Текст книги " "Охранка". Воспоминания руководителей политического сыска. Том II"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)

Его политические взгляды, насколько он их вообще имел, были достаточно простыми. Он был не более чем обычный российский патриот и искренний монархист, но не в том смысле, который придается этому слову сегодня: он не был ни левым, ни правым, ни конституционным монархистом, так как монархия была для него своего рода религией. Россия без Царя была чем-то, что он не мог себе представить. Тонкости так называемый высокой политики были далеки от круга его интересов, и он совершенно не мог понять, к чему в конечном счете стремятся различные партии, группировки в Думе, газеты. Его основные политические принципы состояли просто в умиротворении,насколько это возможно, врагов Царя. Так, однажды он разъяснял мне с большим пылом свою точку зрения, что министры должны направить всю свою энергию на восстановление мира со всеми внутренними врагами. Он сказал, что сожалеет о последних, так как они не ведают, что творят, а все, что нужно, это разъяснить им их ошибки, и все беспорядки сразу же прекратятся.

Россия'^^в мемуарах

Хотя он не разбирался в политике, но проявлял огромный интерес ко всему, что представлялось ему практически важным и ценным для людей; даже в петербургских гостиных он оставался достаточно крестьянином, чтобы сочувствовать крестьянам и понимать их нужды. Поэтому в месяцы, предшествующие его смерти, он был чрезвычайно занят проблемами снабжения продовольствием, которые день ото дня становились все более актуальными. Как я уже указывал, различные обстоятельства создавали определенные трудности с запасом продовольствия в стране, и Распутин считал одной из важнейших обязанностей правительства принятие необходимых мер. Свое мнение на этот счет он, в отличие от большинства политиков, не облекал в пышные фразы, но говорил просто: «Вы должны накормить людей, тогда они успокоятся». Он был прав, заявляя, что снабжение страны продовольствием должно быть доверено министру, который располагает лучшими возможностями для распределения запасов продовольствия. Имеется в виду министр внутренних дел.

До того, как я лично познакомился с Распутиным, мне часто говорили о его хвастовстве. Люди особенно негодовали из-за того, как он хвастался своими тесными связями с Императорской семьей. Я также слышал множество разговоров об известной гипнотической силе его взгляда; на этот счет ходили самые невероятные легенды. Поэтому, когда мы встретились, моей главной задачей было проверить правдивость этих утверждений. Я сел напротив него, насколько это было возможно, и попытался запечатлеть в мозгу малейшие его жесты, каждое крохотное изменение в его мимике, каждое произнесенное им слово. То, что я увидел, совершенно не соответствовало распространяемым слухам. Не было никакого самодовольства. У меня сложилось впечатление, что он прекрасно понимает, что хуже образован, чем окружающие. Если он случайно упоминал Царя или Царицу, его высказывания были необычайно уважительны как в словах, так и в тоне и были сделаны с ощущением неловкости, нерешительности. Никогда я не слышал от него бахвальства связями с Царской семьей, никогда не видел его пьяным. Когда он говорил о министрах, то всегда в основном упирал на то, что они должны всемерно помогать Царю в его сложной задаче управления страной.

Несмотря на все это, я, конечно, знаю очень хорошо – наверное, лучше, чем многие другие, – что у слухов о его самоуверенном поведении в высшем обществе есть основания. Кроме того, разве я не имел возможности в любое время просмотреть полицейские рапорты, имеющие отношение к этому делу? Однако надо заметить, что никто в подвыпившем состоя-

РоссиК^в мемуарах

нии не владеет вполне своим языком и что его враги часто старались напоить его, а затем задать провокационные вопросы, на которые он давал необдуманные ответы.

Конечно, Распутин имел слабость к вину и женщинам, но это не было следствием его крестьянского происхождения. До того как он получил возможность войти в петербургское высшее общество, у него не было подобных крайностей, как показывают расследования; скорее уж они появились в новом и развращенном обществе городских жителей, которые намеренно старались развратить и испортить его, чтобы таким образом дискредитировать Царя и его супругу. Однажды преуспев в очернении имени Распутина, эти люди стали плести свои сети вокруг него, говоря о его влиянии при назначении на высшие посты, о его секретных сношениях с Германией и о его усилиях заключить соглашение о сепаратном мире; и все это было придумано, чтобы очернить Императорский Дом.

Распутин не лез в первые ряды политической арены; его вытолкнули туда другие люди, стремящиеся потрясти основание российского трона и империи. Сам он никогда не понимал вполне, что происходит. Хотя он и говорил, что с его смертью Россия тоже погибнет, он не осознал, что просто является марионеткой в руках гнусных интриганов.

Эти предвестники революции стремились сделать из Распутина пугало, чтобы осуществить свои сатанинские планы. Поэтому они распускали самые нелепые слухи, которые создавали впечатление, что только при посредничестве сибирского мужика можно достичь высокого положения и влияния. Чем сильнее чернили имя Распутина и чем больше преувеличивали его влияние, тем легче было скомпрометировать светлый образ Царицы и в итоге превратить русских людей в рабов Интернационала, а могучую и победоносную империю – в страну, где царствуют хаос и анархия.

Несомненно, время от времени Распутину приказывали явиться к Императрице, которая с сердечностью, так шедшей Ее Величеству, и, возможно, конечно, с определенной склонностью к мистицизму, принимала его с большой добротой. Она твердо верила, что он никогда не солжет, а то, что его визиты совпадали с улучшением состояния здоровья Наследника престола, еще более укрепляло ее расположение к нему. То, что «излечение» Цесаревича Распутиным было не более чем случайным совпадением, – мое твердое и непоколебимое убеждение. Я никогда ни на минуту не верил, что Распутин обладает гипнотическим взглядом или способностью чудесно исцелять. По

Россш^^^в мемуарах

случайному стечению обстоятельств один-два раза после визита Распутина в комнату больного Царевича пациенту становилось лучше, и возможно, успокаивающее воздействие, которое, несомненно, исходило от этого здорового мужика, могло играть некоторую роль в этом улучшении.

Не верил я и в то, что Царица считала Распутина чудотворцем. Он часто проявлял глубокий и искренний интерес к судьбе Цесаревича, и этого достаточно, чтобы объяснить благосклонность Императрицы к нему. Она была слишком благородна, чтобы оскорбить чувства этого хорошего человека, который боготворил ее, вниманием к вульгарным и оскорбительным слухам.

Может быть, Император случайно обсуждал правительственные дела со своей супругой в присутствии Распутина, и правящая чета спросила, что он думает по этому поводу. Но совсем глупо и вместе с тем наивно утверждать, что Царь, принимая решение, позволил себе поддаться влиянию случайных замечаний простого мужика. В подобных обстоятельствах было вдвойне плохо, когда даже люди в правительственных кругах и высшие чиновники стали полагаться на «влияние» Раопутина, вместо того чтобы сделать что-то разумное и более соответствующее данной ситуации, например просто игнорировать его. Конечно, абсурдно верить, что продуманные рекомендации министра должны получить поддержку у мужика до того, как будут одобрены Царем!

Однако праздная болтовня оказалась сильнее разумных доводов. Поэтому через какое-то время люди по всей России стали верить во всемогущество Распутина и говорить об этом не только в гостиных и ресторанах, но и в избах, кухнях и жилье прислуги как об уже доказанном факте. Это, естественно, было использовано революционерами, чтобы поднять народ против такого положения дел, когда, как они уверяли, Россией правит порочный «старец».

На самом деле все это было очень далеко от правды. Если Распутин и играл какую-либо роль при Дворе, то очень небольшую и ни в малейшей степени не сравнимую с той, которую играли высшие чиновники. Ум и природная смекалка давали ему иногда возможность трезво и проницательно судить о человеке, только раз им встреченном. Это тоже было известно Царице, поэтому она иногда спрашивала его мнение о том или ином кандидате на высокий пост в правительстве. Но от таких безобидных вопросов до назначения министров Распутиным – очень большой шаг, и этот шаг ни Царь, ни Царица, несомненно, никогда не делали.

Россшг^^в мемуарах

Может показаться, что эта моя уверенность идет вразрез с известным фактом, что один или два раза Распутин посылал телеграммы Императрице по поводу важных назначений в правительстве. Эти телеграммы в основном и используются в качестве неопровержимого доказательства несомненного влияния Распутина на Двор Я, однако, настаиваю, что содержание этих телеграмм доказывает только вызывающее сожаления отсутствие такта у Распути на. Сыграли ли свою роль эти рекомендации – это совсем другой вопрос. Только в этом случае можно было бы говорить о «влиянии» Распутина. Но, с другой стороны, оказывается, что во многих случаях ходатайства Распутина не имели успеха. Один или два раза случалось, надо признать, что кандидаты, которых он предлагал, были назначены; но в этих случаях решения были приняты задолго до его вмешательства, на совсем других основаниях и были бы осуществлены, даже если бы Распутин и пальцем не шевельнул. Эти назначения являются такими же случайными совпадениями, как и улучшение состояния здоровья Цесаревича после посещений «старца».

Только в одном отношении Распутин был способен оказать услугу просителям – в просьбах о помиловании заключенных. Но и здесь я хочу добавить одно важное наблюдение, которое мне часто случалось делать в течение службы Обычно Государь делал пометки на докладах синим карандашом, чтобы показать, что вопрос решен; но я никогда не видел смертного приговора, на котором стоял бы такой знак. Из этого можно сделать вывод, что Царь никогда не читал смертных приговоров, но отправлял их министру юстиции, чтобы тот принял решение. Если это так, то даже если бы речь шла о подобной амнистии, влияние Распутина на Царя не имело бы никакого значения.

Что же касается частной жизни Распутина, то меня постоянно информировали о ней, так как начальник Петербургского охранного отделения приходил ко мне каждое утро с рапортом, содержащим подробный перечень лиц, появлявшихся накануне на квартире у Распутина, и тех, кому он сам наносил визит. Часто забавно было читать имена тех, кто являлся просителем к чудотворцу. Он выходил к ним с уверенностью профессионального предсказателя судьбы или гадалки, чтобы угодить посетителям. Когда кто-то описывал ему подробности своего дела, он очень спокойно выслушивал его, а затем задавал только один вопрос: какой министр имеет отношение к этому делу? Затем, не говоря ни слова, он протягивал просителю записку с одной или двумя фразами, адресованными какому-нибудь высокопоставленному лицу в правительстве. Они, как правило, гласили.

«Милый, помоги, если можешь.

Григорий Распутин».

Снабженные такой рекомендацией, люди из провинции обычно добивались аудиенции у означенного министра, твердо уверенные, что их просьба будет немедленно удовлетворена. Как велико бывало их изумление, когда, несмотря на вмешательство всемогущего «старца», они получали отказ!

Прошения, которые сами по себе могли быть удовлетворены и которые после внимательного изучения находили справедливыми, естественно, решались положительно для просителя, независимо оттого, имел ли он рекомендацию Распутина или нет. И, vice versa ⁴³, необоснованные просьбы или жалобы никем не рассматривались, несмотря на рекомендацию «старца». И тем не менее люди полагали, что все зависит от клочка бумаги с несколькими словами, написанными рукой Распутина. Действительно, люди часто утверждали, что он успешно помогает в решении сомнительных дел, но я никогда в это не верил, и хотя иногда расследовал эти слухи, но никогда не находил убедительных доказательств их правдивости. Таким образом, и по данному вопросу я все еще считаю что это и многие другие утверждения о Распутине являются не более чем слухами.

Почти половина просителей Распутина были людьми бедными, надеявшимися получить у него какую-нибудь материальную помощь. И ожидания такого рода были небезосновательны, так как Распутин никогда не отказывался помочь деньгами. Если обеспеченный проситель оставлял Распутину деньги, то он распределял их среди приходивших потом бедных посетителей, не оставляя себе, таким образом, ни рубля.

Очень часто случалось, что простые крестьяне приходили к нему только затем, чтобы удовлетворить свое любопытство и поговорить с человеком, который, будучи простым мужиком, нашел доступ ко Двору. Распутин обычно принимал их с большим радушием, долго разговаривал об их делах, совершенно не думая о том, что заставляет ждать значительно более важных персон. И эти посетители из деревни всегда уходили домой с подарками.

Случаи, о которых я рассказываю, не являются, как может кто-то подумать, моими сентиментальными выдумками, о них свидетельствуют донесения агентов, годами работавших в качестве слуг в доме Распутина и, следовательно, знавших его повседневную жизнь в мельчайших деталях. Они постоянно сообщали также о том состоянии неуверенности и нежелания, в котором Распутин всегда собирался в Царское Село; он откровенно нервничал, когда его приглашала туда мадам Вырубова. Агенты удостоверяют, что

14-Заказ 2377

мемуарах

когда он узнавал, что должен встретиться с Царицей, то становился очень нервным и возбужденным. Поэтому утверждения, что Распутин вел себя цинично и самоуверенно, общаясь с Царской семьей, совершенная ложь.

Средства, которые он имел в своем распоряжении, были тоже точно известны. Из личных денег Царицы он получал ежегодное содержание в десять тысяч рублей. И в то время, когда я возглавлял Департамент полиции, министр внутренних дел Протопопов однажды распорядился выдать ему тысячу рублей. Сумму больше, чем эта, он никогда не получал от Министерства внутренних дел.

Я уже говорил о его слабости к вину и женщинам. Но нужно заметить, что он никогда не был пьяницей в обычном смысле этого слова. Как типичный мужик, он обычно выпивал по случаю больше, чем было нужно, особенно когда бывал приглашен на какую-нибудь пирушку, где его подбивали потворствовать своим слабостям. Но я точно знаю, что на следующее утро он почти всегда сурово упрекал себя, узнав, что позволил себе необдуманно болтать, когда находился в подпитии. Возможно, это одна из причин, по которой он впадал в такое странное состояние перед поездкой в Царское Село. Он боялся, что со времени его последнего визита сведения о его невоздержанности достигли императорских ушей и что он может получить суровый выговор. Несколько раз Царь увещевал его по поводу его поведения в самой убедительной форме, что заставляло Распутина испытывать глубокие угрызения совести. К сожалению, это раскаяние было непродолжительным и он не имел силы воли, позволяющей сопротивляться искусителям, втягивающим его в новые оргии.

Глава X

Тибетский доктор Бадмаев. – Монархист как протеже матросов-большевиков. – Моя первая встреча с Распутиным. – Распутин и Дума. – Интриги Белецкого. – Распутин и его связи с Царем. – Падение генерала Джунковского. – Бесполезное предупреждение Бадмаева

Другом Распутина был Петр Александрович Бадмаев, который, как и Распутин, часто являлся объектом самых грязных сплетен. В этой связи мне хотелось бы рассказать об этом замечательном человеке, в своем роде уникальном, которого я очень хорошо знал.

Бадмаев приехал из Монголии. Он постиг тайные знания Тибета в использовании лекарственных трав, а затем, во время Русско-турецкой войны, стал военным врачом. Это был человек сильной воли, наделенный огромным чувством справедливости.

Стремясь помочь многочисленному населению Восточной Сибири, он выступил в качестве главы одной или двух делегаций, причем обращался непосредственно к Императорскому Двору. Таким образом он привлек внимание Александра III, который, по его просьбе, дал ему специальное разрешение лечить, используя тибетское врачебное искусство. В дальнейшем Бадмаев не раз получал аудиенцию у Императора, выступая от имени своих земляков Но он никогда не вступал в тесный контакт с дворцовыми кругами и, как убежденный и верный монархист, никогда не стремился использовать незаконным образом свои связи с Царем и правящим классом.

Несмотря на это, бесстыдные журналисты приписывали ему участие в тайных интригах Двора Они даже утверждали, что, тайно сговорившись с Распутиным, он склонял Императора принимать тибетский отвар трав, который должен был резко понизить умственные способности правителя.

Я хорошо помню обед в моем доме, на котором присутствовали Курлов и Бадмаев. Мы узнали из газет, что Цесаревич опять страдает от приступа гемофилии ⁴⁴, и эта новость привела Бадмаева в ужасно угнетенное состоя-

России'^мемуарах

ние; его словоохотливость и радостное настроение сразу исчезли. Позже, когда мы перешли в мой кабинет, Бадмаев обратился к Курлову и ко мне с просьбой получить для него разрешение лечить Цесаревича с помощью тибетских лекарств; он сказал, что способен своими средствами полностью излечить болезнь, в то время как европейские врачи совершенно беспомощны против нее. После обсуждения мы решили послать телеграмму дворцовому коменданту генералу В.А. Дедюлину, и я лично составил послание Двумя днями позже мы получили ответное письмо Дедюлина, в котором он сообщал, что лечащий врач Федоров и врачи-консультанты возражают против приглашения Бадмаева и что царствующая чета в итоге решила отказаться от предложения. Этот случай явно доказывает абсолютную недостоверность свидетельства о лечебной деятельности Бадмаева при Дворе.

Я был убежден в исключительности медицинских способностей Бадмаева и уважал его монархистские убеждения и многосторонние знания. Мне рассказывали, что он изучал православную религию в течение двадцати лет, прежде чем решил перейти в нее. Желание мстить было совершенно чуждо его натуре. Его усилия постоянно были направлены на оказание всевозможной помощи тем, кто в ней нуждался. Многим людям, которые просили его содействия, он безотказно давал деньги, иногда очень значительные суммы

Судьба Бадмаева после революции также очень интересна и характерна. Когда он попытался уехать в Финляндию, то был арестован революционными матросами и некоторое время содержался в тюрьме. Находясь там, он не скрывал от своих стражей твердого убеждения, что свержение Царя являлось безумным поступком. Моряки, обычно такие непреклонные, молча слушали то, что говорил Бадмаев, не находя слов в ответ. Довольно скоро он был освобожден из заключения и возвращен в Петербург, где возобновил свою медицинскую практику. Сотни пациентов снова толпились у него, и в своих разговорах с ними он открыто выражал свои монархистские убеждения, давая им понять, что Россия попала в руки недостойных людей, которые приведут ее к падению.

Позже, когда большевики уже пришли к власти, агент ЧК (Чрезвычайной комиссии, на самом деле – тайной полиции) явился к Бадмаеву в качестве пациента и стал вовлекать его в политический спор. Это было не очень трудно, так как Бадмаев не сдерживался и не стеснялся, когда стоял вопрос о сравнении старого и нового режимов, он сразу же начал с жесткого осуждения коммунистической системы. Агент после этого посетил доктора еще два или три раза, и наконец ЧК обыскала дом Бадмаева. Они распотроши-

РоссиК^в мемуарах

ли диван, вскрыли всю мягкую мебель, искали во всех щелях и углах тайную переписку Бадмаева и Императрицы. Так как подобная переписка никогда не существовала, все усилия большевистских агентов, естественно, не увенчались успехом. Тем не менее Бадмаев был арестован.

Спустя два дня три матроса позвонили в его входную дверь. Они были знакомы с Бадмаевым и хотели проконсультироваться по поводу своих болезней Слуга Бадмаева сообщил им, что хозяин арестован и находится в заключении в ЧК Матросы, не теряя времени, поспешили к себе на корабль, чтобы сообщить о случившемся команде; все они вооружились и направились прямо к зданию ЧК. По прибытии они крепко избили своих товарищей, служивших здесь, освободили Бадмаева и с триумфом отправили его домой.

Именно в доме Бадмаева я впервые встретился с Распутиным, хотя из документальных свидетельств, находившихся в моем распоряжении, знал о нем все. Однажды вечером, возвращаясь домой со службы, я решил зайти к Бадмаеву, чтобы посоветоваться по поводу беспокоившего меня недомогания. Горничная проводила меня в столовую, где я и нашел хозяина за ужином с Распутиным, приятельницей последнего Марией Головиной и другими гостями. Бадмаев пригласил меня сесть напротив Распутина, и таким образом я получил возможность наблюдать за ним, не выглядя слишком назойливым Я слышал, как Распутин поинтересовался у Бадмаева, кто я, и Бадмаев назвал ему мое имя и объяснил служебное положение. Информация, видимо, удовлетворила «старца», так как он дружески улыбнулся и вновь принял участие в общем разговоре, который затих при моем появлении. Позже появились Курлов и Протопопов, тоже убежденные сторонники и регулярные пациенты тибетского доктора. После недолгого разговора на общие темы разговор перешел к обсуждению главного вопроса текущего момента – перевозок продовольствия на транспорте и распределения беженцев из эвакуируемых районов Несколько раз упоминалась Дума, и мы единодушно пришли к заключению, что ее действия абсолютно бесполезны и направлены главным образом на то, чтобы затруднить работу правительства политическими интригами и критикой, столь же несправедливой, сколь и злонамеренной.

Однако я хочу указать на тот факт, что все споры, которые мы вели в тот вечер и в других случаях по тому же поводу, были чисто академическими по характеру и ни в каком смысле не были направлены, как часто утверждалось в свое время, на то, чтобы заставить Распутина заинтересоваться министром

мемуарах

Протопоповым. Как раз тогда – это был конец октября 1916 года – Дума начала свою роковую осеннюю сессию, когда каждое заседание сопровождалось гневными выступлениями против правительства и атаками на правящий дом, которые день ото дня становились все более открытыми. Поэтому неудивительно, что мы в нашем кругу обсуждали вопросы, которые в тот момент занимали всю Россию.

В ту мою первую встречу с ним Распутин постепенно входил в состояние видимого возбуждения. Он вскочил из-за стола, стал ходить взад и вперед по комнате, воздевая руки к небесам в неподдельном отчаянии. «Почему члены Думы не любят Царя? – воскликнул он несколько раз – Разве он не живет только для процветания России?» Затем в своей неловкой манере он начал говорить о клеветнических слухах, распространяемых о Царице. Я ни на секунду не усомнился в его искренности, когда он горько жаловался, что Императрицу все более и более открыто осуждают в народе, армии и Думе за предательские действия в пользу Германии, более того, за тайную переписку с кайзером Вильгельмом. Он сказал, что совершенно не понимает, как появляются такие бессмысленные статьи, если каждый, кто знает Царицу, совершенно уверен, что она искренне и близко к сердцу принимает судьбу России и ее народа.

Этот первый вечер, который я провел в компании с Распутиным, убедил меня, что все рассказы о его гипнотических способностях – пустая болтовня. Несколько раз он обращался ко мне, глядя прямо на меня своими пронизывающими насквозь глазами. Но его взгляд совершенно не возымел на меня такого действия, чтобы думать о гипнотическом воздействии с его стороны, да и выражением лица он ничуть не напоминал гипнотизера. Его глаза выражали не более чем напряженное внимание. Вы могли отчетливо видеть, какие усилия он прилагал, чтобы понять то, о чем говорилось, а его мозг усиленно работал, чтобы обдумать услышанное и быть готовым ответить. И дальнейшее знакомство с ним только подтвердило первое впечатление.

Несмотря на все сказанное, я совершенно не хочу создать у читателя впечатление, что я был в восторге от Распутина; и тогда, и сейчас я далек от этого. Но я считаю своей обязанностью из-за бесчисленных клеветнических измышлений, связанных с именем этого человека, осветить и хорошие черты его характера. Стремясь к справедливой и беспристрастной оценке Распутина, мы не можем оставить в стороне его подлинно русскую натуру, его твердую веру и его страстную любовь к своей стране, которая не подлежит сомнению.

7to^ _e мемуарах

Насчет отношений Распутина и Протопопова (который вскоре стал последним министром внутренних дел при царском строе) делались бесчисленные лживые утверждения. К ним я еще вернусь. Пока же хотелось бы указать, что с самого начала между ними установилась тесная взаимная связь. Протопопов испытывал живой и глубокий интерес к Распутину, так как тот казался ему подлинным воплощением души русского народа. Протопопов верил, что из высказываний Распутина он может многое узнать о чувствах и стремлениях крестьян. В этом Протопопов особо уверял меня несколько раз, и у меня не было оснований сомневаться в искренности этого в высшей степени порядочного человека.

За моей первой встречей с Распутиным вскоре последовали многие другие, и, таким образом, появилась хорошая возможность внимательно изучить его. К этому времени он уже был в значительной степени развращен своим окружением; и, кроме того, его вовлекал в интриги товарищ министра внутренних дел Белецкий, нередко толкавший на шаги, которые очень трудно оправдать. Тогда же, но, к сожалению, слишком поздно, его стали мучить дурные предчувствия, что он становится игрушкой в руках группы авантюристов. Смутное ощущение этого угнетало и смущало его. Ловкий Белецкий вместе с министром Хвостовым и темной личностью по фамилии Андронников весьма успешно втягивали Распутина в сети своих корыстных политических махинаций. В его честь систематически устраивались роскошные пиры, во время которых делались попытки подталкивать Распутина к нужным действиям. Не подозревая об этом, он позволял использовать себя в различных, иногда в весьма грязных, делах.

Через некоторое время эта запуганная интрига рухнула из-за недоверия и мелочной зависти между Белецким и Хвостовым; отношения между этими двумя людьми испортились; и только тогда Распутин понял, в какой опасной игре он участвует. С этого момента он постоянно опасался, что его вновь вовлекут в какую-нибудь сомнительную аферу, используя нехватку у него опыта и образования. К этому страху добавлялось недовольство, вызванное нападками на него Думы.

Находясь в подавленном состоянии, однажды он искренне сказал мне, что совершенно не понимает, почему его персоне придают такое большое значение «В конце концов, – говорил он, – я не министр, я просто говорю то, что подсказывает мой крестьянский ум. Если Царь спрашивает мое мнение, я откровенно говорю ему, что думаю, и все. Что я сделал этим людям в Думе, что они так меня ненавидят?»

Россия'^^в мемуарах

Несмотря на это, он ни в коей мере не одобрял роспуск Думы. Напротив, он часто высказывал мысль, что если Царь создал Думу, то она должна продолжать существовать. Он не мог понять и не понимал, что это учреждение давно прекратило сотрудничать с Царем и его правительством, что, напротив, у него одна цель: полностью разрушить царскую власть. Когда потом ему указали, что не только на открытых заседаниях, но и на партийных собраниях и в кулуарах депутаты упорно обсуждают его в весьма резкой и недружелюбной форме, он пришел в смятение и начал говорить короткими фразами, отчаянно жестикулируя: «Оставьте их. Они поговорят и вновь затихнут. Им нужно указать верный путь, чтобы они делали свое дело и не волновались из-за меня Кто я? Простой крестьянин. Царь и Царица по своей доброте очень расположены ко мне, и я говорю им правду, когда меня спрашивают. Я верю в Бога и говорю правду в присутствии Царя, как говорил бы перед Богом. Люди из Думы не должны бояться – у них слишком много дел, о которых надо думать, – они должны успокоиться Когда они наговорятся, они прекратят сами. Чего они хотят от меня? В конце концов, они русские люди и поймут, к чему призваны! Конечно, не Григорием Распутиным заниматься, а помогать Царю и его правительству. Думу ни в коем случае нельзя распускать!»

Он прямо говорил со мной о подобных вещах, так как знал, что я прекрасно его понимаю. Если я ругал его за недисциплинированное и часто неприличное поведение, он отвечал, делая неловкое и какое-то смущенное движение рукой: «Чего ты хочешь, дорогой мой? Кто чист перед Богом, тот чист и перед Царем».

Я был хорошо осведомлен, что одно из скандальных распутинских дел летом 1915 года привело к падению моего начальника генерала Джунковского. Во время одной из своих многочисленных поездок в Сибирь Распутин остановился в Москве и был приглашен в дом предпринимателя, с которым находился в дружеских отношениях Будучи там, он совершенно определенным образом проявил знаки внимания к хорошенькой горничной, хотя она несколько раз весьма энергично пресекала его поползновения. Начальник Московского охранного отделения послал секретный рапорт о случившемся, и я передал его через начальника Департамента полиции товарищу министра внутренних дел генералу Джунковскому. Джунковский решил, что необходимо проинформировать Императора о происшедшем, и, честно говоря, сделал это довольно нетактично. В результате вскоре после этого слу-

РоссияК^в мемуарах

чая министр внутренних дел князь Щербатов получил указание от Царя подыскать другой, более подходящий пост для своего помощника. Генерал Джунковский, естественно, сделал правильный вывод из императорского выговора и ушел в отставку ⁴⁵.

В это время Распутин, сопровождаемый агентами, постоянно наблюдавшими за ним, направлялся на родину У него не было ни малейшего представления обо всем случившемся и, соответственно, не могло быть и сожаления о судьбе Джунковского. Однако тогда уверенно утверждали, что Джунковский пал жертвой мести Распутина; последний, как рассказывали, использовал все свое влияние при Дворе, чтобы устранить генерала, отважившегося рассказать Царю о его дурном поведении. Конечно же, меня очень интересовало, что скажет сам Распутин обо всем этом деле, и поэтому при первой же представившейся возможности я постарался перевести беседу на дело Джунковского. Он охотно поддержал разговор и без лишних слов признал свой грех, совершенный в тот раз в Москве, но настойчиво отрицал любое участие в отставке Джунковского. Он уверял, что ему рассказали об отставке и ее причине только через некоторое время после того, как она произошла.