Текст книги "Россия в 1839 году (не вычитано!)"

Автор книги: Астольф де Кюстин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

"Все лето я провел за пополнением четырех толстых томов, посвященных России,– книге, которой я страшусь не из трусости, а из сознания собственной слабости; выходить на бой с колоссом, с которого я намереваюсь сорвать маску, имея так мало боеприпасов, как я, -предприятие слишком дерзкое, особенно если учесть, что я провел в России всего три месяца! Я знаю, что правота на моей стороне, я полагаю также, что разглядел в верном свете хотя бы самое основное, а главное – что я оценил по заслугам плоды восточного деспотизма, подкрепляемого европейской цивилизацией, но я не чувствую в себе довольно сил для того, чтобы изобразить эти очевидные истины публике и вселить мои убеждения в души читателей. Я успокаиваю себя мыслью, что я сделал все, что мог, и что большего с меня спрашивать не приходится". 6 марта 1842 r. Кюстин сообщал Софи Гэ: "Я работаю над моей книгой; это сущая гидра..."; 11 марта 1842 г. подтверждал: "Я по-прежнему работаю, как уже писал вам, и надеюсь выпустить книгу ближайшей осенью". Вчерне рукопись была закончена 6 мая 1842 г.;

полностью – 9 сентября 1842 г.; в начале 1843 г. (не раньше 22 января) был подписан контракт с издателем Амио (см.: Тат. Р. 487–495)...слышанными от поляков. После подавления польского восстания 1830–1831 гг. (см. подробнее примеч. к наст. тому, 0.85) "анекдоты" о России, слышанные от поляков во Франции, главном центре польской эмиграции, могли быть лишь недоброжелательны. О польском семействе Гуровских, связанном с Кюстином особенно тесными узами, см. примеч. к наст. тому, с. 270. Русские власти приписывали большую роль в "распространении клевет и лжей на Россию" польским выходцам: "они участвуют и в составлении французских пасквилей: это обнаруживается, между прочим, из того, что в статьях и книжках с клеветами на Россию все иноязычные собственные имена искажены и только польские написаны правильно: (Отчет III Отделения за 1845 год– ГАРФ. Ф. 109. On. 223. No ю. Л. 91 об.– 92).

403

Комментарии

...переменило обращение с иностранцами... не по отношению к нашему автору. -Вероятно, намек на холодный прием, оказанный в Петербурге Бальзаку – писателю, пользовавшемуся не только на родине, но и в России гораздо большей славой, чем Кюстин. Бальзак побывал в Петербурге в августе 1843 г– и, хотя в русских дипломатических кругах от него ожидали опровержения "России в 1839 году" (ср. отражение этих слухов в письме Кюстина к Варнгагену от 7 августа 1843 г.: "Вот уже и Бальзака призвали опровергать меня".– Lettres a Vamhagen. P. 469)" прямых предложений ему не сделали и Николаю I он представлен не был (см.: Гроссман Л. П. Бальзак в России //ЛН. М., IQ37– Т. у132– С. 205–аоб; см. также в статье, наст.

том, с. 392–393)С. 9– Эпиграф– предшествует книге, начиная со второго издания. В первом издании эпиграфом служила цитата из поучения Владимира Мономаха, почерпнутая Кюстином из "Истории государства Российского" (т. II, гл. VII; о французском издании Карамзина, которое читал Кюстин, см. примеч. к наст. тому, с. 126): "Всего же более чтите гостя, и знаменитого, и простого, и купца, и посла; если же не можете одарить его, то хотя брашном и питием удовольствуйте: ибо гости распускают в чужих землях и добрую, и худую об нас славу". Московский почтмейстер А. Я. Булгаков (1781–1863), которому "случалось два раза обедать" с Кюстином в Москве (см.: НЛО. С. и7)> занося в свой дневник "Современные происшествия и воспоминания мои" впечатления от знакомства с первым изданием книги Кюстина, заметил: "Он как будто нарочно из бесстыдства или для собственного своего обвинения вставил в книге своей следующий эпиграф, заимствованный из Российской истории Карамзина... ( далее приводятся слова Поучения). Кюстин поступил совершенно вопреки советов великого князя, хотя был принят царскою фамилией) с особенною ласкою и всеми русскими со свойственным им радушием" (НЛО. С. 122). Во втором и последующих изданиях цитата из Мономаха сохранилась в "Кратком отчете о путешествии", входящем в письмо з6-е (см. Т. а, с. 338)Предисловие

С. ю. ...путешествовать... неисчерпаемый запас...– Это ощущение сформировалось у Кюстина еще в юности; ср. его признания в письмах: "Мне необходимо покидать самого себя; иной раз я ощущаю такую потребность скитаться по свету, словно, изменив место пребывания, смогу изменить свое существо" (маркизу де Лагранжу, 14 августа i8i8r.) или: "Я по-настоя^ щему становлюсь самим собой, лишь обретя независимость путешественника" (ему же, май 1822 г.; цит. по: Espagne. P. VI). С. и. Я хранил в своем сердце религиозные идеи... – Недоброжелатели склонны были воспринимать предисловие к "России в 1839 году" как плод кюстиновского лицемерия, как попытку "растопить лед и снискать расположение Сен-Жерменского предместья" (рецензия из английского журнала "Quarterly Review", переведенная в изд.: Bibliotheque universelle de 404

Комментарии Geneve. 1844. Т. 52. P. 105). Сходным образом секретарь русской миссии в Париже Виктор Балабин в дневнике охарактеризовал это предисловие как "смутное, сомнительное, где он ^Кюстин) толкует о своей религии, которую, по всей вероятности, знает очень неглубоко, и о нашей, которую не знает вовсе", как "уступку нынешнему направлению ^...) пылкой религиозности, царящей ныне во французском обществе", где "нет туриста, нет путешественника, который не считал бы себя обязанным глубоко исследовать религиозный вопрос– и один Бог знает, как они его исследуют" (Balabine. P. 125; запись от 19 мая 1843 г.). В самом деле, сочувственное внимание к судьбам польских католиков, подвергавшихся гонениям в Российской империи, отличало определенную часть французских легитимистов и омрачало их видение России, вообще весьма восторженное (отсюда – обилие материалов о преследованиях католиков в Российской империи). В рассуждениях Кюстина на религиозные темы не следует, однако, видеть простую уступку политической конъюнктуре. Кюстин напряженно размышлял о религии с юности. "Я ощущаю самую живую, самую настоятельную потребность сделаться учеником! и до тех пор, пока я не отыщу своего Мессию, мне не узнать покоя! Все мое несчастье, возможно, происходит оттого, что я ищу наставника на земле; мне следовало родиться восемнадцатью столетиями раньше, чтобы стать счастливым вполне... вера способна заменить счастье!",– писал он матери 31 мая 1815 г., а она, в свою очередь, сообщала в ту же пору своей матери, что Астольф всерьез собирается удалиться в монастырь (Maugras. P. 492)– Рахили Варнгаген, которой он поверял самые сокровенные свои помыслы, Кюстин писал б января 1817 г.:

"Наши побуждения не зависят от нас, но мы вправе выбирать между побуждениями противоположными, главный же источник нашего могущества ^...) – умение понять, какое из этих побуждений более согласно с видами Господа. Следственно, единственное наше прибежище – молитва; в ней обретаем мы тягу к тому утраченному наследству, какое нам столь напыщенно расписывают под именем свободы. Истинная наша свобода – в сознании нашего рабства..." {Lettres a Varnhagen. P. 117)– Показательно, что заглавные герои первого и последнего романов Кюстина, Алоис и Рому-альд, наделенные некоторыми автобиографическими чертами, избирают религиозное поприще. Судьбой католической церкви в царской империи писатель продолжал интересоваться и после выхода "России в 1839 году";

в 3-е издание он включил обширные отрывки из книги немецкого богослова А. Тейнера "Злоключения католической церкви обоих обрядов в Польше и в России" (1841; фр. пер. 1843; см. во втором томе Дополнение 2).

Иные утверждают, что цель зта... будет достигнута и без помощи нашей религии...– В начале i84o-x г. во Франции в очередной раз обострились споры о месте католической религии в современном обществе; весной 1843 г. профессора Коллеж де Франс Э. Кине и Ж. Мишле начали читать курсы лекций, в которых утверждали естественное происхождение всех религий и выступали против иезуитов, за полную секуляризацию народного образования. Эти взгляды продолжали давнюю французскую традицию восприятия католической церкви и ее самого могущественного "отряда" 405

Комментарии иезуитов – как источника всех общественных зол (о сугубо мифологическом характере этих представлений см.: Leroy M. Le mythe jesuite. DC Beranger a Michelet. P., 1992.). С другой стороны, чем сильнее становились в обществе социалистические тенденции, тем активнее начинали некоторые мыслители искать спасения от разрушительного социализма в религии: "...еще вчера иезуитов гнали и отлучали от народного образования, и вдруг все изменилось; пугало, каким еще недавно были иезуиты, ультрамонтанское духовенство, католическая нетерпимость (согласно выражениям тех лет), пало перед лицом опасности более очевидной. Социализм, отвратительный социализм стоял у наших дверей! Содрогаясь от страха, французское общество призвало себе на помощь в борьбе с этим ужасным врагом всех, кого только можно:

епископов, кюре, монахов, даже иезуитов. Ложные страхи, химерические опасения, тактические сомнения все исчезло в виду настоящей угрозы..." (Nettement A. Souvenirs de la Restauration. P., 1858. P. 253; ср. сходную постановку вопроса: католичество или социализм:" применительно к русскому обществу в брошюре русского иезуита И. С. Гагарина "Католические тенденции в русском обществе", i86o). Добавим, что скептицизм Кюстина относительно "католической угрозы" разделяли и его русские оппоненты; так, не принявший его книгу П. А. Вяземский вскоре после ее появления в свет (30 октября 1843 r-) высказал в часгном письме схожие взгляды: "Ну, можно ли в наше время бояться иезуитов и духовного деспотизма? Между тем страшно видеть, как устроены наши так называемые христианские общества. Религия должна бы быть в них основанием и краеугольным камнем, а вместо того она везде камень преткновения. Везде опасаются ее и стараются устранить от общей народной жизни. Ее точно будто терпят как необходимое, но пагубное зло, от которого нельзя достаточно оконопатить, застраховать, оградить общество так, чтобы и оно до нее не касалось и не было подвержено влиянию ее. (...) Духовная власть– – люди, конечно, следовательно, грешны и слабы и падки на злоупотребления: исправьте их, но не трогайте духовной власти и не унижайте ее вашими подозрениями и опасениями. Кому же образовать христиан, как не духовным пастырям, а между тем только того и боятся, чтоб духовенство как-нибудь не вмешалось в воспитание юношества. Что за путаница, что за превратность в понятиях! Воля ваша, все это нелепо" (РО ИРЛИ. Ф. 309– No 47'5– ^– '^2 163; письмо к А. И. Тургеневу). С. i2–13– ...даровать покой одной-единственной душе... из двух авторитетов... одобрение восемнадцати столетий. – Наиболее подробная апология принципа авторитета и традиции, противопоставленного "тупому упрямству или безрассудной гордыне" одиночек, была дана в нашумевшей книге Ф.-Р. де Ламенне (1782–1854) "Опыт о равнодушии в области религии" (1817-1823): "Разве разумнее и надежнее говорить: "Я верю в себя", нежели: "Я верю в род человеческий"? Кому из этих двух авторитетов отдать предпочтение: вашему разуму или разуму человечества?" (Lamennais F.-R. de. Oeuvres completes. P., 1844– Т. 1. Р. б–д)– Именно к подобным "традици-оналистским" представлениям восходит комментируемый пассаж Кюстина.

С. 13. Стань все церкви мира национальными, иначе говоря, протестантскими или православными... – Идеи, восходящие к книге Жозефа де Местра (i753 406

Комментарии

1821) "О папе" (1819, ч. IV, гл. б): "Отделившиеся церкви ясно ощущают, что им недостает единства, что над ними нет власти, что у них нет места, где они могли бы собраться и держать совет. Одно соображение первым приходит на ум и поражает его: "Столкнись такая церковь с некими трудностями, подвергнись одна из се догм нападкам, какой суд разрешит этот вопрос, если над церквями нет ни человека, их возглавляющего, ни Вселенского собора?"" На связь комментируемых рассуждений Кюстина с идеями де Местра, "которые, даже будучи неправильными, всегда новы и пикантны", указал К. Лабенский (Labinski. P. 49 5н)' упрекнувший Кюстина в том, что, проповедуя терпимость, он не выказывает таковой в разговоре о некатолических религиях. Мысль о том, что национальная церковь – не более, чем государственное учреждение, подчиненное главе государства, Кюстин мог почерпнуть и у последователя де Местра графа д'0ррера, автора книги "Преследования и муки католической церкви в России" (см.: Persecutions et souffrances de 1'Eglise catholique en Russie. P., 1842. P. i6–i7), которую читал в конце работы над "Россией в 1839 году" и на которую ссылается ниже (см. наст. том, с. 282; т. 2, с. 314)– О национальных церквях см. также т. 2, с. 95 9^

...протестантизм, чья сущность отрицание... Вслед за Ж. де Местром, писавшим в книге "О папе" (ч. IV, гл. i), что "всякая церковь, не являющаяся католической, есть церковь протестантская (...) ибо что такое протестант? Это человек, который протестует, а уж против какой именно догмы он протестует,

– неважно", Кюстин неизменно подчеркивал "относительный" характер протестантизма, лишенного, по его убеждению, абсолютных ценностей: "Эта религия сохраняет силу лишь в эпохи просвещенные; против варварства она бессильна. (...) Мощь протестантизма мощь отклика; религия эта до самого конца будет нести на себе отпечаток своего происхождения и падет сама собою в тот момент, когда в мире не останется вещей, нуждающихся в реформировании, и от церкви потребуется способность к созиданию" (Memoires et voyages. Р. 342)

С. 14– -более или менее утонченное язычество, имеющее храмом природу... –Намек на пантеистические тенденции, опасность которых адепты традиционного католицизма постоянно подчеркивали в 1830-0 гг. (так, в пантеизме обвиняли Ламартина за выпущенную в 1836 г. и вскоре запрещенную церковью поэму "Жослен", а в 1839 г. аббат Маре выпустил целую книгу разоблачительного характера под названием "Опыты о пантеизме в современном обществе").

С. 15. ...король, известный своей терпимостью, и министрпротестант... -Имеется в виду Луи-Филипп (l773-I850, король французов в 1830 1848 гг.), который уважал веру большинства своих подданных, но, в отличие от своего предшественника Карла X, отнюдь не был ревностным католиком, и Франсуа Гизо (1787 1874)" c 1840 г. министр иностранных дел и фактический глава правительства, родившийся в протестантской семье и исповедовавший веру отцов, но чуждый фанатизма; в бытность свою министром народного образования (1832–1837) он даже желал восстановить в Сорбонне "богословский факультет, выписав сюда многих, уехавших 407

Комментарии профессорствовать из Франции в Бельгию: но министру-протестанту не удалось оказать этой услуги галликанской церкви – и четыре профессора богословия так же мало исполняют свои обязанности, как и другие профес-соры неточных наук" (Тургенев А. И. Хроника русского. М.; Л., 1964-С. 144).

С. i6. Неокатолииизм– одна из ветвей христианского социализма, основателем которой был Филипп Жозеф Бенжамен Бюшс (1796–1865), проповедовавший это учение на страницах своего журнала "Европеец" (1831–1832; 1835–1838) и в книге "Опыт полного изложения философии с точки зрения католицизма и прогресса" (1838–1840, т. i–3)Неокатолики пытались примирить католицизм с революцией, идею божественного откровения с идеей общественного прогресса, в котором видели реализацию небесного предопределения. Кюстин резко полемизировал с "неохристианством", или неокатолицизмом, еще в книге "Испания при Фердинанде VII" (письмо 44"e)> ГДe назвал эти теории "республиканской мифологией", "выдумками, сочиненными на потребу демагогам всех стран", попыткой обновить с помощью веры "политические доктрины XVIII века", приведшие Францию к революции (Espagne. Р. 443–445)Впрочем, католическая Церковь способна меняться...– В 1820–1830-0 годы вопрос о способности католической церкви к изменению и о допустимых границах церковных реформ волновал многих мыслителей. Наиболее трезвые умы из числа сторонников церкви сознавали, что "всякий, кто ныне вознамерится отстаивать католическую религию в ее прежних формах, отрывая ее от изменившегося общества, ввергнет народы во власть протестантизма" (Chateaubriand F.-R. de. Oeuvres completes. P., 1827. Т. 27. P. 249). С другой стороны, попытки обновления ортодоксального католицизма по большей части приводили к созданию сект, основатели которых были движимы прежде всего непомерным честолюбием и уходили от христианства очень далеко.

С. i8. ...прежде страх или корысть внушали путешественникам лишь преувеличенные похвалы; ненависть вдохновляла на клевету...– Преувеличенные похвалы русское правительство слышало в основном из уст литераторов, чьи услуги оно в той или иной форме (щедрым приемом в России или дорогими подарками по написании книги) оплачивало; "клевета" звучала из уст людей, которые посещали Россию независимо от правительства или были им обижены; Кюстин, однако, сломал эту традицию: будучи принят и обласкан при дворе, ответил "наветами". Имена предшественников Кюстина, у которых он сознательно заимствовал факты и наблюдения или с которыми сближался в описаниях и выводах невольно, будут названы ниже в соответствующих примечаниях. ...немалая награда за немалые неудобства.– Примечание Кюстина к пятому изданию 1854 г.: "В ту пору автор был склонен примириться с формой правления, какую избрала для себя Франция; но сердце его никогда не было к ней привязано". Не осмеливаясь отправлять письма по почте...– Признание это неоднократно вызывало язвительные возражения; ср., например, у П. А. Вяземско408

Комментарии го: "Автор хочет уверить нас, будто сочинял в России письма двух родов: первые, хвалебные, предназначенные для отправления по почте, и вторые, правдивые и разоблачительные, предназначенные для хранения в портфеле автора, боящегося полиции. Странный способ беречься от полицейских соглядатаев – хранить компрометирующие бумаги при себе, особенно если останавливаешься на постоялом дворе и постоянно замечаешь подле себя шпионов (...) Не проще ли было бы в этом случае снести письма во французское посольство, откуда они отправились бы во Францию с курьером? каким бы варварским, инквизиторским и деспотическим ни было наше правительство (на взгляд г-на де Кюстина), я до сих пор не слыхал, чтобы посланники чужих держав жаловались на раскрытие их дипломатических секретов" (Cadot. P. 269; подл. по-фр.). Меж тем опасения Кюстина были отнюдь не беспочвенны: известно, что распечатыванию и прочтению подвергалась в России даже переписка французского посла Баранта с женой (см.: Герштейн Э. Г. Судьба Лермонтова. М., 1986. С. 34)! Анекдоты "об обыкновении здешнего почтамта вскрывать корреспонденцию" были распространены в дипломатической среде; ср., например, дневниковую запись от 4 апреля 1839 г., принадлежащую американскому посланнику в Петербурге Далласу: "Не так давно один из иностранных министров (т. е. посланников) жаловался самому графу N. (почт-директору), что получил с почты пачку денег перемятыми, испачканными и явно распечатанными.– "Это, надо полагать, вышло по недосмотру, -равнодушно отвечал граф. -Хорошо, я распоряжусь, чтобы впредь были аккуратнее". В другой раз шведский посол, встретившись с директором почт, посоветовал ему, чтобы его подчиненные поосторожнее читали корреспонденцию из Швеции. Директор горячо утверждал, что ничего подобного не могло случиться.– "Я и сам не считал это возможным,

– отвечал швед, – но они по рассеянности посылают мне стокгольмские депеши за печатью голландского министра иностранных дел"" (Вестник иностр. лит. 1896. No 7– С. 13). Рассуждения Кюстина о ненадежности российской почты врезались в память первых читателей; характерен контекст, в котором упоминает Кюстина В. А. Жуковский (в письме к А. Я. Булгакову от ю/22 октября 1843 г. из Дюссельдорфа): "Вот уже Бог знает сколько времени, как я не получаю писем ни от кого из своих. Я знаю, что ко мне должны быть письма, а писем нет. Это проказа почты. Жалуюсь тебе, как почт-директору. У нас, это известно, письма распечатываются и много незваных читателей заглядывает в страницы, писанные не для них, отчего, конечно, великой пользы нет никому – но пусть читают, да вот что худо, прочитанные письма бросаются и не доходят к тем, кому они адресованы, а часто бывает в них большая нужда. A propos (кстати. –фр), читал ли ты собаку-Кюстина?" (Жуковский В. А. Сочинения. Изд. 7-е. СПб., 1879. Т. 6. С. 556)...иелых три года я не отваживался обнародовать ее...– Причина заключалась не только в опасениях и сомнениях нравственного порядка, но и в манере Кюстина работать над текстом, которую сам он в письме к Варнгагену от 7 августа 1843 г. охарактеризовал следующим образом: "...я записываю живо, страстно, безоглядно свои первые впечатления и почитаю свой труд

409

Комментарии

законченным. После я возвращаюсь к нему, убеждаюсь, что передо мною – лишь слабый набросок, что мысли мои внятны лишь мне одному, что надобно разъяснить их читателям, расположить их в определенном порядке, а главное – добиться чистоты формы и правильности рисунка..." (Lettres it Vamhagen. P. 466). Письмо первое

С. 21. Эмс, 5 июня, i8y) года. – По старому стилю – 24 мая. Кюстин, естественно, выставляет все даты по новому стилю; в наших комментариях, там, где речь идет о событиях, происходящих в России, указаны две даты:

по старому и новому стилю. Наследник российского престола– Александр Николаевич (1818–1881, с 1855 г. император Александр II. С 25 мая 1838 г. он путешествовал по Европе и, возвращаясь из Англии, 23 мая / 4 июня 1839 г. приехал на немецкий курорт Эмс, где провел два дня. В свите наследника, помимо воспитателя В. А. Жуковского, находились попечитель наследника, член Государственного совета, доверенное лицо Николая I и будущий (с 1844 г.) шеф жандармов граф Алексей Федорович Орлов (1786– 1861); начальник двора цесаревича Александр Александрович Кавелин (i793–1850); "для переписки с различными посольствами и вообще для переписки (...) Иван Матвеевич Толстой; для осмотра всего относящегося к военной части

– флигель-адъютант (...) барон Вильгельм Карлович Ливен, для наблюдения за нравственностью молодых адъютантов цесаревича – Владимир Иванович Назимов", а в качестве бухгалтера – Василий Андреевич Долгоруков (Долгоруков П. В. Петербургские очерки. М., 1992. С. 175)– Кроме них, в свиту входили адъютант, а впоследствии "самый могущественный из временщиков" граф Александр Владимирович Адлерберг (1818– 1888)

– "человек ума весьма недалекого, но чрезвычайно сметливый, хитрый и ловкий (...) страстный картежник, неисправимый мот, беспрестанно нуждающийся в деньгах" (Там же. С. 148), и лейб-медик цесаревича Иван Васильевич Енохин (1791–1863), который, если верить слухам, сообщаемым П. В. Долгоруковым, и убедил императора, что его сыну для здоровья необходимо провести зиму за границей.

С. 22. ...не похож на калмыка. – Убежденность, что русский непременно должен походить на калмыка (или казака), была свойственна не одному Кюстину; задолго до появления его книги и даже до его приезда в Россию "Северная пчела" в очерке В. В. В. (В. М. Строева) "Как в Париже знают Россию" (i8 мая 1839) высмеивала французские стереотипы мышления;

"Француз думает, что мы все – казаки. Русский и казак – в Париже совершенно одно и то же. Парижанин думает, что статский казак назывался русским, а военный русский – казаком; впрочем, в существе (аи Гопа)это совершенно то же самое. Вследствие такого общепринятого мнения парижанин удивляется, не находя в русском калмыкской физиономии, то есть сплюснутого носа, выдавшихся скул, и говорит: "Monsieur n'a pas 1'air russe, du tout, du tout" (У вас, сударь, вид совсем, совсем не русский. – д5/>.) . 4Ю

Комментарии ...контраст между смеющимися молодыми глазами и постоянно поджатыми губами выдает недостаток искренности...– Двойственность эта была заметна не всем сторонним наблюдателям; например, Стендаль в письме к Р. Коломбу от 4 января 1840 г. из Рима аттестовал цесаревича как существо "непосредственное, любезное и живое в обращении": "Русский великий князь -настоящий военный, безыскусственный, веселый и добрый. Он ничем не напоминает варвара, но не может усидеть на месте и, по-видимому, очень дружен с сопровождающими его офицерами" (Стендаль. Собр. соч.: В i5 т. М., 1959– Т. 15– С. З'о). С другой стороны, в портрете наследника, нарисованном несколько позже хорошо знавшей его фрейлиной А. Ф. Тютчевой, подчеркнуто то же "двоякое выражение лица", отражающее "до известной степени двойственность его натуры и судьбы", которое уловил Кюстин: "Он был красивый мужчина, но страдал некоторой полнотой, которую впоследствии потерял. Черты лица его были правильны, но вялы и недостаточно четки; глаза большие, голубые, но взгляд мало одухотворенный – словом, лицо было мало выразительно и в нем было даже что-то неприятное в тех случаях, когда он при публике считал себя обязанным принимать торжественный и величественный вид. Это выражение он перенял от отца, у которого оно было природное, но на его лице оно производило впечатление неудачной маски" (Тютчева. С. 23). ...цесаревич больше чем наполовину немей...– Мать наследника, Александра Федоровна, была до замужества прусской принцессой, а его бабушка, Мария Федоровна,– принцессой вюртембергской.

...перенес тяжкую болезнь.– Цесаревич простудился летом 1838 г. в Дании при осмотре портовых сооружений и лечился от последствий этой простуды в том же Эмсе в июле – августе 1838 г.

С. 23. ...потрясли Париж в i8i^ году отец цесаревича и его дядя, великий князь Михаил...– В начале 1814 г. Александр I разрешил своим младшим братьям, великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам, принять участие в боевых действиях против наполеоновской армии на территории Франции, и 5 / 17 февраля они выехали из Петербурга, но опоздали к решающему моменту кампании и до покорения французской столицы оставались в Базеле, а затем, в апреле 1814 г., присоединились к Александру в Париже. С. 24. Через два дня я уезжаю в Берлин... На самом деле Кюстин пробыл в Эмсе дольше, по крайней мере до i / 13, а возможно, и до 6 / 18 июня 1843 г. (см.: Tarn. P. 772, note 104).

Письмо второе

С. 25. Берлин, 2j июня...– По старому стилю 11 июня. С. 26. Прошло три года, и с переменой монарха...– В 1840 г. скончался прусский король Фридрих Вильгельм III (17 7н–1840), правивший страной с 1797 !' > и на престол вступил его сын Фридрих Вильгельм IV (i795 1861), при дворе которого возобладали набожность и пиетизм.

Хорон Александр Этьенн (1772–1834) – французский теоретик музы4И

Комментарии ки, создатель нового (симультанного) метода всеобщего обучения хоровому пению, основавший в начале эпохи Реставрации Королевскую школу пения и декламации; Вияьхем (наст. имя и фам. Гийом Луи Бокийон; 1781– 1842) – французский композитор, основатель народных певческих школ, убежденный сторонник введения в начальных школах уроков пения.

...город Берлин подчиняется наименее философической из стран, России...-Политический союз России и Пруссии подкреплялся родственной связью династий: российская императрица Александра Федоровна была дочерью прусского короля Фридриха Вильгельма III (см. выше примеч. к этой странице). С. 27. ...Пруссия – древняя колыбель той непоследовательной философии, которую здесь из вежливости именуют религией. – Примечание Кюстина к изданию 1854 г.: "Невозможно не заметить, что нынешние события полностью подтверждают эти выводы" (по-видимому, раздражение Кюстина объясняется той позицией, которую занимала Пруссия накануне Крымской войны, т. е. ее нежеланием принять сторону Франции, Англии и Австрии против России).

Сегодня Францию представляет в Пруссии посол...– i июля 1839 г. Кюстин писал из Берлина своей приятельнице г-же де Курбон: "Я познакомился с человеком, которого нахожу очаровательным: это наш посланник г-н де Брессон; он любезен донельзя..." (Revue de France. 1934– Aout. P. 734). Граф Шарль де Брессон (1788–1847) был французским послом в Берлине с 1836 г., в 1841 г. получил назначение в Мадрид, в 1847 г.– в Неаполь. Заинтересованные наблюдатели оценивали роль и самоощущение Брессона в Берлине не совсем так, как Кюстин;

П. К. Мейендорф, русский посол в Пруссии, в своих донесениях от 7/19 сентября и з / '5 октября 1839 г. писал: "Влияние, каким Брессон якобы пользуется в Берлине, сильно преувеличивают (...) оно основывается исключительно на любви короля к миру и его восхищении политическим гением Луи-Филиппа; впрочем, французская партия весьма слаба. (...) Брессону здесь не по душе, и он этого не скрывает; он вот-вот отправится в отпуск в Париж" (MeyendorffP. von. Politischer und privater Briefweschel. Berlin und Leipzig, 1923. Bd. i. S. 76, 79).

Я опишу вам без утайки все чувства...– "Вы", к которому обращается Кюстин, это в первую очередь реальный спутник его жизни – англичанин Эдвард Сен-Барб, или, как его стали называть во Франции, Эдуард де Сент-Барб (1786–1858). Познакомившись с будущим писателем летом i822 г. в Англии, он приехал с ним во Францию и оставался рядом с ним в течение трех десятков лет, до самой смерти Кюстина, которого пережил только на год. Это обращение к Сент-Барбу, в начале книги носящее условно-литературный характер, обретает глубоко личные черты в письме четвертом (см. наст. изд., с. 63–64). ...позвольте познакомить вас с некоторыми сведениями...– Второе и третье письмо, посвященные детству Кюстина и истории его семьи, казались многим критикам Кюстина лишними; например, публицист Ж. Шод-Эг утверждал: "Чтобы как следует уловить мысль, высказанную маркизом де

412

Комментарии Кюстином в его книге о России, необходимо, на наш взгляд, выбросить из этой книги по меньшей мере треть составляющих ее писем, ибо именно столько страниц посвящает автор рассказу о своей семье, о своих общественных связях, мыслях и пристрастиях. (...) Исповедальная литература, без сомнения, имеет свою прелесть, но лишь в том случае, когда она приобщает нас к жизни человека великого. А можно ли назвать великим автора романов "Алоис", "Свет как он есть" и "Этель"? Пожалуй, нет. (...) Право, чувствуешь себя обманутым, когда, открыв книгу под названием "Россия в 1839 году", обнаруживаешь себя, совершенно того не желая, в обществе предков автора" [Chaudes-Aigues. P. 328-329)– Справедливее представляется мнение современного исследователя: присутствие этих двух писем в книге о России оправдано, ибо они, во-первых, показывают резко отрицательное отношение Кюстина к революции и тем самым сообщают больший вес его признанию касательно симпатии к представительному правлению, проснувшейся в его душе по возвращении из России, а во-вторых, оттеняют страшными картинами якобинского деспотизма еще более страшные картины деспотизма царского, российского (Тат. Р. 518–519) ...принадлежат перу моего отца.– См. в цитированном выше письме Кюстина к г-же де Курбон от ч июля 1839 Г-'– "он (Брессон) сообщил мне любопытнейшие и интереснейшие сведения о моей семье и дал мне прочесть с начала до конца всю дипломатическую переписку моего отца. (...) Депеши эти -шедевр и истинное чудо, если вспомнить, что писаны они двадцатидвухлетним юношей. Друзья его, все вплоть до Калкреута, племянника Фридрихова товарища по оружию, умоляли его остаться в Берлине, вместо того чтобы бросаться в бездну: он отвечал на все уговоры, что долг призывает его вернуться на родину, и уехал, чтобы попасть... вы знаете, куда" (Revue de France. 1934– Aout. P. 735). Отец писателя, Арман Луи Филипп Франсуа де Кюстин (1768-1794) 3' июля 1787 г. обвенчался с Дельфиной де Сабран (177н–1826), которая i8 марта 1790 г. родила сына Астольфа, окрещенного так в честь героя поэмы Л. Ариосто "Неистовый Роланд", дабы он, по словам его бабушки г-жи де Сабран, "в один прекрасный день, по примеру своего патрона, отправился на Луну за толикой здравого смысла" (Afaugras. P. 65).