Текст книги "Пьянящий вкус жизни (Сильнее времени)"
Автор книги: Айрис Джоансен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
– Я еще не успел сменить одежду, боялся оставить тебя. Я забыл, что это может напомнить тебе…
– Какая разница! Я не собираюсь ни забывать, ни прятаться от этого. – Напротив, запах дыма напоминал о том, что Алекс рисковал своей жизнью, помогая ей. Она прижалась щекой к его плечу. – Я слишком тяжелая, да?
Она ощущала страшную тяжесть внутри, слезы подступали к горлу, и было трудно дышать.
– Я любила ее. Я всегда любила ее.
Алекс молчал, гладя ее по голове.
– Но на самом деле я не знала ее, нет. Я всегда была слишком занята, чтобы поговорить с ней… – Руки Кэтлин нервно сжались. – Как бы я хотела теперь вернуть то время. Мне уже никогда не удастся поговорить с ней.
– Каждый из нас всегда чувствует, что задолжал своим близким, когда внезапно теряет их. Мы все совершаем ошибки. Теперь ты должна принять все как есть.
– Да. – Она еле могла говорить. – Почему они убили ее, Алекс? Я виновата в этом,?
– Нет.
В ее голосе звучали тревога и боль.
– Это же не имело никакого смысла. Такая жестокость…
– Да. – Его голос дрогнул, а руки сильней сжали ее. – Мы поговорим об этом позже. Не думай сейчас ни о чем.
– Спасибо тебе, что ты так добр со мной.
Он судорожно и безнадежно рассмеялся.
– Я добр? Мой бог!
Она закрыла глаза.
– Да, ты добрее, чем сам себе кажешься. Доброта – это так важно. Ты сам мне сказал об этом однажды, помнишь?
– Да.
Странно, но сейчас она не чувствовала к Алексу никакой неприязни, ушли боль и обида, которые так долго мучили ее. Осталось только теплое чувство благодарности за его помощь и поддержку. И он всегда был так приветлив с Катрин! Ее горло сжала судорога. А она, Кэтлин, так часто бывала несправедлива к нему.
– Прости меня.
Он спрятал свое лицо в ее волосах.
– Не говори больше ничего. Просто отдыхай.
Она молчала, чувствуя тепло его рук и потихоньку погружаясь в приятное оцепенение.
– Алекс?
– Да?
– Ты знаешь, иногда мне кажется, что я люблю тебя.
По его участившемуся дыханию она почувствовала, как он взволнован.
– Не говори этого. – Его голос звучал глухо и напряженно. – Ты будешь жалеть потом.
Но Кэтлин поняла, что она и так слишком долго закрывала глаза на очевидное, боясь сознаться в этом даже самой себе. Она теснее прижалась к Алексу, пытаясь отгородиться от жестокости этого мира, но лишь сильнее ощутила запах дыма, казалось, заполнивший все пространство вокруг нее.
Неужели Вазаро все еще горело?
14
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила Челси, помогая ей подняться с колен. – Я могу чем-нибудь помочь тебе?
– Нет. – Кэтлин смотрела на гроб, опускавшийся в могилу. – Тут уже ничем не поможешь. Она ушла навеки. Все кончено.
Она смотрела на окружавшие ее знакомые лица: Жак, Пьер, Рене, много рабочих, несколько друзей Катрин из Пиццы. Джонатан Андреас не смог остаться на похороны, так как должен был сопровождать тело Питера Масквела в Западную Виргинию. Алекс присутствовал вначале, но сейчас она его не видела и вдруг резко ощутила свое одиночество.
Алекс взял на себя все хлопоты по организации похорон, отражая одновременно атаки репортеров, полиции, Интерпола и чиновников из правительства. Тогда всю первую ночь он так и провел с ней, утешая, когда она просыпалась от рыданий, и помогая снова заснуть. Теперь кошмары больше не мучили ее, боль ушла, уступив место какой-то странной отрешенности. Она двигалась и говорила точно во сне – и никто не в силах был вывести ее из этого состояния. И сейчас Кэтлин с трудом заставила себя стряхнуть оцепенение и обернулась к Челси:
– Спасибо. Ты прислала мне это платье и сумела прогнать репортеров с их камерами с кладбища.
– Платье действительно прислала я. Но что касается репортеров, то это заслуга Алекса.
Она взяла Кэтлин под руку, стараясь поскорей увести ее от могилы. Они направились к тяжелым, украшенным литьем воротам, ведущим с кладбища.
– Я собираюсь вернуться в госпиталь. С тобой все в порядке?
Кэтлин кивнула.
Они шли молча, каждая была погружена в свои мысли.
– Как только Мариза сможет покинуть госпиталь, я отправлю ее в Лос-Анджелес, – решительно сказала Челси. – У меня там хорошая охрана. Почему бы тебе не побыть с ней в госпитале до начала презентации?
Презентация. Челси рассуждала о рекламе духов так, словно ничего не случилось. Но Кэтлин знала, что это нереально, и не могла притворяться, поэтому она лишь выдавила из себя с трудом:
– Как ты добра. – На какой-то миг великодушие Челси помогло ей преодолеть апатию, но огонек оживления быстро погас. – Это все бесполезно. Мне… мне нужно вернуться назад, в Вазаро.
Челси покачала головой.
– Ради бога, ты не в себе, Кэтлин. На тебе лица нет.
– Мне надо. Ты можешь отвезти меня туда, прежде чем поедешь в госпиталь?
Челси помедлила и обреченно махнула рукой.
– Почему бы и нет? Вряд ли этот день может стать еще печальней.
Кэтлин смотрела с холма на руины усадьбы и почерневшие поля вокруг.
От оливковых и апельсиновых рощ остались лишь темные обугленные скелеты. Она уже видела все это несколько дней назад, но не могла тогда поверить своим глазам.
Она стояла теперь выпрямившись, лицом к этому черному кошмару и чувствовала острую боль и поднимавшуюся в ней холодную ярость.
– Ты не должна приходить сюда, – раздался голос Алекса совсем рядом с ней. – Неужели еще не достаточно? Ты была уже сегодня на одних похоронах.
– Мне надо смотреть на это. – Кэтлин не желала отводить глаз от черных полей. – Ты прав, это похоже на смерть… моего ребенка. Никто не имел права совершить такое.
– Должно быть, мы живем в отвратительном мире.
– Я никогда не думала так. – Кэтлин покачала головой. – Я всегда считала, что мы можем защитить наш мир от всего плохого, но, очевидно, заблуждалась.
Алекс шагнул к ней.
– Кэтлин, это еще не конец… – Он протянул руку.
– Не касайся меня.
Его рука упала.
– О’кей, я понял.
– Нет, ты не понял.
Он думал, что она будет упрекать его за жестокость, но Кэтлин не собиралась никого обвинять, кроме себя. Она просто не хотела, чтобы он снова воздвиг защитный барьер между ней и ее болью. Она не хотела расставаться с этой болью, поддерживающей ее решимость бороться до конца.
– Ты можешь понять, что я чувствую, глядя на все это? Раньше я хотела лишь вернуть Джонатану Танцующий Ветер, но теперь… Тот, кто это сделал, должен быть наказан. И я добьюсь этого.
– Ты же говорила мне однажды, что не приемлешь месть.
– Да, и ты сказал, что это потому, что никто еще не причинял мне по-настоящему зла. Скажи мне теперь, Алекс, разве всего этого мало?
– Достаточно, – сказал он. – И что дальше?
– Мы возвращаемся в Стамбул. Ты думал, я сдамся? Что еще я могу сделать? Меня всегда мучило то, что моя мать позволила отцу разорить Вазаро. – Она судорожно рассмеялась. – Теперь я сама довершила его разрушение. Надо было предупредить Джонатана. Всего один телефонный звонок – и ничего этого бы не было. Как я могла быть такой беспечной… – Ее голос сломался.
– Это не твой провал, а мой. – Глаза Алекса странно блестели на его бледном лице. – Я допустил столько ошибок. Ты не должна больше ни в чем участвовать. Я не хочу, чтобы ты подвергалась еще большей опасности.
– Стало быть, я должна оставить все как есть? Сидеть здесь и смотреть на эти поля? Моя мать мертва. Вазаро мертво, духи, в которые я вложила часть своей души, уже никогда не будут созданы…
– Смерть Катрин невозможно исправить, но остальное…
– Что? Может быть, ты думаешь, для моих духов подойдут цветы, купленные в других усадьбах? Но это будет пустая работа. Духи называются «Вазаро», и цветы для них должны быть выращены здесь, на этой земле. Посмотри на эти поля, Алекс. На них будто сбросили водородную бомбу.
– Жак говорил, что удалось срезать черенки от многих растений. Позволь мне заняться этой работой. Я обещаю, что мы…
– Нет!
Она не могла больше говорить об этом и, развернувшись, стала спускаться к дороге, где стояла машина. Смутно она понимала, что его не отпускает чувство вины и боль поражения. Но она отказывалась думать о его боли, воздвигая вокруг себя ледяную стену.
Кэтлин услышала позади себя торопливые шаги.
– Ты победила, черт побери! – Он схватил ее за руку и повернул лицом к себе. – Я хочу показать тебе кое-что. В «Никоне» Питера сохранилась пленка. Ее проявили и отпечатали снимки. – Он вытащил фотографию из внутреннего кармана. – Смотри, этот маленький приземистый человек, работающий в поле, – Антонио Феррацо. Запомни его лицо. Он убил твою мать и Питера. Он убил бы и тебя, если бы ему представился случай.
Кэтлин всмотрелась. Человек на фотографии улыбался, а ведь он был снят всего за день до того ужаса и опустошения, которое было учинено в Вазаро под его командованием. Алекс протянул ей другой снимок.
– А это Ледфорд.
Она уставилась на снимок с загнутыми помятыми краями. Перед ней было довольно заурядное лицо, полнокровное и румяное.
– Но… они оба выглядят так обычно. – Она убрала фотографии в сумочку. – Не беспокойся, я запомню их.
– Получше запомни.
– А что с Краковым?
– Я звонил Гольдбауму и просил удвоить наблюдение за ним. – Он шел с ней рядом, лицо его приняло напряженно-сосредоточенное выражение, которое было ей так хорошо знакомо. – Сегодня же мы покинем Ниццу. Я нанял небольшой частный самолет, который приземлится в окрестностях Стамбула, вдали от официального аэродрома. Мы возьмем такси и доедем до крытого базара, где я оставлю тебя на время с Кемалем, а сам отправлюсь разведать обстановку вокруг дома. Может быть, они уже установили за ним наблюдение и нам придется поискать другое убежище.
Она одобрительно кивнула.
– А сейчас мы заедем в деревню и скажем Жаку, какие меры безопасности следует предпринять. – Он встретился с ней взглядом, открывая дверцу машины. – Боже, что я делаю. Кэтлин, передумай, пока не поздно. Я могу отправить тебя к Андреасу, он сумеет обеспечить твою безопасность. Тебе не надо возвращаться в Стамбул.
Она ничего не ответила, садясь в машину. Выругавшись себе под нос, он захлопнул дверцу.
– Это Феррацо. Звоню из отеля «Диван» в Стамбуле.
– Меня не волнует, где ты. Где Каразов и женщина из Вазаро? – спросил Ледфорд.
– Я не нашел их. Весь день я провел в аэропорту, но их не было.
– Ты думаешь, что Каразов настолько глуп, чтобы лететь обычным рейсом? Чтобы ты мог схватить их прямо у трапа самолета?
– Но я не мог возвращаться в Вазаро. Это рискованно. Там все кишит полицейскими и Интерполом.
Брайэн вздохнул.
– Я начинаю разочаровываться в тебе, Феррацо.
– Но ведь ты сам упустил их, – защищался Феррацо. – Тебе стоило лишь приказать мне взять обоих в Версале.
– Нет! Не смей трогать Каразова. Женщина – вот твоя цель, ты, идиот. Если ты, конечно, сможешь управиться с ней.
– Я уже управился с целым Вазаро. Разве не так? – Тон Феррацо стал более уверенным. – А этих двоих надо еще найти.
– Да, это будет нелегко. Джипси говорит, что Каразов ушел в глубокое подполье, даже ему не удалось определить его местонахождение в Стамбуле. – Он помолчал, размышляя. Как бы то ни было, но Алекс должен будет попытаться выйти на него, Ледфорда. – Каразов знает о доме на улице Оружейников.
– В таком случае надо встречать его там.
– Через три недели я приеду в Стамбул. – Голос Ледфорда был мягким, как шелк. – Женщина к этому времени должна исчезнуть. Второй твоей ошибки я не потерплю.
Не дожидаясь ответа, Ледфорд положил трубку. Итак, Каразов лег на дно. Этого следовало ожидать. Он понял наконец, с каким серьезным противником имеет дело, понял, что он, Ледфорд, не прощает измены и не позволит какой-то женщине встать между ними в их поединке.
– Почему ты не хочешь убить Каразова, раз он знает о доме?
Ледфорд повернулся лицом к Кракову, сидевшему в кресле посреди комнаты.
– Он не заявит в Интерпол, не волнуйся. У меня с ним свои дела.
– Я должен быть уверен, что меня это не коснется. – Краков поднялся. – Я собираюсь дать еще одну пресс-конференцию, о дне которой объявят сегодня после полудня. Это будет последний раз, когда мы с тобой можем встретиться перед отъездом в Стамбул. Думаю, что даже телефонные звонки будут небезопасны. Когда все это закончится, я должен быть…
– … чист, как горный воздух, – закончил за него Ледфорд, широко ухмыляясь. – Так и будет.
– Ты знаешь, что делать?
– Завтра надо подстроить телефонный звонок в полицию, содержащий угрозу.
– Операция в Стамбуле выполняется точно по нашему плану? Ты следишь за этим?
– Разумеется. Каждый выстрел прозвучит точно по твоему расписанию. – Ледфорд дружески улыбнулся ему. – Это и в самом деле замечательный план.
– Ты не раскаешься в своих действиях, когда я возьму власть, ты станешь…
– Я думаю, тебе пора уходить, – прервал его Ледфорд. Он был уже не в состоянии выносить эти самодовольные разглагольствования. – Мы не имеем права рисковать сейчас, когда так близки к успеху.
Краков кивнул.
– Я рад, что ты понял необходимость действовать крайне осторожно.
Ледфорд с усмешкой наблюдал, как Краков, по-военному расправив плечи, шагает к двери. «Бог ты мой, – думал он, – держится так, будто в него кол вогнали».
Краков помедлил у двери.
– Дай мне знать, когда окажешься в своей штаб-квартире в Стамбуле, мне нужно будет дать тебе самые последние инструкции.
– Непременно.
Улыбка не сходила с уст Ледфорда. Этот ублюдок собирается давать ему инструкции? Очевидно, восторги и поклонения, которые он принимал в последнее время, сделали его законченным идиотом. Ледфорду вдруг захотелось слегка подразнить его.
– Мне пришла в голову неплохая идея. Что, если мы уберем твою жену тоже?
Краков застыл в шоке.
– Что?
– После того как мы ликвидируем всех, кто нам мешает в Стамбуле…
– Хельгу?
Как это потрясло его! Ледфорд вынужден был опустить веки, чтобы не выдать радостного блеска в глазах.
– Почему нет? Ты мог бы играть роль безутешного вдовца, публика это очень любит.
– Я… подумаю об этом.
– Подумай при случае. Кстати, я внедрил в Лувр трех своих людей. Убрать одну женщину будет для них не слишком трудно.
– Я же сказал, что подумаю об этом, – процедил Краков сквозь стиснутые зубы. – Но не вижу в этом необходимости.
– Ты достоин большего. Стоит тебе пожелать – и ты можешь выбрать любую из белокурых длинноногих нимф твоей страны.
– Если я и сочту нужным санкционировать смерть Хельги, это произойдет не по такой смехотворной причине, – проговорил Краков с важным достоинством.
– Ну конечно.
Краков постоянно убеждал себя, что делает все это, руководствуясь патриотическим долгом, а отнюдь не для собственной выгоды. Когда долго лжешь всем вокруг, постепенно и незаметно начинаешь обманывать и самого себя. Брайэн пересек комнату и распахнул дверь перед Краковым.
– Все же подумай.
– Я дам тебе знать.
– Прекрасно.
Ледфорд закрыл за ним дверь и довольно потер руки. Он не мог затянуть удавку на шее Кракова, но почему слегка не подергать за нее. Этот упрямый тупица Краков считал его, Ледфорда, ревностным, исполнительным глупцом. Ледфорд рассмеялся. Если бы Краков знал…
Пора было приступать к следующему этапу его собственного плана. Ледфорд подошел к телефону и набрал номер пароходной компании «Белая звезда».
– Хай, бэби.
Челси стремительно вошла в больничную палату, обрушивая огромный букет роз на постель Маризы и целуя ее в лоб. Левая рука Маризы и плечо были в повязке. Вторая пуля, пройдя через тело Масквела, слегка задела одно из ребер. Девочка казалась бледной, с тревогой отметила Челси.
– Доктор сказал, что ты хорошо спала сегодня, скоро я смогу забрать тебя отсюда. – Челси опустилась в кресло рядом с постелью. – Репортеры не беспокоили тебя?
Мариза покачала головой:
– Сиделки не пропускают их.
– Великолепно.
– Как Кэтлин?
– Не слишком хорошо. Двигается как автомат.
– Трудно было бы ожидать чего-либо другого. – Мариза с трудом проглотила комок в горле. – Ты была сегодня на похоронах?
– Я надеялась, что ты не вспомнишь об этом. – Челси наклонилась и взяла руку Маризы. – Я положила цветы от твоего имени.
– А Питер?
– Он будет похоронен завтра в Западной Виргинии.
Слезы набежали на глаза Маризы.
– Он спас мою жизнь, ты знаешь?
– Я знаю. Рене все видела с холма и рассказала нам.
– Он был моим другом, мама. – Две слезинки скатились по щекам Маризы. – Он был так нежен и добр и… я никогда больше не встречу никого, кто был бы мне так близок и дорог.
– Пусть он будет с тобой всегда, никогда не забывай о нем. – Челси сжала руку Маризы. – Я ему безмерно благодарна, он спас самое дорогое для меня.
– Джонатан поехал с ним? Челси кивнула.
Мариза прикусила нижнюю губу.
– Он был таким одиноким. Эта его тетушка, о которой он не мог постоянно заботиться, и больше никого в живых из всей семьи.
– Джонатан был ему хорошим другом.
– Да… – Мариза вытерла мокрые щеки углом простыни. – Ты собираешься выйти за него замуж?
Глаза Челси расширились от изумления.
– Что?
– За Джонатана. Он хороший, и ты любишь его. Вы собираетесь пожениться?
– Боже, что ты болтаешь! Разве я восемнадцатилетняя девочка, которой не терпится стать взрослой? У меня уже есть ты, и мы счастливы вдвоем.
– То время, когда мы были только вдвоем, уже закончилось, мама. Не думай обо мне. Выходи за него.
– Ты так стремишься избавиться от меня?
– Я пытаюсь развязать узел, который ты затянула на своей шее.
– Что за нелепое сравнение. – Челси недовольно поморщилась. – Я не нуждаюсь во всем этом фальшивом оперении, меня не интересуют условности. – Она избегала пристального взгляда Маризы. – Ты действительно хочешь продолжать этот бессмысленный разговор?
– Да.
– Боже, как ты упряма. – В замешательстве Челси водила пальцем, вычерчивая какой-то непонятный рисунок на простыне. – Он должен стать следующим президентом Соединенных Штатов, девочка.
– Что из того?
– Ты знаешь, что я…
– Святые небеса, он сумеет защитить тебя.
– Я не желаю говорить об этом.
– О’кей. – Мариза помолчала. – Есть более важные вещи, о которых нам надо поговорить.
– О чем ты?
– Не вмешивайся в это дело. Пусть им занимаются власти.
– Разве можно полагаться на официальное правосудие в наши дни? Не думаю, что оно на что-то способно. А ведь я едва не потеряла тебя.
– Но я не умерла и верю, что все постепенно наладится.
– Феррацо не имеет права на жизнь, равно как и Ледфорд.
– Это не наша забота, мама.
– Как ты покорна. – Челси прямо встретила ее взгляд. – Послушай, если бы это я лежала в постели? Что бы ты тогда захотела сделать?
– Я бы заботилась о тебе.
Челси наклонилась и поцеловала ее.
– Взгляни правде в глаза. У тебя мои гены, девочка. Ты рождена для борьбы, ты сильная, как и я. – Она встала и взяла букет. – Его надо поставить в воду.
– Мама, не делай ничего…
– Не волнуйся. Я не воображаю себя Рэмбо. И я не вступлю в игру, пока ты не окажешься дома в Калифорнии. Так что, возможно, Алекс с Кэтлин сумеют раздавить этих ублюдков раньше, чем я доберусь до Стамбула.
Мариза покорно склонила голову.
– Дай бог, чтобы так случилось.
Время уже близилось к полуночи, когда Кемаль с Кэтлин добрались до дома на Босфоре.
Алекс стоял в кухне, наблюдая за входной дверью.
– Я приготовил кофе, желаете?
– Нет, спасибо. – Кэтлин быстро прошла через гостиную в свою комнату. – Я слишком устала. Спокойной ночи.
– Она стала совсем другой. – Кемаль беспокойно уставился на дверь, за которой скрылась Кэтлин. – Мне это не нравится.
– Полагаешь, я не вижу? – Тон Алекса был почти свирепым, когда он разливал кофе по чашечкам. – Она не говорит, не улыбается. Она вообще отсутствует. Все это началось с того дня в Вазаро.
– Шок, – сказал Кемаль. – Я видел, это иногда случалось с детьми в гареме. Они не хотели верить в то, что с ними случилось, и замыкались в себе.
– И как долго это продолжалось?
– У некоторых – годы, – сказал Кемаль. – Но с Кэтлин другая ситуация. Она стремится победить свой страх, у нее началась обратная реакция. – Он прямо посмотрел в глаза Алексу. – Когда мы с ней ждали, пока ты проверишь дом, она просила меня помочь ей пробраться в гарем, чтобы разузнать об Аднане.
– Боже…
– Я сказал ей, что это плохая идея. Аднан вообще не показывался с тех пор, как вы покинули Стамбул.
– Где он, черт возьми, может скрываться?
– Прошло всего семь дней, – напомнил Кемаль. Семь дней вины и боли. Его, Алекса, вины и боли Кэтлин. Алекс стиснул кофейную чашечку.
– Она не должна ни в чем участвовать, это слишком опасно.
– Она переполнена ненавистью к Ледфорду. Месть помогла бы ей выйти из этого оцепенения.
– Нет. Это может окончательно разрушить ее личность. У нее другие моральные принципы, и месть она всегда считала чем-то недостойным. Теперь она может оказаться на грани помешательства.
– Тогда что ты предлагаешь?
– Надо сделать все, чтобы заставить ее перестать думать о смерти и вспомнить о жизни.
Кемаль вопросительно поднял брови.
– Танцующий Ветер, – сказал Алекс. – Она чувствует, что все потеряно, но остается еще Танцующий Ветер.
– Я не понимаю. Он ведь тоже потерян.
– Да, он потерян. Но загадка его остается. – Алекс в два глотка допил свой кофе. – Попытаемся, черт возьми. Ничем другим я сейчас не могу ей помочь. – Он поставил чашечку на блюдце. – Масквел должен был отправить свой перевод на «Америкен экспресс» за день до гибели. Я хочу, чтобы ты забрал посылку завтра утром и принес Кэтлин.
Кемаль кивнул.
– Думаю, она оценит, что ради нее я делаюсь мальчиком на побегушках.
– Не думаю, что она вообще может воспринимать сейчас реальность, – устало заметил Алекс.
– Все меняется. Терпение, друг мой.
Алекс посмотрел на закрытую дверь комнаты Кэтлин.
– Ты предлагаешь ждать? Нет, я должен попытаться вывести ее из этого состояния как можно скорее.
– Я принес подарок. – Кемаль стоял перед закрытой дверью в комнату Кэтлин. – Выйди и улыбнись. Он должен тебе понравиться.
Впустив его, Кэтлин быстро закрыла за ним дверь.
– Что это?
Кемаль с радостным видом поставил широкую коробку на кофейный столик.
– Тебе повезло, что я сильный, как бык. Другой бы сломался под такой тяжестью.
– Что это? – с внезапно вспыхнувшим любопытством спросила Кэтлин.
– Не знаю. – Кемаль достал нож и начал разрезать верхнюю упаковку. – Что-то связанное с Танцующим Ветром. Алекс сказал, что это от Масквела.
– Питер…
Она ощутила резкую боль, вспомнив свой последний разговор с ним по телефону. Как он был добр и терпелив с ней!
Глазами, полными боли, она следила за Кемалем, открывавшим коробку.
– Три проектора. – Кемаль вытащил первый, затем последовал прямоугольный сверток, который он протянул ей. – Почти такой же тяжелый, как и проектор.
– Перевод!
Как же долго ждала она его. Возбуждение вырвалось наружу, освобождая ее от скованности последних дней.
Кемаль достал из коробки следующий сверток и также протянул ей.
– Сколько тут разных сокровищ!
Она открыла пакет и заглянула внутрь, затем быстро завернула опять.
– Одни фотографии.
Кемаль протянул руку.
– Можно мне?
Кэтлин помедлила, затем протянула ему сверток. Кемаль начал рассматривать фотографии.
– Я люблю цветы. Как прекрасно было твое Вазаро.
– Да, было.
Он поднял на нее глаза, светящиеся состраданием и симпатией.
– Ты жила этой радостью, и теперь ее больше нет у тебя. Постарайся найти другие. Надо заставить себя посмотреть в лицо жизни.
– Я видела ее лицо.
– Оно очень изменчиво. Сейчас ты видишь все в черном цвете. Но я… Кто это? – Он с интересом уставился на одну из фотографий.
Кэтлин взглянула.
– Мариза Бенедикт.
– Молодая девушка, которую ранил этот сукин сын Феррацо? – Выражение лица Кемаля стало суровым.
– Да.
Кемаль продолжал изучать снимок.
– В ней чувствуется что-то необычное. – Он задумчиво рассматривал лицо Маризы. – Она никогда не смеется, верно?
Кэтлин недоумевающе нахмурила брови.
– Что ты имеешь в виду? Разумеется, она не ходит с вечно недовольным лицом, но… – Кэтлин остановилась, сообразив, что она и в самом деле никогда не слышала смеха Маризы.
Кемаль кивнул.
– Она улыбается, но не смеется. Это нехорошо. Кто-нибудь должен научить ее смеяться.
– Ей пришлось много пережить. Но как ты догадался?.. – В голосе Кэтлин звучало изумление.
Кемаль таинственно улыбнулся:
– Древние китайцы умели читать по выражению лица. Я занимался их наукой одно время.
– На какой-то момент я почти поверила в твое хваленое второе зрение, – вяло улыбнулась Кэтлин. – Ты неплохо усвоил эту науку.
– Да. – Он вдруг убрал снимок в карман своих джинсов. – Я подержу его у себя. О’кей?
– Если тебе так хочется.
– Мне очень хочется этого. – Он снова стал доставать проекторы из коробки. – Теперь я отнесу все это в кабинет и подготовлю для работы. Пойдем со мной, ты покажешь, где лучше установить их.
Он быстро направился к кабинету. Оживление не покидало Кэтлин. Бережно прижимая к себе сверток с переводом, она двинулась вслед за Кемалем.
– Один мы поставим на стол, а остальные два разместим по углам, что позволит…
– Напоминает стереофильмы, – пробормотал Кемаль, уставившись на голограмму Танцующего Ветра.
Шторы на окнах были задернуты, в комнате царил полумрак. Кэтлин и Кемаль стояли на коленях на полу, уставившись на голограмму Танцующего Ветра. Даже при таком тусклом свете Алекс, стоящий в дверях кабинета, мог заметить оживленное, открытое выражение лица Кэтлин, и он вдруг почувствовал укол ревности. Кемалю удалось развеять ее оцепенение, ему – нет.
Алекс чувствовал себя лишним, одиноким, никому не нужным. Эти двое прекрасно ладили друг с другом. Ему пришлось потоптаться на месте, чтобы они заметили его.
– Ах, это ты, – сказал Кемаль. – Садись и любуйся на это чудо. Сплошная магия.
Алекс заметил, как напряглась Кэтлин, ее улыбка угасла, когда она взглянула на него. Вот как! Ей неприятно его присутствие!
– Ты рано ушел сегодня. Где ты пропадал?
– В музее у Модуха.
– Зачем?
– Я подумал, что у него было достаточно времени, чтобы вспомнить, где он видел похожую надпись.
– И он вспомнил?
– Да. Но прежде мне пришлось выслушать целую лекцию о том, какую работу он проделал, отбрасывая кучу ненужных вариантов. Ты можешь гордиться мной. Я допрашивал его с предельной настойчивостью.
– Я представляю себе. Когда тебе что-нибудь нужно, ты впиваешься в человека, как клещ. Ну и где же он видел то, что нас интересует?
– На раскопках, в горах возле Тарсуса, точнее, у деревушки, называемой Тамкало. Это происходило пять лет назад. Раскопки были заброшены из-за прекратившегося финансирования, и наиболее ценные находки отправили в музей Анкары, хотя местные жители и просили оставить их для построенного ими примитивного музейчика. Им хотелось привлечь в свои горы больше туристов с побережья. – Он помолчал. – Но табличка с надписью была найдена не в результате раскопок. Обломок ее принес какой-то выходец с гор – ребенок или рабочий.
– Как Моисей, он спустился с горы, прижимая к груди драгоценные скрижали, – мечтательно произнес Кемаль.
– Еще покруче, – ответил Алекс. – Он попросил заплатить за его сокровище наличными, что и было сделано. Нашел он этот обломок в какой-то пещере.
– Значит, остальная часть таблички тоже должна быть где-то там, – сказала Кэтлин.
– Возможно.
Кемаль встал и выключил проектор.
– Следовательно, мы отправляемся в Тамкало.
– Это мы с Кэтлин отправляемся в Тамкало, – сказал Алекс. – А ты останешься здесь и будешь караулить Ирмака и Ледфорда.
– Прекрасно. Терпеть не могу карабкаться по горам. – Он усмехнулся. – Придется мне на время перебраться сюда, чтобы следить за вашей собственностью.
– Мы оценим твою жертву.
– Да, у меня большое сердце. Когда отправляетесь?
– Завтра утром.
– Я найму джип и пригоню его к вашим дверям вместе со всем необходимым оснащением.
– Но учти, что мы обойдемся без золотых крючков на тенте.
– Какая жалость. Я как раз знаю, где их раздобыть, и приготовился запросить за это повышенный гонорар.
– Полагаю, что твой гонорар и так уже достаточно высок.
– Мне тоже так кажется. Джип будет стоять снаружи у ворот в шесть утра. – Кемаль протянул руку. – Мне надо сделать собственный ключ от этого дома, раз я собираюсь здесь за всем присматривать.
Алекс достал из кармана и протянул ему латунный ключ, отпиравший ворота и входную дверь.
– Ты уверен, что это не будет тебе в тягость? Я бы не хотел ставить тебя в затруднительное положение.
– Положись на меня. Все будет хорошо. – Кемаль ласково улыбнулся Кэтлин. – Эта прогулка пойдет тебе на пользу. Ты прогонишь из памяти все плохое и залечишь свои раны.
Не дожидаясь ответа, он покинул кабинет. Алекс пошел проводить Кемаля до дверей.
– Я постараюсь звонить тебе каждый день, чтобы постоянно быть в курсе дела. Ты должен оставить свою лень и найти наконец Ирмака.
– Но я и так сбился с ног. – Резковатый тон Алекса слегка удивил Кемаля, но потом он понимающе улыбнулся: – Не сердись. Я тут ни при чем. Это все статуэтка, из-за нее она так оживилась.
Алекс знал, что Кемаль прав. Но, черт побери, Кэтлин никогда раньше не смотрела на него так отчужденно и враждебно.
– Не понимаю, о чем ты. Я рад, что идея с Танцующим Ветром сработала.
– Для тебя это оказалось болезненным. Ничего, все устроится со временем.
И Кемаль закрыл за собой дверь.
– Мы что, в самом деле завтра отправляемся? – спросила Кэтлин, стоя в дверях кабинета.
– Конечно.
Он лишь мимоходом взглянул на нее, отправляясь в свою комнату.
Ревность. Боже, в нем бушевала ревность. Он ревновал к Кемалю, к проклятому переводу, к Танцующему Ветру. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного.
Ему вдруг захотелось взять и встряхнуть ее. Если бы она хоть раз посмотрела на него так, как в те их первые дни в Париже! Рассудком он понимал, что это нереально, нужно было набраться терпения, как рекомендовал Кемаль. Но чувства не подчинялись доводам рассудка. Он так хотел помочь ей, а она все больше уходила в себя, отгораживаясь от него. Нет, подумал он горько, не надо лгать хотя бы самому себе. Помочь ей – это не все, к чему он стремился. Он тосковал по ее телу, вспоминая, как трепетало оно в его объятиях, как мгновенно отзывалось на его ласки, он тосковал по ее дружескому участию, помощи, поддержке – по ее любви.
Кэтлин перевернула следующую страницу и положила ее рядом с собой на покрывало.
– Спи лучше, – сказал Алекс. – Завтра тебе придется карабкаться по горам.
– Мы же пойдем коротким путем. – Кэтлин все никак не могла оторваться от перевода.
– И тем не менее я бы не хотел тащить тебя на себе.
Она подняла глаза.
– Тебе не придется тащить меня, я смогу идти сама. – Она вдруг усмехнулась. – Это не мои слова. Так ответила Ясинта Андросу.
– Что?
– Когда они покидали Трою. – Она задумчиво смотрела на огонь. – Ясинта сказала, что сможет идти так же быстро, как и он. Ты знаешь, Андрос был из народа шардана, и я думаю, что и надпись могла быть на их языке. Мне почему-то кажется, что это именно Андрос сделал надпись на статуэтке после того, как покинул Трою. Может быть, он хотел, чтобы потомкам стала известна его история.
