Текст книги "Вахтанговец. Николай Гриценко"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

ре Театра имени Евг. Вахтангова. Мама моя никакого отношения к теа

тру не имела, просто мы жили там. Наш дом был как бы общежитием

для вахтанговцев. Если кто-то из жильцов нашего дома получал кввар-

тиру, то в освободившиеся комнаты вселяли вахтанговцев. Так, в нашем

доме жили: директор театра Пименов В.Ф., Лукьянов С.В. и Гриценко Н.О.

Мы с мальчишками гоняли в футбол и ходили в театр. Я помню Николая

Олимпиевича в его ранних спектаклях. Он играл эпизоды, но они запом

нились на всю жизнь. Крылатые фразы его персонажей запомнились сво

ей неподражаемой интонацией. Его знаменитые работы на радио в спек

таклях по пьесам В. Маяковского «Баня» и «Клоп».

Помню, мы с мальчишками разбили форточку у него в окне и он при

ходил к моей матери. Когда я был принят в театр, он, увидев меня, сказал:

«А, и ты тут». Так пересеклись наши судьбы еще в моем детстве.

У нас с ним была удивительная встреча в спектакле «Конармия». Я был

ассистентом у Рубена Николаевича Симонова и еще одним из авторов инс

ценировки. И мы на репетициях все время дописывали какие-то реплики.

Артисы все время спрашивали нас – это Бабель или не Бабель. И мы – авто

ры инсценировки, глядя на них прозрачными глазами отвечали, что, конеч

но, это Бабель. Гриценко в этом спектакле играл Вытягайченко, играл его

гениально и после смерти артиста никто так и не смог заменить его в этой

роли. Он так его играл, что зал хохотал каким-то обольстительным смехом.

Тогда не было ксерокса и текст роли и все правки, дополнения печатали

на машинке. У него в тексе была реплика – «... и примерялись они к нам

сонным порошком...», а машинистка вместо «к нам», напечатала «к нас».

А Николай Олимпиевич уже выучил эту реплику так, как ее напечатала

машинистка, с ошибкой. И сбить его было невозможно, так и говорил -

«к нас», это было безграмотно, но ужасно смешно. Уже перед самой пре

мьерой я попросил его сказать одну фразу и вдруг Николай Олимпиевич

спрашивает, кто написал фразу, Бабель или мы. Я ответил, что Бабель

и тогда Гриценко абсолютно серьезно отвечает мне, что такую фразу Ба

бель написать не мог.Тогда во мне взыграл обиженный автор и я ему ска

зал, что, если бы он читал Бабеля, то увидел бы, что там нет фамилии Вы

тягайченко. Он был удивлен и обескуражен, я же со свойственным моло

дости максимализмом посоветовал ему прочесть «Конармию». Гриценко

очень обиделся и два года мы с ним не разговаривали. Но потом он отошел

и мы помирились. Николай Олимпиевич был очень непосредственным,

он по-детски легко обижался, потом отходил, был он очень гостеприим

ным хозяином, всегда радовался, когда к нему приходили в гости. Но еще

раз повторюсь – артист он был уникальный. Я много встречался с ним

как с партнером на сцене. Мы поехали на гастроли в Грецию и играли там

три спектакля, где у Николая Олимпиевича были главные роли: «Идиот»,

«Живой труп» и «Принцесса Турандот». И зрители, которые ходили на все

наши спектакли никак не могли поверить, что князя Мышкина и Тарталью

играет один и тот же артист. Их убеждали, им говорили, но они никак

не хотели в это верить. О нем в Греции уже слагали мифы. Это был актер

мирового уровня. А когда мы через несколько лет вновь должны были

«Конармия». Сцена из спектакля

ехать туда на гастроли, то спектаклей, где Гриценко играл главные роли

в нашем репертуаре для Греции уже не было. Но Николай Олимпиевич

так хотел поехать, что попросил дирекцию взять его в массовку спектакля

«Антоний и Клеопатра» и дирекция согласилась. Но когда об этом узнал

греческий импрессарио Критас, то он категорически не захотел брать Ни

колая Олимпиевича в таком качестве. Он сказал, что в Греции до сих пор

ходят легенды о великом русском артисте и, если греческая публика уви

дит своего любимца в массовке, то разразится скандал. Он убедил дирек

цию театра не делать этого. Стали убеждать самого Гриценко. Он вначале

обиделся, но потом подумал и согласился не появляться в массовке перед

публикой Греции.

Я не рассказываю о его великих работах в кино. Сейчас все вспоминают

его гениальный эпизод в «Семнадцати мгновениях весны». Гриценко читал

его по листам, т.к. не мог запомнить такое количество текста, но сыграл

этого немецкого генерала так, что эта великая роль уже вошла в историю

кино и все помнят его огромные глаза все понявшего, задолго до трагиче

ского для всех немецких военных финала гитлеровской Германии.

Хочу сказать, что Николай Олимпиевич был еще в своей профессии

великим тружеником. На репетиции у Рубена Николаевича он мог пред

ложить пять вариантов характера своего персонажа и надо было только

выбирать. На глазах у всех он играл пять разных образов и Рубен Нико

лаевич говорил, что каждый образ хорош. Рубен Николаевич даже плакал

от радости общения с артистом.

Я играл вместе с Николаем Олимпиевичем спектакль «Память сердца»,

где у него была роль старого эстрадно-циркового артиста. Так он, практи

чески, сам придумал себе всю роль. Он играл одновременно на пяти му

зыкальных инструментах. Он научился играть на концертино, сзади у него

стучал барабан, потом он играл на кларнете и из глаз у него еще лились

струи слёз, как у клоунов в цирке. И еще он как-то пронзительно грустно

пел романс, заставляя зрителя смеяться сквозь слезы. Он играл человека,

который физически старел, оставаясь молодым душою и это действова

ло очень трогательно на зал. Это сочетание эксцентрики и лиризма было

у него бесподобно и зал смеялся и плакал вместе с его героем!

Говорят, что нет незаменимых. Есть незаменимые артисты и таким был

и остался в нашей памяти великий, могучий артист Николай Олимпиевич

Гриценко, великий артист Вахтанговского театра!

Вячеслав Шалевич

***

Коля был очень требовательным к себе человеком. И не очень любил,

когда его хвалили. Помню, после премьеры «Маленьких трагедий»

я подошел к нему, чтобы сказать слова восторга, а он ко мне со встреч

ным вопросом: «Да ладно, а что плохо»? Вот этот вопрос «что плохо»

был главным в его актерской жизни. Он всегда знал, что можно сделать

лучше и стремился к этому. Мы были на гастролях в Варшаве. 1953 год.

Небольшая группа актеров делегирована на большой правительствен

ный концерт.

Оживленная беседа. Яша Смоленский читал на польском Маяковского,

а Гриценко играл «Жильца», тот самый рассказ, который он самостоя

тельно сделал еще в училище на втором курсе и так они с Покровским

и играли его всегда с огромным успехом. На этом концерте они тоже

играют рассказ с большим успехом. Правительственный концерт, по

том приглашают участников на банкет, там все правительство и, конечно,

красавец маршал Рокоссовский. Оживленная беседа, все особенно хвалят

Гриценко, молчит один Рокоссовский. Тогда Коля не выдерживает и спра

шивает, почему тот молчит, видимо ему не понравилось? Рокоссовский

говорит, что понравилось, но Коля уже завелся и требует честного от

вета, и тогда Константин Константинович ему говорит, что Чехов более

грустный автор, а у Гриценко он только смешной. Все! Этого хватило для

того, чтобы он больше не играл в концертах этот рассказ. Более года он

отказывался с ним где бы то ни было выступать. Его рвали на части, умо

ляли, просили, он всем говорил нет. А ведь это еще была возможность

Гастроли в Греции. 1964 г.

заработать. Его партнер рвал на себе волосы. Но вот прошло время и

Гриценко опять стал его играть. Это был все тот же смешной рассказ, но

что-то в нем появилось совсем другое. Этого нельзя было объяснить, но

это было совсем другое впечатление. Вот что такое Гриценко! И второй

случай я вспоминаю. Ереван, гастроли театра, поездка в Эчмиазин. При

ем у Каталикоса, все подходят, кланяются, кто-то, наиболее смелый, це

лует руку. А Николай Олимпиевич кидается к нему и сжимает его в объя

тьях. Надо знать наив и простодушие Гриценко, которые шли у него от

радости восприятия жизни. Вспоминаю и день нашего отлета в Москву.

Мы приезжаем на аэродром, у всех в руках багаж. У Николая Олимпие

вича в одной руке его знаменитый портфель, набитый драгоценными бу

тылками с коньяком, в другой – дешевая авоська, в которой несколько

свежих огурцов и огромный качан капусты. Николай Олимпиевич не был

особенно щедрым повседневно, но когда он хотел кого-то принять или

угостить, то доброта его не знала границ. Так вот, приземлились мы в Мо

скве, и Гриценко кричит, что все едут к нему домой. А он недавно получил

квартиру в Проточном переулке, она еще не была обставлена, мы приеха

ли, расселись на табуретках, он выложил весь свой запас коньяка и ра

достный, угощал всех до самого утра. Вот какой был Гриценко. И послед

нее воспоминание – гастроли в Греции, он играет сложнейшие и совер

шенно противоположные характеры: Протасова, Мышкина и Тарталью.

На эти спектакли даже приезжали поклонники театра из других стран.

А надо сказать, что, когда Рубен Николаевич восстановил «Принцессу

Турандот» и мы стали вывозить спектакль за границу, то решено было

текст масок произносить на языке той страны, куда мы едем на гастро

ли. Играем в Греции «Принцессу Турандот» и маски говорят по-гречески.

Николай Олимпиевич трудно запоминал текст на чужом языке и, чтобы

не забыть, написал весь свой текст на манжетах костюма Тартальи. Ман

жеты были записаны без единого пробела. Он во время спектакля все

время смотрел на них и говорил свои реплики. Зрители были счастливы,

веселились вместе с участниками спектакля и, вдруг, один манжет у него

«Принцесса Турандот».

Калаф – Василий Лановой, Тарталья – Николай Гриценко,

Принцесса Турандот – Юлия Борисова, Барах – Гарри Дунц,

Труффальдино – Максим Греков, Зелима – Екатерина Райкина,

Тимур – Анатолий Кацынский

«Шестой этаж». Жонваль – Николай Гриценко, Макс – Евгений Федоров

слетел. Он стал судорожно искать текст, партнеры шепчут ему, чтобы он

говорил по-русски, а он от ужаса ответил им, что и по-русски он тоже за

был текст. Вот такой был наш Николай Олимпиевич Гриценко!

Не могу не сказать о его творческой деликатности. Все хорошо знакомы

с замечательными кинофильмами, в которых успешно снимался Гриценко.

Но хорошо бы помнить, а некоторым и знать, как уважительно по отно

шению к родному театру проходили эти съемки. Никто, кроме реперту

арного отдела не чувствовал этой его деятельности. Никогда ради съемок

не отменялся или не переносился спектакль с его участием. Он много был

занят в репертуаре театра, и выполнял его безукоризненно. Для съемок

он изыскивал свое относительно свободное время. А потом выходили на

экран такие его шедевры, как Рощин в «Хождении по мукам», Каренин

в «Анне Карениной», Татаринов в «Двух капитанах». Я не случайно вы

делил из большого количества его кино-ролей эти прекрасные работы,

в которых он предстает подлинным аристократом, носителем благород

ных кровей. И это человек, мягко говоря, с далеко не аристократическим

происхождением и с нелегким детством в шахтерской Горловке.

Евгений Федоров

84

На дворе осень, пелена дождя со снегом, мокро, сыро, одиноко...

Иду от метро «Смоленская» по старому Арбату к нашему театру.

Тускло горят фонари, одинокий гитарист наигрывает забытую мелодию.

Театр возникает из мрака своей серой громадиной. Он сейчас напоминает

Лондонский Тауэр. Но, что это?! О, чудо!

Как-будто светлое облако спускается с небес. Понимаю, это светлое

облако благодарной памяти замечательным,неповторимым Вахтанговцем.

Со многими я дружил, играл на сцене, выпивал... Сегодня многих – увы -

уже нет, и никогда таких больше не будет.

Николай Олимпиевич Гриценко!

Непревзойденный, неповторимый, непредсказуемый, космически та-

лантливый! Он тоже ходил по этому маршруту от метро до нашего актер

ского подъезда. Н-е-е-т – он не шел, он почти бежал к своим: Мышкину,

Тарталье, Протасову, к купцу Молокову, к Вытягайченко, Мамаеву, Магаре,

к Жонвалю на «Шестой этаж». Да разве можно перечислить всех персо

нажей, все характеры, образы, даже не сыгранные, а пережитые этим ще

дрым актерским сердцем!

Откуда этот золотой запасник? Этот вернисаж ярких персонажей...

Человек с ружьем». Иван Шадрин – Николай Гриценко

Я счастливый актер. С 1968 года я в труппе Вахтанговского театра, и я за

стал Николая Олимпиевича Гриценко в полном расцвете сил на облаке по

пулярности, любви и признания.

Сейчас над Арбатом «вызвездило»... Куда не брось взгляд: «А это кто?

Это – звезда!» Вахтанговцы поколения Гриценко не были звездами, я бы их

сравнил с Северным Сиянием. Они своими всполохами таланта озаряли

все творческое небо, их любила, гордилась ими, их знала вся страна.

В то незабываемое время наш театр играл так называемый советский

репертуар. Я имел счастье быть партнером «Лампадыча», как ласково

за кулисами называли Гриценко. «Человек с ружьем», «Память сердца»,

«Гибель эскадры», «Конармия», «Виринея», «Стряпуха замужем», «Самая

счастливая»...

Сегодня многие иронически заметят: «Что это, мол, за драматургия

такая?» Но вот парадокс! Билеты на эти названия раскупали мгновенно,

а иногда у кассы театра простаивали ночами и билетик лишний спраши

вали от метро.

Николай Олимпиевич Гриценко в этом идеологически выверенном со

ветском репертуаре напоминал тореадора: он умел этого идеологиче

ски упитанного агрессивного «быка» заворожить, пощекотать эту холе

ную холку, играючи потянуть время, а затем проткнуть и завалить этого

монстра!

И зал кричал: «Браво, Гриценко! Спасибо!».

«Я Вас привествую, синьор!

Я Вас не видел до сих пор!

Но я уверен, что отныне

Мне будет другом Террачини!»

Этими куплетами одной из многочисленных ролей Николая Олимпие

вича мне хочется закончить и крикнуть: «Браво! Браво! Браво! Мой доро

гой Николай Олимпиевич Гриценко!

Александр Галевский

В Николае были соединены

все женские идеалы

и Лоуренс Оливье, и Жан Габен, и Жерар Филипп, и Грегори Пек...

Он был высок ростом, потрясающе сложен, всегда одет с иголочки, но са

мый главный манок для женщин – это его глаза. Зеленые глаза Гриценко

гипнотизировали женщину. От них было трудно уйти и не раствориться

в них тоже было трудно. В природе Николая Олимпиевича царствовал дух

Ф.М. Достоевского, князь Мышкин в нем просто жил! Он им был!

Выходит так, что только на склоне лет ты понимаешь, с кем была рядом,

почему горела от любви и почему почти за 50 лет, которые пролетели, как

один миг, больше такого, как он, я не встретила.

1956 год, гастроли Театра имени Евг. Вахтангова в Киеве. Украина – ро

дина Николая Олимпиевича. Я – ученица 9 класса Киевской школы впер

вые увидела на сцене этого гениального артиста и режиссера спектакля

«Шестой этаж». Восторг! Хочется петь! Второе потрясение – «На золотом

дне» Мамина-Сибиряка. Беру програмку, чтобы узнать, кто же играет

«Живой труп». Петушков – Михаил Дадыко,

Протасов – Николай Гриценко, Александров – Анатолий Кацынский

«Живой труп». Маша – Ирина Бунина, Федя – Николай Гриценко

купца Молокова. «Боже! Николай Гриценко! 1957 год. Я – студентка

театрального училища имени Б.В. Щукина при театре имени Евг. Вахтан

гова. Курс В.А. Этуша. Итак! Учиться и учиться... А учиться было у кого:

Б. Захава, Е. Алексеева, Ц. Мансурова, Ю. Катин-Ярцев, А. Борисов,

В. Щлезингер... Да всех и не перечислишь – одни звезды, говоря сегод

няшним языком, а проще говоря, гении русской культуры. Вот таким был

театр шестидесятых – мой родной Театр Вахтангова. Его знали и любили

не только дома, но и за границей. Училище и театр были одним целым.

Все события, которые происходили в театре тут же становились извест

ны нам и наоборот. Рубен Николаевич Симонов, главный режиссер Театра

Вахтангова, прекрасно знал, кто хорошо поет. Ему нужны были две сту

дентки, которые хорошо пели и танцевали. И нас, двух студенток третьего

курса приглашают на роль Маши в «Живой труп» Л.Н. Толстого. Как сей

час помню – длинный стол во главе с Рубеном Николаевичем, напротив

меня сидит мой бог – Николай Олимпиевич и я слышу голос: «Читает

Ирина!» Произошло то, что должно было произойти. Л.Н. Толстой по

мог мне объясниться в любви к Коле. Мне было так хорошо в эти минуты

и я думаю, что именно с этого момента я почувствовала всю прелесть на

шей профессии.

Последний, 4-й курс – шла работа над дипломным спектаклем «Горячее

сердце» Л.Н. Островского и параллельно – работа в театре. Танец, вокал.

Потом все произошло стремительно быстро. Я – актриса Театра Вахтан

гова. Меня поселили в театральное общежитие – в комнату над коменда

турой театра, еще с одной актрисой, а через стенку живет мой бог, мой

Федя Протасов! И вот, однажды, раздается телефонный звонок: «Ирочка,

давайте поедем, погуляем на природе. Я жду вас!» Ну, а что было дальше,

легко представить. Дальше, как в романсе «В час роковой, когда встретил

тебя, трепетно сердце забилось во мне, страстно, безумно тебя полюбя,

весь я горю, как в огне...»

Сейчас я понимаю, что ничего нет вечного на этом свете. И огонь мож

но потушить и его потушили: или он, или я, или окружение. Наверно,

кому-то и зачем-то это было нужно. Одно могу сказать: любовь надо бе

речь. Она бывает один раз в жизни.

У нас на Украине день святого Николая всегда празднуют. В этот день

он всегда со мной. Я за эти 50 лет, которые пролетели, как один день,

лучше, чем он, никого не встретила!

Ирина Бунина

Николай Олимпиевич Гриценко -

подлинный вахтанговец

По созданным им сценическим образам, в которых психологическое

правдоподобие естественно сочеталось с ярким, зачастую острогро

тескным рисунком роли можно было судить о стиле Вахтанговского теа

тра и, шире, о творческом методе Е.Б. Вахтангова. Казалось бы, два несо

вместимых понятия жизненная достоверность и театральная условность -

были основными художественными константами артиста. «Что такое

вахтанговское?», – ломают голову многочисленные теоретики и практи

ки театра; Н.О. Гриценко предельно четко, ясно и вдохновенно ответил

на этот вопрос своим творчеством.

Все начиналось со студенческой скамьи в Училище им. Щукина, когда

среди других его показов самостоятельная работа по рассказу А.П. Чехо

ва «Жилец» оказалось настолько удачной, что он был привлечен на работу

в Вахтанговский театр задолго до окончания училища. Кстати, «Жильца»

Гриценко играл, находя все новые и новые краски, с огромным успехом

на эстраде (в партнерстве с В.А. Покровским) до конца своих дней. Вели

колепная фантазия артиста, искрометный комедийный дар, неуспокоен

ность на достигнутом, все это, помноженное на необыкновенное трудо

любие, открыло ему дорогу на большую сцену.

В 1940 г. по окончании Училища Н.О. Гриценко уже официально был за

числен в труппу театра. Поначалу он играл небольшие комедийные роли,

в которых ярко проявлялся его незаурядный импровизационный дар. Вме

сте с художником он искал смешные детали костюма своего персонажа,

не чурался достаточно рискованного грима. Известно, что он часами от

рабатывал перед зеркалом внешний облик своего персонажа, каким бы не

значительным он ни был по ходу сюжета, его мимику, его походку. Но все

самые смелые фантазии артиста всегда были оправданы внутренней ло

гикой развития образа, подсмотренного в реальной действительности,

выхваченного из самой гущи жизни. Именно поэтому все его персонажи,

даже самые нелепые и диковинные, были в высшей степени убедительны.

Редчайшую изобретательность проявил Гриценко, создавая образ быв

шего золотопромышленника Молокова в спектакле «На золотом дне»

(постановка А.И. Ремизовой). Необычайных размеров живот, свинячьи

глазки, сизый от беспробудного пьянства нос, заплетающаяся речь – все

работало на создание комедийного персонажа. Благодарный зритель

ский прием ему был обеспечен, когда он, спасаясь от кредиторов, нырял

«Конармия». Вытягайченко

под низкий диван, где непостижимым образом умещалась его грузная

фигура. В том же 1955 году, буквально спустя несколько месяцев, он соз

дал совершенно иную по амплуа роль – героя Гражданской войны, леген

дарного, умного, изысканного Олеко Дундича в одноименном спектакле

(постановка Р.Н. Симонова). Ничего от прежних образов, новая грань даро

вания. Удел немногих – божественный дар перевоплощения. Отныне в его

творчестве шли рука об руку два типа персонажей, взаимообогащая и до

полняя друг друга: острохарактерно комедийный и лирико-героический.

В его исполнении Князь Мышкин («Идиот», постановка А.И. Ремизовой) -

поразительный сплав трагического и комического. Актер не боялся вы

водить своего героя в смешном свете, добиваясь при этом потрясающей

достоверности. Смешная (если можно назвать ее смешной) наивность «не

от мира сего» придавала образу Мышкина в обрисовке Гриценко необык

новенную привлекательность. И снова – поразительный феномен перево

площения, почти одновременно были сыграны две совершенно разнопла

новые роли: испанского гранда Дон Гуана в «Каменном госте» (постановка

Е.Р Симонова), бесшабашного повесы, отважного забияки, страстного лю

бовника, и Степана Казанца, бывшего фронтовика, передового комбайнера

в пьесах «Стряпуха» и «Стряпуха замужем» (оба спектакля – в постанов

ке Р.Н. Симонова). Два совершенно разных человека, Дон Гуан и Казанец:

другая походка, ритмика речи и даже цвет глаз, казалось, изменился.

К слову сказать, многие театральные деятели, считавшие себя радете

лями истинно духовных ценностей, обвиняли Р.Н. Симонова в постанов

ке этих пьес А. Софронова. Хватало и оскорбительных выпадов в адрес

театра. Горько было это слышать и еще более странно осознавать, как эти

В Париже

деятели не поняли гениального тактического маневра режиссера, изба

вившего театр от куда более серьезных обвинений в «идеологической

слепоте», обвинений, грозивших многими неприятностями театру. В Гри

ценко Рубен Николаевич нашел актера, который сумел своим исполнени

ем вывести эти спектакли на такой высокий пик комедийного мастерства,

который во многом снял претензии ревнителей «чистого» искусства.

«На всякого мудреца довольно простоты». Мамаев

94

«На всякого мудреца довольно простоты».

Мамаев – Николай Гриценко, Крутицкий – Николай Плотников

Р.Н. Симонов обожал Гриценко. Он считал его «золотым актером вахтан

говской труппы». Когда Н.О. был на сцене, Р.Н. забывал все и вся, он на

слаждался безмерной фантазией артиста. Помнится репетиция, когда Р.Н.

вытирал слезы от сотрясавшего его хохота, глядя, как Казанец-Гриценко,

на что-то осердившись, поднимал над головой тяжелую бочку, которая

против его воли тащила его через всю сцену от одной кулисы к другой.

Правда, потом Р.Н. этот трюк снял, посчитав его чрезмерным.

«На всякого мудреца довольно простоты»

Мамаев – Николай Гриценко Глумов – Юрий Яковлев

Повороты творческой судьбы непредсказуемы. То герой, то простак,

то хватающий за душу трагический персонаж, то вызывающий взры

вы смеха комик. И все это рядом, в одном сезоне. Даже те, кто хорошо

знал Гриценко, кто понимал, что его искрометная фантазия не имеет

предела, были поражены его мастерством. Трагический, истинно рус

ский образ Феди Протасова из «Живого трупа» (постановка Р.Н. Симо

нова), страстного правдолюбца, мятущегося в поисках нравственной

истины, и комическая маска итальянского площадного театра Тарталья

из «Принцессы Турандот» (возобновление постановки Е.Б. Вахтанго

ва Р.Н. Симоновым), мягкого, добродушного, суетливого толстяка, чья

бестолковая деятельность запутывает и без того сложные сюжетные пе

рипетии спектакля. Две роли, два противоположных характера. В этом

разнообразии – сущность стиля этого блистательного артиста.

Именно это сценическое разнообразие, эту широкую творческую ам

плитуду подчеркивала французская пресса, восторженно отзываясь

Александра Исааковна Ремизова

«Город на заре». Зяблик – Максим Греков, Лев Аграновский – Николай Гриценко

о незаурядном даровании артиста во время гастролей театра в Париже

в 1962 году. Мне удалось принять участие в переводе многочисленных

статей, и я был приятно поражен единообразием мнений в адрес замеча

тельного исполнительского мастерства Гриценко. Он играл подряд Про

тасова, Тарталью, Мышкина. Французские критики видели в этом актер

ский подвиг, а это был каждодневный упорный труд, огромный талант

и верность своему театру. На его спектакли ехали в Париж из других го

родов, его приглашали в гости... Он был очень популярен, как, впрочем,

и во время других заграничных гастролей театра. Заодно хочу отметить

одну деталь, ярко характеризующую душевный склад Гриценко. Многие

наши актеры охотно пользовались во время гастролей домашним госте

приимством хозяев, обещая «а вот когда вы приедете к нам...» Однако,

Гриценко был одним из немногих, кто выполнял с лихвой свои обеща

ния, будучи, однако, не бессребреником. Достаточно убедительный при

мер его человеческой чистоплотности.

Время шло. Публика уже привычно ходила «на Гриценко». Он сы

грал лихого красноармейца Вытягайченко («Конармия». Постановка

Р.Н. Симонова) и впавшего в религиозный фанатизм крестьянина Магару

(«Виринея» постановка Е.Р. Симонова) так, что на фоне многих актерских

удач этих спектаклей упомянутые персонажи выделялись своим необык

новенным правдоподобием при острогротесковом рисунке ролей.

Исполнение Н.О. Гриценко роли Мамаева в спектакле «На всякого му

дреца довольно простоты» (постановка А.И. Ремизовой) поражало много

красочностью, обилием сочных сценических приспособлений и приемов,

что, впрочем, никак не нарушало единства актерского ансамбля, а скорее

даже обогащало его, внося дополнительные оттенки, обусловленные яр

кой индивидуальностью артиста. На первый взгляд казался смешным

и жалким этот стареющий представитель бюрократического сословия

России, но за нелепостью его внешнего облика скрывался оскал одного

из «столпов общества» пореформенной политической конъюнктуры.

Спектакли, в которых был занят Гриценко, подолгу, благодаря его ма

стерству, держались в репертуаре. Созданные им образы не тускне

ли со временем. Он не останавливался на достигнутом, обогащая сво

ей неистощимой фантазией уже созданные характеры. Талант и труд.

Труд и талант.

Он совершенно не был похож на многих своих собратьев по актерскому

цеху, падких на похвалы и лесть. Беспрерывно совершенствуя свои роли,

он прислушивался к замечаниям в свой адрес. Более того, он их выта

скивал клещами из собеседника. Мне запомнились его слова: «Спасибо

за комплименты, а что – плохо?»

Для Гриценко театр – в первую очередь коллектив, содружество едино

мышленников, объединенных одной художественной идеей. В его пред

ставлении не театр был обязан ему, а он – театру. Наверное, ему пока

залось бы диким сегодняшнее поведение многих актеров, стремящихся

адаптировать роль, пьесу, идею под себя, он же подчинял себя интере

сам коллектива. Это сейчас мы стараемся жить друг без друга. Так ведь

проще. Никакой ответственности, ни моральной, ни профессиональной

ни перед кем. А Н.О. Гриценко был в творчестве совестливым, высоко

нравственным человеком. Более того, никто не знал, когда он бывает

на киносъемках, ради которых он никогда не отпрашивался и не срывал

спектаклей. А в кино он много и успешно снимался. Режиссеры высоко

ценили его мастерство и охотно приглашали в свои картины. Его роли

так же, как в театре были отмечены фантазией, изобретательностью;

преувеличения, гротеск, контрасты украшали его работы. Роли были не

похожи одна на другую. Сила таланта – в способности меняться и бес

конечно искать.

Не всем актерам, даже многим известным, удается в равной степени со

стояться на театральных подмостках и перед кинокамерой. Как известно,

зрители чрезвычайно помогают театральному актеру; возникающее чув

ство сопричастности, контакта с залом придает зачастую неожиданный

творческий импульс исполнителю. Другое дело – один на один с объекти

вом, когда не спрячешься ни за какие приспособления, и глаза твои круп

ным планом должны передать всю гамму обуревающих тебя чувств.

Николай Гриценко был одним из немногих, кому Судьба подарила

редкий дар соединить в своем творчестве Сцену и Экран.

Юрий Газиев

Слово режиссёру

Евгений Рубенович Симонов

Мне посчастливилось, как режиссеру, на протяжении моей жиз-

ни встречаться с великим русским актером. Это основное бо

гатство моей души и память о нем всегда живет во мне. Я благодарен

великим старикам и Малого и Вахтанговского театров за то, что я за

стал великий русский театр в период его расцвета. Мне кажется, что

Николай Олимпиевич Гриценко, если рассматривать традиции прошло

го века русской исполнительской школы, наследник великого, но как-

то мало изученного нами актера Мартынова. Мартынова, который умел

в водевиле заставить зрителя плакать и в самых веселых местах дости

гал, как бы мы сегодня сказали, Чаплинского плана, где соседствовали

юмор и драма, улыбка и слезы. Гриценко прошел путь, если говорить

шутливо, как Суворов: от рядового до генералиссимуса. Он, действи

тельно, начинал с маленьких проходных эпизодов и очень долго на

ходился в этом амплуа. То ли режиссеры сразу его неразглядели, то ли

мастерство исполнения этих эпизодов закрепило за ним славу актера

мгновения, но до создания его шедевров на сцене вахтанговского теа

тра проходит много времени. А две его роли – князь Мышкин и Про

тасов в «Живом трупе» – это безусловно шедевры. И их можно было

смотреть бесконечно и все время находить в них что-то новое. Грицен

ко родился на Украине и оттуда его необыкновенная музыкальность и

пластичность. Он там же учился играть на скрипке. Судьба его не сразу

связала с Вахтанговским театром. По приезде своем в Москву, он по

ступает в школу «МХАТа второго». Это был театр потрясающих актеров

С.Г. Бирман, И.М. Берсенева, С.В. Гиацинтовой. Этог был театр, кото

рый своим очарованием, мудростью и красотой затмевал московские

театры. И Гриценко становится студентом их школы. Когда-то, еще в

1-ой студии МХТ, из которой потом родился «МХАТ второй» начинал

Е.Б. Вахтангов. Но над этим театром, как и над многими коллективами в

30-е годы разразилась катастрофа – он был безжалостно закрыт, актеры

были растасканы по разным московским труппам и Гриценко оказался

на распутье. Какое-то время он работал в театре Красной Армии, но уже

посмотрел спектакли театра Вахтангова и попал под обаяние Щукина

в «Принцессе Турандот» и, конечно, роли Егора Булычова. Мой отец,

Р.Н. Симонов, еще не был в то время художественным руководителем

театра, но он играл свои лучшие роли – Бенедикта в «Много шума из

ничего», Короля Клавдия в «Гамлете», Аметистова в «Зойкиной квар

тире» – это был расцвет вахтанговского театра. Мансурова, Алексеева,

Орочко... И, конечно, Гриценко угадал свой театр. Трудно представить

его на сцене МХАТа, который он очень ценил, или даже на сцене Малого

театра. Его природа, включавшая умение переживать и представлять как

нельзя лучше сливалась с эстетикой театра Вахтангова. А владел он эти