Текст книги "Миры Айзека Азимова. Книга 10"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

79

Тревайз опустился на стул, глядя на Пелората, сидящего на узкой койке. Блисс встала и молча посмотрела по очереди на мужчин.

– Позволь мне судить, бесполезны были наши поиски или нет, Джен, – смог наконец выговорить Тревайз. – Лучше скажи, что натрепал тебе этот болтун только покороче.

– Я делал пометки по ходу беседы. Это помогло произвести на старика впечатление ученого, но мне нет нужды заглядывать в них. Его речь была непрерывным потоком сознания. О чем бы он ни заговорил, это тут же напоминало ему о чем-то еще, но, конечно, я потратил бы всю жизнь, пытаясь переварить эту информацию в поисках надежных и состоятельных сведений, так что моя задача сейчас – суметь преобразовать длинные и бессвязные рассуждения…

– Во что-нибудь столь же длинное и бессвязное? Ближе к делу, Джен, дружище, – вежливо перебил его Тревайз.

Пелорат откашлялся и продолжил:

– Да, конечно, дружок. Я попытаюсь сделать связный и хронологически верный отчет из всего услышанного. Итак, Земля была родным домом человечества и миллионов видов животных и растений. Так продолжалось бессчетное число лет, пока не начались гиперпространственные полеты. Тогда и были заселены Внешние миры. Они откололись от Земли, развив свою собственную культуру, и стали презирать и угнетать планету-праматерь.

После пары столетий таких отношений Земля сумела вернуть себе свободу, хотя Моноли так и не объяснил, каким образом это произошло, а я не решился расспросить поподробнее. Даже если бы он и позволил мне прервать его, что маловероятно, это могло просто увести старика в новые дебри воспоминаний. Он, кстати, упомянул исторического героя по имени Элайдж Бейли, но упоминания о нем столь характерны для попытки приписать одной личности все достижения целого поколения, что не было смысла пытаться…

– Пел, дорогой, тут все ясно, – оборвала его Блисс.

Пелорат умолк на полуфразе, пытаясь сосредоточиться.

– Конечно. Извините. С Земли ушла вторая волна поселенцев, основав множество новых миров и на новый лад. Новая группа поселенцев, действуя более энергично, чем космониты, вытеснила, разгромила и пережила их и, наконец, создала Галактическую Империю. Во время войн между поселенцами и космонитами – нет, не войн… он использовал слово «конфликты» – Земля и стала радиоактивной.

– Это же нелепо, Джен! – с явным раздражением заявил Тревайз. – Как могла целая планета статьрадиоактивной? Каждая планета в той или иной степени радиоактивна с момента своего образования, и эта радиоактивность постепенно снижается. Статьрадиоактивной невозможно.

– Я лишь передаю тебе слова Моноли, – пожал плечами Пелорат. – А он рассказал мне только то, что сам слышал – от кого-то, кто рассказал ему, что онслышал – и так далее. Это – народные предания, передающиеся от поколения к поколению, из уст в уста, кто знает, с какими искажениями, возникающими при каждом очередном пересказе.

– Я понимаю, но разве здесь нет книг, документов, древних летописей, которые сохранили историю былых времен и которые могли бы дать нам что-нибудь поточнее, чем современные сказки?

– Я спросил старика и об этом, но ответ был – нет. Он туманно объяснил, что были книги в давние времена, но что они давным-давно утеряны, но тем не менее все сказанное им содержалось в тех книгах.

– Да, славная работа. И здесь та же самая история. На каждой планете, которую мы посетили, записи, касающиеся Земли, так или иначе исчезли. Хорошо. Так откуда, он сказал, взялась радиоактивность Земли?

– Он не привел никаких подробностей. Максимум, что он сказал, так это – что космониты были благоразумны, а потом стал утверждать обратное – что космониты были теми злыми демонами, которых люди Земли винили во всех напастях. Радиоактивность… В это мгновение его перебил звонкий голосок.

– Блисс, я – космонитка?

Фаллом со взъерошенными волосами стояла в узком дверном проеме между двумя комнатами. Ночная рубашка (предназначенная для более пышных форм Блисс) соскользнула с одного ее плечика, обнажив неразвитую грудь.

– Мы беспокоились о неожиданных визитерах снаружи, – сказала Блисс, – и забыли об одном внутри. Ну, Фаллом, почему ты спрашиваешь?

Она встала и подошла к подростку.

– У меня нет того, что есть у них, – заявила Фаллом, показав на мужчин, – или того, что есть у тебя, Блисс. Я… другая. Это потому, что я – космонитка?

– Да, Фаллом, – успокаивающе произнесла Блисс, – но небольшие отличия не страшны. Ступай обратно в постель.

Фаллом стала покорной, как всегда, когда Блисс хотела этого. Девочка повернулась и уходя, словно разговаривая сама с собой, пробормотала:

– Я – демон? Что же такое – демон?

Блисс, бросив через плечо: «Подождите меня минутку, я скоро вернусь», – вышла вслед за ней.

Она вернулась через пять минут, качая головой:

– Теперь она будет спать, пока я не разбужу ее. Я должна была это сделать раньше, но любое вмешательство в сознание должно проводиться лишь в самом крайнем случае. – Словно оправдываясь, она добавила: – Я не могу избавить ее от размышлений о различиях между ее гениталиями и нашими.

– В один прекрасный день она все-таки узнает, что она – гермафродит, – заметил Пелорат.

– Но не теперь, – возразила Блисс. – Продолжай свой рассказ, Пел.

– Да, – поддержал Тревайз, – пока еще кто-нибудь не помешал нам.

– Хорошо. Земля стала радиоактивной или, по крайней мере, ее поверхность. Тогда на Земле жило огромное население, сосредоточенное в гигантских городах, размещавшихся по большей части под землей…

– Ну уж это, – встрял Тревайз, – точно вранье. Должно быть, из местного патриотизма они превозносят золотой век родной планеты, а все подробности – просто-напросто искаженные воспоминания о Тренторе времен егозолотого века, когда он был столицей Империи, раскинувшейся на всю Галактику.

– Послушай, Голан, – после некоторого раздумья ответил Пелорат, – ты не должен меня учить, как заниматься моим делом. Мы, мифологисты, хорошо знаем, что мифы и легенды содержат заимствования, морали, природные циклы и сотни других включений и искажений. Но мы трудимся над тем, чтобы их отсеять и добраться до того, что может оказаться сердцевиной, правдой. Фактически, те же приемы могут быть применены и к самым достоверным историям, поскольку никто не пишет явную и очевидную правду, хотя и говорят, что она существует. В конце концов сейчас я рассказываю вам то, что говорил мне Моноли, хотя, полагаю, и я внес свои собственные искажения, несмотря на все мои попытки избежать этого.

– Хорошо, хорошо, – согласился Тревайз. – Продолжай, Джен. Я не хотел тебя ни в чем упрекать.

– Я не в обиде, дружок. Так вот. Огромные города (примем за истину их существование) разрушались и становились меньше по мере того, как радиоактивность все более и более возрастала, пока население, вернее то, что от него осталось, постепенно не было вытеснено в относительно свободные от радиации области. Численность его была сокращена посредством контроля над рождаемостью и убийством людей старше шестидесяти лет.

– Ужасно, – негодующе произнесла Блисс.

– Несомненно, – согласился Пелорат, – но именно так они поступали, по словам Моноли, и это могло быть правдой, хотя и не красит землян. И непохоже, чтобы такая нелестная характеристика могла быть выдумана. Люди Земли, презираемые и угнетаемые космонитами, не испытывали презрения и гнета Империи, хотя… здесь может иметь место преувеличенная жалость к себе – очень соблазнительное чувство. Это случай…

– Да, да, Пелорат, но в другой раз. Пожалуйста, продолжай о Земле.

– Простите. Империя, сделав благородный жест, согласилась заменить импортированной, свободной от радиации, почвой верхний зараженный слой Земли и вывезти его прочь. Нет нужды говорить, что эта грандиозная задача вскоре утомила Империю, особенно из-за того, что именно в то время (если мои догадки верны) произошло свержение Кандора V, после чего у Империи появилось много гораздо более важных забот, чем забота о Земле. Радиоактивность все росла, население все сокращалось, и наконец Империя, в новом порыве благотворительности, предложила перевезти остатки населения на новую планету – короче говоря, сюда. Задолго до этого, оказывается, какая-то экспедиция засеяла океан, так что ко времени, когда были разработаны планы переселения сюда землян, здесь уже была кислородная атмосфера и достаточное количество пищи. Никто из миров Галактической Империи больше не претендовал на Альфу из-за определенной антипатии к планетам, обращающимся вокруг двойных звезд. Видимо, в подобных системах существовало так мало пригодных для жизни планет, что к ним не приближались из-за подозрений, что на них что-то нечисто. Это общепринятый предрассудок. Был хорошо известный случай…

– Расскажешь о нем потом, Джен. Давай про перевозку людей.

– Осталось подготовить сушу, – в спешке глотая слова, продолжил Пелорат. – Была обследована наиболее мелкая часть океана и подняты осадочные породы с более глубоких участков, чтобы нарастить шельф и в конце концов создать остров – Новую Землю. Потом к нему добавились валуны и кораллы, зацепленные драгами, насадили растения, способствовавшие укреплению почвы. И вновь Империя взвалила на себя непосильную ношу. Возможно, вначале планировалось сотворить на Альфе целые континенты, но ко времени, когда успели создать только один остров, имперская благотворительность иссякла. На остров перевезли уцелевших землян. Имперский флот увез своих людей и машины, и больше никогда не возвращался. Земляне, живущие на Новой Земле, оказались в полной изоляции.

– Полной?! – усомнился Тревайз. – Моноли действительно утверждает, что никто изо всей Галактики не появлялся здесь до нашего прилета?

– Почти полной. Я полагаю, здесь нет ничего такого, ради чего стоило бы прилетать, даже если оставить в стороне суеверную неприязнь к системам двойных звезд. Случайные корабли поначалу могли время от времени залетать сюда, как наш, например, но в конце концов про Альфу совсем забыли, прилетавшие сюда раз больше не возвращались. Вот и все.

– Ты спросил Моноли, где расположена Земля?

– Конечно, спросил. Он не знает.

– Как может он столько знать об истории Земли, не ведая, где она находится?

– Я специально спросил его, Голан, не та ли звезда примерно в парсеке от Альфы – именно то солнце, вокруг которого обращается Земля. Он не знал, что такое парсек, и я объяснил, что с точки зрения астрономов это очень небольшое расстояние. Большое или нет, сказал Моноли, но он не знает, где Земля, и не знает никого, кто бы знал. И, по его мнению, ничего хорошего попытка найти ее не принесет. Ей должно быть позволено, заявил он, до скончания времен плыть в покое и одиночестве через пространство.

– Ты согласен с ним?

– Не то чтобы… – печально покачал головой Пелорат. – Но он сказал, что при той скорости, с которой нарастала радиоактивность, планета должна была стать совершенно непригодной для жизни вскоре после переселения остатков людей и что сейчас она должна настолько интенсивно излучать, что никто не сможет к ней приблизиться.

– Чепуха, – уверенно заявил Тревайз. – Планета не может стать радиоактивной и, даже если так, не может постоянно наращивать свою радиоактивность. Радиоактивность способна только спадать.

– Но Моноли так в этом уверен! Столько людей говорили нам одно и то же на разных планетах – что Земля радиоактивна. Скорее всего, продолжать поиски бесполезно.

80

Тревайз глубоко вздохнул, затем, старательно взвешивая слова, сказал:

– Чепуха, Джен. Выдумки.

– Но послушай, дружочек, нельзя же верить во что-то только потому, что хочется в это верить.

– Мои желания тут совершенно ни при чем. Мы обыскивали планету за планетой и обнаружили, что все сведения о Земле изъяты. Зачем это сделано, если скрывать нечего, если Земля – мертвый радиоактивный мир, к которому даже приблизиться нельзя?

– Я не знаю, Голан.

– Нет, знаешь. Когда мы приближались к Мельпомене, ты сказал, что радиоактивность может оказаться обратной стороной медали. Уничтожение записей, чтобы сделать недоступными точные сведения; создание легенд о радиации, чтобы внести дезинформацию – и то, и другое могло у любого отбить охоту искать Землю, но мы не должны поддаваться панике и разочарованию.

– Слушай, – вмешалась в их диалог Блисс, – ты, кажется, думал, что ближайшая звезда – Солнце Земли. Зачем тогда продолжать спор о радиоактивности? В чем проблема? Почему просто не слетать туда и не посмотреть, Земля ли это? И если это она, что с ней такое?

– Потому что земляне, – ответил Тревайз, – должны быть по-своему могущественны, и я предпочел бы появиться там хоть с какими-то знаниями об их планете и о них самих. Поскольку же я продолжаю оставаться в неведении о том, что творится на Земле, приближение к ней остается опасным. Предлагаю вам остаться на Альфе, а сам я двинусь к Земле. Хватит одной жизни. Это рискованно.

– Нет, Голан, – горячо возразил Пелорат. – Блисс и ребенок могут ждать здесь, но я должен лететь с тобой. Я занимался поисками Земли еще до того, как ты появился на свет, и не вправе отступить.

– Блисс и ребенок не будутждать здесь, – заявила Блисс. – Я Гея, а Гея может защитить всех нас даже от Земли.

– Надеюсь, ты права, – мрачно отозвался Тревайз, – но Гея не смогла предотвратить уничтожения всех ранних записей о роли, сыгранной Землей в ее основании.

– Это произошло на заре истории Геи, когда она еще не была столь хорошо организована, столь развита. Теперь дело обстоит иначе.

– Надеюсь, это так. Или это сведения о Земле, которые ты почерпнула только утром и еще не поделилась с нами? Ты ведь говорила с кем-то из этих старушек, и что-то из сказанного может нам пригодиться.

– Так оно и есть.

– И что же ты узнала?

– Ничего о Земле. Тут все покрыто мраком.

– А-га…

– Но альфиане – потрясающие биотехнологи.

– О!

– На этом маленьком острове они вырастили и проверили бесчисленные сорта растений и животных; достигли поразительного экологического баланса, стабильного и самоподдерживающегося, несмотря на скудость видов, с которыми они начинали свою работу. Альфиане улучшили виды океанической фауны, обнаруженные в самом начале несколько тысяч лет назад, повысили их питательность, сделали вкуснее. Это биотехника сделала планету подлинным рогом изобилия. У них есть планы и в отношении самих себя.

– Что за планы?

– Альфиане прекрасно осознают, что не могут существенно увеличить свою численность при современных обстоятельствах, живя, как теперь – на небольшом клочке земли. Они мечтают стать амфибиями.

– Стать чем?

– Амфибиями. Они собираются отрастить себе жабры вдобавок к легким. Они мечтают о возможности проводить значительную часть жизни под водой, найти мелководные участки и возвести постройки на дне океана. Старушка сияла от гордости, говоря об этом, хотя призналась, что альфиане добиваются этой цели уже несколько столетий, но успех пока невелик, если вообще есть.

– Получается, – резюмировал Тревайз, – они, возможно, опередили нас по двум направлениям: в управлении погодой и биотехнологии. Хотел бы я знать, что представляет собой их техника.

– Придется искать специалистов, – сказала Блисс, – но они могут не пожелать распространяться о своих достижениях.

– Для нас лично это не главное, но Академии явно имеет смысл попытаться изучить этот миниатюрный мир.

– Мы тоже управляем погодой, – присоединился к разговору Пелорат, – на Терминусе, например, и вполне успешно.

– Такое управление хорошо поставлено на многих планетах, – согласился Тревайз, – но, как правило, контролируется погода на всей планете в целом. Здесь же альфиане управляют погодой лишь на ограниченном участке планеты и, должно быть, обладают такой техникой, какой у нас нет. Что-нибудь еще, Блисс?

– Общественные собрания. Кажется, эти люди устраивают праздники все время, когда могут оторваться от сельхозработ и рыбной ловли. После обеда, ночью, состоится музыкальный праздник. Завтра днем – пляжный праздник. Очевидно, по всему побережью острова все, кто сможет уйти с полей, соберутся и будут радоваться солнцу и воде, поскольку потом, вероятно, пару дней будет идти дождь. Затем, на следующее утро, вернется рыболовная флотилия, хлынет дождь, а вечером будет праздник пищи, сортировка улова.

– Еда и так уже обильна – дальше некуда, – простонал Пелорат. – Какой может быть праздник пищи?

– Видимо, его особенность будет состоять не в количестве еды, а в ее разнообразии. В любом случае, мы все четверо приглашены принять участие в этих праздниках, особенно в музыкальном сегодня ночью.

– Обещают игру на древних инструментах? – спросил Тревайз.

– Да.

– Что же делает их такими древними? Примитивность компьютеров?

– Нет, нет. Дело в том, что это вовсе не электронная музыка, а механическая. Они мне ее описали. Они щиплют струны, дуют в трубы и стучат по барабанам.

– Надеюсь, ты просто чего-то недопоняла, – ужаснулся Тревайз.

– Нет, все правильно. И я поняла, что твоя Хироко будет дудеть в одну из этих труб… забыла ее название… и ты обязан стерпеть это.

– Она не «моя Хироко», – холодно сказал Тревайз. – Но ты думаешь, это будут инструменты того типа, что когда-то использовались на Земле?

– Так мне кажется. По крайней мере, альфианка сказала, что они были изобретены задолго до прихода сюда их предков.

– В таком случае, возможно, имеет смысл послушать весь этот концерт, какую бы информацию о Земле он ни дал.

– Что касается меня, – заявил Пелорат, – я с радостью пойду. Я очень мало знаю о примитивной музыке и хотел бы услышать ее.

81

Как ни странно, больше всех в восторг от предвкушения музыкального вечера пришла Фаллом. Они с Блисс купались в маленькой пристройке за их домом. Там была ванна с проточной водой, горячей и холодной (или, вернее, теплой и прохладной), умывальник и комод. Все чистое, удобное и весело сияющее в лучах послеполуденного солнца.

Как обычно, Фаллом заинтересовалась грудью Блисс, и та вынуждена была сказать (поскольку теперь Фаллом понимала галактический), что в ее мире таким образом и выглядят люди. На что последовал неизбежный вопрос Фаллом «почему?» – и Блисс, после некоторого раздумья, решила, что нет иного разумного пути ответить на него, и прибегла к универсальному во всех отношениях ответу «потому!»

Когда они закончили мыться, Блисс помогла Фаллом надеть белье, присланное им альфианами, и разобралась в способе, которым поверх надевалась юбка. Выше пояса Фаллом осталась обнаженной, что было вполне логично. Сама Блисс, ниже пояса облачившаяся в альфианскую одежду (довольно узкую для ее бедер), надела и свою блузку. Возможно, это было глупо – прикрывать грудь в обществе, где никто из женщин этого не делает, особенно если ее собственная была вполне нормальной и той же формы, как и у большинства виденных Блисс женщин. И все-таки…

Мужчины приводили себя в порядок в другой пристройке. Тревайз ворчал, говоря то, что обычно говорят мужчины по поводу времени, необходимого женщинам для одевания.

Блисс повертела Фаллом, чтобы убедиться, что юбка хорошо сидит на ее мальчишеских бедрах и ягодицах. Наконец она сказала:

– Просто прелестная юбка, Фаллом. Тебе нравится? Фаллом поглядела в зеркало и ответила:

– Да. Но не будет ли холодно? – и провела рукой по обнаженной груди.

– Не думаю, Фаллом. Здесь вообще тепло.

– Но на тебекое-что надето.

– Да. Так принято у меня на родине. Теперь вот что, Фаллом. Мы встретимся со множеством альфиан во время ужина и потом. Как думаешь, сможешь ты вытерпеть все это? – На лице Фаллом появилась гримаска страдания, и Блисс продолжила: – Я буду сидеть справа и возьму тебя за руку. Пел сядет с другой стороны, а Тревайз – напротив тебя. Говорить с тобой мы никому не позволим.

– Я попытаюсь, Блисс, – тоненько пропищала Фаллом.

– После этого некоторые альфиане будут для нас музицировать на свой особый манер. Ты знаешь, что такое музыка?

Она напела, как смогла, нечто, имитирующее электронную гамму.

Лицо Фаллом осветилось.

– Ты имеешь в виду… – последнее слово было из ее родного языка, и солярианка громко запела.

Глаза Блисс удивленно расширились. Это была прекрасная мелодия, пусть и диковатая, но богатая звонкими, виртуозными трелями.

– Правильно. Это музыка, – сказала она.

Фаллом возбужденно начала:

– Джемби… – Она помедлила, но затем все же решила использовать слово из галактического, – музицировал постоянно. Он играл на… – и снова слово на солярианском.

– На «фифьюле»? – в сомнении повторила это слово Блисс.

– Не на «фифьюле», а на… – Фаллом рассмеялась.

Когда оба слова произносились подряд, Блисс могла уловить различие, но отчаялась воспроизвести второе. Тогда она спросила:

– А на что она похожа?

Но поскольку Фаллом была еще ограничена в знании галактического, то не могла дать точного описания, а ее жесты не сумели внести ясность в представление Блисс об этом инструменте.

– Он показывал мне, как пользоваться ею, – гордо заявила Фаллом. – Я делала пальцами в точности так же, как Джемби, но он сказал, что вскоре они мне не понадобятся.

– Это чудесно, дорогая. После ужина мы посмотрим, столь ли искусны в музыке альфиане, как твой Джемби.

Глаза Фаллом искрились. Приятные мысли о том, что будет после, помогли ей пережить обильный ужин, несмотря на скопление народа, смех и шум вокруг нее. Только однажды, когда случайно опрокинулось блюдо, вызвав вблизи их компании возбужденные крики, Фаллом испугалась, и Блисс проворно прижала ее к себе теплым, оберегающим от всего на свете объятием.

– Я вот думаю, нельзя ли договориться, чтобы мы питались отдельно, – пробормотала она, обращаясь к Пелорату. – Иначе придется улетать отсюда. Есть эти животные белки само по себе отвратительно, но я должнахотя бы есть эту пищу в покое.

– Да ведь шум – от хорошего настроения, – заметил Пелорат, который готов был стерпеть что угодно, если имелся шанс изучить примитивное поведение или веру.

Наконец ужин завершился, и объявили, что вскоре начнется музыкальный праздник.