Текст книги "Легенды о призраках (сборник)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Эллен Датлоу,Ник Маматас
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
– Ему было так больно, – сказала Ла Йорона.
– Да, – прошептала Карен. – Да. – Она не останавливалась, и вода становилась все холоднее.
– Ты отправила его туда, где ему хорошо, где не существует боли.
– Да, – сказала она, стараясь приблизиться к Ла Йороне, к своему сыну – где же он? – Ему было слишком больно. Я не могла оставить его так. Я должна была прекратить его страдания.
– Я знаю, дитя мое. – Ла Йорона взяла ее за руки, потянула за собой. – Пойдем.
Ла Йорона сказала что-то еще, но слишком тихо. Карен не разобрала слов. А затем Ла Йорона обхватила ее руками, и они вместе начали уходить вниз. Вода наполняла ей легкие, она билась и билась, не в силах вдохнуть, а затем и Ла Йорона исчезла, и под поверхностью воды ничего не было, совсем ничего, она падала вниз, одна, одна с того самого дня, как он умер, и ей вспомнилось то мгновение, когда она впервые взяла его на руки и он посмотрел на нее – глаза как у маленькой Элизабет Тейлор, – а она подумала: «Я готова ради тебя на все, абсолютно на все».
Она увидела его. Он был все ближе и ближе. Он улыбался – счастливый, здоровый.
Ее сын.
***
Таких ярких звезд она не видела никогда в жизни. Небо было как будто в нескольких десятках ярдов. Карен моргнула. Села.
Она снова была на пляже и смотрела на черную воду. Что с ней произошло? Она не могла понять.
Она обернулась и посмотрела в сторону от моря. Обширная веранда, заросшая бугенвиллией, небольшие деревья, цветущие гардении и большое, красивое здание самой гостиницы. В нескольких окнах все еще горел свет. В одном был виден силуэт обнимающейся пары. В другом одинокая женщина глядела в небо. Она проследила за взглядом женщины на яркую, почти полную луну.
Что-то тут было не так.
Она снова посмотрела на воду, на своего сына.
– Что там, Итан? – прошептала она. Она встала и медленно пошла вдоль берега – медленно, чтобы он поспевал за ней.
Налетел ветер. Он растрепал ее черные волосы, взметнул вверх подол ее длинного белого платья. Она глубоко вздохнула. Кое-чего не хватало. Запаха. В воздухе отсутствовал запах. Она не чувствовала сладкого аромата гардении. И она не чувствовала ветра на коже.
– Ш-ш-ш.
Она обернулась. В двух шагах от нее стояла Ла Йорона и смотрела на нее влажными черными глазами.
– Все хорошо, Карен, – сказала Ла Йорона. – Ты больше не одинока.
– Я знаю, – сказала Карен. – Посмотри. – Она показала в сторону воды, туда, где играл и смеялся ее сын. Но он был не один. Теперь там были другие дети. Сотни, а может, тысячи. И все они были счастливы и играли в воде. Их было столько, сколько звезд в небе.
Она в растерянности посмотрела на Ла Йорону и увидела за ее спиной целую армию, бесчисленное количество женщин. Все они плакали и протягивали руки к воде, к своим детям.
Карен охватили страх, паника. Но это длилось всего мгновение.
А затем все прошло, и она все поняла, и все ее существо омыл чистый поток радости.
Она была дома. Слезы чистой радости покатились у нее из глаз. Все было так хорошо. Ее сын смеялся, и она была дома.
Послесловие
Легенда о Ла Йороне – «плачущей женщине» – хорошо известна в Центральной и Южной Америке. Она рассказывает о призрачной женщине, которая бродит по земле, разыскивая своих детей (будучи еще живой, она утопила их, или чтобы наказать своего возлюбленного, или чтобы они не мешали ей встречаться с ним). Существует множество версий этой истории. В некоторых ее видят только те люди, которым суждено вскоре умереть. Мне понравилась идея о том, что в Мексику едет другая женщина, тоже пережившая горе и не имеющая сил с ним справиться. Она видит Ла Йорону, и та помогает ей, исцеляет ее. В конце концов, благодаря ей женщина находит покой.
Каролин Тарджен – автор двух романов: «Деревня дождя» («Rain Village») и «Крестная мать: Тайная история Золушки» («Godmother: The Secret Cinderella Story»). Ее третий роман, «Русалочка» («The Mermaid»), новое прочтение классической сказки о Русалочке, вышел в 2011 году.
Ее веб-сайт: carolynturgeon.com.
Кэрри Лабен
Обезьянье лицо
До сегодняшнего дня все говорили, что это просто птица, большой уродливый мексиканский аист. Только я посмотрел в библиотеке, как выглядят эти аисты. Они белые. Так что это чушь. Дьявольская птица – черная.
Моя тетя Мэри, сестра моей матери, увидела ее через два или три дня после того, как о ней появились первые слухи. Она вечером ехала домой от нас – они с мамой весь день подписывали свадебные приглашения, это было как раз перед тем, как мама вышла замуж за Уолтера. Она проезжала поле Стюартов, как вдруг увидела что-то. Она притормозила, подумав, что это какой-нибудь пес-дуралей, который может выскочить на дорогу.
И что-то действительно показалось на дороге – оно не бежало, а летело над землей, очень низко, чуть выше фар. Когда оно пролетало над капотом, то повернуло голову и посмотрело тете прямо в глаза. Именно это она непрестанно повторяла. Она развернула машину, домчалась до нашего дома и колотила в дверь, как сумасшедшая, перепугав маму чуть не до смерти. И все повторяла, что оно посмотрело ей прямо в глаза.
Она не могла усидеть на одном месте, и мама тоже не могла усидеть на одном месте, и поэтому мы все ходили кругами по кухне. Тетя Мэри передвигалась размашистыми солдатскими шагами, а мама медленно переваливалась, как утка. Так делают все беременные женщины, и я до сих пор нервничаю, когда вижу такую походку – мне всегда кажется, что женщина вот-вот упадет и я не успею ее поймать, и мне за это влетит. А я перебегал из угла в угол, стараясь не попасть им под ноги.
– Хорошо бы Уолтер был здесь, – сказала мама, придерживая живот. – А то уехал, а на дорогах такое чудище летает. И так о пьяных, контрабандистах и бог знает о ком еще надо беспокоиться, а тут такое!
– У нее красные глаза, – повторила тетя Мэри, хотя необходимости в этом я не видел: мама и так была напугана. Но мама обняла ее. – И лицо, как у обезьяны. И хвост острый, как коса. Ну и кто это может быть, как не сам дьявол?
– Может, это был птеродактиль? – Уолтер незадолго до этого купил мне книжку о динозаврах, и я решил показать свои знания.
– Иди наверх, Джимми, – сказала мама.
– Если это птеродактиль, то они рыбу едят. Нас они не тронут. И мистера Лиона тоже.
– Я сказала, иди наверх.
Но она не уточнила, куда именно наверх, так что я сел в коридоре, где мог их слышать. На тот случай, если произойдет что-нибудь интересное. Но они долго-долго молчали, а затем тетя Мэри сказала:
– Мне надо ехать домой.
Голос у нее звучал так, будто она вот-вот расплачется.
– Ты не можешь ехать в таком состоянии – посмотри на себя, ты до сих пор вся дрожишь.
– Мама с папой, наверное, все извелись. Я уже полчаса как должна быть дома.
– Позвони и скажи, что ты останешься у нас на ночь.
– Они не поверят. Я имею в виду, если я им скажу, что видела. – К этому времени я уже точно знал, что она плачет. Хорошо, что мама отослала меня, потому что я не хотел бы на это смотреть.
– Ну, тогда скажи им, что у нас ушло больше времени на приглашения, чем мы рассчитывали. Мы их еще сегодня поделаем, так что ты даже не соврешь.
– Они и так думают, что я слишком много времени трачу на твою свадьбу.
– Но они ведь не хотят, чтобы ты по дороге свалилась в какую-нибудь канаву.
– Мне надо ехать домой. Ты ведь знаешь, какие они.
К тому времени я был уже уверен, что никаких подробностей о птеродактиле узнать мне не светит, да и на полу сидеть было не очень-то удобно, так что я пошел в свою комнату и занял наблюдательный пост возле окна – на кровати, так как она стояла прямо рядом с ним. Я ждал с фонариком в руке, когда залают Ремингтон и Макс. Тогда я увидел бы птеродактиля. Я думал, что ни за что не засну. Но почему-то проснулся только утром, когда начинались мультики.
Я как раз смотрел, как овчарка загоняет Койота в аккордеон, чтобы он сказал «Спокойной ночи, Ральф» перед очередной рекламой, когда мама пришла из кухни. В одной руке у нее была чашка кофе (она всегда пила «Фолджерс»), в другой – миска кукурузных хлопьев. Она вручила мне миску и плюхнулась на диван, который под ее весом сильно просел. Ложечка в ее чашке зазвенела.
Она сделала глоток кофе, и мы стали смотреть телевизор. Сначала нам показывали страдания Койота, а потом анонс «Человека за шесть миллионов долларов» и рекламу шоколадных шариков «Какао паффс», а потом Баггза Банни, который виртуозно убегал от Йосемита Сэма. Только после того, как Сэма, с его длинными вислыми усами, сменила очередная реклама, мама поставила чашку на пол и приобняла меня.
– Мистер Лион будет сегодня ночевать у нас, – сказала она. – Мы отдадим ему твою постель, так что тебе придется спать на полу в моей комнате.
– Ну ма! – Я знал, что у меня мало шансов увидеть птеродактиля, если буду спать на первом этаже – даже если мама разрешит мне сидеть, чего она, конечно, не разрешит.
– Это как ночевать в палатке, – сказала она.
– Может быть, устроить мне постель на заднем дворе? Я обещаю, что я не буду бояться, не буду вам надоедать и не буду в этот раз разводить костер.
– Нет! – Она, наверно, почувствовала, что я вздрогнул, потому что нежно сжала мне плечо. – Джимми, это опасно. Вчера ночью Стюарты видели, как это чудище пролетело над их коровником, а утром обнаружили, что одна из их коров сдохла.
– Можно мне пойти посмотреть?
– Единственное, на что тебе сейчас можно посмотреть, – это умывальник. – Она снова взяла свою чашку. – Мне нужны чистые банки для консервирования, и ты удостоился чести их все перемыть. Пойти посмотреть на дохлую корову? Да ладно тебе! Как будто ты до этого ни одной не видел. – Она встала с дивана, покачала головой. – Так уж и быть, посмотри еще один мультик, а потом тащи свое мягкое место на кухню.
Даже в те времена у мамы было очень много банок – их ей подарили, когда она выходила замуж за моего отца. Так что хотя это были просто старые стеклянные банки, она бы расстроилась, если бы я разбил хоть одну. Это было бы неуважение к памяти отца, или плохая примета, или и то и другое. Так что все утро я их мыл, ополаскивал и вытирал. На ланч у нас была яичница в корзинке – очень вкусная штука. Я подумал о том, чтобы снова попроситься сходить к Стюартам – только аккуратно, а то как бы она еще чего-нибудь для меня не придумала. Но пока я размышлял, как бы провернуть это дело, зазвонил телефон.
– Джимми, мой мальчик, ответь, пожалуйста. Если это по оплате счетов или что-нибудь подобное, то меня нет, и я не могу подойти к телефону.
Но это была тетя Мэри, и маме пришлось встать из-за стола, не доев яичницы. Я болтался в дверях и ждал подходящего момента для обращения к ней с тщательно сформулированной просьбой.
Мама долго слушала, затем сказала: «Но как?» – а затем: «У папы тоже есть ружье», – а затем: «Послушай, я знаю, что им не нравится, как все идет у нас с Уолтером, но мы же бьемся изо всех сил…» – а затем: «Господи боже!» – и я попятился обратно в кухню, потому что она никогда просто так бога не поминала.
Казалось, она сама себе удивилась, потому что после этого долго молчала, а потом тихо сказала: «Ладно, извини». И я потихоньку свалил к себе в комнату. Бессмысленно было лезть к ней с дохлыми коровами.
Я сидел у себя в комнате, глядел в книжку, пытаясь представить, как это было бы – увидеть птеродактиля, и тут приехал Уолтер. Я увидел его грузовик, подъезжающий к дому, и побежал вниз, чтобы его встретить и рассказать о динозаврах; я хотел показать ему, что его подарок не лежит без дела. Мне Уолтер нравился, и я не понимал, почему дед, бабушка и тетя Мэри его невзлюбили. Ну да, волосы у него были немного длиннее, чем у меня или у деда, но он ездил на грузовике со знаком Геологической службы США, а в моих глазах это было сродни полиции и уж точно искупало длинные волосы.
Я вышел на лестницу. Он разговаривал с мамой тихим, каким-то необычным голосом. Я решил, что прерывать его сейчас – не очень хорошая идея.
– Собирай сумку, Джимми, – сказала мама, услышав, что я спускаюсь по лестнице. – Мы все едем к деду.
Когда я вышел с вещами на улицу, Уолтер уже посадил собак в грузовик, а мама сидела на пассажирском сиденье и смотрела на дом так, словно ожидала, что он рухнет, едва мы от него отъедем.
Мы ехали, солнце пекло как сумасшедшее, а я крутил головой, стараясь смотреть сразу во все стороны на тот случай, если поблизости пролетит птеродактиль. Однако я не видел ничего, кроме травы, коров и иногда деревьев. Уолтер ехал молча, одна его рука лежала на мамином животе. Обычно он болтал и шутил без умолку, и даже в предвкушении увидеть птеродактиля я не мог не заметить, что он сам не свой. Я подумал, неужели Уолтер тоже считает, что эта птица – дьявол. Хотя на него это не было похоже. Он рассказывал мне, что от жаб не могут пойти бородавки, и объяснял, каких змей надо бояться, а каких нет. Я не мог поверить в то, что он испугался динозавра. Отец бы не испугался, и он тоже.
Через полчаса мы доехали до старого, приземистого и широкого дома, где жили дед, бабушка и тетя Мэри. Ремингтон и Макс были страшно рады выбраться из грузовика – видимо, даже еще больше, чем я, потому что я еще не отлепился от винилового сиденья, а они уже бежали к стене дома, туда, где были тень и лужа, которая всегда натекала из дырявого шланга.
Но когда они дотуда добежали, то вместо того, чтобы валяться и кататься в прохладном месте, как они обычно делали, они остановились, понюхали и отбежали обратно к нам. Уолтер попытался опять посадить их в грузовик, но эта идея им тоже не понравилась. Они так разнервничались, что нам пришлось держать их за ошейник.
Дед, который стоял, прислонившись к дверному косяку, кивнул. Его старая гончая Люси, поджав хвост, выглядывала из-за его колена. А обычно она лежала на одном и том же месте возле дорожки.
– Так вы тоже решили приехать?
Уолтер никак не мог справиться с собаками; он не поднял глаз:
– Я рассудил, что раз ситуация настолько серьезна, вам может понадобиться любая помощь. – Он заставил Макса сесть, но Ремингтон все никак не успокаивался.
– Что бы это ни было, им оно не нравится, – сказал дед и сошел по ступенькам крыльца. – А ты, Джимми, мой мальчик? Ты боишься этой Дьявольской птицы?
– Нет, сэр, не боюсь.
Он взял меня за плечо, и я улыбнулся.
– Ты ведь не допустишь, чтобы она добралась до твоей матери, ведь так?
– Да, сэр! – Я хотел объяснить деду, что это птеродактиль, но только когда я в первый раз рассказал ему о динозаврах, он махнул рукой и сказал, что это все чушь собачья.
– Надо бы дать тебе ружье, раз ты единственный мужчина в доме. – Я посмотрел на него – возможность подстрелить птеродактиля не являлась мне даже в мечтах, – но он глядел не на меня, а на маму. – Ну ладно, у бабушки есть кока-кола в холодильнике. Сходи и возьми себе бутылочку.
В доме было темно и немного прохладнее, чем снаружи. Бабушка и тетя Мэри сидели возле радиоприемника. Я взял кока-колу и сел с ними. Диктор весело рассказывал, как Большая птица – он так ее называл – ударилась о трейлер какого-то Альверико Гуаярдо и перепугала его до смерти. Тот сказал, что у нее были красные глаза размером с серебряный доллар, лицо, как у гориллы, но с длинным клювом, и крылья, как у летучей мыши – а вот это было очень похоже на птеродактиля. Я подумал, что надо скорей рассказать об этом Уолтеру. Очевидно, мексиканцы, которые живут дальше на юг, видят эту птицу уже несколько лет – по крайней мере, так они говорят. Тетя Мэри вздрагивала каждый раз, когда диктор смеялся, но ничего не говорила.
Я уже допил свою колу, но Уолтер, мама и дед все не приходили. Диктор принялся говорить о погоде и каких-то других скучных вещах, связанных с принятием нового закона. Я встал и направился к двери, но бабушка поймала меня за руку.
– Ну-ка, помоги бабушке, – сказала она, сунув мне миску с восковой фасолью. – Спасибо, Джимми. Ты хороший мальчик.
Она вышла, а я сидел на кухне, лущил фасоль и думал о том, что хорошо бы куда-нибудь смыться, или выпить еще кока-колы, или еще что-нибудь поделать – все лучше, чем слушать рекламу муки «Голд медал» и глядеть на самоубийственное кружение мух вокруг липучки. Тетя Мэри все молчала. Я посмотрел в ее миску и увидел, что она вылущила только три или четыре стручка.
Я вылущил примерно половину фасоли, когда собаки начали лаять, как безумные. Я вскочил, поставил миску на стол и побежал к двери.
Но там не было никакого красноглазого птеродактиля и даже темной тени, мелькнувшей в небе. Только мама, дед, бабушка и Уолтер. Они стояли возле машин и орали друг на друга. Собаки кружили на одном месте и лаяли. Они явно не знали, чью сторону принять.
– То, что ты пустила коту под хвост собственную жизнь, еще не значит, что у тебя есть право ставить Мэри в такое положение. О ней же люди будут говорить.
– А что они скажут? Что она вспомнила, что кровь гуще воды. Многим здесь стоило бы это вспомнить.
– Например тебе. – Дед не повысил голоса. Он почти рычал. – Потому что это ты хочешь забрать мальчика от нас и от всех родственников его отца. У тебя не больше рассудительности, чем у коровы, если ты не можешь жить там, где ты выросла и где твой дом.
Я никогда не видел Уолтера таким рассерженным. Он шагнул к деду, но мама придержала его.
– Папа, здесь у нас с Джимми нет будущего. Ты это знаешь. Так было еще до всего, что произошло. Счета накапливаются, и…
– И ты думаешь, что твое бегство отменит тот факт, что жизнь тяжела? – сказала бабушка. – Езжай одна, оставь мальчика. По крайней мере он будет расти в окружении достойных людей. – Она сделала шаг к маме, и на секунду мне показалось, что она собирается дать ей пощечину. Так уже было, и не раз, хотя она никогда не делала этого в присутствии Уолтера, и мне бы не хотелось, чтобы это произошло.
Я подумал, что лучше мне вернуться в дом, к фасоли и радио. Я попятился и наступил на ногу тете Мэри. Я не слышал, как она подошла.
– Фасоль рассыпалась по полу, – без выражения сказала она, и все посмотрели на нас.
Я спрыгнул с крыльца и, увернувшись от руки деда, со всех ног побежал к кукурузному полю.
Я бежал по полю долго, исцарапал сорняками руки и ноги. Я обливался потом и был с ног до головы покрыт пыльцой. Затем я понял, что за мной больше никто не гонится. Я бросился на землю между высокими рядами и стал смотреть на небо – его было видно в узкие просветы между темно-зелеными листьями.
Никто мне не говорил о переезде. Еще два дня назад я, может быть, подумал бы, что это будет здорово – целое приключение. Но ведь тетя Мэри и дети Стюартов, скорее всего, еще увидят птеродактиля. Они ничего не знали и не хотели знать о нем, кроме того, что он – зло. А я его никогда не увижу. Это было несправедливо.
Наверное, я заснул, несмотря на то, что был очень расстроен и у меня все чесалось и было жарко, потому что в следующее мгновение солнечный свет был уже косой, вечерний. Где-то неподалеку шуршали листья. Кто-то ходил по полю, всего в нескольких рядах от меня. «Джимми!» – послышался голос деда.
Судя по тону, он еще сердился, поэтому я не пошевелился. Если меня найдут, я всегда могу сказать, что не слышал. Все кукурузные поля заглушают звук, а дедово, похоже, делало это даже сильнее, чем все остальные. Судя по дрожанию верхушек, дед был всего в нескольких рядах, а на слух казалось, что он чуть ли не в миле от меня.
Когда голос и движение кукурузных стеблей удалились к западу, я начал думать, что мне пора домой. Я хотел есть и, наверное, мог бы убить за бутылку кока-колы. А если злой дед бродит здесь, из этого следует, что дома его нет.
Я встал и уверенно направился в сторону, противоположную той, куда ушел дед. Я пробирался прямо поперек рядов. Если я и сшиб бы несколько стеблей, то всегда мог свалить это на оленя, или на енотов, или на Дьявольскую птицу.
Поле тянулось бесконечно. Я и не знал, что забрался так далеко – или я тогда бежал быстрее, чем мне казалось, или теперь шел не в том направлении. Я взял чуть-чуть к югу – дом точно должен был быть в той стороне. Даже среди высокой кукурузы было ясно видно, в какой стороне заходит солнце.
О кока-коле я перестал даже мечтать. Теперь я был бы рад напиться и из поливочного шланга, и даже просто из канавы. У земли, в тени кукурузы, уже начали проявляться первые островки сумерек, застрекотали сверчки, оживились комары. Я без конца шлепал по телу ладонью и махал руками.
Я шел не очень тихо. Наверняка дед меня уже услышал и идет в мою сторону. Наверняка остальные тоже меня ищут. Наверняка собаки меня скоро учуют. Я остановился и прислушался.
Откуда-то издалека снова послышался голос деда. Точно определить направление было невозможно, но я двинулся в ту сторону, откуда, как мне показалось, донесся его крик.
Вдруг я плечами почувствовал накатившуюся волну воздуха. Над головой пронеслась тень. Я посмотрел вверх – и увидел ее.
Все мои идеи о птеродактиле рассыпались в пыль. У нее были перья – пыльные черные перья. Кончики крыльев заканчивались чем-то вроде пальцев, которые шевелились в воздухе. У нее был длинный прямой острый клюв и лицо, похожее на сгнившую в сухом сарае тыкву. И красные глаза, о которых говорила тетя Мэри.
Не глядя на меня, она полетела дальше. Ее длинный хвост заканчивался чем-то вроде ромба. Если бы я увидел только его, то еще некоторое время продолжал бы думать, что это птеродактиль. Скоро птицу скрыли метелки кукурузы, и она исчезла из виду.
Я не помню, как упал, – но упал прямо на задницу, в пыль. Кое-как поднялся на ноги. Все руки были в царапинах. Надо было выбраться из кукурузы. Я хотел к маме. Я побежал.
Где-то – не очень понятно где – к заходящему солнцу взвился придушенный крик. «Койот», – подумал я. А затем: «Нет – дед».
Через несколько секунд я продрался сквозь последний ряд кукурузы и запнулся о край оросительной канавы. Лягушки посыпались в разные стороны, словно камушки. Я вовремя притормозил, а то присоединился бы к ним на дне канавы. Кто-то – не дед, Уолтер – звал меня по имени, и на этот раз я закричал в ответ.
Она ударила меня прямо между лопаток, и это был не только не птеродактиль, это был сам дьявол, как и говорила Мэри. Лапа, схватившая меня за затылок, была горячей, жесткой, подвижной и сильной, как человеческая рука. Она вдавила меня лицом в грязь. Я извивался, как мог, пытаясь вырваться, но она была очень тяжелой – птицы не могут быть такими тяжелыми. Она пришпилила меня, словно бабочку, я ничего не видел из-за травы, задыхался и скреб пальцами землю.
Я подумал о маме. А затем я ее услышал. Она кричала, кричала так, что мне стало страшно. Ей ведь нельзя было волноваться.
И вдруг тяжесть, давившая мне на голову, исчезла, как будто ее и не было. Меня подняли на ноги, я стер грязь с глаз и посмотрел в небо. Но Дьявольская птица исчезла.
Уолтер тряс меня сзади за плечи.
– Джимми. Джимми, ты дышать можешь? Скажи что-нибудь.
Мама была передо мной, в нескольких ярдах. Она была вся белая и дышала как-то нехорошо. Я подбежал к ней, зарылся лицом ей в бок и стал реветь. Уолтер сказал: «Люси!» – и она посмотрела на меня, кивнула и погладила меня по голове.
Мы, так и не разнявшись, пошли к дому, и я не упал только потому, что она меня держала.
Все в округе узнали о дедовом сердечном приступе, из-за того, что он был связан с появлением Дьявольской птицы, и на похоронах было много людей, которых я вообще не знал – даже пара студентов из Хьюстонского университета. Когда мы после церкви собрались на улице, тетя Мэри принялась орать на этих посторонних, и бабушка взяла ее за руку и отвела подальше. После этого она опять стала нормальной.
Через несколько недель мама и Уолтер, который сказал мне, чтобы я звал его Уолтером и что я самый большой храбрец из всех, кого он видел в своей жизни, поженились, а меня официально назвали Джеймсом Эрлом Лионом. Еще через некоторое время мы погрузили все, что смогли, в грузовик Уолтера и уехали в Портленд, штат Орегон. Мама взяла с собой всего три банки для консервирования и ничего с ними не делала – только ставила в них цветы. Никто из нас больше не был ни там, где мы раньше жили, ни у бабушки. Мама даже не поехала на ее похороны. Она иногда говорила мне, что ей жаль, но я никогда не понимал – чего.
Мне до сих пор – нечасто, правда, – звонят всякие люди и просят рассказать им историю о Дьявольской птице. И я рассказываю. Если только они не говорят, что это был аист.
Послесловие
Большую техасскую птицу видели множество раз в 1976 году в окрестностях города Браунсвилл, штат Техас. Она спровоцировала целую лавину слухов и даже панику на местном уровне. У нее была не очень приятная привычка влетать в дома и машины. Рассказы видевших ее людей имеют различия, но многие из них сходятся в том, что у этого существа была лысая голова, «как у обезьяны» или «как у змеи». Встречи с ней постепенно стали очень редким явлением, но сообщения о том, что по Техасу летает что-то странное, появляются время от времени и до сих пор. Является ли Большая птица естественным или сверхъестественным феноменом, обычная ли это птица или птеродактиль, или нечто сродни Человеку-мотыльку – об этом криптозоологи спорят до сегодняшнего дня. Я склонна думать, что это был мексиканский аист.
Аист это был или нет, меня занимало прежде всего то, как это необычное существо (и другие похожие, от Чупакабры до Дуврского демона) стало ядром, вокруг которого кристаллизовались различные истории – истории, которые больше говорят о подсознательных страхах обычного человека, чем о том, что он видел.
Большая птица ни разу не напала на человека; я заимствовала эту деталь, а также прозвище «Дьявольская птица» у другого случая появления гигантской птицы, который имел место в Иллинойсе в 1977 году. Многочисленные свидетели того инцидента утверждают, что птица схватила и подняла на два фута в воздух десятилетнего мальчика.
Кэрри Лабен выросла неподалеку от Буффало, штат Нью-Йорк, в миле от парка развлечений «Шесть флагов». Несколько лет она провела в Итаке и Бруклине, а сейчас живет в Монтане, где скоро собирается получить степень магистра искусств. В свободное время она любит наблюдать за птицами. Ее рассказы появлялись в журналах Clarkesworld, Apex Digest, ChiZine и в антологии Phantom; в настоящее время она работает над романом.