Текст книги "Всемирная история в 6 томах. Том 5. Мир в XIX веке"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 90 страниц) [доступный отрывок для чтения: 32 страниц]
Муниципалитеты крупных городов, исполненные веры в прогресс, не жалели денег на строительство публичных библиотек, музеев, оперных и драматических театров. Разбиваются для публики сады и парки, где горожане проводят досуг, – можно вспомнить московские Воробьевы горы, берлинский Тиргартен, парижский Булонский и Венсенский лес, лондонский Гайд-парк, нью-йоркские Центральный парк и Кони-Айленд.
Предприниматели строили гранд-отели и огромные универсальные магазины с твердыми ценниками – навыки торговаться с продавцом постепенно уходили в прошлое. На рубеже XIX–XX вв. открываются новые здания парижских «Galeries Lafayette», лондонского «Harrod’s», берлинского «Kaufhaus des Westens», нью-йоркского «Macy’s», московских Верхних торговых рядов (ныне ГУМ) и магазина Мюра и Мерилиза (ныне ЦУМ), петербургского Пассажа на Невском проспекте. Символом динамичной современности стали газеты, под издательства которых отводятся огромные представительные здания, прославившие эти издания не меньше, чем их знаменитые репортеры, такие, как москвич Владимир Алексеевич Гиляровский (1855–1935) и немецкоязычный пражанин Эгон Эрвин Киш (1885–1948).
Соразмерная человеку застройка XIX столетия привлекает наших современников больше, чем застройка века XX, даже задуманная с самыми лучшими целями, – вот чем, скажем, барон Осман отличается от градостоителей-вандалов второй половины XX – начала XXI в. И в наши дни именно инженерно безупречные доходные дома XIX – начала XX в., пусть не всегда, в сравнении с аристократическими палладианскими усадьбами, являющимися архитектурными шедеврами, не находят себе равных с точки зрения удобства для обитателей.
Впрочем, не все ценили новое жилье: композитор Сергей Иванович Танеев, переезжая в 1891 г. в московский особняк на Сивцевом Вражке, выбрал, по словам современника, «возможно более старомодную берлогу и по возможности без всяких культурных удобств, вроде водопровода, канализации, а тем более отопления (электричества тогда еще не было)… “Я терпеть не могу зависеть от чего-то мне неизвестного, – мотивировал он свой перманентный отказ от благ цивилизации, – а вдруг водопровод испортится? То ли дело водовоз – я ему дам на чай, и он мне всегда привезет воды”».
Помимо промышленных городов возникают города – узловые железнодорожные пункты; к концу столетия расширилось число городов-курортов, в основном приморских. Особый мир представляли собой шахтерские города центральных графств Англии, Рура, Лотарингии, Силезии, Моравской Остравы, Донецкого бассейна, Аппалачских гор.
В ряде городов к началу XIX в. уже существовала культура городских низов – достаточно вспомнить неаполитанских лаццарони, парижских санкюлотов, лондонских кокни, но в основном новые мегаполисы заселяли вчерашние крестьяне, подобные чеховскому Ваньке Жукову. Приезжавшие на заработки крестьяне не всегда брали с собой семьи: так, в 1902 г. 56,1 % населения Москвы (более 1,092 млн человек) составляли мужчины. Новым горожанам, привыкшим дома работать на земле самостоятельно, было тяжело приучаться к регламентированному фабричному труду на хозяина в строго определенные рабочие часы. С нарушениями дисциплины жестоко боролись системой штрафов. Основной прием пищи передвигался с полудня на вечер (в том числе поэтому английское и французское dinner, когда-то означавшее «обед», стало «ужином»).
В России в 1910 г. в среднем по величине городе проживали 25 тыс. человек, примерно по 9-10 человек в доме, было 12 церквей, 13 учебных и одно благотворительное заведение, 35–36 трактиров и 18–19 питейных заведений. Улицы 87 % городов вечером освещались, в каждом пятом городе имелся водопровод, каждом двадцатом – канализация. В 60 % городов были типографии, в 26,7 % был проведен телефон. В каждом втором городе существовала публичная библиотека, в каждом третьем – театр. В эмиграции уроженец Елизаветграда (ныне Кировограда) Херсонской губернии, писатель Дон-Аминадо (1888–1957) с ностальгией вспоминал: «Есть блаженное слово – провинция, есть чудесное слово – уезд… в Царствие небесное будут допущены только те, кто не стыдился невольно набежавших слез, когда под окном играла шарманка, а в лиловом бреду изнемогала сирень, а любимейший автор – его читали запоем – был не Жан-Поль Сартр, а Всеволод Гаршин».
Деревня пришла в город, но и город пришел в деревню: в России на смену «аграрному» городу приходит «промышленная» деревня. Еще во второй половине XVIII в. в нечерноземной средней полосе в близких к торговым путям малоземельных деревнях начинают развиваться кустарные промыслы, затем строятся мануфактуры, вокруг которых возникают рабочие поселки. В 1897 г. в промышленных губерниях вокруг Москвы (Центральный промышленный район) таких фабричных поселений насчитывалось уже 650. В 1813–1814 гг. 54 % рабочих жили в городах, а 46 % – в уездах, то и в 1868 г., и в 1902 г. в городах проживали только 39 % рабочих. В 1797 г. местный крепостной крестьянин-старообрядец Савва Васильевич Морозов (1770–1862) основал в Зуеве первую ткацкую фабрику. В 1859 г. в соседнем Орехове жили 77 человек, в 1897 г. – 7219, а в 1914 г. – 21 593 человека. Всего вокруг орехово-зуевских фабрик в 1897 г. жили более 43 тыс. человек, в 1914 г. – почти 82 тыс. В 1886 г. журналист писал: «…ни Никольское, ни Зуево, ни Орехово ровно ничем не походят на то, что обыкновенно подразумевается под селом. Поселения почти слились и образовали город с таким населением, числу которого позавидовал бы не один губернский городишко. Внешним своим характером этот город напоминает Москву. Те же двухэтажные каменные небольшие дома, то же множество дешевых трактиров… те же мелочные лавки… те же церкви и, наконец, те же многоэтажные и длинные, как крепостная стена, фабричные корпуса». Орехово-Зуево стало родиной русского футбола – игру привезли нанятые в Ланкашире управляющие Гарри и Клемент Чарноки. Другой пример подобного поселения – получивший все же в 1871 г. городской статус «русский Манчестер» Иваново-Вознесенск – во время революции 1905 г. родина первого совета рабочих депутатов.
В целом становление индустриальной экономики в XIX в. (подробнее см. «Экономический рост, демографические сдвиги и массовые миграции») изменило степень урбанизации – сначала в Европе, а затем и во всем мире. Если в 1800 г. доля жителей городов с населением свыше 5 тыс. человек в Европе лишь незначительно превышала среднемировое значение, то к 1900 г. образовался уже двукратный разрыв. Примерно равными были показатели Европы и Америки, в то время как в Азии и Африке они оказались в 3–6 раз меньше (см. табл.)
Уровень урбанизации в 1800–1900 годах, % [15]15
Bairoch Р Cities and Economic Development from the Dawn of History to the Present. Chicago, 1988. P. 495.
[Закрыть]
Часть света | Год | Часть света | Год | 1800 | 1900 | 1800 | 1900 |
Европа | 12 | 30 | Азия | 9 | 9 | ||
Америка | 12 | 29 | Весь мир | 9 | 16 | ||
Африка | 4 | 5 |
Как обозначить тех, кто управлял новой экономикой и получал от нее наибольшую выгоду? Первоначальное название городского сословия – буржуазия – получило в XIX столетии новый смысл: «класс капиталистов, хозяев промышленных и коммерческих предприятий, в противоположность классу наемных рабочих, пролетариату» (определение словаря Брокгауза и Ефрона). Итак, в одну рубрику попадают и богатейшие семьи промышленников и финансистов (к примеру, Ротшильды, Круппы, Эндрю Карнеги, Генри Форд), и владельцы небольших лавок и мастерских, в которых помимо семьи хозяев работали еще несколько человек. Во Франции, Нидерландах, Бельгии, Швейцарии, США именно буржуазия, а не дворянство, о судьбах которого речь пойдет ниже, приобрела в обществе символическую власть, говоря словами Пьера Бурдье (1930–2002).
Жизнь части мелкой буржуазии – ремесленников – изменилась, особенно в германских государствах, где к началу XIX в. еще сохранялись унаследованные из средневековья цехи с мастерами и подмастерьями. Удар по цехам нанесло наполеоновское вторжение и Кодекс Наполеона. Окончательно в единой Германии отмена цехов была оформлена в 1869 г. В империи Габсбургов это произошло в 1859 г. 17–18 сентября 1899 г. в Антверпене при поддержке бельгийского кабинета министров был даже проведен первый и, правда, единственный Международный конгресс мелкой буржуазии, где, впрочем, кроме бельгийцев присутствовало лишь небольшое число французов и немцев.
С развертыванием промышленного производства по-настоящему разбогатеть удалось тем, кто уловил новую потребность в массовом выпуске стандартных товаров, доступных и необходимых. К концу столетия никто в мире не мог сравниться по объему состояния с американскими миллионерами (кстати, слово «миллионер» появилось в США уже около 1840 г.), которые в то время уже начали собирать выдающиеся коллекции европейского искусства. В 1899 г. американский социолог Торстейн Веблен (1857–1929) ярко сформулировал правила показного потребления «новых богатых» в «Теории праздного класса».
Видимо, представителей буржуазии объединяла вера в репутацию, респектабельность и социальную мобильность – те черты, что так превосходно изображены в «Будденброках» (1896–1900) Томаса Манна, «Ругон-Маккарах» (1871–1893) Эмиля Золя, «Саге о Форсайтах» (1906–1933) Джона Голсуорси, даже – несмотря на силу русской антибуржуазности – в романах забытого П.Д. Боборыкина и вошедшего в отечественный литературный канон Д.Н. Мамина-Сибиряка.
Происхождение крупной буржуазии XIX в. изучено еще не так хорошо, как происхождение торгово-ремесленной верхушки эпохи генезиса европейского капитализма XVI–XVII вв. Здесь нельзя забывать о новой востребованности этнических групп, традиционно занимавшихся торговлей, – евреев (в первую очередь в Европе и Америке), греков, армян и арабов-христиан в Причерноморье, Закавказье и Леванте, парсов в Индии, китайцев диаспоры (хуацяо) в Восточной Азии. В разные десятилетия и в разных обществах различался уровень вертикальной социальной мобильности. Так, в Российской империи, где сословное деление формально сохранялось вплоть до революции 1917 г., во второй половине XIX в. эта мобильность была весьма высока – достаточно вспомнить крестьянские корни богатейших дореволюционных семей. В США представление о равенстве времен «джексоновской демократии» 1830-1840-х годов не выдержало проверки историками: с ростом капиталистической экономики имущественное расслоение либо не сокращалось, либо увеличивалось, а пробиться наверх, особенно в городах со сложившейся социальной структурой (Бостон, Филадельфия, Нью-Йорк, Бруклин, Балтимор), было почти невозможно: среди городских верхов лишь около 2 % происходили из бедных семей, около 6 % – из семей среднего состояния. Подлинной «страной возможностей» Соединенные Штаты стали уже после Гражданской войны, в эпоху, известную как «позолоченный век».
Садовники замка Вентворт. 1897 г.
Все большее место в обществе занимали хорошо оплачиваемые образованные профессионалы – чиновники и клерки крупных предприятий, учителя и университетские преподаватели, инженеры, врачи, юристы (кстати, именно в то время в обиход вошло определение «лица свободных профессий») – те, кого за неимением лучшего термина принято, следуя англосаксонской традиции, называть средним классом, хотя доходы его представителей явно превышали как средний, так и медианный уровень. Высшее образование обеспечивало по-настоящему зажиточный образ жизни: обширные особняки и квартиры, прислугу, путешествия.
Впрочем, при избытке рабочих рук прислуга не была редкостью и в не самых обеспеченных семьях. В 1882 г. в Москве 39 % хозяйств содержали прислугу, в Берлине – 20 %. В переписи по Англии и Уэльсу 1911 г. работа в качестве домашней прислуги была наиболее распространенным видом занятости (почти 2,122 млн человек, в том числе почти 119 тыс. легендарных английских садовников). Для сравнения, на текстильных фабриках трудились более 1,126 млн человек, на шахтах – более 1,007 млн, в строительстве были заняты более 946 тыс., а общая численность населения достигала чуть более 36 млн человек.
Демократический импульс Великой французской и других революций по обе стороны Атлантики в совокупности с промышленным переворотом, казалось бы, бросавшим вызов землевладению как основе хозяйства, и наряду с переменами в военном деле (ростом численности армий и ослаблением роли кавалерии) должны были уничтожить фундамент власти старого господствующего класса – дворянства. Тем не менее, за исключением Франции и молодых американских государств, дворянство повсюду сохранило ту или иную степень своего влияния вплоть до катастрофы Первой мировой войны, обычно найдя умелый ответ на вызовы времени, в том числе ликвидацию юридических привилегий знати. Впрочем, если в России патримониальные права дворянства исчезли в 1861 г. с отменой крепостничества, в Пруссии держатель «рыцарских прав» (Rittergut) сохранял неограниченную судебную и полицейскую власть в своем поместье вплоть до 1872 г. и дисциплинарную власть (Gesindeordnung) над неженатыми работниками вплоть до 1918 г. Доля знати в разных обществах обычно составляла менее или чуть более одного процента. Исключение составляли испанские, польские, венгерские, грузинские дворяне, а также японские самураи, которых насчитывалось от 5 до 10 % населения.
Власть знати основывалась как на традиции и опыте управления, так и на земельных правах. В первой половине XIX в. крупное землевладение сохраняло устойчивость не только в Великобритании, где на его защите твердо стояло майоратное наследование, но и в России, где нераздельные имения были редкостью. Более того, вплоть до середины столетия в колыбели индустриальной революции – Англии – ни один промышленник еще не обладал средствами, чтобы, к примеру, приобрести поместье, которое поставило бы его в ряд с 15–20 наиболее богатыми из титулованных пэров. Так же и в США вплоть до Гражданской войны плантаторы-южане были богаче промышленников Севера. Плантаторы, любившие подражать быту аристократии Старого Света, создали действенную систему эксплуатации рабов, которая приносила огромные прибыли, и внимательно следили за малейшими колебаниями цен на Ливерпульской хлопковой бирже.
В 1873 г. в Соединенном Королевстве насчитывалось более 1 млн землевладельцев, однако 4/5 земель принадлежали всего семи тысячам человек, четверть всех земель – 363 собственникам (более 10 тыс. акров, или 4,05 тыс. га). 90 % земли обрабатывали арендаторы. Если в Российской империи помещичье землевладение практически отсутствовало на Русском Севере, в Вятке и Сибири, то в Великобритании крупное землевладение было равномерно распределено по всей стране. В 1820-1840-е годы перед отменой «хлебных законов» в Соединенном Королевстве и в Германии в эпоху аграрного кризиса 1873–1896 гг. дворяне-землевладельцы стали основной силой, отстаивавшей протекционистский курс.
Вызванный началом поставок зерновых из России и Нового Света аграрный кризис означал снижение цен на сельскохозяйственную продукцию, но цена труда не падала. В Великобритании это вызвало крах арендной системы. Удача сопутствовала лишь тем собственникам, чьи земли оказались на территории угольных месторождений. Тем не менее британская знать, как и аристократы России и Австро-Венгрии, умело вкладывала средства в промышленность, а также на протяжении всего XIX столетия сохраняла контроль над значительной частью приносившей огромные доходы недвижимости Лондона и других крупных городов. В 1883 г. 9 из 17 пэров с доходом более 100 тыс. ф. ст. в год получали основную часть прибыли от городской собственности. В России, где только в 1801 г. не дворяне получили право покупать незаселенные земли, в 1813 г. дворянам принадлежало 64 % шахт, 78 % суконных и 60 % бумагоделательных фабрик, 66 % стекольных заводов. Нельзя забывать и о дворянской монополии на винокурение.
В 1858 г., незадолго до отмены крепостного права, из 888,8 тыс. российских (без Польши и Финляндии) дворян (из них 276,8 тыс. – личные) 1382 владели более чем тысячью крепостных крестьян (127 – более чем тремя тысячами). 1,4 % крупных помещиков владели 15,9 % крепостных, а 41,6 % мелкопоместных дворян – 3,2 %. Богатейшим русским землевладельцем был сын Прасковьи Жемчуговой и отец выдающегося историка и коллекционера Дмитрия Николаевича Шереметева (1844–1918), владелец петербургского Фонтанного дома и подмосковных Кускова и Останкина Сергей Дмитриевич Шереметев (1803–1871), которому принадлежали 146 853 крепостных. Только Шереметевы, Демидовы, Юсуповы могли сравниться по богатству с 15–20 богатейшими английскими аристократами.
В 1859 г., по расчетам чиновников российского Министерства финансов, дворянство и купечество обеспечивали поступление в казну 17 % доходов (главным образом за счет косвенных налогов), остальные сословия – 76 %, 7 % приносило государственное имущество. В 1887 г., по расчету экономиста Н.П. Яснопольского (1846–1920), эти показатели составили 37,9 %, 55,1 % и 7,0 % с учетом потери привилегированным сословием налоговых льгот. В Великобритании это соотношение равнялось 52:40:8, во Франции – 49:30:21, в Пруссии – 30:29:41.
В 1897 г. дворянское сословие в России насчитывало 1372,7 млн человек (487,0 тыс. имели личное дворянство). В 1900 г. 87 семейств владели более чем 50 тыс. десятин, причем 25 из них в 1800 г. не принадлежали к высшему дворянству. В Англии в списке 67 богатейших землевладельцев появилось только одно такое новое имя. В 1905 г. в губерниях Центрального промышленного района только 13,7 % земли принадлежало дворянам. После отмены крепостного права у дворян осталось 87,2 млн десятин земли, а к 1914 г. – 41,1 млн десятин. В 1914 г. 78 % зерна на рынок поставляли крестьяне, хотя в руках крупных землевладельцев оставались заготовки леса, производство сахара (здесь выдвинулись выходцы из сумских казаков и крестьян Терещенки и Харитоненки, евреи Бродские), животноводство. Многие дворяне преуспели в частном предпринимательстве и на службе в крупных компаниях, как, например, Николай Егорович Врангель (1847–1923), отец братьев Петра, «черного барона», последнего руководителя Белого движения, и Николая, выдающегося искусствоведа.
Все же в начале XX столетия уже ни один представитель старой знати Российской империи не мог соперничать с выходцами из крестьян-старообрядцев Московской и Калужской губерний Морозовыми и Рябушинскими, сыном разбогатевшего в Сибири костромского мещанина Николаем Александровичем Второвым, евреями Поляковыми. Москвичи-старожилы видели, как меняются владельцы едва ли не всех усадеб «дворянского гнезда» – Пречистенки; например, владение последовательно Архаровых, Нарышкиных, Гагариных было куплено в 1865 г. серпуховским текстильным магнатом Иваном Николаевичем Коншиным (1828–1898, по ст. ст. 1899) на имя своей супруги Александры Ивановны (1833–1914), роскошно перестроившей здание в 1910 г. (ныне Дом ученых Российской академии наук).
Германская владетельная знать в целом выгодно вложила выплаченные ей в 1830-1840-е годы компенсации за потерю земель в ходе медиатизации[16]16
Подчинение князей Священной Римской империи правителям более крупных имперских княжеств, после чего земли первых входили в состав владений вторых.
[Закрыть] 1803–1806 гг., а германские помещики умело использовали средства от крестьянских выкупов 1820-1860-х годов, однако буржуазия все же потеснила дворянство на денежном Олимпе. В 1912 г. среди 64 прусских миллионеров было 40 дворян (из них – 12 титулованных) и 24 представителя буржуазии. Примечательно, впрочем, что все 28 нетитулованных держателей дворянства получили этот статус только в XIX в., причем 13 из них были евреями (пример терпимости германской власти), а вот среди 24 не дворян не было ни одного еврея.
Даже потеряв существенную долю экономической власти, дворяне с трудом уступали власть политическую. В Японии, где, как и в Китае, не было огромных личных состояний, успех революции Мэйдзи был обусловлен верностью основной части самураев микадо (императору) и компромиссом, достигнутым внутри правящего слоя после короткой гражданской войны 1868–1869 гг. и восстания 1877 г. В объединенной Германии католическая знать играла важную роль в оппозиционной Партии центра, а прусские юнкеры (мелкие и средние помещики-лютеране) считались идеологической основой нового государства. Из бранденбургских юнкеров вышел и сам Отто фон Бисмарк. Состав последнего кабинета лорда Солсбери (1895–1902) даже современникам казался поразительным примером сохранения Старого порядка в Британской империи.
Массовый рабочий класс зародился в первой индустриальной стране мира – Великобритании и оттуда с расширением нового хозяйственного уклада распространился по миру вплоть до Осаки – текстильной и судостроительной столицы Восточной Азии, составив относительное большинство занятых лишь в нескольких промышленно развитых странах Северо-Западной Европы. Упомянутое выше падение жизненного уровня трудящихся в странах, переживавших в первой половине XIX в. начальную стадию промышленного переворота, породило классовое рабочее сознание и рабочее движение.
Первым рабочим движением Нового времени стали луддиты на мануфактурах Средней (Мидлендс) и Северной Англии. В эпоху вызванного Наполеоновскими войнами и континентальной блокадой экономического кризиса ткачи начали собираться вместе, обсуждать сложившееся положение, в некоторых случаях даже они уничтожали прялки и чулочновязальные машины, лишавшие их работы. Пик движения пришелся на 1811–1813 гг. Если по закону 1788 г. выведение из строя текстильного оборудования каралась 7-14 годами каторги, то 20 марта 1812 г. парламент Соединенного Королевства принял временный акт, согласно которому за это преступление полагалась смертная казнь. В разгар движения в промышленных районах Англии было сосредоточено 12 тыс. солдат – больше, чем в то время воевало с Наполеоном на Иберийском полуострове. Около 30 луддитов были повешены.
Социалист и промышленник из Уэльса Роберт Оуэн (1771–1858) в 1810 г. не только выдвинул лозунг 10-часового рабочего дня, но и реализовал его на своей фабрике в Нью-Ланарке близ Глазго. В 1817 г. Оуэн поставил новую цель, тогда казавшуюся утопией, – восьмичасовой рабочий день: «Восемь часов труда, восемь часов отдыха, восемь часов сна».
16 августа 1819 г. на манчестерской площади Св. Петра собрались 60–70 тыс. горожан с требованиями избирательной реформы и отмены протекционистских «хлебных законов». Городские власти разогнали митинг с помощью кавалерии, погибли 15 человек. Эти события вошли в историю Англии как «Петерлоо».
В конце 1831 г. второй по величине город Франции Лион две недели был охвачен движением рабочих шелкоткацких мануфактур, выступивших за повышение расценок на свой труд и против нового налога. Восстание было кроваво подавлено войсками, но налог был отменен. 14 февраля 1834 г. лионские ткачи объявили всеобщую стачку с требованием повышения заработной платы. 9 апреля в накаленной обстановке суда над рядом участников забастовки началось вооруженное восстание, жестоко подавленное к 15 апреля.
В 1838 г. в промышленных районах Великобритании начинается движение чартистов, выступавших за всеобщее активное избирательное право для мужчин. К июню 1839 г. петицию чартистов подписали 1,3 млн человек. К маю 1842 г. новая петиция собрала уже 3,5 млн подписей. После отказа парламента принять ее по всей Великобритании началась всеобщая стачка с требованием 10-часового рабочего дня. Третья петиция была представлена в Вестминстер уже в обстановке европейских революций 1848 г. В районы, где чартисты были наиболее деятельны, в 1839 и 1842 гг. было послано свыше 10 тыс. британских солдат, а в 1848 г. для возможной борьбы с движением по всей стране было привлечено 170 тыс. добровольцев (так называемых специальных констеблей).
В 1830 г. манчестерский прядильщик Джон Догерти (1898–1854) создает Национальную ассоциацию защиты труда, распавшуюся уже в 1832 г.; в 1841 г. была основана Ассоциация горняков, организовавшая в 1844 г. неудачную забастовку. Из неудач были извлечены уроки, и в 1868 г. в Манчестере создается существующий по сей день Конгресс тред-юнионов – объединение различных профессиональных союзов. В 1871–1875 г. их деятельность была, наконец, окончательно легализована парламентом. К тому времени в цели профсоюзов входили борьба за восьмичасовой рабочий день, коллективный договор с работодателем, право на забастовку.
Первым крупным объединением рабочих США стал Орден рыцарей труда (с 1869 г., открытое членство с 1878 г.), объединявший в 1886 г. 703 тыс. членов, в том числе 60 тыс. негров, но затем быстро потерявший влияние. В 1886 г. создается Американская федерация труда (АФТ), во главе которой стал еврей-эмигрант из Лондона, рабочий-сигарщик Сэмюель Гомперс (1850–1924), позднее герой разоблачительного стихотворения В.В. Маяковского. Хотя до середины 1890-х годов Гомперс еще разделял идеи уничтожения капиталистической системы наемного труда, затем он открыто размежевался с социалистами и предложил лозунг «чистого и простого» профсоюзного движения, которое должно ограничиваться борьбой за социально-экономические права рабочих и не выдвигать политических требований. Суды, впрочем, твердо стояли на защите корпораций, так что зачастую забастовки жестоко разгонялись полицией, а подчас и федеральными войсками. Предприниматели использовали против бастующих наемных сыщиков-провокаторов и охранников. В июне 1905 г. в противовес АФТ была основана сравнительно небольшая, но чрезвычайно активная леворадикальная организация под названием «Индустриальные рабочие мира» (IWW, wobblies). К этому времени доля членов профсоюзов выросла примерно до 10 % городской рабочей силы.
В 1864–1876 гг. действовало Международное товарищество рабочих (Первый интернационал), обе крупнейшие фракции которого, бакунинская и марксова, ставили открыто революционные цели. В 1863 г. в Германии Фердинанд Лассаль (1825–1864) создает Всеобщий германский союз рабочих. В 1869 г. была основана Социал-демократическая рабочая партия Германии. В 1875 г. организации объединяются в единую партию, которая после отмены в 1890 г. бисмарковских «законов против социалистов» получает свое современное название Социал-демократической партии Германии (СДПГ). В 1912 г. СДПГ сформировала крупнейшую фракцию в рейхстаге. С 1889 г. действовало международное объединение рабочих партий – II Интернационал. 1 марта 1898 г. в Минске была учреждена Российская социал-демократическая рабочая партия, поначалу невлиятельное объединение марксистов, которому впоследствии суждено было определить судьбу страны. В 1900 г. в Лондоне создается лейбористская партия (партия труда) – первоначально политическое крыло профсоюзного движения. На состоявшихся в том же году парламентских выборах лейбористы получили два места в парламенте, в 1906 г. – 29, в 1910 г. – 42, а в 1924 г. впервые сформировали правительство, с тех пор став одной из двух ключевых британских партий.
1 мая 1886 г. в США началась всеобщая стачка за восьмичасовой рабочий день – по всей стране бастовало, по разным оценкам, от 300 до 500 тыс. человек; 3–4 мая в ходе забастовки в Чикаго пролилась кровь. С 1890 г. в память о чикагской трагедии 1 мая по решению II Интернационала стал отмечаться как Международный день солидарности рабочих. Когда после экономического спада 1893 г. были снижены заработки на заводе спальных вагонов Джорджа Пульмана (1831–1897) в Чикаго, а цены на аренду жилья в построенных предпринимателем домах для рабочих не изменились, не входивший в АФТ профсоюз рабочих-железнодорожников объявил о всеобщей стачке, которая началась летом 1894 г. Уже через неделю бастующие в Чикаго были жестоко разогнаны. В тюрьме организатор стачки, в прошлом кочегар Юджин Дебс (1855–1926) впервые изучил труды Карла Маркса и в 1898 г. стал одним из основателей Социал-демократической (с 1901 г. – Социалистической) партии Америки. В США, впрочем, социалистические идеи не получили широкого распространения. И коренные американцы, и иммигранты разделяли глубоко укорененную веру в возможность самому стать хозяином своего дела, прийти к процветанию, может быть, даже такому, какого добился бедный шотландский эмигрант, Эндрю Карнеги (1835–1919), ставший сталелитейным магнатом.
К началу XX в. после смерти Карла Маркса и Фридриха Энгельса в мировом социалистическом и рабочем движении наметилось два ключевых пути: революционный и реформистский (ревизионистский). У истоков реформизма стоял Эдуард Бернштейн (1850–1932), признавшийся в январе 1898 г., что «конечная цель социализма» для него «ничто», но вот движение к ней-«все». В июне 1899 г. француз Александр Мильеран (1859–1943) стал первым социалистом, согласившимся войти в «буржуазное» правительство (вплоть до 1902 г. он занимал посты министра торговли, промышленности, почт и телеграфов). «Казус Мильерана» едва не расколол европейских социалистов. Бернштейн и его сторонники, в частности русские «легальные марксисты», такие, как П.Б. Струве (1870–1944) и М.И. Туган-Барановский (1865–1919), пророчески увидели в современной им жизни возможность мирной эволюции капитализма, его грядущую «социализацию».
Действительно, с 1860-х годов жизнь трудящихся становится лучше, причем не только в наиболее экономически сильных странах. Относительно Великобритании это признал в 1892 г. сам Фридрих Энгельс в предисловии к переизданию книги Карла Маркса «Положение рабочего класса в Англии». В Соединенных Штатах, ставших в середине 1890-х годов мировым индустриальным лидером, с 1865 по 1900 г. средняя реальная заработная плата в промышленности выросла на 40–50 %, хотя условия жизни рабочих, особенно иммигрантов, оставаясь в целом лучше, чем в европейских странах, часто были неудовлетворительными; серьезной была угроза безработицы, которая в 1900–1914 гг. в городах в среднем превышала 10 %. В России в 1861–1913 гг. национальный доход на душу населения увеличился в 1,63 раза, реальная заработная плата рабочих – в 1,4 раза.
Уже с 1840 г. плотники новозеландского Веллингтона, в условиях дефицита рабочей силы, добиваются восьмичасового рабочего дня, в 1858 г. этой цели достигают австралийские строители. В самой метрополии в 1878 г. был окончательно введен 10-часовой рабочий день для женщин и запрещен труд детей до 10 лет. В Пруссии труд до 12 лет был запрещен еще в 1853 г., в объединенной Германии в 1878 г. женщинам запретили работать в шахтах и предоставили 3 недели отпуска после рождения ребенка. В 1891 г. отпуск был продлен до 6 недель, а женский труд был ограничен 11 часами. Во Франции в 1892 г. для женщин был введен 11-часовой рабочий день, а в 1900 г. под влиянием Мильерана эта норма была распространена и на мужчин. В 1905 г. труд французских шахтеров был ограничен восемью часами. В России указ от 1 июня 1882 г. (действовал с 1 мая 1884 г.) запрещал труд детей до 12 лет, а для подростков до 15 лет вводил восьмичасовой рабочий день и запрещал работу по ночам и выходным дням. С 1 октября 1885 г. «в виде опыта» в ряде отраслей запрещался ночной труд несовершеннолетних и женщин на фабриках, заводах и мануфактурах. 2 июня 1897 г., после долгих обсуждений, рабочий день на фабриках и заводах был ограничен 11,5 часа, а ночью, в субботу и перед праздниками – 10 часами. В США к 1900 г. обычным стал 10-часовой рабочий день. С мая 1902 г. на шахтах Пенсильвании бастовали около 140 тыс. шахтеров, грозя оставить без угля восток страны. В октябре президент Теодор Рузвельт (1901–1909) впервые собрал в Белом доме за одним столом предпринимателей и профсоюзных активистов. В середине марта 1903 г. было принято арбитражное решение: заработок шахтеров был увеличен на 10 %, для них был введен 8-9-часовой рабочий день.