Текст книги "Добродетель эгоизма"
Автор книги: Айн Рэнд
Соавторы: Натаниэль Бранден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
У понятия «государство» долгая извилистая история. Какой-то намек на правильную функцию государства существовал в любом организованном обществе, проявляясь в признании скрытой (а часто – даже несуществующей) разницы между государством и бандой грабителей; ореоле уважения и нравственного авторитета, присущего государству как хранителю «закона и порядка»; том факте, что даже самые дурные чиновники и правители считали нужным поддерживать некое подобие порядка и правосудия, хотя бы только в повседневной жизни и традиции, и претендовали на какое-нибудь – мистическое или социальное – оправдание своей власти. Короли абсолютистской Франции использовали для этого «божественное право» монарха; современные диктаторы Советской России тратят миллионы на пропаганду, призванную оправдать их правление в глазах порабощенных подданных.
Человечество очень недавно осознало истинную задачу государства. Это очень недавнее достижение, ему всего двести лет, и обязаны мы им «отцам» Американской революции. Они не только определили природу и нужды свободного общества, но и разработали способ воплотить их в жизнь. Свободное общество, как любое другое человеческое творение, не может быть создано случайно, по желанию или благодаря «добрым намерениям» лидеров. Чтобы создать свободное общество и сохранить его свободным, нужна сложная правовая система, построенная на объективно обоснованных принципах; система, не зависящая от мотивов, морального облика или намерений любого отдельно взятого чиновника; система, не оставляющая никакого шанса, никакой лазейки для возникновения тирании.
Американская система ограничений и противовесов была именно такой. Некоторые противоречия в Конституции оставили возможность для роста этатизма, но несравненным достижением была сама идея Конституции как способа определить и ограничить власть государства.
Сейчас, когда мы так дружно стараемся забыть эти достижения, не принято слишком часто повторять, что Конституция – ограничение, налагаемое на государство, а не на частных лиц; что она предписывает, как себя вести государству, а не частным лицам; что она не дарует полномочия государству, а гарантирует гражданам защиту от него.
Теперь подумайте о нравственной и политической извращенности доминирующего сегодня взгляда на государство. Вместо того чтобы быть защитником прав человека, государство становится их самым опасным нарушителем; вместо того, чтобы охранять свободу, государство насаждает рабство; вместо того, чтобы защищать людей от насилия, государство осуществляет насилие и принуждение, когда ему угодно; вместо того, чтобы служить источником объективности в человеческих отношениях, государство создает какое-то пещерное царство неуверенности и страха при помощи необъективных законов, толкование которых оставлено на усмотрение любого бюрократа; вместо того, чтобы защищать людей от опасной прихоти ближних, государство присваивает себе право на прихоть. Таким образом, мы быстро приближаемся к полной инверсии, когда государство будет вольно делать все что угодно, а граждане смогут действовать только по разрешению. Это будет та фаза развития, на которой человечество находилось в самые темные периоды своей истории, господство грубой силы.
Уже не раз отмечали, что, несмотря на материальный прогресс, человечество не достигло хоть сколько-нибудь похожих успехов в нравственном развитии. Обычно за этим наблюдением следует какой-нибудь пессимистический вывод о природе человека. Да, уровень нравственного развития людей позорно низок. Но если учесть чудовищную нравственную извращенность государств (допущенную альтруистско-коллективистской моралью), под властью которых люди были вынуждены жить большую часть своей истории, можно, скорее, удивляться тому, что им удалось сохранить хотя бы подобие цивилизации и что неуничтожимая крупица самоуважения помогла им остаться существами, ходящими на двух ногах.
Кроме того, сегодня можно яснее увидеть природу тех политических принципов, которые надо принять и поддержать как составную часть битвы за интеллектуальное возрождение человека.
15. Финансирование государства в свободном обществе
Айн Рэнд
«Как надлежит финансировать государственные службы в полностью свободном обществе?»
Такой вопрос часто приходится слышать в контексте дискуссий об объективизме, согласно которому правительство в свободном обществе не может первым применять силу, а ее использование допустимо лишь в ответ на действия того, кто применил ее первым. Поскольку налогообложение представляет собой применение силы, как, спрашивается, должно правительство свободного государства добывать средства на финансирование государственных служб?
В полностью свободном обществе налогообложение – или, если быть точным, оплата государственных служб – должно быть добровольным. Так как государственные службы – полиция, вооруженные силы, судебная система – явно необходимы гражданам и прямо влияют на их интересы, значит, граждане должны быть (и будут) согласны оплачивать работу этих служб, подобно тому, как они оплачивают собственную страховку.
Вопрос о том, как осуществить принцип добровольного финансирования госслужб – как определить наиболее эффективные методы его применения на практике, – очень сложен и относится к сфере философии права. Задача политической философии заключается лишь в установлении сути принципа и демонстрации возможности его практического применения. Говорить сегодня о выборе конкретного метода осуществления этого принципа более чем преждевременно, поскольку его применение будет возможно лишь в полностью свободном обществе, таком, где роль государства будет сведена конституционно к его неотъемлемым основным функциям. (Что это за функции, обсуждалось в главе 14.)
Существует много возможных методов добровольного государственного финансирования. Один из них – правительственная лотерея, которая использовалась в некоторых европейских странах. Есть и другие подходы.
В качестве иллюстрации (и только в качестве иллюстрации) рассмотрим следующую вероятность. Одна из самых жизненно важных служб, которую может находиться в ведении исключительно государства, – это защита договорных соглашений между гражданами. Допустим, что правительство должно защищать – то есть признавать имеющими законную силу и подлежащими исполнению – только те договоры, которые обеспечены денежным взносом в пользу государства, составляющим фиксированный процент от суммы сделки, осуществляемой согласно договору. Подобное страховое обеспечение не должно быть обязательным; те, кто не желает пользоваться такой схемой, не будут преследоваться по закону, – они смогут свободно заключать соглашения на словах или подписывать контракты частным образом, без государственных гарантий. Отличие такого соглашения или контракта будет лишь в том, что интересы сторон не будут дополнительно защищены государством: в случае нарушения договора потерпевшая сторона не будет иметь возможности требовать возмещения ущерба через суд.
Все кредитные операции представляют собой договорные соглашения. Кредитная операция – это любая сделка, в которой между внесением платы и получением товара или услуги проходит некоторое время. Такие операции составляют подавляющее большинство всех экономических сделок в сложном индустриальном обществе. Лишь очень малая часть этой гигантской сети кредитных операций заканчивается судебными разбирательствами, однако существовать она может именно за счет судов, без защиты которых она рухнула бы в одночасье. Суды – это необходимая людям государственная служба, которой они пользуются, на которую полагаются и за которую должны платить. Однако на сегодняшний день эта служба оказывает гражданам услуги бесплатно – в качестве своего рода субсидии.
Если вспомнить, какие огромные суммы задействованы в кредитных операциях, становится понятно, что процент, который шел бы на оплату такого государственного страхования сделок, был бы мизерным – гораздо меньшим, чем выплаты по другим типам страховки, – но при этом его было бы достаточно для финансирования и всей остальной правительственной деятельности. (При необходимости эта фиксированная процентная ставка могла бы быть законодательно увеличена в случае войны; или же сбор средств на четко обозначенные нужды военного времени осуществлялся какими-либо иными методами.)
Этот конкретный «план» упомянут здесь только как иллюстрация возможного подхода к проблеме, а не как ее решение или программа, которые можно претворять в жизнь сегодня. Правовые и технические трудности, связанные с этим, огромны: к ним относятся такие вопросы, как необходимость жесткого конституционного обеспечения, которое не позволило бы правительству диктовать содержание частных контрактов (эта проблема существует сегодня и требует более объективного рассмотрения), потребность в объективных стандартах (или системе контроля) для установления размера фиксированного платежа и т. д.
Любая программа добровольного финансирования государства – это последний, а не первый шаг на пути к свободному обществу, последняя, а не первая реформа, которую необходимо отстаивать. Она будет работать только в том случае, если основные принципы и институты свободного общества уже установлены. Сегодня она работать не станет.
Люди будут добровольно оплачивать систему защиты своих соглашений. Но они не станут добровольно оплачивать страховку на случай нападения Камбоджи. А производитель фанеры из Висконсина и работники его предприятия не станут добровольно оплачивать взносы на развитие фанерной промышленности Японии, которая стала бы их конкурентом и могла бы лишить работы.
Средств программы добровольного государственного финансирования должно с избытком хватать на обеспечение всей законной деятельности правительственных структур. Но их не должно хватать на незаслуженную помощь всему земному шару. Такую помощь не может обеспечить никакая система налогообложения.
Как нынешняя система контроля, налогов и «правительственных обязательств» в этой стране возникла не за одну ночь, так же не одну ночь займет и процесс освобождения от этой системы. Процесс освобождения будет происходить гораздо быстрее, чем процесс порабощения, так как факты реальности будут действовать в его пользу. И тем не менее это все равно будет постепенный процесс, – и любая программа добровольного финансирования государства должна рассматриваться как цель далекого будущего.
В настоящее время сторонники полностью свободного общества должны знать лишь принцип, на основании которого эта цель может быть достигнута.
Принцип добровольного финансирования государства базируется на следующих посылках: государство не является владельцем доходов граждан и, следовательно, не имеет права распоряжаться этими доходами; сущность необходимых государственных служб должна быть определена и ограничена конституционно, так, чтобы правительство не имело власти расширять рамки эти служб по своему собственному усмотрению. Отсюда, согласно принципу добровольного финансирования государства, государство должно рассматриваться как слуга, а не как властелин граждан, как посредник, которому платят за услуги, а не как благодетель, предоставляющий их безвозмездно, отдающий, но ничего не получающий взамен.
Эта последняя роль государства, наряду с идеей принудительного налогообложения, – пережитки тех времен, когда правительство выступало как всемогущий властелин граждан страны. Абсолютный монарх, которому принадлежали труд, доходы, имущество и жизни подданных, был не получающим жалованья «благодетелем», защитником и дарителем милости. Получать плату за свои услуги для такого монарха было бы унизительно. Точно так же неразвитым умам его духовных последователей (выжившим потомкам древней европейской феодальной аристократии и современным сторонникам политики тотального благополучия) честно заработанный, коммерческий доход до сих пор представляется унизительным и далеко не столь достойным, как незаработанный, полученный путем попрошайничества, грабежа, как благотворительная помощь или государственное пособие.
Когда правительство, будь то король или «демократический» парламент, выступает в роли раздатчика бесплатных услуг, расширение сферы этих услуг и подачек – всего лишь вопрос времени (сегодня этот процесс называют ростом «государственного сектора экономики»), и в конце концов он неизбежно становится инструментом военных действий между экономическими группировками, грабящими друг друга.
Главное, что требует в этом контексте контроля (и искоренения), – это первобытное убеждение, что все государственные службы (даже легальные) должны быть для граждан бесплатными. Чтобы в полной мере воплотить в реальность американскую концепцию государства как слуги граждан, необходимо воспринимать его как слугу на жалованье. Тогда, основываясь на этом, можно приступать к разработке подходящих мер для построения системы прямой привязки доходов правительства к услугам, которые оно оказывает гражданам.
Из приведенного примера видно, что затраты на такое добровольное финансирование государства автоматически оказываются пропорциональны уровню экономической активности гражданина: те, кто находится на самом низком уровне (кто никогда или почти никогда не принимает участия в кредитных операциях), окажутся практически свободны от выплат, хотя все равно при этом будут иметь возможность пользоваться преимуществами законной защиты, например, со стороны вооруженных сил, полиции и органов юстиции, ограждающих гражданина от деятельности криминальных элементов. Эти преимущества для человека низкой экономической активности могут рассматриваться как бонус, полученный за счет тех, чьи финансовые возможности более высоки, – но без каких-либо жертв со стороны последних.
Оплачивать содержание армии, защищающей страну от нападения врагов, – в собственных интересах людей с большими возможностями; их затраты не будут расти из-за того, что некая незначительная часть населения неспособна участвовать в финансировании государственных структур. С экономической точки зрения эта часть – маргинальная общественная прослойка – может считаться несуществующей, если речь идет о военных затратах. То же самое верно в отношении затрат на содержание полицейских сил: человек с возможностями будет добровольно вносить средства, понимая, что предотвращение любого преступления – в его интересах, неважно, богатый или бедный стал бы жертвой.
Важно отметить, что такой вариант бесплатной защиты неплательщиков нужно рассматривать как случай непрямой выгоды, которая возникает как малозначимый дополнительный результат работы интересов и средств участников добровольного финансирования. Из этого добавочного результата никак нельзя извлечь прямую выгоду, и также нельзя заявлять, как это любят делать апологеты государственной системы всеобщего благосостояния, что в интересы производителей входит раздавать милостыню тем, кто сам ничего не производит.
Разница, если сформулировать кратко, в следующем: когда железнодорожная компания позволяет беднякам ездить в поездах бесплатно при наличии там свободных мест, это вовсе не то же самое (не только фактически, но и принципиально), что пускать для них специальные поезда с вагонами первого класса.
Любые формы нежертвенной помощи, социальных льгот, бесплатных услуг или денежных дотаций, которые расцениваются людьми как возможные, на самом деле возможны исключительно в свободном обществе и остаются приемлемыми лишь до тех пор, пока являются нежертвенными. Но в свободном обществе, при системе добровольного финансирования государства, не должно оставаться никаких законодательных лазеек, никаких легальных возможностей для какого-либо «перераспределения богатств», для обеспечения нужд одних людей за счет подневольного труда и изъятия доходов других, для выкачивания средств, эксплуатации и уничтожения тех, кто способен взять на себя расходы по обеспечению нужд цивилизованного общества, ради выгоды тех, кто не может или не хочет самостоятельно обеспечивать даже собственное существование.
Февраль 1964 г.
16. Дарованное Богом право на застой
Натаниэль Бранден
Для любого вида живых существ рост является необходимым условием выживания. Жизнь – это движение, постоянная самоподдерживающая деятельность, без которой организм не сможет оставаться живым. Этот принцип в равной степени очевиден и в простых процессах преобразования энергии в растении, и в долговременных, сложных процессах жизнедеятельности человека. С биологической точки зрения отсутствие активности – это гибель.
Сущность и пределы возможного движения и развития различны у разных видов. Возможности для активной деятельности и развития у растения гораздо ýже, чем у животного; у животного – гораздо ýже, чем у человека. Способность животного к развитию с наступлением физической зрелости оказывается исчерпанной, после чего его ростовые процессы ограничиваются деятельностью, необходимой для поддержания состояния организма на неизменном уровне; после достижения зрелости он фактически перестает расти эффективно – то есть уже не улучшает значительно своей способности взаимодействовать со средой. Но у человека способность к развитию не заканчивается с наступлением физической зрелости; у него эта способность практически неограниченна. Отличительная черта человека – способность мыслить, его разум – его основной инструмент выживания; и его способность думать, обучаться, открывать новые и лучшие пути взаимодействия с реальностью, расширять пределы деятельности, расти интеллектуально – это открытый путь, которому нет конца.
Человек выживает не путем приспособления к физическим условиям окружающей среды, подобно животным, а преобразуя среду с помощью продуктивной деятельности. «Если наступает засуха, животные погибают, а человек строит систему орошения; если случается наводнение, животные погибают, а человек строит дамбы; если нападают хищники, животные погибают, а человек пишет Конституцию Соединенных Штатов» (Айн Рэнд «Для нового интеллектуала» (For the New Intellectual)).
Если определять жизнь, как самоподдерживающую деятельность, то существует особенный человеческий способ деятельности и выживания – думать, производить, бороться с трудностями существования, постоянно прилагая усилия и изобретая новое.
Когда человек открыл, как поддерживать огонь, чтобы сохранять тепло, у него не пропала необходимость думать и прилагать усилия; когда он изобрел лук и стрелы, у него не пропала необходимость думать и прилагать усилия; когда он придумал, как строить жилища из камня, потом – из кирпича, потом – из стекла и стали, у него не пропала необходимость думать и прилагать усилия; когда ожидаемая продолжительность его жизни увеличилась с 19 до 30, до 40, до 60, до 70 лет, у него не пропала необходимость думать и прилагать усилия; пока человек жив, необходимость думать и прилагать усилия не пропадет у него никогда.
Каждое человеческое достижение ценно само по себе, но кроме того, оно является ступенькой к более существенным достижениям и ценностям. Жизнь – это рост; не двигаясь вперед, человек неизбежно скатывается назад; жизнь остается жизнью только пока есть движение вперед. Каждый шаг открывает перед человеком более широкие возможности для действий и достижений – и порождает потребность в действии и достижении. Проблема выживания никогда не «решается» раз и навсегда, так, чтобы больше не требовалось думать и двигаться вперед. Точнее говоря, проблема выживания решается через понимание того, что выживание требует постоянного роста и творчества.
Следующий аспект: постоянный рост – психологическая потребность человека. Это условие его умственного благополучия. Для этого требуется, чтобы человек обладал четким ощущением контроля над реальностью, контроля над своим существованием – убеждением, что он обладает всем необходимым для жизни. А это убеждение проистекает не из всезнания или всесилия, а из знания того, что его методы взаимодействия с реальностью – принципы, в соответствии с которыми он действует, – верны. Пассивность с таким состоянием несовместима. Самооценка – не та ценность, которая, будучи однажды обретенной, в дальнейшем поддерживается автоматически; как любая другая человеческая ценность, в том числе и сама жизнь, она поддерживается лишь действием. Самооценка, уверенность в себе, основное убеждение в собственной пригодности для жизни, может поддерживаться лишь до тех пор, пока человек вовлечен в процесс роста, пока он стремится сделать собственное существование эффективным. Природа не позволяет живым существам оставаться в покое: если прекращается рост, начинается распад – как в физической, так и в мыслительной сфере.
Взгляните в связи с этим на повсеместное распространение феномена людей, которые становятся стариками уже к 30 годам. Это люди, которые сочли, что они уже «достаточно думали» в жизни, и теперь продолжают дрейфовать дальше за счет угасающего импульса ранее приложенных усилий, не понимая, что случилось с их душевной искрой и энергией, почему их беспокоит что-то смутное, почему их существование кажется катастрофически лишенным чего-то, почему они чувствуют себя так, как будто их затягивает в какую-то безымянную пучину, – и никак не в состоянии осознать тот факт, что, теряя волю к мысли, человек теряет и волю к жизни.
Потребность человека в росте – и вытекающая отсюда потребность в социальных или экзистенциальных условиях, которые делают рост возможным, – это факты, имеющие крайнюю важность при оценке любой политико-экономической системы. Обязательно должен возникать вопрос: является ли данная политико-экономическая система поддерживающей жизнь или противоречащей жизни, благоприятной или враждебной требованиям выживания человека?
Величайшая заслуга капитализма – в его исключительном соответствии требованиям человеческого выживания и его потребности в росте. Его принципы дают человеку свободу думать, делать, производить, пытаться овладеть неизвестным и новым, то есть действуют так, чтобы вознаграждать усилия и достижения и наказывать пассивность.
Это одна из главных причин, по которым его порицают.
В книге «Кто такая Айн Рэнд?», обсуждая нападки на капитализм, имевшие место в XIX веке, я писал: «В работах как поклонников средневековья, так и социалистов, можно обнаружить явную тоску по обществу, где человеку автоматически гарантировано существование, – то есть по обществу, в котором человек не будет нести ответственности за собственное выживание. Для обоих лагерей идеальное общество должно характеризоваться тем, что они называют «гармонией», свободой от стремительных перемен, конкуренции; это общество, в котором каждый должен выполнять свою предписанную часть общего труда для достижения благополучия для всех, но в котором никто не сталкивается с необходимостью выбора и принятия решений, которые могли бы серьезно повлиять на его жизнь и будущее; в котором не возникает вопроса, что человек заработал или не заработал, что он заслужил или не заслужил; в котором награда не связана с достижением, и в котором чья-то добрая воля гарантирует, что никому не придется расплачиваться за свои ошибки. Невозможность для капитализма соответствовать взгляду на жизнь, который можно назвать пасторальным, – главное основание для обвинений, предъявляемых свободному обществу любителями средневековья и социалистами. Капитализм не предлагает людям райский сад».
Среди аргументов, приводимых теми, кто жаждет «пасторального» существования, – доктрина, которую, если перевести в явное утверждение, можно сформулировать как дарованное Богом право на застой.
Проиллюстрировать ее можно следующим случаем из жизни. Однажды в самолете я разговорился с руководителем некоего трудового союза. Он начал поносить «катастрофу» автоматизации, утверждая, что тысячи и тысячи рабочих остаются и будут продолжать навсегда оставаться без работы из-за появления новых машин, и восклицал, что «с этим необходимо что-то делать». Я ответил, что это миф, который возникал уже неоднократно; что появление новых машин всегда приводит к увеличению спроса на рабочие руки, а также к повышению общего стандарта жизни; и что этот факт доказан теоретически и продемонстрирован исторически. Я заметил, что автоматизация повышает спрос на квалифицированную рабочую силу по сравнению с неквалифицированной, и что, несомненно, многим рабочим необходимо овладевать новыми навыками. «А как же, – недовольно спросил он, – те рабочие, которые не хотят овладевать этими навыками? Почему они должны страдать?»
Это значит, что стремления, дальновидность, желание повышать качество деятельности, жизненная энергия творческих людей должна быть задушена и подавлена во имя тех, кто уже «достаточно думал» и «достаточно учился», и не хочет беспокоиться ни о будущем, ни о скучном вопросе, от чего зависит их работа.
Оставшись в одиночестве на необитаемом острове, где вся ответственность за собственное выживание ложится исключительно на него самого, человек ни за что не позволит себе пребывать в заблуждении, что не его дело – беспокоиться о завтрашнем дне, что он спокойно может положиться на вчерашние знания и умения, и что природа должна обеспечивать ему «безопасность». Только в обществе, где груз бездействия можно переложить на плечи кого-нибудь другого – кто не бездействует, можно предаваться таким заблуждениям. (И вот тут-то становится незаменимой альтруистическая мораль, оправдывающая такой паразитизм.)
Требование равной оплаты труда за одинаковую деятельность, вне зависимости от разницы в качестве работы и ее результатах, в результате чего лучший работник оказывается наказан в пользу худшего, – вот доктрина божественного права на застой.
Требование сохранения должности или повышения по службе в зависимости не от качеств работника, а от его стажа, так, что посредственные, но давние члены коллектива получают преимущество перед талантливыми новичками, перекрывая путь вверх и им самим, и их потенциальным нанимателям, – вот доктрина божественного права на застой.
Требование, чтобы работодатель был обязан иметь дело только с определенным профсоюзом, имеющим дискреционное право отказать в членстве претенденту, так что работа в конкретной отрасли становится наследственной, передающейся от отца к сыну, а люди «со стороны» не могут быть к ней допущены, чтобы не порождать угрозу устоявшимся клановым интересам, в результате чего останавливается прогресс целой отрасли, как это было при цеховой системе Средневековья, – вот доктрина божественного права на застой.
Требование оставлять работника на должности, которая стала ненужной, где он выполняет бесполезную или лишнюю работу, с целью оградить его от трудностей переквалификации для новой работы, – вот доктрина дарованного Богом права на застой.
Обвинение капитализма в таких «несправедливостях», как вынужденное закрытие старой бакалейной лавки, которая не способна конкурировать с новой сетью магазинов, обвинение, которое предполагает, что экономическое благосостояние и прогресс покупателей старой лавки и владельцев сети магазинов должны быть ограничены, чтобы защитить лавочника с его не выдерживающими конкуренции инициативными качествами и умениями, – вот доктрина дарованного Богом права на застой.
Решение суда, согласно альтруистским законам, о том, что успешное предприятие не должно владеть правами на собственные патенты, а должно передать их беспошлинно возможному конкуренту, который не в состоянии заплатить за них (дело General Electric, 1948), – вот доктрина божественного права на застой.
Приговор, по которому промышленный концерн был признан виновным и закрыт за преступление, заключавшееся в дальновидности, предвосхищении будущих потребностей и расширении мощностей производства с целью их удовлетворения, что якобы могло бы «помешать» развитию будущих конкурентов (дело ALCOA, 1945) – вот легальное наказание за рост, вот наказание за способность к способностям, и вот неприкрытая сущность и цель доктрины божественного права на застой.
Капитализм по природе своей требует постоянного движения, роста и прогресса. Он создает человеку в обществе оптимальные условия для преодоления задач, которые ставит перед ним природа, способом, наилучшим для продолжения его жизни. Он функционирует на пользу всем, кто выбрал активную позицию в производственном процессе, при любом уровне способностей. Но он не отвечает требованиям застоя. Точно так же, как и сама реальность.
Если взглянуть на впечатляющий успех, на невиданное доселе процветание, которого достиг капитализм на практике (даже в условиях сдерживающего контроля), и на жалкие неудачи любого варианта коллективизма – станет ясно, что враги капитализма изначально движимы вовсе не экономическими соображениями. Их мотивация – метафизическая: бунт против человеческого способа выживания, против того факта, что жизнь – это процесс самоподдерживающей и самопорожденной деятельности; а также мечта о том, что если они смогут обуздать тех, кто не противится природе жизни, то смогут сделать существование сносным для тех, кто ей противится.
Август 1963 г.
