Текст книги "Комиссар Хольмг. Становление (СИ)"

Автор книги: Атия Хольмг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

День двадцать первый

ДЕНЬ 21

РЭКУМ. ПЕРЕД РАССВЕТОМ

С остервенением в душе Витинари возвращалась в Губернаторский Дворец. Бесцельное блуждание по бесконечным лабиринтам лабораторного комплекса не принесло никаких результатов. Единственной ценной находкой стали какие-то записи, занесенные в инфопланшет, который уносила сейчас с собой Хильдегад. Она не могла сказать, зачем взяла его вообще в руки, когда нашла в кабинете. Он был ей не нужен, и не на его поиски она потратила столько времени. Но это было хоть что-то. И ее пальцы плотно сжались на его пласталевом корпусе, вцепляясь в найденную добычу.

Только когда она заперлась в собственных покоях, скинув с себя на пол плащ, пропахший зловещими запахами лабораторных компонентов, ее пальцы ослабили хватку, и Витинари медленно опустила инфопланшет на зеркальную поверхность небольшого прикроватного столика. Постепенно охватившая ее ярость начала спадать, и мысли вернулись в более спокойное русло.

«Она, должно быть, где-то прячет подобные препараты, – рассуждала Хильдегад, снимая с себя платье и накидывая пеньюар из натурального шелка Центврийского шелкопряда, подаренный ей отцом на совершеннолетие. – Чтобы найти их, мне потребуется слишком много времени, а его нет. Гораздо проще предложить ей обмен».

Взгляд губернатора скользнул по инфопланшету. Наверняка Магос захочет его вернуть, какая бы информация в нем ни хранились.

«Отличный момент для торга», – подумала Витинари, забираясь в постель.

Губернатор полежала так несколько минут, а затем резко поднялась, откидывая с себя атласное золотое покрывало, украшенное черными бутонами роз с лазоревыми лепестками и стеблями. Сон не шел. А где-то глубоко внутри зарождалось странное чувство необъяснимой тревоги, которую Хильдегад не могла объяснить и от которой не получалось избавиться.

РЭКУМ

«Один час, проведенный в праздности – награда, если она заслужена. Два – уже преступление. Сутки – ересь».

Октавиан повторил про себя это изречение, глядя на отрешенное лицо губернатора Витинари и на ее странный румянец, рдевший на щеках, так контрастирующий с остальной кожей лица, посеревшей и кажущейся обветренной.

– Контроль над Рэкумом восстановлен, губернатор, – произнес Гай Тумидус вслух. – К сожалению, не могу сказать то же самое про Неморис. Как и остальную территорию, на которой могли оказаться споры зеленокожих.

На этих словах Хильдегад, казалось, посерела еще больше, отчего кожа на ее лице приобрела пепельный оттенок.

«Страх – незримый убийца, – снова подумал про себя Лорд-Комиссар. – Опаснее ассасина Храма Кулексус, он пробирается в столь потаенные уголки души и действует настолько разлагающе, что уничтожить его возможно, лишь одержав полную и безоговорочную победу над ним. Выжигая полностью, до последней крупицы, очистив душу в огне яростного служения Бессмертному Императору и праведного гнева ко всему нечистому, что противоречит Священной Воле Его».

– Вы полагаете, что где-то на Ферро Сильва еще остались орки, Лорд-Комиссар?

Голос Витинари чуть звенел от возбуждения, вызывая в душе Октавиана очередное мысленное презрение к страху, который, должно быть, сейчас испытывала губернатор.

– Подобное нельзя исключить до тех пор, пока не будет достоверно известно, что вся территория Ферро Сильва была очищена от спор и не таит в себе угрозы появления на свет грибницы орков.

– Грибницы? – чуть протянула Хильдегад и сама же ответила на свой вопрос. – Да-да, Лорд-Комиссар, я знаю, как размножаются оркоиды. Просто мысли вслух.

«С ней что-то не так», – эта мысль плотно засела в голове Тумидуса, когда странный румянец на лице губернатора внезапно стал еще ярче, как будто вся кровь в теле прилила к ее щекам.

«Необходимо, чтобы с ней побеседовал Барро», – подумал Октавиан, решив, что сообщит тому о своих подозрениях сразу же, как закончится его визит к губернатору.

Он держал эту мысль в голове весь оставшийся разговор, который, впрочем, закончился весьма скоро. Гай Тумидус уже спускался с последней ступени, ведущей из Губернаторского Дворца, когда вокс-бусина в его ухе зашипела.

– Лорд-Комиссар, – голос вокс-связиста едва был различим на фоне шумов. – К юго-западу от Рэкума, в пяти километрах от города, засекли небольшую банду орков. Особи средних размеров в сопровождении нескольких гретчинов.

«Как я и предполагал», – мрачно подумал Тумидус и, быстро переключив канал, начал отдавать соответствующие приказы о выдвижении ударной группы для перехвата и уничтожения ксеносов.

Он не собирался давать оркам ни малейшего шанса на выживание и обустройства на этой планете.

Хильдегад Витинари стояла на балконе и смотрела, как «Химеры» с гвардейцами на броне, построившись в колонну, направляются к воротам города, чтобы его покинуть. Ее мечущийся взгляд взирал на разрушенный Рэкум, и губернатор чувствовала, как тонкие лапки страха медленно и верно опутывают ее замирающее сердце. На краткое мгновение Хильдегад показалось, что еще чуть-чуть, и оно остановится совсем.

Они бросали Рэкум. Теперь, когда с угрозой было покончено. А быть может, и нет.

«Он говорил, что орки могут появиться, где угодно. В любом месте и в любое время, – отчаянно думала Витинари, стараясь хоть немного сдержать в узде бушующий внутри нее страх. – И что теперь? Уйдут, посчитав свой долг выполненным?»

В ней боролись Страх и Гнев, порождая бурные эмоции, которые, не находя выхода, оседали где-то в самых потаенных глубинах души.

«Бросают мой город. Бросают меня. Что будет, когда они уйдут? Когда, снова, придут оголтелые орки? Кто защитит тогда?»

Она представила, что они могут сделать с ней и с каждым жителем города, и ее затрясло. Холеные пальцы рук завибрировали от мелкой, сотрясающей все тело дрожи. Они могут. Они могут…

Ей не хотелось об этом думать. Она должна что-то сделать. Что-то предпринять. Ей, снова почудился чей-то смех. Кто здесь? Никого. Только не выветривающийся запах спаленных орочьих тел. Как он сказал? Труп врага всегда пахнет приятно?

«Я не могу больше об этом думать», – решила Хильдегад, возвращаясь с балкона в апартаменты.

Подгоняемая хлесткими ударами страха, словно цепной плетью стегающими по ее обнаженной душе, губернатор направилась к массивному секретеру, умело сочетающему в себе строгость стальных элементов с благородством красного и эбенового дерева, и открыла потайной ящик. Оттуда, она достала старинный револьвер, подаренный ей когда-то отцом, и, повертев в руках, переложила в один из выдвижных ящиков, которые бесшумно открывались, движимые скрытой пружиной, стоило лишь нажать нужную панель.

«На всякий случай, – сказала Витинари сама себе. – Пусть он будет поближе. Хотя нет…»

Она снова достала оружие, на этот раз тщательно его осмотрев. Это древнее оружие не использовалось достаточно долго, и губернатор не была уверена, сможет ли оно выстрелить и не поврежден ли его механизм. В раздумьях она прошла с револьвером в спальню и, запершись там, села на подернутую покрывалом кровать, положив оружие перед собой. Затем она снова поднялась и принесла флакон с освященным маслом, набор специальных щеточек, несколько тряпиц – все то, что могло ей помочь в приведении оружия в надлежащее состояние. Она приносила это, вещь за вещью, каждый раз закрывая спальню на ключ, выходя из нее и возвращаясь. Затем, когда все необходимое было собрано, нимало не заботясь о масляных пятнах и грязи от чистки на сияющем чистотой золоте атласного покрывала, Хильдегад последовательно и методично, как показывал когда-то отец, принялась разбирать, чистить и смазывать револьвер. Она делала это с какой-то внутренней отрешенностью, забыв обо всем на свете, отдавшись единственной цели: сделать так, чтобы оружие стало готово к использованию.

«И зарядить», – подумала про себя Витинари, когда вся работа была ею завершена.

Закончив и с этим, Хильдегад с бесконечным удовлетворением посмотрела на этот револьвер. Он лежал в окружении разбросанных инструментов, истекая свежей смазкой, источая вокруг себе ее благоуханье, смешанное с такой долгожданной уверенностью и спокойствием настолько, что Витинари нестерпимо захотелось расплакаться.

Барро откинулся на спинку кровати, осознав, что подняться у него не получится, и чувствуя, как слабость разливается по всему его телу. Его вчерашняя попытка использовать псайкерские силы, чтобы определить, что за угроза нависла над Рэкумом, привела к тому, что он едва не впал в кому и пришёл в себя только сегодня утром. Очнувшись, он обнаружил возле себя Палатину Штайн в сопровождении еще одной сестры из Миссии. Они ухаживали за ним все те сутки, что он провел без сознания, молитвами укрепляя его дух и вводя различные стимулирующие вещества для поддержания тела. В результате их стараний Алонсо наконец пришел в себя, но при этом чувствовал себя так, словно из него выкачали всю кровь, а поверх каждого сустава надели вериги из цепей, так что Барро мог с величайшим трудом шевелиться.

– Ведана, – позвал он.

– Да, – псайкер сидела рядом с ним и отозвалась мгновенно.

– Ты чувствуешь то же, что чувствую я? – спросил он.

Псайкер медленно повела головой из стороны в сторону:

– Нет. Я ничего не чувствую, – почти по слогам произнесла она. – Хотя должна. Я чувствую пустоту. Она тревожит меня.

Инквизитор тяжело выдохнул. Ощущение нарастающей тревоги не покидало его с того самого дня, когда ему привиделась черная воронка над Рэкумом. Он почти физически чувствовал грядущее прикосновение чего-то зловещего, но не мог растолковать нарастающих опасений.

– Ведана, – Алонсо нашел силы чуть приподняться на постели. – В моем саквояже. На самом дне. Принеси мне Имперское Таро.

– Да, – псайкер поднялась, чтобы выполнить поручение.

Барро бросил взгляд на свои руки, затем перевел его на Лонгина, занявшего небольшое кресло поодаль.

– Комиссар, – Алонсо посмотрел в сторону Авеля и тот поднялся. – Вы когда-нибудь имели дело с Имперским Таро?

– Никак нет, господин инквизитор, – новоиспеченный комиссар подошел к Барро, занимая место возле его кровати.

– Сегодня вам предстоит ознакомиться с ним, – произнес Алонсо. – Мне необходимо любым способом выяснить, что тут не так, и сделать это надлежит как можно быстрее.

РЭКУМ. ВЕЧЕР

Ее мысли хаотично метнулись.

– Передайте досточтимому Магосу, что мне нездоровится и что я не смогу ее принять, – ответила губернатор пришедшему с докладом слуге и подумала про себя: «Зачем я лгу? Я ведь хотела, чтобы она пришла. Так зачем же?…»

– Постойте, – Витинари сделала неопределенный жест рукой.

Слуга, уже собравшийся покинуть покои губернатора, развернулся обратно:

– Что прикажете, губернатор?

– Проводите досточтимого Магоса прямо сюда, – на лице Хильдегад отобразилась задумчивость. – Мне нездоровится, но я все же найду силы встретиться с Ван Калифшер.

– Слушаюсь, миледи, – слуга поклонился.

Пока слуга выходил, Витинари вцепившись в волосы пальцами, сделала несколько нервных шагов по комнате. В конечном счете она подошла к кровати и, забравшись в нее, накрывшись наспех покрывалом, стала ждать.

Когда спустя несколько минут в покои вошла Ван Калифшер, ее встретил приглушенный свет и губернатор, полулежащая на взбитых подушках, с лицом цвета мокрого рокрита и с запавшими глазами на нем, словно ее и впрямь мучила некая болезнь.

– Простите мою бестактность, – Хильдегад изобразила на лице недомогание. – Я невообразимо плохо себя чувствую. И все же я весьма польщена вашим визитом.

– Госпожа губернатор, – Магос слегка склонила голову, окатывая Витинари требовательным взглядом.

– Что привело вас так поздно? – Хильдегад попыталась сделать вид, что не заметила, как смотрит на нее Ван Калифшер.

«Почему она всегда такая надменная? Я ей не нравлюсь или она просто считает себя выше других?»

– Я пришла поговорить с вами неофициально, – Магос с сомнением осмотрелась по сторонам, словно все происходящее ее настораживало.

– Я спросила, почему вы пришли так поздно, – Витинари постаралась сделать так, чтобы ее голос звучал требовательным и в то же время слабым, как это бывает у тех, кто болен.

– Я бы сказала, что дело неотложное и щекотливое, – ответила Ван Калифшер.

– Щекотливое? – губернатор изобразила на лице удивление. – Что вы имеете в виду?

– Сегодня ночью кто-то проник в мою лабораторию.

– В вашу лабораторию? – Хильдегад выделила голосом слово «вашу». – Наверное, вы хотели сказать, в лабораторию, в которой вам разрешили проводить свои исследования?

– Допустим, – Ван Калифшер говорила спокойно, как будто читала малышу рассказ перед сном. – Это не играет роли на данный момент.

«Почему она так меня ненавидит? Ведь я не сделала ей ничего плохого. Почему?»

– Не играет? – Витинари вдруг осознала, что запуталась относительно того, что говорить дальше и как себя вести.

– Послушайте, – Магос сделала вперед один шаг. – Довольно игр. Вчера в МОЕЙ лаборатории были вы. Вас зафиксировали системы слежения.

Повисла неловкая пауза.

– Вы меня обвиняете? У вас что-то пропало? – Хильдегад перешла в «наступление».

«Почему я так говорю. Я ведь хотела вернуть ей инфопланшет в обмен на лекарство. Разве это преступление? Преступление хотеть спокойно спать по ночам?»

– Вы ведете себя очень странно, госпожа губернатор, – в голосе Ван Калифшер появились требовательные нотки. – Вам так не кажется?

– Мне? Кажется?

«Я веду себя странно? Нет, не может быть. Определенно, она меня видела. Только вот, зачем она пришла? Ах да, я же украла у нее инфопланшет. Только за этим?»

– Госпожа губернатор, вы не оставляете мне выбора, – теперь в голосе Магоса звучала явная угроза.

– Выбора? – эхом отозвалась Витинари.

«Как она посмела так говорить со мной? Ах, да. Она хочет что-то потребовать от меня. Ну, конечно же! Она хочет, чтобы я вернула ей записи. Вернула…»

Хильдегад застыла в странном замешательстве, внезапно ее охватившем.

– Вы молчите, потому что вам нечего мне возразить? – строго спросила Ван Калифшер.

– Возразить на что? – Витинари почувствовала, как ее голова начинает раскалываться от боли, как будто чьи-то невидимые руки, сдавливали ее от основания и до самого темени.

– Это вы были вчера ночью в лаборатории и вы взяли мои записи, – Магос строго посмотрела на губернатора. – Просто отдайте инфопланшет, и я сделаю вид, будто этого разговора никогда не было. Что наша встреча не состоялась, и каждая из нас вернется к своей жизни, словно ничего не происходило.

– К своей жизни? – она сама не заметила, как рука нащупала револьвер в складках атласного покрывала.

Такой холодный. Он излучал спокойствие. И такой тяжелый. Зачем она взяла его? Да, спокойствие. Он излучал спокойствие. Ей так его не хватает.

– Что вы делаете?

Она только подержит его в руках, чтобы проникнуться его холодом и уверенностью. Уверенность. Да. Это то, что ей сейчас так необходимо. «Я всегда поступала правильно. Меня ведет Император. Император защищает. Почему у нее так исказилось лицо? Ей страшно? Она боится… меня?»

– Что вы сделали?..

«Ничего. Я взяла его в руку и нажала на курок. Все остальное сделал он. Он решил отнять твою жизнь и сделал это. Я не понимаю, зачем ему это. Но мы не должны об этом думать. У Императора на все свои причины. Он защищает, но иногда убивает. Почему? Почему Он не защитил Рэкум? Почему не защитил Серафиму? Может, потому что Ему все равно?»

Хильдегад перевела взгляд с дымящегося револьвера на пол, где, прижав колени к животу, скрючилась агонизирующая женщина. Она лежала в растекающейся луже собственной крови, зажимая скрюченными пальцами рану на животе, пытаясь что-то сказать или просто ловя ртом воздух, с вытаращенными глазами, едва не вылезшими из орбит.

С чувством брезгливости Хильдегад Витинари подошла ближе. Она поочередно смотрела то на дымящийся ствол револьвера с небольшим глушителем на его конце, то на пол, где с ужасом на искаженном агонией лице умирала Магос…

Смотрела и думала, что пушистый ковер, привезенный по специальному заказу из Картахены, безнадежно испорчен. И что купить второй подобный станет для нее самой настоящей проблемой.

РЭКУМ. ПОСЛЕ ЗАКАТА

Было глубоко за полночь, когда гул возвращающихся боевых машин огласил окрестности Рэкума. От их рокота с разметавшимися волосами губернатор вскочила с постели, потянув за собой измятый и перепачканный, лоснящийся жирными пятнами атлас покрывала. Когда ее босые ноги коснулись влажного, чуть липкого ворса ковра, губернатор даже не заметила этого. Оставляя за собой багровые следы, она подошла к одному из окон и резко отдернула тяжелые, непроницаемые шторы, из бархата цвета алебастра с глубокими, темно-синими разводами на нем. Обнажив окна, она потянула руку впередц и, приведя в действие открывающийся механизм, распахнула створки. Хильдегад простояла так некоторое время, вдыхая полной грудью стылый, тяжелый, дурно пахнущий воздух и вглядываясь в то, что происходило на улицах города, и ее взору предстали четыре «Химеры», медленно ползущие по центральной улице Рэкума. Между ними шло десятка два гвардейцев, некоторые из которых были ранены, но не сильно. А те, кто после полученных ранений не мог самостоятельно передвигаться, сидели или полулежали на броне грохочущих машин. К кавалькаде уже спешили сестры из Миссии в сопровождении санитаров с носилками, чтобы как можно скорее оказать помощь пострадавшим.

Губернатор закрыла окно.

– Великий Бог-Император, – холодно вздохнула Витинари, прикладывая ладонь ко лбу. – Неужели все это нельзя было сделать тише и в светлое время суток.

Надежно задернув шторы, оставляя на них багряные разводы от перепачканных кровью рук, устрашающе смотрящиеся на белом с золотистой проседью бархате, Хильдегад пошла обратно. Она вновь пересекла кровавое пятно по центру ковра, и теперь карминовые следы, оставляемые ее стопами, потянулись в другую сторону

– Они тебя тоже разбудили? – спросила губернатор, подойдя к кровати и глядя безжизненными глазами в темноту.

Ответа не последовало.

– Сейчас, – задумчиво произнесла губернатор и включила изящный прикроватный светильник из оранжевой с белыми матовыми разводами соляной слюды, наполнив спальню мягким уютным кремово-золотистым светом.

– Так лучше? – спросила Витинари, вновь обращаясь к своему гостю и великодушно кивая, словно услышав одобрительный ответ. – Я оставлю немного света, чтобы тебе было не так страшно засыпать, – продолжила она, выдержав незначительную паузу, как будто общалась с собеседником. – Знаешь, я как-то привыкла, но ты… Ты ведь не такая сильная, как я. Ты еще можешь испытывать страх или дискомфорт.

Хильдегад увидела извиняющуюся улыбку на лице безмолвного гостя и улыбнулась в ответ, обезображивая свое почерневшее, почти потерявшее схожесть с человеческим лицо тем, что она посчитала улыбкой.

– Я понимаю, сначала это может показаться сложным, но потом… Потом, ты привыкнешь. Ты перестанешь бояться, как перестала бояться я. Ты все поймешь. Необходимо всего лишь немного времени, и все встанет на свои места. Поверь мне. Я знаю.

За окнами города, серые тона ночи медленно смешивались с бледно-розовыми красками рассвета. В покоях губернатора одиноко горел ночник, освещая своим тихим умиротворяющим светом Хильдегад Витинари, мирно спящую в своей кровати. Она спала, и безмятежная улыбка порхала на ее пунцовых губах. А рядом, с головой, покоящейся на плече у губернатора, лежал окоченевший труп с остекленевшими, широко открытыми глазами и застывшим выражением ужаса и боли на почерневшем лице.

День двадцать второй

ДЕНЬ 22

РЭКУМ. ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Гай Тумидус поднял голову и открыл глаза. Полтора часа назад он уснул в кабинете за столом, положив голову на руки. Сон, если так можно было назвать то состояние тревожной полудремы, в которое он погрузился, был тяжелым. И все же он хотя бы частично помог восстановить силы.

Лорд-Комиссар поднялся из-за стола, поправляя мундир. Рука скользнула по лацкану и, потянувшись к внутреннему карману, замерла, так его и не коснувшись.

«Сегодня не тот день», – по привычке в который уже раз сказал себе Гай Тумидус, оставляя палочку лхо лежать на дне кармана.

Где-то глубоко внутри, медленно исподволь нарастало зародившееся еще вчера не прекращающееся чувство тревоги, когда Октавиан покидал помещение комиссариата. Минуя дежуривших в коридоре гвардейцев, Лорд-Комиссар вышел на улицу. На мгновение он замедлил шаг, спускаясь по ступеням. Но лишь на краткое мгновенье.

Он увидел направляющуюся к нему Шульц.

– Докладывайте, комиссар. – Коротко отсалютовал ей Октавиан.

– Лорд-Комиссар, в нижней части города, в рабочих кварталах, среди завалов, обнаружены подозрительные тела. Требуется ваше присутствие.

– Почему не доложили по воксу? – Гай Тумидус ускорил шаг, следуя за Шульц.

– Не работает, Лорд-Комиссар.

Он кивнул:

– Инквизитора известили?

– Так точно, Лорд-Комиссар. К нему отправился комиссар Доу.

Октавиан еще раз кивнул.

Они шли по нижним, оконечным кварталам Рэкума между оплавленных и разрушенных зданий, мимо еще дымящихся костровищ и завалов, мимо баррикад, обильно политых кровью и усеянных трупами, которые еще не успели убрать, окутанные предрассветной тишиной, что накрыла город своей незримой безмятежной вуалью. Но в звенящем безмолвии им все еще слышались вопли зеленокожих, грохот орудий, стоны умирающих и воодушевляющие крики, поднимающие изнеможенных гвардейцев в атаку…

Шульц мотнула головой, отгоняя из памяти минувшие картины жестокого боя. Вокруг по-прежнему не было ни звука, словно кто-то лишил их слуха.

– Удивительно спокойно, Лорд-Комиссар, – задумчиво произнесла Клавдия, посмотрев на Гая Тумидуса.

Тот отрывисто кивнул. Нарастающее где-то в глубине души беспокойство по-прежнему не покидало Октавиана. Словно споря с самим собой, он мысленно возразил, что с зеленокожей угрозой покончено, а если где-то и остались недобитые ксеносы, то, безусловно, их количество мало и не успеет разрастись до того, как все они будут перебиты, что произойдет в самое ближайшее время. Что опасности, которые плотным кольцом обступили Ферро Сильва, устранены. И что меньше чем через семь стандартных суток на планету должны прибыть и высадятся штурмовые части, запрошенные инквизитором.

«Тогда почему же…»

…До утра оставалось несколько минут, когда истекающий кровью Рэкум взорвался безумием бунта. Окончательно лишившиеся рассудка люди, часть из которых была вооружена для отражения атаки ксеносов, а часть просто похватала в руки все, что могло бы сойти за оружие, направили свой страх и отчаяние против горстки гвардейцев, которым удалось дожить до этого момента. Охватившее людей неистовство коснулось большинства жителей. Оно проникало в сознание, выдавливая его изнутри, пульсируя в висках и заполняя собой все естество…

Когда-то, давным-давно, в неудержимо далекой жизни, растерзанной пронзающей виски бесконечной болью, ее звали Молли. Он теперь, этот набор звуков, ничего не значил для нее. Они стали таким же пеплом, как и все прочие звуки, мысли, цвета. Все ее естество заполнило чувство отчаяния, перемежающегося с монотонной болью. Оно пожрало остатки разума, и ее опустошенное тело теперь бежало рядом с другими, такими же бездушными телами, исторгая из омраченных хаосом недр своих истошный вопль, взрезавший тишину раннего утра. По ее руке, крепко сжимающей взрывное устройство, прошел импульс, и она швырнула его далеко вперед, туда, где показались две ненавистные фигуры в алых кушаках. Обе эти фигуры стреляли по несущейся на них толпе, выкашивая передние ряды. На мгновение зрение той, что некогда была Молли, сфокусировалось, прослеживая полет брошенной ею взрывчатки. Расширившимися зрачками, которые беспощадно рвал на части начинающийся рассвет, она различила, как та из фигур, что была чуть меньше, рванулась навстречу брошенному взрывному пакету, накрывая его собой. А в следующую секунду, прозвучал раскатистый рев взрыва. Почти одновременно с ним голову одержимой хаосом женщины пробил тяжелый снаряд, выпущенный из болт-пистолета той из фигур, что была больше… Колени безвольно подкосились в едином движении, вместе с ее попыткой сделать следующий шаг. Она пошатнулась и упала на грязный рокрит, неестественно вывернув голову. В последний раз она конвульсивно дернула правой рукой, словно хотела на ней подтянуться в тщетной попытке продвинуться хоть немного вперед, и, наконец, замерла без движения. Но еще долго в ее потухших мертвых зрачках отражались картины кровавого боя…

Как отступали за внутренние стены административного сектора захваченные врасплох гвардейцы. Как одни из них жертвовали собой и сдерживали натиск обезличенных сумасшествием культистов, давая время другим уйти за стены и возвести там укрепления. Как плечом к плечу с рядовыми яростно сражались комиссары и как один из них, тот, что отступал последним, потонул в грохоте взрыва, исчезнув в пыли и осколках камней…

А в следующую секунду взрывная волна, забравшая жизнь Лорда-Комиссара Гая Октавиана Тумидуса, докатилась до ее бездыханного тела и вырвала из него мертвые глаза, оставив после себя лишь окровавленные глазницы.

РЭКУМ

Она полулежала в кресле, откинувшись на мягкую спинку. Ей было хорошо. В голове была полная ясность. При этом мысли текли плавно, словно золотые листья по зеркальной глади медленной осенней реки. Чувство одиночества оставило ее. Она больше не была одна. Она почти что ощущала, как некто незримо поддерживает ее. Помогает в это страшное время. Заботится о ней. И ей тоже надо было позаботиться о других. Все эти несчастные люди, которые вместе с ней оказались в этой ловушке, именуемой Рэкум. Она взглянула на женщину, откинувшуюся на подушки.

– Ты должна быть мне благодарна, – с упреком произнесла Хильдегад, заглянув Ван Калифшер в померкшие, подернутые белесой пленкой зрачки. – Это я спасла тебя от того ужаса, что здесь творится.

Губернатор провела рукой по спутанным волосам, чуть кокетливо их поправляя.

– Конечно, ты благодарна, – продолжила Хильдегад, «услышав» утвердительный ответ. – Иначе и быть не может. Но нет, даже ты до конца не осознаешь, на какие жертвы я готова пойти, чтобы спасти вас. Тебя. Весь город. Просто невыносимо сидеть здесь и ждать.

– Ты права, – губернатор поднялась с кресла, подошла к тому, что осталось от Серафимы Ван Калифшер, и поцеловала ее в щеку. – Хватит ожидать чьей-то помощи. Пришло время самой заняться этой проблемой.

Витинари подошла к двери и осторожно, почти бережно, взялась за ручку.

– Оставайся здесь, – она обернулась и с сожалением посмотрела на Серафиму. – Ты не сможешь помочь мне. Никто не сможет.

Хильдегад смахнула навернувшуюся было слезу.

– Мы можем больше не увидеться, так что не обижайся, но я тебе скажу, как подруга – тебе не помешало бы принять ванну. Пахнет от тебя отвратительно, – сказав это, губернатор бесшумно повернула ручку двери и вышла.

Она не успела спуститься по мраморной лестнице с изящно переплетенными перилами, как с улицы раздались выстрелы и крики. Витинари вздрогнула так, словно по ее телу пошел электрический разряд, но почти тут же поднявшееся напряжение спало, и мысли вновь потекли ровно и спокойно. Она вышла на улицу и медленно побрела в сторону рабочего сектора. Уже у самой арки, что отделяла его от административной части города, Хильдегад резко свернула направо, к одноэтажному одинокому строению, прижимающемуся к стене, что разделяла Рэкум на две части, и остановилась.

Если бы кто-то увидел губернатора в этот момент, он бы заметил, что Витинари стоит перед старой, едва различимой, закрашенной вместе с остальной стеной, массивной дверью, которая, судя по ее состоянию, оставалась нетронутой на протяжении не менее десяти лет.

Хильдегад простояла перед ней в задумчивости несколько минут, прежде чем вынуть большой ключ, и еще с минуту, перед тем как им воспользоваться. Наконец, приложив некоторое усилие, чтобы открыть неподдающуюся дверь, которую давно не открывали, губернатор проскользнула в образовавшуюся щель, после чего дверь с лязгом закрылась.

РЭКУМ. ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ

Несколько часов яростной атаки обезумевших людей, потерявших человеческий облик и поглощенных единственной целью рвать в клочья тех немногих гвардейцев, кому удалось пережить все предыдущие битвы, сменились напряженным затишьем. Однако, было очевидно, что, перегруппировавшись, одержимые ересью и скверной вновь начнут наступление.

Они переглянулись между собой.

– Какие известия от инквизитора? – Кимдэк чуть устало посмотрел на Доу, лицо которого покрывала уродливая маска из рубцов соединительной ткани и наложенной синтетической кожи.

Теперь в Лемане невозможно было узнать того красивого кадет-комиссара, которым он прибыл на Ферро Сильва, как и узнать его в принципе.

– Помощь в пути и должна прибыть через шесть стандартных суток, если не возникнет никаких непредвиденных обстоятельств. Течения варпа не предсказуемы, – его голос, как и лицо, был лишен всяческих эмоций, и слова, произносимые лишенным губ ртом, звучали траурно, как погребальное напутствие. – Больше недели для нас, – пояснил он.

Кимдэк и Хольмг молча кивнули.

– Причины безумия? – задала вопрос Атия.

– Выявляются, – Односложно ответил Доу и добавил: – Я разговаривал с комиссаром Лонгином. Он будет оставаться при инквизиторе Барро вплоть до завершения нашего пребывания на Ферро Сильва.

Все трое после этих слов снова переглянулись.

– Инквизиция берет, не спрашивая, – отрешенно произнес Кимдэк, подводя под сказанным черту.

– Какова вероятность, что губительное влияние, которому подверглось большинство жителей Рэкума, не окажет аналогичного воздействия на всех остальных? – Хольмг понимала, что ответа на этот вопрос ей никто не даст, но все же озвучила его.

Ответом послужило напряженное молчание.

– С этой планетой сразу было все не так, – произнес наконец Доу. – Мы прибыли на Ферро Сильва относительно недавно, и если населяющие планету люди подвергались губительному влиянию достаточно давно, то мы не могли в полном объеме ощутить на себе это воздействие.

– Тем не менее, это может произойти с нами в будущем, – возразила Атия.

– Может, – коротко согласился Джонас. – И все же шесть Терранских суток – слишком маленький срок для подобного.

– Мы все знаем, как в этом случае надлежит поступить, чтобы не допустить измены Трону, – со сталью в голосе произнес Доу.

– При малейших признаках, – согласилась Хольмг.

– Без тени сомнения, – добавил Кимдэк.

– Император защищает, – Атия положила руку на грудь в однокрылой авквиле.

– Император защищает, – хором отозвались комиссары.

РЭКУМ. ВЕЧЕР

Он больше не чувствовал ни усталости, ни голода, ни боли в ампутированных запястьях. Он превратился в один напряженный нерв, что без устали шел по следу, уже вторые сутки разыскивая ту точку, тот центр, откуда подобно жирному маслянистому пятну медленно растекалась скверна. Он искал место, где был начат обряд, очистив которое, он остановит эту мерзость, что сейчас схватила большинство жителей Рэкума в свои цепкие, горячие и липкие, как раскаленный гудрон, объятия, превратив людей в послушные марионетки.