Текст книги "Знание-сила, 2003 №10 (916)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Научпоп
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Первое из этих мировоззрений получило в IV веке имя Ортодоксии – или Православия; вторая точка зрения была названа «Арианством» в честь ее главного пропагандиста – пресвитера Ария из Александрии. Обе церковные идеологии столкнулись на Первом Вселенском соборе Христовой церкви в Никее в 325 году н.э. – через год после того, как император Константин сокрушил своего последнего соперника Лициния и решил навести в буйной церкви христиан порядок, удобный для работы имперских учреждений.
Понятно, что державник Константин не симпатизировал точке зрения Ария: Сын не равен, но лишь подобен Отцу. Столь же понятно, что большинство активных церковников приняли более сложную точку зрения: Сын равен Отцу, то есть Церковь равноправна с Империей! Оплотом Православия на два века сделалась Александрия Египетская, не желавшая уступать культурное первенство новому центру власти – Константинополю.
Сам август активно участвовал в работе Вселенского собора в ранге «внешнего епископа» Церкви, то есть главного представителя верующих в Христа мирян. Действительно, император твердо поверил в силу Христа Пантократора после своей победы на Мульвиевом мосту, но не желал отдавать явного предпочтения ни более понятному для него арианству, ни более популярному среди церковников православию. В итоге равноапостольный автократор Константин принял крешение лишь за три дня до смерти – из рук арианского священника Евсевия.
Напротив, последователи Ария (умершего в один год с Константином, но в ссылке), потерпев неудачу в имперских рамках, постарались выйти за эти рамки. Священники-ариане первыми перешагнули Дунай и начали проповедь христианства среди независимых от империи варваров – готов. Так вечный диалог Империи с Церковью (то есть Отца с Сыном) распространился на всю Западную ойкумену.
В последующие века эта «диаспора Святого Духа» составит активное большинство в западной половине империи.
Что помешало современникам и коллегам цезаря Константина сыграть подобную роль в истории Ирана, Индии или Китая? Незаурядных и долговечных правителей хватало везде. В Иране правил шах-ан-шах Шапур II, в Индии – махараджа-дхи-раджа Чандрагупта I. В Северном Китае соперничали два варварских царя: Лю Юань из племени хуннов и Муюн Хой из племени сяньби; коренная китайская династия Цзинь отступила перед варварами на юг – за реку Янцзы, в бывшее царство V. Военных успехов и неудач у восточных и западных империев было поровну; но культурная революция произошла в IV веке новой эры только на Западе. Почему так?
Легко заметить, что во всех восточных державах рубеж III-IV веков отмечен бурными вспышками. Немало бед выпадает на долю армян: они, армяне, демонстративно приняли христианство (как раз в эпоху гонений Диоклетиана!) – лишь бы избежать персидской веры, подчеркнуть свою культурную автономию. Армянский князь Васак Мамиконян примет мученическую смерть за исповедание христианства.
Еще выше накал страстей в Дальневосточной ойкумене. Здесь вековая засуха вынудила множество разноплеменных степняков переселиться на китайские земли. В этой непривычной среде доблестные хунны пытаются возродить свое племенное государство в новом китайском обличии – благо, их князья издавна женились на принцессах имперского дома Хань, так что нынешние «небесные владыки» – шаньюи с гордостью носят фамилию исчезнувшей династии: Лю.
Тогда же хунны захватили древнюю столицу Поднебесной державы – Чанъань. Последний представитель правящей династии Цзинь был взят в плен и вскоре умер. Но вскоре Судьба покарала победителей.
Один из способных министров нового хуннского правительства, китаец Цзинь Чжун, вдруг ощутил в себе патриотический жар и решил отомстить диким захватчикам своей родины. Последовали военный переворот и массовая резня. Кто мог выйти победителем из такого геноцида? Не хунны и не китайцы, а пограничный сброд, который кочевники именуют словом кул – то есть люди, готовые подчиняться иноплеменникам.
Их выборный вождь Ши Лэ дослужился до генеральского чина в войсках хуннов, а после истребления их правящего рода Лю – убил «изменника» Цзинь Чжуна и восстановил оскверненную китайцами могилу Лю Юаня. Это – прямая заявка на верховную власть над Северным Китаем: чем безродный узурпатор Ши Лэ хуже или лучше такого же узурпатора Диоклетиана? Проблему престолонаследия Ши Лэ решил в том же духе: он завещал власть своему побратиму Ши Ху в надежде, что тот сумеет основать прочную династию – вроде Цзинь или даже Хань. Но тиран Ши Ху более похож на свирепого Галерия, чем на умеренного Константина: против него постоянно возникают заговоры, он казнит заговоршиков и покровительствует буддийской проповеди монаха– ясновидца Будда Жанга...
Декоративная каменная плита (Ш век) из ограды ступы.
Ступа – это древнеиндийское мемориальное культовое сооружение. На ограде; возможно, изображена сама эта ступа.
Мотивы тирана ясны: буддизм не связан с традиционным мировоззрением китайцев, и кто примет его за идеал, тот морально готов сотрудничать с самозванной властью кулов. Чем это решение Ши Ху хуже Миланского эдикта Константина о терпимости к христианам? Только христианская проповедь в Средиземноморье звучит уже 250 лет, она укоренилась в умах сотен тысяч бывших эллинистов. Через 200 лет сходные условия для буддизма сложатся и в Поднебесной ойкумене. Тогда учение Будды станет государственной религией нескольких варварских царств и даже одной империи – Тоба Вэй.
Но пока буддизм не пустил корней даже в варварской периферии Китая. Оттого тиран Ши Ху не решается следовать примеру тирана Константина до конца, а его китайский приемыш Жань Мин мечтает повторить подвиг своего соплеменника Цзинь Чжуна, то есть перебить второе поколение наглых варваров, хозяйничающих в Поднебесной. Этот отчаянный план воплотится в 350 году: вокруг мятежника Жань Мина соберется множество китайских патриотов или уголовников. Но перебьют они только тех варваров, которые давно вошли в Поднебесную и успели утратить племенную спайку своих дедов...
Напротив – варвары, оставшиеся за пределами Китая, хранят племенное единство. Их боеспособность превосходит силу сколь угодно многочисленных китайских ополчений. Не диво, что мстителем за истребленных хуннов Лю Юаня и кулов Ши Лэ окажется царь сяньби Муюн Цзюнь – наследник героя Муюн Хоя, переселившегося со своим народом из совершенно высохшей Степи в чуть усохшее Приамурье. В IV веке земли будущей Маньчжурии идеально подходят для кочевого скотоводства; оттого держава сяньбийского рода Муюн на новом месте быстро достигла мощи и славы древних степных хуннов.
Ясно, чем это закончится: династия Муюнов объединит Северный Китай в новом царстве Янь, которое в свою очередь двинется по гибельному пути, пройденному хуннами и кулами. Не обретя своей мировой религии, во всех случаях пришельцы (будь они беглецы или завоеватели) теряют свой привычный образ жизни и власти, не обретая взамен удачных стереотипов имперского поведения.
В интеллектуальной сфере Дальнего Востока давно властвует единственный Отец – Империя. Но пока не видно Сына – Церкви, способной объединить внешние этносы в имперский суперэтнос, расширяя зону Святого Духа Дальневосточной цивилизации. Подобно персам, китайцы чтут свою Родину, как святыню, но отказывают всем чужакам в таком праве, пока те не докажут свою цивилизованность знанием китайской грамоты и обычаев. Насколько проще европейскому варвару влиться в состав имперского суперэтноса! Достаточно освоить разговорную латынь и принести клятву легионным орлам (позднее – лешонной хоругви), доказав верность клятве в ближайших боях. По этой причине Римская империя возродилась (или переродилась) после кризиса III века – тогда как империя Хань распалась непоправимо и не обретет достойных преемниц в течение трех столетий.
И уж совсем странной оказалась участь имперской идеи в Индии. Можно было ожидать здесь воплощения той же державно-религиозной схемы, что и в Средиземноморье. Ведь учение Будды распостранилось здесь за пять веков до Христа; империя Маурья возникла одновременно с державной Республикой римлян, а буддийская Церковь вступила в союз со своей Империей в пору Римско– Пунических войн. Жить бы да поживать им многие века в плодотворном симбиозе! Но не вышло: держава Маурья распалась, прожив лишь полтораста лет».
Сначала у власти оказались грекоязычные правители среднеазиатской Бактрии; затем их одолели пришельцы с востока – Кушаны, которых в Китае называют Да Юэ-чжи. В Индии началась национальная реакция против «варваров», и новые цари – Гупты – возрождают древнее многобожие – индуизм. Боги Брахма, Вишну и Шива близки и понятны всем индийцам, включая буддистов; но они чужды большинству соседних с Индией народов и не обладают (в отличие от Будды или Христа) интернациональной харизмой.
Так Индия перестает быть главным культурным донором для народов Средней Азии; буддизм продолжает шествие по Евразии, но лишь за пределами родного субконтинента. Впрочем, и христианство торжествует за пределами породившей его Иудеи!
Таков новый Христианский мир: он вытесняет собою Олимпийский мир эллинов так же закономерно, как девять веков назад Греческий мир заполнял собою Средиземноморскую ойкумену. Сходным образом Буддийский мир заполняет собою восточную половину Евразии – с большим или меньшим успехом. А там, где не сумели укорениться ни та, ни другая мировая религия, там остаются лакуны для новых вероучений, которые невозможно угадать заранее. До рождения Ислама остается три столетия...
Понемногу о многом
Стоят как часовые
В Колумбии, в Северных Андах, на высоте около двух тысяч метров в долине реки Магдалены среди буйной растительности и нежных орхидей находится одно из самых древних и мрачных мест на Земле – Долина статуй.
Пятьсот исполинов – каменных изваяний людей, богов и животных– стоят как часовые исчезнувшей культуры, о которой сегодня мы не знаем почти ничего. Некоторые из них считают надгробными изваяниями, призванными охранять захоронения. Здесь же находится знаменитая статуя «Двойное Я» – две вырезанные из единого камня, как бы сросшиеся фигурки, сидящие одна на другой.
Все статуи разного размера. Самая большая достигает семиметровой высоты. Фигуры, изображающие богов, украшены змеями, у них миндалевидные глаза и торчащие изо рта клыки. Стражники, вооруженные дубинками, охраняют входы в храмы. Неизвестное индейское племя изготавливало даже фигуры мадонн с младенцами, правда, очень своеобразные. Большинство же статуй излучают опасность и гипнотическую силу.
Сколько в мире языков?
На этот вопрос пока нет точного ответа. Что же касается непризнанных и отмирающих, то французские филологи насчитали таковых свыше 1400. Немало отмирающих языков насчитали специалисты и в Соединенных Штатах. На 170 индейских языках говорят только небольшие группы людей, главным образом те, чей возраст превышает шестьдесят лет. Удивительно, что из 4200 признанных языков хорошо изучены лишь около 500.
Приблизительно две трети всех мировых языков не имеют собственной письменности. Самая большая «плотность» диалектов наблюдается в районе Гималаев – их там насчитывают до 160, и в Африке, особенно в бассейне реки Нигер, где говорят на 280 языках. Но абсолютный рекорд удерживает Папуа-Новая Гвинея, в которой более чем трехмиллионное население говорит на 110 диалектах.
К числу самых трудных языков лингвисты относят язык чиппева североамериканских индейцев из штата Миннесота, в котором невероятное количество глагольных форм – около шести тысяч, а также табасаранский язык, на котором говорят в Дагестане (в нем 44 падежа, столько нет ни в одном языке). Писать на этом непростом языке начали лишь в 1932 году – латинскими буквами, а через шесть лет – буквами русского алфавита.
Немногим табасаранскому языку по трудности уступает язык хайда – индейцев Северной Америки, в нем около 70 приставок (ни один язык этого не достиг). В то же время в языке эскимосов есть 63 формы настоящего времени, а простые имена существительные имеют до 252 флексий.
Ну и, конечно, нелегок китайский язык, который считается самым сложным в мире. А в «Словаре китайских иероглифов» в восьми томах, вышедшем в свет в 1889 году, насчитывается около 20 миллионов иероглифов.
В обиходном языке самое сложное выражение «уи», требующее 34 движений пером и означающее «побуждать, приводить в движение, воодушевлять, просить».
Самый легкий язык на свете – гавайский (один из полинезийских диалектов). В нем всего лишь шесть согласных и пять гласных, и к тому же нет ни одного трудновыговариваемого слова. Зато научиться этому простому и благозвучному языку ох как непросто! Попробуйте при такой скудости элементов построить все конструкции, которые есть в других языках! А ведь гавайским языком можно выразить все на свете.
Поданным, собранным статистическими службами ООН, англичане тратят на изучение родного языка в среднем восемь лет. Испанцам на это требуется только два-три года. Зато труднее всего японцам. Они продолжают учить грамматику, даже получив среднее образование. Что касается русского языка, то он для иностранцев считается очень трудным. Нечего греха таить, для нас, русских, он тоже не очень легкий – подчас изучаем всю жизнь. И не только после окончания средней школы, но и после окончания высшего учебного заведения многие выпускники допускают грубые ошибки в устной речи, особенно в ударениях, орфографические и стилистические в письменной речи.
Интересные результаты исследований опубликовали британские ученые. Исследовав множество языков мира, они пришли к выводу, что самым вежливым из них является язык эскимосов-инуитов из Гренландии. В нем не только ни одного ругательного слова, но даже и обидного не встретишь.
А вот у каждого из племен аборигенов Австралии существует свой собственный язык, а у племени диери – даже два. Один из них обычный, а другой используется только для разговоров тещи с зятем.
К самым распространенным языкам в мире относятся китайский, английский, японский, немецкий, арабский. Эти языки являются средством межнационального и межгосударственного общения.
А бутерброд с погодой вы не пробовали?
Предсказывать погоду можно даже с помощью... поданного вам завтрака. В этом уверен британский студент Робин Саутгейт. И не только уверен, но и собирается всех нас обучить «нехитрому искусству гадать по хлебцу, лежащему рядом с утренней чашкой кофе». Впрочем, неправы те, кто ожидает от юноши чего-то сродни гаданию на кофейной гуще. Нет, он намерен делать все по последнему слову науки. Он встроил модем в тостер, на котором поутру поджаривает хлеб, и подключил прибор к Интернету. Теперь в тостер поступает свежая сводка погоды и... задает режим его работы.
Саутгейт поместил в тостер несколько шаблонов с вырезанными на них изображениями солнца, облака и тучи с капельками дождя. Программу работы прибора он изменил так, что через полминуты после начала обжаривания один из шаблонов закрывает ломтик хлеба. Какой? Это зависит от сводки погоды. Теперь золотистой корочкой покрывается лишь та часть ломтика, что видна в прорезь. Когда завтрак готов, студент достает хлебец и, увидев темные капельки дождя и огромную тучу над ними, немедленно достает зонт. Опыт с «метеосводкой на завтрак» так понравился Саутгейту, что он намерен улучшить конструкцию печи и приготавливать себе поутру еще и аппетитные новости, а также рекламный блок информации. Возможно, со временем он научится выжигать на бутербродах сюжеты новых телесериалов. Вот только не слишком ли он прибавит в весе от опытов по созданию новых СМИ?
Не стало Кира Булычева – умер Игорь Можейко
Он был нашим давним автором и другом.
Многие научно-фантастические повести и рассказы Кира Булычева впервые увидели свет на страницах нашего журнала.
Но он был еще и крупным ученым-востоковедом, и статьи доктора исторических наук Игоря Можейко мы также печатали.
Игорь был из тех людей, которые меняют пространство жизни.
Когда он появлялся в редакции – большой, красивый, шумный, – обычная редакционная атмосфера менялась, с ним входил в нее другой ритм, другая энергия, даже, можно сказать, другие миры. Это не всякому дано. Таким был Игорь Можейко. Таким он останется в нашей памяти.
В 2003 году в издательстве «Дрофа» вышла последняя книга Кира Булычева «Как стать фантастом». Это автобиографические «Записки семидесятника», как их назвал сам автор, в которых он рассказываете своей жизни, о том, как она привела его в ряды писателей-фантастов, как соединились в нем писатель и историк, как влияла на него эпоха, в которой довелось жить. К своему «несерьезному» фантастическому жанру он относился исключительно серьезно, понимая, что любое слово писателя прорастает в умах читателей, особенно если это читатели молодые или даже дети, так любящие фантастику.
Мы печатаем отрывок из последней книги «Кира Булычева», где он рассуждает о судьбах русской фантастической литературы.
Фантастика, в отличие от реалистической литературы, – литература крайне актуальная. Эти книги немедленно откликаются на проблемы, интересующие читателя. Фантастика изучает не только отношения «человек – человек», но и отношения «человек – общество», «человек – наука». И что волнует читателя, сразу выходит на страницы книги.
Я жду, каковы будут линии разлома, какие конфликты возникнут в этом веке.
Один пока мне очевиден, и, хоть он еще не развился всерьез, он стоит того, чтобы уделить ему несколько слов.
С разрушением Советского Союза, исторически неизбежным, в нашем обществе возникла типичная травма позднеримского времени. Развелось много Боэциев (последних римлян), которых разъединяет все, кроме тоски по былому величию. Это и те, кто получал копченую колбасу в распределителях без очереди, и те, кто проводил отпуск в дортуарах профсоюзных здравниц и в очередях за лежаками на пляже.
Электорат компартии рыдает по ушедшей империи и негодует в адрес предателей, погубивших такую славную державу, которой были свойственны некоторые недостатки. Ах, как единодушны русские люди в желании уничтожить последнего чеченца и скорее взорвать Японию, чем отдать ей два острова! Но они благополучно замолкают, если встает проблема – уничтожать или не уничтожать проклятых эстонцев и латышей, когда те угнетают престарелых следователей КГБ. Ведь, в отличие от гитлеровских палачей, наши садисты были ведомы славными идеями марксизма-ленинизма.
И тут приходит на нашу арену американская «боевая фантастика».
Она всегда имперская по духу Потому что американец не подозревает, что может существовать хоть одна хорошая планета, где нет благотворного американского влияния. И если возникают трудности, давайте вызовем «космических морских пехотинцев»!
Наш телевизионный экран полон героями американской империи – везде, начиная от «Секретных материалов» до «Вавилона-5», от «Звездных войн» до «Спасти рядового Райана» – американская империя обязательно торжествует победу своей справедливости.
Нам хочется того же, только с заменой на русские имена.
Мои растревоженные коллеги в различной форме пытаются накостылять американцам на их же футбольном поле.
И вот начинают плодиться имперско-патриотические идеи в фантастических книгах – именно там легко расправиться с комплексом неполноценности.
Одни дяди в мундирах и думских костюмах требуют построить еще сто подводных крейсеров, чтобы до смерти напугать американцев, другие дяди за пишущей машинкой или компьютером расправляются с врагами Великой России на страницах своих романов.
А как легко найти плохих дядей! Это не только и не столько гадкие американцы Космоса, но и собственные «демократы» и пацифисты, не желающие брать в руки гранатомет.
Я уже видел романы и повести этой «имперской волны».
Очень любопытное чтение, отражающее настроения в люмпенизированной части травмированного постимперского общества. Одни писатели ратуют за возвращение коммунизма «с человеческим лицом» – только тело по-прежнему остается старым, нечеловеческим, другие ратуют за боевые победы будущего. Причем среди этих писателей есть неплохие люди, даже вполне разумные.
Меня тревожит завтрашний день, когда волна имперской фантастики сольется с литературой и искусством такого рода в целом. Для меня тревожным кажется феномен сказочной популярности фильма «Брат-2», герой которого отправляется в Америку, чтобы «мочить» там плохих негров и гадких американцев. У меня даже есть подозрение, что наши новые «имперцы» в самом деле хитрые и корыстные люди, которые вместе с издателями рассудили, что именно такая литература даст наивысшие тиражи, ее читатель уже пошел покупать гранатомет. Ведь не будет же он сводить счеты с американцами, он отыщет кого-то послабее дома. Всегда отыщется еврей или «чернозадый».
Фашизм вырос из унижения Первой мировой войны и неуверенности мирового кризиса.
Я не хочу быть пророком и не верю в предсказания, но чувство тревоги у меня остается. Тем более что наша власть уж больно энергично принялась вводить в России чекистское единомыслие.
Впрочем, не теряю надежды, что шовинизм и имперская ностальгия не определяют лица нашей литературы.