Текст книги "Единорог"

Автор книги: Айрис Мердок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

В саду позади нее луна отбрасывала черную тень от каменной стены. Ровная, общипанная овцами лужайка, что вела к вершине утеса, лежала прямо перед ней. Пустая, лишенная теней, она была пугающе неподвижна при тусклом холодном лунном свете. Мэриан стояла в воротах. Позади простирался густой и притягивающий сад. Что-то в нем пугало и в то же время, как магнит, удерживало ее. Желание выйти прошло. Она боялась сделать хоть шаг наружу и ка кое-то время стояла в воротах как парализованная, пытаясь сдержать дыхание. Огромный утес оставался холодным и внушительным, видимым и в то же время нереальным. Он, казалось, поджидал, что же сделает девушка.

ГЛАВА 7

Спустя несколько минут Мэриан направилась обратно к дому через пришедший в упадок сад, так и не решившись выйти за его пределы. Луна скрылась за облаком. Все вокруг выглядело таким тревожным, что ей пришлось с трудом заставить себя оторвать руки от камня и сдвинуться с места. Она никогда не испытывала ничего подобного, в чувство одиночества вплеталось ощущение, что во тьме что-то подстерегало ее. Она твердила себе: . Но с кем и о чем? На что она может пожаловаться, кроме как на одиночество и скуку, которых вполне можно было ожидать? Что вызвало у нее столь внезапный страх и тревогу? Она увидела впереди себя огонек, движущийся во тьме сада, и остановилась, вновь испытывая смятение. Огонек перемещался колеблясь, как будто что-то разыскивая. На мгновение он пропал и возник снова, маленькое круглое пятно света, скользившее по листве и камню. Мэриан решила, что это, должно быть, электрический фонарик. Она бесшумно двинулась вперед по усыпанной гравием дорожке, настолько заросшей травой и мхом, что шагов ее не было слышно. Огонек светил немного правее, и у затаившей дыхание девушки было только одно желание – быстро проскользнуть мимо него, а затем бежать к дому. Ее сердце отчаянно колотилось, и она ускорила шаг.

Вдруг свет взметнулся на нее, и она тотчас же остановилась, увидев, как ее ноги и платье осветились. Гравий хрустнул под ее каблуками. Это был первый звук за долгое время. Свет поднялся к лицу, ослепил ее, и она тяжело вздохнула, пойманная на месте.

– Мисс Тэйлор.

Это был голос Дэниса Ноулана. Ей следовало бы помнить, что он иногда выходил ночами посмотреть на свою рыбу при свете фонаря.

– Мистер Ноулан, вы напугали меня.

– Мне очень жаль.

Они по-прежнему оставались в официальных, немного враждебных отношениях. Шагнув ему навстречу по жесткой траве, Мэриан вспомнила рассказ о том, как он на Алису Леджур. Однако теперь она уже больше не боялась.

Минуту они стояли на траве, их разделял круг света. Затем . -спросила:

– Можно мне посмотреть рыб? Я их ни разу толком не видела.

Он повел ее, направив свет ей под ноги, к похрустывающей гравием тропе. Три овальных, поросших лилиями пруда когда-то составляли часть итальянского парка, но мощеная дорожка вокруг них уже давно заросла ракитником, молодыми деревцами ясеня и всевозможными дикими цветами. Белые и темно-красные лилии все еще цвели, свет фонаря теперь скользил по большим сухим листьям и закрывшимся головкам. Затем свет нырнул вниз.

Ноулан встал на колени, и Мэриан опустилась рядом с ним. Проволочная сеть, обычно покрывавшая пруды, была снята.

– Для чего эта сеть?

– Против журавлей.

– Журавлей? А, понятно. А то бы они ловили рыбу.

Она всмотрелась вниз, в подводный мир. Он был зеленый, глубокий, полный густой растительности. Рыбы проплывали, не обеспокоенные светом фонаря, с задумчивой медлительностью, округлые и золотистые.

– Это золотистый карась, эти быстрые стройные ребята – язи, золотые язи. А там вы могли бы увидеть линя, он темно-зеленый – едва ли вы сможете рассмотреть его, зеленый линь, тинка.

– Это его зоологическое название?

– Да.

– Как здорово! А где Земляничный Нос? Ноулан повернулся к ней в темноте, и легкая вспышка фонаря осветила пространство.

– Откуда вы знаете это имя?

– Он был у вас в резервуаре, когда мы познакомились, и вы назвали его мистеру Скоттоу.

– О, он в другом пруду. С ним все в порядке.

Мэриан почувствовала, что задела его. Он, как и все местные жители, обладал достоинством, но был совершенно лишен чувства юмора и не выносил ни малейшего намека на насмешку. Она и не думала насмехаться и, переведя разговор, быстро спросила:

– Как летучая мышь?

– Она умерла.

Сев на каменный край пруда, Мэриан ощущала благоухающую тьму вокруг себя, огромную массу дома поблизости, слабо очерченную на фоне неба, окрашенного скрывшейся луной в синевато– черный цвет. В одном из окон горел свет, но она не могла понять в каком. Камень, нагретый дневным солнцем, все еще сохранял teplo. Фонарь заколебался, свет скользнул но воде и погас.

Мэриан спросила:

– Мистер Ноулан, вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов?

Он уже стоял, как будто собираясь уйти. Она только смутно различала его голову и плечи, возвышавшиеся над ней.

– Что за вопросы?

– Что происходит с этим местом?

Он помедлил, прежде чем ответить, на минуту снова зажег фонарь и быстро посветил вокруг. Темно-зеленые кусты ракитника, легкая дымка колокольчиков, белые маргаритки, развесистый горошек внезапно высветились и исчезли.

Он сказал:

– Ничего особенного. Просто вы не привыкли к такому уединенному месту.

– Не пытайтесь отделаться от меня, – сказала Мэриан. Едва сойдя с посыпанной гравием дорожки, она уже знала, что момент откровения настал.

– Присядьте, мистер Ноулан. Вы должны рассказать мне, во всяком случае, хоть что-то сказать. Что произошло семь лет назад?

Он опустился на одно колено рядом с ней, слившись с темнотой сада. -Ничего не случилось, ничего особенного. А что?

– Расскажите, – настаивала Мэриан. – Я уже довольно много знаю. О том, что мистер Крен-Смит упал с утеса, и так далее. Вы должны рассказать мне больше. В этом месте есть нечто очень странное, и это не только уединенность. Я уверена. Пожалуйста, расскажите мне. Вы должны понять, как мне трудно здесь и даже в некотором отношении ужасно. Расскажите, а не то мне придется просить кого-нибудь еще. – Слова, произнесенные ею, не были продуманы заранее, но когда она произнесла их, то почувствовала, что Ноулан сдался. Он сел. Их колени почти соприкасались на теплой поверхности шершавого камня.

– Я не могу ничего сказать вам.

– Значит, есть что сказать? Но мне необходимо знать, если я останусь здесь, чтобы совершенно не сойти с ума.

– Как все мы, – тихо сказал он.

– Пожалуйста, расскажите. Иначе я спрошу миссис Крен-Смит.

– О, не делайте этого.

Он встревожился. Она снова взяла верную ноту.

– Давайте, Дэнис, – его имя прозвучало совершенно ес тественно.

– Послушайте... Хорошо... Подождите минуту; – он снова осветил все вокруг фонарем медленно и осторожно. Свет в доме погас. – Я кое-что расскажу вам. Действительно, вы должны знать это, если намерены остаться здесь. И лучше я расскажу вам сам, чем если вы узнаете об этом от другого.

Он помедлил. Раздался легкий плавный звук, издаваемый рыбой, всплывшей на поверхность.

– Вы спрашиваете, что происходит с этим местом. Я скажу вам. Дело в том, что это тюрьма.

– Тюрьма? – переспросила Мэриан изумленно, испытывая возбуждение от близости разгадки. Ее сердце болезненно билось. – Тюрьма? А кто же узник?

– Миссис Крен-Смит.

Она почувствовала, что наполовину знала это. Хотя как она могла знать? Даже сейчас она не совсем понимала. – А кто тюремщики?

– Мистер Скоттоу, мисс Эверкрич, Джеймси. Вы. Я.

– Нет, нет! – возразила она. – Только не я! Но я не по нимаю, о чем вы говорите. Вы хотите сказать, что миссис Крен– Смит здесь в заключении?

– Да.

– Но это безумие. А что же мистер Крен-Смит, почему он не...

– Не спасет ее? Она заточена по его желанию.

– Я ничего не понимаю, – сказала Мэриан. Как и ранее у ворот, ее вновь охватила паника, которую она пророчески почувствовала уже в первый день. – Может, миссис Крен-Смит больна... Я хочу сказать – не в своем уме, или опасна, или еще что-то в этом роде?

– Нет.

– Хорошо, почему же тогда ее заточили здесь? Человека нельзя просто так взять и заточить. Мы живем не в средние века.

– Да, не в средние. Но это не имеет значения. Муж заточил ее, потому что она обманула его и пыталась убить.

– О Боже, – ей уже было не до любопытства. Она просто испытывала страх перед историей, которую ей предстояло услышать, как будто она могла помутить ее рассудок. Мгновение она была gotova остановить его. Но он продолжал, понизив голос.

– Лучше я расскажу вам все по порядку. Теперь, когда уж столько поведал вам, осталось немного. И Бог простит меня, если я поступаю неправильно. Дело было так. Ханна Крен-Смит богатая женщина и была одной из самых богатых невест в этих краях. Например, этот дом и земли на много миль вокруг принадлежат ей. И она вышла замуж очень молодой за своего кузена Питера Крен– Смита. Он был, да простит меня Бог, если я несправедлив к нему, довольно грубый молодой человек, хотя и обаятельный, любитель выпить и поухаживать за женщинами, а с женой обращался жестоко. Они часто бывали в этом доме, так как он любил порыбачить и поохотиться. Этот брак нельзя назвать удачным. Она страдала, и так продолжалось, пока не появился Филип Леджур.

– Филип Леджур?

– Да. Они называют его Пип Леджур. Сын старого профессора мистера Леджура. Молодой мистер Леджур купил Райдерс, когда тот был совершенно в развалинах, купил за бесценок, чтобы использовать как охотничий домик, и арендовал право на охоту и рыбную ловлю. Так он познакомился с мистером Крен-Смитом и с миссис Крен-Смит тоже. Мужчины часто вместе охотились. Это было лет девять назад. Затем мистер Крен-Смит уехал в Америку по делу. Я думаю, что по делу, хотя ничего не знаю о его деятельности, кроме того, что он богатый молодой человек. А когда он уехал, миссис Крен-Смит и мистер Леджур полюбили друг друга и стали близки.

Он помедлил и снова зажег фонарик. Сад был абсолютно безмолвным.

– Так продолжалось некоторое время, и мистер Крен-Смит ничего об этом не знал. Как долго? Я не знаю и не представляю, что бы сделала миссис Крен-Смит в дальнейшем. Но однажды мистер Крен-Смит неожиданно вернулся назад, вернулся сюда, в Гэйз, и застал свою жену в постели с молодым мистером Леджуром, – он остановился. – Это произошло семь лет назад.

Некоторое время он молчал, как будто всецело поглощенный сказанным, затем продолжил:

– Я уже говорил вам, что мистер Крен-Смит был жестоким человеком. Не был, а есть, так как он жив. Бог простит мне, если я несправедлив к нему. Он поступил очень жестоко тогда.

– С мистером Леджуром?

– Со своей женой.

На мгновение он опять замолчал, охваченный душевным волнением, затем снова заговорил:

– Он стал тогда держать ее дома, держать взаперти.

– Что же сделал мистер Леджур?

– Он ушел. Что он мог сделать? Он бы забрал ее, он бы освободил ее. Она знала это. Были письма, были люди, до ставлявшие эти письма, хотя они рисковали, что им здорово достанется от мужа. Но она не ушла.

– Но почему? Если мистер Крен-Смит был таким...

– Она была обвенчана с ним в церкви.

– Да, но все же, когда...

– Как мы можем знать, что у нее на душе? Может, она боялась его, а она, должно быть, действительно ужасно боялась его. Было нелегко покинуть дом. Ее охраняли, за ней наблюдали. Кроме того, оставить мужа, вступить в новую жизнь (не забудьте, она вышла замуж очень молодой) – возможно, она просто не захотела, а может, уже тогда испытывала чувство вины, сожаления.

– Уже тогда?

– Еще кое-что произошло спустя несколько месяцев, может быть недель. Я не знаю, что бы она сделала. Но случилось еще нечто. Однажды, возможно после какого-то оскорбления, я точно не знаю, она убежала из дома. Она выбежала через дверь, ведущую к утесам, через которую вы только что пришли. Она бежала к вершине утеса. Только Бог в своем милосердии знает, что было у нее на уме, вполне возможно, что самоубийство – броситься вниз с утеса. А может, она просто бежала прочь, ни о чем не думая. Мистер Крен– Смит побежал за ней. Что случилось потом, никто точно не знает. Но между ними была борьба, и мистер Крен-Смит упал с края утеса.

– О Боже, – прошептала Мэриан. Она испытывала удушье, как будто чувствуя вкус или запах гари, и вздрогнула при вспышке фонаря. Снова наступила тьма.

– Он выжил. Это было чудо. На утесе в том месте проходит что-то вроде трещины, не знаю, видели ли вы ее, трещину – маленькое каменное русло, возможно, старого ручья. Он упал в него. Это было долгое падение, но он выжил.

– Он сильно пострадал?

– Не знаю. Он выжил. Говорят, он как-то покалечен или сильно ушибся, но все говорят по-разному, и я не знаю.

– Вы не видели его с тех пор?

– Нет. И довольно редко до того. Я тогда не жил в Гэйзе. С togo времени ноги его здесь не было, а это произошло семь лет назад.

– А она?

– Ее заточили.

– Вы хотите сказать, с тех пор, семь лет?

– Да. Он заточил ее. Именно тогда он привез в дом Джералда Скоттоу. Джералд был его другом, хотя они и принадлежали к разным мирам. Они подружились в детстве, когда Питер мальчиком приезжал сюда порыбачить. Он доверял Джералду и приставил его следить за ней. И так проходило время.

– Но, Боже мой! – воскликнула Мэриан. – Все это безумие. Не держат же здесь ее силой, не правда ли, она могла бы выходить, если бы захотела, она...

– Вы забываете о ней.

– Вы хотите сказать, что теперь она остается добровольно?

– Кто может сказать, что у нее на уме. Сначала она была ограничена имением. Она могла передвигаться на много миль в любую сторону, тогда она много скакала на своей лошади. Затем однажды, это было пять лет назад, умчалась галопом в Грейтаун и села на поезд, прежде чем кто-либо успел обнаружить ее отсутствие. Она приехала в дом своего отца.

– И что же дальше?

– Отец не принял ее. Он отправил ее назад.

– Но почему она приехала?

– Кто может сказать, что было у нее в мыслях? Не забудьте, что это был ее кузен, а семейные узы очень сильны, особенно в таких семьях. И она вышла замуж очень молоденькой, не способной даже зажечь себе спичку. Удивительно, что она смогла купить железнодорожный билет. Она вернулась.

– А потом?

– Потом разнесся слух, что он приезжает, Питер Крен-Смит, и она чуть не сошла с ума, но он не приехал. Он ограничил тогда ее прогулки садом.

– Вы хотите сказать, что она пять лет не выходила из сада?

– Не выходила. И тогда же он прислал сюда Эверкричей, это бедные родственники, и он прислал их, чтобы усилить наблюдение. Они не очень близкие, но все же теперь, когда умер отец, они ее ближайшие родственники после мужа.

– Это безумная история! – резко бросила Мэриан, затем понизила голос: – Я не хочу сказать, что не верю вам. Но все это bezumie. Вы говорите, я забываю о ней. Но что с ней? Почему она примирилась со всем этим, почему она не упакует вещи и не уедет? Несомненно, Джералд Скоттоу и остальные не станут насильно удерживать ее? И безусловно, так или иначе, есть люди, которые знают о ней? Как насчет этого Эффингэма Купера? Или молодого мистера Леджура? Что он делает? Что...

– Мистер Леджур наблюдает и ждет. Он приезжает сюда каждое лето. Он привел в порядок дом и привез сюда жить своего старика– отца. Но ему нечего делать. Да я и не уверен, хочет ли он теперь что-нибудь изменить.

Мэриан вспомнила человека с биноклем, которого она так внезапно увидела в свой первый вечер в Гэйзе.

– Он не видит ее, не общается с ней?

– Ему не позволено видеться с ней, и, насколько я знаю, он не поддерживает с ней связь. Он мог бы только ухудшить ее положение, только принести ей вред.

– Но все это ужасно. А как вы? Вы можете помочь ей? Несомненно, вы не на их стороне?

– Что значит помочь ей?

– Но я все еще не понимаю. Неужели она хочет остаться здесь?

– Возможно. Вы должны помнить, что она верующий человек.

– Но какое отношение имеет к этому религия? Разве она... Вы думаете, она действительно столкнула его?

– Не знаю. Возможно, и она теперь не знает. Но люди иногда поступают помимо своей воли.

– Вы хотите сказать, что она так или иначе чувствует свою вину. А как вы думаете, она столкнула его? Он помедлил:

– Да, возможно, но это не важно. Она обвиняет себя в этом поступке, и никто не имеет права снять это обвинение с нее.

– Я просто не могу себе представить, как можно оставаться так долго в одном замкнутом месте. Удивляюсь, как она не сошла с ума.

– Есть же монахини в Блэкпорте, которые всю жизнь проводят в еще более замкнутых местах.

– Но у них есть вера.

– Возможно, у миссис Крен-Смит тоже есть вера.

– Да, но она не права. Я хочу сказать, невозможно под даваться такого рода вещам. Это ужасно. И это так же плохо для него, как и для нее. Люди в округе знают о ней?

– Местные жители? Да, знают. Она стала легендой в этих краях. Они считают, что если она выйдет из сада, то умрет.

– Они думают, что она действительно под заклятием?

– Да. И они полагают, что, когда истекут семь лет, с ней что-то произойдет.

– Почему семь лет? Только потому, что за такой срок какие– то события происходят в сказках? Но семь лет заканчиваются сейчас?

– Да. Впрочем, пока не предвидится никаких неожиданностей.

– Но кое-что все-таки произошло. Приехала я. Он с сомнением молчал, как будто мысленно пожимая плечами.

– Почему я приехала? – спросила Мэриан. Она впервые задумалась о своем месте в этой истории. Страшная повесть стала для нее реальностью, она все еще не окончена. И в этой истории ничего не происходило наугад. – Кто решил, что я должна приехать и почему?

– Это озадачивает и меня, – признался он. – Я думаю, это могло быть просто минутным состраданием. Или, возможно, они хотели, чтобы вы стали чем-то вроде присматривающей за ней компаньонки.

– Но за кем я должна присматривать, я хочу сказать, кто бывает у нее?

– О, за любым. Например, за мистером Купером. Он один из немногих людей, кому позволено посещать ее. Он безобидный человек. Но нужно иметь компаньонку, чтобы лишний раз удостовериться. А еще это можно превратить в какую-нибудь пытку.

– Какую пытку?

– Дать ей привязаться к вам, а затем отнять. Все лучшие горничные исчезли. Будет мудрее с вашей стороны – не слишком сближаться с ней. И еще одно. Не сделайте своим врагом Джералда Скоттоу.

Неожиданная вспышка понимания своей роли обожгла ее ужасным жаром: вот за кого она возьмется – за Джералда Скоттоу. Станет противодействующим ему ангелом. Сражаясь со Скоттоу, она войдет в эту историю. Мысль быстро промелькнула, и, не успев на ней сосредоточиться, Мэриан продолжила:

– Но почему ее друзья – вы, мистер Леджур, мистер Купер – не убедите ее уехать? Она не может спокойно ждать, пока он смягчится и простит ее. Мне кажется, она действительно находится под гипнозом, если до сих пор верит, что должна оставаться zdes'. Не следует ли пробудить ее? Мне все это кажется таким нездоровым, таким неестественным.

– Все духовное неестественно. Душа под бременем греха не может спастись бегством. То, что происходит здесь с нею, так или иначе происходит и со всеми нами. Невозможно отделить ее от ее страдания, это слишком сложно, слишком изощренно. Мы должны играть в ее игру, какой бы она ни была, и верить в то, во что она верит. Это все, что мы можем сделать для нее.

– Ну, это не то, что я собираюсь делать, – сказала Мэриан. – Я хочу поговорить с ней о свободе.

– Не делайте этого, – настойчиво сказал он. – Сейчас это ничего для нее не значит. Что бы вы ни думали о ее сердце и душе, даже если вы считаете, что она просто боится внешнего мира или зачарована пустыми фантазиями и наполовину сошла с ума, не говорите с ней о свободе. Она обрела за эти последние годы глубокое спокойствие духа. Мне думается, она примирилась с Богом. Не пытайтесь нарушить ее покой. Да вам, скорее всего, и не удастся, даже если вы попытаетесь. Она более сильная личность, чем вы себе представляете. Но пожалуйста, не пробуйте говорить с ней. Она создала свой собственный мир, и это лучшее, чем она обладает, что бы вы ни думали.

Мэриан во тьме энергично покачала головой:

– Но порой она, кажется, испытывает такую боль, такое отчаяние...

– Истинная покорность всегда без иллюзий. Простой солдат умирает в молчании, но Христос оплачет его. Она пробормотала:

– Покорность чему?

Но их разговор подошел к концу. Он встал, и она тоже поднялась. Тело ее одеревенело, одежда, повлажневшая от росы, прилипла к нему. Далекая луна, прорвавшись сквозь разорванные облака, освещала им тропинку к дому. Они пошли.

– Когда вы появились здесь?

– Пять лет назад.

– Вы, наверное, были одним из курьеров, тех, кого мистер Леджур посылал к ней с таким риском?

– Да. Я думаю, нам лучше войти в замок по отдельности.

Они уже были на террасе. Лунный свет озарил стол, за которым, казалось так давно, они сидели с Ханной. Множество драгоценностей все еще было разбросано по нему, посылая искрящиеся лучики холодного света. Она остановилась, чтобы sobrat" их.

Удушающий страх вернулся к ней, когда она взглянула на темные занавешенные глаза дома. Она пробормотала:

– Что же положит этому конец?

– Может быть, его смерть. Спокойной ночи.

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

ГЛАВА 8

Эффингэм Купер смотрел в окно вагона первого класса. Пейзаж становился все более знакомым. Теперь он уже точно знал, что последует за каждой увиденной им картиной. Наступил момент, который всегда наполнял его радостью и страхом. Вот круглая башня, следом полуразрушенный георгианский дом с зубчатым карнизом, затем большой наклоненный мегалит, и вот, наконец, желтовато-серые скалы, предвещающие начало Скаррона. Хотя еще оставалось минут двадцать езды, он достал свои чемоданы, надел пальто и поправил галстук, внимательно разглядывая себя в зеркале. Маленький поезд, раскачиваясь, не слишком быстро двигался вперед. Был жаркий день.

Прошло почти шесть месяцев с его последнего приезда, но он определенно найдет всех неизменившимися. Так же как и они его. Эффингэм продолжал рассматривать себя в зеркале. Его моложавый вид всегда поражал людей, знавших его только понаслышке. Конечно, он и был все еще молод в свои сорок с небольшим, хотя иногда и ощущал себя старым, как Мафусаил. Эффингэм Купер, несомненно, достиг многого для своего возраста, встав во главе отдела. На себя он смотрел с легкой иронической симпатией: высокий, крупный, с розовым лицом, большим твердым ртом, крупным носом и большими серо-голубыми глазами. Его волосы, от природы каштановые и вьющиеся, стали прямыми от постоянного ношения котелков и использования масла для волос. Он выглядел настоящим мужчиной и, безусловно, считался в своем окружении умным, удачливым и достойным зависти. Задумчиво подняв подбородок навстречу своему отражению, Эффингэм припомнил, что Элизабет, единственная, кто осмеливался подсмеиваться над ним, однажды сказала, что его любимое выражение . Он печально улыбнулся себе и сел, непроизвольно начав грызть ногти. Может, в этот раз что-нибудь произойдет? А могло ли вообще что-либо здесь произойти? Эффингэм размышлял об этом постоянно, думал и сейчас, как и весь год, просыпаясь по ночам или находясь на деловых встречах, двигаясь по эскалаторам, ожидая на железнодорожных станциях, не следует ли чего-то предпринять. Иногда он казался sebe (хотя он старался избегать этой мысли) самым сильным человеком, единственным, кто способен действовать. Не должен ли он совершить какой-то решительный поступок? Может быть, они все ждали его действий? Это была ужасная мысль.

Эффингэм знал Ханну четыре года, а с семьей Леджуров был знаком уже двадцать лет. Макс Леджур был наставником Эффингэма в Оксфорде, и с младшими Леджурами он познакомился, будучи еще студентом. Жена Макса умерла при рождении Пипа, и Макс, когда Эффингэм впервые встретил его, выглядел таким сварливым холостяком, что казалось, будто он сам создал своих детей без участия женщины. Однако фотография миссис Леджур – по слухам, рыжеволосой красавицы – всегда стояла на его письменном столе. Эффингэм прошел от первого экзамена до выпускного на степень бакалавра искусств, а затем – до звания члена совета колледжа. Но, будучи нетерпеливым, вскоре, к сожалению Макса, оставил ученый мир ради государственной службы, где преуспел, очень преуспел. Теперь было бессмысленно сожалеть о сделанном выборе.

Бедная малышка Алиса Леджур влюбилась в лучшего ученика своего отца, приехав на уикэнд из пансиона, и, к удовольствию и раздражению Эффингэма, уже никогда больше никого не полюбила. Он опекал ее, когда она была школьницей, поддразнивал, когда стала студенткой, а затем, намного позже, флиртовал с ней в момент слабости, о которой сожалел. В это время он как раз сумел избежать коготков дражайшей Элизабет и радовался, что не женился на ней. Ему было нелегко связать свою жизнь с неугомонной, умной, делающей карьеру женщиной, к тому же служившей в его отделе. В любом случае теперешние отношения с Элизабет вполне его устраивали. Только жаль было, что причинил боль Алисе, когда еще глубже вовлек бедную девушку в отношения, не имеющие будущего, и разочаровал Макса, который всегда молчаливо хотел, чтобы он женился на ней. Так все они становились старше.

Макс Леджур имел на него огромное влияние. С беспокойством Эффингэм признавал его превосходство над собой. Наставник настолько доминировал над ним, что академические успехи Эффингэма не были никому видны, кроме него самого. Он, без сомнения, считал Макса великим мудрецом и в юные годы просто поклонялся ему. Позже, став мужчиной и вращаясь в том же мире, Эффингэм иногда испытывал страх перед Максом, боясь не критики или недоброжелательности с его стороны, а потери своей инди видуальности от этого сближения. Иногда он какое-то время izbegal своего бывшего наставника, но всегда возвращался к нему. В последние годы, когда он сам добился успеха, власти, известности, его отношение к Максу опять изменилось: он теперь позволял себе подшучивать над ним, называя его своим , и чувствовал себя свободным. Теперь он считал Макса абстрактным и несовременным существом, бесполезным мудрецом, и удивлялся себе, что же так долго восхищало его в Максе. И все же возвращался назад.

Его отношения с Пипом Леджуром складывались не просто. Пип был на четыре года младше Алисы и позже появился на горизонте Эффингэма. Будучи школьником, Пип повадился высмеивать его, как только стала очевидной страсть Алисы, и Эффингэм подозревал, что мальчик по характеру такой же постоянный, как и его сестра. Однако он испытывал симпатию к Пипу и несколько раз пытался по мочь ему с карьерой. К несчастью, Пип был одержим идеей, что он поэт, но под воздействием финансовых забот и под влиянием Эффингэма в конце концов стал известным журналистом. Одно казалось совершенно очевидным: он никогда ничего значительного не сделает. С тем большим удивлением Эффингэм узнал от Алисы о любовном подвиге Пипа и его любопытных последствиях. Пип в конце концов изменил лицо мира, правда едва ли к лучшему, но, по край ней мере он что-то совершил.

Отставка Макса произошла год или два спустя, и он переехал в Райдерс, чтобы закончить в уединении свой огромный труд о Платоне. Он предложил Эффингэму возобновить их старую привычку и пригласил приехать погостить, чтобы почитать вместе греческие тексты. Эффингэм обрадовался, потому что получал большое удовольствие от чтения со стариком. Он с нетерпением ждал отпуска, жаждал увидеть новый пейзаж, даже радовался встрече с Алисой, которая тоже будет свободна от работы в институте садоводства, где она тогда служила. По приезде его меньше обрадовала встреча с Пипом, который был там же, слонялся по террасе и наблюдал в бинокль за соседним домом с таким видом, который сперва заставил Эффингэма подумать, что там что-то затевается. Однако внешне все там казалось спокойным. Пип был вежлив, Алиса тактична, Пип ходил рыбачить, Алиса – собирать растения. Макс горел желанием засесть за Timaeus. Солнце не прекращая сияло над побережьем и величественным морем. Ничто, ка залось, не могло испортить удовольствие от его пребывания здесь, – ничто, кроме волнующей близости заточенной леди.

Алиса обрисовала Эффингэму в общих чертах случившуюся историю, которая, разумеется, заинтриговала его. Эта заинтригованность в конечном итоге и усилила его желание приехать сюда. Но теперь, когда он оказался здесь, все обернулось по-другому. Леди, заточенная в своем доме, стала навязчивой идеей, она отняла его покой, даже снилась ему. Он отправлялся на прогулки к соседнему дому, хотя и не осмеливался подойти слишком близко, и проводил много времени, наблюдая за ним из своего окна. Однако так и не смог преодолеть своего отвращения и взять бинокль. Он решил, что должен или уехать, или что-то сделать. Но что можно было сделать? Леджуры никогда не упоминали леди, и их молчание словно составляло раму, в которой ее силуэт постепенно заполнил все пространство.

То, что произошло в конце концов, случилось непредна меренно. Однажды, гуляя поздно вечером по утесам за Гэйзом, Эффингэм сбился с пути и был застигнут сумерками. Блуждая по овечьим пастбищам между краем утеса и болотом, он окончательно заблудился и начал уже немного побаиваться, но неожиданно наткнулся на человека, который оказался Дэнисом Ноуланом. Тот показал Эффингэму дорогу. Там была только одна сносная тропинка, так что им пришлось идти вместе. Когда они приблизились к Гэйзу, поднялась сильная буря, и вполне естественно, что он укрылся в доме, куда Ноулан его довольно неохотно позвал. Весть о его присутствии достигла Ханны, и она тотчас же пригласила его к себе.

Эффингэм, конечно, как он сотни раз с тех пор говорил себе, был внутренне настроен на встречу. Ни один астронавт, собирающийся зайти в ракету, не был так готов к выходу на орбиту, как Эффингэм в тот момент влюбиться в Ханну. И он влюбился. Теперь, вглядываясь в прошлое, когда он пытался припомнить эту встречу, так странно смешавшуюся сейчас в его памяти, ему казалось, что он буквально упал к ее ногам и лежал там тяжело дыша, хотя в действительности они, несомненно, вели вежливый разговор за стаканом виски. Час спустя он, совершенно ошеломленный, покинул дом и почти всю ночь пробродил вокруг под дождем.

Его дальнейшее пребывание в Райдерсе прошло омраченное ссорами, замешательством и непониманием. Он не мог скрыть своего состояния. В действительности он даже стремился выставить его всем напоказ с той гордостью, которая часто сопутствует любви в zrelom возрасте. Он считал, что умная Элизабет была величайшей любовью его жизни. Но странная, одухотворенная, мучительная и в то же время смиренная красота Ханны казалась ему теперь полным опасностей замком, к которому он всегда будет стремиться. Не обращая внимания на боль, причиняемую окружающим, он предался явному бреду. Он ранил прежде всего Алису, которая была опустошена приступами ревности, а также Пипа, чувств которого к Ханне Эффингэм не понимал и которого, наверное, огорчила или даже разгневала неистовая страсть Эффингэма. Не остался в стороне и Макс, который, казалось, беспокоился не из-за Алисы, так как давно уже перестал надеяться, что Эффингэм женится на его дочери, но, как ни странно, из-за Ханны. Макс не пытался ус тановить какие-нибудь связи с соседним домом, но Эффингэм понял позже, когда к нему вернулась способность размышлять, что, конечно же, заточенная леди занимала и воображение старика тоже.