Текст книги "Добродетель эгоизма"
Автор книги: Айн Рэнд
Соавторы: Натаниэль Бранден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Философы, которые пытались разработать якобы рациональные этические системы, на самом деле не дали человечеству ничего, кроме выбора между прихотями: «эгоистическим» преследованием своих собственных желаний (например, этика Ницше) и «бескорыстным» исполнением желаний других (например, этические системы Бентама, Милля, Конта и всех социальных гедонистов, разница между которыми лишь в том, позволяют ли они человеку включать собственные прихоти в набор миллионов других, или советуют ему превратиться в полностью альтруистическое ничтожество, которое мечтает лишь быть сожранным другими).
Если «желание», независимо от его природы и истока, принимается как нечто этически первичное, и этической целью считается удовлетворение всех и каждого желаний (например, «максимум счастья для максимума людей»), у людей не остается выбора, кроме как ненавидеть, бояться и сражаться друг с другом, потому что их желания и их интересы обязательно будут противоречить друг другу. Если «желание» – это этический стандарт, тогда желание одного человека что-либо производить и желание другого его ограбить будут иметь равную этическую ценность; так же, как и желание одного человека быть свободным и желание другого сделать из него раба, желание одного завоевать любовь и восхищение своими добродетелями и желание другого получить любовь и восхищение, которых он ничем не заслужил. А если неудача в исполнении любого желания считается жертвой, тогда человек, у которого украли автомобиль, считается принесшим жертву, равно как и человек, который хочет иметь автомобиль, но никто не обеспечивает его средством передвижения бесплатно, – и две эти жертвы должны иметь равный этический статус. Если так, то единственный выбор, который предоставляется человеку, это украсть или быть обворованным, уничтожить или быть уничтоженным, принести в жертву кого-то ради удовлетворения своих желаний или принести в жертву себя ради удовлетворения желаний других. Тогда единственная этическая альтернатива для человека – быть садистом или мазохистом.
Моральный каннибализм любой гедонистической или альтруистической доктрины заключается в том, что она исходит из того, что счастье одного человека неизбежно требует страданий другого.
Сегодня большинство людей считают это аксиомой, не требующей доказательств. И когда кто-то говорит о праве человека на существование для самого себя, ради собственных интересов, большинство автоматически считает, что это требует жертв со стороны кого-то другого. Если кто-то подразумевает такое, значит, внутренне он убежден в том, что страдания, порабощение, грабеж или убийство других – в личных интересах человека, хотя вслух он обязательно будет категорически против этого протестовать. Гуманитарным апостолам альтруизма, которые заявляли о том, что мечтают о всеобщем братстве, никогда не приходило в голову, что можно удовлетворять собственные интересы, не принося никого в жертву. А не приходило это в голову ни им, ни кому другому, потому, что идея «разумности» никогда не рассматривалась в контексте «ценностей», «желаний», «личных интересов» и этики.
Объективистская этика гордо защищает и провозглашает рациональный эгоизм, то есть ценности, необходимые для человеческого выживания. Это не те ценности, которые происходят от желаний, эмоций, «стремлений», чувств, капризов или нужд иррациональных дикарей, которые никогда не выйдут из первобытного состояния, никогда не откроют для себя индустриальное общество и никогда не смогут понять иного личного интереса, кроме захвата сиюминутной добычи.
Согласно этике объективизма добро для человека не требует его собственных жертв и не может быть достигнуто с помощью чьих-то жертв. Согласно ей, разумные человеческие интересы не вступают в противоречие, не может быть конфликта интересов между людьми, которые не стремятся получить то, чего не заслужили, которые ничем не жертвуют и не принимают жертв, которые относятся друг к другу как партнеры, обмениваясь чем-то ценным.
Принцип обмена – единственный разумный этический принцип для любых человеческих взаимоотношений, личных и общественных, частных и публичных, духовных и материальных. Это справедливый принцип.
Человек, участвующий в таких отношениях, заслуживает то, что получает, и никогда не отдает и не берет ничего задаром. Он относится к людям не как к хозяевам и рабам, а как к равным и независимым личностям. Он взаимодействует с окружающими по принципу свободного, добровольного, совершаемого без принуждения обмена, который обе стороны сами считают для себя выгодным. Такой человек не рассчитывает на то, что он может получить что-то просто так, а лишь на справедливую плату за свои достижения. Он не перекладывает на других ответственность за свои неудачи и не расплачивается за неудачи других.
В духовных делах (то есть относящихся к человеческому сознанию) средства обмена иные, но принцип тот же самый. Любовь, дружба, уважение, восхищение – это эмоциональный отклик одного человека на добродетели другого, духовная плата за то удовольствие, которое получает один человек при общении с другим. Только дикарь или альтруист может заявлять, что удовольствие, получаемое благодаря добродетелям другого, – это акт эгоизма, что если человек добивается чего-то в личных интересах и для личного удовольствия, то в случае успеха неважно, с кем он имел дело, с дураком или гением, с героем или с разбойником, с идеальной женщиной или шлюхой. Человек, живущий по принципу справедливого обмена, – это тот, кто стремится, чтобы его любили не за его слабости и недостатки, а лишь за его добродетели, и кто отдает свою любовь не чьим-то недостаткам и слабостям, а лишь добродетелям.
Любить – значит ценить. Только разумно эгоистичный человек, человек, обладающий самоуважением, может любить, потому что только у такого человека могут быть твердые, постоянные, неизменные ценности, которым он всегда будет хранить верность. Человек, который не ценит сам себя, не может ценить ничего и никого другого.
Только на основе разумного эгоизма, на основании справедливости, люди могут жить вместе в свободном, мирном, благополучном, добровольном, рациональном обществе.
Может ли человек извлекать какую-то личную выгоду из жизни в человеческом обществе? Да, если это действительно человеческое общество. Две главные ценности, которые может обрести человек в общественной жизни, это знания и обмен. Человек – единственный вид, который может расширять и передавать свой багаж знаний из поколения в поколение; объем знаний, потенциально доступных человеку, больше, чем любой человек на протяжении одной своей жизни способен хотя бы начать постигать; каждый человек получает невыразимые преимущества от знаний, полученных другими. Второе огромное преимущество – это разделение труда: оно позволяет человеку прикладывать свои усилия в определенной сфере работы и обмениваться продуктами труда с теми, кто занят в других сферах. Такая форма сотрудничества позволяет всем, кто принимает в ней участие, получить в обмен на собственные усилия существенно больше новых знаний, умений и продуктов труда, чем мог бы получить каждый, если бы ему пришлось самому производить все, в чем он нуждается, на необитаемом острове или ферме, живущей натуральным хозяйством.
Но эти преимущества определяют, какие конкретно представители человечества имеют ценность друг для друга и в каком обществе: только рациональные, продуктивные, независимые граждане в рациональном, продуктивном независимом обществе. Паразиты, попрошайки, воры, дикари и разбойники не имеют для человека никакой ценности; точно так же и он не может получить никаких преимуществ от общества, которое озабочено их нуждами, требованиями и защитой, общества, которое будет относиться к нему как к жертвенному животному и наказывать его за добродетели, которыми он обладает, чтобы вознаградить их за их грехи, – то есть в обществе, основанном на этике альтруизма. Для человека не может иметь ценности общество, в котором он должен будет уступить право распоряжаться собственной жизнью.
Основной политический принцип объективистской этики: ни один человек не имеет права первым применять грубую силу против других. Никто – ни человек, ни общество, ни правительство – не имеет права брать на себя роль уголовного элемента и использовать по отношению к любому человеку физическое принуждение. Люди имеют право использовать силу лишь в качестве противодействия тому, кто применил ее первым. Лежащий в основе этический принцип прост и ясен: это различие между убийством и самозащитой. Вооруженный грабитель стремится завладеть ценностями, богатством путем убийства своей жертвы; жертва не становится богаче, если убивает того, кто пытался ее ограбить. Принцип таков: никто не может завладеть ценностями, принадлежащими другим, применяя физическое насилие.
Единственное достойное, моральное предназначение правительства – это защита прав человека, то есть защита его от физического насилия, защита его права на жизнь, на свободу, на владение имуществом и на достижение счастья. Без прав на собственность другие права не имеют смысла.
Я не стану пытаться в короткой лекции обсуждать политическую теорию объективизма. Те, кто заинтересуется этим, могут найти ее полное описание в книге «Атлант расправил плечи». Я скажу лишь, что любая политическая система основана на этической и проистекает из нее, и что объективистская этика – это моральная основа, необходимая для той политико-экономической системы, которая сегодня подвергается во всем мире разрушению именно из-за отсутствия моральной, философской защиты и оценки: системы, первоначально возникшей в Америке, капитализма. Если эта система исчезнет, она исчезнет по умолчанию, нераскрытая и непонятая: ничто другое никогда не подвергалась сокрытию путем такого количества искажений, извращений и неверных истолкований. Сегодня очень мало кто представляет, что такое капитализм, как он работает и какова его реальная история.
Когда я говорю «капитализм», я имею в виду полный, чистый, неконтролируемый капитализм свободного рынка, такой, при котором экономика отделена от государства так же и по тем же причинам, как отделена от государства церковь. Капитализм в чистом виде еще никогда не существовал, даже в Америке; та или иная степень государственного контроля подавляла и извращала его с самого начала. Капитализм – это не система прошлого; это система будущего – если у человечества вообще есть будущее.
Для тех, кто интересуется историей и психологическими причинами предательства философами капитализма, я упомяну, что обсуждала их в заглавной статье своей книги «Для нового интеллектуала» (For the New Intellectual).
Данная дискуссия должна ограничиться вопросами этики. Я представила здесь только самое важное в моей системе, но этого достаточно для понимания того, что этика объективизма – это мораль жизни, в противоположность трем основным школам этической теории: мистической, социальной и субъективистской, которые привели мир в сегодняшнее состояние и представляют собой мораль смерти.
Эти три школы различаются только по подходу, но не по содержанию. По содержанию все они – не более чем варианты альтруизма, этической теории, которая рассматривает человека как жертвенное животное, которая считает, что у человека нет права существовать ради себя самого, что служение другим – единственное оправдание его существования, и что самопожертвование – высший нравственный долг, добродетель и ценность. Различия проявляются лишь в обсуждении вопроса о том, кем и ради кого можно и нужно жертвовать. Альтруизм считает своей конечной целью и ценностным стандартом смерть; поэтому логично, что добродетелями в нем считаются самоотречение и любые другие формы страдания вплоть до саморазрушения. И, согласно логике, только этого и могут достичь и достигают сейчас сторонники альтруизма.
Обратите внимание на то, что все эти три направления этики антижизненны не только по содержанию, но и по методу.
Мистическая теория этики основана на предпосылке, что ценностные стандарты человеческой этики существуют лишь в загробном мире и устанавливаются по законам иного, сверхъестественного измерения; что человек не может практиковать этику, что она не подходит и противоречит земному существованию человека, и что человек виновен в этом и должен страдать на протяжении всего этого существования за то, что он неспособен следовать тому, чему следовать невозможно. Темные и Средние века – экзистенциальный монумент данной этической теории.
Социальная теория этики заменяет Бога обществом, и хотя заявляет о том, что ее главная забота – это жизнь на Земле, это не жизнь человека, не жизнь личности, а жизнь абстрактной сущности – коллектива, который, по отношению к любому человеку, состоит из всех за исключением его самого. Что касается личности, то ее этическая обязанность в данном случае – быть не думающим о себе, безгласным, бесправным рабом для любых потребностей и целей, установленных другими. Девиз «человек человеку волк», который не имеет отношения ни к капитализму, ни к волкам, вполне подходит к социальной теории этики. Экзистенциальный монумент этой теории – нацистская Германия и Советская Россия.
Субъективистская теория этики, строго говоря, вообще не теория, а отрицание этики. Более того: это отрицание реальности, отрицание не только человеческого существования, а существования вообще. Только концепция текучей, пластичной, неопределенной гераклитовой Вселенной позволяет кому-то думать или проповедовать, что человеку не нужны объективные принципы действия, что реальность дает ему карт-бланш на любые ценности, что плохим или хорошим может быть все, что он сам выберет, что человеческое желание – вполне достойный моральный стандарт, и что вопрос лишь в том, как выйти сухим из воды. Экзистенциальным монументом этой теории является современное состояние нашей культуры.
За ту катастрофу, которая сейчас угрожает уничтожить цивилизованный мир, несет ответственность вовсе не аморальность людей, а та мораль, следовать которой их призывают. Всю ответственность несут философы-альтруисты. Они должны быть довольны достигнутым «успехом»: люди покоряются им и воплощают в реальность их моральные идеалы.
Именно философия устанавливает человеческие цели и определяет путь; только философия теперь может спасти человечество. Сегодня мир встает перед выбором: если цивилизация хочет выжить, она должна отказаться от альтруистической морали.
Я закончу словами Джона Голта, которые, как и он, я адресую всем сторонникам всем, кто защищал и продолжает защищать альтруистическую мораль:
2. Здоровый разум против мистицизма и самопожертвования
Натаниэль Бранден
Стандарты умственного здоровья – биологически приемлемого функционирования разума – точно такие же, как и стандарты здоровья физического. Разум может считаться здоровым, пока он обеспечивает человеку контроль над реальностью, который необходим для поддержания жизни.
Главная особенность этого контроля – самооценка. Самооценка – это следствие, выражение и вознаграждение для мозга, полностью подчиненного разуму. Разум – способность, благодаря которой мы можем идентифицировать и интегрировать информацию, поступающую от органов чувств, – основной инструмент выживания для человека. Подчинение разуму – это поддержание полной интеллектуальной сосредоточенности, постоянные процессы понимания и познания, подчинение принципу, согласно которому действия человека должны соответствовать его убеждениям. Это приятие утверждения о том, что никто не должен пытаться создать ложную реальность, ставить какие угодно соображения выше реальности или позволять себе погружаться в противоречия – что никто и никогда не должен пытаться извратить или подавить истинные функции сознания.
Истинные функции сознания – это восприятие, познание и контроль над деятельностью.
Не ограниченное ничем сознание, сознание цельное и думающее – это здоровое сознание. Сознание ограниченное, избегающее проблем, раздираемое конфликтами и противоречащее само себе, сознание, отделенное от реальности или обездвиженное депрессией, – это нездоровое сознание. (Более подробно эти вопросы обсуждаются в главе «Объективизм и психология» моей книги «Кто такая Айн Рэнд?» (Who is Ayn Rand?).)
Чтобы успешно взаимодействовать с реальностью и достигать всего, что требуется для жизни, человеку необходима высокая самооценка: ему нужны уверенность в эффективности собственной деятельности и чувство собственной значимости.
Тревога и чувство вины – антиподы высокой самооценки и признаки ментального нездоровья – это разрушители мысли, извратители ценностей и парализаторы действия.
Человек, обладающий самооценкой, выбирает для себя ценности и устанавливает цели, когда он строит долговременные планы, которые объединяют и направляют все его действия. Это подобно мосту, перекинутому в будущее, по которому пройдет вся его жизнь; мосту, опирающемуся на твердую уверенность в том, что он способен мыслить, судить и оценивать, что он достоин того, чтобы наслаждаться обретенными ценностями.
Это чувство контроля над реальностью не является результатом обладания какими-либо особыми навыками, способностями или знаниями. Оно не зависит от каких-то конкретных успехов или неудач. Оно отражает основу отношения человека к реальности, его убежденность в собственной основополагающей самоценности. Оно отражает уверенность личности в том, что, в сущности, она пригодна для реальности. Самооценка – это оценка метафизическая.
Именно такое психологическое состояние традиционная мораль делает невозможным для человека, который подчиняется этой морали.
Мистицизм и жертвенная мораль несовместимы с умственным здоровьем и самооценкой. Эти доктрины деструктивны с экзистенциальной и психологической точек зрения.
1. Поддержание собственной жизни и достижение адекватной самооценки требует, чтобы человек полностью задействовал свой разум, – в то время как его учат тому, что мораль требует веры и покоится на ней.
Вера – это подчинение сознания догматам, которые не могут быть подтверждены на практике или рационально доказаны.
Когда человек отказывается от разума как от стандарта суждения, единственный стандарт, который у него остается, – это его чувства. Мистик – это человек, для которого чувства являются инструментом познания. Вера – это приравнивание чувства к знанию.
Чтобы практиковать «добродетель» веры, человек должен по собственной воле отказаться от собственных взглядов и суждений; он должен по собственной воле жить среди необъяснимого, среди того, что невозможно включить в систему прочих его знаний, и при этом пребывать в состоянии, подобном наркотическому трансу. Он должен по собственной воле подавить критическое отношение к миру и воспринимать его как грех; по собственной воле изгонять из разума любые вопросы, ставящие догматы веры под сомнение, – удушить в себе доверие к разуму, который отчаянно пытается выполнять назначенные ему природой функции защиты человеческой жизни и интеграции познания.
Не забывайте о том, что все человеческие знания обладают иерархической структурой. Основание и начальная точка человеческой мысли – это чувственное восприятие; на этой базе человек формирует первичные идеи, а затем уже выстраивает всю структуру знания, продолжая определять и включать в нее новые идеи на более высоких уровнях. Если мышление человека нормально, этот процесс происходит под руководством логики, «искусства непротиворечивой идентификации», – и любая новая идея, возникающая у человека, должна быть встроена в иерархическую структуру его знания так, чтобы не возникало противоречий. Чтобы внедрить в сознание любую идею, не происходящую из реальности, не оцененную разумом и не поддающуюся разумному рассмотрению или суждению, – хуже того: идею, которая не совпадает со структурой остальных идей человека и с его пониманием мира, – необходимо отказаться от объединяющей функции сознания, от комплекса прочих убеждений и уничтожить саму возможность быть в чем-то уверенным. Таков смысл утверждения Джона Голта, героя книги «Атлант расправил плечи», о том, что вера – «это короткое замыкание, уничтожающее разум»[9]9
Рэнд А. Атлант расправил плечи. – Ч. III.
[Закрыть].
Нет худшего самообмана, чем вообразить, что можно как-то разграничить в сознании одного человека сферы разума и веры. Веру невозможно ограничить и установить ей предел; стоит уступить в сознании хотя бы на дюйм, и это будет полное поражение. Разум может быть в сознании абсолютом – или не быть; в последнем случае нет такого места, где можно было бы провести черту, нет принципа, по которому она могла бы быть проведена, нет барьера, который не могла бы взять вера, и нет такой сферы жизни, куда она не могла бы проникнуть: человек остается разумным, пока его чувства не провозгласят иное.
Вера – это зло, которое ни одна система не может вынести безнаказанно; человек, который поддается вере, будет обращаться к ней именно в тех случаях, где ему более всего требуется разум. Если человек обращается от разума к вере, если он отвергает абсолютизм реальности, то он тем самым отвергает абсолютизм собственного сознания – и его мозг становится органом, которому больше нельзя доверять. Он становится тем, чем объявляют его мистики: инструментом извращения действительности.
2. Человеческая потребность в самооценке влечет за собой необходимость чувствовать контроль над реальностью – но никакой контроль невозможен во Вселенной, которая содержит в себе что-то сверхъестественное, чудесное и беспричинное, Вселенной, где человек находится во власти призраков и демонов, в которой он должен иметь дело не с непознанным, а с непознаваемым; никакой контроль невозможен там, где человек предполагает, а призрак располагает; никакой контроль невозможен, если Вселенная – это дом с привидениями.
3. Его жизнь и самооценка требует, чтобы объектом и заботой человеческого сознания была реальность и этот мир, – в то время как его учат тому, что мораль заключается в презрении к этой земле и миру, доступному восприятию, в обращении к «другой», «высшей» реальности, которая недоступна разуму и непередаваема языком, но может явить себя через откровение, через то высшее состояние интеллектуального просветления, которое у дзен-буддистов зовется «не-ум», или через смерть.
Есть лишь одна реальность – реальность, познаваемая разумом. И если человек решает не познавать ее, то познавать ему больше нечего; если он не осознает этот мир, значит, он вообще не может считаться сознательным существом.
Единственный результат мистического погружения в «другую» реальность заключается в том, что это делает человека непригодным психологически для этой реальности. Человек смог выбраться из пещеры и изменить материальный мир так, чтобы человечество распространялось и благополучно существовало на Земле никак не с помощью обращения к потустороннему, к невыразимому, к непознаваемому – короче говоря, к несуществующему.
Если отказываться от разума – это добродетель, а пользоваться им – грех; если приближаться к шизофреническому состоянию ума – добродетель, а поддерживать ум острым – грех; если отрекаться от этого мира – добродетель, а делать его пригодным для жизни – грех; если умерщвлять свою плоть – добродетель, а работать и действовать – грех; если презирать жизнь – добродетель, а поддерживать ее и радоваться ей – грех, тогда у человека не может быть ни самооценки, ни контроля, ни эффективной деятельности; у него не может быть ничего, кроме чувства вины и ужаса жалкого создания, запертого во вселенной кошмара, вселенной, созданной каким-то метафизическим садистом.
4. Для жизни и самооценки нужно, чтобы человек гордился своей способностью мыслить, своей способностью жить, – в то время как его учат тому, что с точки зрения морали гордость, а в особенности гордость своим разумом, это самый тяжкий из грехов. Добродетель, учат человека, начинается со смирения: с признания беспомощности, собственной малости, бессилия собственного разума.
Разве человек всеведущ? – спрашивают мистики. Разве он непогрешим? А тогда как он может подвергать сомнению слово Божие, или Его представителей, и самостоятельно судить – о чем угодно?
Гордость собственным разумом не является – как пытаются представить это мистики – претензией на всеведение и непогрешимость. Напротив, именно потому, что человек должен бороться за знание, именно потому, что добывание знаний требует от него усилий, человек, который берет на себя такую ответственность, испытывает законную гордость.
Иногда гордыней называют похвальбу теми достижениями, которых на самом деле человек не достиг. Но хвастун, приписывающий себе добродетели, которыми не обладает, вовсе не горд; он просто выбирает самый унизительный способ показать свою низость.
Гордость – это реакция на способность человека достичь чего-либо ценного, удовольствие, которое он получает от эффективности собственных действий. Именно это для мистиков представляется грехом.
Но если нормальное состояние человека – это сомнение, а не уверенность; если доказательство его добродетельности – это недоверие к себе самому, а не самодостаточность; если свидетельство совершенства – это страх, а не адекватная самооценка; если его цель – это чувство вины, а не гордости, тогда моральный идеал – это умственная болезнь, разного рода невротики и психически больные – высшие представители нравственности, а мыслители и те, кто чего-то добивается в жизни, – грешники.
Смирение по необходимости оказывается главной добродетелью мистической морали; это единственная добродетель, доступная человеку, который отвергает разум.
Гордость нужно заслужить; это награда за усилия и достижения; но чтобы достичь добродетели смирения, нужно всего лишь отказаться от мышления – более не требуется ничего – и чувство смирения придет очень быстро.
5. Жизнь и самооценка требуют от человека верности выбранным ценностям, своему разуму и своим суждениям, – но при этом его учат тому, что сущность морали состоит в самопожертвовании: жертвовании собственного разума некоей высшей власти и жертвовании собственных ценностей первому, кто их потребует.
Мы не видим необходимости анализировать здесь все бесчисленное зло, к которому ведет принятие роли жертвы. Иррациональность и деструктивность такой позиции прекрасно раскрыта в книге «Атлант расправил плечи». Но есть два момента, которые наиболее важны.
Первое – самопожертвование означает жертвование разумом, более того, оно не может означать ничего другого.
Важно помнить о том, что жертва подразумевает отказ от чего-то, имеющего высокую ценность, в пользу чего-то менее ценного или вообще не имеющего ценности. Если человек отказывается от того, что не представляет для него ценности, чтобы приобрести то, что для него ценно, или от чего-то менее ценного в пользу более ценного, – это не жертва, а выгода.
Следует помнить о том, у человека существует иерархическая система ценностей; он ценит одни вещи больше, чем другие; и, пока он сохраняет разум, иерархическая система его ценностей разумна: то есть он ценит вещи пропорционально их важности для его жизни и благополучия. То, что неблагоприятно для его жизни и благополучия, враждебно его природе и нуждам как живого существа, не представляет для него ценности.
Напротив, извращенная структура системы ценностей является признаком умственного расстройства; невротик не ценит вещи согласно их объективным качествам, в отношении к его природе и нуждам; он часто считает ценными именно то, что ведет к саморазрушению. С точки зрения объективных стандартов он включен в хронический процесс самопожертвования.
Но если жертва – это добродетель, то «лечить» требуется не невротика, а разумного человека. Он должен учиться чинить насилие над собственной способностью к рациональным суждениям, изменять иерархию своих ценностей, отказываться от того, что его разум считает полезным, отворачиваться от собственного сознания и не ценить его.
Заявляют ли мистики, что они требуют от человека лишь жертвы собственным счастьем? Пожертвовать счастьем – значит пожертвовать своими мечтами; пожертвовать мечтами – значит пожертвовать суждениями; пожертвовать суждениями – значит пожертвовать разумом. Вот что в действительности подразумевает призыв к самопожертвованию и чего требует от человека мораль мистиков.
Корень эгоизма – это человеческое право (и потребность) на действие согласно собственным суждениям. Если человек должен принести свои суждения в жертву, то о какой эффективности, контроле, свободе от противоречий или духовной чистоте может идти речь?
Второй момент, который важен здесь, относится не только к призыву к самопожертвованию, но ко всем вышеупомянутым положениям традиционной морали.
Иррациональная мораль, мораль, которая противна человеческой природе, фактам реальности и требованиям выживания человека, по необходимости требует от человека принять на веру, что между моралью и практикой существует непреодолимый конфликт, что он должен выбрать между добродетелью и счастьем, между идеалами и успехом, но совместить одно с другим никак невозможно. Такая установка порождает катастрофический конфликт на глубочайшем уровне сущности человека, смертельную дихотомию, рвущую человека на куски: она заставляет его выбирать, быть ли ему способным к жизни или быть достойным ее. Но самооценка и умственное здоровье требуют достижения обеих этих целей.
Если для человека жизнь на Земле хороша, если он выбирает себе систему ценностей согласно стандартам, подходящим для существования разумного существа, то в этом случае не существует никакого конфликта между требованиями выживания и морали – никакого конфликта между стремлением выжить и стремлением быть достойным этой жизни; второе достигается через достижение первого. Но этот конфликт существует, если человек считает добром отречение от этой земли, от жизни, от разума, от счастья, от себя самого. Живя под руководством такой антижизненной морали, человек стремится стать достойным этой жизни, делая себя к ней неспособным; если же он стремится выжить, значит, он становится недостойным жить.
Многие защитники традиционной морали отвечают на это: «О, но вовсе не обязательно доходить до крайностей!» – подразумевая: «Мы не требуем от человека быть полностью нравственным. Мы подразумевает, что он потихоньку может иметь какие-то личные интересы. Мы же, в конце концов, понимаем, что человеку надо как-то выживать».
