даже больше, прежде чем Черных решил начать разговор. Собственно, этот разговор, как и все прочие, при которых я присутствовал, представлял собой лекцию, с помощью которой Черных пытался научить уму-разуму своих недалеких собеседников и поделиться с ними сокровищами собственного знания.

* * *

– Что ты слышал об «Орденсбурген»? – спросил он меня, как всегда не глядя в мою сторону. – В 30-е годы, в Германии были созданы специальные разведшколы, получившие название «Орденсбурген» – «Рыцарские замки», отчасти потому, что размещались они в старинных замках, отчасти – из-за особого духа, царившего в этих спецучреждениях. Вступившие туда приносили особую клятву, «Блюттауфе» называется, «Кровавое крещение», и весь процесс обучения был проникнут средневековым мистицизмом – Гитлер всерьез интересовался оккультными науками и, по мнению многих специалистов, был, если не пророком, то визионером уж точно. Юнкера, так называли обучавшихся здесь юношей, основательно изучали различные виды единоборств и получали всякие нужные разведчику знания – обращение с рацией, шифрование, подрывное дело, но все-таки основное внимание уделялось именно физической подготовке. Одним из выпускных экзаменов был так называемый «тиркампф» – схватка невооруженного юнкера со специально обученной собакой-волкодавом. Собак специально натаскивали в концлагерях, и они были приучены к запаху человеческой крови. За три минуты юнкер должен был голыми руками убить собаку.

Черных замолчал и принялся рассматривать свои ухоженные руки. Мизинец левой руки ему чем-то не понравился, и он достал маникюрный набор.

– Ты, наверное, купил один из этих замков?

– Нет, – ответил он, не отрываясь от ювелирной обработки ногтя. – Немцы чтут свое национальное достояние и не продают исторические памятники. Я взял его в аренду. На 99 лет. Теперь там моя резиденция. Временная резиденция, – подчеркнул он, видимо, полагая, что в будущем его постоянной квартирой станет Кремль.

– Ты веришь в оккультизм? – спросил Черных после длительной паузы, за время которой он успел довести до совершенства мизинец, внимательно изучил остальные ногти и, наконец, с удовлетворенным видом убрал маникюрные принадлежности.

В оккультизм я не верил хотя бы потому, что смутно представлял себе, что это такое. А по жизни считал себя православным, был крещен в младенчестве и носил простенький крест, купленный еще в советское время во Владимирском соборе, что стоит напротив спортивного дворца «Юбилейный».

– Я понимаю, – сказал Черных, – ты – сильный человек и тебе не нужна подпитка со стороны. Я тоже не верю, но пришел к этому после долгих размышлений. Я, например, убежден, что тайное оккультное знание существует, но оно сокрыто от нас и весьма далеко от того, что сейчас издают под видом эзотерики в России… Вообще, все, что происходит в России, не является случайным стечением событий, за всем этим кто-то стоит. Нет, я не имею в виду Высшую Волю, Провидение или еще что-то в этом роде, хотя в Бога я верю.

В подтверждение своей веры Черных истово перекрестился. Размеры дорогого автомобиля позволяли ему даже упасть на колени, но до этого, слава Богу, не дошло.

– Подъезжаем, шеф!

У кованых ворот с готической надписью машина остановилась, Петька выскочил, чтобы распахнуть створки, а я спросил:

– Что здесь написано, «каждому – свое»?

– Нет, «Слепое повиновение» – девиз «Орденсбурген»». Хороший девиз, мои люди ему следуют, – Черных взглянул на меня, недобро улыбнулся, – иначе – смерть!

Я сделал вид, что не понял намека. Сказал:

– Надо же!

И отвернулся к окну.

Машина поехала через большой ухоженный парк со скульптурами древних рыцарей в латах, пеших и конных, изображенных то стоящими в одиночку, то борющимися с противниками, непременно полуголыми или одетыми в звериные шкуры.

Совершенно неожиданно извилистая аллея уперлась в большую площадку с работающим фонтаном посредине. Фонтан изображал, естественно, рыцаря, вонзившего копье в груду камней, откуда и поднималась ввысь струя воды. К ногам рыцаря карабкалась из воды каменная девушка с растрепанной прической и мускулистыми руками сельскохозяйственного рабочего. Нижняя часть ее тела скрывалась в воде, и сказать наверняка – русалка это или просто мокрая женщина – было затруднительно.

Сюжет фонтанного действа также остался для меня непонятен – то, что одетый в доспехи воин внезапно открыл геотермальный источник и решил поделиться этой радостью с купающейся поблизости пейзанкой, я отверг сразу, уж больно воинственно выглядел рыцарь и слишком настойчиво лезла к нему девица. Если он ее спас, то от кого? Существо, способное спрятаться в груде камней, должно быть небольшим и не представлять серьезной опасности для такой мускулистой особы. Но, с другой стороны, спрятавшееся существо извергало из себя струю воды высотой метра четыре, что говорило о его богатых потенциальных возможностях в смысле общения с девушками, и тогда выходило, что лезущая из воды девица могла умолять рыцаря пощадить богато одаренного природой индивида…

До конца разобраться в хитросплетениях германской мифологии я так и не смог, потому что меня прервал голос Черных:

– Здесь по вечерам я люблю слушать Вагнера! – и он описал в воздухе полукруг, то ли изображая «Кольцо Нибелунгов», то ли представляя Вагнера в виде геометрической фигуры… – Дальше мы пойдем пешком, так принято. Владелец замка, вернувшийся из крестового похода, оставлял здесь коня и оружие и шел к замку пешком, босой, одетый в рубище, с горящей свечой в руках.