Текст книги "Тамерлан"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 48 страниц)

ТАМЕРЛАН И ЗАПАД [19]19
   * Умняков И. Из истории международных отношений Средней Азии с Западной Европой в начале XV в. М, 1960.


[Закрыть]

В конце XIV в. молодая Османская империя одержала в Европе ряд побед, подчинив себе Сербию и Болгарию. Турки угрожали Венгрии и в 1396 г. нанесли поражение рыцарям Западной Европы. Теперь у них на очереди стояла одна задача – сокрушить одряхлевшую Византию и овладеть ее столицей Константинополем, Но международная обстановка вскоре резко изменилась и под угрозу было поставлено существование самой Османской империи. Опаснейшим соперником турецкого султана Баязида в Малой Азии явился Тимур (Тамерлан). Здесь столкнулись интересы двух завоевателей – Тимура, бывшего в то время в зените военной мощи, и Баязида, перед которым трепетали правители Западной Европы.

Решению Тимура начать борьбу с турками, помимо отказа Баязида выполнить его требования, содействовали также призывы о помощи со стороны государств Запада. В предстоящем столкновении с турками Тимур, по-видимому, намеревался сочетать свои действия на суше с действиями итальянцев и греков на море. Вот почему содействие Трапезунта и Константинополя, где еще были военные суда, казалось Тимуру необходимым для его целей. Вероятно, этими же мотивами руководствовался Тимур, отправляя посольства с подарками и письмами в Геную и Венецию, которые в то время обладали крупными морскими силами.

До нас дошло письмо Тимура к Иоанну Палеологу, наместнику византийского императора в Константинополе. Это письмо, подлинность которого не вызывает сомнения, было составлено на таджикском языке, но сохранилось в несколько искаженном итальянском переводе. Доставленное из Константинополя в Венецию знатным венецианцем, оно было издано в 1793 г. итальянским историком Муратори.

Из письма видно, что Тимур, уже выступивший против Баязида, требовал от императора Трапезунта, где находились послы Тимура, морских подкреплений в виде 20 кораблей. Из письма далее следует, что Тимур в переговорах с Баязидом (посредниками были католические миссионеры) требовал от него возмещения нанесенного Византии ущерба и возвращения отнятых у нее областей. От наместника византийского императора Тимур требовал выполнения договора, который, судя по письму, состоял в том, что наместник должен взять 20 кораблей и прибыть с ними в Трапезунт. Однако после Анкарской битвы, на полвека отсрочившей падение Византии, трапезунтский император Мануил не выполнил договора и открыто помогал разбитым туркам, а у Тимура не было флота, чтобы отомстить Мануилу.

Во время пребывания в Малой Азии Тимур вступил в дипломатическую переписку с отдаленными государствами Западной Европы, в частности с Францией и Англией. Эта переписка показывает, что у европейцев и у Тимура оказался один общий враг – могущественная Османская империя.

Об обмене официальными посольствами между Тимуром и французским королем Карлом VI у нас сведений нет, а сохранившаяся в архиве Франции дипломатическая переписка между ними относится ко времени после Анкарской битвы. Однако из оригинала письма Тимура Карлу VI можно заключить, что и до этого письма между ними велась переписка. Их послания передавались католическими монахами, за спиной которых стояла римская курия. (У нас нет сведений, при каких обстоятельствах католические миссионеры получили доступ ко двору Тимура, приобрели его доверие и стали посредниками в дипломатических отношениях Тимура с монархами Западной Европы.

Из этой переписки видно, что предложения французского короля не были отвергнуты Тимуром и что Карл VI встретил со стороны Тимура поддержку в его восточной политике. До нас дошло только одно послание Тимура Карлу VI (на таджикском языке), подлинность которого не вызывает сомнения уже по одному тому, что в двух местах поставлена печать Тимура.

Факсимиле письма было издано в Бомбее в 1928 г. в сборнике статей иранского востоковеда Мирзы Мухаммедхана Казвини.

Письмо датировано 1 августа 1402 г. Следовательно, оно было отправлено почти тотчас же после разгрома турок при Анкаре. Однако Тимур ни единым словом не обмолвился в этом письме о блестящей победе над турками. Трудно допустить, что Тимур не сообщил бы Карлу VI о своей победе над их общем врагом. Молчанию Тимура можно дать такое объяснение: по всей вероятности, это письмо было заготовлено до анкарского сражения, а датировано и отправлено после этого события. В письме лишь глухо сказано, что «отправленный к Вам монах Иоанн изложит Вам обо всём, что произошло». Вероятно, монаху, католическому архиепископу в Иране, игравшему значительную роль в сношениях Тимура с Западной Европой, автору мемуаров о Тимуре, было поручено устно доложить о событиях в Малой Азии. Письмо это было написано в необычной для восточных правителей манере. Стиль письма чрезвычайно простой, с оттенком даже некоторой небрежности. В нем нет обычных в такого рода письмах гиперболических метафор и изысканных выражений. Наконец, в письме ясно выражено желание Тимура установить регулярные торговые связи между его государством и Францией.

В Национальной библиотеке в Париже сохранилось еще одно письмо Тимура Карлу VI, дошедшее до нас в латинском переводе. В заголовке письма стоит следующая надпись: «Это есть копия или изложение письма достославного повелителя Темурбея, которое он прислал светлейшему королю Франции, переведенное с персидского на латинский язык». Персидский подлинник письма в архивах Франции обнаружен не был. Это письмо датировано тем же числом, что и первое письмо, т.е. 1 августа 1402 г. В нем уже говорится о победе Тимура над Баязидом. Следовательно, оно было написано почти тотчас же после анкарской битвы, вслед за первым письмом Тимура.

Второе письмо Тимура резко отличается по форме и по содержанию от первого письма. Тимур обращается к королю Франции в таких выражениях: «Светлейшему и победоноснейшему и другу всевышнего, благодетельнейшему для мира, победоноснейшему в великих войнах, мелику и султану, королю франков и многих других народов, привет и мир я возвещаю». Насколько известно, мусульманские правители добровольно не жаловали христианским правителям титула «султан». Трудно поверить, что Тимур в этом отношении представлял исключение. К тому же в таджикском письме мы этого титула не встречаем.

Далее в письме Тимур, приглашая короля Франции верить тому, что ему будет говорить архиепископ Иоанн, делает такую оговорку: «но не в делах веры». Это совершенно неожиданное ограничение могло прийти на ум монаху, но Тимур или его министр никогда об этом не могли и помышлять. В этом письме встречаются противоречащие исторической действительности неточности в указании места и времени отправки письма. Наконец, нельзя не обратить внимания на весьма цветистый стиль письма и весьма почтительные выражения по адресу французского короля. Всё это отсутствует в первом подлинном письме Тимура французскому королю.

Напрашивается вывод, что редактором данного латинского письма, по всей вероятности, был указанный монах Иоанн, который стремился вложить в данное письмо всё, что могло бы польстить самолюбию французского короля, укрепить авторитет архиепископа и поднять значение возложенной на него дипломатической миссии. Нам не известно, на основании каких данных автор надписи в заголовке указывает, что якобы письмо было переведено с персидского на латинский язык. Не исключена поэтому возможность, что таджикского текста вообще не существовало. Письмо могло быть прямо составлено на латинском языке от имени Тимура архиепископом Иоанном и привезено им во Францию в 1403 г.

В «Повременной записи деяний Франков» приведены не лишенные интереса сведения о прибытии посольства архиепископа Иоанна в Париж в 1403 г. В хронике говорится, что, прибыв в Париж, посол Тимура в торжественной обстановке изложил цели своего приезда, а именно: 1) известить о победе Тимура над Турцией, о взятии в плен султана, об освобождении христиан, взятых в плен Баязидом, и о намерении Тимура предоставить свободу и другим христианам, если таковые найдутся; 2) желание увидеть величие трона Франции и поведать о блеске державы Тимура.

Далее посол заявил, говорит летописец, что его посольство предлагает две существенные выгоды для христианской религии: 1) обеспечить свободу торговых сношений для купцов обеих стран и 2) если король и герцоги согласятся, эту свободу торговли закрепить заключением соответствующего соглашения или договора.

Представляет известный интерес единственное сохранившееся письмо Карла VI на имя Тимура, датированное 15 июня 1403 г. Более ранние письма, о существовании которых говорит дошедшая до нас переписка, к сожалению, не сохранились. Письмо начинается такими словами: «Карл, божией милостью, король франков, светлейшему и победоноснейшему государю Темурбею привет и мир». Письмо не вызывает сомнения в подлинности, так как его копия сохранилась в Национальной библиотеке в Париже. Редактором письма, по всей вероятности, был всё тот же архиепископ Иоанн, которому в данном письме уделено очень много внимания, да и по форме оно является подражанием латинской редакции письма Тимура. Немало места в письме короля Франции уделено развитию торговых отношений между Францией и государством Тимура. Обе стороны были в этом заинтересованы. Из письма короля видно, что подданные Франции имели свободный доступ во владения Тимура и широко этик пользовались в своих интересах.

Из сохранившейся переписки между Францией и Тимуром видно, что речь идет о заключении торгового договора. Есть основание думать, что лишь смерть Тимура, наступившая в феврале 1405 г., помешала довести до конца начатое дело. Таковы наши сведения о связях государства Тимура с Францией. Впервые занимался изучением упомянутой переписки видный французский востоковед начала XIX в. Сильвестр де Саеи.

Значительно менее изучены связи Англии с Востоком. Известно, что англичане в средние века не принимали участия в исследовании Востока, если не считать фантастического путешествия английского рыцаря Джона Мандевиля в XIV в.

Из западноевропейской литературы было известно, что Тимур и его сын Мирашпах вели дипломатическую переписку не только с Францией, но и с Англией. Эта переписка со стороны Англии велась на латинском языке, а со стороны Тимура – на таджикском. В настоящее время удалось установить, что до нас дошли только два послания английского короля Генриха IV (1399– 1413): одно к Мираншаху, а другое к Тимуру. Подлинность этих посланий не вызывает сомнения, ибо копии этих документов сохранились в архивах Англии. Послание Генриха IV к Мираншаху было издано в Лондоне в 1860 г. в многотомной переписке Генриха IV со своими корреспондентами, а его послание к Тимуру было издано в Лондоне в 1846 г. (подлинник хранится в Британском музее). Указанные послания представляют несомненный интерес, так как они являются дополнительным источником, откуда можно почерпнуть сведения, которых нет в исторической литературе Востока и Запада. Доверенным лицом в сношениях между Тимуром и Мираншахом, с одной стороны, и Генрихом IV – с другой, был тот же архиепископ Иоанн. Этот представитель Ватикана был не только служителем католической церкви на Востоке, но и ловким дипломатом.

Вспомним, что в рассматриваемый период отношения между Англией и Францией были враждебными. Заключенное ими в 1396 г. перемирие было вскоре нарушено; в 1404 г. снова возобновились военные действия между Францией и Англией. Следовательно, дипломатическая деятельность архиепископа Иоанна в Англии, сумевшего снискать полное доверие не только французского короля Карла VI, но и английского короля Генриха IV, могла иметь место между 1399 (год вступления на престол Генриха IV) и 1404 гг.

В послании Генриха IV к Мираншаху, которого король именует «Мирасса Амирасса» (т. е. Мирза Мираншах), выражается благодарность короля за неизменно дружественное и благожелательное отношение Мираншаха к католикам и (цитирую подлинные слова) «особенно к лицам духовным и франкам-католикам, даруя им милость и ласку и обеспечивая также безопасность купцам-христианам, как личную, так и в делах, и равным образом блага торговых выгод». Далее в письме выражается надежда, что «великий государь, покровитель католической религии… не отступит и впредь от столь благочестивых и счастливых намерений». Поскольку, читаем мы далее в письме, «ваше величество по своему почину, как сообщают, возымело желание войти с нами в дружеское соглашение, во славу божию, по некоторым вопросам, касающимся государственных дел и установлению с этого времени мира, то да соблаговолит его величество ведать, что мы горячо желаем, дабы это самое соглашение было заключено от нашего лица и имени вышеназванным архиепископом», к которому король Англии питает полное доверие и который хорошо осведомлен об английских делах.

В конце письма сказано следующее: «Словам его (т. е. архиепископа) соблаговолите оказывать полное доверие как в силу этой нашей просьбы, так и в силу занимаемого им высокого положения; соблаговолите также принять всех его подчиненных и еще несколько лиц, приставленных к нему с особою целью, описав нам с достоверностью, чтобы и мы с нашей стороны что-либо сделали, буде ваша милость того пожелает».

Рассматриваемое послание было написано в г. Гертфорде в феврале месяце, но год не указан. Как можно усмотреть из доступных нам материалов, послание это могло быть составлено в 1401 -г.

У нас нет сведений, дошло ли послание Генриха IV до адресата.

По форме и по содержанию письма можно полагать, что редактором его был всё тот же Иоанн, которому в послании уделено очень много внимания.

Нам остается еще рассмотреть послание Генриха IV Тимуру. Послание Тимура Генриху IV в архивах не найдено; однако о нем упоминается в ответном послании английского короля, которое доставил также Иоанн. Послание это начинается такими словами: «Генрих, милостью божией, король Англии и Франции, а также повелитель Ирландии, великому и могущественному государю Темурбею, другу возлюбленному во господе – привет и мир во спасителе всех».

В начале послания указывается, что неизменно дружественное отношение Тимура к английскому королю, о чем тот узнал от архиепископа Иоанна, ничем со стороны короля не заслуженное, высоко оценивается в Англии. В письме выражается за это благодарность.

Далее в послании дается согласие на предложение Тимура об установлении свободных торговых сношений между подданными Тимура и Генриха. В послании мы читаем следующее: «Просим вас от всей души о вашем неизменном и впредь благоволении к нам и к нашим подданным и о том, чтобы наши купцы могли бы прибывать в ваши владения при вашей личной благосклонности к ним, поскольку и нам угодно, чтобы и ваши купцы могли прибывать в наши владения».

В послании выражается «чувство большого облегчения и большой радости» по поводу «значительной победы» Тимура над общим врагом – турецким султаном Баязидом. Здесь речь идет о победе Тимура при Анкаре.

В послании указывается, что архиепископ Иоанн, к которому автор письма отнесся «не столько с благоволением, сколько дружественно», должен не только передать Тимуру данное послание короля, но и на словах поведать Тимуру о его «делах и деяниях, поскольку ему (т.е. архиепископу Иоанну) подробнейшим образом сообщены наши соображения». Король просит «отнестись с полным доверием к тому, что поручено ему сообщить вашему высочеству от нашего имени».

Из послания видно, что архиепископ Иоанн, прежде чем посетить Англию, был во Франции по поручению Мираншаха, «по случаю мира и объединения» (так указано в послании) и вернулся обратно к Тимуру. Подробности этой поездки нам не известны. Другим доверенным лицом Тимура был монах из ордена доминиканцев Франциск, имя которого встречается в письмах Тимура наместнику византийского императора (Франческо), в двух письмах Тимура к французскому королю Карлу VI (Франциск, Франциск Сатру) и в письме Генриха IV (Франциск Шадерн). Этот монах доставлял Тимуру сведения о западе и выполнял его дипломатические поручения. Более подробных сведений о нем нам найти не удалось.

Сохранившийся латинский текст послания Генриха IV к Тимуру не дает сведений о месте и времени его составления. Однако, поскольку в послании речь идет о поражении, нанесенном Тимуром турецкому султану Баязиду при Анкаре, данное послание могло быть написано в конце 1402 или в начале 1403 г.

По форме и по содержанию письмо английского короля к Тимуру весьма близко к латинским посланиям Тимура французскому королю Карлу VI. Отсюда можно предположить, что редактором и этого послания был архиепископ Иоанн. У нас нет сведений, было ли послание короля Англии вручено Тимуру. Поскольку ответные послания королей Англии и Франции к Тимуру датированы 1403 г., то они могли быть вручены Тимуру до его возвращения в Самарканд осенью 1404 г. У нас нет также оснований полагать, что передатчик писем архиепископ Иоанн был в Средней Азии и в столице Тимура, Самарканде.

Принято считать, что первым англичанином, посетившим Среднюю Азию (Хиву и Бухару), был купец Антони Дженкинсон, поездка которого в Среднюю Азию относится к середине XVI в. Насколько нам известно, после поездки Дженкинсона и до утверждения английского владычества в Индии со стороны англичан не было попыток проникнуть в Среднюю Азию.

Подведем некоторые итоги.

Жизнь и деятельность Тимура достаточно подробно освещена восточными источниками, авторы которых были придворными историографами. Эти источники носят официозный и апологетический характер. Наряду с ними имеются письменные источники, авторы которых происходили из среды, не связанной с придворной жизнью Тимура и его преемников, и имели полную возможность высказываться свободно. Все эти источники о Тимуре и его времени нам давно хорошо известны.

Теперь к перечисленным выше источникам надо добавить мемуары о Тимуре и его дворе, написанные архиепископом Иоанном и ранее не знакомые историкам, писавшим о Тимуре. Неизвестной также оставалась для наших историков и дипломатическая переписка, которую вел Тимур и его сын Мираншах с правителями Западной Европы.

«ТИМУРИДСКИЙ РЕНЕССАНС» [20]20
   * Пугаченкова Г.А., Ремпель Л.И. Очерки искусства Средней Азии: Древность и средневековье. М, 1982.


[Закрыть]

В первой половине XIV в. в архитектуре Средней Азии окончательно созревают приемы поливной, резной и тисненой плитами терракоты, следом возникает и быстро развивается техника расписной майолики и мозаики на силикатной основе: в Мавераннахре на известняковой смазке с примесью кварцитов, в Хорезме – на клею (камеди или шереше) с использованием мелкозернистых песков. В ходу – матовые кирпичики из кашинной массы и кирпичики, покрытые легкоплавкой цветной прозрачной глазурью и непрозрачной эмалью. Глазурью покрываются и сталактиты, изготовленные из керамической массы. Возникает целая индустрия керамического производства для нужд архитектурно-отделочных работ. Формируются свои местные школы мастеров архитектурного декора по видам изделий и роду производства (школы мастеров Бухары, Самарканда, Кашкадарьи, Хорезма и другие).

Местными потомственными мастерами были выполнены хорезмийские майолики XIV в. (надгробия Наджемеддина Кубра, Алауддина и Музлумхан Сулу), поливная терракота на мавзолее Буян-Кулихана и на мавзолеях этой поры в комплексе Шахи-Зинда в Самарканде. В 70-е годы XIV в. на стройках Тимура трудятся завезенные мастера-иноземцы. Рядом с мастерами из Ургенча, Исфагана, Тебриза, Шираза продолжали работать в том же Самарканде мастера Бухары и Кашкадарьи (из г. Несефа), оставившие свои имена вписанными в узоры облицовки. Мозаичные наборы нашли применение в XIV веке, в мавзолеях Абу-Саида Мехнейского и Тюрабек-Ханым в Куня-Ургекче. Здесь впервые входят в широкое употребление сочетания цветных изразцов с кирпичным узором.

Наборные мозаики были известны ранее, главным образом в Иране и Азербайджане. В Средней Азии они появились сначала в Хорезме, а затем в городах Мавераннахра. Лучшие их образцы сохранили кроме мавзолея Тюрабек-Ханым в Куня-Ургекче дворец Ак-Сарай в Шахрисябзе и памятники эпохи Тимура и Тимуридов в Самарканде.

Из содружества местных и пришлых мастеров уже в конце XIV века складывается единая художественная школа. В стремлении к синтезу искусств (исключая скульптуру) создавались лучшие творения эпохи – мавзолей Гур-Эмир, мечеть Биби-Ханым, ряд блестящих мавзолеев в комплексе Шахи-Зинда. Для их убранства, помимо облицовок, были использованы настенные росписи в интерьерах, элементы из папье-маше с золочеными рельефами и прорезями в виде медальонов и цветов на синем фоне, создающие эффект художественных тканей.

В XV веке происходит скачок в развитии архитектуры и архитектурного декора в Самарканде, Герате и других городах, в том числе за пределами Средней Азии. В это время широкое применение получил резной мрамор, роспись его синей краской и золотом, иногда в сочетании с кашином, майоличные плитки с синим рисунком по белому фону (в манере китайского фарфора) и местные имитации плиток под кашин с рисунком кобальтом, штампованная терракота и в интерьерах и айванах, росписи (пейзажная живопись и узорная) синим по белому и в технике кундаль (позолота рельефа). Всё это выполнялось хотя и в духе сложившихся ранее традиций, но оригинально, без подражания известным прежним образцам.

Возрождение настенной тематической живописи падает на XIV-XV века – время, отмеченное в Средней Азии общим взлетом художественной культуры. Сюжетная живопись украшала лучшие дворцы Тимура в Самарканде. По свидетельству современников, она показывает основные события жизни восточного властелина и его дворца. Здесь изображались его сражения в Иране, Дешти-Кипчаке и Индии, приемы послов, правителей, ученых, празднества, пиры и пирушки, а также давались портреты Тимура, членов его семьи и окружающей его знати – всё то, что казалось главным в жизни общества, основанного на абсолютной власти и авторитете эмира.

Настенная живопись времени Тимура и Тимуридов (XIV-XV вв.) наряду с миниатюрой той же поры не уступала по широте охвата жизни миниатюрам известных «Больших французских хроник» (XVI в.). Но художественная концепция их разная. Живопись Тимуридов была верна вековым традициям изобразительного искусства Среднего Востока и являла собой синтез приемов отдельных его школ. Художники, работавшие при Тимуре, имели представление о живописи Ренессанса благодаря торговым связям с Византией, Францией и Англией, но творения Запада проходили мимо их чувств и сознания, не оставляя в их творчестве глубокого следа. Настенная живопись Самарканда, как и его архитектурные памятники, создавались при участии иранских и других мастеров. В настенных росписях XIV-XV веков не могло не сказаться влияние среднеазиатской миниатюры. Однако самаркандские мастера времени Тимура и Тимуридов придали им местный колорит.

Пейзажная живопись возникла в убранстве интерьеров Самарканда лишь около 80-х годов XIV века, после походов Тимура и появления значительного числа иноземных мастеров. Известное влияние оказали на нее китайские мастера декоративной живописи. Еще в монгольское время художник Устад Гунг проходил обучение в Китае, позже художник Гияседдин находился в составе посольства, направлявшегося из Герата в Китай. Влияние китайской живописи эпох Сун и Юань распространялось на всё искусство Среднего Востока и Передней Азии. Однако в Самарканд оно проникало чаще уже отраженным в иранских образцах. Так, четыре сороки на красноватых верхушках синих деревьев в росписях мавзолея Ширин-бика-ака (1385) близки изображению сороки в духе китайской живописи тушью в иранском «Бестиарии» 1291 года. К тому же в самаркандском панно с сороками наряду со свободным графическим рисунком введено углубление рисунка в грунт с покрытием срезов красной охрой и нанесением позолоты (разновидность техники выпуклого валика – кундаль). В XVI веке роспись в стиле сорок из «Бестиария» в Средней Азии исчезает, а стиль росписей в технике кундаль, общий самаркандским, гератским и иранским мастерам, продолжал жить века. Прототипом его было, вероятно, местное золотое шитье по синей ткани, известное по сохранившимся образцам XII-XIV веков.

Следы пейзажной живописи в настенных панно XIV-XV веков имеются в росписи ряда самаркандских мавзолеев (Ширин-бика-ака, 1385 г.; Биби-ханым, 1404 г.; Туман-ака, 1405 г.). Все они выполнены синей краской по белому ганчу в сочетании с позолотой (последняя оставила свой след в виде охристо-красных пятен подгрунтовки). В панно изображались сильно стилизованные деревья, кусты, пучки трав. Рисунок их графичен и плоскостей. Однако затейливость в расположении стволов и ветвей, как бы создает впечатление живости и разнообразия деталей. В пейзажной живописи XIV-XV веков представлен воображаемый «фирдаус» – райский сад, своего рода художественная метафора садов небытия. Вместе с тем манера письма у них отвлеченно-декоративная, лишенная активности сюжета. Тем самым манера письма является как бы соединительным звеном между тематической живописью и растительным орнаментом эпохи. Отсюда употребление мотивов чинар, карагачей, кипарисов, пирамидальных тополей, перистых пальм и цветущих или плодоносящих деревьев в виде отдельных фигур или клейм. Они вписываются в геометрические арабески, заполняют собой медальоны и сталактиты. Возникнув в XV веке, они продолжают жить в орнаментальной живописи XVI-XVII веков (Гумбази Сейидан в Щахриеябзе, XV в.; медресе Шир-Дор и Тилля-Кари в Самарканде, XVII в.).

Естественнонаучная живопись, частью аллегорическая, заключала в себе графические, иногда подкрашенные рисунки к сочинениям о животных, растениях и небесных светилах. Интерес к научному познанию диктовал авторам этих рисунков возможно большее приближение к натуре. Вместе с тем уровень средневековой науки предполагал значительную долю домыслов; выражением их была аллегория.

Астральная тематика имела своим исходным пунктом древневосточную астрологию и астрономические познания эпохи. Ее образы мифологические в основе. Фантастические парные «звездные грифоны» в резном штуке на сводах дворца в Термезе (XII в.) указывают на приверженность к символике в образах животных и стремление выразить знакомые образы в геометризованных формах. Растительный орнамент приходил на помощь геометрии в передаче гибкими линиями очертаний звериного тела, хвоста, гривы, лап.

Таким путем образы обитателей небесной тверди связывали полународные представления с определенным циклом аллегорических фигур, заимствованных из животного эпоса. В среде феодальной знати с ее повышенным интересом к гербам и знакам сословного достоинства создавались те же фигуры в зеркальной геральдической композиции (парные драконы, львы, лошади на порталах монументальных зданий), что и в прошлом, но уже в ином, светском, а не культово-магическом их осмыслении.

Со временем аллегория теряла свое былое мифологическое и символическое значение и, уже лишенные всякого религиозного значения, фигуры входили в архитектурный декор и настенную роспись в качестве распространенных украшений.

Сведения о миниатюрной живописи Средней Азии восходят к эпохе Тимура и Тимуридов, хотя вполне вероятно ее существование здесь и в предшествующие времена.

Эпоху эту иногда именуют «Тимуридским Ренессансом». Термин спорен и едва ли приемлем, поскольку Ренессанс – это исторически определенная категория западноевропейской культуры. И всё же черты «Возрождения» проявляются в XV столетии на почве Среднего Востока в различных сферах – науке, литературе, художественном творчестве.

Современниками засвидетельствовано появление настенной тематической живописи, к сожалению, позднее истребленной при новом наступлении реакционных догматов ислама на светское искусство. В хрониках тимуридской эпохи упоминаются оформленные «картинами» дворцы Тимура в Самарканде, Шахруха в Герате, Абу-Саида в Исфагане. Сюжетный диапазон их был обширен – здесь были портретные изображения государя, его сородичей и сподвижников, сцены дворцовых приемов и пиршеств, походов и сражений, охоты и развлечений.

По-видимому, к стилю этих не дошедших до нас монументальных картин был близок и стиль миниатюрной живописи местной среднеазиатской (или мавераннахрской) школы XV– XVII веков.

Представления об этой школе сложились сравнительно недавно. Недалеки времена, когда существование ее вообще отрицалось и даже ряд давно уже известных миниатюр XVI века с указанием места их выполнения, в Бухаре, рассматривался лишь как провинциальный отголосок гератской школы, сошедший на нет к концу XVI столетия. Однако по мере выявления всё новых иллюстрированных манускриптов среднеазиатского происхождения произошли существенные переоценки, а ныне даже наиболее непримиримые противники пришли к признанию ее существования, притом не только в XVI, но и в XVII столетии.

Но эта дата должна быть заглублена. Ибо если среди миниатюр предшествующих столетий не обозначен прямо Самарканд (а подписные произведения XIV-XV веков вообще насчитываются единицами), то исторические свидетельства, а также стилистические признаки некоторых миниатюр позволяют утверждать, что школа миниатюрной живописи существовала в Средней Азии и раньше, в блистательный век Тимура и Улугбека, когда Самарканд был центром концентрации лучших творческих сил эпохи.

В 90-е годы XIV века в Багдаде работал выдающийся миниатюрист Джунейд Султани. Его стилистические приемы, да и ряд вещественных деталей (например, костюмы) существенно отличны от тех, что господствовали в западноиранской миниатюрной живописи XIV века, центрами которой были Шираз и Багдад. Исследователи приходят к заключению, что он прибыл из какого-то туркестанского центра культурной деятельности вместе с Искандер Султаном, внуком Тимура, которого тот поставил наместником в Багдад. Стиль Джунейда Султани оказал существенное влияние на общее развитие багдадской живописи, в том числе на выдающегося местного миниатюриста Абдалхая. В 1396 году последний был направлен в Самарканд, где и трудился до заката дней. Его манеру восприняли местные художники, после чего, по словам биографа, никто здесь уже иначе не рисовал. Две подписные миниатюры Абдалхая хранятся в Топкапу-Серае (Стамбул).

Среди его лучших самаркандских учеников упоминается Пир-Ахмед Баги-Шамали. Этот техаллюс (поэтическое прозвище – Пир Ахмед из сада Северного Ветерка), по-видимому, связан с участием художника в создании живописного убранства в одном из лучших дворцов Тимура, в саду Баги-Шамаль, стены которого покрывали прославлявшие миродержца картины.

Завоевания монголами Средней Азии в начале XIII века на многие десятилетия нарушают жизнь ее городов, что приводит к упадку местного гончарства. Но без посуды немыслим быт людей, и потому оно возрождается едва ли не ранее всех других ремесел. К XIV веку искусство керамистов вновь на подъеме, но орнаментика изделий уже иная, нежели в предшествующие века, и отражает вкусы иной эпохи.