Текст книги "Бывшая жена. Ложь во имя любви (СИ)"

Автор книги: Ася Петрова

Соавторы: Селин Саади
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 21. Аврора

– Зачем ты пришел?

Трясущимися руками наливаю тонкой струйкой заварку в чашку.

Часть капель разбрызгивается по столу, но я продолжаю делать вид, что у меня все хорошо.

На самом деле, страх до сих пор сковывает тело, а дыхание не до конца выровнялось.

Дима медленно поднимает свою ладонь, кладет ее на мою руку, сжимающую ручку чайника, и передает по телу импульсы спокойствия.

– Не знаю, – честно и как-то просто отвечает. – Проснулся с мыслью, что очень хочу тебя увидеть. Поэтому я тут.

Сажусь на стул, наконец ставлю проклятый чайник на стол и выдыхаю. Глаза на бывшего мужа не поднимаю, отчего-то мне в глубине души стыдно, что он стал свидетелем того, как мой нынешний мужчина чуть не ударил меня.

Я оказалась уязвима в своем страхе и боли.

– Ясно.

Откровенный диалог не выходит. И Дима делает попытку взять на себя роль ведущего.

– Аврора, он тебя обижает? Скажи мне честно, я не стану лезть, но я буду хотя бы знать, в порядке ты или нет.

– До сегодняшнего дня у него не было таких вспышек. Конечно, он иногда выходил из себя, но сегодня… Перешел черту.

– Угу, – Дима задумывается. В кухне повисает густая тишина, которая словно липнет к телу.

Когда мы с мужем любили наши вечерние посиделки с чашкой чая и вкусными шоколадными конфетами. У нас всегда находились темы для разговора, мы любили друг с другом разговаривать.

Да мы просто любили друг друга. По крайней мере, я точно любила.

– Дим, мы не должны с тобой видеться. Это как-то неправильно. Время упущено, у нас разные жизни, разные приоритеты и, судя по всему, ценности. Я понимаю, что ностальгия атаковала тебя, порой тоже вспоминаю… нас. Но нужно отпустить. Ничего хорошего не выйдет.

– Думаешь? – как-то с отчаянием спрашивает он.

– Я уверена.

– Понимаю, Аврош. У тебя есть повод меня ненавидеть. Но я волнуюсь, знаешь, сам себе объяснить не могу, но сердце не на месте. Я хочу знать, что с тобой все хорошо. Позволь мне быть рядом некоторое время, я буду держаться поодаль, но приглядывать. Охрану свою попрошу.

– Дима, зачем? – наконец поднимаю свои глаза на бывшего мужа и тут же встречаюсь с взволнованным взглядом. – У Мирона сорвало чеку на фоне ревности. К тебе. И если ты будешь еще больше присутствовать в моей жизни, то это только усугубит ситуацию.

– Сегодня у него сорвало чеку на фоне ревности, а завтра он еще найдет повод. Аврора, не оправдывай его, он не тот.

– А кто тот? – голос повышается до фальцета. – Ты был не тот. Он не тот. А кто тогда тот?

– Аврора…

– Нет, все, Дима. Я устала. Уходи, пожалуйста.

Резко встаю со стула, всем видом показывая, что разговор окончен.

Дима ковыряет все мои старые раны, они снова кровоточат. А я так не хочу…

Да и с Мироном я поставлю точку, потому что стала его бояться. А бояться своего мужчину – это неправильно.

Пока не знаю, как ему скажу о том, что с нами все. Боюсь его реакции… Придется подбирать слова.

Дима молча встает, ровняется со мной, аккуратно одним движением убирает прядь рыжих волос с моего лица.

– И все-таки я своих парней попрошу за тобой приглядеть. Так нужно.

Ничего ему не говорю больше, отворачивая голову в сторону.

Дима уходит, оставляя меня наедине со шквалом мыслей и эмоций. В первый раз за все время после нашего развода я достаю запретный для себя альбом с фотографиями.

Где мы с ним вдвоем. Счастливые и безумно влюбленные.

И сама собственноручно продолжаю ковырять те раны, что он уже задел.

Глава 22. Аврора

До фонда я всё же добираюсь, пусть и спустя несколько дней после запланированного визита. А эти дни были заняты покраской стен в магазине – монотонный, почти медитативный труд.

Кисть в руке, запах свежей краски, ровные мазки… Это помогло отвлечься от ненужных мыслей, которые, как тени всегда рядом. Скользят по краю сознания и шепчут что‑то невнятное.

– Привет, – улыбаюсь мальчишке семи лет, который встречает меня у входа. Его глаза светятся, но улыбка… Она не такая, как у обычных детей.

В этих стенах улыбки особенные. В них нет беззаботного азарта, искрящегося восторга или дерзкого вызова. Здесь тихая благодарность и вымученное принятие. Как будто каждый из них давно усвоил, что радость – это роскошь, которую нужно беречь, а не растрачивать впустую.

– Будем сегодня читать? – тут же спрашивает он, и я киваю, чувствуя, как внутри что‑то теплеет.

– Конечно. Давайте вы выберете книгу, а я пока подготовлюсь, – отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал ровно и уверенно.

Он отзывается на мой план знаком «палец вверх» и плавно отъезжает на своём кресле в сторону комнаты отдыха, где мы обычно проводим время. Колёса тихо шуршат по линолеуму, и этот звук уже кажется мне привычным.

Ставлю пакеты на пол, аккуратно перекладываю вещи. Нужно не перепутать, где канцелярия, разные средства, что и для какого возраста предназначено. Потом передам медсестрам, чтобы всё раздали правильно.

Я старалась выбирать все яркое: блокноты, цветные карандаши, фломастеры, стикеры и небольшие игрушки.

– Аврора?

Привстаю с корточек, оглядываюсь на голос. Рядом стоит та самая женщина Димы – Ольга.

Её белый халат словно растворяется в приглушённом свете коридора, а яркую шапочку с забавными рисунками, то ли зверушки, то ли сказочные персонажи, точно выбрали специально разбавить стерильность этого места.

– Здравствуйте, – говорю я, выпрямляясь.

Она улыбается, взгляд падает на пакеты у моих ног.

– Спасибо за то, что делаете для них. Я наслышана о вашем вкладе, – её голос тёплый, но в нём звучит что‑то ещё.

Не то восхищение, не то осторожное любопытство.

– Да, – отвечаю коротко, хоть и разговаривать особого желания нет.

Каждая моя фраза кажется лишней, будто я вынуждена оправдываться за то, что просто пришла.

– Дима не раз говорил про ваше доброе сердце, – добавляет она, и я невольно сжимаю пальцы в кулаки.

Если бы она не была врачом здесь, я бы свела разговор на нет. Но в этом месте, я не буду показывать столь мизерную в сравнении проблему.

И почему она каждый раз старается напомнить о нём? О человеке, которого я как раз стараюсь не вспоминать, потому что его следы всё ещё ощущаются в каждом уголке моей жизни.

– При всём уважении, – говорю я, натягивая вежливую улыбку, – не нужно каждый раз упоминать о том, что вы…

В этот момент её окликают, и я замолкаю, благодарная за неожиданную паузу.

– Минуту, Серёжа, – оборачивается она к медбрату: – Пока Прокофьева в процедурный привезите.

Её взгляд возвращается ко мне, и в нём я не могу разобрать, что таится. То ли какое‑то подозрение, то ли будто идея, которую она пока не решилась озвучить.

– Напомните, вы сегодня здесь до которого часа? – спрашивает женщина, и я мгновенно хмурюсь.

Этот вопрос снова выглядит как посягательство на моё личное пространство. На то, что я так тщательно оберегаю. Свои мысли, чувства, и границы.

– Не думаю, что у вас будет свободная минута, – констатирую я, давая понять, что не намерена вести светские беседы вне помощи фонду и детям.

– Аврора, то, как категорично вы настроены, заставляет меня задуматься кое о чём… – она делает шаг ближе, и я чувствую, как внутри поднимается волна раздражения.

Веду головой, вскидывая бровь. Ольга подходит ещё чуть ближе, её голос становится тише.

– Вот только не уверена, готовы ли вы это услышать…

Смотрю в глаза женщины, которая изучает меня так, будто впервые видит. В её взгляде смесь любопытства и осторожности, как будто она пытается разгадать загадку, но боится спугнуть ответ.

– Знаете, вы, полагаю, переходите всевозможные границы вежливой беседы, – говорю я, хватая пакеты с канцелярией и средствами гигиены.

– Что вам сказал Дима? – она бросает это резко, почти с вызовом, и я застываю, опешив от подобной беспардонности: – Думаю, нам есть что обсудить, – продолжает она уверенно: – Я через двадцать минут буду в кабинете, подождите, пожалуйста. Прямо по коридору, кабинет главного врача, номер три‑три‑пять…

Сказав это, она быстрым шагом уходит в сторону процедурного кабинета, а я так и остаюсь посередине коридора. Стены, разрисованные яркими мультяшными персонажами будто сжимаются вокруг меня, а внутри хаос.

Собственные противоречия смешиваются в огромный валун, который давит на грудь и мешает дышать.

Какую сторону выбрать? Убежать, не оглядываясь, или всё же пойти в этот кабинет и услышать то, что она хочет сказать?

Глава 23. Аврора

Я остаюсь, наверно, потому что в глубине души давно искала ответы на все те вопросы, что были внутри меня.

Время ушло, но иногда нас пожирает то, о чём мы не знаем.

Почему он ушёл? Была ли причина во мне? И могла ли я что-то изменить?

Какой бы сильной я ни стала, как бы ни выстроила броню и не нашла опору под ногами, бывают вечера, когда эти вопросы всплывают на поверхности.

Почему?

Потому что ты хочешь всегда знать причину, по которой тебе сделали больно. Хотя не всегда причина есть.

Ольга словно по часам, ровно через двадцать минут, вышагивает по коридору и, замечая меня у своего кабинета, тут же улыбается.

Открывает ключом дверь, оборачиваясь через плечо:

– Я рада, что вы остались.

Мы заходим в её довольно просторный кабинет, здесь много света и зелени.

Она предлагает мне чай или кофе, я прошу лишь стакан воды без газа. Сажусь на стул, ожидая, когда женщина наконец начнёт говорить.

Ведь она мне что-то хотела сказать?

Что-то, что может изменить моё отношение?

Я не знаю… Она не похожа на ту любовницу, которая всеми правдами и неправдами пытается увести мужчину из семьи.

Хотя я склонна верить, что мужчину невозможно увести никуда. Он же не на цепи…

– Так, – она садится напротив в своё кресло, и нас разделяет лишь её стол, – я не буду ходить вокруг да около. Я не имею права разглашать конфиденциальную информацию, но в данном случае я иду на рискованный шаг, чтобы разъяснить… Дмитрий – мой бывший пациент. Я перестала быть его лечащим врачом после того, как наши отношения перетекли в горизонтальную плоскость. И еще потому что я перешла работать в детский онкоцентр. То есть, сюда.

Сначала на меня обрушивается поток неверия.

Дима болен? Или был болен?

Он не говорил… Ни разу, даже не обмолвился, что у него что-то случилось.

Он всегда меня оберегал от проблем, но есть вещи, которые нужно и важно говорить.

– Понимаю ваш шок, Дима предупреждал меня, что вы не в курсе. И хочу вас заверить, что наши отношения начались после вашего с ним развода… И они уже закончены. Сейчас я просто его поддерживаю, как бывшего пациента и как человека, который нуждается в помощи.

Молчу. Не могу ничего сказать. Внутри всё опустело.

– Знаете, он всегда говорил, что любит только вас. И я его ругала, пыталась донести, что он не будет для вас обузой, Аврора. Что любящие люди друг друга во всём поддерживают, но вы знаете, каким он может быть упрямым. Он хотел для вас счастливой беззаботной жизни, а сам сгорал каждый день… Нам удалось выйти на стойкую ремиссию… Но, – она делает паузу. И я ловлю этот момент тишины.

– Что с ним сейчас?

У меня нет боли внутри от предательства, боли от того, что он решил за нас двоих всё сам.

Мне просто ужасно страшно. Сколько раз он умирал и прощался с жизнью, а я не была рядом. Я ненавидела его в этот момент за ту боль, что он причинил.

Возможно, я имела на это право. Но сейчас всё то, что было до, больше не имеет значения.

– К сожалению, метастазы пошли в лёгкие, это не самый хороший прогноз. Я знаю, что Дима планирует новый курс химиотерапии. Это всё, что я знаю. Но я с точностью до ста процентов уверена, что он нуждается в вас. Ему было плохо всё это время… И знаете, ни один мужчина в моём окружении так не отзывался о женщине, как это делал он, говоря про вас. Помогите ему… Даже если он будет отталкивать. Вы нужны ему, Аврора. Очень нужны.

Слёзы беззвучно стекают вниз по лицу. Меня трясёт. Всё тело бьёт крупная дрожь, а тошнота долбит в горло.

Я просто не могу поверить, что он может… умереть?

Лучше бы он и правда мне просто изменил, загулял, оказался мерзавцем, чем вот так… Несправедливо и жестоко.

– Вы знаете его адрес, где он сейчас живёт?

Она кивает, поджав губы в тонкую линию. Чиркает на бумажке адрес Димы и пододвигает по столу ко мне.

– Я не знаю, Аврора, сколько у вас с ним будет общего времени. Но пускай он хотя бы его проведёт рядом с вами. С той, кого он так сильно любил. И любит до сих пор.

Я даже «спасибо» не говорю, у меня нет никаких мыслей, кроме одной.

Вылетаю из кабинета, слёзы не прекращаются, потоком стекая вниз.

Лавина слёз. Холодных и солёных.

Выбегаю на парковку у онкоцентра, словно в тумане завожу машину и срываюсь с места.

Сколько всего я ему наговорила… Я ему желала всего плохого в минуты отчаяния.

А он… Димка, ну зачем? За что ты так со мной?!

Глава 24. Аврора

Дорога тянется, кажется, вечностью, а автомобилисты, как туристы на экскурсионном автобусе. Настолько медленно они все едут.

Время будто застыло, и каждый метр пути отзывается в груди тупой, ноющей болью.

В голове – ворох вопросов, сожалений и воспоминаний. Слова, которые я ему говорила. Взгляды, которые бросала в то время, как он боролся, чтобы жить.

Перед глазами всплывают сцены из прошлого: его усталая улыбка, потухший взгляд, попытки казаться бодрым… А я не видела. Не хотела видеть.

Размазываю слёзы по щекам, крепко сжимая руль. Какая же я дура. Какая же я… слепая. Он ведь и правда изменился в тот период перед разводом, стал тише, отстранённее. А я, чёрт возьми, эту холодность принимала на свой счёт, обижалась, злилась, строила предположения.

Внутри всё сжимается от горечи. Сколько раз я могла быть рядом, поддержать, а вместо этого отдалялась.

Нажимаю на кнопку, чтобы впустить воздух в салон машины, потому что задыхаюсь. Будто сама себя схватила за горло и меня душат не внешние обстоятельства, а собственные мысли, воспоминания и невысказанные слова. Душа болит и сжимается от бесконечных спазмов.

Телефон разрывается мелодией на звонок от Мирона, но я даже не смотрю на экран. Сейчас это всё не имеет значения. Ни работа, ни друзья, ни чьи‑то ожидания. Только он. Только то, что я узнала сегодня.

Подрезаю впереди стоящего «китайца», который тащится, хотя впереди горит зелёный, и наконец, хотя бы немного разгоняюсь. Скоростью будто пытаюсь заглушить внутреннюю бурю, но тщетно.

Господи…

Не укладывается в мыслях.

Вот только недавно я стала спонсором фонда, приблизилась к тому, чего так боялась. И вот как близко это оказывается ко мне было. Правда видеть я не хотела. Закрывала глаза, искала причины в браке, обвиняла его в равнодушии, верила в его «хорошее самочувствие». А он… он просто пытался не напугать меня. Пытался справиться сам.

«До конца маршрута осталось двести метров».

Слышу заветные слова навигатора и сглатываю ком в горле. Маленькие короткие вдохи, чтобы хоть как‑то усмирить тревогу и боль, но они накатывают новой лавиной.

Одно дело думать про болезнь, читать о ней, жертвовать деньги на лекарства и исследования. Другое – столкнуться с ней лицом к лицу. Быть сильным для того человека, кому нельзя дать сгореть. Да только не всегда ведь бывает так, как хотим мы. И именно это самое страшное. Такое жестокое осознание собственной беспомощности перед лицом судьбы.

Мотаю головой, останавливаясь у нужного подъезда. Мне нельзя думать о плохом, нельзя дать страху прорасти во мне. Нужно быть опорой, а не грузом. Но внутри всё дрожит, словно натянутая струна, готовая лопнуть от малейшего прикосновения.

Парковочных мест почти и нет, но я пытаюсь протиснуться в угол, пусть и криво. А когда останавливаюсь напротив домофона, вновь смотрю на бумажку, которую дала мне Ольга.

И хоть я слышала, что он всё же был с этой женщиной, сейчас во мне воет человеческое по отношению к этому мужчине. Сейчас я не знаю полной правды, и независимо от этого, я должна его поддержать.

Набираю нужный номер, а пальцы рук трясутся так, что едва попадаю по кнопкам. Сжимаю их, пытаясь спрятать тремор, но это кажется абсолютно невозможным.

– Да, – хриплый голос отвечает на пятый гудок.

– Дима, – я почти шепчу, пытаясь удержать эмоции, которые, словно волны, бьются о скалы.

Они рвутся наружу и обжигают собственное горло. А там за экраном и дверью – тишина.

– Аврош, – звучит будто на выдохе.

Словно он всё уже понял. Прямо на расстоянии. А в следующую секунду молча пиликает звук открытия замка.

Не удерживаю всхлип, хватаюсь за ручку и захожу.

Лифт.

Смотрю на своё отражение в зеркальной стене: глаза красные, лицо в разводах от слёз. Тру щёки, пытаюсь нацепить на лицо улыбку, но она получается жалкой и дрожащей.

Выйдя, замечаю приоткрытую дверь на лестничной площадке. Тихо вхожу, и меня встречает громкая тишина, и мужчина. Такой домашний в обычном спортивном костюме, позабытый образ из прошлого:

Смотрю в его глаза, которые смотрят на меня с теплотой и улыбкой. И в этой улыбке – ни упрёка, ни обиды, только тихая нежность. Не выдерживаю и бросаюсь к нему. Жмусь всем телом, оставляя мокрые следы на его одежде.

Его руки, всегда крепкие, легонько ложатся на мою спину и аккуратно обнимают. В этом объятии всё: невысказанные извинения, страх, любовь, боль и отчаянная надежда.

– Дима, ну почему… – вырывается у меня, и голос ломается, утопая в рыданиях.

Глава 25. Аврора

– Мне так хочется тебя ненавидеть, – легонько бью его кулаками по груди, – а не получается. У меня словно всё рухнуло внутри. Все образы в голове, как ты с другой, как тебе с ней хорошо… Всё оно размылось, потому что тебе было плохо, Дима. Ну почему ты решил всё за нас? Это так нечестно.

Он аккуратно отодвигает меня от себя, крепко удерживая за плечи. Заглядывает в глаза.

– Именно поэтому, – его большой палец собирает влагу с моих щёк, – именно потому, что я не хотел видеть, как ты каждый день прощаешься со мной. Твою ненависть было куда легче вынести, чем то, что ты рядом, но в любой момент я уйду, оставив тебя одну.

– Ты и так ушел! Ты и так оставил меня одну!

– Это разное, Аврош.

– Нет, Дима… Я же обещала тебе, что и в горе, и в радости. И я никогда не отказывалась от своих слов. Мне… Понимаешь, мне было неважно, в каком ты состоянии, главное, чтобы ты был рядом. Я ведь никого никогда в жизни так не любила, как тебя. И ты меня любил! Я знаю это.

– Я и сейчас тебя очень люблю, – аккуратно усмехается, приподнимая уголки губ, – мне тоже тяжело давалось решение уйти. Поставить точку.

– Я не уйду, – резко парирую, – я не дам тебе меня прогнать. Называй дурой, кем хочешь, Дима. Но пока мы не поставим тебя на ноги, я не сдвинусь с этой точки и буду стоять тут до победного.

Он молчит, отпускает мои плечи и отходит.

Думает о чём-то своём, и я замечаю, как мимолётно его лицо меняет выражение.

– А я без тебя и не справляюсь, – вдруг резко с выдохом признаётся, – думал, что если не буду видеть твоих слёз, то будет проще. Но было очень тяжело. Я миллионы раз порывался позвонить тебе, сказать, что нуждаюсь в тебе… что тоже могу быть хоть чуточку слабым. Но всё время останавливал себя. А потом та встреча в ресторане. Знаешь, в тот день я узнал про метастазы. И думал о том, что хочу с тобой в последний раз увидеться, чтобы попрощаться уже навсегда.

– Нет! – закрываю уши руками, мотая головой из стороны в сторону, – не говори так! Нет!

А он всё равно продолжает говорить, кроша моё сердце в труху.

– И я тогда загадал желание тебя увидеть хотя бы мимоходом. На пару секунд. Ты сама пришла в тот ресторан, а я ухватился за эту встречу, как за тот самый знак. Потом авария… Она тоже была случайной, Аврош. Словно нас всё время друг к другу подталкивали. Я бы очень хотел последние свои дни или месяцы провести рядом с тобой.

Его слова просто оставляют дыры во мне. Я больше не могу это слушать.

Подлетаю к нему, действуя в состоянии аффекта.

Хватаюсь руками за его футболку, сминаю ткань в руках. Бросаюсь на него с поцелуем, словно я пятнадцатилетняя девчонка без тормозов.

Целую губы, которые любила целовать, и понимаю, что не было между нами никакого разрыва на самом деле. Всё также слишком остро, слишком горячо, слишком… с ним.

Так было всегда.

Я хаотично срываю с себя одежду, снимаю его футболку, отрываясь лишь на секунду.

Дима больше ничего не говорит, поднимает меня на руки и несёт в спальню.

Руки плавят моё тело, его губы заставляют меня стонать. Я слишком сильно любила этого мужчину.

И, видимо, люблю до сих пор. Не удалось себя убедить, обмануть. Всё оказалось сложнее.

И ненавидеть его не хочу. Потому что не за что.

Да, он не должен был решать за нас двоих, но он всегда был таким. Он всю жизнь всё делал для меня. Всегда я была его центром.

И болезнь заставила поменяться ролями. Теперь он – это мой центр.

Пускай он говорит, что хочет, я приложу максимум усилий, чтобы этот мужчина встал на ноги и снова был здоровым.

Резкий толчок, и по телу пробегает разряд тока. Нам не нужно слишком много времени, чтобы уйти в эйфорию. Мы слишком соскучились друг по другу.

– С этой минуты, – выдыхаю ему в губы, когда он совершает последние толчки, – ты больше ничего от меня не скрываешь. Мы говорим друг с другом честно и открыто, Дима. Никаких тайн.

– Хорошо, малыш, – нас топит сладкая нега, – тогда обсудим этого уебка, с которым ты встречаешься.