Текст книги "Всемирный следопыт, 1927 № 11"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Александр Сытин,Николай Лебедев,В. Белоусов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Когда кто-нибудь нечаянно слишком приближался к верблюдам, пропыленный человек, похожий на Ворона, с круглыми глазами, налитыми кровью, яростно хрипел и грозил смертью. Виновный немедленно скрывался за ближайшим барханом.

Когда опустилось солнце и на короткое время серые пески стали малиновыми, а в ложбинах легли густые синие тени, толпа всадников остановилась.

Снова наступила морозная ночь. На отлогом бархане вповалку лежали и вздрагивали люди и животные. Забвение, исполненное мук, разостлалось без времени и надежды. Потом выпал иней, а вслед за ним поднялось беспощадное расплавленное солнце, и снова начался день.

VII. Белая тряпка.

Если бы Джунаид-хан ушел далеко, люди остались бы лежать на песке. Но с утра дважды были видны отсталые, еле плетущиеся всадники. Их обстреляли. Когда приблизились, то увидели два трупа с багровыми лицами и запекшимися губами. Очевидно у хана дела обстояли не лучше.

– Близко, вот-вот… – Эти слова волокли отряд вперед по барханам, как аркан влачит полузадушенного человека.

Ворон попрежнему не позволял никому приближаться к верблюдам. Ему казалось, что в двух или трех кубышках еще оставалась вода, но он не смел убедиться в этом. Ночью, когда он полагал, что все спали, он тихонько пошел к каравану. Он думал, что можно будет выдать людям по фляжке воды. Но со всех сторон стали подниматься скорбные фигуры и плестись вслед за ним.

Ворон потерял твердость. Он опустился на песок и заплакал. Шатающиеся тени с конями в поводу тотчас же остановились. Ворон готов был отдать им всю свою кровь до капли, но признаться в своей лжи он не мог! Он понимал, что люди погибнут, как только узнают, что воды нет. Поэтому он остался на месте до утра.

На рассвете, как только он приподнялся на локоть, головы лежащих зашевелились. Ворон встал и приказал выступать. Через минуту движение возобновилось.

Лошади несли на себе умирающих людей и тревожно шли за пустыми кубышками, как будто боялись потерять их из виду.

Солнце еще не достигло зенита, когда Ворон увидел, что сбоку приближаются три лошади без седоков. Он понял, что обессилевшие люди выпали из седел. Они были где-нибудь рядом, в ложбине, но помочь было нечем, и Ворон приказал Магоме поймать коней. Он больше всего боялся останавливать отряд, так как не был уверен, что заставит их снова итти вперед. Через короткое время Магома поймал еще две пустых лошади. Потом где-то в стороне раздался выстрел, и еще одна лошадь без седока приблизилась к верблюдам.

Никто не обратил внимания на исчезнувших людей. Всадники растянулись, и когда одни поднимались на вершины барханов, то другие были уже в ложбине. Когда караван исчезал за барханами, все останавливались. Но как только огромные верблюды с желтыми кубышками по бокам поднимались на вершину и были видны всем, движение возобновлялось.

Ворон видел, что в ближайшие часы его обман должен обнаружиться. Но теперь он думал о другом. Магома, как будто угадав его тайную мысль, прохрипел:

– Люди стали умирать, лошади начинают падать. Когда это начинается, это бывает сразу. Я сейчас слышал крик в той стороне… Что я могу сделать? Наверно, у него пал конь, и он остался на песке. Я слаб. Если я отойду в сторону на двести шагов, я уже не вернусь. Если я слезу с седла, то, может быть, я уже не сяду. Ты слышал выстрел? Кто-то убил себя.

Магома долго еще шептал, как будто оправдывался, хотя его никто не обвинял.

Скоро Ворон увидел, что иомуд был прав. Солнце едва сдвинулось с зенита, когда пал первый верблюд. Весь караван с тыквенными кубышками остановился. Высокие животные поворачивали во все стороны свои горделивые головы и оглядывали людей печальными, влажными глазами. Лежащий верблюд забился в агонии. Его длинные, желтые ноги с морщинистыми лысинами на коленях и бесформенными, мягкими ступнями задергались, роя песок.

Ворон оглянулся.

Кони кавалеристов ускорили шаг, как будто пользуясь случаем и желая догнать караван.

Ворон спрыгнул с седла и торопливо перерезал веревку. Магома с лицом, серым от ужаса, поспешно повел караван вперед.

– Крови бы напиться можно… – проговорил кто-то дребезжащим голосом.

Ворон сделал вид, что не слышал, и тронулся вперед. Оглянувшись, он увидел багровое засыпанное пылью лицо с воспаленными глазами, искаженное ненавистью. Ворон понял, что его безоружная спина вводит в соблазн обезумевшего от жажды человека и проехал вперед каравана. Он чувствовал, что сейчас не сможет удержать повиновение людей и решил некоторое время не быть на виду. Каждую минуту он боялся, что люди бросятся грабить воду.

Магома рыскал по барханам, отыскивая колодец. Яростная последняя вспышка жизни в сухом, как будто железном теле проводника заставляла его искать воду. Здесь должны были быть развалины крепости, но Магома ничего не находил. Местность имела совершенно незнакомый вид, так как за последнюю неделю было две бури. Гребни барханов шли не на север, как раньше, а на восток. Но инстинкт Магомы подсказывал ему, что колодец здесь. Он приблизился к Ворону и, протянув сухую, черную, как сковорода, ладонь стал водить по ней пальцем.

– Тут много баранов… – Он замолчал, подыскивая слова. Он не мог сказать – оазис или кишлак – и беспомощно повторил:

– Большое место… много баранов… Все кругом называется по имени колодца Кырк-Кулач (Сорок Сажен)… Колодец никогда не высыхает… Очень много воды… А вот тут местность называется Отуз-Кулач (Тридцать Сажен)… Не так много воды, но зато неглубоко…

Магома зажмурился, как бы предвкушая какое-то несбыточное счастье, и таинственным шопотом продолжал:

– Тут Бал-кудук (Медовый колодец)… В нем совсем нету соли…

– Иди за ханом, не потеряй след!

– Верблюды идут за ханом. Они чуют след и воду… Хан близко…

Магома схватил Ворона за руку. Глаза иомуда впились в одну точку. Следуя за его взглядом, командир увидел на песке белую тряпку.

– Тут вода! – торжественно проговорил проводник. – Во время бури бархан лег на колодец. Он замел шест, но тряпку ты видишь сам. Это ничего, колодец накрыт досками. Копать немного, четыре – пять сажен. Воды сколько хочешь. – Магома засмеялся от радости.

Верблюды остановились, и передовой фыркал, обнюхивая тряпку. Кавалеристы приблизились и окружили толпой командира и проводника.

Видно было, что многие из них не знают, едут они или стоят на месте. Все были поразительно похожи друг на друга, с фиолетовыми лицами, синими, распухшими губами и серой, как песок, одеждой. Они потеряли даже инстинкт самосохранения. Молча, толпой они могли стоять на одном месте, пока не стали бы падать один за другим.

Ворон молча поглядел вбок на проводника. И Магома понял: у этих людей не хватило бы силы разрыть даже небольшой бархан. Но, если они узнают, что здесь вода, они не уйдут и погибнут.

На лице Магомы появился дикий смертельный страх. Совсем недалеко под его ногами была живая вода. Но ее надо было бросить и уходить в раскаленные пески.

Ближайший всадник задвигал челюстями, и на зубах у него громко заскрипел песок.

Повинуясь взгляду командира, Магома молча тронулся вперед. Толпа всадников потянулась за ним. Туземные кони останавливались, фыркали и обнюхивали тряпку. Они рыли копытами песок, останавливались около тряпки и ржали, но красноармейцы не знали, в чем дело, и гнали их вперед. Магома приблизил своего коня к командиру и стал говорить, оглядываясь по сторонам, чтобы его кто-нибудь не услышал.

– Жажда, жажда, – бормотал Магома. – Скоро придет наш час, и мы увидим ее лицо. Оно сухое, как песок Каракума. Глаза жажды сверкают ненавистью, как это солнце. Сухим языком она всегда облизывает свои синие губы. Она посмотрит в глаза каждому из нас– и мы возненавидим друг друга. И мы будем убивать друг друга. Ворон! Наша чаша весов поднялась слишком высоко. Мы погибли…

Командир эскадрона молчал. Он был в забытьи… Отряд представлял собою удивительное зрелище. Впереди всех, качаясь, как подстреленный, ехал Ворон, немного позади – Магома. Потом тянулся караван высоких верблюдов. Они шли, беспорядочно дергая веревку и чуть не разрывая ноздри друг другу. Как только веревка в одном месте слегка ослаблялась, верблюд падал на колени, чтобы хоть на секунду дать себе отдых. В следующее мгновение веревка до крови рвала ему ноздри; он, молча, вставал и шел. Животные не ревели, сберегая влагу рта и легких. Позади этой мятущейся, останавливающейся, исполненной тревоги колонны верблюдов следовали надеющиеся на воду всадники.

Вперед, вперед! Командир эскадрона продолжал путь и увлекал за собой умирающих людей и животных.

VIII. Бал-кудук.

Магома остановил коня на вершине огромного бархана и протянул руку вперед. На фоне выгоревшего неба он весь, вместе с конем, был похож на черный памятник. Неожиданно спрыгнув с седла, он заплясал, как дервиш, и заорал, не жалея голоса:

– Бал-кудук (Медовый колодец)!

Всадники заторопились и стали подтягиваться. Это были последние усилия. Некоторые шли пешком, ведя коней в поводу. Двое остались лежать на песке, ожидая помощи. В ложбине, около колодца, росли кусты тамариска. Стадо баранов в несколько сот голов расположилось на песке. Около сруба колодца сидели иомуды. У них не было верблюдов, чтобы достать воды. Они приготовились умереть от жажды, сидя около Медового колодца.

– Это чабаны Джунаида! – закричал Магома.

– Запрягайте верблюдов! – хрипло скомандовал Ворон. Пастухи не пошевелились.

– Ну, иди, – шопотом сказал один красноармеец, обращаясь к пастуху. Он не имел сил сделать ни одного шага. Его товарищ неподвижно лежал у его ног на песке. Пастухи молча продолжали сидеть на одном месте. Тогда Ворон с величайшим усилием вынул ногу из стремени. Он хотел спрыгнуть с седла, но упал плашмя на песок. Поднявшись, он пошел медленно, как будто отмеривая шаги. Так же размеренно, не ускоряя движения, он поднял руку и выстрелил дважды подряд. Один из сидевших ткнулся лицом в песок, а остальные бросились к колодцу. Вслед им глядели тусклые, безжизненные глаза, которые были страшнее всяких угроз.

_{Пастухи молча продолжали сидеть. Ворон медленно поднял руку и выстрелил два раза подряд. Один из сидевших ткнулся лицом в песок.}

Чабаны торопливо запрягли двух верблюдов. Одному пастуху они завязали веревку подмышки и спустили его в черное жерло колодца. Откуда-то снизу из-под земли раздался крик. Два чабана повели прочь от колодца запряженных в постромки верблюдов. Мокрая волосяная веревка зашуршала по песку. Потом она натянулась, и с нее посыпались на песок серебряные капли. Люди, не отрывая глаз, следили за ними. Двое иомудов подбежали и с усилием нагнулись над чем-то. Потом они выпрямились и вытащили из колодца безобразный распухший труп женщины.

– Скажи, пусть вычистят колодец, или всех перестреляю! – хрипел Ворон.

Он сидел на песке и смотрел на колодец. Он не знал, сколько людей дошло до Бал-кудука. Может быть, половина… Но тех, которые умирали сейчас тут, вблизи, можно было спасти водой из этого колодца. Несколько раз чабаны по очереди спускались в колодец. Верблюды монотонно ходили по песку. Иомуды извлекли какую-то падаль и несколько кусков войлока. Потом один из них подошел к Ворону и подал ему чашку желтой трупной воды, в которой плавали куски шерсти. Ворон зажмурился и поднес чашку ко рту. Но тошнота наполнила все его тело и сдавила горло. Красноармеец подошел и протянул руку.

– Не пей, – сказал Ворон, но при виде умоляющих глаз не мог вылить гнилую жижу на землю.

Кавалерист, задыхаясь от отвращения, схватил чашку и залпом выпил ее всю. В ту же секунду у него началась такая рвота, что он упал. Еще несколько человек подошли к колодцу. Магома взял ведро и вылил одному из них на голову. Человек не то закричал, не то заплакал и стал махать руками, как будто старался поймать капли дождя. Но вместе с благодетельной прохладой трупный смрад окружил его тучей. Он опустился на раскаленный песок и закрыл лицо руками…

– Командир, – сказал Магома, – потом нам будет еще хуже. Но два или три часа мы будем сильными людьми. Наши кони будут крепкими и, может быть, догоним хана.

– Правильно, обливай! Всех обливай, – как будто прокаркал Ворон. За соседними барханами находили людей и коней. Их обливали желтой, гнилой водой, и они, шатаясь, шли к колодцу. Так продолжалось довольно долго. Люди чувствовали облегчение, хотя каждый кусочек одежды нестерпимо вонял падалью. Потом людей у колодца прибавилось, и все стали обливать друг друга снова. Начался говор, и Ворон заметил, что к людям вернулся голос. Потом он увидел, что его эскадрон выстраивается. Нехватало восьми человек. Прежде всего, Ворон поспешил встать между первым рядом и верблюдами. Не теряя ни минуты, отряд тронулся вперед, спеша использовать передышку.

IX. Лицо Жажды.

Временное облегчение, доставленное обливанием, прошло очень скоро. Не более трех часов отряд двигался быстро. Потом шаг стал медленным и тяжелым. Не более чем через пять километров верблюд в середине каравана тяжело упал на колени и повалился на бок. Ворон с отчаянием увидел, что кубышки с этого бока были полны водой.

– Раздавило! Раздавило! – Песок задымился. Всадники бросились к темному месту.

– Воды! Давай воду! – хрипели осипшие безумные голоса. Люди избегали смотреть на командира и требовали воду от проводника.

– Дай хоть рот смочить, – угрожающе сказал один, надвинувшись с конем вплотную к Магоме.

– Воды нет! – коротко сказал Магома. В ту же минуту над его головой блеснул клинок, но удара не последовало. Ворон лениво смотрел вперед, как будто ожидая, когда окончатся пререкания.

– Как нет, а на верблюдах? – спросил другой, подозрительно оглядывая товарищей.

– Высохла, два дня высохла, – тоскливо пробормотал Магома.

– А зачем не сказал? – яростно спросил глухой голос из-за спин товарищей.

– Не сказал, чтобы дальше шел. Сейчас живой. Если бы сказал, уже вчера умер бы.

– Выпили, Брет, – легким бормотанием прошло по всей толпе всадников.

– Кто пил? – Люди схватились за оружие. Каждый смотрел на других, стараясь вспомнить, кто заезжал вперед. Ворон равнодушно глядел на песок между ушами лошади.

Одной минуты молчания было довольно, чтобы умирающие от жажды люди забыли предмет спора. Раскаленная пыльная пелена застлала сознание. Все были исполнены острой ненависти друг к другу, но причины вражды никто не помнил. Повинуясь какому-то инстинкту, который остался от дисциплины, все молча повернули коней в разные стороны и разъехались, чтобы не начать убивать друг друга. Магома, сам не зная зачем, взял веревку и повел ненужных более верблюдов вперед. Ворон тронулся следом. Некоторые всадники останавливались. Лошади опускали головы чуть не до земли и подолгу качались, стоя на месте. Иногда всадники, желая облегчить коней, слезали. Сделав несколько шагов, они падали и снова шли, влача в поводу лошадей. Два-три человека долго тащились пешком, не имея сил сесть в седло. Потом они отстали; их не стало видно. Кони без седоков упорно шли в одном направлении с остальными. Через несколько минут несколько верблюдов легли на песок, и Магома бросил веревку. Лошади, привыкшие итти за кубышками, стали на месте.

Казалось, что здесь окончится путь отряда, и люди вместе с конями окончат здесь, на песке свои страдания. Но далеко, на высоком бархане, показалась одинокая сутулая фигура Ворона, и движение началось снова. Здоровые верблюды рвались вперед за отрядом, но веревка, пропущенная сквозь ноздри, их не пускала. Жалобный и в то же время свирепый рев, начинающийся визгом и кончающийся глубоким рыдающим басом, долго провожал удалявшихся людей.

Вдруг Ворон осадил коня. Прямо перед ним расстилалось огромное водное пространство. Синий лес стоял зубчатой стеной. Вода катилась ровными стальными волнами. Ворон повернул коня назад, чтобы задержать всадников. Теперь он знал, что минуты отряда сочтены. Призрак воды заставит людей загнать коней на смерть и вызовет такое отчаяние, что никто больше не пожелает сделать ни одного шагу. Ворон много раз слышал от Магомы легенды о том, что иногда Дарья течет по пескам, и люди, увидев ее, остаются и умирают на месте. Ворон решил остановить всех в низине во что бы то ни стало. На минуту он пожалел, что Магома уехал вперед, но возвращать его теперь было поздно. Ближайший всадник почти выкарабкался на подъем. Его кровавые, безумные глаза как-то по особенному умно глядели на командира. Темно-бурое лицо, густо присыпанное пылью, было неподвижно. Эта маска жажды облизывала губы сухим языком и рвалась вперед.

– Молчи! – грозно сказал Ворон.

Нечеловеческая ненависть исказила безумное багровое лицо всадника. Он взглянул на мираж, торжествующе поглядел на Ворона, посмотрел вниз на остальных и замахал им рукой, Ворон мгновенно обнажил клинок и нанес удар. Бурое лицо мелькнуло книзу, но крик «вода» огласил всю низину.

Ворон опустил окровавленный клинок. Остановившимися глазами, неподвижный, как статуя, созерцал он трагедию, которая разыгрывалась на его глазах. Серыми клубами поднялась пыль на барханах. То тут, то там выныривали всадники. Охваченные безумным волнением, они гнали коней вниз к воде. Они хотели кричать друг другу о реке, которая была у них перед глазами, и показывали друг другу пальцами на воду. Но никто не мог вымолвить ни слова.

В это время стало видно, как Магома, бывший впереди, медленно вместе с конем погрузился в воду и исчез… В ту же минуту вода и лес поднялись кверху и стали медленно таять в воздухе… Жалобные, безумные крики проводили расплывшийся мираж. Потом всадники остановились. Они были близко друг к другу. Их ненависть воспламенилась, как порох, поднесенный к огню. Ворон услышал выстрел, потом другой, третий, и увидел, как два человека упали на песок. Ворон повернул в сторону и погнал коня на огромный бархан. Это было безумием, но он сам знал, что делает. Он хотел не слышать этой стрельбы. Он считал себя виновным во всем: в утрате воды, в убийстве товарища-кавалериста и в бессмысленной, ужасной стрельбе, которая гремела позади внизу. Конь с неожиданной силой взобрался на бархан и остановился.

Внизу, в огромной котловине, Ворон увидел табор Джунаид-хана…

X. Один за всех.

Десятки юрт стояли близко одна от другой. В центре лагеря были уложены верблюды. Прикинув на глаз, Ворон увидел, что их около двухсот. За пределами табора копошилась на песке огромная толпа. Даже отсюда были видны яркие одежды. Ворон понял, что это пленные узбеки, и не стал дальше размышлять.

– Вода! Вода! Джунаид-хан! – кричал он, как безумный. Это было чудо, но к нему вернулся голос. Выстрелы внизу мгновенно затихли, но никто не двинулся с места. Командир слабо улыбнулся и снял с плеча карабин. Он понял, что ему не поверили. Терзаемый отчаянием, он увидел, что среди неприятельских верблюдов начинается какая-то суматоха. Там забегали люди, и верблюды стали подниматься с колен. Джунаид-хан услыхал стрельбу и решил уходить. Было видно, как большое пятно на песке, составленное из ярких одежд, зашевелилось и поползло в разные стороны. Пленные стали разбегаться. Всадники в черных чапанах преследовали их, и Ворон услышал выстрелы. На его глазах избивали пленных узбеков, за спасение которых отдали свою жизнь его красноармейцы. Не понимая хорошенько, что он делает, Ворон стал стрелять по лагерю. Он прицеливался в большую белую юрту, которая была посредине. В ответ возле юрты захлопали выстрелы, и пули засвистели близко от Ворона. Он оглянулся вниз на своих. Серые вспышки песка, похожие на дым, показали ему, что пули, перелетевшие бархан, падают недалеко от кавалеристов.

Из лагеря Джунаид-хана десятка два всадников направили коней в его сторону.

Командир эскадрона увидел, что наступила решающая минута, и от него зависит все. Первый, кто завладеет гребнем бархана, будет сверху вниз безнаказанно расстреливать неприятеля. Правда, наездники хана летели по ложбине, как ветер, но красноармейцы имели преимущество в лице своего командира.

Ворон оглянулся. Конные и пешие товарищи кавалеристы спешили к нему, увязая в песке. Они карабкались, бежали, падали, скатывались назад и снова бросались на крутой подъем. Два своих всадника почти достигли того места, где был Ворон. Но кони, потерявшие последние силы, покатились вниз, подминая седоков. Бросив коней, кавалеристы, как безумные, полезли наверх, не спуская глаз с своего командира.

Ворон светлел от радости. Перед ним была смерть, но на душе у него было легко. Он видел, что безумие жажды оставило его людей. Теперь можно было начинать. Всадники Джунаид-хана были отчетливо видны. Ворон ехидно улыбнулся и легко спрыгнул с седла. Он лег на груду песка, не спеша расправил плечи и стал стрелять спокойно и внимательно. Каждый его выстрел валил коня или вырывал с седла неприятельского всадника. Несмотря на потери, атакующие достигли подошвы бархана. Ворон продолжал улыбаться. Теперь им предстоял большой подъем. Если они полезут прямо на бархан, он перестреляет сотни человек, но не допустит до себя ни одного. Повидимому, чабаны также это поняли. На всем скаку у подножия бархана они повернули вправо и помчались вдоль дюны. Они рассчитывали подняться на гребень по отлогому боковому скату.

Зато им пришлось продефилировать внизу мимо Ворона, и командир свалил еще четырех человек. Но еще через минуту он увидел свою гибель. Наездники хана мчались прямо к нему во весь опор. Несколько человек слишком приблизились к краю хребта. Снизу, со стороны красноармейцев, наперебой загремели выстрелы. Раненые скатились с конями в сторону красноармейцев. Их тут же добили. Остальные чабаны приблизились и были в нескольких десятках шагов. Ворон, лежа, повернулся в их сторону и с поразительной быстротой выпустил пять патронов подряд. Еще три всадника грохнулись на песок, но Ворон этого не видел. В воздухе плавно развернулся аркан, и мягкая петля захлестнула тело командира. Выбравшиеся на гребень красноармейцы сбили конную ватагу и не дали чабанам спешиться, но Ворона не спасли. Видно было, как вниз летели всадники Джунаид-хана, а за ними подпрыгивало и волоклось тело командира, поднимая черную полосу пыли, похожую на дым.

_{Ворон о поразительной быстротой выпустил пять патронов подряд; всадники один за другим грохались на песок… В это время в воздухе плавно развернут аркан…}

– Ворон! Ворон! – кричали бойцы, обстреливая удалявшихся чабанов.

– Командир бросил свою жизнь на Весы Жажды, и наша Чаша опустилась вниз, – сказал Магома, но его никто не понял.

Он лежал рядом со всеми на песке и стрелял, вытирая слезы, которые застилали ему глаза…

Безо всякой команды люди поняли, что надо делать. Подходили все новые бойцы, и огонь по лагерю хана усиливался. Часть людей продолжала стрельбу, остальные сели на коней. Страшное возбуждение всадников передалось коням. Спотыкаясь, рысью, но все-таки рысью, больше половины эскадрона тронулось вниз по отлогому скату. Стало видно, что в караване Джунаида началась паника. Верблюды вообще крайне пугливы. Теперь, когда некоторые из них были ранены, животные взбесились от страха и начали кусать друг друга и погонщиков. Джунаид, видя, что увести верблюдов нельзя, приказал порезать меха и вылить всю воду на землю. Но приблизиться к верблюдам было совершенно невозможно. Кроме того, красноармейцы были уже недалеко и галопом мчались к воде. Около сотни наездников попытались отбить нападение и тронулись навстречу. Однако ничто не могло удержать людей, которые рвались к воде. Это была вспышка жизни, которую невозможно было погасить. Исступленные, неистовые, на взбесившихся конях, они сразу же опрокинули и обратили в бегство чабанов. Кавалеристы не замечали, что вместо ура кричали:

– Вода! Вода!

Потом сразу пришло счастье.

Смертные муки похода, вопли и стоны раненых – все утонуло в прохладной и свежей воде. Воды было сколько угодно. Ворон не ошибся: около двухсот верблюдов были нагружены мехами с водой. Много позже люди заметили, что вода была теплая, соленая и пахла дегтем от мехов. Но после этого открытия ее пили с еще большей жадностью. Целые меха воды вспарывали и выливали в деревянные жолоба для коней. Все это продолжалось не более минуты, но людям казалось, что они пьют уже несколько часов. Вдруг все пришли в себя от крика.

– Ворон! Ворон! – кричал Магома. Вместе с другими конями у жолоба стоял конь погибшего командира эскадрона. Он пил, не имея сил оторваться от воды. Недалеко Магома увидал труп Ворона. Он бросился к нему, сел около него на песок и стал плакать, причитая, как женщина:

– Ты не вкусил свежей воды, и уста твои замкнулись, о Ворон! Твоя жизнь опустила Чашу Весов.

Среди кавалеристов началось движение. Как ветер, неслись чабаны Джунаида на караван. Магома ударил себя в грудь и, нежно погладив плечо мертвого Ворона, схватил винтовку.

Кавалеристы рычали, как звери, сами не замечая того. Они, наконец, были у воды. И теперь кто-то посягал на эту воду. Звонкие команды взводных командиров были выполнены мгновенно. Чабаны Джунаида за все годы не видали такой контр-атаки и рубки, какую получили сейчас. Затем последовала короткая перестрелка, и черные фигуры в бараньих шапках скрылись за барханами.

XI. Цена воды.

На короткое время по всему табору разлилось молчание. Красноармейцы хоронили своего командира. После того, как отгремели залпы, спокойный, радостный гул разрастался все больше и больше. Поили водой пленных узбеков, подсчитывали добычу, варили баранов. Командир первого взвода, принявший команду над эскадроном, отдавал распоряжения, собираясь в обратный путь. Когда ему показалось, что все уже готово, он подошел к Магоме. Проводник задумчиво сидел на каком-то тюке с товаром и не принимал участия в общей сутолоке.

– Магома, по какой дороге нам лучше итти назад? – спросил новый командир.

– Самая лучшая дорога та, при которой мы не будем нуждаться в воде. Поэтому лучше всего – нам сидеть здесь, – отвечал проводник.

Взводный засмеялся. Магома продолжал;

– За каждым барханом на нас будут нападать… Ты этого хочешь?

– Нет, – живо ответил взводный.

– Ну, тогда сиди здесь, – мрачно отвечал Магома.

Он был удручен смертью Ворона и не собирался разглагольствовать.

Командир взвода увидел, что он поспешил со своим распоряжением о выступлении. Поэтому он сел рядом с иомудом и ласково сказал;

– Магома, ты не молчи, ты посоветуй.

– Сколько еще времени нам надо было, чтобы мы погибли? – спросил Магома.

– Да если бы еще сутки, все бы издохли, – отвечал взводный.

– Давай эти сутки подождем здесь. Пускай издохнут чабаны хана. Здесь нигде нет воды, – отвечал Магома.

– Ну, ладно, до завтра останемся, а там видно будет, – сказал взводный.

Но еще до заката солнца взводный убедился, что Магома был прав. На бархане появились всадники, загремела стрельба, и по всему лагерю посыпались пули. Горнист заиграл тревогу, и красноармейцы стали седлать коней, чтобы принять бой. Среди бывших пленных узбеков началась паника. Магома очень спокойно подошел к взводному и, показав рукой в сторону противника, сказал;

– Зачем тебе сражаться с ними?

– Пошел к чорту! Ты чего дурака валяешь? – заорал взводный. Магома улыбнулся.

– Белая тряпка – обещание воды и мира. Помахай белой тряпкой, и они придут разговаривать с тобой. Им некуда деться. Ведь я тебе сказал, что здесь воды нет.

– Поезжай сам с ними разговаривать. Накинут тебе аркан на башку, будешь знать! – отвечал взводный.

Магома, вместо ответа, взял у узбека белую чалму, нацепил ее на палку и стал махать в воздухе. К изумлению красноармейцев, выстрелы немедленно прекратились. Магома сел на коня и поехал вперед с белым флагом. Взводный командир взял с собою горниста, пятерых всадников и последовал за ним. Когда они выехали за лагерь, к ним приблизились пять чабанов, вооруженных винтовками. Глядя теперь на своих врагов, красноармейцы могли видеть, какими они сами были в дни жажды. Багровые лица чабанов были налиты кровью и густо присыпаны пылью. Воспаленные кровавые глаза глядели почти безумно. Губы у всех были синие и сочились кровью. Магома без всякого предисловия спросил;

– Братья, почему у хана было так много воды?

– Он берег ее, так как предстоял дальний путь, – отвечал ближайший чабан. Он облизнул свои сухие губы и замолк.

– Я боюсь разговаривать с вами, пока у вас ружья, – с насмешкой сказал Магома. – Но, если вы хотите, я за каждое ружье и коня дам вам половину чашки воды. Чабан выругался, но Магома ласково продолжал:

– Я знаю цену воды. Если вы не хотите – идите с миром, и пусть поможет вам Аллах!

– Дай хоть по целой чашке, – сказал старик-иомуд, выезжая вперед.

– Нет, – твердо отвечал Магома. – Вы убили человека, который лучше вас всех. Сейчас я дам только по четверти чашки. Остальное вы получите тогда, когда приведете того, кто бросил аркан на голову командира.

Тут он снова повернул коня назад. Чабаны загалдели между собой, и старик сказал:

– Мы согласны.

Магома слез с коня и медленно отвязал небольшой мех с водой. Он как будто священнодействовал, наливая воду. Когда он чалил четверть небольшой чашки – не более одного глотка, старик, задыхаясь, протянул руку, но Магома покачал головой и сказал:

– Слезь с коня и отдай винтовку.

Иомуд заплакал и передал ошеломленному красноармейцу винтовку, патроны и повод коня. Старик прополоскал рот и с наслаждением проглотил воду. Остальные, один за другим, спешивались, отдавая оружие и коней и протягивая руку за чашкой. Когда пятеро неприятельских парламентеров остались стоять безоружными.

Магома бережно привязал мех с водой и сел на коня. Старик подошел и припал головой к его стремени.

– Пощади, – сказал он, – как мы приведем этого человека? У него ружье…

– Вы можете его обмануть, – жестоко отвечал Магома.

– Дай хоть напиться людям, дьявол! – возмущенно закричал взводный.

– Они убили Ворона, – непреклонно сказал Магома, и дальнейшие слова протеста застряли в горле взводного командира.

Магома молча повернул коня к лагерю, и красноармейцы последовали за ним. Не успели они доехать до табора, как взводный, оглянувшись, увидел, что позади из-за бархана выехало с полсотни всадников.

– Ох, и много же их, как бы не напали! – с опасением сказал он.

– Когда Ворон увидал тряпки, покрытые кровью, он сказал, что их не больше ста человек, – отвечал Магома и печально добавил: – Ворон был человек мудрый. Здесь половина, вторая половина прячется. И это все.

– Что ж теперь делать? Посмотри, они нас зовут, – сказал взводный и указал рукой.

– Дай мне твой револьвер, – зловеще улыбаясь, попросил Магома.

Взводный вынул наган из кобуры и подал иомуду. Магома спокойно осмотрел его и спрятал себе за пазуху.

– Так ты думаешь, не нападут? Не опасно ехать разговаривать? – тревожно спросил взводный.