Текст книги "Знание-сила, 2003 №10 (916)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Научпоп
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Такова легенда. Узнай я ее хотя бы 12-15 лет назад, ей-богу, организовал бы экспедицию и исследовал бы местность как палеосейсмолог. Теперь же... ноги коротки. Главный результат, конечно, ясен и без экспедиции, но все же... досадно, нет слов. Остается только разобрать легенду «по косточкам» и составить словоробот. От этой научно-кухонной процедуры достопочтенного читателя придется избавить. И предъявить сразу следующее экспертное заключение: «Сильное землетрясение в приосевой части Главного Кавказского хребта. Интенсивность, вероятно, 7– 8 баллов. Обрушение скальных гребней на плоскогорье с образованием на нем мощного каменного хаоса (обвального холмистого рельефа) с заполнением впадин озерами. Вероятное время – XVII век, скорее всего это землетрясение 1668 года, поскольку других подобных в этой местности не было и нет оснований их предполагать».
Может быть полезно добавить для судебного, то бишь научного, рассмотрения следующие документальные свидетельства, обнародованные свыше 20 лет назад.
Землетрясение 1668 года ощущалось с интенсивностью: в Тифлисе – 7-8 баллов, в Алаверди – 8-9 баллов, в Аварии (Дагестан) – более или равно 7-8 баллам.
С запада, из осевой части Главного хребта, сведений до сих пор не было. Взгляните сами на карту, думайте, опровергайте. А я пойду дальше. В зону.
Зона
Следить за текущей литературой – профессиональная рутина. Просматривая еженедельные выставки, изредка натыкаешься на такие публикации, на которые набрасываешься, что называется, «с ходу». Так было и в этот раз. Но тут опять не обойтись без того, чтобы сделать
Отступление второе.
Установить факт древнего землетрясения – это полдела. Знание о землетрясении, да еще сильнейшем, полноценно использовать можно лишь в случае, если установить, какая геологическая структура – зона разлома – возьмет на себя ответственность за событие. И зона эта обязана по масштабу быть «под стать» величине события. А вот этого-то как раз в 80-е годы я и не знал. За что и подвергался... ну, скажем, критике. В этом незнании лежала одна из причин общего недоверия ко всей конструкции. Вполне резонная.
Кавказ – молодое складчатое сооружение, так нас учили. С тех пор в Ардоне, Тереке, Арагви и других бесчисленных потоках сколько воды утекло – и представить трудно. И сильным землетрясениям Кавказ подвергался неоднократно. Но еще больше подвергался он... смелым гипотезам и построениям по поводу внутреннего строения. И каждый исследователь опирался так или иначе на факты.
Только факты эти собирались главным образом на склонах, по долинам, одним словом, в местах относительно доступных (да простят меня коллеги за столь легкое определение их невероятных трудов – я сам полжизни проработал в горах, еще более суровых и труднодоступных, какую цену платишь там за факты – знаю). Великое Кавказское землетрясение приходилось связывать уже в 80-е годы с Центральным Кавказом. А там 3– 4 проходимых перевала, остальное – льды, снега, скальные участки, недоступные даже летом. Как составить надежный структурный разрез, кондиционную карту? Вот и довольствовались логическими построениями, правдоподобными гипотетическими представлениями, аналогиями.
Недаром и на моей карте пунктов сейсмических наблюдений осевая зона оказалась незаполненной – некому было оттуда доставить надежные сведения. И я при построении изосейст оконтурил ее лишь примерно. Тогда я мог только предполагать связь этого крупнейшего события с некоей весьма протяженной и мощной Осекавказской зоной. Характер, реальная структура таковой, если она вообще существовала, оставались лишь предметом рассуждений, домыслов и полемики, вовлекаться в которые я не считал для себя возможным. Считая – свое дело здесь сделал. А оно, между прочим, включало два важных положения. Первое – то, что глубина очага землетрясения определялась в 40-60 километров, для Кавказских землетрясений величина совершенно необычная (как, впрочем, и энергия, и охваченная площадь). Второе – по форме изосейст надо было предположить, что само землетрясение явилось горизонтальным срывом крупного блока к северу по восходящей глубинной поверхности смещения, скорее всего резко вздернутой вверх с выходом на свет Божий именно в протяженной Осекавказской зоне. Таким, довольно общего характера представлением я и ограничился 20 лет назад. И отвлекся надолго на другие вопросы и районы, предоставив коллегам оспаривать и забывать написанное (что успешно и происходило в течение десятилетия). И вот...
Сейсмический разрыв от очень сильного землетрясения на Центральном Кавказе.
Возвращение в зону
Недавно при знакомстве с очередной выставкой новой научной литературы в одном изданном в Тбилиси сборнике обратил внимание на статью коллеги, с которым работаем на одном этаже и часто встречаемся. Через день в руках были две его статьи с материалами по Осекавказской зоне. Геолог настоящий, в течение многих лет он изучат Большой Кавказ, поставив задачу понять соотношение древнего ядра (фундамента) Большого Кавказа и складчатого чехла. Для этого района это был подход новый, обещающий. И вот что коллега М.Л. Сомин выяснил.
Вершинная часть Главного Кавказского хребта располагается над одной или несколькими крупными и протяженными зонами вертикальных тектонических нарушений. Нарушения возникли в нынешнем виде на альпийской, то есть поздней стадии геологического развития, проникают в глубину земной коры и ничто не мешает им быть активными и в новейшей геологической истории. Все это должно было возникнуть и развиваться в условиях поперечного к хребту сжатия.
Скорее всего, многие специалисты с выводами коллеги не согласятся. Но уж очень они «подходят» для объяснения крупнейшего Кавказского землетрясения по положению и предполагавшемуся механизму очага (о чем коллега-геолог совсем не знал). Между тем еще ранее в приосевой части Кавказа стали замечать такие разрывы на поверхности, которые напрямую указывали на прошлые очень сильные землетрясения здесь. Изучить их в нужной мере пока нет возможности, но и само наличие говорит о многом.
Пройдет еще четверть века и...
Но уже сегодня ясно, что Осекавказскую зону следует рассматривать в качестве крупнейшей сейсмогенерирующей на всем Кавказе и – что ныне особенно важно – она тянется вдоль всего Кавказского южного рубежа Европейской России.
Один из поселков после Спитакского землетрясения 1988 г. Фото автора.
Старое – новое
Рано или поздно событие, подобное таковым в 1668 году и как будто в 741 году, повторится. И тогда... неспециалистам лучше об этом не знать, специалисты же легко составят себе представление по таким аналогиям, как 1960 год в Чили, 1964 гоп на Аляске и другим. До этого, впрочем, еще очень-очень много чего и где произойдет. И знания наших потомков возрастут неоценимо. Должно возрасти и умение.
В с<Кавказском детективе» 1984 года автор писал: «...Мы не можем складывать руки. Надо искать дополнительные материалы, оттачивать аргументы, находить новые подходы». Эта нацеленность за двадцать лет принесла на Большом Кавказе два новых ростка. Хватит ли следующих 20 лет, чтобы их взлелеять и приблизиться к истине, не знаю. Но ведь написанное адресовано не одному человеку, не одной жизни. И не только по поводу одного землетрясения.
Ну, а если хотите в конце прочесть то, что называется заключением, – извольте.
Знание – побеждает, серьезное исследование – находит дорогу, упорство – вознаграждается, правда – торжествует. Ко всем этим тривиальным сентенциям я бы только прибавил – «если...» А многоточие каждый может расшифровать сам. Одним словом, давно сказано: «В России надо жить долго». Если повезет – выживешь. Если повезет вдвойне – можешь дожить и до включения в общую копилку. Хотя бы одной твоей разработки, одной идеи. Пусть даже анонимно.
P.S. Этот очерк уже две недели лежал в столе распечатанным в ожидании оказии в Редакцию, когда я получил очередной, апрельский номер журнала «Знание – сила» и наткнулся в нем на заключение известного биолога: «Я пришел к выводу, что период неприятия длительностью в 25 лет – или лаг-период – в судьбе многих открытий есть некоторая инварианта. Этот феномен связан с психологией научного творчества. Знание эксперта всегда личностное – скрытое, интуитивное, до поры до времени трудно верифицируемое».
А днем раньше прочел в пятилетием отчете родного института такой приговор: «Предположение о возможности возникновения в структурах Большого Кавказа землетрясений с М – 8 представляется ошибочным».
Может быть, еще пять лет у меня в запасе есть?
Рассказы о животных и не только о них
Екатерина Павлова
Каменка и страус на сцене израильской пустыни
Война в Ираке. Вторую неделю мы смотрим все выпуски новостей: в Израиле готовят бомбоубежища, на улицу нельзя выходить без сумки с противогазом. Узнав, что мы все равно собираемся в Израиль, знакомые крутят пальцем у виска. На вопрос о рейсах в Тель-Авив авиакомпания отвечает, что это регион повышенной опасности, поэтому не исключена отмена полетов. Ни у входа в посольство, ни в просторном холле у окошечек выдачи документов нет ни одного человека: я получаю визу в гордом одиночестве. «Как вы думаете, там действительно опасно?» Сотрудница протягивает паспорт и смотрит на меня с вежливым безразличием: «Знаете, все так непредсказуемо...»
Самолет приземлился в аэропорту Бен-Гурион по расписанию. Никаких признаков близкой войны вокруг нет. Наш путь лежит на юг, в долину Аравы. Здесь, в 40 километрах к северу от Эйлата – курортного города на берегу Красного моря – расположен питомник «Хай Бар» (что в переводе с древнееврейского означает «дикая природа»). Он основан в 1968 году израильским генералом Авраамом Иоффе для спасения фауны библейских времен. На плошали всего в 1200 гектаров успешно сосуществуют редкие животные в условиях полу вольного содержания и небольшой зоопарк. Да и в окрестностях «Хай Бара» немало интереснейших обитателей, многие из которых – это недавние вселенцы из Африки. Ну, а наша задача – собрать сведения лишь об одном из жителей каменистой предгорной пустыни – птичке под названием каменка-монашка.
Каменки уже на протяжении 40 лет остаются объектом сравнительных исследований орнитолога и этолога Евгения Панова. Причина во многом состоит в том, что эти птички величиной с воробья живут не в лесах и кустарниках, а в открытых ландшафтах с широким обзором. Именно это позволяет беспрепятственно наблюдать за каменками в природе и подробно знакомиться с их поведением в самые интимные моменты жизни – при конфликтах самцов за жизненное пространство, при формировании семейных пар, при переходе молодняка к самостоятельному существованию. В этом смысле сравнительное изучение разных видов каменок (а их всего около 20) дает неоценимый материал для реконструкции путей эволюции сигнального и социального поведения птиц.
Но чтобы строить сценарии преобразования поведения в ходе эволюции, необходимо иметь какие-то руководящие нити. В данном случае это – представления о том. каковы родственные связи между теми или иными видами. Фигурально выражаясь, два вида Moiyr занимать на генеалогическом древе соседние ветви или же располагаться по периферии его кроны. Среди всех 14 видов каменок, обитающих в пределах бывшего Советского Союза и на Ближнем Востоке, только место каменки-монашки в гуше эволюционных ветвей остается совершенно неясным. И все потому, что сведения относительно тонких деталей строения этой птички и ее образа жизни в орнитологической литературе на редкость скудны. «Все надо делать самому» – говорит Панов, листая кипы статей.
И вот – мы на месте в надежде познакомиться с этим загадочным видом поближе, понаблюдать за птицами в брачный период и по возможности записать песню монашки и прочие ее звуковые сигналы. Методично обходя ущелье за ущельем, мы обследуем невысокие горы, окаймляющие с запада долину Аравы, но, похоже, удача от нас отвернулась. Изредка в седловине между скал появляется силуэт горной газели. Понаблюдав за непрошеными гостями, изящная маленькая антилопа бесшумно исчезает.
Тишину нарушает звонкая песенка родственницы каменок – церкомелы, низким утробным голосом «стонут» горлицы, время от времени над вершинами каменистых холмов пролетает пара пустынных воронов. Сверху, с гребня хребта, мы видим раскаленную подгорную равнину с разбросанными по ней плоскими кронами африканских акаций, прямоугольные рощицы плантаций финиковых пальм, убегающую вдаль нитку шоссе и ограду питомника «Хай Бар», вдоль которой, как заправские охранники, курсируют африканские страусы. Каменки нигде нет. В чем же дело? Здесь засуха: уже несколько лет вовсе не было дождей, в ушельях стоят безжизненные деревья, сухие кусты. Почти нет насекомых, Значит птицам нечего есть. Известно, что в засушливые годы каменки не размножаются, а их индивидуальные участки увеличиваются. Каждая птица «удерживает» территорию протяженностью в 7-10 километров, на меньшей площади корма не соберешь. Может быть, вид вовсе исчез в этой части ареала?
До отъезда в Москву осталось пять дней. Однажды, когда мы приходили в себя после очередной экскурсии, в дом заглянул Давид – зоолог, сотрудник питомника – и довольно бесцеремонно спросил: «Ну, вы долго еще собираетесь отдыхать?» Не дожидаясь ответа, продолжил: «Собирайтесь быстрее, я хочу отвезти вас в одно интересное место!» Мы стали нехотя складывать наш «джентльменский набор»: три фотоаппарата, штатив, два бинокля, видеокамеру, диктофон, бутылку воды... Выходить на сорокаградусную жару не хотелось, да и никаких сюрпризов мы уже не ждали.
Машина медленно двигалась по территории питомника. Дорога петляла по пустыне, мы проехали мимо стад антилоп – белых ориксов и адексов, лежащих в тени акаций, настороженно повернулись в нашу сторону сомалийские ослы. А вдалеке разгуливали страусы редкого пустынного подвида: серо-коричневые невзрачные самки и роскошные самцы с розовой шеей и пышным черным оперением, контрастирующим с белыми опахалами крыльев. Всех этих исчезающих в природе животных здесь разводят, изучают и готовят для возвращения в прежние места обитания. И вдруг прямо около дороги мы увидели нашу каменку. Яркая черно-белая птица сидела на вершине куста и улетать не собиралась. Это было невероятно, ведь каменка-монашка обитает в горах, гнездится в тех самых каменистых ушельях, которые мы прочесывали почти что месяц! Что ей делать на равнине, абсолютно непригодной для ее существования? Тем не менее это была она.
Мы судорожно приводили в «боевую готовность» фотоаппараты, налаживали диктофон (вдруг запоет?!)... И тут около машины показался самец африканского страуса. Приблизившись, он заглянул в кабину своим огромным глазом и несколько раз ударил клювом по капоту. «Выходить нельзя, он начнет лягаться» – сказал Давид и медленно отъехал на несколько метров от куста, оберегая машину от возможных повреждений. Страус последовал за нами. Шея его стремительно краснела, выдавая нарастающее возбуждение. Не доходя до машины, он упал на полусогнутые ноги, распластал крылья, и, мотая головой из стороны в сторону, начал похлопывать себя по бокам раздувшимся горловым мешком. Завершив эти устрашающие действия, страус встал и, обнаружив, что мы все еще здесь, снова приблизился вплотную. Каменка по– прежнему сидела на кусте, а мы не могли ничего сделать! Даже сфотографировать птицу из окна автомобиля было невозможно – съезжать с дороги на охраняемой территории строго запрещено. Наши чувства трудно описать словами. Наконец, птица улетела, а мы, проследив направление ее полета, стали думать, как же в оставшиеся дни решить неожиданно подкинутую природой задачку.
В том, что каменка вернется, мы почти не сомневались: сотрудники питомника видели ее в этом месте уже три дня подряд. Значит, вопреки представлениям орнитологов, нашу подопечную чем-то привлекает участок ровной пустыни вдали от гор. Основное препятствие для работы состояло в том, что события разворачивались на индивидуальном участке самца африканского страуса, который был совершенно не намерен терпеть наше присутствие. Понимая, что выступаем в роли нарушителей границ, мы, тем не менее, сдаваться не собирались.
На место наблюдений привезли прицеп к трактору с высокими деревянными бортами, которые должны были уберечь нас от удара страусиной ноги. Собрав аппаратуру и вооружившись шваброй, еще до рассвета мы на автомобиле Давида подъехали к прицепу, благополучно пересели в него и стали ждать. Ожидание было недолгим: очень скоро вдали показался знакомый силуэт. Переходя от куста к кусту и искусно затаиваясь, к нам приближался Хозяин. Надо сказать, что не все страусы одинаково агрессивно реагируют на людей. Самки, не имеющие своих территорий, бродят по участкам самцов, проявляя лишь здоровое любопытство ко всему новому. Подойдя к тележке, они оглядывали нас, дергали за штормовку, пытались клевать штатив, но отогнать их не составляло большого труда. Ведь они тоже находились «в гостях» и, подобно нам. опасались хозяина территории. Действительно, завидев незваных визитеров, наш самец устремлялся к ним, постепенно переходя с шага на бег, самки ретировались, и вскоре, подымая пыль, кавалькада на хорошей скорости исчезала из виду. Так же хозяин территории реагировал и на бродячих самцов, не сумевших занять свой участок. Эти бомжи нам очень облегчали жизнь, ведь пока хозяин гонялся за ними, мы имели возможность вылезти из тележки.
Каменка, как по часам, появлялась днем, ровно в четыре, а улетала в семь, когда садилось солнце. Судя по направлению полета, это была гостья из Иордании: высокие скалистые иорданские горы ограничивали долину Аравы с востока. Появившись на участке, птица подолгу сидела на вершине куста, затем слетала на землю, кормилась, перелетая в радиусе 200– 300 метров, и снова садилась на самую высокую вершинку. Воспользовавшись отсутствием страуса, Евгений Николаевич совершал быстрые радиальные вылазки, проводя блиц-обследование местности. Он искал насекомых, которыми птица могла кормиться и даже успевал подобраться поближе к каменке и сфотографировать ее. Я стояла в тележке «на посту». Когда на горизонте появлялся убыстряющий шаг страус, я кричала «Идет!», мы спешно занимали исходную позицию, и начинался следующий раунд борьбы.
Следуя рекомендации, вычитанной мной в одной из книг Н.Н. Дроздова, я поднимала высоко над головой швабру, демонстрируя, что я того же племени, но только куда выше ростом. Отойдя примерно на полметра, страус некоторое время смотрел на странную «модель», как бы оценивая ее истинные возможности, затем снова подходил совсем близко и начинал громко хлопать широким клювом, наклоняясь прямо к моему лицу. Я не выдерживала и отпихивала его шваброй, стараясь ударить посильнее, но он еще больше раззадоривался и начинал бегать кругами вокруг тележки, распуская крылья и поддавая транспортное средство плечом. Ничего не оставалось делать, как смириться с присутствием страуса и ждать, пока другие заботы не отвлекут его от нас.
Однажды испортилась погода. Похолодало, дул сильный ветер, время от времени начинал капать дождь. Наш «боевой друг» весь день меланхолично лежал вдалеке пол кустом, и мы наконец свободно смогли делать все, что нам требовалось. Но к ощущению нормальной работы примешивалось странное чувство, будто чего-то не хватает. Израиль – историческая родина этой библейской птицы. Когда– то широко распространенные на Ближнем Востоке, страусы исчезли из этого региона почти 40 лет назад. На самый мелкий подвид – ближневосточного, или сирийского страуса – безжалостно охотились, и в конце концов полностью его истребили. В 1973 году из Эфиопии в питомник прибыли первые 18 птиц эритрейского (пустынного) подвида, и с тех пор страусы размножаются здесь постоянно. Сейчас невозможно представить себе «Хай Бар» без длинношеих и длинноногих созданий, придающих совершенно особый, африканский колорит пустынному ландшафту.
Наша поездка подходила к концу. Последний раз мы увидели, как солнце закатывается за красные горы, проводили взглядом улетевшую на ночевку каменку, сложили оборудование. Раздался звук мотора: за нами приехал Давид, и вот уже машина движется в обратный путь, приближаясь к воротам питомника. «Поедем в объезд» – неожиданно сказал Давид и развернулся. У ворот стоял страус, не сводя глаз с машины и напряженно потряхивая опушенными крыльями. Шея его краснела.
Тем временем война в Ираке окончилась, а в Израиле начиналась всеобщая забастовка. Нам повезло: удалось улететь последним рейсом перед трехдневным забастовочным параличом аэропорта. Вернувшись в Москву и проявив отснятые пленки, мы увидели, что наша каменка, казавшаяся черно-белой, на самом деле имела коричневатые крылья, а значит это была молодая птица, еще не имеющая своей территории. Отсутствие своего участка, вероятно, и заставило ее каждый вечер вылетать в поисках корма на равнину, в несвойственные для этого вида места. Знаете, все так непредсказуемо!