Текст книги "Русская жизнь. Секс (июнь 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

IV.

Обличать российскую действительность столь же легко и приятно, как и хвалить; «очернительство» и «украшательство» нынче не конкуренты, а честные партнеры. Телевизионная реальность, в которой дружно всходят озимые, молодая семья с пожизненно счастливыми лицами въезжает в пенопластовый дом, и радостно дымит четвертая домна, совсем не противоречит той реальности, где отцы насилуют младенцев, и умирают старики в великом аптечном стоянии. На всякое «да» найдется «но», а на «но» – «вместе с тем» и «однако же», – и так до бесконечности. Социальные парадоксы стали единицей отсчета.

Наташа чудовище, но она же и жертва того люмпенского ада, который достался ей по рождению. Ей не может быть оправдания, но в ее действиях невыносимо хочется найти хоть какой-то смысл, кроме животного и воровского, – но получается плохо. Диагноз «легкое слабоумие неясного генеза», поставленный судебной экспертизой, ничего не проясняет, да и что ж тут, Боже мой, неясного. Подруга ее Оксана, уборщица, не без вызова говорит: «А мне она нравилась! Симпатичная девчонка, и всегда готова была помочь», – и я понимаю, что это правда, – к ближнему кругу она поворачивалась человеческим своим лицом, другим же досталось, так сказать, маргинальное. Она всего лишь воспроизвела нормы и паттерны своей среды, и когда воротынские жители говорят: «Да нормальная она была девчонка, нормальная!» – это симптоматично: она и в самом деле находилась в рамках определенной социальной нормы. Насколько, конечно, может быть нормой тот ад, в котором она выросла и научилась чувствовать себя хорошо и комфортно.

Вот Натальина мать – сейчас лежит в больнице с инфарктом, но это следствие не безутешного материнского горя (с декабря и по нынешний день она ни разу не навестила дочь, не передала ни одной посылки), а очередного двухнедельного запоя. Она нестарая женщина, ей около сорока. Год назад от легочного заболевания, но фактически, как сказала мне соседка П-ных, «тоже вот от этого от самого», скончался Наташин отец, честно прошедший жизненный цикл российского деграданта: пил, украл, сел, вышел, пробовал работать, запил, подрался, украл, сел, вышел, пробовал, пил. Детство Наташи прошло частью дома – в совершенно нищей квартире-притоне, частью – в интернате для детей с отставанием в развитии, куда периодически ее забирали органы опеки. Училась, насколько могла, старательно, хорошо рисовала, по выходным стремилась домой. На время долгих родительских запоев она привычно исчезала из дома, болталась по друзьям и знакомым, родителей по-своему любила, в разговоре – защищала, не позволяла говорить дурно о матери, наверное, просто жалела. Ее принимали – она была доброй, участливой, никогда не отказывала в помощи – вскопать огород, помочь с ремонтом или в уборке, но работать не хотела, потому что работающие и неработающие, на ее взгляд, не очень отличаются друг от друга, и когда соседка Ирина Иванина устроила ее на птицефабрику «Лев Толстой» – с большой для Воротынска зарплатой в 15 тысяч, – Наташи хватило лишь на двое суток, она не только не привыкла к регулярному труду, но и, прежде всего, не видела в нем смысла.

Сидела она по глупости. Первый срок был условный, за мелкую кражу, и второй – тоже за кражу, болтала со сторожихой, та ушла, и Наталья похитила у нее 2000 рублей; тут уже условное стало лишением свободы на год и десять месяцев…

– Но на что-то же она жила. У нее был мобильник, какая-то одежда, косметика…

– Она встречалась с мужчинами за деньги, – объясняют мне ничтоже сумняшеся.

Нет, шлюхой ее не считали. Просто иногда – ну, иногда – она «брала деньги», и ей давали. Нет, не постоянно, не много и не часто. Так – на еду, на косметику. Возможно, она встала бы на дорогу профессионализации, но и для этого нужна хотя бы воля, хотя бы намерение.

– Она говорила, что хочет уехать? Получить профессию? Семейного счастья хотела, тихой пристани? Ребеночка? Стабильности? Достатка? Хотя бы мечтала об этом?

– Нет, – отвечают мне хором. – Нет, нет и нет.

Не хотела, не стремилась, не пыталась. Просто не думала. «Она жила одним днем», – говорит соседка, не осуждая и не оправдывая, спокойно так говорит.

V.

По всему обвинительному заключению, красной нитью, как написали бы в сочинении, проходит тема вилки. Вилка из нержавеющей стали, стоимостью 20 рублей, войдет в стоимость похищенного из дома имущества на общую сумму 26 тысяч рублей и будет перечислена в списке вещей, подлежащих возвращению пострадавшей (жена Олега Г.). Вилку, которой Наташа ела курицу, вместе с ножом, которым Наташа убила человека, и двумя стопками, из которых Наташа и Олег пили водку «Ермак», а также розовый халат жены Олега, свою куртку и брюки-капри, – все это она похоронит под трубой теплотрассы на окраине города, в поселке Тайфун, и через четыре дня покажет на следственном эксперименте это кладбище улик. Одежду к тому времени уже подберут, а вилка, нож и стопки останутся.

«Заметая следы», Наташа со страшной силой плодила новые улики и новых свидетелей. Жена Олега получила сброшенный звонок – высветилась надпись «Любимый». Перезвонила, трубку долго не брали, она встревожилась, наконец, ответили. Девушка спросила: «А вы кто ему? Жена? А он мне сказал, что у него никого нет». Она слышала звуки таксистской рации. Она звонила еще не один раз и просила передать трубку Олегу, но девушка сказала: «Я туда больше не пойду». По признанию Н. К., жены убитого, она приняла все это за дурную шутку, за розыгрыш. Олег, решила она, сидит в какой-то компании, и какая-то из девушек его друзей – у самого же Олега не могло быть никаких девушек! – так бездарно разыгрывает ее. На другой день она начала поиски. Наташу нашли легко и быстро. Она знала, что на вилке и стопках остаются отпечатки пальцев, но не знала, что они остались по всей квартире, что диспетчер такси ведет журнал вызовов и что на станции можно узнать, куда звонили с домашнего телефона, а со вторым таксистом она даже обменялась номерами мобильников.

Стоимость вещей, похищенных Натальей из дома Олега, суд признает «значительным материальным ущербом» для его вдовы Н. В этом списке DVD-плеер стоимостью 3890 рублей (она продаст его за 900), несколько флаконов косметики «Орифлейм», два мобильника и упаковка мыла белого Duru соседствовали с курткой и брюками жены Олега, караоке-дисками и порнофильмами. Забрала она и деньги – 60 рублей (ну сколько нашлось). Еще ей вменяли пропажу детских сапожек – но здесь Наташа стояла насмерть и даже, наверное, оскорбилась намеком – сапожки она не брала. Вдова заявит о пропаже 7000 рублей, остававшихся у Олега для платы за квартиру, но денег этих, по всей видимости, действительно не было, они ушли на загул. Наташа расплатилась с одним из таксистов порнофильмом.

Фильм назывался «Супертрахальщики».

VI.

Таксист рассказывал, что девушка плакала.

Но на другой день она придет к подругам веселая, ровная, с щедрыми орифлеймовскими дарами – и скажет одной, что она «зарезала мужика», и та не поверит ей, потому что невозможно так говорить о смерти, и вплоть до ареста будет уверена, что все это шутка, хохма такая, подумать только – зарезала мужика.

Она стоит на фотографии в полный рост, в вещах вдовы – брюки серые вельветовые 600 рублей, куртка женская с мехом 5000 рублей, – и смотрит в объектив удивленно и даже немного застенчиво. Довольно хорошенькая анфас, она очень неприятна в профиль – словно две разных девушки, две личности, и, сойдись они вместе, – им не о чем было бы говорить. Первая – милая среднерусская простушка, вторая – с тупым, оплывшим, почти дегенеративным лицом, – персонаж известного труда Чезаре Ломброзо «Женщина преступница и проститутка». Я только не знаю, из какой главы – то ли «Врожденные преступницы», то ли «Преступницы по страсти». Ломброзо, впрочем, писал, что часто бывает затруднительно определить категорию, бывает, что к ним принадлежат одновременно, но еще у него, на всякий случай, есть категория «Преступницы по эгоистической страсти». Может быть, может быть.

Когда за ней пришли, она выскочила в окно, побежала по двору с криком: «Помогите, помогите, убивают!», забилась в сарай и отчаянно, пронзительно визжала.

VII.

Осталась юная вдова с ребенком – деревенская девочка, в отпуске по уходу, у нее в Калуге нет жилья, нет ничего, кроме могилы. Следователь говорит, что она – наверное – простила Олега, потому что на дисплее ее мобильника – по-прежнему его фотография. Двести тысяч рублей морального ущерба, назначенные судом, Наталья и не собирается ей выплачивать – нынче на зоне можно не работать, и работать она не будет, не намерена. Вилку из нержавеющей стали, среди прочего имущества, вернули вдове.

Через десять лет Наталья П. выйдет на свободу, а может быть, и раньше, по условно-досрочному.

Ей будет самое большее тридцать – зрелая молодость, женский расцвет, вся жизнь впереди, надейся и жди.

Совсем не исключаю, что немедленно по возвращении она включит телевизор и начнет читать бегущую строку, где утомленные ранней семейственностью мальчишки будут искать одноразовых девчонок. И, может быть, один из них, в очках, снова подарит ей розу – алую, но с белыми лепестками.

Благодарим за помощь в подготовке материала Владимира Николаевича Рухова, прокурора-криминалиста Калужской городской прокуратуры.

Олег Кашин
Мэр и его грустный baby

Любовный треугольник по-тамбовски

I.

Вечером 25 марта в дверь съемной квартиры в доме номер 6 по улице Борисовские пруды в Москве позвонили. Надежда Сычева посмотрела в глазок и увидела на лестничной площадке своего мужа Виталия. Открыла дверь.

– Собирайтесь, поехали домой, – сказал Виталий. «Собирайтесь», а не «собирайся», – потому что в квартире вместе с Надеждой находился другой Виталий – Бабий, ее любовник, девятнадцатилетний украинец, вместе с которым она и сняла эту квартиру.

– Я никуда не поеду, уходи, – Надежда старалась не смотреть ни на мужа, ни на его тезку, который молча завязывал шнурки на кроссовках. Все-таки он трус, конечно. И чего она в нем нашла? Сычев тоже молчал, а когда Бабий выходил из квартиры, слегка подтолкнул его в спину – иди, мол.

К машине тоже шли молча. На сиденье рядом с водителем сидел Максим Миронов – приятель Сычева. Бабий сел на заднее сиденье, поехали.

Надежда посмотрела на маневрирующую под окном Тойоту, потом подошла к телефону и набрала «02».

II.

У 33– летнего мэра Тамбова Максима Косенкова отношения с начальником областного УВД генерал-майором Владимиром Фурсовым были не такие, чтобы перезваниваться и просто так болтать, поэтому, услышав в телефонной трубке фурсовское: «Как дела?», Косенков занервничал -хороших новостей от милицейского начальства ждать трудно. Новость, впрочем, была не хорошая и не плохая, так, курьез какой-то.

– Слушай, – сказал генерал после дежурных приветствий, – тут на тебя в Москве заявление написали. Надежда Сычева, знаешь такую? Ну вот. Говорит, что какие-то неизвестные лица по твоему указанию похитили ее сожителя, фамилия сожителя – Бабий.

История действительно звучала как анекдот. Виталий Бабий жил у Косенкова два года. Делал уборку, готовил еду, ухаживал за животными (во дворе у мэра был целый зоопарк – обезьяны, попугаи, свиньи, овцы, козы). Спал ли Бабий с хозяином дома – трудно сказать, в личной жизни тамбовского мэра постороннему человеку разобраться почти невозможно. Жена и ребенок живут в Петербурге. В доме мэра жила еще одна женщина, у которой тоже был ребенок от Косенкова. Плюс – Надежда и Виталий Сычевы (Сычев работал у мэра водителем) и Виталий Бабий. Они и в командировки так ездили – что называется, всей семьей. Да и вообще, как справедливо отмечает обозреватель сайта GayRussia. ru Николай Баев, «дело скорее в той гомофобной системе, которая вынуждает человека, находящегося на государственной службе, являющегося депутатом или судьей, скрывать свою настоящую сексуальную ориентацию».

Наверное, начальник УВД был в курсе всех этих обстоятельств, и, хоть он и смеялся, но поверить в то, что Косенков похитил Бабия, в принципе, вполне мог. Поэтому Косенков сказал: «Давай мы с Виталиком сейчас к тебе заедем», – вызвонил Бабия и вместе с ним поехал в УВД. В дежурной части Бабий написал заявление о том, что никто его не похищал, и у него все в порядке, вот и все, собственно. В тот же вечер мэр вместе со всей своей шведской семьей уехал в Липецк на дискотеку. Отдыхали до утра, а утром Бабию снова позвонили из милиции – еще какие-то вопросы появились.

Ответив на вопросы дознавателя и повторив все, что написал накануне в заявлении, Бабий вышел из УВД, и прямо на крыльце здания его схватили трое в штатском. Удостоверения сотрудников ФСБ показали уже в машине, по дороге в Москву. Где в Москве Бабий провел ночь, неизвестно, но наутро он подписал новое заявление, согласно которому его действительно похитили люди Косенкова, – во-первых, тогда, на Борисовских прудах, а во-вторых, – два года назад в каком-то московском ночном клубе. Отобрали паспорт и два года удерживали в сексуальном рабстве.

Кстати, в англоязычной прессе фамилию Бабий пишут так – Baby.

III.

16 апреля, накануне второго дня съезда партии «Единая Россия», Максим Косенков был арестован в Москве на Цветном бульваре по обвинению в похищении человека и незаконном лишении его свободы.

После ареста Косенкова губернатор Тамбовской области Олег Бетин собрал специальную пресс-конференцию. Рассказал, что у него «уже были разговоры с Максимом Юрьевичем один на один о его поведении», и Косенков «обещал в разных плоскостях не повторять ошибок».

– Задача нового главы администрации все это безобразие прекратить и поганой метлой этот голубой гадюшник размести, – сказал губернатор. – Они в нашем православном городе гей-парады хотят устраивать. Этому не бывать!

У Олега Бетина, впрочем, и без гей-парадов были основания злиться на мэра областной столицы. 58-летний крепкий хозяйственник с советским бэкграундом возглавляет область с 1995 года (был четырехлетний перерыв, когда губернатором избрали коммуниста Александра Рябова; во время этого перерыва Бетин работал представителем президента в области, а следующие выборы снова выиграл), и прекрасно понимает, что секрет его политического долголетия в том, что Тамбовская область – это не настолько лакомый кусок для олигархических и прочих групп, поэтому так получилось, что всерьез на место тамбовского губернатора никто никогда не претендовал. Никто, кроме Косенкова, политическая карьера которого началась еще в тинейджерские годы (спикер Госдумы Иван Рыбкин создал при парламенте Федеральный детский центр, 19-летний Максим был его председателем) и с тех пор сбоев не давала: начальник департамента, вице-губернатор, вице-мэр, потом глава города, и своего желания возглавить область Максим не скрывал, даже вроде бы занес в какой-то из московских кабинетов деньги за назначение в размере стандартного тарифа – пять миллионов евро.

Когда заносил, узнал, что на место Бетина претендует еще какой-то человек, которого поддерживают чекисты. Значения этому не придал. Зря, получается.

IV.

Сейчас Максим Косенков сидит в «Матросской тишине» и ждет суда, его адвокаты говорят что-то про золотой слиток, якобы похищенный у него неверным Бабием, друзья Косенкова уверены, что суд приговорит его к реальному наказанию, потому что, как принято считать, существует такое негласное правило, что если человек до суда содержится под арестом, то условный срок ему давать нельзя (впрочем, судьба волгоградского мэра Евгения Ищенко, который до суда сидел в СИЗО, а потом получил четыре с половиной года условно, как будто бы это правило опровергает).

Ни мэром, ни губернатором Косенков, конечно, никогда не будет, и винить, кроме себя, ему некого. Публичные люди обязаны считаться с общественными предрассудками. Они могут плевать на них с вышки без передышки, но только в том случае, если этого никто не видит. Гомосексуализм уголовно ненаказуем, но повсеместно осуждаем; Россия – гомофобная страна, и именно на этом построена вся игра против тамбовского мэра. Хорошо это или плохо – в данном случае совершенно не важно. Важно, что это так. А коли так, то надо плотно зашторивать окна, когда направляешься в спальню. Не Бог весть какое ограничение. Публичное лицо вообще очень сковано – на Западе куда больше, чем у нас: см. скандал с Моникой. Однако и у нас работают те же самые общемировые законы. То, что позволено быку, не позволено Юпитеру – римская поговорка сегодня звучит буквально наоборот.

Так что дело даже не в чекистах. Просто когда региональная власть формируется непрозрачными способами и непонятно по какому принципу, люди, на что-то претендующие, начинают забывать о том, что их имидж может как-то повлиять на отношение к ним избирателей, поскольку думают, что избирателей нет. А избиратели на самом деле есть, просто их меньше, чем во времена всеобщих выборов, и даже если Максима Косенкова оправдает суд, и если злосчастный Бабий вдруг снова передумает и заберет свое заявление – даже в этом случае в каком-нибудь важном кабинете найдется какой-нибудь Глеб Жеглов, который скажет: все равно, мол, он виноват, хотя бы в том, что не смог со своими женщинами и мужчинами разобраться.

И будет отчасти прав, чего уж там.

* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
Восток дальний и близкий

Два вторых фронта Второй мировой

С 1941 года мы яростно требовали от англосаксов открытия Второго фронта. А после войны написали, что прекрасно обошлись бы и без него и что союзники этот фронт открыли в июне 1944 года только потому, что сами поняли – мы без него обойдемся – и испугались, что СССР сам захватит всю Европу.

Могли англосаксы открыть Второй фронт раньше, чем сделали это? Сомнения в этом весьма велики. В 1941 году, когда Гитлер напал на СССР, англичане были уже глубоко втянуты в тяжелую войну в Северной Африке. Масштабы этой войны (и, соответственно, ее общее влияние на исход Второй мировой) были несопоставимы с тем, что происходило на Восточном фронте, но кое-что общее было. Немцы в своем тактическом мастерстве очень сильно переигрывали и нас, и англичан. Соответственно, и мы, и англичане могли компенсировать отставание в тактическом мастерстве лишь количественным превосходством над немцами в людях и технике. При этом надо учесть, что если мы имели возможность подвозить людей, технику и расходные материалы к фронту непосредственно из тыла по наземным коммуникациям, безопасным на всем их протяжении, кроме прифронтовой полосы, то англичане были вынуждены возить все это из метрополии (а потом еще и из США) по морю вокруг Африки в условиях сильнейшей угрозы со стороны немецких подлодок, то есть очень долго и с большими потерями по дороге. Лишь к концу 1942 года, оказавшись перед этим на грани поражения, англичане сумели-таки создать нужное превосходство над Африканским корпусом Роммеля. Если бы англичане проиграли войну в Северной Африке, немцы прорвались бы к ближневосточной нефти и к южным границам СССР. Пожалуй, нам бы от этого не полегчало. Наоборот, стало бы гораздо хуже. На Африку и на Второй фронт одновременно у англичан заведомо не хватало войск. При этом надо еще помнить, что открытие Второго фронта могло быть осуществлено только путем проведения крупномасштабной морской десантной операции. Royal Navy, раздерганный по всему Мировому океану и несущий огромные потери, не имел возможности ее провести. Наше руководство, не знакомое с морской войной, не понимало этого в принципе.

Сухопутные войска США к моменту вступления страны во Вторую мировую по численности личного состава находились во втором десятке среди армий мира, уровень подготовки этого немногочисленного личного состава был, мягко говоря, невысок. К тому же для США главной стала война с Японией; ведь именно она, а не Германия, напала на Америку. Флот США был велик, но и ему пришлось воевать по всему миру. Соответственно, и американцы не могли организовать большой десант в Европе. В ноябре 1942 года янки, проведя всеобщую мобилизацию и слегка научившись воевать, дозрели до операции «Торч» на западе Северной Африки, но она оказалась успешной только потому, что высадка производилась на побережье, занятом не немцами, даже не итальянцами, а не ожидавшими этой высадки и совершенно не собиравшимися воевать вообще с кем бы то ни было вишистскими французами.

Вполне органично лишь к середине 1943 года англосаксы дозрели до десанта на Сицилию против совершенно развалившейся и деморализованной после катастроф в Африке и под Сталинградом итальянской армии. Как показали дальнейшие события, итальянский ТВД оказался бесперспективен, союзники медленно ползли «вверх по сапогу» до мая 1945 года. Тем не менее, на сам факт высадки англо-американских войск на Сицилии Гитлер отреагировал панически, приказав остановить наступление немецких войск на Курской дуге. Этот факт показал, что, в принципе, Второй фронт мы просили не зря.

Также органично к середине 1944 года дело дошло, наконец, до самого главного десанта – во Францию. Англосаксы не научились заваливать противника трупами своих солдат, обвинять их в этом довольно сложно. Тем более, что при проведении морских десантов такой способ ведения боевых действий вообще затруднен по сравнению с сухопутной войной, которую вели мы. Да к тому же в Великобритании и США существовал такой фактор, которого в СССР не было в принципе – давление общественного мнения на государственное руководство. Общественное мнение этих стран приняло необходимость вести справедливую освободительную войну, но не простило бы своим руководителям безумных, неоправданных потерь.

Даже прекрасно подготовленный и организованный «Оверлорд», проведенный против немцев, находившихся уже в очень тяжелом состоянии после многочисленных поражений на Восточном фронте, стал для англичан, американцев и канадцев делом очень непростым. Несмотря на абсолютное превосходство в воздухе и на море, союзники почти два месяца толклись на нормандском плацдарме и лишь к концу июля, пробомбив себе с помощью стратегической авиации коридор на левом фланге немецкого фронта под Авраншем, вырвались-таки на оперативный простор. Соответственно, нет особых сомнений в том, что если бы десант был проведен раньше, подготовлен и организован хуже, немцы просто сбросили бы его в Ла-Манш. После этого следующая попытка заведомо отложилась бы на пару лет. И тогда нам была бы предоставлена возможность оккупировать Европу в одиночку.

Неочевидно, что эта возможность реализовалась бы, причем даже в том случае, если бы англосаксы помогали нам своими массированными стратегическими бомбардировками Германии. Бомбардировки эти были нам полезны только в том плане, что отвлекали бы на себя значительную часть истребительной авиации Рейха, соответственно, уводя ее с Восточного фронта. Немецкая промышленность от этих бомбардировок страдала в гораздо меньшей степени, чем того хотелось бы, выпуск продукции рос вплоть до осени 1944 года. Снижаться он начал только тогда, когда советские войска с востока, а англо-американские с запада начали просто захватывать немецкие предприятия в ходе наземного наступления. Если бы не было наступления с запада, то заводы Франции, Бельгии, Голландии, немецкого Рура продолжали бы работать, отправляя свою продукцию на Восточный фронт.

Конечно, уральские, поволжские и сибирские заводы, находившиеся в абсолютной недосягаемости для немцев, гнали бы продукцию на тот же фронт в гораздо больших количествах, продолжал бы поступать к нам лэнд-лиз (без которого мы, согласно послевоенной историографии, тоже, как и без Второго фронта, легко могли бы обойтись, хотя во время войны почему-то требовали его как можно больше). Вот только вопрос: осталось бы кому на этой технике воевать? Ведь уже в 1944 году в Советскую армию начали призывать 17-летних. Поэтому война для нас закончилась в мае 1945 года очень даже вовремя. И когда советские войска штурмовали Берлин, у немцев уже не было никакого тыла и почти никакой военной промышленности. Сопротивление велось из чистого отчаяния и из призрачной надежды, что союзники перегрызутся между собой. Если бы за спиной немцев оставалось пространство до Ла-Манша с соответствующим промышленным потенциалом, они бы сопротивлялись гораздо активнее, война бы, как минимум, заметно затянулась. Полмиллиона немецких военнослужащих, убитых и взятых в плен англичанами и американцами в 1944-1945 годах в случае отсутствия англичан и американцев воевали бы против нас (причем гораздо более упорно, чем против англосаксов). Даже потеряв Берлин, немцы перенесли бы столицу куда-нибудь на запад, например, в Бонн. Хватило бы нам ресурсов на захват всей Европы? Можно предположить, что скорее да, чем нет, но такой триумф стоил бы СССР еще несколько сотен тысяч жизней. А может быть, наши войска увязли бы в немецкой обороне где-нибудь на западе Германии. После этого союзники все же открыли бы Второй фронт, Европу тогда поделили бы несколько иначе, чем в получилось в реальности. Обсуждать послевоенные политические последствия другого варианта передела Европы (вплоть до полного ее захвата Советской армией) достаточно бессмысленно. Скорее всего, все закончилось бы так, как закончилось – перестройкой, гласностью и развалом соцлагеря.

Таким образом, обоснованность наших претензий к союзникам по поводу затягивания со Вторым фронтом, мягко говоря, неочевидна. Спешка с проведением десанта в Европу с его последующим провалом отнюдь не облегчила бы нам жизнь (даже если цинично исходить из того, что судьба англосаксов не волновала нас в принципе).

У проблемы Второго фронта в плане того, кто кому и сколько был должен, есть еще один аспект, который отечественная историография вообще не принимает в расчет. Дело в том, что от нас тоже просили открыть второй фронт. Просила страна, находившаяся в гораздо более отчаянном положении, чем мы даже в худшие дни 1941-1942 годов. Речь идет о Китае.

Эта страна вступила во Вторую мировую раньше всех. Европоцентризм отечественных и западных историков привел к тому, что датой начала войны считается 1 сентября 1939 года, день нападения Германии на Польшу. На самом деле, такой датой надо было бы считать 7 июня 1937 года, когда японцы начали агрессию против Китая. Если не 19 сентября 1931 года, когда Япония начала захват Маньчжурии. Однако война между обитателями Дальнего Востока удостоилась быть присоединенной ко Второй мировой лишь после того, как Япония напала на США. Как будто после этого японо-китайская война, продолжавшаяся, фактически, уже десять лет, каким-то образом изменилась.

Логично видя в Японии противника, Москва в 30-е годы исходила из принципа «враг моего врага – мой друг», забыв даже войну с гоминьдановцами за КВЖД осенью 1929 года и естественные идеологические симпатии к китайским коммунистам. После начала японской агрессии против Китая СССР стал оказывать ему полномасштабную военную помощь (включая прямое участие в боевых действиях советских военнослужащих), забыв об идеологии. Коммунистам было приказано подчиниться Гоминьдану и вместе воевать против внешнего врага. Только благодаря этой помощи Китай смог продержаться. Американский генерал Клэр Ченнолт с 1937 года командовал американскими летчиками-наемниками, воевавшими в Китае против Японии (после того, как в 1941 году в войну вступили США, наемники превратились в военнослужащих 14-й Воздушной армии). Он был яростным антикоммунистом, при этом одна из глав его мемуаров «Путь бойца» представляет собой панегирик советской помощи Китаю вообще и действиям советских летчиков в небе Китая в частности. Только самолетов, причем самых современных на тот момент, Китай получил из Союза 900 штук, счет поставок артиллерийского и стрелкового вооружения шел на тысячи и десятки тысяч единиц. Но это было только до 22 июня 1941 года. После начала Великой Отечественной нам стало как-то не до Китая. Более того, нам стал очень важен мир с Японией, ибо войны на два фронта СССР безусловно бы не выдержал. Поэтому помощь Китаю сразу и резко прекратилась.

И кто бы нас не понял? Уж, наверное, собственная судьба была для нас важнее судьбы Китая. И уж, разумеется, судьба всей Второй мировой решалась на советско-германском, а не на японо-китайском фронте. Все это совершенно очевидно. Только Китай требовал от нас Второго фронта, поскольку тоже хотел жить.

Гоминьдановские войска воевали чрезвычайно плохо. Имея очень значительное преимущество над японской группировкой в численности личного состава, они проигрывали почти все сражения, неся огромные потери. Даже летом 1944 года, в дни, когда Советская армия триумфально громила немцев в Белоруссии и Карпатах, а англосаксы начали победное шествие по Франции, японцы организовали наступление на юге Китая, нанеся гоминьдановцам очередное крупное поражение. При том, что одновременно Япония на тихоокеанском ТВД проигрывала американцам все что можно. Собственно, и в самом Китае только американская авиация спасала гоминьдановские войска от полного краха. Коммунистические войска, формальные союзники Гоминьдана, не принимали в войне против японских агрессоров вообще почти никакого участия. Циничный подонок Мао Цзэдун сидел в Яньнани и ждал, когда японцы и гоминьдановцы истощат друг друга, чтобы потом, после окончания Второй мировой, захватить власть в Китае (что он успешно и проделал в 1949 году).

Тем не менее, китайцы всю войну приковывали к себе миллионную группировку японских войск. Как известно, мы выиграли битву под Москвой исключительно благодаря переброске на фронт войск из Сибири и с Дальнего Востока. Переброска эта оказалась возможной потому, что стало ясно: Япония, вовлеченная в войну с Китаем, а затем с США и Великобританией, не имеет возможности воевать еще и с нами. Поэтому советско-китайская граница, являвшаяся в тот момент фактически советско-японской, была почти оголена.

Если бы Китай рухнул в конце 1941 или в первой половине 1942 года, миллионная группировка японских войск в этой стране высвободилась бы. У Токио появилась бы возможность, во-первых, значительно усилить свои войска на тихоокеанском ТВД (после чего Америке точно надолго стало бы не до Второго фронта), а также резко усилить группировку в Маньчжурии. И начать наступление на почти незащищенный советский Дальний Восток. Как раз в те дни, когда мы переживали харьковскую и керченскую катастрофы, когда появился на свет приказ № 227 («Ни шагу назад»), поскольку страна стояла на пороге уже не локальной, а общей и окончательной катастрофы.

Китай, однако, проигрывая все что можно, не проиграл окончательно. И всех вышеназванных ужасов не случилось. Хотя мы не открыли Второй фронт и вообще прекратили всякую помощь. Более того, мы, несмотря на многочисленные просьбы, не разрешили англосаксам возить в Синьцзян помощь Китаю через территорию Средней Азии.