Текст книги "Король футбола"

Автор книги: Азиз Несин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Если у вас есть желание, Саид-бей, вы всегда можете стать почетным членом нашего ПыС'а…

– О! Неужели я достоин такой чести? – ответил Саид дрожащим голосом.

ЧТО ТАКОЕ ПСИХОАНАЛИЗ

Саид был счастлив! Утром он побывает у Рефика, от него отправится на обед к Ферфейерверкам и опять увидит Севим. Никогда! Никогда больше он не заставит ее нервничать…

Жена доктора сердечно встретила лицейского товарища мужа. Саид был приятно удивлен и обрадован, увидев квартиру приятеля со всеми атрибутами состоятельности и достатка, – он хорошо помнил, в какой бедности прошла юность Рефика. Саид еще не знал, что Рефик стал известным психиатром, преподавал в университете, являлся членом многих международных научных обществ, а в Америке успел прославиться как специалист в области психотерапии.

Во время завтрака Рефик незаметно наблюдал за Саидом; от опытного взгляда врача ничего не ускользало: перед ним сидел психически нездоровый человек, которого следует немедленно спасать!…

После кофе мужчины перешли в кабинет доктора. Саид смотрел на друга с надеждой. Ведь кому бы он ни говорил о своем горячем желании стать футболистом, все только смеялись; «Какой из тебя, глиста несчастная, футболист?!», «Где тебе, очкарику, мяч разглядеть?!», «Кто это на старости лет в футбол начинает гонять?» – словом, насмешкам не было конца. И только Рефик принял слова Саида всерьез. И чем больше знакомые смеялись над Саидом, тем нестерпимее была эта мечта, это стремление побороть свою немощь, свою робость, эта жажда доказать, что и он может быть как все!…

И потому, наверное, Саид ждал от Рефика поддержки, совета, помощи, – друг всегда выручал его еще в лицейские годы.

– Так ты думаешь, я действительно смогу играть в футбол?

– Разумеется…

– Ты не издеваешься надо мной, Рефик?

– Я когда-нибудь издевался над тобой?

– Нет. Но я такой тощий, слабый. Мне и мяч-то не догнать.

– Я говорю как врач: догонишь и ударишь…

– Нет, не смогу. Я ничего не вижу даже в солнечный день…

– Ну ладно, не будем спорить. Скажу одно: если захочешь, то станешь прекрасным футболистом. Главное, это желание. Конечно, все произойдет не сразу. Сейчас ты физически к этому не подготовлен… Я займусь твоим лечением… Ты окрепнешь, станешь хорошо видеть. Все будет, только надо верить в себя, в свои силы, свои возможности…

Рефик говорил, а сам мучительно пытался понять душевное состояние своего друга, какие центры поразила болезнь… Ведь он не мог и не хотел выспрашивать у него так, как это сделал бы с настоящим душевнобольным… Прибегнуть к гипнозу? Но лечение гипнозом требует, чтобы больной знал о своей болезни… Пусть Саид думает, что его лечат от физического истощения, от близорукости.

Они заговорили о психотерапии: Рефик рассказал о гипнозе. Саид с интересом слушал его, не веря, что человек может уснуть от внушения.

– Как интересно… Нет, меня тебе не усыпить. На меня снотворное и то не действует… А тут от слов или взгляда?… Это все разговоры для простачков. Ты же знаешь, я не из их числа…

Рефик сказал, что не поддаются гипнозу лишь люди с сильной волей.

– Не знаю, какая у меня там воля, но меня никто не усыпит!

Пока Рефик думал о том, как ему поступить с Саидом, тот начал позевывать, ласковая дремота охватывала его от дружеского голоса доктора, мягкого света, обилия цветов, от всего убранства кабинета, который напоминал скорее детскую, чем врачебный кабинет. Всю ночь Саид носился во сне по футбольному полю, забивал голы, пасовал. А здесь он забыл обо всем, пришло успокоение, он откинулся на спинку дивана, веки его отяжелели…

К Рефику явился пациент, и доктор, извинившись перед другом, перешел в соседнюю комнату, чтобы провести там сеанс гипноза.

– Сейчас вы будете спать, – начал доктор. – Спать!… Спать!… Я начинаю счет, а вы повторяете про себя одну только фразу: «Все хорошо, все идет хорошо…» Раз… два… три…

Внезапно раздался храп. Рефик удивленно поглядел на пациента, тот на врача. Храп несся из соседней комнаты, где уснул Саид. Доктору пришлось отменить сеанс и отпустить больного.

Рефик вернулся в кабинет, поглядел на сладко спящего Саида и, усевшись против него в кресле, стал задавать ему вопросы. Саид охотно отвечал, и со стороны можно было подумать, что два старых друга ведут беседу.

То, о чем говорил Саид, были воспоминания детства, – он не любил вспоминать о нем, тем более рассказывать кому-либо. И если картины детских лет вдруг возникали в его памяти, он гнал прочь эти страшные тени прошлого.

Особняк старинного рода Шафран-заде, доставшийся Саиду Рыжисыну, был некогда многолюден. Почти в каждой комнате – а их здесь было превеликое множество, – не таясь от посторонних глаз, тешились парочки. Распущенность, разврат, содомский грех гнездились чуть не в каждом уголке этого дома. И маленький Саид, с тех пор как он помнил себя, бродил по дому, стыдясь происходящего и в тоже время подглядывая в замочные скважины. Больше всего его страшили забавы собственной маменьки. Для своих лет маленький Саид знал, пожалуй, слишком много и, воспитанный в таком окружении, вырос скрытным, застенчивым и, в общем-то, больным человеком.

Он рассказал Рефику о своих приключениях в Париже, Конечно, он знал о всех проделках Мадлен, но не подавал вида – больно ему хотелось хоть раз в жизни прикоснуться к женскому телу… Почти то же самое происходит и теперь в его отношениях с Севим. Разумеется, он понимает, что все это вздор с его мнимым отцовством, однако терпит, старается не слышать насмешек за своей спиной, изображает из себя глупца – ведь ему так хочется хоть раз в жизни стать отцом…

Саид исповедовался, Рефик задавал вопросы, внимательно слушал и делал какие-то пометки в блокноте. Времени прошло уже достаточно, а Саид все не просыпался. Рефик успел принять еще одного больного, почитать книгу, поговорить по телефону.

Проснулся Саид только под вечер. Он сладко зевнул, потянулся, огляделся, не в силах понять, где находится.

– Я спал? – спросил Саид, увидев Рефика.

– Да, – доктор посмотрел на часы, – ты проспал два с половиной часа…

Саид подскочил.

– Неужели я опоздал?

– Куда?

– Хасип-бей пригласил меня на обед…

– Ничего, еще успеешь.

– А осмотр? Разве ты не будешь меня осматривать?

– Мне с тобой в общем-то делать нечего. Приходи просто так, поболтаем, вспомним лицей.

– А лечение?

– Об этом не беспокойся. Лечить тебя будет другой врач. Я отведу тебя к своему хорошему товарищу, он и займется тобой.

Саид поблагодарил друга и, уходя, спросил еще раз:

– Значит, по-твоему, я смогу играть в футбол?

– Если очень захочешь, конечно! Поглядим, что скажет мой товарищ, когда тебя осмотрит.

Саид хитро засмеялся.

– А все-таки я сам заснул. Твое искусство оказалось ни к чему. Зря потратил ты время в своей Америке. До встречи!

– Счастливо!

Когда он ушел, Рефик еще долго думал о нем. Странное существо этот Саид. Никак не поймешь, говорит ли он всерьез или шутит. Какие-то глупые бредни с этим футболом. То хочет стать футболистом, то уговаривает себя и других, что не может. А рассказ о детстве, страшный, словно кошмар. Сколько может скопиться в человеческой душе грязи… А вдруг этот сон лишь притворство, лишь повод, чтобы выплеснуть на постороннего все, что не в силах уже сдерживать в себе? Конечно, Саид не очень здоров…

Саид тем временем сел в машину и помчался домой. До званого обеда времени было еще достаточно. Он принял ванну и почувствовал себя бодрым, как никогда, будто заново родился.

Давно у него не было такого прекрасного настроения.

Он галантно поцеловал тетушку, мадам Анжелу и вышел из дома, весело насвистывая.

Беррин-ханымэфенди, воспитанная в старых обычаях, терпеть не могла подобных нежностей и поцелуй племянника восприняла как еще одно доказательство его ненормальности.

ОБЕД В ЧЕСТЬ ПРИМИРЕНИЯ

Еще накануне семейство Ферфейерверков и другие заинтересованные стороны долго обсуждали вопрос о том, где лучше всего устроить обед. Мехджуре-ханым предлагала отобедать дома – нет, она вовсе не была скрягой, – просто она считала: «Раз он хочет стать нашим зятем, сами видите, как он сохнет по Севим, то ему приятнее посидеть у нас дома». Ахмеду хотелось как следует кутнуть, и он предложил отправиться в казино, где играют настоящую музыку и поют турецкие песни. Севим, которой были, конечно, известны вкусы своего жениха, уверяла, что он любит только джаз, и потому надо идти в европейский ресторан. Хасип-бей на этот счет мнения не имел и в споре поэтому участия не принимал.

– Предоставьте все мне, – привычно взял бразды правления в свои руки Дюндар Болтун-бей. – Обед затевается совсем не во имя чревоугодия. Нам предстоит помирить молодых людей. Поэтому, во-первых, надо, чтобы вино и ракы лились рекой, а во-вторых, как следует поднакачать Саид-бея так, чтобы у него развязался язык. Мы должны наконец выяснить его истинные намерения… Поверьте мне, господа, ракы пьется легче всего под звуки саза…

Так был решен вопрос в пользу казино.

Утром Саид послал невесте корзину цветов, а вечером явился сам, увешанный подарками для всего семейства.

– А все-таки он у нас парень не жадный, – заметила наблюдательная Мехджуре-ханым.

Вид жениха выражал крайнюю степень смущения и глубокого раскаяния. Подойдя к руке невесты, он даже не поднял головы, боясь взглянуть в лицо возлюбленной. Севим же, напротив, делала вид, что давно забыла о неприятном инциденте, и громко смеялась.

– Перестань ржать, – сквозь зубы пробурчал Ахмед. – А то потом реветь начнешь, знаю я тебя.

В казино отправились в машине Дюндара Болтун-бея. Ахмед сел впереди, остальные разместились на заднем сиденье. Саид с Севим уселись между четой Ферфейерверков, которых никак нельзя было назвать худенькими, поэтому молодым пришлось тесно прижаться друг к другу. И Саид, пьяный от счастья, молил Аллаха: «Сделай, чтобы машина так и катила всю жизнь без остановки…»

Дюндар Болтун-бей заранее позвонил хозяину казино и попросил оставить для них стол. Поскольку был он человеком известным, их усадили у всех на виду, перед самой эстрадой, – такого почета не оказывали даже видным политическим деятелям.

И вот наконец обед начался. Все сидят за столом, который ломится от яств, и в какой раз поднимают бокалы за счастье жениха и невесты… Саид впервые попал в казино. Предположение Болтун-бея оправдалось: жених пил столько, сколько ему наливали, и потому быстро охмелел.

Повернувшись к Ахмеду, Саид говорил без умолку. То ли от притворства, то ли под действием выпитого, Севим вдруг прижалась к Саиду, а он продолжал говорить, не обращая внимания на невесту. Тогда мамаша стала поучать Севим:

– Доченька, ты слишком балуешь его. Мужчинам нельзя доверять. Даже самый неказистый и тот может себя бог знает кем вообразить, особенно когда видит, что женщина сама к нему льнет…

– Ах, мама, – перебила ее Севим. – Он даже собственного носа не видит.

– Таких, которые собственного носа не видят, – продолжала многоопытная Мехджуре-ханым, – и следует больше всего опасаться… Им обмануть бедную девушку ничего не стоит! Честно говоря, мне твой жених не внушает доверия… Впрочем, поживем-увидим. Будем надеяться, что все кончится свадьбой.

Наконец Саид повернулся к невесте и нежно взял ее за руку:

– Я хочу вам признаться, Севим-ханым… Я хочу сказать об очень важном…

– Говори, не стесняйся! – подбодрила его Севим. Для храбрости Саид отпил еще глоточек вина и вдруг выпалил:

– Я стану футболистом… Чтобы быть достойным вашей любви! Я дал слово, что научусь играть в футбол!

Севкм расхохоталась.

– Ты хоть раз в жизни ударил по мячу?

– Да… Однажды… в лицее… Ребята организовали две команды неумеек и взяли меня. Я хотел сбежать, но они меня поймали.

– И ты играл?

– Еще как! Я забил пять голов! Севим была поражена.

– Ну и умора!… А почему ты бросил играть?

– Почему? Потому, что игра не кончилась, а меня так отдубасили…

– Кто? Другая команда?

– Нет.

– Мальчишки-болельщики?

– Нет.

– Судья?

– Да нет! Ребята из моей команды.

– За что же тебя свои били? – смеясь, спросила Севим.

– Как за что? За пять голов!

– О г зависти?

– Нет, Севим-ханым, все пять голов я забил в собственные ворота. Солнце палило вовсю, и мяча я не видел, а от беготни по полю совсем ошалел. Если бы мне не мешали, я бы и в другие ворота забивал. Но ведь за мной все время бегали. Куда я с мячом, туда и они. К каким воротам удавалось подбежать, в такие и бил… И как назло, все пять раз передо мной оказывались свои ворота.

– Значит, в свои забивал? – Севим покатывалась от хохота.

– Я не нарочно! Когда все бегают и орут, нет времени спросить у вратаря, чьи это ворота…

От вина, а может быть, от того, что выспался у врача, Саид был необычно оживлен и даже незаметно для себя стал называть Севим «любимой» и на «ты».

– Любимая, я непременно стану футболистом, чтобы быть достойным твоей любви!

Многие мужчины называли Севим «любимая моя», и она считала это естественным, но от слов жениха ей стало не по себе.

– У меня к тебе просьба, – вдруг сказал Саид.

– Иу? – насторожилась Севим.

– В газетах печатают объявления, дескать, такой-то дает там-то уроки современного или классического танца…

– Ты собираешься учиться танцам?

– Нет, я хочу учиться на футболиста… Мне нужен преподаватель футбола. Если такие есть, ты их наверняка знаешь, любимая моя…

Севим перестала смеяться, ей вдруг захотелось посмотреть этому человеку в глаза – действительно он так глуп или же морочит ей голову, издевается над ней, над всем миром? Неужели мать права, и этот человек способен одурачить ее… Ее, Севим Грифон, которая прошла огонь, воду и медные трубы!… Неужеди он хочет обвести ее вокруг пальца? Нет, не бывать этому!… Если только он не дьявол! И Севим Грифон стало страшно…

– Саид, сними очки! – скомандовала она Саиду.

– Севим-ханым, я вас тогда не увижу… Я не могу…

– Сними, сними, говорю! – Голос ее дрожал.

– Хорошо… Прошу прощенья, но когда я без очков, я чувствую себя так, будто нагишом стою посреди площади… Сколько я себя помню, я всегда был в очках, мне кажется, я родился в них.

Саид снял очки. Севим увидела два крохотных зрачка. Казалось, на нее смотрят глаза слепца. Такой простофиля если и может кого обмануть, то только себя…

– Надень очки! Да побыстрей!… – сказала она и отвернулась.

Никто толком не понял, что произошло между невестой и женихом, только Дюндар Болтун-бей почувствовал перемену в атмосфере вечера. Быстро наполнив бокалы, он громко воскликнул:

– За счастье!

Саид уже еле ворочал языком – сегодня он выпил, пожалуй, больше, чем на собственной помолвке…

– Я вообще такой человек, – произнес он, с трудом выговаривая слова. – Я вообще ничего не хочу… Но уж если захочу, обязательно добьюсь… И футболистом буду!… Захотел стать математиком и стал!…

– Опять ты со своей арифметикой… Что ты с ней носишься как курица с яйцом? – перебила его Севим.

– Математика… Арифметика… – бормотал он. – Арифметика – наука всех наук… Я не позволю, чтоб при мне!…

– Замолчи, ради Аллаха, у меня голова распухла…

– Не буду, не буду… О любимая моя! Найдите, прошу, мне учителя по футболу, – опять стал умолять Саид, – я буду заниматься… Вот увидите…

– Да не бывает футбольных учителей. Но Саид твердил свое:

– Нет, вы знаете, Севим-ханым, знаете… Мне Аркан-бей говорил, что нашего Ахмеда именуют не иначе как «профессором футбола». Попросите, чтобы он меня учил. Он согласится. Я хорошо заплачу…

Севим повернулась к Ахмеду:

– Ради Аллаха, избавь меня от него, этот тип совсем задурил мне голову…

Она пересела к Ахмеду, а Дюндар Болтун-бей и Эрол, усадив Саида между собой, стали наперебой посвящать его в планы ПыС'а.

– Впереди у нас главная встреча с румынами, – говорил Болтун-бей. – В Бухаресте через два месяца Севим-ханым собирается поехать с нами. Она едет, чтобы поддержать моральный дух лучшей турецкой команды. Может, и вы составите нам компанию?

Слова Болтун-бея вдруг взволновали Саида – вот что значит выпить лишнего. Не зря в народе говорят, что спиртное лучше в бутылке держать!

– Это еще что за новости? – возмутился жених. – Севим моя невеста, а едет с ПыС'ом в Бухарест?

Сообразительный Аркан-бей поспешил налить бокалы и провозгласить тост:

– За счастье невесты и жениха! Но Саид уже не хотел пить…

На эстраду казино поднялся певец в красной рубашке и запел песню, которую Саид никогда не слышал.

Ты в моем сердце одна,

Нет мне покоя и сна,

Нет мне к любимой пути,

Значит, не любит она.

Стань моим солнцем в ночи.

Рану в груди залечи.

Дай до тебя добрести,

Участь мою облегчи!…

Песня словно пронзила сердце Саида, – это о его любви сложили песню. На эстраде давно уже звучали другие слова, а Саид все еще продолжал твердить:

– «Ты в моем сердце одна, нет мне покоя и сна…» – И перед его взором была любимая Севим!…

Жениха, кажется, развезло.

– «Стань моим солнцем в ночи, – шептали губы Саида. – Рану в груди залечи…» Вот увидите… – неожиданно громко сказал Саид. – Доктор мне сказал… Я буду футболистом!… Звездой!… Великим футболистом… Королем!…

И он опять запел:

– «Нет мне к любимой пути, значит, не любит она…»

Необычное поведение жениха поразило Севим. Она даже подумала: «Неужто у Аллаха не хватило времени сотворить его чуть привлекательней?…»

Из казино вся компания выбралась далеко за полночь. Дюндар Болтун-бей предложил отправиться на Босфор.

– Не будем набиваться в одну машину! Как селедки… Пусть наши, так сказать, молодые берут такси и едут за нами…

Так и сделали. Саид, сидя рядом с Севим, все еще бормотал слова песенки: «Ты в моем сердце одна, нет мне покоя и сна…» – и слезы текли по его щекам.

– Почему ты не купишь машину? – вдруг спросила Севим.

– Машину?… Не знаю… А кто будет ее водить? Мне нельзя.

– Я!

– А правда, почему бы не купить? Чего же ты раньше не просила, любимая моя?

Севим серьезно посмотрела на него.

– Ты обещаешь купить, Саид?

– Конечно, раз ты хочешь…

Севим стала гладить его по голове, как маленького… Саид опять всплакнул. Из-за чего? «Нет мне к любимой пути, значит, не любит она…» Севим поцеловала его.

– Когда?

Саид не понял.

– Что когда?

– Когда купишь?

– Сегодня!… «Дай до тебя добрести, участь мою облегчи!…»

Возвращаясь с Босфора домой, Севим сказала матери, что Саид покупает ей машину, и решительно произнесла:

– За такой подарок мы должны оставить его ночевать.

Родители начали дружно возражать, поминая без конца о нравственности, морали, приличии, но Севим твердила свое:

– Ну что в этом плохого? Как будто мои ребята никогда у нас не оставались?

– Ребята – дело одно, жених – совсем другое… Даже Ахмед был на ее стороне. И конечно, вышло

так, как хотела Севим… Ахмед с Эролом волоком втащили Саида по лестнице и уложили на диван… Супруги Ферфейерверки просили, чтобы Ахмед на всякий случай остался. Но Ахмед был на этот раз неумолим.

Саид проснулся рано. Все еще спали. Он сел на диване, не в состоянии сообразить, где находится. Без очков он ничего не видел, долго шарил вокруг себя, наконец нащупал очки на полу и, обретя зрение, встал, оделся и тихонько, чтобы никого не разбудить, открыл дверь и вышел на улицу.

Когда через некоторое время Саид предстал перед тетушкой, он все еще еле держался на ногах. Пораженная Беррин-ханым, увидев пьяного племянника, громко вскрикнула и чуть было не лишилась чувств.

ПЕРВЫЕ ПЛОДЫ ЛЕЧЕНИЯ

Отныне Севим, Ахмед и Саид стали частенько появляться вместе – их даже окрестили «святой троицей», благо был «отец», был «дух» и кому-то досталась роль «сына», – обо всем этом пресса не замедлила сообщить в разделе светской хроники. Следует добавить, что большую часть времени Севим посвящала Ахмеду, но не забывала и Саида, если надо было идти куда-то, где надлежало платить деньги.

В доме Ферфейерверков в последнее время возникли разногласия между дочерью и матерью, даже нечто вроде ссоры, ибо Севим упрекала Мехджуре-ханым зато, что та будто бы намеренно оттягивает день свадьбы. Саид буквально лезет из кожи вон, чтобы ускорить свадьбу, полагая, видимо, что после этого Севим будет принадлежать только ему одному. (Ахмед в расчет не идет, все-таки ближайший родственник.) Она же, Севим, спешит совсем по другой причине: как только они переберутся в свой новый дом, она наконец-то станет свободной женщиной и, самое главное, избавится, слава Аллаху, от родительского ока – шагу не дают ступить, от такой опеки кто угодно потеряет душевное равновесие. Севим топала ногами и кричала матери:

– Хочу, чтобы свадьба была немедленно! Что ты морочишь голову моему типу (дома она всегда называла Саида «тип»). Просила его купить дом, он купил; тебе не понравилась улица, он купил дом на другой улице; ты заявила, что дом мал, он купил побольше; когда ты сказала, что дом велик, он купил поменьше… Он купил мебель, обставил все комнаты, и теперь, когда все готово, ты талдычишь свое: то гарнитур в столовой слишком светел, то клеенка в кухне, наоборот, слишком темна… Кончится это когда-нибудь или нет?

Мать не оставалась в долгу:

– Ты что, совсем рехнулась? Уж не влюблена ли ты в этого растяпу? Успеешь замуж, не лопнешь!

– Уже лопнула! Вы кого угодно угробите! Я больше так жить не желаю! Хочу замуж!… Ко мне в дом никого не пускают, меня из дома не выпускают! Подумать только: не могу сходить на стадион своих мальчиков посмотреть. Для этого, видите ли, надо сначала замуж выйти… Вот и отдайте меня замуж!…

– Ты, дочь моя, никак, спятила! – кричала мама. – Хочешь опозорить уважаемую семью Ферфейерверков? Могу ли я, Мехджуре-ханым, вот так, за здорово живешь, отпустить свою единственную доченьку неизвестно куда?… Не волнуйся, он в конце концов купит такой дом, какой захочу я, и обставит его такой мебелью, какая нравится мне!… А ты, радость моя, столько времени терпела, что можешь и еще потерпеть…

Как раз в тот момент, когда Севим завизжала: «Не жела-а-аю!» – раздался звонок, – пришел Ахмед. Перепалка продолжалась.

– Коли так, пусть мой тип не приходит ко мне! Не желаю его видеть! Раз никто не может ко мне приходить, пусть и его ноги здесь не будет! Как увижу его рожу, у меня сердцебиение сразу начинается…

Горничная открыла дверь в гостиную. Увидев на пороге Ахмеда, Севим бросилась к нему, ища спасения.

– Ахмед, миленький, ну, скажи ты ей… Ахмед прервал ее:

– Ты так визжишь, что на улице слышно. Севим залилась слезами и стала оправдываться:

– Я прошу поскорее устроить свадьбу, а мама каждый день придумывает что-нибудь новое. Мой тип однажды уже оклеил весь дом, так маме, видишь ли, не понравились цветы на обоях. Можно подумать, что она всю жизнь только и жила в доме с обоями. Что сделал мой тип? Содрал и оклеил новыми. Ну, скажи, Ахмед, разве я не права?… Мой тип обещал к свадьбе купить машину. Так чего же мы ждем?

– Так бы и сказала, что тебе не терпится получить машину!

Мехджуре-ханым упорно стояла на своем, руководствуясь собственными убеждениями – пусть Рыжисыны поймут, что Ферфейерверков не проведешь и задешево не купишь…

В самый разгар семейной баталии явился жених с коробкой засахаренных каштанов. «Святая троица» оказалась в сборе, однако не успевшая еще остыть после перепалки Севим встретила жениха холоднее, чем обычно.

Подали кофе. Саид, учтиво осведомившись о здоровье, сообщил, что меблировка нового дома окончена, и пригласил Мехджуре-ханым осмотреть новое гнездышко. Та с безразличным видом кивнула головой.

– Хорошо, как-нибудь постараюсь заглянуть. Севим побледнела от гнева. Испуганная мамаша,

боясь новой ссоры, поспешила покинуть гостиную.

Ахмед поудобнее устроился в кресле и стал рассказывать про клубные новости:

– Наш новый тренер Томпсон прямо ненормальный. Только и слышим: «Помните о дыхании!… Помните о дыхании…» Гонял нас полдня по полю, будто собак дрессированных, мы то прыгали, то скакали, то стометровку бегали. И после этого еще двустороннюю игру затеял… Ну, не мерзавец ли! Кто же такое выдержит? Ей-богу, у меня ноги отваливаются.

– Даруй Аллах силу твоим ножкам, дорогой!

– Спасибо, дорогая.

Сочтя свое долгое молчание невежливым, Саид поспешил вступить в разговор и вполне невинно задал вопрос, о последствии которого даже не подозревал, иначе, наверное, смолчал бы.

– Ахмед-бей, а какая у вас основная профессия? Знаменитый защитник ПыС'а ужасно возмутился,

Саиду показалось, что у Ахмеда даже дернулась левая нога.

– Что? Профессия? И еще основная? Ты что, не знаешь, что я в основном составе играю? Я футболист. Звезда! Понял?!

Наивный математик, не знавший, что такое труд, никогда не думал, что можно заработать на жизнь, бегая с мячом по полю.

– Извините… Не имел понятия… Но только… Вы разве только все время играете?… И больше ничего?.»

Подобное непонимание вывело Ахмеда из себя.

– По-твоему, этого мало? Аллах, Аллах! Послушай, братец, ты что, с луны свалился? Я тебе однажды подробно объяснял, кто я такой и что обо мне в газетах пишут. Ну и ну!… Вот уж достался нам друг-приятель! Довел меня до белого каления…

– Что же, футбол, по-твоему, не профессия? Спроси на улице первого встречного, кто такой Ахмед Стена! – возмутилась Севим.

– Я… Я совсем не то хотел спросить… – залепетал перепуганный Саид.

– Тысячу человек о нем спроси, – продолжала Севим, – и все, как один, расскажут тебе о его жизни в мельчайших подробностях. А потом спроси про какого-нибудь министра, и все тебе будет понятно!

– Ну, что на это скажешь, братец? – осведомился довольный столь энергичной поддержкой Ахмед.

Из беды выручила жениха Мехджуре-ханым, которая пригласила спорящих к обеду. Саид извинился, что не может отобедать в приятном обществе, и отправился на прием к Рефику.

После всестороннего, затянувшегося на целую неделю медицинского обследования доктор Рефик и его друг профессор пришли к заключению, что у пациента неблагополучно с железами внутренней секреции Да. нелады и с поджелудочной. Отсюда все беды Саида: и неправильное развитие, и физическая слабость, и плохое зрение, нездоровый цвет кожи, отсутствие растительности на лице. Установив диагноз, профессор любезно согласился лечить Саида…

Болезни наследника рода Рыжисынов проистекали от неправильного кормления, в первую очередь от однообразия пищи. Саид сроду не ел мяса и яиц. Сразу после рождения младенца отняли от материнской груди, а у кормилицы не могло быть молока просто потому, что она никогда не рожала, – в дом Шафран-заде под видом кормилицы проникла какая-то кумушка, которой очень хотелось убедиться в правдивости многочисленных слухов, ходивших по Стамбулу, о вельможном семействе. Кончилось тем, что Саиду так и не удалось узнать вкуса материнского молока. Одним словом, если бы не тетушка Беррин-ханымэфенди, Саид приказал бы долго жить. Вместо того, чтобы разводить кошек, как это принято у богатых незамужних дам, тетушка посвятила свою жизнь племяннику, выкормила его обыкновенным коровьим молоком, выходила его, спасая от бесконечных болезней.

Все началось однажды летом, когда младенец Саид заболел дизентерией. Его с трудом спасли, но остановиться он уже не мог и переболел всеми детскими болезнями, которые перечислены в медицинских справочниках. Отечественная наука до сих пор не раскрыла этот медицинский феномен! Как он умудрился выжить и даже вырасти до ста восьмидесяти четырех сантиметров?…

Родовой особняк Рыжисынов был настоящим караван-сараем, проходным двором, Содомом и Гоморрой. Невозможно было понять, кто в нем живет, кто пришел просто в гости, кто с кем состоит в родстве и каком именно. Саид рос избалованным, капризным ребенком, и кормление младенца стало излюбленным развлечением взрослых представителей рода Шафран-заде – Рыжисынов. Весь дом начинал ходить ходуном: дипломаты в отставке прыгали на одной ноге, старики кукарекали, женщины исполняли танец живота, все хлопали в ладоши и хором приговаривали: «Ешь, птенчик наш, кушай, Саид-паша!» Можно было подумать, что все эти игры и пляски устраивались не для того, чтобы заставить Саида есть, а для собственного удовольствия и увеселения.

С раннего детства Саид жил в вечном страхе, боялся всех, кроме тетушки Беррин-ханым. Полугодовалого ребенка насмерть испугала нянька; подойдя к его постели и увидев гримаску на лице крошечного Саида, она вдруг закричала, словно зарезанная: «А-а-а! Слава Аллаху, наш паша засмеялся! Идите сюда, наш Саид-паша улыбается!» Сбежались все обитатели дома, окружили кроватку и так истошно загалдели, что младенец в тот же день серьезно заболел. После этого он начинал кричать благим матом, как только к нему приближался кто-нибудь, кроме тетушки.

Подробности детских лет Саида, рассказанные тетушкой Беррин-ханым, помогли профессору и Рефику определить характер заболевания и назначить соответствующий курс лечения. Профессор считал, что после первого курса лечения Саиду следует поехать в Америку в институт, где лечат новейшими методами. Уговорить Саида поехать в Америку без Севим было невозможно – это доктор Рефик понимал и, начав свой курс гипноза, стал внушать больному жениху, что тот станет известным футболистом, что ему надо лечиться и для этого следует отправиться в Америку без невесты, иначе проку от лечения не будет…

Каждый раз, входя в кабинет Рефика, Саид чувствовал, как у него сразу тяжелеют веки, слипаются глаза, он с трудом добирался до дивана, не забывая при этом с вызовом сказать: «Я не верю, что можно заснуть от простого внушения», – и тут же засыпал мертвецким сном. На Саида магически действовали любые цифры, – ведь больных усыпляют с помощью счета, – так он заснул однажды, когда Рефик спрашивал у жены номер телефона кого-то из знакомых.

Верный друг Рефик беседовал со спящим Саидом о прошлом, говорил ему о будущем. После каждого сеанса Саид уходил бодрый, веселый, словно сбросив с себя тяжкий груз.

Как-то раз, перед визитом к Рефику, Саид уселся за обеденный стол и ждал, когда мадам Анжела подаст ему обед. Тетушки не было дома. Прошло пять минут, десять, потом и все полчаса, а мадам Анжела все не появлялась. Боясь опоздать к Рефику, Саид отправился на кухню: мадам Анжела, нацепив на нос очки, с увлечением читала газету.

– Что случилось, мадам Анжела? Я жду уже бог весть сколько времени!

– Сейчас иду, мой паша… Обед подоггевается… Вот только дочитаю… Пго Ахмед-бея пишут, котогый к нам пгиходил… Очень интересно, мой паша… Никак не могут гешить, бгать его в Румынию или не бгать… Ведь его лишили пгава участия на две иггы…

Дочитав статью про Ахмеда, мадам Анжела подала обед. Когда пришла тетушка, Саид просматривал первую страницу газеты.

«Смена в правительстве», – прочел он огромный заголовок.

– Что ты говоришь, сын мой? – отозвалась Беррин-ханым.

– Говорю, смена в правительстве. Министр просвещения теперь будет министром юстиции, а министр юстиции – министром просвещения.