Текст книги "Авиация и космонавтика 2011 09"

Автор книги: Авиация и космонавтика Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Имели место проблемы и с летным составом. Документами штаба ВВС отмечалось, что и при направлении летчиков в Афганистан отбор ведется не столь уж требовательно и прибывающие по замене в состав ВВС 40-й армии зачастую обладают недостаточной подготовкой, не успели должным образом освоить технику пилотирования, имея всего 3-й класс, а то и вовсе получают направление в Афганистан практически сразу по окончании военных училищ, уже на месте вводясь в строй. Эти претензии подтверждались фактами аварийности и потерь – так, из числа погибших экипажей Ан-12 все помощники командиров были из молодежи, только-только начинавшей службу. Летный состав отнюдь не всегда направлялся в состав ВВС 40-й армии поэкипажно и комплектно, а техники требуемых специальностей и вовсе зачастую прибывали «поштучно» (если только речь не шла о замене целой эскадрильи). Командируемые в Афганистан обычно получали предписание о направлении «для выполнения специального задания» (в служебных документах демагогические обороты об «исполнении почетного интернационального долга» не приветствовались). Так, из состава читинского 36-го осап, находившегося вовсе не в структуре ВТА и работавшего в интересах командования Забайкальского округа, в Афганистане побывали 33 человека из числа летчиков, техников и офицеров группы управления, один из которых, бортмеханик прапорщик П. Бумажкин, погиб на борту сбитого Ан-26.

Отправка на родину погибших летчиков на «черном тюльпане»

СССР-11987. Запечатленный на снимке Ан-12 вскоре сам попадет под огонь душманского «Стингера» и вернется с горящим двигателем.

Работы в экипаже транспортника хватало всем. Если учесть, что экипажу транспортного самолета приходилось заниматься еще и погрузкой и выгрузкой, швартуя тюки и ящики в грузовой кабине, то работать летчикам приходилось изрядно побольше, чем коллегам, и физически, и по времени. Загруженными больше других оказывались борттехники – старший бортовой техник самолета и его напарник, бортовой техник по авиадесантному оборудования, помимо этих забот, занимались еще и подготовкой самой машины вместе с наземным техническим экипажем. Занятие это на большом самолете было трудоемким и тяжелым, из-за чего борттехников среди летного экипажа всегда можно было отличить даже по одежде, несущей следы керосина, масла и потрепанной в тесноте отсеков.

Нагрузка на экипажи транспортников и напряженность их работы выглядели весьма внушительными даже на фоне деятельности летчиков «боевой авиации». По данным за 1985 год, средний налет на один Ан-12 в ВВС 40-й армии составлял порядка 280 часов и 260 вылетов, тогда как на выполнявшие сходные задачи Ан-26 приходилось в 2,5 раза меньше!; в истребительно-бомбардировочной авиации средний налет на Су-17 и Су-25 равнялся примерно 200 часам и 230 вылетам, у истребителей МиГ-23 – 80 часов и 110 вылетов. Больший налет имели только вертолетчики, у которых на машину приходилось до 400 часов и свыше 360 вылетов за год (в среднем по всем типам). При этом одному из Ан-12, служивших в авиации 40-й армии, работы досталось куда больше других – самолет, отличавшийся редкой надежностью и постоянной исправностью, обладал высокой «производительностью», выполнив за год аж 745 вылетов с налетом 820 часов (не правда ли, такие цифры могут поколебать устоявшиеся представления о работе транспортной авиации как вроде бы вспомогательной и не очень-то существенной рядом с «настоящими» военными летчиками!). Впечатление производила и запись в документах о «личных достижениях» одного из летчиков за десять месяцев службы в 50-м осап: «…В составе экипажа самолета перевез свыше 7000 пассажиров и несколько сотен тонн груза».

Инженерно-авиационное обеспечение эксплуатации техники первое время производилось на основании распоряжения ГИ ВВС от 31 марта 1980 года, сохранявшего основные положения Наставления по инженерно-авиационной службе (НИАС), предусмотренные для мирного времени, с некоторыми «послаблениями»: так, срок действия предварительной подготовки допускался до шести летных дней вместо трех дома, для сокращения времени подготовки разрешалось одновременное выполнение заправки и зарядки систем самолета с проверкой оборудования под током, дома не допускавшееся по безопасности, позволялось продление ресурса до 50 часов без очередных предусмотренных регламентных работ и выполнение очередных регламентов поэтапно с тем, чтобы машина быстро возвращалась в строй. На деле очевидно было, что полностью произвести все предусмотренные и расписанные в руководящих документах и инструкциях виды работ, требующие всего рабочего времени даже дома, в боевой обстановке просто нереально – большое количество вылетов, взлетов и посадок, наработка систем и оборудования заставляли экономить на обслуживании.

Следует напомнить, что действующим наставлением предусматривалось выполнение наиболее объемных и трудоемких видов обслуживания в предварительную подготовку, занимавшую специально отведенный день накануне полетов и распространявшуюся на несколько летных смен. Предполетная подготовка, как явствует из названия, проводилась непосредственно перед вылетом и включала проверки готовности оборудования и систем к полетному заданию. В послеполетную подготовку (или подготовку к повторному вылету) машину заправляли и снаряжали всем необходимым, обеспечивая готовность к новому заданию, если же самолет привозил из полета какие-то неисправности более-менее сложного характера, как правило, их оставляли «на потом» и устраняли уже на следующий день.

Ан– 12БК совершает посадку в Кундузе

В Афганистане из-за значительного числа заданий и необходимости постоянного обеспечения куда большего количества вылетов трудозатраты на техническую эксплуатацию авиатехники возросли почти вдвое и, как отмечалось ГИ ВВС, это «привело к острому дефициту рабочего времени и инженерно– технического состава в составе ВВС 40-й армии». Приоритеты сместились, и основным видом обслуживания стала послеполетная подготовка, на которую возлагалась главная роль в обеспечении постоянной боеготовности самолета. Такие перемены представлялись вполне обоснованными: поддерживая готовность машины к выполнению задач, сразу после прилета самолет заправляли топливом и всем необходимым, тут же устраняя проявившиеся отказы, словом, – приводили самолет в полностью рабочее состояние.

На транспортниках, не откладывая, попутно с послеполетным работами старались сразу же произвести погрузку, чтобы самолет стоял в полной готовности к следующему рейсу (учитывая, что прием нескольких тонн груза, его размещение и швартовка были занятием длительным и трудоемким, заниматься погрузкой перед вылетом означало полную неопределенность со стартовым временем). При обслуживании машины приходилось обходиться минимально необходимыми работами, обычно ограничиваясь внешним осмотром и проверяя работоспособность оборудования, привычно записывая результаты подготовки самолета «в полном объеме». Если на самолете не находилось повреждений, подтеканий топлива, масла и гидравлики и следов недопустимого износа, работала связь и основное оборудование, позволявшие выпустить его в полет, на прочие мелочи не обращали внимания, считая машину боеготовой.

Хотя НИАС включал специальный раздел, регламентировавший подготовку техники в военное время, дать «добро» на предусмотренную им организацию работ долгое время руководство не решалось, хотя фактически действительность распорядилась сама и техникам приходилось обходиться своим умом и располагаемым временем, решая, что и как делать для обеспечения готовности машины – все же отношения и с летным экипажем, и с матчастью были самыми доверительными и оставить самолет с неисправностями считалось просто– напросто недопустимым отнюдь не по требованиям руководящих наставлений. Ввести предусмотренные на военное время нормативы не решались не столько из-за формального непризнания необъявленной афганской войны – слово «война» не приветствовалось ни в каких служебных документах и было настоящим табу в публикациях отечественной печати, заменяемым на многословно-обтекаемое «выполнение интернационального долга». Мотивы задержки с решением имели куда более реалистичные причины отнюдь не идеологического характера: поскольку условиями инженерно-авиационного обеспечения на военное время предусматривались существенные отступления от обычного режима работ, снятие многих ограничений и разрешенное сокращение объемов подготовок, имели место небезосновательные опасения, что личный состав после такой «демократизации» и снижения требовательности и вовсе расслабится, обслуживание будет выполняться кое-как, а качество подготовки упадет до небезопасного уровня, так что проще было не торопиться с нововведениями.

Однако обстановка диктовала свое. Организационные изменения были явной необходимостью и получили утверждение распоряжением ГИ ВВС, отданным 26 декабря 1983 года, которым ряд предписанных работ заменялся упрощенными проверками, а опыт фактического ведения инженерно-авиационной службы требовалось обобщать и представлять в виде отчетов. В конце концов, были введены в действие требования обеспечения инженерно-авиационного обслуживания в период боевых действий, получившие силу указанием ГИ ВВС от 17 июня 1986 года. Этой директивой закреплялся более рациональный и эффективный порядок: в боевой обстановке отменялась привычная предварительная подготовка с выполнением большого объема работ, необходимая часть которых выполнялась теперь при подготовке к вылету, вводились технические расчеты из необходимых специалистов, комплексно готовившие технику к полету, а многие виды трудоемких работ, выполнявшиеся прежде после определенного налета или наработки агрегатов, заменялись целевыми и периодическими осмотрами, устанавливавшими работоспособность техники (другими словами, делались не предписанные «повременно», а реально необходимые работы).

Если дома обычной практикой было приглашение заводских представителей для устранения неисправностей на гарантийной технике и их содействие при выполнении сложных ремонтов по заводским технологиям, то в боевой обстановке ожидание заводчан было непозволительной роскошью и подобные проблемы старались решать своими силами и разумением (на этот счет ходили сложенные одним из техников куплеты со словами: «…терзался, мучился, творил, я вырезал, паял и клеил»). При необходимости разрешалось выпускать в полет машину с неисправностями, если те выглядели безопасными и не препятствовали выполнению задания – «лишь бы винты крутились и колеса вращались». Такое выглядело совершенно непредставимо дома, где действующими наставлениями строго предписывалось «допускать к полетам технику только с выполнением всех предусмотренных видов подготовки и с надлежаще оформленной документацией». Летчики тоже с пониманием относились к надежной машине, благо Ан-12 в этом отношении заслуживал полного доверия: «Штурвала слушается, на себя – вверх, от себя – вниз, и ладно».

Одновременно был начат переход на эксплуатацию авиатехники по техническому состоянию вместо ранее принятой по назначенным срокам, когда агрегаты подлежали непременной замене после выработки ими гарантийного ресурса с определенным числом часов наработки. Прежде предписывалась безоговорочная замена или сдача в ремонт отработавших узлов, поскольку дальнейшая работа считалась небезопасной, однако благодаря запасу надежности многие из деталей и агрегатов сохраняли работоспособность, позволяя дальнейшую эксплуатацию. Перевод на эксплуатацию и обслуживание по состоянию обеспечивал не только экономию материальных ресурсов, оставляя на борту исправно работающее оборудование, но и позволял существенно сократить трудоемкость и сберечь силы как в частях, так и в промышленности – ведь конструктивный агрегат или блок аппаратуры, очень недешевый, необходимо было заказать и изготовить, а его замена на борту требовала времени и труда, прибавляя забот техникам.

Относительно имевших место неисправностей и выявляемых дефектов, без которых в эксплуатации не обходилось (абсолютной надежностью обладает разве что молоток, а для сложной техники стопроцентная безотказность даже теоретически недостижима), то представляемая официальными документами картина любопытным образом отличалась от положения с этим вопросом дома: согласно отчетам инженерного отдела ВВС 40-й армии, основной причиной проявлявшихся отказов и выявляемых дефектов оказывались конструктивно-производственные недостатки техники, составлявшие 80 % общего числа неисправностей, тогда как ошибки легкого состава являлись основанием всего 4 % поломок, а вина инженерно-технического состава составляла и вовсе малозначительные 3 % выхода из строя матчасти (другими словами, техника все больше ломалась сама по себе, без вины работающих с ней). Очевидной причиной такого перераспределения ответственности определенно просматривалось нежелание уличать личный состав, и без того работающий сверх всяких норм и в самых непростых условиях, возлагая вину на безответное «железо». При более тщательном рассмотрении обнаруживалась более объективная картина с преобладающим влиянием того же «человеческого фактора» на причины поломок и отказов: так, по учету ГИ ВВС в авиации 40-й армии доля авиадвигателей, выведенных из строя и подлежавших досрочной замене по вине летных экипажей, инженерно-технического состава и частей обслуживания с удручающим постоянством составляла не менее трети (для сравнения – дома в частях ВТА на вину личного состава приходились 12–15 % процентов «убитых» двигателей).

Хотя специальным постановлением ЦК и позволялось признавать присутствие в Афганистане подразделений транспортной авиации (кто-то ведь должен был «перевозить грузы местному населению»), работа транспортников за все время лишь дважды нашла упоминание в тогдашней центральной печати. Правда, по вольности автора одной из статей, очевидно пропагандиста, не шибко разбиравшегося в теме, в рассказе о летчиках Ан-26 один из членов экипажа упорно именовался «воздушным стрелком», а другой – «стрелком-радистом», что, безусловно, несколько подрывало доверие к искренности повествования; идейно подкованный политический работник, по всей видимости, в жизни не имевший дела с техникой, не представлял себе, что на борту Ан-26 нет ни «стрелков» в экипаже, ни башен с пулеметами, с которыми те могли бы управляться. Впрочем, и многие другие авторы публикаций о «героических буднях войнов-интернационалистов», метко прозванные «членами-корреспондентами», составляли свои пафосные творения, не выходя из кабульской гостиницы, а потому их труды пестрели аналогичными несуразностями.

Организационные перемены, предпринятые в ВВС 40-й армии в канун 1984 года, подоспели как нельзя вовремя. На этот год планировался ряд крупных войсковых операций, включая и новую Панджшерскую, небывалую прежде по размаху и имевшую целью «нанесение формированиям Ахмад Шаха решительного поражения». Лидер местных отрядов оппозиции к этому времени вырос в крупную политическую фигуру с непререкаемым авторитетом, что для официального Кабула выглядело настоящим вызовом. На контакты с госвластью он по-прежнему не шел, будучи деятелем вполне самодостаточным и относясь к правительству с откровенным презрением, но в то же время заключил с командованием советских войск негласный «пакт о ненападении», обязавшись не допускать в зоне своего влияния нападений на гарнизоны, посты и транспорт не только подвластных ему сил, но и других формирований. Однако под нажимом Кабула и соображений «большой политики», требовавшей устранения столь одиозного противника, победе над которым придавался еще и пропагандистский эффект, руководство 40-й армии получило указание провести соответствующий комплекс военно-тактических действий (операцию) по группировке Ахмад Шаха.

Но каким-то образом оказавшись осведомленным о целях и планах операции, Масуд загодя вывел из долины большую часть своих отрядов и даже население целых кишлаков, вывезенных автобусами и грузовиками в соседние районы. Этим и объяснялось быстрое и сравнительно легкое продвижение войск, не встречавших ожидаемого сопротивления. Генерал Б.В. Громов, прибывший в Афганистан уже во второй раз, теперь в составе опергруппы Минобороны, писал: «Через несколько дней после начала боевых действий в Панджшере мы обнаружили, что ущелье опустело». Так же быстро положение восстановилось и после отхода советских войск – «народная власть» откатилась из недружелюбных селений обратно в Кабул, и все вернулось на круги своя.

Транспортная авиация в дни операции возила преимущественно авиационные боеприпасы и перебрасывала личный состав. Боеприпасов требовалось весьма много, поскольку без повсеместной поддержки с воздуха, по опыту, дело просто не шло. Помимо бомбардировок, активно велось минирование с воздуха дорог и горных троп, имевшее целью препятствовать передвижениям противника.

В то время как «Красная Звезда» писала о «победном марше афганских войск», противник предпринимал ответные действия. Вернувшись в родные места Чарикарской «зеленки», уже 11 мая 1984 года «духи» организовали мощный минометный обстрел Баграмской базы. Словно демонстрируя свои не очень-то пострадавшие силы, моджахеды устроили артналет среди ночи, но огонь вели на удивление точно. Первая мина упала с недолетом, вторая – с перелетом, классической «вилкой», после чего прямые попадания накрыли дежурное звено МиГ-21 прямо в укрытии. Похоже было, что не обошлось без наводчика, корректировавшего огонь откуда-то с территории базы – говорили, что тот сидел прямо на крыше ангара афганского ремзавода, идеальной позиции на пятнадцатиметровой высоте. Разгоревшимся пожаром были уничтожены все четыре истребителя, из огня летели ракеты, раскаленные осколки сыпались на находившуюся рядом стоянку транспортников и лежавшие тут же бомбы (под операцию их завезли с запасом, и бомбы громоздились на земле прямо у самолетов). Подоспевшие летчики запускали двигатели и выруливали кто куда, подальше от пожарища.

2 июня 1984 года при очередном обстреле Баграма, мины ложились прямо у стоянки транспортной эскадрильи. Неприятностей добавлял сам характер здешнего грунта, твердого спекшегося суглинка, на котором разрывы толком не оставляли воронок, в которых обычно остается добрая половина осколков, и те веером летели во все стороны. Осколочными попаданиями был поврежден один Ан-12 и пара некстати оказавшихся рядом вертолетов. По счастью, на этот раз обошлось только пробоинами и машины после ремонта вернулись в строй.

1984 год был отмечен и другими крупными операциями: в декабре вновь штурмовали душманскую базу в горах Луркоха, проводили операции в районе Хоста, Герата и Кандагара. Всего же за один только летний период 1984 года была проведена 41 плановая и неплановая операция – почти вдвое больше, чем за аналогичный период предыдущего года (22 операции).

1984 год принес также серьезный рост потерь авиации: число самолетов и вертолетов, которых лишились ВВС 40-й армии, по сравнению с предыдущим годом подскочило почти вдвое – с 9 самолетов и 28 вертолетов в 1983 году до 17 самолетов и 49 вертолетов в 1984 году. Соответственно объемам боевой работы рос и расход боеприпасов: количество израсходованных авиабомб поднялось более чем вдвое, с 35 тысяч до 71 тысячи штук, а ракет – и того больше, с 381 тысячи до 925 тысяч.

В октябре 1984 с помощью Ан– 12 была предпринята необычная транспортная операция. Накануне при аварийной посадке в Ваграме был разбит штурмовик Су-25. Самолет получил серьезные повреждения, исключавшие его ремонт на месте или перелет на завод для восстановления – штурмовик невозможно было даже буксировать, стойки шасси при ударе пробили топливные баки и он едва держался «на ногах». Отправить в Союз его решили по воздуху, разобрав и загрузив на борт Ан-12. Тем не менее груз оказался, что называется, негабаритным и у грузоотсека не удавалось закрыть его створки. Потребовалось связаться с Главным штабом ВТА, получив оттуда «добро» на перелет с грузолюком «нараспашку». Штурмовик благополучно доставили на ремзавод в Чирчик, правда, обратно он уже не вернулся, закончив службу в качестве наглядного пособия в одном из военных училищ.

Продолжение следует

Сколько человек должно быть в экипаже?

К Кузнецов, Г. Дьяконов

В золотые годы Советской авиации экипажи гражданских воздушных судов состояли из четырех человек: командира, второго пилота, штурмана и бортинженера. Славное племя бортпроводников мы рассматривать не будем – их роль в безопасности полета не определяющая.

Но техника шагнула вперед. А тут еще наступил и капитализм – это напрямую повлияло на организацию воздушных перевозок. Первыми пали штурманы. Руководители авиаперевозчиков говорят: Навигационное оборудование очень современно, кругом компьютеры, тут еще GPS (или ГЛОНАСС) подоспел, все трассы оборудованы радиомаяками, а аэропорты имеют приводные радиостанции. Заблудиться невозможно. Подумаешь, корейский Боинг 747 в 1983 г. заблудился и был сбит, но ведь это было давно… А сейчас электроника надежна, и такого не может быть. В общем – штурман не нужен. И без какого либо ущерба для безопасности полетов, его сократили. Но у этого вопроса есть и другая сторона, о которой авиаперевозчики предпочитают молчать: сократив штурмана – они экономят деньги. И это, по-видимому, главное соображение при сокращении состава экипажа.

Далее техника продолжала совершенствоваться, встроенные компьютеры появились во всех системах самолета, появились автоматические системы контроля работоспособности систем, в общем, бортинженер тоже стал не нужен. И ему не нужно платить. Выявленные дефекты устранят на наземных базах, по данным бортовых контрольных систем. Безопасность (а она превыше всего) при этом не пострадает.

Дальнейший прогресс предугадать не сложно: перевозчики скажут: электроника стала еще совершеннее, поэтому второй пилот не нужен. А что? Истребители же летают с одним пилотом, и ничего… Безопасность обеспечена. (А мы сэкономим деньги, но об этом лучше промолчать).

Затем наступит идеальное для перевозчиков состояние – это когда будет построен беспилотный пассажирский самолет. При этом нас еще раз заверят в безопасности полетов. Ездят же в Европе, в Тулузе например, поезда метро без машиниста. Впрочем, мы слишком размечтались, пора вернуться на грешную землю.

Рис. 1. Авиагоризонт с индикацией с «интегрированным силуэтом самолета». Нужно иметь богатое пространственное воображение, чтобы понять, где у самолета верх, а где – низ

Рис. 2. Авиагоризонт с обычными директорными планками, к которым привыкли большинство пилотов.

По нашему мнению, вопрос о том, обеспечивает ли в настоящее время экипаж из дух человек должную безопасность, остается спорным. Мы надеемся, что читатели простят нам возможные ошибки, так как мы не работаем в гражданской авиации, а являемся простыми пассажирами (хотя и с авиационным образованием). И вот с точки зрения простого пассажира мы дальше и попробуем изложить свои мысли…

Не так давно на сайте Межгосударственного авиационного комитета был опубликован подробный отчет о расследовании катастрофы Боинга 737, случившейся в Перми 13.09.2008. ( www.mak.ru/russian/investigatians/2008/vp-bkoreport.pdf). Читая этот документ, выясняется много любопытных вещей.

Во-первых, выясняется, что данный самолет компании «Аэрофлот-Норд», зарегистрирован в Бермудах. А собственно почему? Может быть там дешевле получить необходимые сертификаты, и там не сильно придираются к техническому состоянию ВС (воздушных судов)? К сожалению, такова сейчас международная практика – дешевым авиакомпаниям, как и морским перевозчикам, дозволено регистрировать свои суда «под удобным флагом».

А до этого самолет эксплуатировался в Китае! Там он налетал 43500 часа и выполнил 35104 цикла (полета). При этом назначенный ресурс и срок службы – не установлены! Мы не понимаем, это что, вечный самолет? 44000 часов налета – это очень много. Один из авторов данной статьи помнит, как на лекции, в его юные годы, Генеральный конструктор O.K. Антонов рассказывал, что его цель – достигнуть ресурса в 40000 часов, и как трудно этого добиться. А тут китайцы, выработав ресурс, продают потасканный самолет в Бермуды, а оттуда он попадает не в Верхнюю Вольту, а в Россию.

Та же ситуация и с двигателями – наработали 35000 и 42000 часов соответственно, а ресурс не назначен – прямо таки вечные двигатели – мечта алхимика. Последний ремонт двигатели проходили в Сингапуре и в Китае. А что такое «настоящее китайское качество» объяснять нашим читателям не нужно. В общем, двигатели, товар тоже весьма подержанный.

Самолет был оборудован авиагоризонтом, с «интегрированным силуэтом самолета» (рис. 1). Глядя на этот рисунок не сразу поймешь, где там верх, а где – низ. В дальнейшем это сыграло роковую роль. На остальных 10 самолетах этой компании, на авиагоризонтах отображались «обычные» директорные планки (рис. 2).

Здесь мы подходим к тому, что лишившись бортинженера, самолет лишился хозяина. Некому следить за его состоянием. Дело в том, что переключить авиагоризонт с «интегрированных» на «обычные» планки можно было элементарно – необходимо было переставить один штыревой разъем. Но в том то и дело, что переставить этот разъем было некому – пилоты думают о полетах, а хозяина у самолета нет. Наземным службам нужно доложить свои пожелания, добиться их выполнения и проконтролировать результат. Кто это будет делать? Никто! Пилотам не до этого, а бортинженера нет. Нам могут возразить, что это не так, что в технических службах каждой авиакомпании есть высококвалифицированный инженер, несущий персональную ответственность за состояние воздушных судов. Вот только сам он на этих судах не летает и с их оборудованием не работает. Согласитесь, это очень важно.

Кроме того, самолет имел «Отложенный дефект». Что это такое, кем отложенный, до каких пор отложенный, на каком основании отложенный, кто будет исправлять дефект и контролировать результат? Конечно, в бортовом журнале, если он ведется без нарушений, ответы на эти вопросы должны быть. Заниматься ими должен бортинженер. А его, как мы уже говорили, нет.

Суть отложенного дефекта данного самолета состояла в том, что на рабочем диапазоне оборотов двигателей, при одинаковом положении РУДов (ручка управления двигателем), двигатели имели существенно разные обороты (и тягу). Из-за этого самолет постоянно затягивало в левый крен, что влияло на работу автомата тяги и автопилота (он то включался, то выключался). Это явление заметили разные пилоты за много полетов до катастрофы. Замечание занесли в бортовой журнал (причем запись в журнале ведется на английском языке. И это на внутренних рейсах. А почему, собственно? У нас что, все технари уже говорят по-английски?) Интересно, кто определяет, с каким дефектом можно летать (отложенный дефект), а с каким – нет? Пилоты? Сомневаемся – им бы со своими делами разобраться. Далее цитата из отчета:

«Несмотря на неоднократные записи в бортжурнале самолета, данный дефект техническим персоналом устранен не был. Соответствующая описанию дефекта карта поиска неисправности из АММ не выполнялась. Расшифровка средств объективного контроля для поиска неисправности не использовалась».

Кто должен контролировать устранение дефектов? Тут опять просматривается необходимость наличия бортинженера на борту.

Но ведь летал же до этого самолет. И не по этой же причине, наверное, он рухнул на землю?

Поэтому вернемся в злополучный Б– 737. Как выяснилось в ходе расследования, при подлете к Перми самолет все-таки слегка заблудился. Второй пилот вводил в компьютер контрольные точки аэропорта посадки. Это у него плохо получалось из за плохого знания английского языка. Он путался в футах-метрах, милях-километрах, узлах– километрах в час и т. д. А самолет при этом постоянно уходил в левый крен. То терял скорость, то разгонялся, то снижался, то поднимался. КВС (командир воздушного судна) при этом, вел пустые переговоры с землей, и ничем второму пилоту не помогал. Причем переговоры вел так, что диспетчер с Перми спросил: «У Вас все в порядке на борту?» Вопрос законный – комиссия установила, что в крови командира присутствовал этиловый спирт.

Не будем подробно цитировать запись «черного ящика». Желающие могут сделать это сами, обратившись к указанному выше сайту. Главное другое: в конце концов второй пилот сказал: «Помоги мне». КВС стал пилотировать, крутанул штурвал влево, второй пилот закричал: «В обратную сторону!» На этот раз машину выровняли. Но потеряли скорость. Самолет опять пошел в левый крен и тут, глядя на авиагоризонт с «интегральными планками» пилоты не разобрались в пространственном положении самолета и неправильно действуя штурвалом, перевернулись через крыло, и врезались в землю. Погибли 82 пассажира и 6 членов экипажа.

Комиссия установила, что:

«Непосредственной причиной авиационного происшествия явилась потеря пространственной ориентировки экипажем, в первую очередь КВС, осуществлявшим активное пилотирование самолета на заключительном этапе полета, что привело к перевороту самолета через левое крыло, его вводу в интенсивное снижение и столкновению с землей».

Были указаны и другие причины, приведшие к катастрофе, в том числе слабые навыки в «ручном» пилотировании самолета (т. е. без автопилота). С этим трудно не согласится – при автоматизации полета, ручные навыки управления теряются.

Прочтя эту статью, у читателей может создаться впечатление, что авторы – противники технического прогресса, противники компьютеризации воздушных судов. Отнюдь. Мы за совершенствование авиационной техники. Только мы убеждены, что работает человек, а компьютер – это только средство, перчатка на руке человека. И не должно быть такой ситуации, когда все силы второго пилота ушли на борьбу с компьютером, а самолет, в это время, летел, как ему вздумается.

Рисунок взят из отчета. Слева изображен авиагоризонт с обычными директорными планками. В центре – с интегрированным силуэтом самолета. В обоих случаях самолёт находится в левом крене с углом тангажа +6°. Справа изображен авиагоризонт с т. н. обратной индикацией, применяемый на некоторых типах русских самолетов. Линия горизонта закреплена на корпусе прибора, а вращается контур самолёта (директорная планка). При некотором сходстве с изображениями на предыдущих приборах, в этом случае самолет находится в правом крене! Это – источник ошибок при переучивании пилотов на новый тип самолета.