Текст книги "Очерки о пионерах-героях"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

"Его я знала с пятого класса. Любознательный был мальчик и очень организованный. Хорошо помню, сидел он на второй парте от окна. Я рассказывала ребятам на уроках географии о нашей Родине, и он мне говорит как-то: "Ядвига Леонардовна! Мы обязательно должны съездить куда-нибудь. Обязательно". И мы договорились: окончим седьмой класс, отправимся на экскурсию. Но вы знаете, что потом произошло: грянула война...

Когда я читала книгу "Преступления немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии 1941-1944", то увидела там фотографию: фашисты казнят пионера. Я сразу узнала: Володя Щербацевич, мой ученик!"

В самое тяжелое для страны время Володя остался верным пионерской присяге, и фашисты казнили его.

Теперь пионерам – красным следопытам – можно было написать под фотографией: четырнадцатилетний минский пионер Володя Щербацевич. Казнен 26 октября 1941 года за то, что, как мог, боролся за нашу победу.

Во время вражеских бомбежек дом Володи на Коммунистической улице чудом остался неповрежденным. Бомбежки прекратились – на подступах к городу загрохотали вражеские пушки. Наши воинские части отступили.

В конце июня в город ворвались фашистские танки...

Ольга Федоровна, мать Володи, еще никогда не видела своего сына таким взволнованным. "Мама! – горячо говорил он. – Если каждый бросит в них гранату – только по одной – от них же тогда ничего не останется!"

Из Володиных родных в Минске живет тетя, Евгения Федоровна Михневич. Она и рассказала ребятам о боевых делах своего племянника.

"Володя ходил по городу, смотрел, где что делается. Придя домой, рассказывал матери, где у фашистов комендатуры, в каком месте установлены пушки, куда направляют они военнопленных красноармейцев.

А у нас в подвале был уже спрятан радиоприемник. Оккупанты передают: Россия, дескать, разгромлена, скоро Москву возьмем. А мы слушали голос Москвы. Ольга Федоровна говорит Володе: "Нужно, сынок, людям правду сказать". И что же? Володя сидел ночами, писал от руки листовки. Потом перелезал через заводские заборы, разбивал в цехах окна и разбрасывал листовки. Бросит – и тут же спрячется: по канавам пробирался, по закоулкам. А сколько Володя собрал винтовок, патронов!

Теперь – самое главное: нужно было спасать наших командиров, красноармейцев, которые оказались в плену у фашистов и находились в здании политехнического института. Большинство из них были ранены. Подпольная группа, которую организовала Володина мать-коммунистка, помогла освободиться из неволи не одной сотне наших воинов. Володя был равноправным членом этой группы. Он помогал лечить раненых, доставал для них лекарства, еду. А когда люди залечивали свои раны, тайными тропинками выводил их из города".

Опасным был путь к партизанам! На многих лесных дорогах – фашистские засады. По деревням шляются полицейские. А на выходах из города – усиленные заставы.

Сентябрьской дождливой ночью Володя выполнял задание. Попал в засаду. Фашисты схватили мальчика.

Одна из минчанок, Зоя Павловна Маркевич, была брошена оккупантами в ту же тюрьму, где находились Володя и его мать (мать выдал предатель).

Зоя Павловна осталась в живых. И вот что она рассказала. "Привезли нас в тюрьму. Там была большая комната, в ней стояло человек 50 арестованных. Лицом к стенке. Разговаривать не разрешалось. Стоим у стены, и вот я слышу, как Володя говорит своей матери: "Мамочка, не волнуйся. Они меня допрашивали, но я ничего не сказал и не скажу ничего". А он был весь избит, лица не узнать. Я смотрю, у Володи течет кровь. Спрашиваю: "Что с тобою?" Он попробовал улыбнуться...

Я не знаю, в какой камере был Володя потом, а с его матерью мы сидели вместе и пробыли там шесть дней. Ольгу Федоровну часто вызывали на допросы. Последний раз ее привели еле живую. Я положила ее голову к себе на колени. "Об одном прошу, – прошептала она. – Если ты останешься в живых, расскажи людям, за что мы с Вовой погибли".

Меня выпустили из тюрьмы. И вот как-то ко мне пришли знакомые и сказали: "Гитлеровцы будут вешать Володю и его мать".

Володя Щербацевич был мужественным до конца. К месту казни оккупанты согнали минчан, чтобы запугать их: не думайте, дескать, сопротивляться! А из толпы неслось гневное: "Не простим!"

На смену погибшим пришли новые патриоты.

В день 45-летия советской пионерии ребята всей страны узнали: имя минского пионера Володи Щербацевича занесено в Книгу почета Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина. Володя всегда будет в строю пионеров-героев, на которых равняются наши ребята.

ЮНАЯ ПАРТИЗАНКА

В.Дончик

Злой мартовский ветер мел жесткую снежную крупу. На центральной улице городского поселка Корма выстроилась колонна танков, выкрашенных в бело-зеленый цвет. Фашисты время от времени разогревали моторы, часовые зябко поеживались от крепчавшего на ночь мороза. А снег все сыпал и сыпал, заметая тропинки, с утра протоптанные горожанами.

Никто не обращал внимания на девчонку в стареньком пальтишке, пробиравшуюся завьюженными переулками. Вот она прошмыгнула возле рокотавших на холостых оборотах бронированных чудовищ. Часовой окликнул, но девочка мгновенно скрылась за углом полицейского участка. Там, где она проходила, оставался листок из ученической тетрадки, прикрепленный к забору или стене дома мякишем хлеба. На нем в правом углу – красная звездочка, а ниже текст, написанный печатными буквами: "От Советского Информбюро..." Одна такая листовка оказалась даже на лобовой броне танка. Утром гитлеровцы и полицейские подозрительно присматривались к каждому прохожему. Но через три-четыре дня листовки появились снова. Из них жители узнали о разгроме гитлеровцев под Москвой. А спустя некоторое время кормянцы узнали, что на дороге Корма – Гомель подорвались на минах несколько автомашин с орудиями, направлявшихся на фронт, вся колонна была обстреляна партизанами.

Как-то, пробегая по улице, Инна Прибытченко встретила свою одноклассницу Валю Артемьеву.

– Слыхала, в городе появились листовки с красной звездочкой? – спросила Инна.

– Еще не то будет, – сказала Валя и, расстегнув пальто, показала подруге пионерский галстук. Инна ахнула, испуганно осмотрелась по сторонам.

– И ты не боишься, Валька?

– Ничуточки. Вот скоро соберемся, Инка, всем восьмым нашим классом, такое завернем...

– Так это твоя работа – листовки? – с восхищением поглядела на подругу Инна.

Валя только усмехнулась.

– Приходи ко мне как-нибудь, поговорим. Сейчас некогда. Ждут братишка и сестренка, а мамы дома нет.

Но Инне не довелось больше увидеться с подружкой.

... В окошко тихо постучали. Лидия Александровна оторвалась от швейной машинки, прильнула к морозному стеклу. Оглянулась – на нее настороженно смотрела дочка.

– Валюша, открой... Товарищ Веренич...

Глухо звякнул дверной крючок, в комнату вошел Адам Демьянович, партизанский вожак, член подпольного райкома партии.

– Раздевайтесь, грейтесь, – предложила Лидия Александровна. – Я вас чаем угощу. Ну, как там у вас за Сожем?

– Трудно, Александровна. Холодно. С продуктами туго, одежда у хлопцев поизносилась, медикаментов нет. Спасибо тебе шлют партизаны за соль и бельишко. А тебе, дочка, – ласково сказал Адам Демьянович Вале, – тоже спасибо за ценные сведения о немцах. Мы их тогда на дороге здорово потрепали.

– Она, Адам Демьянович, листовки недавно расклеила. Так полицейские рыскали по всему поселку, во многих домах все вверх дном перевернули.

– Это хорошо, дочка, что не боишься. Только будь осторожна.

Лидия Александровна разлила чай в кружки, достала несколько таблеток сахарина. Валя намеревалась что-то спросить у Веренича, но не решалась. Он сам выручил. Пытливо заглянув ей в глаза, спросил:

– Ну, какие у тебя секреты? Выкладывай.

– Дядя Адам, а что, если надежных ребят из нашего класса привлечь к распространению листовок, сбору оружия, патронов?

– Надо подумать, Валя. В следующий раз договоримся, как быть дальше.

– А как ваш квартирант поживает? – обратился Веренич к Лидии Александровне.

– Ой, не нравится он мне, Адам Демьянович. Инженером работает у них. Тихий вроде, а глазами, как буравчиками, сверлит. Часто куда-то исчезает. Боюсь за дочку. Она его ненавидит. Он тоже чувствует к ней неприязнь. Наверное, сам сдался в плен, хотя и говорил как-то, что контуженого подобрали санитары.

– С ним держи ухо востро, Александровна, – посоветовал Адам Демьянович.

В дверь резко постучали. За окном метнулась тень.

– Полиция, – побелела Лидия Александровна.

Раздалось несколько выстрелов. Партизанский командир успел намертво уложить трех полицейских. Но сам был ранен в голову. Связанного Веренича бросили в сани. Лидия Александровна хотела положить его голову себе на колени, но ее согнали с саней и, толкая в спину прикладами, погнали в полицию.

Утром отвезли в тюрьму и детей.

Адам Демьянович, не приходя в сознание, скончался по дороге.

Фашисты зверски истязали мать на глазах у дочери, но они молчали. Через неделю Лидию Александровну повесили.

Ведя на казнь патриотку, гитлеровцы нацепили ей на шею табличку: "За связь с партизанами".

Гитлеровцы принялись за Валю.

На столе лежал истыканный ножом пионерский галстук Вали, рядом – листок с красной звездочкой.

– Мы знаем, что ты расклеивала эти листовки, носила пионерский галстук, помогала партизанам. Но мы тебя освободим, если скажешь, где находятся партизаны, – требовал гитлеровец.

Валя молчала, с ненавистью и презрением глядя на своих мучителей.

Ее избили и снова бросили в камеру.

Утром Валю вывели на тюремный двор, поставили лицом к стенке. Но отважная пионерка повернулась к своим палачам. Ее глаза улыбались зимнему солнцу, синеве неба.

НА БОЕВОМ ПОСТУ

М.Ткачев

К вечеру разразилась гроза. Мощные порывы ветра срывали листья с деревьев, бросали их на сырую землю. Сверкала молния. Артиллерийскими залпами грохотал гром.

Ночью гроза утихла. Мрачные темные тучи ушли на запад. За лесом показался бледный рог месяца. И вдруг ночную тишину деревни прорезало:

– Хальт! Хальт!

В небо взмыла ракета. На одну минуту свет выхватил из темноты серые домики, стройный ряд тополей. Послышался лай сторожевых овчарок, чужая речь.

Короткими очередями застрочили автоматы. Немцы кого-то преследовали.

По огородам, осторожно перелезая плетни, пробирался человек. Он тяжело дышал и беспокойно оглядывался.

Недалеко от маленького дома, притаившегося в зелени вишен и яблонь, человек остановился. Постоял с минуту, прислушался. Кругом тишина. Тогда он подошел к окну и постучал.

Никто не отозвался. Человек постучался сильнее.

– Кто там?.. – К окну прильнуло испуганное лицо женщины.

– Мама, мама! Открой, это я, Ваня!

Чуть слышно скрипнула дверь.

– Ваня, сынок, живой...

– Мама, я на одну минуточку, меня ищут немцы. Они могут зайти сюда.

Мать опустила шторы. Зажгла маленький фитилек, заправленный в гильзу крупнокалиберного патрона.

Ваня устало опустился на стул. Правая рука по-прежнему сжимала пистолет, левая повисла как плеть.

– Что с рукой у тебя? – испуганно вскрикнула мать.

– Зацепили гады. Перевяжи, пожалуйста.

Мать разорвала белую рубашку, крепко стянула раненую руку.

– А теперь пора идти, мама.

– Куда же ты пойдешь раненый! Останься, сынок.

– Нельзя, мама. У меня важное донесение. Нужно срочно передать командиру.

... Утром по деревне ходили полицаи. Ругаясь, они сдирали листовки с заборов, с телеграфных столбов.

Листовки с сообщениями о положении на фронте появились и на другой день. Только теперь в соседнем селе.

На ноги были подняты все полицаи. Они долго рыскали по селам, хватали подозрительных людей.

Юный разведчик уходил незамеченным.

Но однажды Ваню увидели полицейские из его деревни. Ваня в это время "прогуливался" возле немецкого штаба.

Полицаи подозревали, что Ваня связан с партизанами, и решили его схватить.

– Иди сюда! – поманил Ваню полицейский.

"Попался... – мгновенно пронеслось в голове. – И как глупо попался".

Неожиданно из двора дома, где помещался немецкий штаб, выехала грузовая машина. В кузове никого не было. На повороте машина чуть замедлила скорость, и Ваня на ходу прыгнул в нее.

Полицейские опешили. Такой дерзости они не ожидали от мальчишки.

Когда они опомнились, машина выезжала из деревни.

Полицейские боялись стрелять в немецкую машину. Они подняли стрельбу вверх. Но было поздно. Ваня выпрыгнул из машины и скрылся в лесу.

А осенью 1942 года Ваня Капля появился на берегу Немана. Он долго искал лодку, чтобы перебраться на другой берег. Но немцы уничтожили все, на чем можно было бы переправиться. Тогда Ваня, недолго думая, бросился в холодную воду. Короткими саженками он быстро добрался до другого берега.

Через несколько дней на берегу Немана загремели взрывы. В воздух взлетали склады боеприпасов и горючего.

Неделю спустя партизаны разгромили полицейские и жандармские посты, а сами скрылись в лесах.

Немцы лютовали. Они расставили патрулей по обоим берегам Немана. Но поймать Ваню им не удалось. Юный партизан еще трижды переплывал Неман, доставляя партизанам ценные сведения о фашистах.

... 1944 год. Красная Армия освободила родное село Вани и погнала фашистов дальше на запад.

Сразу же после освобождения Ваня ушел в Красную Армию. Он погиб на боевом посту.

СПАСЕННОЕ ЗНАМЯ

В.Машков

Это было в октябре 1943 года. Наши войска стремительно продвигались вперед. Первыми, как всегда, шли танки. Фашисты удирали во все лопатки.

Вот она, многострадальная и героическая белорусская земля!

Головной танк резко затормозил.

– Видите, товарищ командир? – взволнованно сказал водитель.

– Вижу, – ответил командир.

– Откуда у них знамя? Ведь фашисты здесь были, – недоумевал водитель.

– Не знаю, – сказал командир. – Газуй.

Танк понесся к невысокому холму, на котором кричала "ура", двигалась и волновалась горстка оборванных, истощенных детей. А над ними развевалось алое пионерское знамя. К ребятам бежали из ближайших деревень женщины, старики...

Танкисты – народ бывалый. Они видели, как пылают деревни, как голосят матери на пепелищах, как стонут камни разрушенных городов. Но они вздрогнули, когда увидели истощенных, обессиленных ребят с пионерским знаменем. Танкисты понимали, что эти ребята совершили подвиг.

Но на расспросы не было времени. Танкисты торопились: надо было добивать врага.

Они только крепче сжали губы, и командир глухо сказал: "Газуй!"

... Война докатилась до Пустынкского детского дома в начале июля. Не успевшие эвакуироваться 70 мальчишек и девчонок бродили по комнатам, ожидая в тревоге, когда нагрянут фашисты.

Они уже слышали об их зверствах, о массовых расстрелах евреев, о грабежах и поджогах.

Пятнадцать самых старших собрались на совет.

– Что будем делать? – спросил Иван Вольный. – Завтра могут прийти фашисты. Пионерское знамя не должно попасть в их руки.

– Я предлагаю, – вскочил вихрастый паренек, – положить знамя в железный сундук и зарыть его в саду. Я читал об этом в какой-то книжке.

– Еще лучше, – сказала девочка с длинной косой, – хорошенько запаковать знамя и спрятать его в колодце. Никогда не найдут.

Иван и другие ребята задумались.

– Нет, не годится, – сказал Иван. – Я предлагаю зашить знамя в матрац и спать на нем. Фашисты никогда не догадаются.

Все согласились.

– А теперь вот что, – продолжал Иван. – Вы знаете, как расправляются фашисты с евреями. Несколько наших девочек – еврейки. Мы должны подумать, как спасти их.

Ночью самые ловкие и изобретательные ребята стирали в метриках еврейские имена и фамилии и заменяли их новыми.

Назавтра появились фашисты. Они построили всех ребят во дворе и долго молча ходили, всматриваясь в каждое лицо.

Наконец, один из них, наверное начальник, сказал несколько слов по-немецки.

– Евреи пусть выйдут из строя, – перевел полицай.

Ребята молчали, никто не двигался.

Тогда начальник произнес тем же ровным, спокойным голосом еще несколько фраз, с ухмылкой глядя на ребят.

– Белорусы и русские получат лучшую жизнь. Их каждый день будут кормить салом и конфетами, – перевел полицай.

Никто из ребят не проронил ни слова. Фашист не выдержал. Он ударил стоявшего рядом мальчишку и прокричал ему что-то.

– Среди нас нет евреев, – весь дрожа, ответил мальчик.

Ничего не добившись, фашисты ушли. Ребята молча смотрели друг на друга, и радостное чувство собственной силы росло в них. Они смутно догадывались, что одержали победу.

Позже фашисты пронюхали, что в детдоме спрятано пионерское знамя. Они явились с тяжелыми кошелками и, смеясь, сыпали на стол пригоршни конфет, нарезали аппетитные куски сала и хлеба.

– Скажите, где спрятано знамя, – говорили фашисты, – и все это будет ваше. Ешьте сколько хотите.

– Мы не знаем ни о каком знамени, – выступил вперед Иван Вольный.

Не выдержав запаха и вида еды, упал в обморок мальчик. Фашисты захохотали. Потом упал второй, заплакала девочка.

– Ну так что? – спросили фашисты.

– Нет у нас знамени, – повторил Иван Вольный.

– Ах, нет! – взъярились фашисты. – Тогда подыхайте с голоду.

Фашисты знали, что уже много дней ребята голодали. Запасы пищи в детдоме давно кончились. Чем могли, делились с ребятами деревенские жители. Да и много ли было у них самих?

Детдомовцы собирали на полях мерзлую картошку, рвали порыжевшую траву, пекли из этого лепешки.

В один из вечеров в двери детдома постучали. Когда ребята открыли, они увидели человека, который еле держался на костылях.

Так в детдоме появился лейтенант Иван Сермяшкин. Тяжело раненный, он оказался в Мстиславльской районной больнице. Когда в город нагрянули фашисты, Ивану Сермяшкину удалось бежать. Он добрался до Пустынок.

Ребята, как умели, помогали лейтенанту. Немного окрепнув, Иван Сермяшкин стал расспрашивать детдомовцев об их житье-бытье.

– Да, невесело живете, – вздохнул лейтенант. – А партизаны тут есть?

– Есть, – радостно ответили ребята. – Вот вчера под откос пустили эшелон. Дядя Леша знает к ним дорогу.

– А кто он?

– Наш бухгалтер.

У лейтенанта оказались золотые руки. Из всякой рвани он мастерил ребятам башмаки. Это было очень кстати: начиналась зима.

Занесенной снегом дорогой шагают трое мальчишек. В руках у них котомки. Они идут от деревни к деревне, просят подаяния. Сердобольные хозяйки делятся с ними последним, украдкой смахивают слезы. А зоркие глаза мальчишек замечают, что в одной деревне появилось много фашистов, а в другой пушек больше стало – значит, затевают что-то враги.

Через лейтенанта Сермяшкина и дядю Лешу эти вести попадали к партизанам. А те знали, что делать. И там, где враги не ожидали, их встречали меткие удары партизан.

Громкий стук в двери поднял на ноги детдом. Была ночь, и все уже уснули. "Обыск!" – разнеслось по дому.

Фашисты ходили из комнаты в комнату, перетряхивали постели, рылись в шкафах. Они искали знамя.

Каждый вечер самые старшие ребята тянули жребий: кому оберегать знамя. Сегодня такая честь выпала Володе.

"Что делать?" – мысли в голове перегоняли одна другую. Фашисты в соседней комнате, сейчас они будут здесь. Над Володей склонились товарищи. Они о чем-то пошептались, и мальчик остался лежать в кровати.

Фашисты вошли в комнату.

– Почему лежишь? Встань! – закричал полицай.

Володя, не открывая глаз, помотал головой и застонал.

– Он болен, – сказал Иван Вольный.

– Что такое? – спросили фашисты и отодвинулись подальше от кровати.

– Наверное, тиф, – печально сказал Иван.

Фашистов как будто ветром выдуло из комнаты. Ребята ликовали. Они выиграли еще один бой с врагом.

С каждым днем все слышнее становился орудийный гром с востока. Шли советские войска. А однажды ночью в детдоме совсем не спали. Взрывы снарядов и мин раздавались почти рядом.

– Ребята, – сказал Иван Вольный. – Завтра наши придут сюда. Мы будем встречать их со знаменем.

И все, кто выдержал испытания, кто не умер от голода, от болезней, не замерз в долгие зимние ночи, октябрьским утром 1943 года собрались около спасенного ими знамени на невысоком холме. Они встречали советских воинов измученные, но непобежденные.

Где же теперь знамя пионерской дружины Пустынкского детского дома Мстиславльского района? Оно хранится в Могилевском краеведческом музее. Мальчишки и девчонки со всей области приезжают сюда, чтобы послушать удивительный рассказ о спасенном знамени.

ОПАЛЕННОЕ ДЕТСТВО

Е.Горелик

Мать прижала к груди лохматую Колькину голову и заплакала. Он тоже не выдержал, заревел. Сразу легче стало. А потом забросил за спину мешок и вместе с Лешкой Гулевичем пошел из родной Стерхи в Бобруйск. Оттуда поездом в Ленинград.

Ремесленное училище размещалось в большом сером доме на Кировском проспекте. Вечерами Коля любил бродить по улицам или убегал на Неву поглядеть, как неохотно сползает солнце с блестящего шпиля Петропавловки и как оно потом осторожно прячется где-то на Васильевском острове.

Но вот небо затянули тяжелые тучи. Черная тень войны легла на Ленинград. Взрослые уходили на фронт и в народное ополчение. Единственным "командиром" в училище остался завуч. Каждый день он вывозил ребят за город копать противотанковые рвы. Город готовился к обороне.

Всю группу недоучившихся слесарей направили на металлический завод. Раньше здесь выпускали гидротурбины, а теперь из заводских ворот прямо на фронт уходили танки. Почти все белорусы попали в один цех. Николай, его земляк Лешка Гулевич и Женька Махнач из Глусска работали на сборке. Валька Амбросов из-под Витебска – в бригаде ремонтников. С ожесточением крутили гайки большим ключом, изо всех сил колотили молотками по стыкам гусениц болты не хотели входить в отверстия.

Постепенно ребята освоились, стали выполнять взрослую норму. Завод работал круглосуточно, и хоть полагалось им как "малолетним" работать меньше, никто раньше не уходил. Спали в бомбоубежище – "юнкерсы" прилетали каждую ночь.

Колька медленно идет по заснеженным улицам. Остановились трамваи, затемненные окна домов перечеркнуты бумажными полосками. Из окон торчат черные трубы "буржуек", но над ними нет дымков. Мимо везут и везут на саночках закоченевшие трупы. Страшная блокадная зима сорок второго года.

С каждым днем работать становится все труднее. Когда гайка идет слишком туго, Алексей зовет на помощь Колю, вдвоем все-таки легче. Трудно не только им. Но за ворота завода идут и идут новые танки.

В марте сорок второго Николая вызвал к себе начальник цеха: "Пришел приказ отправить вас на Большую землю. Собирай ребят, и завтра к вечеру чтобы все были готовы. Спасибо за хорошую работу". И вот теперь, в первый раз за все время, Коля заплакал. Он не может, не должен уехать. Ведь он же еще не собрал свой последний танк. И город еще в кольце. Но приказ есть приказ.

Ночью ребят переправили через Ладожское озеро, а утром поездом увезли дальше. В дороге Николай заболел – сказалась блокада. Спустя три месяца, выписавшись из Борисоглебской железнодорожной больницы, Николай пошел работать в мастерские авиационного училища имени Чкалова.

В длинном ангаре стояли самолеты. На многие из них было больно смотреть – так они были изуродованы.

Трое парней из Ленинграда ремонтировали моторы. Когда их первый самолет взлетел в небо и взял курс на Москву, они бросились целовать друг друга.

С фронта каждый день приходили радостные вести. А с маленького аэродрома взлетали и шли на фронт все новые и новые эскадрильи отремонтированных самолетов.

Вчера ушел в армию Виктор Маричев. На очереди Валька Амбросов. А его, Николая, не берут. Просился у военкома. Подожди, говорит, молод еще. А сколько же ждать...

... Осень 1944 года. Николай не попал, как мечталось, на Западный фронт, не пришлось ему штурмовать Берлин. Его обучили саперному делу и направили на Дальний Восток.

... Этот японский дот был обеспечен электростанцией, водоснабжением, большим запасом продовольствия и боеприпасов. Под толщей бетона находилась артиллерийская часть. Наши войска обошли дот, оставив для наблюдения стрелковую роту. В ее составе было трое саперов. Ночью Николай с товарищами незаметно пробрались, заложили полтонны тола. Огромный столб огня взмыл в небо. Но дот остался невредимым. Японцы еще ожесточеннее стали отстреливаться. Потребовалось две ночи, чтобы заложить в стену более двух тонн взрывчатки. А вскоре командир полка вручил Николаю Зубрицкому орден Красной Звезды.

Отгремела война. Николай Евстратович снял сержантские погоны, вернулся в родную Белоруссию. В 1951 году пришел на Минский автомобильный завод. Работал, учился, закончил вечерний техникум. Теперь работает старшим мастером третьего механического участка автоприцепного цеха. Растит сына, которого в память о погибшем в блокаду друге назвал Алексеем.

СТРАНИЦЫ ЮНОСТИ ЖАРКОЙ

Д.Славкович

Когда фашисты начали бомбить Минск, Сима была в пионерском лагере "Ратомка". Весь тот день шестнадцатилетняя вожатая помогала эвакуировать детей. Но вот последний грузовик с детьми уехал. И она вместе с несколькими девушками из обслуживающего персонала вышла на шоссе.

К вечеру распухшие и разбитые ноги не могли уже, казалось, сделать и шага. И в это время возле девушек затормозила крытая автомашина.

– Девушки, садитесь, да поживее! – высунувшись из кабины, крикнул военный со шпалами в петлицах.

Одно мгновенье – и машина тронулась. В кузове сидело еще несколько человек. Но удивительно: они почему-то не ответили на вопросы. На остановках военные куда-то убегали, ничего не объясняя. А через минуту-другую доносились выстрелы и взрывы. Когда же странные военные расстреляли из пулемета часовых и взорвали мост, девушки поняли: их попутчики – немецкие диверсанты, переодетые в форму наших бойцов. "Что делать?" – лихорадочно раздумывала Сима.

– Ядя, беги вон в тот лесок. Там наша воинская часть. А я подожгу машину...

Увидев, что их автомашина пылает, прибежали "хозяева". Но тут из-за кустов непрошеных гостей встретил дружный залп. Фашистская диверсионная группа перестала существовать.

И снова дорога, беженцы, бомбежки...

В Смоленске подруги пришли в райком комсомола.

– Мы хотим на фронт, – заявили они. – Мы знаем санитарное дело.

Так девушки попали на фронт. Под свист пуль и грохот разрывов мин, бомб и снарядов Сима вместе с подружкой перевязывала раненых. Однажды они вытаскивали тяжелораненых из ничейной полосы. Вблизи разорвался снаряд... Очнулась Сима от резкой боли.

Два месяца пролежала Сима в госпитале в далекой от фронта Мордовии. А когда поправилась, подала снова заявление в военкомат с просьбой отправить ее на фронт.

И опять ранение. Правда, на этот раз юная санитарка отказалась лечь в госпиталь. Ранение было легкое. И она осталась в части. Но не могла сидеть без дела. Пока заживала рана, работала парикмахером. А вскоре она добилась, чтобы ее послали на курсы зенитчиц...

Вместе со своим расчетом Сима защищала подступы к Ленинграду от лавины гитлеровских самолетов. По пятнадцать – двадцать раз в сутки прорывались они к городу Ленина. Голодные, не зная устали, зенитчики по многу раз в день отражали воздушные атаки врага.

Под городом Тихвином, у Синявинских болот, в один из дней расчет, в котором была Сима, сбил 12 самолетов противника.

Однажды фашистская бомба накрыла орудие. Симу контузило. После госпиталя послали учиться на связистку. Затем опять фронты: Ленинградский, Волховский, 3-й Прибалтийский. Трудно подсчитать, сколько километров провода проложила мужественная связистка под огнем врага, сколько ликвидировала обрывов, сколько бессонных ночей под бомбежками провела над заучиванием шрифтов и кодов. Ее избрали комсоргом роты.

За песни, за веселый нрав, а может быть, и за упрямые кудри, выбивающиеся из-под пилотки, прозвали ее "парень кудрявый". Да и выглядела она совсем по-мальчишески.

На фронте Симу Барталевич приняли в партию.

Как-то связистка под огнем противника исправляла линию. Вблизи разорвался снаряд. Ее с головою засыпало песком... Несколько долгих лет провела Сима в госпитале. И только в 1948 году смогла возвратиться на родину. И снова ей не повезло. Направленная агитатором в деревню Теляково по заданию райкома партии, она встретилась в лесу с вооруженными бандитами. Сима успела выбить пистолет у одного из них. Второй полоснул женщину ножом...

Много лет прошло с тех пор. Зарубцевались раны. Но не забывается былое, пережитое, завоеванное в тяжелых боях. И когда перед рабочими Узденского комбината бытового обслуживания выступает секретарь партийной организации, невысокая женщина с седыми волосами, ее слушают особенно внимательно. Все знают, что в тяжелое для страны время, подростком, она с оружием в руках встала на защиту Родины, что за эту счастливую жизнь она пролила свою кровь. Все любят и глубоко уважают эту скромную женщину, человека большой души.

СТЕПКА-ТАНКИСТ

В.Смеричинский

Танки перебазировались на другой участок фронта. Экипажу "тридцатьчетверки" очень не хотелось расставаться со Степкой. Все успели полюбить этого смелого и смышленого мальчишку.

Командир развел руками:

– Куда его денем?

– Ведь родителей у мальчонки нет, – со вздохом заметил стрелок-радист. – Куда ему, сироте...

– Попрошу командование, чтобы разрешили его нам оставить при экипаже. А пока возьмем с собой, – решил капитан.

... Наши автоматчики-десантники ворвались на занятые врагом позиции. Танкисты прикрывали левый фланг десанта. Но неожиданно появились танки противника.

Трем советским машинам пришлось вступить в неравный бой с девятью фашистскими танками. Вскоре на поле вспыхнуло несколько машин с черными крестами.

Когда кончились снаряды, капитан решил отходить под прикрытием нашей артиллерии.

Вот и знакомый овраг, отсюда до наших траншей рукой подать. Но в это время из за холма показались две фашистские машины.

Быстро открыв верхний люк, капитан швырнул связку гранат под гусеницы приближающегося танка. Машина, охваченная дымом и огнем, остановилась. Но второй танк подошел совсем близко. Выстрел...

Степка упал и, когда, оглушенный, приподнял голову, увидел, что никого нет на местах. Командир, водитель и стрелок лежали на днище танка. Все они были тяжело ранены.

Танк медленно полз по полю. Мотор работал. Степка подполз к капитану.

– Товарищ командир!

Открыв слипшиеся от крови глаза, капитан прошептал:

– К рычагам, Степа! Веди танк на наши позиции.

Степка ухватился за рычаги.

У самых траншей Степка сбавил скорость. Послышался треск, скрежет, а затем последовал сильный удар. Танк сполз в окоп.

Из леса бежали наши автоматчики. Раненых вытащили и увезли в госпиталь.

Когда к танку подъехал командир полка, из машины показался весь в крови и мазуте белобрысый мальчонка.

– Товарищ полковник! Рядовой Степан Поляков вывел танк с поля боя. Из экипажа трое раненых...

За этот подвиг пионер-воин был награжден орденом Красной Звезды.