Текст книги "Доктор Эстерхази в юности (ЛП)"

Автор книги: Аврам (Эйв) Дэвидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Из дворика доносятся вопли ужаса – это пленные, наполовину перепуганные тем, что их оскальпируют и наполовину – что сделают нечто похуже: входит корнет Эстерхази, ветеран двух предыдущих, гораздо более длительных кампаний; он вытаскивает свой клинок и объявляет их пленниками его самого и Императора: они тут же капитулируют, все до единого. То есть, все, кроме Бустремовича-Разбойника. Он лежит навзничь, прямо там, где ключевой камень арки над воротами попал упавшему Бустремовичу под сердце.

Одному из пленников разрешили показать, где хранятся бочонки с вином; и, лишь закончив связывать своих пленников, пленители распробовали содержимое этих бочонков. Это был не бурбон, всего лишь дешёвое местное вино этой страны и его даже не экспортировали. Но, конечно, это никого не волновало.

Ранее в этот день, после путешествия довольно утомительным и кружным путём, в Беллу прибыла некая группа иностранцев, на одном из последних поездов, что успели сюда проехать. Однако, вследствие неожиданного невезения, они не сумели добраться к своей цели, а именно – гранд-отелю Виндзор-Лидо; они не желали даже и думать, чтобы остановиться в модном и дорогом отеле… но неоспоримо решили остановиться перед ним. Теперь, отпустив возницу омнибуса, растерянно трясущего головой и руками из-за невозможности проехать ни в одно место, куда кто-нибудь мог бы пожелать, они извлекли – за неимением соображения о том, что же теперь делать – развевающиеся транспаранты, которые привезли с собой и отправились дальше пешком (проявив благоразумие, они обстоятельно приметили это место и одного из своего числа оставили присматривать за багажом). Едва лишь они отошли на квартал-другой, как их внимание привлекли звуки выстрелов. А затем они увидали и услыхали такое, что не смогли поверить глазам и ушам. Это произошло тогда, когда Магнус, с грохочущим в его ушах гимном, осознал: (a) то, чем он размахивает – вовсе не зонт, но весьма знакомый флаг; и (b) что внизу, через дорогу, стоит группа людей, которые уставились на него, разинув рты и держат два транспаранта. На одном из транспарантов, том, что поновее, говорилось: «Фрорланд, поклявшийся в Вечной Верности Дому Олауса-Олауса-Астридсона-Катценеленбогена-Ульфа-и-Олауса, Требует Особое Управление Мер и Весов». А другой, старый, едва различимый, гласил просто: «Четырнадцатый Полноправный Епископ для Верноподданного Фрорланда».

Улица Нашего Благородного Союзника Великого Герцога Граустарка (обычно именуемая просто Грау) была, как на чудо, заполнена лишь наполовину, а не вся целиком; воспользовавшись этим, возница полупривстал с облучка и замахал кнутом – но лошадь, вместо того, чтобы во весь опор помчаться вперёд, резко остановилась. Странная, тощая, заросшая щетиной фигура в тужурке и джодхпурских шароварах, схватив животное под уздцы, вскричала: – Стой, стой! Как смеешь ты хлестать эту бедную старушку? Я – Себастьян Всёспок-Наглоспёрс, ранее состоявший в Пятой Хайдарабадской Конной (Пони Пиггота), а теперь Главный Континентальный Агент Королевского Общества Защиты Животных от Жестокости; я обязан забрать это животное и отвести его в нашу местную наёмную конюшню и ветеринарное заведение, где оно получит уход и лечение, явно ему необходимое. – И, пока полковник Всёспок-Наглоспёрт всё это говорил, причём весьма споро, будто прекрасно вызубрив эту речь, он с ещё большей скоростью выпрягал лошадь из фургона. Сделав это (и вручив ошеломлённой троице в фургоне визитку с его именем и местным адресом), он – и лошадь – скрылись за углом.

Для возницы это оказалось последней каплей. Его нервы не выдержали; и, вскочив с облучка, он дико помчался вдаль, с криками: – Эта штука! Эта штука! – Отчего почти каждая живая душа на улице Нашего Благородного Союзника Великого Герцога Граустарка (обычно именуемой просто Грау), поспешно сбежала с воплем: «Это турки! Это турки!»; на улице вмиг не осталось никого и ничего, кроме фургона и двоих мужчин в нём. Они незамедлительно решили последовать примеру собрата-заговорщика и, действительно, незамедлительно же выскочили; но случилась заминка – человек слева прыгнул вправо, а человек справа прыгнул влево – законы физики заставили этих двоих столкнуться: а пока они орали, вопили и отбрыкивались друг от друга, в адской машине зазвенел часовой механизм.

– Старикан! Старикан! – кричат дети в Лечебнице, хлопая в ладоши и называя своего государя ласковым прозвищем.

– Вот потешный старик-коробейник, со своим малипусеньким фургончиком потешек, – объявляет Его Королевское и Императорское Величество, вкатываясь в палату. – Вот кому букетик? Букетики стоят один поцелуй. Мвех! Мвех! Вот кому маленького деревянного кавалериста, который двигает маленькими деревянными ножками, если дёрнуть за маленькую верёвочку? Стоит одно рукопожатие. Это вам, сударь! Вот кому немножко жевательного рахат-лукума? Немножко жевательного драже со специями, величиной с большой палец Старикана? Конфетки стоят одну обнимашку. Ох! Какие могучие объятья! Ух! Ух! Вот кому?…

Дети толпятся вокруг него, когда с глухим грохотом сотрясается всё здание. Дети тут же смотрят на Старикана, в недоумении, вопить им или не стоит. – Репетируют большой фейерверк на Стариканский день рождения, вы ведь любите большие фейерверки; любите большие фейерверки с шипучими искорками? Будьте хорошими детишками – молитесь, принимайте свои лекарства, садитесь на горшки и делайте ка-ка, когда велит нянечка и вам разрешат прийти и посмотреть фейерверк, ага? Чьи тут маленькие ножки? «Немного хорошие»? Не совсем-совсем хорошие? Ну, дай Старикану наклониться и поцеловать, и скоро всё пройдёт, потому что Старикан – Божий Помазанник, ага и если доктору Кваатшу это не понравится, пусть он идёт… обратно в Вену. Так, этот поросёночек пошёл на базар…

Когда Старикан выбирается наружу, оказывается, что все только его и ждут.

– Какой-такой дерьмослюнявый подлошлюхин свинососный сукин сын виноват в этом гнусночуханом взрыве, именно в этот час пополудни, без предупреждения, чтобы подготовить детей; да я его как бычка выхолощу!

А затем ему рассказали Всё.

Люди в башне всё ещё всматриваются через свои телескопы, когда часы в углу начинают отбивать короткие музыкальные такты, объявляя, что вот-вот минует ещё четверть часа. Лишь один потрудился обернуться, взглянуть на часы и отвернуться опять. Затем – очень, очень быстро – он снова оборачивается. – Это ведь те же часы, которые всегда там стояли? – интересуется он неожиданно высоким и слабым голосом. На сей раз оборачиваются все. Часы в углу начинают отбивать четверть часа. Все бросаются к двери. Они лишь чуть-чуть не успевают до неё добраться.

Оба устройства были синхронизированы и два взрыва прозвучали, как один.

Всё, то есть, всё то, что они намеревались ему рассказать.

– Мы позже обдумаем всё это, – говорит король-император, неожиданно не столько разгневавшись, сколько утомившись. – Теперь же мне нужно туда добраться и показаться, чтобы успокоить людей, – заявляет он. – Приведите мне Вайси…

Доктор Кваатш выходит вперёд, прочищает горло. – Моя обязанность, как Придворного Медика, заявить, что я не могу одобрить никакой деятельности Вашей Королевской и Императорской Пресветлости, и Ваша Королевская и Императорская Пресветлость прекрасно знает, почему.

Император бросает на него взгляд. – У меня тоже имеются свои обязанности, – отвечает он.

Конь – (разумеется) белый, мундир Императора – белый, страусиное перо на его картузе – тоже белое. Императора пока ещё не согнули годы и он пока ещё, как обычно, высок и держится прямо, и, поскольку теперь в основном едет, стоя в стременах, его видно за несколько кварталов. – Пошутили и хватит, – говорит он (и добавляет); – По домам, парни. По домам. По домам. Скажите всем.

Или: – По домам, женщины. По домам, по домам. Скоро настанет пора варить картошку, если вас не будет дома, ваши мужья попытается сделать это сами, ошпарят малышей и спалят дома. По домам, дамы, по домам…

На Пяти Зубцах: —…Аминь… Как я плюнула, он больше не дудит, – заявляет Эмма-Каттерина, начиная подниматься, капеллан протолкнулся помочь ей, три фрейлины торопливо прячут свои приспособления, а после помогают отряхивать её юбки. Эмма-Каттерина глядит вверх, осматривается вокруг. – Что, вы ещё тут? – спрашивает она толпу, всё ещё остающуюся на коленях, – Вставайте, вставайте, всё кончилось, всё уже в порядке. – Она возвышает голос, пускаясь в путь: – По домам или в церковь! Идите! Идите! – Эмма-Каттерина встряхивает юбками, будто прогоняя кур. – Идите!

– Парни [Император], по домам. По…

Голос из толпы: – Но турки, Старикан! Как насчёт…

– Нет больше никаких турков! Все ушли! Все ушли! – что исторически было довольно верно, даже если они «все ушли» на сотней-другой лет раньше. – По домам…

Голос из толпы: – Но как насчёт этого самого Антихриста, Ваша Всехность?

Игнац Луи поворачивается к нему, прекрасно изображая, ладно, возможно, вовсе и не изображая, ярость. – Я тебе покажу «Антихриста», тупой ты сукин сын; такие вещи оставь Архиепископу, Патриарху и Священному Синоду! По домам, говорю вам! По домам!

[– Ахх! – вздыхают в толпе. – Это точно Император, слышь, как он чертыхается!]

Если фрорская делегация и была потрясена, увидав своего государя на стене дворца, хотя, в конце концов, они и проделали весь путь до Беллы, чтобы его увидеть – однако, никто не ожидал такого зрелища, как король, замахавший фрорским флагом, в тот самый миг, как они услыхали Фрорский Государственный гимн. Через минуту он сложил руки рупором и крикнул им: – Я выполню ваши требования!

Они не стали аплодировать, будучи фрорами до мозга костей. Через минуту одна из них, Патриотка Хельга Хельгасдочтер, сложила рупором свои собственные ладони и отозвалась: – Что, их оба?

– Оба!

Тишина. Он давит на неё так сильно, что скоро злоупотребит этим, если не помешать ему заставить её уступить…

Затем: – Сканды никогда с этим не согласятся!

Магнус не замешкался с ответом. – Тогда я отрекусь… как король Скандии, каковым являюсь. – И, когда смысл этого постепенно дошёл до делегации, она зааплодировала. Как всем известно, фроры – не тот народ, чтобы поддаваться внезапным порывам. В сущности, сканды действительно не желали соглашаться – пока их согласие не вошло в условия последующего Торгового Договора, по которому излишки вяленой рыбы Скандии и Фрорланда отправляли в Скифию-Паннонию-Трансбалканию в обмен на излишки пшеницы Триединой Монархии; после чего цена на хлеб упала в обоих королевствах Крайнего Северо-Запада и фрорская рыба (как это стали называть), в изобилии появлялась даже на скуднейших столах Триединой Монархии. Но это случилось позже. После. То есть, после того, как молодой корнет Эстерхази убедил Эмму-Каттерину, что все шотландские железнодорожные инженеры куда-то перебрались. Может, в Белуджистан. Или Австралию. И что Королевско-Имперские Железные Дороги не только обязуются выплачивать ей тысячу дукатов в месяц на благотворительность, но ещё и выстроят застеклённый сарай, чтобы сушить её постирушки., этими заверениями, так сказать «расчистив путь» прямому и более быстрому, более дешёвому железнодорожному маршруту на Север.

Позже.

После. После того, как, пока суд да дело, повсюду разлетелась молва о роли, что сыграл персонал «Великого Шоу Техаса и Дикого Запада» в захвате старого Далмацкого Дворца и гибели Бустремовича-Разбойника, дела у шоу быстро пошли в гору. И оно процветало и потом. Молву, разумеется, полностью переиначили в сказания; но что с того? Что касается брутального Бруто, Пишто-Авара и подручных Бустремовича, все они стали (как обычно: опять стали) «корабельными плотниками» на верфи-тюрьме; работа тяжёлая, но здоровая, так как в основном она проходит на свежем воздухе. И, быть может, им не так уж скверно таскать брёвна, выкуривать смолу, пилить и так далее, чем, если вместо этого быть заточёнными в громадных темницах, где они то ли смогли бы, то ли нет, перевоспитаться и раскаяться.

Но всё это тоже произошло потом.

К тому времени, когда Игнац Луи почти объехал кругом центральной части своего города, его голос превратился в хриплое карканье. Тогда, приметив вывеску «Аптекарь» над открытыми дверями лавки и стоящего в этих дверях самого аптекаря в фартуке, и, возможно, намереваясь попросить у него стакан минеральной воды, император поманил его. Тот человек подходит и император склоняется вниз; он каркает аптекарю на ухо: – Геморрои просто убивают меня!

– Полагаю, это из-за позиции вашего величества, простоявшего в стременах весь путь по улице; так что я возьму на себя смелость предложить вашему величеству опиумные пилюли и большой стакан минеральной воды с бренди, – и он подаёт вверх сперва одно, затем другое.

Его величество берёт это, проглатывает, проглатывает, проглатывает; потом, с благодарным взглядом, возвращает назад стакан и блюдце. Почти восстановившимся голосом он произносит: – Можешь добавить к своей вывеске «Поставщик Его…» и всё прочее. – Потом он едет дальше, в основном жестикулируя; но к этому времени, все в основном понимали значение этих жестов.

По домам, парни. Идите по домам.

Магнус, «граф Кальмар», тоже отправился домой. Странствующий швейцарский фотограф всё время беспорядков держался на одном и том же месте, и оттого сумел сделать довольно неплохой снимок Магнуса, когда тот стоял на стене, размахивая фрорским флагом. Такие вещи всегда неплохо продавались на его родине. Лишь цвета различали два флага, созданных по одному образцу, а цвета фотография не передавала: в Скандии говорили, что это был скандский флаг, а во Фрорланде знали, что это был флаг Фрорланда. Что до деталей – детали никого не заботили. Их Объединённый Король помог установить Государственный Стяг на стенах дворца который… отчасти… помог отбить у разбойника: они получили Героя в то время, когда многие считали, что Героизм погиб: и этого достаточно. Некоторые республиканцы в Двух Королевствах (в основном банкиры, крупные пивовары и тому подобный народец) забились, так сказать, в свои логова, скорбно накачиваясь глогом и шнопсом, и поедая варёную вяленую рыбу, приправленную бараньим жиром и злобой. Возвращение короля оказалось гораздо веселее его отъезда. «Оле-скреландцу», как обычно, уделили в столице (столицах) не так уж много внимания, но – позже – на золотистых мхах торфяников самого Скреланда Придворный Шаман Ээйюулаалаа получил в дар от королевского имени великое множество орлиных перьев. Разумеется, король, причём весьма тепло, пригласил молодого корнета Эстерхази приехать и погостить, и Эстерхази – уже не корнет – так и сделал. Но это было позже.

Гораздо позже.

Беспорядки были недолгими, хотя и значительными; значительными, хотя и недолгими. Но беспорядки случались и прежде. Эти были иными. Прошло некоторое время, пока Эстерхази не сумел сложить всё произошедшее в единую картину. (Большинство населения Беллы так и не сумело!) Пока он «выпытывал» шамана и знахаря с помощью толкователей. Пока он раз за разом раскатывал на огромной паровой каллиопе. (Могут ли подобные экипажи перевозить людей не по рельсам?) Пока он изучал полицейские отчёты, и публичные и секретные. Пока…

Ему казалось, что не просто новый мир, но целая новая вселенная начала открываться его взору, взору, с которого слетела шелуха невежества. Великолепные врата, к которым следовало отыскать ключи. Познание! Познание! Наука за наукой – антропология, этнология, криминология, орнитология; история и право; медицина и механика; нежданная мудрость и неведомое знание. Более было невозможно проводить дни этаким служителем высшего класса, помпезным мальчиком на побегушках; выпивка, кости, верховая езда, охота, распутство: всего этого теперь не хватало. «Иди и учись», слыхал он где-то, но позабыл, где, неважно, именно этим ему и предстояло заняться. Сперва, разумеется, лекции, частные уроки с репетиторами, потом – местный университет, затем университеты в других местах, затем путешествия. А потом опять: учёба… учёба… учёба.

Конечно, Эстерхази пришлось продать свои земельные владения, чтобы всё это оплачивать, но никакая иная перспектива не доставила бы ему большего удовольствия. Новые владения были куда больше.

Злосчастный сэр Понсефорт! Слухи, медленно и упорно продвигаясь, как стремящиеся к Саргассам угри, в конце концов достигли Балтики, Северного моря, затем Лондона, и, наконец, Виндзора. Сэр Понсефорт де Пюе (злосчастный сэр Понсефорт!) счел целесообразным пересказать их Вдове.

– Знаете, Мэ’эм, говорят, что во Фрорланде недавно случился некий заговор – свергнуть их короля, видите ли и предложить престол одному из младших сыновей Вашего Величества; ха!

Королева глянула на него, не вымолвив ни слова. Может быть, она и слышать не желала о свергаемых монархах; может быть, размышляла, с какой охотой пошлёт одного из своих сыновей во Фрорланд (такое было вполне возможно), хотя не обязательно младшего; может быть, ей не нравилось, когда кто-то говорил ей «ха!». Она ничего не ответила.

Сэр Понсефорт пытается выкрутиться, с огромными усилиями пытается объяснить ту вещь, что это смешная история. – Рассказывают, Мэ’эм, что главное блюдо там – варёная вяленая рыба с бараньим жиром!.. во Фрорланде… Ха!

Она взглянула на него опухшими, налитыми кровью, сине-ледяными глазками. – Мы не в восторге, – произносит она.

Злосчастный сэр Понсефорт!

Затем королева спрашивает: – Где?

А насчёт того, почему в том году в Боснии перевелись медведи…

notes

Примечания

1

Пс 119:5 «живу у шатров Кидарских».

2

Vin du pays – местное вино (фр.)

3

Пюс – красновато-коричневый цвет. Мов – лиловый цвет

4

Овидий «Письма с Понта», книга 4-10, Альбиновануму, перевод М. Л. Гаспаров

5

Дон Хуан Австрийский – испанский полководец, незаконный сын Карла V и Барбары Бломберг, дочери регенсбургского бюргера.

6

La Reyne non veult – Король не желает (фр.)

7

Schloss – дворец (нем.)

8

Ex officio – по должности, официально(лат.).

9

Капли Гоффмана – старинное название эфирного спирта.

10

Копигольд – чисто английский вид земельной ренты, сгинувший с приходом капитализма.

11

Лизгольд – арендованное, взятое на откуп.

12

В нашей реальности этот, написанный в заключении, трактат поэта, политика, музыковеда и теолога Боэция (480–525) называется «Утешение философией».

13

Санджак – административная единица в Османской империи. Во главе санджака стоял санджак-бей (губернатор).

14

Хедив – титул наместника Египта, существовавший в период зависимости Египта от Османской империи (1867–1914).

15

Обреновичи – сербская княжеская (с 1882 года королевская) династия, правившая в 1815–1842 и 1858–1903 годах Сербией. Основателем династии считается Милош Обренович.

16

Эта песня, несомненно, навеяна картиной французского живописца Юбера Робера «The Bathing Pool» [Бассейн для купания].

17

Западноевропейский способ колокольного звона требует, чтобы сам колокол раскачивался подобно качелям, а не только его язык – маятником.

18

Нёйи-сюр-Сен – коммуна в департаменте О-де-Сен, на юге примыкающая к Булонскому лесу – западной окраине Парижа.

19

Кавас – османско-турецкая вооруженная охрана, выполняющая различные роли, часто на службе у местной знати и европейских иностранцев с высоким статусом или достатком.

20

Coutts & Co. – британский частный банк со штаб-квартирой в Лондоне.

21

Ваша Светлость, Ваша Светлость, тысячу раз приветствуем!(фр.)

22

Итак, вот, Ваша Светлость, ключи от Белграда, с великой покорностью.(фр.)

23

Югурт – йогурт (устар.)

24

Мизула – город на западе американского штата Монтана, центр одноимённого округа.

25

Генри Уорд Бичер – американский религиозный деятель, брат писательницы Гарриет Бичер-Стоу.

26

Джордж Армстронг Кастер – в 1876 г., догнав и атаковав индейцев, которых было раз в десять-двадцать больше, он и его отряд армии США были перебиты. Есть версия, что свои пулеметы (одной из первых моделей) лихой кавалерист Кастер «забыл» на базе.

27

Булл Ран – река, возле которой состоялись два крупных сражения американской Гражданской войны, 21 июля 1861 года и 28–30 августа 1862 года.

28

Дерби – шляпа-котелок, фетровая шляпа с округлой тульей. Стетсон (ковбойская шляпа) – фетровая, кожаная или соломенная шляпа, с высокой округлой тульёй, вогнутой сверху, и с широкими подогнутыми вверх по бокам полями.

29

«Сбирайтесь под знамя», также известная, как «Боевой клич Свободы» – песня, написанная американским композитором Джорджем Рутом в 1862 году, во время американской Гражданской войны.

30

«Великое восстание» – название американской Гражданской войны, используемое в северных штатах во время и сразу после войны.

31

Каллиопа – паровой орган, использующий локомотивные или пароходные гудки. Название инструменту дано по имени древнегреческой музы Каллиопы. Отличается громким, пронзительным звуком и не позволяет регулировать громкость – только высоту и длительность.

32

«Whiskey in the Jar» ( «Виски во фляге») – популярная ирландская народная песня. Повествует о разбойнике, ограбившем чиновника и уличившем возлюбленную в измене.

33

Буффало, то есть «бизоны» – неформальное прозвание военнослужащих 10-го кавалерийского полка в армии Соединённых Штатов, сформированного в 1866 году в штате Канзас и целиком состоявшего из солдат-негров. Прозвище было дано «негритянской кавалерии» индейскими племенами, с которыми она сражалась, но в конечном итоге стало синонимом всех негритянских полков, образованных в 1866 году.

34

«Да здравствует Колумбия» – патриотическая песня США, используется как встречный марш вице-президента Соединённых Штатов Америки.