Текст книги "Человек человеку - кот"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

С третьего раза волк различил иной тембр двух рычаний.

– Что ты ему сказал?

– Тр-ррр… Ничего предосудительного. Я сказал, что тебя выгнали из племени. Что-то не так?

Волк опустил голову и ускорил шаг. Поступь Одинокого Воина оставалась бесшумной.

Зато переводчик рычал и стрекотал крыльями вовсю.

– Его тоже выгнали из клана. Я-то об этом знал, но захотелось убедиться. Вы два изгнанника, и куда же вам скрыться, где продолжить жизнь, как прославиться, ради чего еще дерутся волки и кошки, только ради славы, за которую и приличного пшена не купишь!

– А за что его выгнали?

– Какого-то тигренка обидели… Тр-ррррррр! По представлениям этих ненормальных, он должен был тут же отомстить, а он вспомнил, что обидчик-леопард полномочный посланник другого клана… Так сказать, неуместное проявление коллективизма, недостойное Одинокого Воина.

Рассвет.

Утро застало их среди больших белых камней, каждый из которых скрывал из виду двух изгнанников вместе. Солнце не выбралось из-за гор, но лучи опережали его, новый день все-таки пришел, а волк находился в прежнем мире.

Нет, его мир, конечно, изменился, до неузнаваемости, однако уход не состоялся, ни собратья, ни враги не вышвырнули его в неизвестность.

– Не люблю утро, – возвестил попугай. – Это его слова, не мои. Я-то утро обожаю, куда полезней, чем ночь.

– Где мы? – спросил волк.

– Не могу утверждать, что здесь территория полета, то есть наша территория, нашей логичной расы, сравнивая с вами, покорителями земель. Здесь ничейная территория. Никому не нужны эти камни, которые очень скоро раскалятся и станут

обжигать вам бока. Здесь будет сухо и совсем, совсем некомфортно. Нам, летающим наблюдателям, беспристрастным посредникам ни к чему такая земля. Безгнездная пустошь тянется на многие и многие…

Краткий, но выразительный рык прервал трель-тираду.

– Заткнись… – перевел попугай. – Это он мне сказал. Ты ни при чем. Так что между вами пока нет конфликта, не нервничай.

Рычание и лай раздались одновременно.

– Тр-ррррр!.. Вы оба хотите знать, что ждет вас в горах и можно ли через них перебраться. А зачем?

Волк и тигр впервые посмотрели друг на друга.

– Молчите? – издевательски пролаял, а затем прорычал попугай. – Кстати, бульмастифф, давно хотел спросить кого-то из ваших, кто очутился на краю, а потому не будет врать. Для чего вы придумали такое усложнение своей речи? Какой враг рода попугаев предложил иметь дневной и ночной диалекты?

– Днем мы лаем, а ночью воем.

– Я имею представление, спасибо. Но для чего?

– Так повелось.

– Прекрасный ответ! Глубоко разумный! Заткнись… Ой, это опять мне.

Одинокий Воин встал на задние лапы, широко потянулся… Волк еще раз поразился, какой же он огромный и вместе с тем грациозный. Одинокий Воин опустился в походную стойку, изогнул спину, приподнял загривок и решительно устремился к горам.

А мы сражались с ними… Как же мы устояли? Волк проглотил слово «мы», оно более не принадлежало ему, как и былое имя.

– Эй, бульмастифф!

– Я не бульмастифф, – ответил он злобно, по-волчьи.

И дальше… Возможно, вы знаете эту историю. Да, разумеется, вы не ошиблись: дальше они пошли вместе.

4

И был наконец перевал, и на перевале ласкал их наконец холодный ветер, долгожданный после недавней духоты.

– Вот что, враг, – услышал волк перевод попугая, – здесь больше нет друзей и врагов. Я намерен выжить. Другом ты мне быть не можешь, а враг ты тем, с кем я врозь.

– Я тоже намерен выжить.

Волк ответил и удивился; еще недавно он такой уверенности не чувствовал.

– Мы займем перевал и будем грабить путников. А тем временем надо вызнать, где за хребтом есть поселения твоих или моих… – попугай остановился. – Чушь, чушь! Кого вы тут вдвоем ограбите, караван из тридцати крокодилов? Или стаю орлов?

Попугай опустился на землю между волком и тигром и принялся важно ходить между ними, всем своим миниатюрным видом выражая глубокое знание дела.

– Тр-р-р-р!!! Вы не понимаете своей ценности, вы оба! Вы независимые представители двух боевых народов, союза племен и сообщества кланов. Вы нужны… И знаете, зачем? Вам с радостью дадут приют… Сейчас, сейчас всё расскажу.

Перемежая рычание с лаем, потрясая суетливым хохолком, попугай объяснил, как очутился – чисто случайно в нужное время в нужном месте! – на берегу реки в ветвях.

Царство слонов и морская республика…

Они решили объединиться…

Или – договориться.

В строжайшей тайне.

Попугай был избран посредником, он не совсем переводчик, вернее не только переводчик, но и, как бы сказать, искатель. Ему поручено найти волка и тигра, желающих отправиться в царство слонов и оттуда на китовый берег…

Трудно найти такого волка, чтоб не труса, чтоб бойца. Трудно найти тигра, или льва, или гепарда, кого-то из кланов. А раз уж они оба в таком отчаянном положении, то судьба велит им не побояться, решиться и отправиться в далекую даль…

Волк услышал рычание и потребовал:

– Переведи!

– Он спрашивает, что может быть общего у слонов с китами. А откуда я знаю? Но слоны придают огромное значение этой встрече, они отбирают мудрейших носителей хобота для посещения китового берега.

– Зачем им я? – пролаял волк.

И рычание, громче обычного, отдалось вторым вопросом: «Зачем им я?»

– Они желают, чтобы на встрече присутствовали все виды разума.

Два изгнанника глотали ветер перевала, избегая глядеть друг на друга. Неведомая дорога расстилалась перед ними. Вчера каждый имел будущее, более-менее представимое, с вариантами, а сейчас вместо будущего разлеглась эта дорога, и пустое настоящее подталкивало к ней, заставляя преодолевать соблазн подманить попугая, поймать его и съесть.

Оба сильней всего хотели, чтобы ничего этого не было.

Но это было.

Перевал остался позади, родная степь осталась еще дальше, и долгий путь, без раздумий, а потому без печали, словно новая родина приютил изгнанников. Они жили в движении, загоняя себя до предела, и бессмысленное существование, протекая на грани сил, обретало тень смысла.

Попугай не поспевал за ними, он не мог лететь в воздухе так неутомимо, как волк с тигром могли бежать по земле, ему приходилось отыгрывать расстояние, срезая углы, пока изгнанники огибали холмы да озера.

В сущности, ничего не происходило. Кроме одного, весьма важного: волк и Одинокий Воин узнавали речь друг друга.

Вернее, это волк изучал рычание, оно было ему ближе, нежели лай с воем (двойной диалект) отшельнику клана. Попугай еще требовался, но в критической ситуации волк понял бы «Стой!» или «Вперед!» Одинокого Воина.

Дни сливались в ночи…

«Какая Луна! – думал волк. – Белая и круглая! А я еще жив…»

«Какая Луна! – думал Одинокий Воин. – Рыжая и вытянутая…»

Настало очередное утро, и попугай сказал недовольным тоном:

– Друзья соратники! Разговорчик есть…

Как выяснилось, они достигли земель, за которыми почти-почти, можно сказать, что и начинается, во всяком случае недалеко или совсем близко вожделенное царство слонов. Однако, прежде чем попасть туда, следует оставить позади полосу крокодилов.

Эти сволочи контролируют все торговые коридоры.

И есть два варианта: пробираться между истоками двух рек… Или же рвануть вплавь сейчас, напрямик, рассчитывая, что эти негодяи никого не ждут в родном разбойничьем логове.

Дело в том, что крокодилы пользуются услугами зубных врачей из рода попугаев… Правда, другой семьи, однако можно попытаться их отвлечь. Зубной врач берет три своих веса золотом. Если объявить два… или полтора… окрестные речные стражи забудут обо всем и поспешат за своими родственниками, у них вечно проблемы, они жрут что попало!..

Волк молчал.

И вдруг Одинокий Воин молниеносно прыгнул…

– Тр-ррррррр-рррр! Что, что, что???

Переводчик, искатель, врач-самозванец сжался в его лапе, стараясь не касаться смертельных когтей.

Одинокий Воин прорычал тише обычного, очень коротко:

– Я не умею плавать.

Волк вскинул голову:

– Ты не можешь переплыть реку?

– Нет.

– А как же… Как же тогда? Как же! – заверещал переводчик, с еще большим ужасом услыхавший, что волк правильно, по-кошачьи прорычал вопрос. – Как же перенести

мне вас, соратники мои возлюбленные, на обетованный наш берег, где царство слонов ждет гостеприимной землею, прекрасной страной…

– Думай!

Волк отчетливо представил засаду между истоков двух рек, армию зеленоспинных чужаков, они-то не знают гостеприимства, их не обойти.

Надвигались очередные сумерки, а попугай застыл недвижимо в небрежном объятии тигровой лапы.

– Даже когда ты меня отпустишь, я не смогу лететь сразу, – сообщил он в десятый раз за прошедшее время.

Все молчали.

– Послушай… – прорычал наконец в наступающей тьме Одинокий Воин. – Твои сородичи устраивают поединки ради забавы, так?

– Редко. Молодые соколы до линьки могут забавляться…

Жалобный высокий звук прервал ответ переводчика.

– Не ври, а то я сожму сильнее. Не успеешь сказать правду.

– Спрашивай.

– Вы устраиваете драки чужаков, за деньги. Ради забавы, но до смерти. Пленных или подобранных. Очень редко добровольных.

– А-а-а, гладиаторские игры? – преувеличенно легко догадался попугай. – Так бы и говорил, великий из клана!

– Ты хотел завести нас для этого?

– Нет! Тр-ррр! Нет и нет! Тысячу раз нет! Похоже, теперь он не врал.

– Если хочешь знать, слоны обещали мне больше, чем дали бы за вас, как за бойцов! Только я должен привести ученых, понимаешь? Вы должны будете сказать, что вы ученые, философы там, еще кто… Среди волков за год ученого не сыщешь, а сыщешь – не выманишь. Да и в кланах ваших звездочетство с теологией не шибко жалуют.

– Что значит теология?

– Изучение земных недр! – бодро ответствовал попугай.

– Хорошо. Слушай, торгаш! Я согласен на поединок за вознаграждение. Я, свободный воин клана!

– Тр-ррр-рр! Цена?

– Дорога воздухом к месту боя и оттуда на границу царства слонов.

– Ты готов стать забавой? Это позор для кошачьей души клана! Я знаю… Если я договорюсь, а ты обманешь, я никогда не вернусь к своим.

– А если ты обманешь, я никогда не перейду эту реку.

– Да? Хорошо…

– Думаешь, это хорошо?

– Нет-нет! Это, конечно же, плохо! Хорошо означает: как и ты, я согласен! – и попугай добавил с новым неуловимым оттенком: – О великий из клана!

Неуловимым оттенком была ирония, трусливая, желто-зеленая.

Одинокий Воин почти разжал лапу.

– Стой! – рыкнул он, похоже, самому себе. – Не забудь: дорога должна быть для двоих.

– Я и ты? – переспросил попугай.

– Я и он.

Волк понял лишь половину из разговора.

Если они все не умеют плавать, размышлял волк, то ясно, за счет чего мы… за счет чего племена сумели отстоять собственный берег.

5

Лапы оторвались от земли, корзина понеслась, влекомая восемью грифами. Может быть, вот это и останется в памяти, а вовсе не спокойная племенная жизнь, так успел подумать волк, вот это и приснится после смерти – разбег, прыжок в корзину, парящую совсем близко над землей, так быстро, чтобы они смогли впрыгнуть, и приближающиеся небеса.

Теперь они во власти птиц.

Попугай появился из воздуха и сел на край корзины. Один из грифов что-то закричал по-своему, и переводчик тут же заработал крыльями, покинув летучее средство.

– Скупердяи, узкие клювы! – рыкнул он по-кошачьи. – Лишний пассажир им, видите ли, не оплачен. Ладно, друзья, ваш спутник присоединится к вам позже!

Волк опасался глядеть вниз. Он и на дерево ни разу не взбирался – это была самая горизонтальная цивилизация из всех. Даже художники их рисовали строго на плоскости, не собираясь открывать перспективу. Изображали, как правило, одно и то же – родословное древо, где буленбейсеры, блад-хаунды, бульмастиффы, ретриверы, терьеры происходили от одного мифического предка. Предок никогда, ни в каких случаях не именовался волком.

Одинокий Воин занимал собой половину корзины, бесстрастно взирая куда-то вдаль.

– Ты будешь сражаться? – спросил волк.

Он еще недостаточно изучил чужой способ передавать мысли, слов не хватало, а попугай улетел. А я?! – хотелось сказать волку. Почему ты будешь сражаться за нас двоих?

Но тигр не ответил и на первый его вопрос.

Черные линии сходились на лбу, образуя стрелу, направленную в небо. Волк впервые видел голову Одинокого Воина так близко. Раньше это означало бы немедленную гибель.

Зеленые глаза не замечали волка. Этому существу не нужна была помощь, предлагаемая из-за пределов его самого.

Волк понял, что лучшее сейчас – раствориться, исчезнуть. Волк понял, что невольный спутник его готовится бою.

Разбудил его толчок. Это корзина соприкоснулась с камнем, волк сгруппировался, но все-таки вылетел из временного убежища, а сверху упали лямки, сброшенные грифами, а вокруг стоял нестерпимый гам, только птицы, только много птиц могли создать такую какофонию. Целая толпа избалованного безопасностью народца галдела в ожидании зрелища, образовался круг, в круге находились они двое. Как же он заснул?

– Прочь, отползай, бульмастифф, тебе здесь не место! – послышался неправильный лай попугая.

Одинокий Воин уже застыл в боевой стойке.

Волк не желал уходить!

Но если он не уйдет… Одинокий Воин все равно рыкнет ему свое краткое решительное: «Уйди!» – ради этого требования Одинокий Воин вынужден будет на миг покинуть обретенное, собранное из таких вот мгновений состояние, и как знать, именно чуточки не хватит в поединке с неведомым противником.

Волк задавил воспитанное со щенячьих писков чувство коллективной обороны, задавил гордость бойца и отступил. Покинул арену. Бросил недавнего страшного врага.

Наедине с врагом новым.

Как галдели наглые птицы!..

Коршуны клекотали, грифы восседали, раскинув крылья, орлы, напротив, собирали крылья и высились надо всем строго, заняв самые верхние места. Ястребы переругивались с соколами, делая ставки. Незнакомый попугай с красным ухоженным хохлом вступил на специально насыпанный песок и закричал что-то…

А желто-зеленый попугай-знакомец тут же перевел для Одинокого Воина:

– Ты вступаешь в поединок по собственной воле и находясь в добром согласии с народами воздуха, так?

Не меняя положения, Одинокий Воин кивнул головой.

– Надо сказать вслух. Послышался утвердительный рык.

– В случае победы, ты получаешь услуги по преодолению расстояния отсюда до границ царства слонов для двух персон. В случае поражения, ты предоставляешь свое тело народам воздуха. Ты согласен? Надо сказать вслух.

Утвердительный рык повторился.

– Узнай: твой соперник – последний змей, беглец от крокодилов, боевой питон, нашедший приют в недосягаемых горах, где мы находимся. Он побеждал в поединках двадцать три раза! Теперь, когда договор объявлен и подтвержден, начнем!

Волк оцепенел. На арену выползало нечто кошмарное. Эти никчемные торговцы, подлецы, предатели, трусы орали, а оно ползло. Оно всё ползло и ползло.

– Желаю удачи, соратник! – прокричал переводчик. И приземлился рядом с волком.

– Давненько они не видывали свободного тигра! Как думаешь, нашего друга съедят?

– Кто? Питон?!

– Зачем питон? Дадут питону, как же! Он здесь в гостях.

– А кто?!!

– Проигравшего ждет пиршественная церемония. Героически погибший тигр – для грифов лучшее лакомство. Да еще того… ритуальное. И орлы не откажутся.

Волк был голоден. Давно, в оттяжку, по-волчьи, у племенных костров о таком затяжном голоде не знавали. Но сейчас он бы отвернулся от любой еды.

Он щелкнул зубами…

И тем не менее, на арене для него места не было.

Боевой питон смотрел осмысленным взглядом живого существа, не забывающего, что все похожие на него умерли. Возможно, он и не был самой последней разумной змеей, или, как называли разумных ради отличия их от диких, самым последним змеем. Не исключено, где-то еще в дебрях, в расселинах, спрятавшись от мира, от света, осознавал себя какой-то еще змей, или даже подобных отшельников было несколько. Какая разница? Они больше не возродятся… Уничтоженное крокодилами, вычеркнутое из списка сознание гипнотизировало кристальным взором Одинокого Воина.

Волк поймал взгляд, адресованный не ему. Всего частицу, ее хватило, чтобы почувствовать волю хозяина. То общее, по которому тоскует всякий бульмастифф, единое, притягивало к себе, вбирало, советовало расслабиться, по-хорошему, по-дружески.

Взгляд был адресован противнику. Поэтому волк лишь попробовал на вкус липкую вечность. Неподвижность предназначалась исполосованному черными линиями огненному кошачьему телу. А за ней смерть в объятиях.

Питон раскачивался долго… Жаль, что нельзя душить птиц, он у них в гостях. Последний змей действовал наверняка.

Попугай с красным хохлом упал в обморок. Ястребы тут же увеличили ставки.

Единственный глаз, умеющий по природе своей сопротивляться древнему гипнозу, был крокодилий холодный глаз. Питон знал это и ненавидел крокодилов.

Зеленый глаз с вертикальным зрачком не имел изначальной сопротивляемости. Но зеленый глаз с вертикальным зрачком мог приобрести ее, вытренировать, отказываясь от ленивых ночей и групповых кошачьих оргий. Надо было стать монахом, затворником, чтобы довести вертикальный зрачок до такой степени непроницаемости и в то же время до такой скорости реакции. Нужен был целый культ одиночества.

В отрезанных от мира горах питон проспал появление этого культа.

Змей бросился, сумев направить огромное тяжелое тело. И встретил пустоту.

Одинокий Воин увернулся. И замер в стороне, с тем же видом загипнотизированной, неподвижной жертвы.

Битва змея и тигра продолжалась.

За час зрители увидели три броска питона и один ответ тигра. Уважительная тишина сменилась в итоге знакомым гвалтом, только усиленным от крайнего возбуждения азартных пернатых.

Волк почти не слыхал шума. Он следил за Одиноким Воином. Он затаил восхищение. Там, на арене, сам он был бы уже три раза мертв.

Даже хуже чем просто мертв.

Питон раскачивался, словно не было трех попыток. Жертва молчала и не двигалась.

В тот момент, когда питон начал молниеносное движение, тигр, поймав предощущение этого движения, прыгнул. Если б он прыгнул раньше, если бы атаковал, змей с радостью перехватил бы прыжок и обвился кольцами, сжимая тело тигра своей невероятной, вымирающей, доисторической мощью. Но Одинокий Воин сбил врага на его атаке. Питон попробовал изменить направление и ударить плоской мордой, тигр наотмашь рубанул когтями. Змей потерял темп, а тигр, упав на четыре лапы, тут же спружинил и прыгнул, нацелившись прокусить основание головы.

Кольца тяжелой плоти взметнулись над ареной, птицы из первых рядов в ужасе взлетали, сталкиваясь друг с другом. Питон стремился обвить тигра, освободиться, сбросить или задушить, хоть что-то…

Тигра не было видно. Огненный шар носился вместо него, не останавливаясь, прыжок за прыжком, не отпуская страшную голову врага.

Хвост питона задел престарелого кондора и тот рухнул с переломанным крылом.

Такого боя горная арена еще не переживала.

– Куда ты! Стоять! Дуррррак, всё испортишь! – завопил попугай, и волк обнаружил себя стоящим передними лапами на песке. – Назад, бульмастифф! Волчина безмозглая, назад!!! Ты нарушишь правила боя!..

Он заставил себя вернуться.

Три сокола кинулись в погоню за ястребом, проигравшим пари. Ставок больше не было, фаворит почти пал. Змеиный разум покидал мир. Орлы окружили покалеченного кондора.

Хвост питона бился всё слабее. Одинокий Воин приник к плоской голове, впившись клыками в древнюю, вызывающую отвращение плоть.

– Нда… – с сомнением гавкнул попугай, и волк уловил в его лае терьерские нотки: – Такую большую змею еще надо уметь приготовить…

6

Ветер давно уже стих, воздух, по которому они плыли, давно уже сделался теплым, внизу потянулась саванна с редкими, но внушительными, раскидистыми деревами. Как грифы не устают? Волк утомился таким долгим полетом, дважды их заставала ночь, а птицы не взяли ни часа отдыха. Возможно, грифы сменяли друг друга, пока он спал?

Когда корзина начала опускаться, волк испытал облегчение. В ней все-таки было мало места, а Одинокий Воин пусть и вызывал восхищение, но явно доминировал в их паре, да и непонятно было, есть пара или же волк исполняет роль хвоста, хуже того – репейника, к хвосту прицепившегося.

Два слона вышли навстречу гостям с неба. То ли они оберегали невидимую границу, то ли попугай успел сообщить им. Хотя вряд ли переводчик опередил восьмерку грифов. Недаром он рвался в корзину, уверяя, что, поскольку отказывается от своей доли в церемониальном пиршестве, ему положена компенсация. А потом возмущался перед волком и тигром: попугаи не едят мясо, ну и что? Это свободный выбор! Права есть мясо у попугаев никто не отбирал!

Птицы циничны… Уступая одним народам в силе, другим в мудрости, они ухитряются создавать ситуации, когда все от них зависят, в них нуждаются. Волк не желал признаваться, что рядом с ареной ему было страшно.

Саванна вызывала ощущение спокойствия.

Корзина прошелестела по стеблям высокой травы, волк, уже имеющий опыт приземления, попытался не упасть… Тогда он выкатился кубарем перед недостойными птицами, и это было стыдно. Теперь снова ничего не получилось, но огромные существа слегка наклонили морщинистые головы…

И это был знак уважения!

Одинокий Воин тоже не удержал равновесия. Поднявшись из кувырка, с удовольствием вытянувшись после тесной корзины на задних лапах – надо же! – он все равно оказался ниже встречавших.

Судьба изгнанника! Если б не ты, волк никогда не увидел бы край серых мудрецов!

И, осознав неоспоримый факт, он вдруг почувствовал себя бульмастиффом… Там, среди своих, он считался крупным, а здесь… и усталость от чужих земель, и запах костра, и уют племени, сумерки, они воют в три-четыре голоса, песня обращена к луне, все смыслы ее известны и одобрены…

Грифы даже не остались на отдых. Восьмерка описала полукруг и исчезла в дымчатой дали.

Попугай сидел на низкой ветке. Завидев волка и Одинокого Воина, он тут же спрыгнул для особого приветствия. За ним последовали два беркута. Попугай вел себя радушно, но, несмотря на небольшие размеры, занимал своей персоной много места. Как средний слон. Беркут держал на весу специальную палочку из золотистого пшена с медом, попугай периодически оборачивался и важно ее поклевывал.

– Друзья! Я рад, что мы почти у цели! Слоны – это вам не крокодилы… Да, вы увидите скоро крокодила, он будет… вот как ты, великий воин клана! Только в очках. Длинный такой крокодил в очках. Он мирный, проявите к нему почтение. Слоны его ценят, он всем рассказывает, что жизнь явилась из воды и что прежде нас с вами были на свете одни только крокодилы да змеи, да неведомые нынче зверуганы. Которые сдохли. Такой вот умник. Не вздумайте его цапать лапой или там клыками, всё испортите! Это знаменитый безобидный крокодил, и как он среди бандитов вырос?

Переводчик отважно вышагивал перед волком и тигром, предпочитая все же чаще оказываться ближе к волку, чем к Одинокому Воину. Перемены в статусе желто-зеленого искателя были очевидны. Как очевидно было и то, что статус изменился покамест не бесповоротно.

– А это кто такие? – спросил волк. Ему хотелось хоть в чем-то проявить инициативу.

– Нанял помощников. Для охраны и, так сказать, помощи. Вы останетесь в гостеприимном краю, а меня, такого маленького, ждет путь назад.

Одинокий Воин растянулся на траве, словно болтовня вчерашнего переводчика более не имела никакого значения.

– Смотрите, не забудьте: вы ученые, у себя известные. С младых когтей, можно сказать, с первой жертвы интересуетесь… Чем? Вот ты, бульмастифф, изучаешь происхождение разума. Все равно в племенах своих, в конфедерации вы все как один темные, поэтому сойдет. А ты, воин клана, сплошь по неразумным формам жизни. Повтори, это просто: неразумные формы жизни.

Одинокий Воин не отвечал. Волк также хранил молчание. Попугай подумал, отщипнул с палочки, услужливо подставленной беркутом, и сказал настойчиво:

– Слонам нужны те, кого я назвал. Если хотите быть у слонов на равных… А это дорого стоит, быть с ними на равных, я-то знаю, я тридцать оборотов солнца шел к этому… Если хотите сохранить себя, заучите единственную фразу: неразумные формы жизни.

Переводчик даже приблизился к Одинокому Воину. Видимо, ему тоже было очень надо, чтобы прилетевших приняли.

– И еще совет: не выходите за пределы диалекта. Тигриное рычание понимают единицы. Львиное истолкует любой попугай.

Низкий протяжный звук раздался издалека. Приближались слоны.

– Это те самые… – рыкнул попугай и ощутимо занервничал.

Волк подошел к Одинокому Воину. Нет, тот не спал, как почудилось. Внимательно наблюдал облачко пыли.

– Что мы делаем? – спросил волк.

– Мы? Еще живем… – был ответ.

А жизнь – это запах саванны… Для любого племени в конфедерации жизнь означает первым делом запах, острый нюх, опережающий и слух, и зрение. Жизнь – это пружины в лапах, их придумал кто-то предвечный, покровитель мокроносого народа. Жизнь – это неизвестность впереди, ее боятся живые, значит, опасливая неизвестность – признак жизни.

Лапы пружинили, отряд направлялся к китовому берегу.

Больше не было беглецов, отверженных, выброшенных своими. Был отряд: двенадцать слонов, страдающий от зноя бурый медведь, очень старый орел с прислугой, крокодил в очках – и они двое, любитель неразумных форм да магистр происхождения разума. Попугай поспешно улетел, явно не желая встречаться с орлом, причем, как показалось волку, скорее даже не желая встречаться с орлиной прислугой.

– Он нас продал, – сказал волк на ходу.

– Хорошо, – прорычал Одинокий Воин, – хоть кто-то добился цели.

К удивлению волка, на длинном переходе Одинокий Воин быстро устал. Волк полагал, что тот неутомим так же, как и непобедим. Выходило иное. Боязнь воды, нелюбовь к затяжному бегу – у них имелись очевидные слабости. Но поединок с питоном…

Впрочем, медведь устал еще больше, слоны вели себя чутко, устраивали привалы и не торопили.

– Тебе безразлично, что он нас продал? – не выдержав, спросил волк.

– Тебе нужны деньги, рыжий?

– Я даже не знаю, как они выглядят.

– В вашем племени обычно голова шире. Ты молод?

– Я не развязан.

– Что это значит?

– Продолжение рода.

– А-а… – Одинокий Воин мигнул зелеными глазами.

– Когда развяжусь, голова увеличится.

– Интересный способ увеличивать голову.

На следующем привале, отдышавшись (а волк мог еще бежать и бежать), Одинокий Воин поинтересовался:

– Разве в вашем племени воют?

– Ночью. От одиночества. И когда поют.

– Никто из кланов не умеет выть.

– Это несложно.

И опять движение…

Очередной вопрос волк оставил за собой. Он дождался темноты, подготовился и задал его:

– Ты убивал моих собратьев?

Волк спросил, потому что готов был простить Одинокому Воину ответ. Тем самым он осознавал себя волком, без притворства, без уговоров, племя отказалось от него, что ж, нет бульмастиффа, но никуда не денется волчья кровь, кровь предков, сколько бы ее там ни оставалось. Он тоже одиночка в мире.

– Я не помню, – ответил тигр равнодушно.

Запах океана явился заранее. Он волновал, был чуть-чуть враждебен, но гораздо более загадочно-притягателен. Это потом волк узнал, что то был запах океана. А поначалу он просто разучился спать.

Едва отряд вышел на край обрыва, и впереди показался бесконечный песчаный пляж, и синева, и слепящий горизонт, все звуки перекрыл орлиный клекот.

– Невообразимо красивая лагуна, – перевела слониха пять раз подряд, для представителей всех народов.

Волк отметил, что она использовала самый простой, общедоступный дневной лай.

Тигр отметил, что она использовала самый известный львиный рык.

Справа синева превращалась в яркую зелень, этой лагуной и восхищался видавший виды старый орел.

– Всё, что вы видите, мы издавна называем китовым берегом.

Общедоступный лай, львиный рык… и еще три варианта.

Волк заглянул в зеленые глаза, за советом.

– Ты хочешь домой, рыжий? – произнес Одинокий Воин с тигриным, не львиным подхрипом.

– Я пока нет.

7

– А что вы думаете, коллега, по поводу восьмого, недостающего разума?

И вроде окружали его воспитанные существа, интеллектуалы, а душа мгновенно бросилась в кончик хвоста, потому как сомнений быть не могло: обратились к нему. Интеллектуалы впереди, в воде, не затруднились бы перекусить надвое самого толстого буленбейсера… Интеллектуалы за спиной одной левой способны были прижать что волка, что медведя к земле, и держать так по желанию сколь угодно долго… А по желанию придавить и сломать хребет. Интеллектуал между сушей и океаном блаженствовал, раскрыв невероятную даже для крокодила пасть, и о культуре его напоминали лишь еще более невообразимые очки.

– Я думаю… – начал волк, стараясь говорить максимально невнятно, – мне кажется, что для начала мы должны увидеть проблему происхождения разума. Разум – это не игра. И не война. Хотя очень на войну похоже. Скажем, питон. Древний змей. У него тоже был разум. Куда делся этот разум, как истекал он из тела питона по мере съедения его хищными птицами? Не впитывался ли разум змея в головы птиц? И позволительно ли поедать разумных? Вот о чем надо поговорить. Мы, конфедерация племен, не позволяем себе есть разумное мясо. Никогда! Это не случайно. Это не прихоть.

К ужасу волка, высокое собрание его внимательно слушало. Никто и не собирался возражать или перебивать.

– Но как разум входит в наши головы? Когда? Есть общий разум, единый для многих. В это верим мы, племена… Но если взглянуть в начало времен… Когда был один… скажем, один волк…

– Тут я позволю себе не согласиться с уважаемым, – с благодарным облегчением услыхал волк знакомое рычание. Между тем слониха успевала переводить, и слуги орла также старались довести до него и до лежащих в зелени вод китов смысл волчьей тарабарщины. – Происхождение разума не пустой вопрос, но что значит – когда был один волк? Обратим внимание, коллеги, на неразумные формы жизни. Как вы считаете? Вот где кроется восьмой вид. А уж съел невзначай кто-то из нас представителей восьмого вида, или не довелось – сейчас неважно.

Что-то укусило волка, откуда-то взялись слова и он взвыл песенно:

– Не могу согласиться с возражениями! Главное – не допустить поедания разумных! Я изучал, как меняется облик тех, кто употребляет в пищу разумное мясо. Их облик становится ужасен! Достаточно около двадцати съеденных, причем все равно, в каком виде, с какими приправами, и образ мысли такого пожирателя изменяется непоправимо!

– А я не доверяю этим исследованиям! – взревел в ответ тигр. – Всё дело в давнем антагонизме наших научных школ! Очень хорошо, что наконец-то можно вдоволь поспорить! Вы, коллега, можете хотя бы объяснить, почему у ягуара цвет глаз красный, а у леопарда желтый?

В сей волнующий момент в дискуссию вмешался старший слон:

– Коллега… м-м… бульмастифф и коллега тигр, вы, конечно, имеете полное право продолжить обсуждение научных платформ, довлеющих в ваших странах, однако остальные члены собрания в таком случае оставят вас наедине, если пожелаете, обеспечив переводчиком. Если же вам интересно следить и поддерживать основную тему, то, извините, я вынужден вас прервать.