Текст книги "Человек после общества. Антология французского анархо-индивидуализма начала XX века"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Альберт Либертад (1875-1908)
Свобода2424
  В данном эссе анархо-индивидуалист Альберт Либертад совершает весьма необычное дискурсивное разграничение понятий «анархист» и «либертарий». Это разграничение, особенно для товарищей анархистов, может показаться, как минимум, довольно интересным, но из-за устоявшейся синонимической традиции, в которой «либертарий» зачастую взаимно заменяется словом «анархист», такая замена способна сбить с толку как самих анархистов, так и тех, кто, возможно, после или же во время чтения будет проверять значение этих двух слов.
  Обычно под «libertarian» («libertaire») понимают:
  а) сторонника доктрины о свободе воли (это значение наиболее близко тому, что имеет в виду Либертад);
  б) синоним к слову «анархист» (такое прочтение наиболее популярно сегодня и восходит к анархо-коммунисту Жозефу Дежаку, впервые употребившему его в своем письме к Пьеру-Жозефу Прудону в 1857-м году; в дальнейшем он стал использовать его в качестве синонима-эвфемизма, чтобы избежать негативных ассоциаций со словом «анархия»);
  в) сторонника современной ультрабуржуазной идеологии под названием «либертарианство» (libertarien), или же, по Кевину Карсону, «вульгарного либертарианства» (не «вульгарные либертарианцы» именуют себя «left-libertarian» – «леволибертарианцами» или «антикапиталистами свободного рынка»).
  Либертад в свою очередь наделяет слово «libertaire» потенциально новым, 4-м значением. Однако мы решили сохранить традицию перевода «libertaire» как «либертарий», потому что, скорее всего, именно это слово мыслитель, будучи французом, и подхватил в среде французских анархистов, взявших его из письма Дежака. А если так, чтобы избежать путаницы, следует сохранить его традиционный перевод, встав тем самым на путь полисемии.


[Закрыть]

Для многих проблема определения самих себя как анархистов или же либертариев является не более чем просто спором о словах. Но я так не считаю.

Я именую себя анархистом и придерживаюсь такого именования отнюдь не ради красного словца, а потому что анархизм для меня является, в первую очередь, философией, отличной от той, которой придерживаются либертарии.

Слово «либертарий» обозначает, как мы можем это увидеть из самой его формы, человека, являющегося поклонником свободы. Для него свобода есть мера всех вещей – их начало и конец. Воздвижение культа свободе, нанесение ее имени на все стены подряд, возведение ей статуй, освещающих мир, бесконечные разглагольствования о ней как по делу, так и без дела, объявление себя свободными в своем существовании, в то время как отживший свое и вездесущий наследственный детерминизм порабощает твою волю, – таковы достижения либертариев.

Анархист же, если смотреть этимологически, – это человек, выступающий против власти.

И такое определение точно. Анархист рассматривает свободу не в качестве причины, а, скорее, в качестве конечной цели в эволюции своего «Я». Он не утверждает, даже когда речь заходит о его наиболее незначительных действиях, что «он свободен», но что «он хочет быть свободным». Для анархиста свобода не является неким неотъемлемым свойством или качеством, которым кто-то обладает, а кто-то нет. Для него свобода является тем, что он приобретает по мере наращивания собственного могущества.

Он не превращает свободу в некое право, существовавшее еще до него и остальных людей. Свобода для него является именно наукой, которую они другие люди осваивают день за днем, освобождаясь от невежества и уничтожая оковы тирании и собственности.

Человек не свободен делать или не делать что-либо, руководствуясь исключительно своей волей. Но он учится этому по мере того, как выносит собственные суждения, развеивая тьму своего невежества или разрушая препятствия, стоящие на его пути. Если следовать логике понимания либертарием свободы, то сможет ли, например, человек, не имея музыкального образования, тут же свободно сыграть на пианино? Конечно же, нет! До тех пор, пока он не получит музыкальное образование и не научится играть на пианино, он не будет располагать свободой на нем играть. Так считают анархисты. Они также борются со всякой властью, которая мешает человеку развивать, если он ими обладает, музыкальные способности, а также с теми, кто, обладая пианино, не позволяет ему на нем играть. Для того чтобы человек мог играть, он должен обладать пианино и внутренней силой, позволяющей ему играть на нем, – свободой. Свобода – это сила, способ развития которой в самом себе должен быть известен каждому, так как никто ее не может вам даровать. Когда республиканцы произносят свой знаменитый лозунг: «Свобода, Равенство, Братство», то делает ли это нас по-настоящему свободными, равными или братьями? Они говорят нам: «Вы свободны», но эти слова бессмысленны, поскольку у нас нет сил таковыми быть. И почему у нас нет этой силы? В основном потому, что мы не знаем, как получить нужные знания. Мы принимаем обманчивый призрак реальности за саму реальность.

Мы всегда ждем свободы от Государства, Спасителя, Революции, но мы никогда не работаем над тем, чтобы развивать ее в каждом отдельном человеке. Что за волшебная палочка способна превратить людей нынешнего поколения, рожденных в эпоху рабства и покорного смирения, в тех, кто заслуживает свободы, становясь достаточно сильным для того, чтобы себе ее завоевать?

Этой «волшебной палочкой» является осознание людьми того, что они не свободны, что свобода не царит в них, что у них нет никакого права быть свободными, что они вовсе не рождены свободными и равными и что в целом невозможно быть счастливыми без свободы. Именно из такого осознания и проистекает их внутреннее преображение. Именно в тот день, когда они осознают это, они уже ни перед чем не остановятся на пути своего освобождения. Вот почему анархисты с такой силой борются с либертарным движением, которое подменяет призраком свободы саму свободу.

Чтобы приобрести силу быть свободным, нам необходимо бороться с тем, что препятствует завоеванию нашей свободы; нам необходимо защищать ее как от других, так и от себя – от внешних и внутренних сил.

При стремлении к свободе развитие индивидуальности в нас самих становится особенно необходимым. Когда я говорю о стремлении к свободе, то я подразумеваю под этим именно стремление каждого из нас к наиболее полному развитию своего «Я». Таким образом, мы не вольны выбирать любой путь, по которому мы будем следовать, а потому нам необходимо заставить себя самих следовать именно по «правильному пути». Мы не свободны в том, чтобы отдаваться или не отдаваться нашим разнузданным желаниям – мы вынуждены их удовлетворять. Мы не свободны в том, чтобы впадать или не впадать в состояние опьянения, из-за которого мы теряем собственную волю, отдавая тем самым ее во власть порабощающих нас зависимостей.

Можно сказать, что мы страдаем от тирании страсти, которую на нас навлекла нищета или роскошь. Истинная свобода заключалась бы во властном совершении акта отречения и освобождения себя от тирании таких желаний и всех последующих за ними следствий.

Я употребил формулировку «властное совершение акта», потому что я лишен изначального, априорного страстного стремления к свободе – я не либертарий. Для того чтобы обрести свободу, мне не нужно обожать ее. Отречение от таких властных актов отнюдь не доставляет мне удовольствия, так как я знаю, что благодаря им я сумею как сразиться с моим врагом, который атакует меня, так и полностью одолеть его. Я знаю, что любое силовое действие является властным актом. И мне никогда не пришлось бы применять силу против других людей, но я понимаю, что живу в ХХ-м веке, а потому я вынужден применять ее, чтобы обрести свободу. Следовательно, революция для меня является как раз таким совершением властного акта одних против других – индивидуальным бунтом одних против других. И поэтому я считаю силу и революцию логичными и приемлемыми средствами, но при этом следует точно определить цель этих средств. Я считаю их приемлемыми лишь в том случае, если они полагают своей главной целью устранение постоянного властного порядка и достижение большей свободы. Если же их главной целью становится не уничтожение всякой власти, то я перестаю считать их приемлемыми и логичными и начинаю всячески препятствовать каждому, кто стремится добиться с помощью них подобной цели. В таком случае властные действия способствуют лишь усилению власти: они ничего не делают, а лишь меняют имя власти, которое было выбрано по случаю ее изменения.

Либертарии делают свободу догмой. Анархисты положили этой догме конец. Либертарии считают, что человек рождается свободным и что именно общество делает его рабом. Анархисты же осознают, по человек рождается полнейшим невольником, узником величайшего рабства и что лишь цивилизация выведет его на путь свободы.

Что анархисты критикуют, так это современное общество, которое тут же преграждает дорогу, стоит нам сделать первые шаги на пути к свободе. Такое общество является источником голода, болезней, жестокости. Очевидно, что оно не является таковым во всех случаях, но в целом именно оно заставляет людей страдать от нищеты, чрезмерного количества работы и государства. Такое общество вынуждает жить людей между молотом и наковальней. Оно вынуждает ребенка отречься от власти своей природы, чтобы сделать его затем рабом власти человека.

И тут в это общество вмешивается анархист, требующий свободы не как некоего отчужденного от него блага, но как то, что закон не позволяет ему обрести. Он наблюдает за нынешним обществом и заявляет, что оно не является хорошим средством, способным привести людей к их полному личностному развитию.

Анархист видит, что общество заковывает людей в кандалы законов, опутывает их сетью правил, нравов и предрассудков, не делая ничего, чтобы вывести их из тьмы невежества. Анархист не исповедует никакой «религии свободы», но чего он хочет все больше и больше, так это свободы для самого себя, которая необходима для него так же, как и чистый воздух для его легких. Вмешавшись в жизнь этого общества, анархист решает затем приложить все свои силы для того, чтобы разорвать все цепи кандалов и попытаться открыть пространство для свободного знания.

Анархист желает иметь возможность проявлять и применять как можно больше своих способностей, ведь чем больше он совершенствуется, чем больше опыта он набирается, тем больше он преодолевает на своем пути как интеллектуальных, так и моральных препятствий; чем более свободно поле его действии, чем больше он позволяет своей индивидуальности проявляться, тем более свободным он становится в своем развитии и тем дальше он продвигается в удовлетворении своих желаний. Однако не стану увлекаться и вернусь к главной теме моих размышлений.

Либертарий, не способный к наблюдению и критике, которую он признает хорошо обоснованной или которую он даже не хочет обсуждать, отвечает: «Я волен так поступать». Анархист же говорит: «Я считаю, что могу поступать таким образом, но посмотрим, что из этого выйдет». И если критика действий анархиста касается той страсти или желания, от которых у него нет сил освободиться, он добавит: «Я раб этих пережитков прошлого». Такое простое утверждение, однако, не обойдется ему даром. Само по себе оно придаст силу, возможно, и тем другим, кто находится во власти своих страстей и желаний, но обязательно для того, кто его изрек, а также для тех, кто менее подвержен их влиянию.

Анархист не обманывается насчет своих завоеваний. Он не говорит: «Я свободен в том, чтобы жениться на своей дочери, если мне это угодно. У меня есть право на то, чтобы носить высокие шляпы, если они мне подходят», потому что знает, что эта свобода и это право являются данью, заплаченной нравам Общества и общепринятым устоям Мира. Эта свобода и право навязываются извне, вопреки всем желаниям и всякой внутренней самодовлеющей воле личности.

Таким образом, анархист действует, исходя не из соображений умеренности или в силу собственных противоречий, а потому что он придерживается иного понимания свободы, полностью отличного от либертарного. Он верит не в существование некой «врожденной», «имманентной» свободы, а в существование той, которая приобретается апостериори. И знание того, что он не обладает всеми свободами, еще сильнее побуждает его к стремлению обрести силу свободы, ведь слова сами по себе не обладают ею.

Слова лишь обладают значением, суть которых следует хорошо понимать и точно определять, чтобы не позволить их магии очаровать себя. Великая Революция одурачила нас своим лозунгом: «Свобода, Равенство, Братство». Либералы прожужжали нам все уши своей песенкой о «laisser-faire» и рефренами о свободном труде. Либертарии в свою очередь заблуждаются, веря в существование некой заранее достигнутой свободы и критикуя других, воздавая тем самым ей почести. Анархистов же не интересуют слова – их беспокоят лишь реальные вещи. Они выступают против иерархий, государства, экономической, религиозной и моральной власти, понимая при этом, что чем меньше становится власти, тем больше возрастает степень свободы.

Такова же их позиция и касательно соотношения сил между обществом и личностью: чем слабее становится власть первого, тем меньше власти в целом и возникает больше свободы.

Чего хочет анархист? Он хочет достичь такого соотношения сил, при котором обе эти силы (общества и личности) уравновешены и человек обладает реальной свободой, чьи границы не нарушают границы свободы других. Анархист не желает изменить соотношение этих сил таким образом, чтобы его свобода была бы достигнута за счет порабощения других, потому что он знает, что власть плоха сама по себе: как для того, кто подчиняется ей, так и для того, кто ею обладает.

Чтобы по-настоящему постичь свободу, следует развивать духовно человека до тех пор, пока существование власти как таковой станет невозможным в принципе.

1908

Эмиль Арман (1872-1963)
Небольшое пособие по анархическому индивидуализму

I

Быть анархистом означает отрицать власть и отвергать ее главное экономическое следствие: эксплуатацию, порождаемую этой властью во всех сферах человеческой деятельности. Анархист желает жить без богов и господ, хозяев и начальников; а-легально, то есть, без законов как без предрассудков, и аморально, то есть без обязательств как без коллективной морали. Анархист хочет жить свободно и жить в соответствии со своей собственной идеей жизни. По соображениям своей внутренней совести анархист всегда выбирает быть асоциальным, непокорным, посторонним, маргинальным, отличительным и неудобным для других человеком. И такой человек обязан жить в обществе, основы которого являются абсолютно чуждыми и отвратительными для его нрава, что, в свою очередь, заставляет его неизбежно ощущать себя так, словно он не в своей тарелке. Если же он и идет на неизбежные уступки своей среде, при этом всегда намереваясь отплатить за них сполна, то это лишь для того, чтобы избежать необдуманного риска своей жизнью или бесполезного пожертвования ею, где эти уступки начинают отыгрывать для него роль оружия личной защиты в борьбе за собственное существование. Анархист желает, насколько это возможно, прожить свою жизнь полноценно в духовном, интеллектуальном и экономическом плане, не желая иметь ничего общего с остальным миром эксплуататоров или эксплуатируемых и не желая доминировать или эксплуатировать других. Но анархист при этом всегда сохраняет готовность отреагировать любыми средствами на чье-либо вторжение в его жизнь или воспрепятствование кем-либо в выражении им своих мыслей.

Для анархиста врагом является Государство и все его институты, которые всегда стремятся поддерживать или увековечивать свою мертвую хватку на шее личности. Всякое примирение между анархистом и любой формой общества, основанной на власти, невозможно, и не важно, от кого эта власть исходит: от автократа, аристократа или от демократа. Нет абсолютно никаких оснований для того, чтобы анархист когда-либо смирился с любой социальной средой, чей порядок регулируется решениями большинства или желаниями истеблишмента. По той же причине анархист яро борется против всякого образования, ангажированного государством и распространяемого церковью. Анархист является противником всяких монополий и привилегий, будь хоть они порождены условиями интеллектуального, морального или экономического порядка. Короче говоря, анархист является непримиримым антагонистом всякого режима, всякого социального строя, всякого положения вещей, основанного на доминировании человека или социальной окружающей среды над личностью и эксплуатации этой личности другим человеком или группой людей.

Первостепенной задачей анархиста является критическая рефлексия. Анархист следует своему пути, сея бунт против всего, что угнетает, препятствует и выступает против расширения свободы личности. Он признает, что для того, чтобы освободиться, анархист сперва должен избавиться от предвзятых идей и оков страха, позволив тем самым появиться мысли свободной от общепринятых мнений и социальных норм. И лишь после этого анархист обретет силу, которая позволит ему увлечь за собой кого-либо на путь практического бунта против детерминизма социальной среды и утверждения самих себя как личностей, как скульпторов своей души, которые, насколько это возможно, воспринимают самих себя в качестве общества, независимого нравственно, интеллектуально и экономически.

Он воодушевит невежду учиться, безразличного действовать, слабого стать сильным, а упавшего – встать на ноги. Он побудит мало одаренных и менее приспособленных к тому, чтобы они черпали свои силы из самих себя, не полагаясь на кого-либо еще.

Целая бездна отличий отделяет анархизм от социализма в их различных аспектах, включая и синдикализм.

Анархист кладет в основание всех своих идей жизнь индивидуальный акт. И именно из–за этого анархист охотно и называет себя анархо-индивидуалистом.

Он не верит, что всё то зло, от которого страдают люди, порождается лишь исключительно существованием капитализма или частной собственности. Анархо-индивидуалист считает, что всё это зло, все эти беды связаны в целом с духовной нищетой людей. Хозяева существуют лишь потому, что существуют рабы, и боги существуют лишь потому, что существуют те, кто преклоняет перед ними колени. Анархо-индивидуалист теряет всякий интерес к насильственной революции, которая полагает своей основной целью коллективистский или коммунистический способ распределения материальных благ, потому что реализация этой цели вряд ли повлекла бы за собой существенные преобразования именно в общем духовном состоянии людей, и, следовательно, вряд ли действительно поспособствовало бы освобождению личности. В коммунистическом обществе личность будет подчинена, как и в настоящее время, воли общества, из–за чего она будет ощущать себя столь же ничтожно и несчастно, как и сейчас. Вместо того, чтобы находиться во власти привилегированного меньшинства капиталистов, личность теперь была бы зависимой от экономической власти трудовых коллективов. Ей бы ничего не принадлежало на самом деле. Безусловно, личность была бы производителем, потребителем, клала и брала бы что-то из общих ресурсов, однако она никогда не была бы независимой.

II

Анархо-индивидуалист отличается от анархо-коммуниста в том смысле, что анархо-индивидуалист рассматривает (помимо собственности на некоторые предметы довольствия, которые являются результатом продолжения личности самой себя в труде) собственность на средства производства и свободное распоряжение материальными благами в качестве основной гарантии независимости личности. Понятно то, что возможность производить материальные блага с помощью собственности (индивидуально, парами, семейными группами или кем-нибудь ещё) ограничена количеством имеющейся земли или жизненно необходимыми для удовлетворения потребностей общества средствами производства, при условии того, что для владельца эта земля не сдается в аренду или ее стоимость не возрастает посредством предоставления определенных услуг, связанных с этой землей.

Анархо-индивидуалист не желает больше жить любой ценой, как это делает обычный индивидуалист, даже находясь в привилегированном положении эксплуататора, но он и не желает жить в строго регламентированном обществе, даже при условии того, что еда, одежда и жилье в таком обществе ему гарантированы.

Анархо-индивидуалист, впрочем, и не требует вообще какой-либо общественной системы, которая определила бы будущее и связала бы с ней современность. Вместо этого анархо-индивидуалист требует состояния законной неприкосновенности личности и ее защиты от любой социальной среды и ее институтов (государства, общества, окружающей среды, различных групп и т.п.), которые позволили бы, поддерживали бы, увековечивали бы, санкционировали бы или сделали бы возможным:

1 подчинение личности обществу, которое низвело бы личность в состояние полной ничтожности, поскольку личность не смогла бы быть равноправным членом этого общества, способной разделять с этим обществом всю власть на равных;

2 обязательство (в какой бы то ни было сфере деятельности) взаимопомощи, солидарности, ассоциации;

3 лишение личности неотъемлемого права на владение средствами производства и права на полное и неограниченное распоряжение собственными продуктами труда;

4 эксплуатацию личности кем-либо из товарищей, которые заставляли бы личность трудиться за свой счет ради чужой выгоды;

5 монополизацию, то есть, возможность для отдельного человека, пары или семейной группы иметь больше, чем необходимо для их обеспечения нормального уровня жизни;

6 монополию государства или любой заменяющей его исполнительной формы, которые вмешиваются (в роли централизатора, администратора, директора, организатора) в отношения между людьми в любой сфере их деятельности;

7 ссуды под проценты, ростовщичество, ажио, размен денег, наследование имущества и т.д. и т.д.

III

Анархо-индивидуалист занимается «пропагандой» с целью пробудить в людях предрасположенность к анархо-индивидуализму, наличие которой у самих себя людьми игнорируется, или же, по крайней мере, с целью попытаться сформировать благоприятный интеллектуальный климат для появления такой предрасположенности. Отношения между анархо-индивидуалистами основываются на всеобщей «взаимности». «Товарищество» является крайне важным в достижении гармонии индивидуального порядка, который никогда не навязывается кем-либо насильно. «Товарищ» же это тот, с кем анархо-индивидуалист поддерживает ежедневно тесную связь на индивидуальном уровне, и который является тем, кто прилагает ощутимые и ценные усилия, чтобы почувствовать себя живым, кто принимает участие в образовательно-просветительских инициативах и агитациях людей, и кто искренне уважает образ жизни каждого другого товарища, не посягая на развитие всех тех, кто продвигается вместе с ним вперёд и все тех, кто вступает с ним в более тесные и интимные взаимоотношения.

Анархо-индивидуалист никогда не является рабом заготовленных формул или препарированных письменных речей. Он приемлет лишь исключительно живое и искреннее мнение. Сам же он только высказывает своё мнение, которое он ни в коем случае не стремится навязать в качестве единственно верного и правдивого. Если он принимает определенный набор правил, на которые он будет опираться в своей жизни, то делает он это для того, чтобы обеспечить себе больше свободы, счастья и благополучия, но вовсе не для того, чтобы пожертвовать самим собой. Если же ему кажется, что последующее продолжение сохранения верности своим принципам негативно повлияет на его независимость, то он непременно откажется от этих принципов, изменит или заменит их другими. Анархо-индивидуалист ни в коем случае не желает, чтобы над ним господствовали какие-либо принципы, принятые априори. Он основывает правила своего поведения лишь исключительно на своём опыте, то есть апостериори, и правила этого поведения никогда не бывают раз и навсегда устоявшимися: они всегда улучшаются и изменяются в зависимости от приобретения личностью нового опыта, а также необходимости приобретения новых навыков в борьбе с окружающей его средой, не возводя при этом эти принципы и навыки в априорный абсолют.

Анархо-индивидуалист никогда не отвечает ни перед кем за свои поступки и действия, кроме как перед самим собой.

Анархо-индивидуалист рассматривает всякое объединение с кем-либо только как временное средство и наименьшее зло для удовлетворения своих потребностей. Таким образом, анархо-индивидуалист вступает в союз лишь в случае крайней необходимости и исключительно добровольно. Вступает анархо-индивидуалист в такие союзы лишь на короткий срок, всегда помня о том, что каждый может выйти из него, как только этот союз начнет негативно сказываться на ком-либо из участвующих в нем сторон.

Анархо-индивидуалист не предписывает какой-либо определённой сексуальной морали. Каждый сам волен определять то, как ему распоряжаться своей сексуальной, эмоциональной или интимной жизнью, и право это распространяется как на представителей одного пола, так и на представителей другого. Важно отметить, что в интимных отношениях между анархистами разных полов нет места ни насилию, ни принуждению. Анархо-индивидуалист считает, что экономическая независимость и возможность стать матерью по собственному желанию являются первоначальными условиями для освобождения женщины.

Анархо-индивидуалист хочет жить и уметь ценить жизнь во всех её проявлениях. Оставаясь господином своей воли, анархо-индивидуалист между тем рассматривает и свои знания, способности, чувства и многочисленные органы восприятия своего тела в качестве слуг своего «Я». Он не является трусом, но и не желает умалять самого себя. И анархо-индивидуалисту хорошо известно, что тот является рабом, кто позволяет своим страстям руководить собой или же позволяет своим влечениям подчинять себя. Анархо-индивидуалист всегда стремиться быть и оставаться «господином самому себе», чтобы двигаться навстречу приключениям, к которым его ведут независимые поиски и свободное познание. Анархо-индивидуалист охотно порекомендует кому-либо жить простой жизнью, отказаться от ложных, порабощающих и бесполезных потребностей, избегать большого скопления людей, разумно питаться и следить за гигиеной своего тела.

Анархо-индивидуалист всегда будет интересоваться дружескими для него сообществами с целью порвать связь с отвратительной для него социальной средой, чтобы в конечном счете избавиться от нее полностью. Сознательный отказ от военной службы или от уплаты налогов; свободные союзы, единичные или множественные, протестующие против общепринятой морали; незаконная деятельность как насильственный разрыв (с небольшими оговорками) экономических обязательств, навязанных силой; воздержание от любого вида действия, от любого вида труда, от любого вида должности, связанных с поддержанием или укреплением навязанного интеллектуального, морального или экономического порядка; свободный обмен жизненно важными продуктами с другими анархо-индивидуалистами, обладающими необходимыми средствами производства, без вовлечения капиталистических посредников и т.д. – всё это является теми видами социальной и экономической деятельности, которые по своей сути соответствуют анархическому индивидуализму.

1911 г.