Текст книги "Падение Камелота"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Словно волк, спустившийся с гор, Ланселот налетел на толпу, окружавшую приговоренную к смерти королеву. Двое безоружных людей погибли от его скорой руки, хотя он и не знал этого. Это были Гарет и Гахерис Лотианские и Оркнейские.

И так, Гиневру судил Верховный король и приговорил ее к смерти. Когда настал день казни, во дворе замка был сложен костер. В своем зале Артур обратился к Гавейну и попросил, чтобы братья Лотианские и Оркнейские проводили королеву к месту казни, где она услышит приговор и встретит смерть. Гавейн отказался, он сказал, что он не хочет иметь никакого отношения к смертному приговору. Он добавил с усмешкой, что Мордред слишком слаб, чтобы присутствовать при казни. Младшие его братья Гарет и Гахерис должны подчиниться, раз король приказал им, но им не хотелось бы видеть этот позор.

«Господин, – сказал Гарет, – мы подчинимся, если ты нам приказываешь, но против своей воли. Если мы пойдем туда, то пойдем без доспехов и без оружия».

«Тогда идите. Будьте готовы, потому что казнь скоро начнется», – сказал Верховный король. Гавейн, лицо которого казалось маской печали и боли, покинул зал.

Во дворе замка многие откровенно рыдали, но Гиневра не плакала. Она была бледна, но держалась прямо, когда шла между стражниками. По их приказу она спокойно стояла, пока ее фрейлины снимали с нее покрывало и расплетали ей волосы. Потом они сняли с нее плащ, верхнее и нижнее платье, и она осталась перед судьями в одной белой сорочке. Она не сопротивлялась, когда ее поставили на кучу хвороста. Она даже подняла руки, чтобы на нее надели цепи, которыми ее приковали к столбу.

И тогда послышались громкие звуки рога, которые разнеслись высоко над крышами домов. Во двор на огромных конях, с громкими боевыми криками ворвался отряд воинов, блестя клинками. Впереди всех был виден белый конь и красный с серебром щит, украшенный гербом Ланселота Озерного.

Бой закончился в одну минуту. Большинство присутствующих были безоружны, как Гарет и Гахерис, и могли оказать лишь слабое сопротивление. Ланселот ускакал, держа Гиневру в своих объятиях. Ее блестящие волосы развевались по ветру у нее за спиной. Воины оставили за собой мостовую, на которой лежали убитые и раненые. Среди них были Гарет и Гахерис, у обоих черепа были разрублены до подбородка.

Когда сэр Гавейн увидел своих братьев, он издал вопль скорби, но тут же подавил его. «Кто это сделал?» – закричал он. И паж рассказал ему, что Ланселот убил обоих молодых людей прямо на месте.

«Я не верю этому, – сказал Гавейн. – Ланселот никогда бы не убил безоружного человека».

«Господин, я сам видел это».

Тогда Гавейн повернулся к Верховному королю и сказал: «Господин, теперь готовься к войне. Ланселот убил моих братьев, которые всегда были на его стороне. Теперь он враг моей семьи. Я буду преследовать его и не остановлюсь, пока один из нас не убьет другого».

Так была объявлена война, которой суждено было разрушить королевство, созданное Артуром, и уничтожить самых лучших рыцарей на свете. Артур вместе с Гавейном повели огромное войско на север, к замку Веселой стражи, куда Ланселот отправился с Гиневрой и своими сторонниками. Осада замка длилась пятнадцать недель.

Ланселот стойко сопротивлялся. Хроники осады представляют собой собрание коротких печальных рассказов о перебранках между Гавейном, стоявшим внизу у подножия замка, и Ланселотом, стоявшим на крепостном валу, о вылазках и яростных битвах под стенами замка. Ланселот отказывался встретиться в бою с Верховным королем, которому он когда-то служил. Говорили, что однажды Борс ударил Артура своим копьем. Пользуясь своим выгодным положением, он выхватил меч, чтобы ударить Артура по голове, и закричал Ланселоту: «Сэр, положить конец этой войне?» Но Ланселот запретил ему убивать Артура. Он спешился и проследил затем, чтобы Артур снова сел на коня. Его учтивость вызвала слезы у Верховного короля. Но рядом с ним был Гавейн, жаждущий крови, непримиримый. Никакая учтивость не могла смягчить его гнев и утолить его жажду мести.

Гиневра в объятиях Ланселота покинула замок Верховного короля и отправилась в замок Веселой Стражи, чтобы укрыться там.

Неделя за неделей тянулась кровавая и тщетная осада. Хроники сообщают, что слух о беде в Британии перебрался через Ла-Манш и достиг ушей папы римского. Он и положил конец осаде: он послал своих епископов к Верховному королю и к Ланселоту, угрожая отлучением от церкви всему государству, если Гиневру не возвратят королю и если сражение не прекратится.

Одетый в белые с золотом одежды Ланселот вернул свою возлюбленную Артуру. Гавейн наблюдал за этим и думал о мести.

«По мне, так она может вернуться», – сказал Гавейн, когда услышал о решении папы, которое привезли с собой епископы. – Но убийца должен умереть. Если смогу, я убью его из-за моих молодых братьев».

Итак, весенним днем к замку Верховного короля в Карлайле двинулась процессия вместе с королевой. Ланселот вез Гиневру к королю со всеми почестями, какие ей полагались. В поезде королевы находились сто рыцарей, одетые в зеленое и с зелеными ветвями в руках, что было знаком мира. Ланселот на своем белом коне ехал рядом с ней, и оба они были одеты в белые с золотом одежды. Перед входом в зал Ланселот спешился и помог королеве сойти с лошади. Он провел ее сквозь ряды придворных к трону Артура, и они встали перед Верховным королем на колени. Потом он поднял ее и стал говорит!) за них обоих. Ради ее безопасности он заявил о ее невиновности, а потом заверил короля в своей преданности. Он говорил о битвах, в которых он сражался рядом с Артуром и его соратником Гавейном, о товариществе, которому он так долго служил. Его слушали в молчании, когда он вновь воскрешал воспоминания о людях, окружавших Артура в зените его славы, и просил о мире.

Но эти слова не произвели никакого впечатления на Гавейна, стоявшего перед Верховным королем. Он сказал Ланселоту: «Король может поступать так, как он пожелает. Но, сэр, учти, что пока мы живы, мы будем с тобой врагами, потому что ты предательски и безжалостно убил моих безоружных братьев, и я убью тебя за это».

«Хотел бы я, чтобы они были вооружены, тогда бы они были живы. Гавейн, я убил твоих братьев по незнанию. Я не узнал их в драке. Ты знаешь, что я любил сэра Гарета больше, чем родного. Ведь это я посвятил его в рыцари. Я буду оплакивать его смерть всю мою жизнь, но не из страха перед тобой, а потому, что он был доблестным и преданным. И вот что я сделаю, Гавейн, ради него и ради мира: я пройду босиком в одной рубашке от Сэндвича до Карлайла. Через каждые десять миль я буду делать пожертвования монастырю, где будут возносить молитвы за сэра Гарета и сэра Гахериса, чтобы исправить зло».

При этих словах гордого рыцаря по залу пробежал легкий шум. Но Гавейн сказал: «Я никогда не прощу смерть моих братьев, и если мой дядя, Верховный король, будет с тобой заодно, он лишится моих услуг». И он отвернулся. Ланселот ждал. Наконец, Верховный король отрицательно покачал головой, отказавшись от верности человека, который так долго служил ему.

Ланселот распрощался, соблюдая внешние приличия. Он поцеловал королеву и вложил ее руку в руку ее мужа. Он сказал ей громко, чтобы все слышали: «Мадам, теперь я должен навеки покинуть вас и это благородное общество. А раз так, то я прошу вас молиться за меня, а я буду молиться за вас. И, если когда-нибудь вас будут чернить грязные языки, пошлите за мной, моя добрая леди. Если рука рыцаря сможет защитить вас, это будет моя рука».

Гиневра ничего не ответила. Она неподвижно стояла у трона, глядя, как Ланселот широким шагом выходит из зала Верховного короля. Все его одетые в зеленое рыцари вышли вместе с ним, прочь от Артура, и направились во владения Ланселота во Францию. Мордред улыбнулся своими бледными губами.

VII. Гавейн

В течение нескольких месяцев после изгнания Ланселота Верховный король собирал свои войска. По призыву своих сюзеренов из Кэрлеона, Камелота, Бедегрейна, Камелерда, из Лионесса и Тинтагиля прибывали вассалы Артура вместе со своими людьми. По сельским дорогам Британии ехали длинные вереницы всадников, возглавляемые маршалами, которые несли знамена сюзеренов. Караван состоял из рыцарей, впереди каждого из которых ехали оруженосцы с доспехами. За ними тянулись менее знатные всадники, отряды лучников, вьючные мулы с запасами продовольствия. Все они сошлись в Кардиффе, на морском берегу Уэльса и раскинули свои яркие палатки рядом с дворцом Верховного короля. Совсем близко на якорях стояла сотня кораблей. Среди отрядов разъезжал сам Верховный король, и его знамя с золотыми коронами полоскалось на резком ветру, дувшем с моря. Но Артур ехал медленно, одинокий среди толпы, его лицо было отрешенным, глаза полуприкрыты. Приказы отдавали два человека, ехавшие по обеим сторонам от него под знаменем с двуглавым орлом Лотиана и Оркнея. Ими были Гавейн, нетерпеливый, полыхавший едва сдерживаемой яростью, и Мордред, бледный, вечно улыбающийся и отпускающий грубые шутки, которые нравились солдатам.

Наконец армада с войском Верховного короля поплыла по Бристольскому заливу, огибая зеленые мысы Лионесса, через море во Францию. Мордред остался в Британии, исполняя обязанности регента во время отсутствия отца. А во Франции воины понеслись по полям и лесам, сжигая посевы и деревья на своем мути, пока не достигли высоких стен крепости города Бенвика – твердыни, где скрывался Ланселот. На равнине перед замком, в пределах видимости неприятеля, они разбили свой лагерь. Они начали копать землю и сооружать лестницы и платформы – осадные машины, которые использовались для того, чтобы влезать на стены.

Но со стороны Бенвика не последовало никаких ответных действий. По крепостным стенам расхаживали часовые и не отвечали на насмешки, доносившиеся из лагеря Артура. Железные ворота города оставались запертыми на засов.

Однако спустя несколько дней ворота со скрипом отворились. По дороге, спускавшейся от замка на равнину, выехала молодая женщина в сопровождении карлика, который нес белый флаг перемирия. Рыцарь по имени Лукан-Дворецкий взял поводья лошади и повел ее через многолюдный лагерь, мимо палаток и привязанных лошадей, мимо бездельничающих солдат, игравших в бабки прямо на земле, к палатке, увенчанной знаменем Верховного короля. Артур сидел у входа в палатку, Гавейн стоял рядом с ним вместе с братом Лукана Бедивером, старым воином и верным товарищем Верховного короля, хотя несколько месяцев назад он и оплакивал отъезд Ланселота.

Под командованием Гавейна войско Верховного короля отправилось во Францию на войну с Ланселотом.

Девушка передала мирные условия, предложенные Ланселотом: он останется в своих французских владениях, король Артур должен прекратить осаду и вернуться в свою страну.

«Это честное предложение, – сказал Бедивер. – У меня нет столько мужества, сколько у Ланселота, чтобы умереть».

Верховный король кивнул. Но Гавейн посмотрел на посланницу пустыми и тусклыми глазами помешанного. По его седеющим усам потекла слюна, руки с набухшими венами задрожали. Он обратился к королю: «Как ты поступишь, мой господин, мой дядя? – спросил он. – Повернешь назад, и пусть весь свет кричит о подлости и позоре, после того как ты проделал такой длинный путь?»

«Да, – медленно произнес Артур, – я проделал долгий путь». Он помолчал, погрузившись в печальные размышления. Потом он сказал: «Я сделаю так, как ты советуешь, Гавейн, поскольку этого требует честь. Но я сделаю это против своего желания, ты можешь об этом заявить».

И тогда сын Лота грубо и раздраженно сказал посланнице: «Леди, скажи сэру Ланселоту, что он попусту тратит слова, обращаясь теперь к Верховному королю, моему дяде. И скажи ему, что я, сэр Гавейн, обещаю отомстить ему за смерть моих братьев. И я не уеду отсюда, пока один из нас не убьет другого».

Рыцари, стоявшие вокруг Верховного короля, заворчали, посланница покинула лагерь. А ночью войско Артура готовилось к сражению, подтягивая лестницы к стенам Бенвика и выстраиваясь в сомкнутые ряды. Когда все было готово, Гавейн дал знать маршалам, чтобы они держали войско в готовности, и один поскакал к воротам замка. Его фигура в боевых доспехах казалась огромной и угрожающей. Он выкрикнул имя Ланселота. Над его головой солдат посторонился, чтобы Ланселот смог увидеть своего старого товарища. Рядом с Ланселотом стояли его родичи.

«Где же ты, лживый предатель, что ты прячешься в дырах в стене, словно трус? Иди сюда, и я отплачу тебе за смерть моих братьев!» Так сэр Гавейн прокричал свой вызов. Родичи французского рыцаря над его головой стояли в мрачном ожидании. По закону рыцарской чести у Ланселота не было другого выбора, как только принять вызов. Отказаться от поединка после обвинений Гавейна означало признать себя виновным и лишиться чести. Ланселот это понимал. Он сказал своим товарищам, что сожалеет о словах Гавейна. Он сказал им, что теперь он вынужден сражаться с другом своей юности.

Он возвысил голос, чтобы его враги могли слышать его. «Господин мой Артур, благородный король, посвятивший меня в рыцари! – закричал он. – Мне жаль, что ты вступаешь в борьбу со мной. Я слишком долго терпел, у меня нет больше сил терпеть. Сэр Гавейн назвал меня трусом и предателем. Против своего желания я должен сражаться с твоим родственником. Но я, как загнанный зверь, вынужден пойти на это».

«Кончай свою болтовню! – зарычал Гавейн. – Выходи, и давай отведем душу!»

Последовала пауза, во время которой Гавейн отъехал от ворот на поляну внизу. Солдаты расчистили поле для сражения, в разные стороны поскакали герольды, чтобы огласить условия поединка: ни один воин не должен приближаться к сражающимся для нападения или защиты, войска не должны вступить в бой, пока либо Гавейн, либо Ланселот не умрет или не попросит пощады.

Затем защитники Бенвика вышли за пределы крепости. Это было могучее войско. Ланселот и в самом деле проявлял долготерпение. Его войско было таким же сильным, как войско Артура. Они заняли позицию на одной стороне поля, которое расчистили солдаты Артура, и сидели на своих конях неподвижно, как статуи, напротив выстроившихся в ряд рыцарей Артура. Их разделяло огромное пустое пространство. Гавейн занял свое место на одном конце поля. Ланселот Озерный, верхом на белом боевом коне в серебряной сбруе, рысью поскакал на другой конец поля. В наступившей тишине герольды возвестили о начале поединка, и оба воина взяли свои копья наперевес.

Когда они сшиблись, копья ударили в щиты и раскололись, не нанеся рыцарям вреда. Однако удар был настолько сильным, что кони упали на землю. С фырканьем и ржанием они освободились от своих седоков и ускакали с поля. Оба рыцаря тотчас вскочили на ноги и выхватили свои мечи, держа щиты на плече.

Гавейн сражался яростно, но у него в запасе было еще кое-что. Ему была присуща одна особенность – это был дар какого-то из старых богов. Его силы возрастали в первой половине дня и убывали во второй. Его натиск был таким сильным, его выпады такими стремительными, его удары такими жестокими, что к нему нельзя было подступиться. Ланселот, искусный воин, вел оборонительный бой. Хроники писали, что он «отступал и отражал удары», прикрываясь щитом и сберегая силы. Он заставлял Гавейна тратить силы на каждый удар. Но вскоре после полудня, когда солнце начало медленно клониться к горизонту, сила Гавейна стала иссякать. Он дрогнул, и Ланселот перешел в наступление.

«Ну, сэр! – закричал Ланселот, и его крик показался грубым шепотом из-за решетки забрала. – Я долго терпел, и я тебе отомщу». Он взмахнул мечом. Клинок отскочил от щита Гавейна. Ланселот снова взмахнул мечом и опустил его на шлем Гавейна. Гавейн упал. Он лежал, кашляя кровью, и был легкой добычей для своего противника. Ланселот опустил свой меч и отошел к краю поля.

Мстительная ярость Гавейна против убийцы его братьев нашли себе выход, когда он встретился со своим старым товарищем Ланселотом в поединке на поле у крепости Бенвик.

«Почему ты уходишь? – закричал Гавейн. – Вернись и убей меня. Если я сумею оправиться, ты погибнешь от моей руки!»

«Я буду драться с тобой, Гавейн, – ответил Ланселот. – Но я не ударю тебя, когда ты лежишь в пыли». И он, прихрамывая, направился к своему войску, где стояли оруженосцы, державшие его коня. На поле выбежали солдаты и отнесли Гавейна в палатку Верховного короля.

Целых три недели соблюдалось шаткое перемирие – целых три долгие недели, в течение которых как в крепости, так и в лагере, рыцари и солдаты бездельничали и ссорились между собой без особого усердия. Три недели врачи залечивали рану Гавейна. То, что Ланселот отступил и унизил этим свою доблесть, но в то же время проявил милосердие, не оказало никакого впечатления на решимость шотландского рыцаря. Как только он был в состоянии сесть на коня, он снова стоял перед воротами Бенвика и вызывал Ланселота на бой. Снова Ланселот встретился с ним. Снова оба великих паладина съехались на поле. Конец копья французского рыцаря застрял в латах Гавейна. Сила удара была такова, что Гавейн вместе с конем зависли на копье в воздухе, а потом упали на землю. Гавейн вскочил на ноги, изрыгая проклятия, и Ланселот спешился, чтобы сразиться с ним на мечах.

Снова они сражались все утро, кружась в медленном и жестоком танце. И снова, когда солнце достигло зенита и стало склоняться к закату, Гавейн пошатнулся, и Ланселот ударил его и сбил шлем набок. Старая рана открылась, Гавейн потерял сознание и тяжело рухнул на землю.

Ланселот ждал, тяжело дыша и опираясь на свой меч. Через несколько мгновений Гавейн зашевелился, его ноги и руки задергались. «Предатель, я еще жив. Иди же сюда, и закончим бой!» – закричал он.

Однако Ланселот не двинулся с места. Он смотрел на своего противника. Когда он заговорил, его голос был спокоен. «Я не сделаю более того, что я уже сделал, – сказал он. – Когда я увижу тебя на ногах, Гавейн, я буду драться с тобой до тех пор, пока ног и будут тебя держать». Он покинул поле боя, а слабый голос Гавейна выкрикивал проклятия ему в спину.

Итак, осада продолжалась.

Пока Артур со своими воинами сражался во Франции, его сын-предатель Мордред провозгласил себя Верховным королем Британии и потребовал руки жены своего отца.

Ланселот засел в своей цитадели, и о нем ничего не было слышно. Как и в первый раз, Гавейн лежал в палатке Артура, залечивая раны. Когда он стал в состоянии сидеть, он начал говорить о новой схватке с Ланселотом. Но однажды в палатку пришел посланец, и его сообщение прервало все разговоры о поединке.

Посланец оказался маленьким, худым человечком, покрытым дорожной пылью и пропахшим лошадиным потом. Он приветствовал Артура и вручил ему сложенное письмо, запечатанное личной печатью Верховного короля. Потом он жадно выпил эль, который ему принесли, пока Артур читал письмо, а Гавейн дремал. Прочитав письмо, король сказал посланцу: «Это правда, что здесь написано? Что еще ты можешь рассказать?» Его голос был ровен и спокоен, но Гавейн насторожился.

«Государь, это правда. Мордред обратился к народу и к своим рыцарям и поклялся, что у него есть письмо, в котором говорится, будто ты умер и провозгласил его королем. Король, он коварный человек. Я поверил ему, хотя твоя супруга сказала, что он лжет и послала меня к тебе».

«А что же королева?»

«Государь, по последним сведениям она была в безопасности. Сэр Мордред заявил, что она должна выйти за него замуж, потому что она королева, и он не может править без нее. И он сказал солдатам, что она ему нужна. Она согласилась со всем, что он говорил, а потом убежала в Лондон и заперлась там в башне. Господин, она не сможет долго сопротивляться. Мордред и все его войско поскакали в Лондон, когда я уезжал. Это было семь дней назад».

«Боже! – сказал Гавейн, лежавший на соломенном матрасе. – Желать жену своего отца! Мой брат – дьявол». Он заплакал, как ребенок, от слабости и боли и добавил: «И только мой гнев довел нас до этого». Однако его услышал лишь посланец, увидевший, как глаза Гавейна перестали быть безумными и стали печальными. Верховный король уже вышел из палатки, чтобы отдать приказания.

Лагерь снялся, осада Бенвика прекратилась, войско Верховного короля поспешило к морским берегам Франции. Теперь войском командовал сам Артур вместе с Бедивером и Луканом. В хвосте огромной колонны войск на носилках ехал Гавейн.

Как только корабли Артура приблизились к Дувру, стало ясно, что посланец не ошибался относительно силы Мордреда. На высоких белых утесах выстроились лучники. На берегу, под утесами, где развивалось знамя с двуглавым орлом, было черно от всадников, чьи доспехи блестели на солнце. Берег охраняли военные корабли. Мордред, шпионы которого проникли повсюду, получил известие о возвращении своего отца. Он старался помешать Артуру высадиться на родной берег.

Ему это не удалось. На мелководье, на отмелях разгорелся бой. Его вел Верховный король. В своем боевом запале Артур был страшен. Его воины дрались бок о бок с ним, тесня воинов Мордреда, пока те не смешали ряды и не побежали, карабкаясь на утесы и оставляя своих мертвых товарищей на красном от крови песке.

Потом воцарилась тишина, были слышны только стоны раненых, да раздавались крики птиц караваек, кружащих в небе. Корабли Артура стояли у берега. Он шагал между ними по морской пене, отыскивая мертвых, подбирая раненых. Он нашел Гавейна, который, скорчившись, лежал на дне галеры, наполовину скрытый скамьями для гребцов. Шотландский рыцарь был один. Его лицо было пепельным, глаза закрыты, волосы и бакенбарды испачканы кровью, которая сочилась из его трижды пробитого черепа. Когда Верховный король назвал его по имени, он открыл глаза. Но он молчал, пока оруженосцы короля не перенесли его на берег и не опустили осторожно на траву. Он облизнул свои пересохшие губы, и Артур наклонился, чтобы выслушать его.

Когда умирающий от ран Гавейн лежал после боя на морском берегу Британии, он оплакивал беды, причиной которых был его гнев.

«Сегодня мой смертный день», – сказал Гавейн. Он помолчал, собираясь с силами, и Верховный король ответил: «Я всегда больше всех доверял тебе и сэру Ланселоту. Теперь я потерял вас обоих и нет у меня больше радости в жизни».

Постой, дядя, – прошептал Гавейн. – Из-за меня и моей гордыни у тебя все эти беды и позор. Если бы Ланселот был с тобой – а он был бы с тобой, кабы не я, – эта злосчастная война вообще бы не началась. Я – причина всех этих бедствий». Он потребовал бумагу, перо и чернила. Их нашли в седельной сумке какого-то гонца. Король Артур обнял старого рыцаря и стал поддерживать его, и Гавейн написал письмо, которое потрясенные его учтивостью летописцы сохранили. Это письмо написано рыцарским языком, слова которого проникают в сердце и эхом отзываются через века.

«Тебе, сэр Ланселот, цвету всех благородных рыцарей, о которых я когда-либо слышал, я, сэр Гавейн, сын короля Лота Оркнейского, сын сестры благородного короля Артура, шлю привет и сообщаю, что в десятый день мая я получил удар по старой ране, которую ты мне нанес у города Бенвика, и из-за этой раны я встречаю свой смертный день. И я хочу, чтобы все знали, что я, сэр Гавейн, рыцарь Круглого стола, сам искал смерти, которая пришла ко мне не по твоей вине, а потому, что я сам искал ее. Поэтому я прошу тебя, сэр Ланселот, снова вернуться в это королевство, прийти на мою могилу и прочитать над ней молитву, длинную или короткую, за мою душу. И в этот самый день, когда я пишу тебе это письмо, мне нанесли удар по ране, которую я получил от твоей руки, сэр Ланселот. Я бы не мог быть убит более благородным человеком.

Итак, сэр Ланселот, ради всей любви, которая когда-либо была между нами, не мешкай, но со всей поспешностью плыви вместе со своими рыцарями к королю Артуру и спаси этого благородного короля, который посвятил тебя в рыцари, потому что его жестоко притесняет лживый предатель, который наполовину брат мне, сэр Мордред».

Гавейн продолжал писать о предательстве Мордреда. Потом он обмакнул перо в кровь из своей раны и продолжил: «Это письмо было написано за два с половиной часа до моей смерти моею собственной рукой и подписано кровью из моего сердца. Поэтому я прошу тебя, самый славный рыцарь на свете, прийти на мою могилу».

На этом месте Гавейн вздохнул, и перо выпало у него из рук. Он опустил свою голову на грудь Верховного короля. Артур подозвал гонца и отдал ему письмо. Он ждал. Время от времени Гавейн начинал говорить, тревожно шепча имя Ланселота, и Верховный король кивал ему головой. Чуть позже полудня Артур положил голову Гавейна на траву.

Храброе сердце перестало биться. Но дух его еще был жив. Войска Верховного короля оттеснили армию Мордреда на запад, на большую равнину неподалеку от морского берега. Там оба войска разбили свой лагерь. И теплой весенней ночью Артур шагал по своему лагерю, в то время как сторожевые огни в лагере Мордреда светились в расступающейся тьме.

Во время переговоров Артура и Мордреда на одного солдата начала змея. Он выхватил меч – и об том мир пожалеет.

Блеск клинка, направленного против змеи, стал причиной мгновенного возобновления сражения между армиями Верховного короля и его сына. Сотни людей погибли ради Артура, и еще сотни ради Мордреда.

К концу дня поле боя стало кладбищем. Мордред лежал, пронзенный копьем своего отца. Прерванная ударом меча его сына, жизнь Артура угасала. И только двое оставшихся в живых поддерживали Верховного короля.

Наконец Артур заснул. Хроники рассказывают, что ему снились змеи – глубокая яма, кишащая змеями. Он упал в эту яму и закричал. Испуганные оруженосцы, спавшие на соломе в его палатке, разбудили его. Остаток ночи Верховный король провел без сна, пока стража не возвестила утро и кони на привязи не заволновались и стали бить копытами.

Артур сел, глядя прямо перед собой. В палатке стоял Гавейн, сутулый и состарившийся, и легкая улыбка морщила его лицо.

«Добро пожаловать, племянник! – закричал Верховный король. – Разве ты восстал из мертвых?»

Но Гавейн отрицательно покачал головой. «Господин, если завтра будет сражение, ты погибнешь. Я знаю это. Ты должен подождать Ланселота, который приедет к тебе из Франции. Заключи мир с Мордредом. Отложи сражение и измени свою судьбу». Он исчез. На полу палатки спали только оруженосцы. Но Артур видел Гавейна и слышал его.

И так, приободренный Верховный король задумал изменить течение событий, причиной которых стал он сам, когда много лет назад прогневил старцев. При первых проблесках утра он созвал своих воинов и передал им слова призрака. Он отправил своих посланцев в лагерь Мордреда и ждал, глядя на равнину. Когда посланцы вернулись, их сообщение оказалось кратким: Мордред встретится со своим отцом в поле. Каждого из них будут сопровождать только четырнадцать человек. Войска отойдут подальше. Ни один меч не покинет ножен.

Затем, в полдень майского дня, когда отвесные лучи солнца падали на поле битвы, многочисленные войска построились в боевом порядке. По знаку герольда с каждой стороны выехали два отряда; один из них под знаменем с двуглавым орлом, другой под знаменем с золотыми коронами, и Верховный король Артур встретился со своим сыном.

Воины молча спешились, и оба посмотрели друг на друга. Было так тихо, что стук лат и позвякивание сбруи громко прозвучали на поле.

«Ну, отец, – сказал Мордред, ощерившись. Он был уверен в слабости Верховного короля и не пытался скрыть свое презрение. – Что ты хочешь предложить? Свою королеву? Ей нравятся молодые люди».

На виске Верховного короля забилась жилка, но он сдержался. «Было предсказано, что ты и я погибнем сегодня, Мордред, если не сумеем договориться», – вот все, что он сказал. Это было мудро. Под спокойным взглядом отца, при звуке его твердого голоса молодой человек вздрогнул. Артур говорил как человек, имеющий силу. Затем Мордред пожал плечами. «Ну и что?» – спросил он снова.

«Корнуэл и Кент в твоем владении, пока я жив. Вся Британия – когда я умру. В конце концов, ты мой родной сын».

Мордред повернулся к своим воинам, чтобы посоветоваться. Они шептались несколько минут, потом Мордред сказал: «Договорились». Он усмехнулся и протянул отцу руку.

В этот момент кто-то вскрикнул. Уголком глаза Артур увидел, как в траве блеснула готовая укусить змея и как сверкнул выхваченный из ножен меч. Для воинов накануне сражения, чьи нервы напряжены от ожидания, этого было более чем достаточно. Мечи были вынуты из ножен, войска пришли в движение и над полем раздался протяжный громкий звук трубы.

Сражение было ужасным. Целый день, час за часом, оба войска атаковали друг друга, отступали и снова наступали. Полчища воинов скользили по крови среди тел и падали среди умирающих. Артур сражался без устали с отчаянием человека, которого предали. Дневной свет погас, атаки стали более редкими и наконец прекратились совсем. Едва державшийся на ногах Верховный король взглянул на поле битвы, и слепая ярость, владевшая им во время сражения, стала покидать его.

Повсюду вокруг него лежали воины обеих армий. Смерть обезобразила их, лишив человеческого достоинства: головы их были разрублены, лица разбиты, руки раскинуты в стороны, пальцы скрючены. Между ними валялись лошади, у которых кишки вывалились на землю. Возле Верховного короля осталось всего трое живых. Двое были его рыцарями – Бедивер и его брат Лукан, весь день сражавшиеся бок о бок с ним. Они были ранены, но живы, и они позвали его по имени. На другом конце поля, среди груды корчащихся тел, устало опираясь на свой меч, стоял Мордред, сын Артура, дьявольское отродье. Его лицо было перекошено от усталости, но он улыбался Верховному королю с выражением злобного триумфа.

«Дай мне мое копье», – сказал Артур Лукану.

Но рыцарь отрицательно покачал головой. «Государь, мы выиграли это сражение. Давай уйдем отсюда, и пусть минует этот злополучный день. Не испытывай дальше судьбу, иначе погибнешь».

В ответ король схватил копье, которое лежало среди мертвых тел. Он поднял его и с яростным криком напал на своего сына. Мордред получил удар в живот и отшатнулся, но не упал и не выпустил меча из рук. Он уставился на своего отца, который стоял неподвижно, и стал шаг за шагом продвигаться вперед, пока не проткнул себя насквозь, так что древко вышло у него из спины, а животом он прижался к рукоятке копья. Не раздумывая, он взмахнул мечом и ударил сбоку по шлему Артура так, что клинок пробил броню и череп насквозь. Потом, все еще нанизанный на копье, он упал наземь. Верховный король тоже упал, выпустив копье из ослабевших рук.