Текст книги "Кати в Париже"
Автор книги: Астрид Линдгрен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Ага, вот это что! Пропаганда ведомства дорожного движения: прекрасная истекающая кровью дама – это весьма искусно сделанная восковая кукла.
– Ну и твердолобые же парни занимаются пропагандой в этом городе! – сказал Леннарт.
Я все еще была потрясена, и эту цель, видно, и преследовало столь страшное зрелище. Возможно, экипаж Смерти заставлял водителей-лихачей думать более здраво. Но я-то была довольна, что я не малое дитя из Неймюнстера, где «смерть крадется повсюду». Потому что я знаю одного ребенка, который не смог бы уснуть этой ночью и лежал бы, всматриваясь во мрак, ожидая услышать, как смерть крадется в прихожей. И я бы кричала, о, как бы страшно я кричала!
Когда едешь в Париж впервые, а вдобавок еще чтобы выйти замуж за Леннарта, то ты, пожалуй, не очень справедлива. Немного несправедлива по отношению к Дании, Германии, Голландии и Бельгии, мимо которых мчишься так быстро, пропуская все самое прекрасное и интересное, что там есть, стремясь как можно скорее увидеть поднимающуюся ввысь Эйфелеву башню. Мне хотелось попросить прощения у Дании, Германии, Голландии и Бельгии за эту неприличную торопливость. Но Леннарт, возможно, был прав, говоря, что Дания, Германия, Голландия и Бельгия наверняка отнесутся к этому абсолютно спокойно.
Несмотря на то жуткое предостережение в Ней-мюнстере, мы мчались в Париж на самой высокой скорости, которую только могли выжать. И когда пронеслись через Гамбург и Бремен, через цветущую Голландию, через Брюссель, через прелестную зеленую холмистую Северную Францию, я уже знала, что видела лишь манящие блики городов, дорог и площадей, куда бы охотно хотела вернуться еще раз.
Но сейчас я напряженно высматривала Эйфелеву башню. И через пять дней после того, как мы покинули Каптенсгатан, я в самом деле увидела ее характерный силуэт на фоне облачного неба.
– Кажется, мы приехали правильно, – сказала я Леннарту. – I presume [31]31
Я пологаю (англ.).
[Закрыть], это Эйфелева башня?
Было воскресенье. Леннарт сказал, что прибыть в Париж в воскресенье – замечательно, потому что движение более спокойное.
– Если это спокойное движение, то я – великий муфтий [32]32
Муфтий – высшее духовное лицо у мусульман, облеченное правом выносить решения по религиозно-юридическим вопросам.
[Закрыть]Иерусалима! – горько пробормотал сам же Леннарт, когда «фиат», словно испуганный заяц, запрыгал в сумятице так и кишевших вокруг Триумфальной арки [33]33
Триумфальная арка начала возводиться на правом берегу Сены на площади Звезды в 1806 г. по приказу Наполеона, желавшего прославить походы своей армии, закончена лишь в 1836 г., спустя много лет после смерти автора проекта архитектора Жана Шальгрена (1739–1811). Площадь Звезды – большая круглая площадь в конце Елисейских полей, откуда радиусами расходятся двенадцать крупнейших проспектов. В настоящее время площадь называется площадью Де Голля.
[Закрыть]злобных и напористых автомобилей.
Но мы справились и непринужденно скользнули вниз к Champs Elysées [34]34
Елисейские Поля (фр.) – один из самых известных и красивых проспектов Парижа, который тянется на правом берегу Сены от площади Согласия до Триумфальной арки на площади Де Голля. Прокладка проспекта началась еще в XVII в., но последовательная его застройка происходила со второй половины XIX в. Там находится резиденция президента Франции.
[Закрыть]. Я задыхалась. Не от испуга. От восхищения! Пред нами раскинулся самый шикарный проспект мира! Вокруг нас бурлила столица мира.
Леннарт довольно посмотрел на меня, словно это была его заслуга, что Champs Elysees были Champs Elysees. Мириады автомобилей заполонили огромную полосу перед нами и отражали солнечные лучи тысячью сверкающих точек.
Было время аперитива, и ресторанчики на тротуарах переполнили парижане – свидетели нашего пришествия в Париж. Не то чтобы они уделили этому такое уж большое внимание, как следовало бы, но все-таки!
запела я в ухо Леннарту. Да, разумеется, сердце этого города было теплым и веселым. В этот миг и мое теплое сердце радостно билось в груди.
Мы объехали Place de la Concorde [36]36
Площадь Согласия (фр.) – площадь на правом берегу Сены; отличается рядом расставленных на ней причудливых памятников, изображающих различные города. В центре обелиск, вывезенный из Луксора – города в Египте. Луксорский обелиск (23 м высотой) был подарен в 1829 г. Франции египетским пашой Мехметом Али. Прибыл в Париж в 1833 г.
[Закрыть]. И вот перед нами Сена, дорогая старая Сена, точь-в-точь такая, какой я ее себе представляла. Я так боялась разочароваться, но нет, люди сидели внизу на набережных и удили рыбу точь-в-точь так, как должны были это делать.
А потом мы медленно ехали вдоль левого берега, затем повернули на Boul. Mich [37]37
Буль-Миш (фр.) – сокращенное название бульвара Сен-Мишель.
[Закрыть]. И проехали вверх к Пантеону [38]38
Пантеон – место, посвященное богам. Зд.: усыпальница великих людей на левом берегу Сены. Был создан в 1758–1790 гг. по проекту архитектора Жермена Суфло (1713–1780). Там захоронены Вольтер, Жан-Жак Руссо, Виктор Гюго, Эмиль Золя и др.
[Закрыть]. Здесь, на маленькой улочке в сердце Quartier Latin, стоял маленький невзрачный белый домик, наш отель! И кто, как вы думаете, стоял в воротах и казался владелицей отеля и всего Парижа, кто, как не Ева?! Кокетливо уперев руки в боки и вся чрезвычайно парижская. Но ведь она была здесь уже много часов!
– Bon soir, madame, bon soir, m’sieur! [39]39
Добрый вечер, мадам, добрый вечер, месье! (фр.)
[Закрыть]– поспешно поздоровалась она. – Заходите и только послушайте!
Она привела нас в маленький холл, откуда узкая деревянная винтовая лестница вела вверх. Оттуда, сверху, доносился веселый смех, и громкие крики, и бормотание саксофона, заглушавшее все остальные звуки.
– Здесь собралась половина Сорбонны! Это шумят студенты!
– Звучит приятно! – сказал Леннарт. – Разве может быть иначе в Quartier Latin?
IV
В день моей свадьбы меня разбудил соловей. Где-то внизу в маленьком садике отеля, где росли ветвистые деревья, он пел во все горло. Ева спала и ничего не слышала. Возможно, когда у тебя день свадьбы, ты особенно чувствительна к пению соловья.
Я тихонько подкралась к окну и выглянула в садик. Неужели проснулись только мы с соловьем? Нет, патер из монастырской школы рядом с отелем тоже проснулся и, прогуливаясь в своемсаду, истово читал молитвенник. Так тихо и мирно повсюду… в самом деле, невозможно поверить, что ты в таком шумном городе мира. Однако небесный свод, мягкий, жемчужно-серый, простершийся над крышей маленького дома и над зелеными кронами деревьев, верно, всегда возвышался над Парижем!
Я уселась на подоконнике. Прекрасно было немного побыть наедине со своими мыслями. Соловей мне не мешал. Вероятно, нет более подходящего аккомпанемента размышлениям невесты в день свадьбы, чем трели маленького веселого соловья. По крайней мере – счастливая невеста, такая, как я! Я была счастлива, счастлива – просто колоссально! Глупый соловушка, как по-твоему, нам с Леннартом улыбнется удача? Ведь стольких людей постигла неудача, многих из тех, кто с самого начала любил друг друга так же сильно, как любим мы. Почему? Что нужно для того, чтобы брак продержался до конца жизни?
– Ти-ри-ли! – ответил соловей.
О нет, маленький лжец, одного «ти-ри-ли» и обыкновенной влюбленности недостаточно. Это уж мне известно, хотя вообще мне известно не очень много. Пожалуй, хочется гораздо большего. Чего-то вроде верности, и честности, и доброты. О, научиться бы мне всему этому!
– Ти-ри-ли! – уверил меня соловей, и это прозвучало весьма ободряюще.
И как раз в этот миг в соседнем окне появилась взъерошенная голова моего жениха. Взъерошенные волосы придавали ему такой ребячливый вид, и он был такой радостный, похожий на школьника в первый день летних каникул. И вдруг меня охватило что-то вроде паники: ведь если выражение мальчишеской радости ког-да-нибудь исчезнет с его лица, виновата буду я!
– Привет, невеста моя! – сказал он, протянув мне через окно руку.
Я тоже высунула руку из окна, насколько возможно, и кончики наших пальцев встретились. Я чувствовала только самые кончики его пальцев, но от этого соприкосновения в моей душе пробудились мужество и надежда. Беспокойства больше не было. Наверняка нам все удастся.
– Не понимаю, почему я сегодня так радуюсь, – сказал Леннарт, щуря глаза и глядя на небо, где солнце как раз прорвалось сквозь небольшой просвет в тучах. – Насколько мне известно, ничего особенного не произойдет!
– Как! – подхватила я. – Разве мы не сегодня поднимаемся на Эйфелеву башню?
– Не говорите со мной об Эйфелевой башне, пока я не выпью кофе, – кисло произнесла Ева где-то в глубине комнаты.
Тут жених исчез и через четверть часа вошел к нам аккуратно причесанный и элегантный.
– Кофе и свежие круассаны, – сказал он, ставя поднос на кровать.
Выпив две большие чашки кофе, Ева была готова заговорить не только об Эйфелевой башне, но и о многом другом, что, по ее мнению, нам следовало успеть в течение дня. Прогулка по Большим Бульварам [40]40
Большие Бульвары проходят длинной дугой в северной части Парижа. Возникли на месте древних городских укреплений, снесенных в середине XVII в. Теперь это современные улицы, одни из главных артерий Парижа: бульвары Мадлен, Капуцинок, Итальянский, Монмартр, Сен-Дени, Сен-Мартен, Тампль, Бомарше, Сен-Антуан и др.
[Закрыть], речная прогулка по Сене, потом – ненадолго в Музей импрессионизма в Jeu de Paume [41]41
Зал для игры в мяч (фр.) – как бы продолжение самого знаменитого музея Франции – Лувра недалеко от площади Согласия. Открыт в 1947 г. в бывшем павильоне для игры в мяч. Затем Музей импрессионизма переместился в музей д’Орсэ на правом берегу Сены.
[Закрыть], а еще – ленч здесь, аперитив там… Наконец Леннарт очень учтиво спросил:
– Как по-твоему, в этой программе найдется несколько свободных минут после полудня, чтобы мы с Кати могли пожениться?
Ева сказала, что это не совсем безнадежно, хотя программа и насыщенная!
– Послушайтесь доброго совета, – сказал Леннарт. – Не пытайтесь овладеть Парижем с наскоку. Вам же будет лучше, если отнесетесь к этому вначале поспокойнее!
И тогда мы решили отнестись к этому вначале поспокойнее.
– Просто побродите по городу и осмотритесь немного, – посоветовал Леннарт. – На первый день хватит.
И мы побродили по городу и немного осмотрелись.
Во всем мире нет, пожалуй, города, где бы иностранец так легко чувствовал себя – словно дома, по крайней мере внешне, – как в Париже. Уже через несколько часов кажется, будто ты здесь родился. Ведь все так хорошо знакомо! Все тут точь-в-точь так, как рассказано в тысячах книг и фильмов, спето в тысячах песен, изображено на тысячах полотен. Все это я видела уже раньше. Этого гарсона в синем переднике, который поливает водой тротуар в ранний утренний час, кафе на тротуарах под открытым небом, где парижане, щурясь на солнце, пьют кофе и читают газеты, старушку в цветочном киоске, где продаются дивные весенние фиалки; дребезжащие такси, домохозяек с длинными французскими батонами под мышкой – все это я видела уже раньше. Я видела букинистов на набережной Сены и спокойные, медлительные воды этой реки с Pont Neuf [42]42
Новый мост (фр.) – старейший из мостов Парижа. Заложен королем Генрихом II в 1548 г. Окончен в 1606 г. при короле Генрихе IV. Сооружен Гийомом Маршаном по проекту знаменитого французского зодчего эпохи Возрождения Андруэ дю Серсо. Новый мост соединяет остров Сите с правым и левым берегами Сены.
[Закрыть]. Я видела белые купола базилики Sacré-Coeur [43]43
Базилика Сакре-Кёр в романо-византийском стиле стоит на вершине Монмартрского холма, построена в память жертв франко-прусской войны 1870 г. по проекту архитектора Абади (1812–1884). Заложена в 1875 г., завершена накануне Первой мировой войны, освящена в 1919 г.
[Закрыть]под небом Монмартра. Я видела, как огни улиц отражаются в мокром асфальте Place de la Concorde, видела старые улицы в Quartier Latin. Церковь Saint Germain-des-Prés [44]44
Церковь аббатства Сен-Жермен-де-Пре стоит на одноименном бульваре на левом берегу Сены – самая древняя из церквей Парижа (543 или 558). Тогда аббатство находилось еще за чертой города. Отсюда его название «Des Pres» – «В лугах» (фр.). Возникновение аббатства связано с именем святого Жермена, епископа Парижского (VI в.).
[Закрыть]мне удивительно хорошо знакома, а в Люксембургском саду [45]45
Люксембургский сад находится в Латинском квартале на левом берегу Сены, рядом с Люксембургским дворцом, построенным для французской королевы Екатерины Медичи.
[Закрыть]я брожу так же привычно, как дома в Хумлегордене.
Потому что о Париже столько написано и он так воспет, его столько рисовали и фотографировали, столько километров кинопленки потрачено на этот город, что ничто в нем мне не кажется чуждым!
И потому мое первое посещение Парижа – это встреча после разлуки. И потому я киваю и улыбаюсь, узнавая знакомые места всюду, где мы только ни появляемся. Но кое-что все-таки ново для меня. Никакие книги, фильмы, песни и полотна художников не могли подготовить к этому восхитительному ощущению свободы, беспечности и детской жизнерадостности, что есть самый лучший дар Парижа своим детям.
Мы начали изучать наш собственный квартал и близлежащие улицы. Потому что Леннарт сказал: истинный парижанин, по крайней мере живущий на левом берегу, пребывает в собственном квартале и не совершает экскурсий в остальные части города. Ева заявила, что теперь, пожалуй, она охотно станет истинной парижанкой, но все же тайно собирается совершить несколько кое-каких экскурсий подальше, на правый берег, мир посмотреть и себя показать.
Мы жили на горе Сент-Женевьев [46]46
Гора Святой Женевьевы (фр.) – со времен Средневековья там расположены высшие учебные заведения с центром на площади Сорбонны. Когда-то на том месте, где стоит Пантеон, было аббатство, воздвигнутое в честь святой Женевьевы – покровительницы и защитницы Парижа. В XV в. Пантеон назывался церковью Сент Женевьев. В Пантеоне есть росписи Пюви де Шаванна (1824–1898), выполненные в 1874–1898 гг., изображающие сцены из жизни святой Женевьевы, а также роспись официального живописца Наполеона 1, предшественника романтизма Антуана Гро (1771–1835) «Святая Женевьева благословляет королей Франции». Неподалеку и узкая извилистая улица Сент-Женевьев-де-ла-Монтань.
[Закрыть], и мне хотелось в день свадьбы засвидетельствовать свое почтение святой покровительнице Парижа. Потому что если бы маленькая пастушка Женевьева не пошла навстречу Аттиле [47]47
Аттила (? —453) – предводитель гуннов с 434 г. Возглавил опустошительные походы в Восточно-Римскую империю (443, 447–448), Галлию (451), Северную Италию (452).
[Закрыть]и его гуннам, когда они где-то в V веке явились, чтобы разорить и уничтожить Париж, кто знает, быть может, Парижа уже не было бы! А где бы тогда я вышла замуж за Леннарта?!
– Спасибо тебе, добрая Женевьева!
Свечи вечно горят вокруг ковчежца с ее мощами в церкви St.-Etienne du Mont, и я тоже зажигаю свечу в честь святой Женевьевы.
– С этого дня отведи от меня беды своими мягкими руками, святая Женевьева!
Солнце показалось мне еще ослепительнее, когда мы вышли из мрака церкви, и я сказала Леннарту:
– Ты рад, что солнце освещает день нашей свадьбы?
– Да, рад, – ответил Леннарт, – однако, если быть точным, я рад совершенно независимо от капризов погоды. Потому что в Париже ничто не меняется быстрее, чем погода. Даже дамская мода!
– Кстати, о дамских модах, – лукаво произнесла Ева, – а что если мы доберемся на метро на правый берег и посмотрим немного витрины, и…
– Такбыстро моды не меняются, – сказал Леннарт. – Можешь спокойно подождать до завтра.
И он повел нас в Quartier Latin, где вообще нельзя увидеть модных витрин и мечтать о магазинах фирм Диора [48]48
Диор Кристиан (1905–1957) – знаменитый французский модельер, основатель стиля «new look» «новое видение» (англ.). В ответ на вынужденную скромность периода Второй мировой войны ввел широкополые шляпы, широкие юбки, шарфы.
[Закрыть]. Здесь был город книг и город молодежи. Имелись ли там вообще хотя бы несколько стариков или людей среднего возраста, и если имелись, то где они в таком случае прятались? Там была только молодежь всех рас и всех оттенков кожи, молодые люди фланировали по улицам или толпились у кофейных столиков. Из Китая и Сиама, из Туниса и Алжира, из всех стран Европы и всего мира прибыли они сюда, дабы вкусить от древа познания, росшего здесь, древа, корни которого уходили в далекое Средневековье! Кое-какие следы Средневековья еще оставались на старинных улицах, где царила изысканная и неуловимая атмосфера прошлых веков, когда именно этот квартал стал цитаделью всей книжной учености Европы.
– Книжная пыль здесь почти ударяет в нос, – сказала Ева, которая наверняка ожидала, что весь Париж должен благоухать ароматами духов «Scandale» и «Amour, Amour!».
Лично я предпочитаю книжную пыль. Но вот мы пришли уже на Rue Mouffetard [49]49
Улица Муфтар (фр.) – торговая улица в Латинском квартале.
[Закрыть], и там не было ни малейшей книжной пыли, там плоды земли – фрукты и овощи – устремлялись потоками прямо на тротуары, насколько хватало глаз. И царила по-домашнему уютнейшая давка.
– Народная жизнь, народная жизнь, пошли туда! – закричала Ева.
И в самом деле, это была народная жизнь! Какая толкотня, какие типажи, какая праздничная картина! О, как прекрасно быть в Париже и жить всего лишь в нескольких шагах от этой веселой улицы!
Леннарт снова показался мне таким довольным, словно это была его заслуга, что Rue Mouffetard – это Rue Mouffetard.
– Мы пойдем туда еще как-нибудь вечером, и тогда вы увидите еще более веселую народную жизнь, – пообещал Леннарт примерно так, как если бы имел в виду: «Тогда я покажу вам еще более веселые фокусы».
Но время шло, и Заветный Час приближался.
Ева, стоя перед маленьким зеркалом, надевала шляпу.
– Ребенок, идущий впереди, готов! – сообщила она. – А как невеста?
Невеста нервничала. Сидя на краю кровати, она, дрожа, надевала нейлоновые чулки и ни разу не подумала, что со свадьбой и вообще хоть с чем-нибудь все будет хорошо.
– Можешь ты понять, что он находит во мне? – в отчаянии спрашивала я. – Можешь ты понять, почему он хочет на мне жениться?
У Евы имелось объяснение всему на свете.
– Мой приятель Курре мне все объяснил. Этот Кур-ре начитался Шопенгауэра и всех стариков философов, которые только существуют. Дело обстоит так: что говорит Шопенгауэр, то говорит и Курре! Молодая девушка – это чудо природы, на несколько недолгих лет ей сверх меры отпущены красота и прелесть только для того, чтобы пробудить фантазию мужчины настолько, чтобы он взял на себя обязательство заботиться о ней до конца жизни. Этого никогда бы не случилось, если бы мужчины предавались разумным размышлениям. Что говорит Шопенгауэр, то говорит и Курре! – повторила Ева.
Я беспокойно посмотрелась в зеркало. «Чудо природы!» Нет, не может быть, чтобы так думал Шопенгауэр! Но во всяком случае, в темно-синем одеянии с розовыми розами – подарком Леннарта – на лацкане жакета я выглядела довольно приятно.
– Тебе удалось пробудить фантазию Леннарта, все дело в этом, – сказала Ева, высокомерно помахав рукой. – Думаю, ты легко выиграла матч. Между нами говоря, потребовалось не так уж много усилий!
Бедняга с пробужденной мною фантазией вошел к нам именно в эту минуту, и я бросилась в его объятия!
– О, как хорошо, что ты не предавался разумным размышлениям! – нежно воскликнула я.
И вот мы отправились в шведское посольство и там примерно через пять минут стали мужем и женой. Не успела я опомниться, как пообещала взять Леннарта Сундмана в свои законные супруги. Это произошло так внезапно. Я не почувствовала себя ни капельки более замужней, чем раньше.
Но потом мы поехали в шведскую церковь (венчание в Париже состоит из двух частей), и там все было иначе. Милый молодой пастор снова спросил меня, в самом ли деле я согласна любить Леннарта Сундмана в нужде и богатстве. И мне хотелось крикнуть «да!» так громко, чтобы слышно было во всем Париже, но я лишь едва прошептала это слово, потому что у меня как-то странно перехватило горло. Я видела только Леннарта. Внезапно мы оказались одни во всем мире. И я подумала: «О, если бы ты только знал, как я люблю тебя!»
И Леннарт посмотрел на меня, и совершенно определенно: я, должно быть, пробудила его фантазию гораздо больше, чем предполагала, потому что в глазах его было столько нежности! Мой любимый, быть может, ты все же думаешь, что я – чудо природы? Бедный, сбитый с толку, милый мой человек!
Церковь была пуста, только Ева сидела на скамье и украдкой вытирала глаза кружевным платочком.
– Подумать только, почему женщины всегда плачут на свадьбах?! – ворчливо заметил потом Леннарт.
Ева негодовала.
– Вовсе я не плакала! – фыркнула она. – Я просто сидела и скрежетала зубами от злости, что мне некого любить в нужде и богатстве.
Состарившись, мы с Леннартом когда-нибудь вернемся туда. В маленькую харчевню в прекрасной зеленой долине Шеврез [50]50
Долина именуется по названию города Шеврез на реке Иветт. Это известный национальный парк недалеко от Версаля.
[Закрыть], где был наш свадебный обед. Прелестная долина Шеврез, где луга светятся от ярких маков, а маргаритки и васильки колышутся от вечернего ветра и где в сумерках кукует кукушка. Думаю, что обед в день нашей золотой свадьбы состоится в этой харчевне. Всего три мили от Парижа, но там так по-сельски мирно и идиллически, словно долина Шеврез находится в Аркадии [51]51
Область в центральной части Пелопоннеса (Греция). В античной литературе и пасторалях XVI–XVIII вв. изображалась как райская страна. В переносном значении и зд.: счастливая страна.
[Закрыть]. За защитными стенами зеленый, засаженный деревьями и цветами двор, где несколько горожан с достопочтенным патером в центре весело болтали за кружкой пива, но где мы вообще-то были одни. Да, Ева, разумеется, была с нами. Мы ели цыпленка, таявшего во рту, и запивали его легчайшим из анжуйских вин [52]52
Анжу – историческая провинция Франции в бассейне Луары, известном своим виноделием.
[Закрыть]. Мы ели, пили, мы произносили нежные слова, а белые горлицы, сидевшие в клетке совсем рядом с нами, ласково ворковали друг с другом; розы на столе светились и благоухали, и жить было так хорошо. А когда мы принялись за клубнику, Ева сказала:
– Я хочу, Кати, сказать тебе напутственное слово! Будь весела! Это более необходимо, чем все остальное! Все замужние женщины, которых я знаю, комплексуют, считая себя мученицами. Ты тоже будешь так считать… да, да, не возражай! Но если ты станешь так думать, то думай об этом, запершись в темном шкафу. Думай сколько хочешь, но не показывай этого, когда выйдешь из шкафа. Будь весела – говорю я тебе! Вообще-то можешь вести себя как угодно, да, возможно, тебе не придется колотитьЛеннарта, наверняка не придется!
– Это еще что? – спросила я. – Не колотить его? Пословица гласит: «Жена, что мужа бьет, быстра и проворна и весело живет». А тебе, Леннарт, ведь хочется, чтобы жена твоя была быстра, проворна и весела?
– Да, это, конечно, способствует счастливому супружеству, – сказал Леннарт. – Жена каждый день сидит в шкафу и жалеет себя, а когда к ней снова возвращается хорошее настроение, она вырывается из шкафа и совершает моцион, колотя мужа!
– Да, – произнесла Ева таким тоном, словно думала: «А что в этом плохого?»
– Не болтайте столько чепухи, девочки, – сказал Леннарт. – Пейте вино и смотрите на звезды!
Мы смотрели на звезды и молчали.
Была темная ночь, когда мы наконец вернулись в Париж.
V
Возможно в воспонаниях все, что происходило раньше, как бы покрывается позолотой. Знаю, что отель, в котором мы жили, был маленькой студенческой гостиницей самого низкого разряда. Помню, что в углах там было довольно грязно и что иногда, выходя из комнаты, можно было задохнуться от чада, пробивавшегося из кухни даже к нам. Знаю, что la bonne [53]53
Прислуга, горничная (фр.).
[Закрыть]– веселая, пухленькая Николь – стелила наши кровати лишь по необходимости, слегка пригладив простыни рукой. И что каждая вещь, положенная на комод, оказывалась на маленьком нетронутом островке пыли. Знаю, что вокруг в маленьких кельях студенты орали и фыркали так, что иногда казалось, будто за стеной находится половина Сорбонны.
Но я блаженствовала. Я блаженствовала в нашей неубранной комнате со старыми коричневыми панелями, розовыми обоями и ветхой гипсовой лепкой потолка, которая время от времени осыпалась на пол, когда студенческая жизнь над нами бурлила особенно интенсивно. Я блаженствовала, встречаясь с веселой и довольно вспыльчивой Николь, хотя она и убирала так небрежно!
Да и где ей было успеть вытереть пыль! Ведь ей надо было поболтать с нами, изложив свои взгляды по всем вопросам современности. Мне нравились узкие деревянные винтовые лестницы и гравюры с изображением семи смертных грехов, украшавшие стены.
Мне нравился маленький садик под нашим окном и соловей, который пел каждую ночь, нравились мне и облаченные в черное патеры по другую сторону стены, которые дни напролет бродили по садовым дорожкам; патеры постоянно были заняты благочестивыми беседами или чтением молитвенника. Короче говоря, я блаженствовала!
Не знаю, правда ли, что мадам Кюри жила здесь в молодости, но мне нравилось представлять себе различные сцены из ее жизни. Молодая бедная девушка Мария Склодовская некогда сидела склонившись над книгами именно в нашей комнате, а под ее ногами поскрипывали именно эти ступеньки, когда она спешила выйти на нашу улочку через те же самые ворота, что и мы теперь. Интересно, спали ли в ее время на углу улицы двое бродяг? Теперь они ночуют там каждую ночь, и мне они тоже нравятся. В первый же вечер, когда мы поздно возвращались домой и чуть не наткнулись на них, я была очень взволнована, и мне показалось чрезвычайно неприятным, что люди вынуждены спать на земле. Но вскоре мы поняли, что эти люди хотят так ночевать. Они блаженствовали на своем личном углу улицы точно так же, как мы в нашей жалкой каморке.
Да, думаю, что, когда Мария Склодовская легкими шагами поспешно шла по этой улице, парочка бродяг была на том же месте. Я словно видела, как она, пробегая мимо них, приподнимала свою длинную юбку. Куда она шла? Быть может, на Rue Mouffetard, чтобы купить какую-нибудь еду. Я словно видела, как она открывает свой тощий кошелек и достает оттуда пару франков и покупает себе немного уже готового картофельного пюре, чтобы утолить злейший голод. Она смотрит пред собой глазами, которые ничего не видят из того, что творится на оживленной улице. Предполагаю, она думает, вероятно, о каком-то эксперименте, которым займется, лишь только вернется домой. Я воображаю это так живо, что верю в это сама. И спрашиваю Еву и Леннарта: верят они в эго?
– Точно! – говорит Ева. – И держу пари, Робеспьер тоже жил здесь. Потому что здесь пахнет кровью! – И она повела ноздрями, нюхая воздух.
– Здесь пахнет pommes frites [54]54
Жаренный в кипящем масле картофель (фр.).
[Закрыть], но жаренным в слегка прогорклом растительном масле, – сказал Леннарт.
– Здесь пахнет кровью! – настаивала Ева. – Робеспьер сидел именно в этой грязной комнатке, в которую меня сослали, чтобы ты, Леннарт, жил в роскошном номере для новобрачных вместе с Кати. Повторяю, Робеспьер сидел именно за этим самым столом, который явно стоит здесь со дней революции [55]55
Имеется в виду Великая французская революция.
[Закрыть], и с него с тех самых пор не стирали пыль. Робеспьер сидел здесь такой довольный и думал, кого бы на следующий день послать на гильотину!
Я оживленно продолжила:
– А когда он вспоминал очередное имя, он приходил в восторг и бормотал про себя: «Этохорошо!»
– У вас обеих жуткая фантазия! – сказал Леннарт. – Робеспьер прятался здесь, когда сам опасался угодить в тюрьму. Так мне рассказывали. И вообще это, вероятно, выдумка.
– Тебе вечно надо все испортить! – с досадой сказала Ева. – А нам было так приятно. Но все равно, здесь пахнеткровыо!
– Здесь пахнет pommes frites, – повторил Леннарт. – А как вообще-то насчет Эйфелевой башней?
Ох уж эта Эйфелева башня, она была для нас как бельмо на глазу! Мы вели себя просто предательски по отношению к бедному мсье Эйфелю, так как вообще не желали подниматься на его башню! Но не видели никакой возможности этого избежать.
– Не можемже мы приехать домой и сказать, что не были там, – сказала Ева. – Так вести себя нельзя!
– Вероятно, не стоит вечно плыть по течению, – заявила я. – Тем более когда надо подниматься на высоту триста метров. Я хотела бы быть такой вот особенной туристкой, которая возвращается домой, увидев только то, что не попадается на глаза обычным туристам.
– Да, но должны лее быть границы, – возразила Ева. – Эйфелева башня, Дом инвалидов [56]56
Одно из самых значительных сооружений Парижа (фасад протяженностью 210 м), воздвигнуто на левом берегу Сены по эдикту короля Людовика XIV для ветеранов и инвалидов войн. Постройка была поручена архитектору Либералю Брюану (ок. 1635–1697). Закончена в 1676 г. В центре Собор инвалидов – творение великого французского зодчего Жюля Ардуэна Мансара (1646–1708). Сюда в 1840 г. перенесен прах Наполеона с острова Святой Елены. Сейчас гробница Наполеона – главная достопримечательность Дома инвалидов, где находится и Большой военный музей.
[Закрыть], Лувр [57]57
Первоначально – Королевский дворец. Возведен на месте старого замка в XVI–XIX вв. Архитектор Пьер Леско (1515–1578); скульптор Жан Гужон (ок. 1510–1566). Архитектор Клод Перро (ок. 1613–1688) создал восточный фасад Лувра со знаменитой колоннадой (1667–1673). Музей основан в эпоху Великой французской революции, национализировавшей королевские собрания искусств. В 1970-е гг. каталоги Лувра насчитывали свыше 20 000 номеров.
[Закрыть]– никто не должен пройти мимо.
– Ты все-таки не станешь утверждать, что пойдешь в Лувртолько из чистого чувства долга, – ужаснулся Леннарт, потрясенный до самой глубины своей души любителя искусства.
– Нет, нет, нет, – заверила Ева, успокаивая его, слегка помахивая руками. – Я тоскую по Моне Лизе [58]58
Знаменитый «Портрет Моны Лизы» (так называемая «Джоконда», ок. 1503) написан Леонардо да Вшгчи (1452–1519). Этот портрет – одно из главных живописных сокровищ Лувра, своеобразный символ эпохи Возрождения.
[Закрыть]и Нике Самофракийской [59]59
Мраморная скульптура Ники Самофракийской создана в III–II вв. до н. э., найдена в 1863 г. французскими археологами на острове Самотраки (Самофракия) на севере Эгейского моря.
[Закрыть]так, что у меня болит сердце, но я хочу покончить с ними как молено быстрее, чтобы пойти и купить себе шляпку.
Леннарт покачал головой и промолчал. В конце концов он расхохотался и сказал:
– Да, чем только не интересуются туристы, приезжая в Париж! Мы трое, собственно говоря, на собственном примере можем помочь выявлять туристов различных типов.
– Разве? – спросила я. – Объясни, пожалуйста.
– Ева принадлежит к тем, кому вообще-то следовало жить на правом берегу Сены, – сказал Леннарт, – так как там есть все, что ее интересует. Там дома мод, там большие универмаги и там Rue de Rivoli… [60]60
Улица Риволи (фр.) – одна из самых длинных улиц Парижа на правом берегу Сены, тротуары ее северной части проходят под крытыми аркадами. На этой улице находятся магазины модной одежды, сувениров и т. п.
[Закрыть]
– А что интересного на Rue de Rivoli? – алчно вытаращив глаза, спросила Ева.
– Нет, пусть Леннарт скажет сперва, что за тип я!
– Ты очень милый маленький тип! – сказал Леннарт и поцеловал мне руку. – Однако я еще не закончил с определением типа Евы!
– Нет, послушаем, чем еще я интересуюсь! Так я смогу получить множество ценных советов.
– Ты хочешь гулять по большим элегантным бульварам, сидеть в ресторанах на Champs Elysees и видеть красивых француженок в очаровательных платьях… Да, да, вообще-то, думаю, что я тоже этого хочу, но…
– Ну а что еще я хочу? – спросила Ева, делая вид, словно все сказанное Леннартом было ее заветнейшей мечтой.
– Пожалуй, ты охотно пойдешь в «Лидо» и «Drap d’Or» и в другие дорогие ночные клубы.
– Конечно, но на это у меня нет средств, – печально сказала Ева. – В таком случае мне надо сначала раздобыть какого-нибудь подходящего миллионера… а у меня ведь тут всего десять дней.
– Что касается Кати, она все-таки принадлежит к тому типу, которому следует жить на левом берегу.
– По-твоему, выходит, что престижнее жить на левом берегу? – подозрительно произнесла Ева.
– Престижнее… точно не знаю, – заметил Леннарт. – Кати интересуется красочными одеждами, людьми, старинными улицами и домами, атмосферой Парижа и прочим в этом же роде. Она интересуется книгами. Она наверняка могла бы целый день рыться в лавках букинистов и была бы абсолютно счастлива.
– Отчетливо понимаю, что Кати принадлежит к гораздо более утонченному типу, – сказала Ева. – Кати интересуется книгами и простыми тружениками, меж тем как я слежу за переменами моды на правом берегу и читаю газету «La Vie Parisienne» [61]61
«Парижская жизнь» (фр.).
[Закрыть], не так ли?
– Давай не будем цепляться к словам, – предупредил Еву Леннарт.
– Позволю заметить, я купила книгу внизу, на Quai Malaquais [62]62
Набережная Малаке (фр.) – на левом берегу Сены, против Лувра.
[Закрыть]. А что купил ты? Я купила «Les fleurs du mal» [63]63
«Цветы зла» (фр.) – сборник стихотворений прекрасного французского поэта, предшественника французского символизма Шарля Бодлера (1821–1867).
[Закрыть]небезызвестного господина Бодлера.
– А ты уже что-нибудь прочитала из этого сборника?
У Евы был глубоко оскорбленный вид.
– Думаю, ты спятил! – ответила она. – Когда мне было читать? По-твоему, я должна была ночью бодрствовать и изучать господина Бодлера? Прошу заметить, что ночью я сплю,поэтому у меня такой свежий вид!
Вид у нее в самом деле был очень свежий.
– Послушаем, к какому типу относишься ты, Леннарт? – сказала я, переводя разговор на другую тему.
– Да, именно! – захотела узнать Ева. – Думаю, ты, пожалуй, просидишь в Notre Dame до тех пор, пока не настанет время ехать домой.
Леннарт навернул белокурый локон Евы на свой указательный палец и осторожно подергал.
– Я, должно быть, рассердил тебя, – сказал он. – Но я вовсе не собирался дразниться.
– Я хочу знать, какой тип ты, Леннарт! – воскликнула Ева. – Оставь в покое мои волосы! Скажи точно, чтопривело тебя в Париж?
– Кати, – сказал Леннарт. – В первую очередь я приехал сюда, чтобы жениться на Кати и показать ей город, который люблю. А кроме того… ладно! Никакой я не «тип», но считаю только, что из нас троих я, возможно, единственный, кто на самом деле считает, что ходить по музеям – чудесно. Вернее, по музеям изящных искусств.
– Да, сидишь тут – варвар варваром среди особ со сплошь возвышенной душой, – сказала Ева. – Пожалуй, не стоит напоминать вам, что это я захотела пойти с вами в Jeu de Раите уже в самый первый день?
– Да, пожалуй, я не понял тебя, Evita mia [64]64
Моя Эвита Сит.). Игра слов: «Vita mia» – «жизнь моя», нежное обращение к возлюбленной.
[Закрыть]– признался Леннарт.
– Вообще-то, – заметила я, – замечательно, что мы – все трое – интересуемся разными вещами, а пасемся стадом. Таким образом сможем увидеть разные стороны Парижа!
– Давайте составим список! – закричала Ева, быстро смахнув пыль со стола Робеспьера. – Сначала составим список самого необходимого, что нам надо посмотреть.
Ева составляет списки на все, начиная с «Если я заболею водобоязнью», «Заметки о тех, кто может меня укусить» до «Мужчины в моей жизни». Она вытащила листок почтовой бумаги и уселась к столу.
– Список тех, «кого я завтра пошлю на гильотину», – сказала она, – уверяювас, что Робеспьер сидел здесь и составлял такой список… Сейчас увидим, какие у нас будут рубрики. Когда приезжаешь в Париж впервые, нужен список того, без чего нельзя обойтись. Леннарт, диктуй мне… ты ведь все знаешь!
– Да, я знаю все наизусть. То, что я перечислю, делает каждый приезжающий в Париж, а потом едет домой и бьет себя в грудь со словами «Знаю ли я Париж? Да, думаю, что знаю!»
– А что он делает? – спросила я.
– Поднимается на Эйфелеву башню, – начал перечислять Леннарт. – Посещает гробницу Наполеона в Соборе Дома, инвалидов. Осматривает Лувр – из чувства долга; собор Парижской Богоматери и Sacre Coeur – также из чувства долга. Выпивает аперитив в «Café de la Paix» [65]65
Известное кафе на Монмартре
[Закрыть]– с величайшим восторгом. Бегает по магазинам на Rue de Rivoli – будь то он или она. Забегает в «Галери Лафайет» и в другие магазины. Один вечер просиживает на Place du Tertre [66]66
Площадь на Монмартре, где по вечерам собирались художники и местные жители.
[Закрыть]на вершине Монмартрского холма. Один вечер – в кафе «Dôme» [67]67
Кафе «Дом» (фр.) – одно из знаменитых кафе Монпарнаса.
[Закрыть]на Монпарнасе или, возможно, в кафе «Flore» [68]68
«Флора» (фр.).
[Закрыть]в St. Germain-des-Pres. Затем Булонский лес [69]69
Живописный лесопарк на западной окраине Парижа (900 гектаров), который называют «легкие Парижа». Традиционное место отдыха и прогулок парижан.
[Закрыть]и Люксембургский сад. Букинисты на набережных Сены. Вот и все в общих чертах.
– Думаю, я слышала разговоры о чем-то называемом площадь Pigalle [70]70
Пигаль (фр.) – парижская площадь, пользующаяся дурной славой из-за обилия злачных заведений.
[Закрыть].
Леннарт приподнял брови.
– Неужели? – удивился он. – Такая маленькая невинная девочка, как ты! Но ты права – некоторые туристы никогда не заходят дальше площади Пигаль и увеселительных заведений вокруг нее. И из всего скучного, что можно найти в Париже, это – самое скучное. Это ничуть не более французское занятие, чем мои старые башмаки.
– Но все же можно совершить туда экскурсию в познавательных целях, – стала уговаривать Леннарта Ева. – Исключительно в познавательных.
– А не начать ли нам день с того, чтобы посетить исключительно в познавательных целях Эйфелеву башню, с которой вы так долго приставали ко мне?
