Текст книги "Россия в 1839 году (не вычитано!)"

Автор книги: Астольф де Кюстин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

Цит. по: Maugras. P. 47н (письмо к матери 12 апреля 1814 г.). *** Lettres d Vamhagm. P. 360–361 Те же мысли Кюстина высказывает и в "России в 1839 году" (см. наст. том, с. ai а). ** Espagne. P. 318.

388

О маркизе де Кюстине и его книге

неотвратимость этого движения, неизбежность прощания человечества с абсолютизмом-режимом, в котором ему хотелось видеть залог порядка и спокойствия.

Примерно той же точки зрения придерживались французские легитимисты (сторонники свергнутой в июле 1830 г. старшей ветви Бурбонов). В споре с республиканцами и доктринерами (представителями правящей партии) они охотно ссылались на Россию. Ее пример, писали легитимистские публицисты, доказывает, как благодетельно влияет на жизнь и нравы страны абсолютная монархия. Начиная с XVIII века во французском сознании боролись два взгляда на Россию: одни мыслители смотрели на нее как на молодую динамичную нацию с просвещенным монархом (монархиней) на троне (французский исследователь А. Лортолари назвал это обольстительное действие екатерининской России на французских просветителей "русским миражом"), другие видели в ней средоточие разрушительного деспотизма, представляющего опасность для соседей, и страшились "крестового похода" против европейской цивилизации, который она вот-вот может предпринять *. "Царство порядка" или "империя кнута", идеал или кошмар – такой изображали Россию участники политических дискуссий 18зо-х годов, печатавшиеся в тех газетах, из которых Кюстин, пусть даже не всегда осознанно, черпал свои представления. Его путешествие в Россию было задумано не только и не столько как поездка в экзотическую страну за острыми ощущениями. Это был своего рода идеологический эксперимент: Кюстин захотел убедиться своими глазами, способна ли русская абсолютная монархия оправдать надежды, которые возлагают на нее французские легитимисты. Кюстин очень надеялся, что Россия эти надежды оправдает, но изначальный скептицизм и нежелание обманываться мнимостями, декорациями взяли свое. Эксперимент окончился тем, что монархист вернулся из России противником абсолютной монархии и сторонником представительного правления как наименьшего из зол. Книга Кюстина – своего рода отчет об экзамене на соответствие легитимистскому идеалу, который маркиз устраивает России. Те внешние черты российской действительности, которые Кюстин увидел и описал, запечатлены в книгах и статьях едва ли не всех его предшественников и современников, также побывавших в России ("параллельные" эти места мы по мере возможности отмечаем в комментариях). Не случайно нидерландский полковник Гагерн, посетивший Россию тем же летом 1839 г., писал отцу по прочтении книги Кюстина: "Я не нашел в нем ^Кюстине^ ничего нового, но встретил подтверждение моих собственных взглядов" **. Однако ни один из предшественников Кюстина, авторов книг о России: ни аббат Шапп д'0трош, ни водевилист Ансело, ни только что упомянутый полковник Гагерн, не говоря уже о дипломате Фабере или статистике

* См.: Liechtenhan F.-D. La progression de 1'interdit: les recits de voyage en Russie et leur critique a 1'epoque des tsars // Revue suisse d'histoire. 1993. Vol. 43. P. 15–4i.

** PC. 1886, No 7. С. 24. 389

В. Мильчина Шницлере,– не снискали той шумной известности, какую завоевала"Рос-сия в 1839 году", хотя у их сочинений есть немало достоинств.

Дело в том, что у Кюстина были свои представления о том, каковы должны быть идеальные путевые заметки. Долг всякого путешественника, пишет он в посвящении мисс Боулс, открывающем книгу "Испания при Фердинанде VII", – описывать увиденное как можно более ярко и непосредственно, но этого мало; "недостаточно рассказывать о том, что есть, нужно уметь видеть вещи с интересной стороны ^...) Как же избежать беспорядка; как, то и дело удивляя читателя новыми картинами, не утомить его постоянной сменой точек зрения и не смутить его вашими собственными сомнениями? С помощью главной мысли, идеи, которую вы невольно, безотчетно будете применять ко всему! Идея эта станет нитью, которая свяжет меж собою все остальные мысли и проведет вас самого сквозь хаос самых противоречивых ваших впечатлений. Благодаря ей переживания и раздумья окажутся тесно сплетены с описаниями и предстанут их естест– ', венным следствием. ^...) Путешественникписатель должен, на мой взгляд, ' пройти между двух рифов: с одной стороны ему грозит опасность утонуть ! в общих словах, которые все обесцвечивают, с другой – погибнуть от лжи,' которая все убивает: без правды нет увлекательности, но без порядка нет ! стиля, следственно, нет жизни" *.

Итак, один из источников долголетия книги Кюстина – в том, что она ! не только описывает поездку по реальной России реального маркиза* ' писателя, но осуществляет своеобразный суд над идеей, над мифом о России, якобы призванной спасти старую Европу от демократической револю* ции. Но в неменьшей степени успеху книги способствовала такая чисто, стилистическая особенность Кюстина-писателя, как его пристрастие к моралистическим афоризмам, к фразам-сентенциям. В этом отношении он был ! безусловным наследником французской традиции XVII XVIII вв., и Ба– | льзак имел все основания назвать его продолжателем Шамфора в том, чт0! касается наблюдательности, и Ривароля в том, что касается острого ума, и, ' таким образом, уподобить его двум самым блистательным мастерам афоризма, каких знал французский XVIII век. Выразительный пример кюстинов– 1 ского описательного стиля – афористического и подчиняющего разные | образы одной главенствующей идее – отрывок из романа "Этель": "У| каждого города на земном шаре есть свой главный звук; в Лондоне эт6| скрип машин и свист пара, вырывающегося из-под клапана; в Петербург ге – барабанный бой; в Риме – могильный звон колоколов; в Неаполе –*: любовные песни и храп спящих горожан; в Вене – оратория хора в сопро-; вождении оркестра, звучащая одновременно с музыкой театральной и са незадолго до брошюры! Толстого, причем публикация эта сопровождалась громким скандалом, тав| как из-за нескромности Греча европейская публика узнала о причастности ' к ней российских властей (причастности, которую те вовсе не стремились;

–

" ' '

зависть в других спекуляторах" и они принялись в свой черед издавать клеветничео*. кие сочинения о России, однако соперничать с Кюстином этим авторам оказалось н^ под силу, ибо– резюмирует уже отчет за 1845 год– "публика не обращает внимания на то, что не заключает в себе особенно нового и любопытного" (ГАРФ. Ф. Ю9. On. 223. No 9– ^– i22 н(R)-> '^ам же– ^ I0– ^– 9')– ^ Там же. No 195. Л. 125–125 об.; подл. по-фр. М. А. Корф также бы)" уверен, что Кюстина нельзя опровергать "по пунктам": такой ответ "должен был бц походить часто на бой Дон Кихота с мельницами, так тут много вздору, тривяальнос-тей и вещей, против которых смешно было бы даже возражать" (ГАРФ. Ф. 728. On. *t No 1817. Ч. 6. Л. 19706.). 1 ** Там же. No 192. Л. 90; письмо А. А. Сагтынскому от того же 5/17 января 1844 г.; подл. по-фр.

*** См. примеч. к наст. тому, с. ю6. 394

О маркизе де Кюстине и его книге афишировать) *. Опровержение Греча – самое дотошное и обстоятельное из всех; он не пропускает ни одной мелочи, вроде формы еловых брусков, которыми вымощен Невский проспект; именно поэтому, как утверждал Толстой, сочинение Греча в Париже не произвело ни малейшего действия

и почти никем не читалось **. Написал опровержение и П. А. Вяземский, оскорбившийся книгой Кюстина и увидевший в ней "сплошь крики и брань черни", "скучное злословие" человека "с подпорченной репутацией" ***, однако в связи с опубликованием царским правительством указа "О дополнительных правилах на выдачу заграничных паспортов" от i^lsf марта 1844 г. понял, что "благомыслящему русскому нельзя говорить в Европе о России и за Россию", и отказался от намерения публиковать свою статью, которая увидела свет лишь в 1967 г. в книге М. Кадо ****. За подробными разборами книги Кюстина русскими литераторами последовали сочинения, авторы которых использовали полемику с ней как предлог для общих историософских рассуждений о судьбе России. Это, прежде всего, брошюра Ф. И. Тютчева "Письмо г-ну Густаву Кольбу, редактору "Аугсбургской Всеобщей газеты"" (июнь 1844; Ha фр.яз.), где книга Кюстина названа "новым доказательством того умственного бесстыдства и духовного растления, благодаря которым (...) иные авторы дерзают судить весь мир менее серьезно, чем, бывало, относились к критическому разбору водевиля" *****. К "косвенным" откликам на книгу Кюстина относятся также брошюра Ф. Ф; Вигеля "Россия, завоеванная немцами" (сентябрь 1844; на ФР– ^ з-), где основным источником российских несчастий объявляется засилье немцев среди чиновников, но заодно достается и Кюстину – "легитимисту из тщеславия, либералу из честолюбивого расчета" ******^ и статья А. С. Хомякова "Мнение иностранцев о России" ("Москвитянин", 1845, No 4), где Кюстин не назван по имени, но зато упомянут "маркиз", который поступает с русскими, "как его предки с вил-ленями" (крестьянами), и наполняет свою книгу "путаницей", "бесстыдной ложью" и "наглой злобой" *******_

Если русские печатные отзывы на книгу Кюстина были, по понятным * Лелже. С. 143–'5'

* См.: ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 4. No 195– Л. 126. В конце концов русское правительство решило прекратить полемику с Кюстином и его "продолжателями", ибо "журнальная война и возражения ни к чему не ведут; они только возбудят внимание и породят бесконечные распри, в которых затмевается самая истина. Несравненно лучше следовать принятому нами правилу – возражать молчанием и презрением, тем более что ало уничтожается собственным своим излишеством;

нелепость и огромность обвинений сами собою доказывают их неосновательность . и ничтожность" (Отчет III Отделения за 1845 год – ГАРФ. Ф. 109. On. 223. No ю. Л. 93 об.).

** НЛО. С. i24. ** См. подробнее: НЛО. С. 114–115; 124–125; русский перевод опровержения Вяземского см.: Невелев Г. А. А. де Кюстин и П. А. Вяземский // Теоретическая культурология и проблемы отечественной культуры. Брянск, I992– С. 66–дв. ***** Тютчев Ф. И. Политические статьи. Париж, 1976. С. 8. ****** Wiegcl. P. 96. ******* Хомяков А. С. О старом и новом. М., 1988. С. 83. 395

В. Мильчина причинам, выдержаны только во враждебных тонах, то приватная реакция на "Россию в 1839 ГОДУ" оказалась весьма разнообразна: от решительного отрицания за иностранцем, да вдобавок человеком сомнительной репутации, права критиковать Россию, пусть даже она ату критику в какой-то мере заслуживает (согласно "формуле", выведенной по другому поводу Пушкиным: "Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног – но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство" *), до признания, что Кюстин, сделав ошибки в подробностях, изобразил "сущность русского быта справедливо и точно" (Н. И. Тургенев), "раздражил нашу мертвечину" и тем "заслужил народную благодарность" (А. И. Тургенев) **.

Книга Кюстина затрагивает столько больных мест в национальном самолюбии, что восприятие ее многими людьми (как правило, полного текста "России в 1839 году" не читавшими и судящими о ней по нескольким эффектным цитатам) до сих пор отличается горячностью, какую вызывает обычно только самая злободневная публицистика: на Кюстина обижаются, его бранят, клеймят за "русофобию" и проч. Меж тем Кюстин не был ни столь прямолинеен, ни столь агрессивен. Формула, мимоходом выведенная московским почтдиректором А. Я. Булгаковым: "И черт его знает, какое его истинное заключение, то мы первый народ в мире, то мы самый гнуснейший!" *** – замечательно охватывает весь спектр кюстиновских впечатлений от России. Тот, кто хочет взращивать за счет Кюстина собственный комплекс национальной неполноценности, волен читать его книгу как пасквиль и доказывать автору прошлого столетия, что он неправ. Но, как представляется, разумнее наконец прочесть эту книгу как исторический документ, как свидетельство умного и тонкого (хотя порой вызывающе пристрастного) человека о чужой стране, увиденной в течение двух летних месяцев 1839 года.

Вера Мильчина Пушкин. Т. ю. С. i6i (письмо к Вяземскому от 27 мая 1826 г.). * НЛО. С. 120, 126. ** НЛО. С. 124 (письмо к П.А.Вяземскому от 22 декабря 1843/3 января I 1-1.

1844 г.

Комментарии

Настоящие комментарии ориентированы не только на разъяснение текста (прежде всего, разнообразных реалий), но также и на воссоздание – хотя бы некоторыми штрихами

– того идеологического и культурного контекста, из которого выросла книга Кюстина. Мы стараемся указывать как события, которые имели место в действительности, так и те источники, из которых мог знать о них Кюстин. При этом фиксируются и "общие места" россики, и фактические сведения из французских историко-геогра-фических описаний России, и слухи – зачастую недостоверные, – распространявшиеся парижскими газетами. Кроме того, по возможности полно отражены реплики русских и французских критиков Кюстина.

В комментарии включены также примечания самого автора, которыми он дополнил третье (1846) и пятое (1854) издания. В раздел "Дополнения", помещенный во втором томе, вошли предисловия автора к третьему (1846) и пятому (1854) изданиям и пространное дополнение к третьему изданию:

"Отрывки из книги "Злоключения католической церкви обоих обрядов в Польше и в России", переведенной с немецкого графом де Монталамбером".

Список условных сокращений, использованных в примечаниях, см. в конце второго тома.

Перевод выполнен по второму изданию "России в 1839 ГОДУ" (Париж, i843).

Кроме особо оговоренных случаев, письма Кюстина к Виктору Гюго (музей Виктора Гюго в Париже) и к Софи Гэ (Bibliotheque Nationale, NAF., No 14882) цитируются по копиям, любезно предоставленным нам французской исследовательницей Доминик Лиштенан; пользуемся случаем высказать ей сердечную благодарность. С. 6. Несколько слов издателя о втором издании. – Первое издание "России в 1839 году" вышло в мае 1843 года (объявлено в "Bibliographic de la France" 13 мая). Следует подчеркнуть, что встречающаяся в литературе версия о выходе некоего "самого первого" издания в i8^o или iS^i году (см.:

397

Комментарии

Нечаева В. П. А. Вяземский как пропагандист творчества Пушкина во Франции // ЛН. М., I952Т. 58. С. 320; Кийко Е. И. Белинский и Достоевский о книге Кюстина "Россия в 1839 году"//Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1974– T.I. 0.189: Буянов М. И. Маркиз против империи... М., 1993– ^– 77) является плодом недоразумения. Повод к нему дали, повидимому, известия о книге, распространившиеся после того, как весной 1840 г. Кюстин устроил в своем парижском доме чтение отрывков из нее (см. примеч. к наст. тому, с. 379. ч НЛО. С. но ш). Первое издание было так быстро распродано, что издатель Амио счел возможным уже в ноябре того же года выпустить второе издание тиражом 3000 экземпляров, причем две трети этого нового тиража разошлись в полтора месяца (см.: Lettres a Vamhagen. P. 472). "Несколько слов..." написаны самим Кюстином; см. в его письме к немецкому литератору Карлу Августу Варнгагену фон Энзе (1785 1858) от ао января 1844г.: "Во втором издании в предуведомлении книгопродавца я ответил на наиболее часто повторявшиеся замечания, и ответ этот навлек на меня новые критики" {Lettres и Vamhagen. P. 47о). Наиболее существенные дополнения, внесенные во второе издание, – рассказ о казни декабристов (письмо двадцать первое), рассказ о судьбе П.В.Долгорукова (письмо двадцать девятое), исправление неточностей в рассказе о семействе Лавалей (глава "Изложение дальнейшего пути"); см. об этом: Cadot. P. 225. О работе над вторым изданием Кюстин 14 июня 1843 г. писал своей приятельнице Софи Гэ: "Я готовлю второе издание "России" и исправляю ошибки, сделанные по непростительной оплошности. Успех хорош тем, что придает силы для исправления ошибок". 24 ноября 1843 г. газета "Journal des Debats" поместила примечательную рекламную заметку, где сообщалось, что второе издание книги Кюстина, "выпущенное в более удобном формате, придаст еще больший вес суровым истинам, встревожившим Россию", а сам текст книги аттестовался как "простой, серьезный и точный". Реклама эта, а главное, сам факт появления второго издания меньше чем через полгода после первого так возмутил добропорядочных русских патриотов, что один из них, князь Элим Петрович Мещерский (1808– 1844), бывший корреспондент министерства народного просвещения в Париже, 30 ноября 1843 г– сообщил своему преемнику на этом посту графу Я.Н.Толстому (см. о нем наст. т., с. 39' 394^ "Эта реклама заставляет жаждать крови; моя же кровь кипит и приливает к вискам вот уже четыре месяца. Я подожду еще немного, а затем напишу опровержение, какого не написать другим ^...) В апреле я вернусь в Париж, в маеопубликую мою брошюру о Кюстине, в июне кого-то одного из нас – либо его, либо меня – на свете уже не будет; это решено" (цит. по: Mazon A. Deux Russes ecrivains francais. P., 1964. P. 422; опровержение на Кюстина написал в результате не Мещерский, а Толстой). Третье и четвертое издание "России в 1839 году" вышли в 1846 г.; пятое– в 1854 г.; шестое– в 18551'.) Ha этом история прижизненных изданий книги Кюстина о России кончается. Предисловия автора к третьему

398

Комментарии

и пятому изданию см. в Дополнениях i и з. Добавления, внесенные Кюстином в третье издание, см. ниже в наших примечаниях.

...бельгийские контрафакции...– Тарн {Тот. Р. 799) указывает в общей сложности шесть таких контрафакций – "пиратских" перепечаток без согласия автора: две с указанием года издания (1843 и 1844) и четыре без года. По свидетельству Я. Н. Толстого (в его донесении Бенкендорфу) до марта 1844 г. в Бельгии было продано 30 ooo экземпляров книги Кюстина (ГАРФ. Ф. Ю9. СА. Оп. 4. No 195. Л. 136). См. также т. а, Дополнение з. ...немецкий перевод...-Перевод Дизмана вышел в Лейпциге в 18431'-;

там же вышло второе издание (без года), а в 1847 г.– третье. ...перевод английский... – Вышел в Лондоне в 1843 г. чод названием "The Empire of the Czar" ("Империя царей"); а-е издание– там же, в 18441". ...молчание крупнейших французских газет.– Кюстин не совсем прав:

газеты активно участвовали в рекламной кампании. Первый анонс книги был опубликован в газете "La Presse" за три года до ее выхода, f марта 1840 г. (см.: Тот. Р. 769; отрывки из "России в 1839 году" были напечатаны в "La Presse" 17 и 18 апреля, в журнале "La Mode" 5" i5> 25 мая 1843 г., в журнале "Le Voleur" 20 и 25 мая; объявления о выходе книги появились в течение мая едва ли не во всех крупных парижских газетах. До выхода второго издания во французской прессе успели появиться и несколько аналитических статей, причем весьма сочувственных. 15 августа рецензию в католическом журнале "Correspondant" опубликовал граф Мари Жозеф д'0ррер (i775–1849)' который до начала Реставрации (1814) состоял в русской службе, затем служил секретарем французского посольства в Петербурге и потому хорошо знал русскую жизнь; одобряя взгляд Кюстина на положение религии в России, д'0ррер, однако, критикует автора за некоторые неточности и скороспелость суждений (см.: Cadot. Р. 243)– i^ я ю сентября 1843 г. рецензию на книгу "Россия в 1839 году" опубликовал протестантский еженедельник "Semeur", главный редактор которого Анри Лютерот, хотя и не разделял католических пристрастий Кюстина, выразил восхищение его стилистическим мастерством и "уважением к правде". Почти одновременно с выходом второго издания (14, i6 и 17 ноября) в газете "National" появились три пространные статьи Гюстава Эке (Hequet), который, хотя и порицал Кюстина за аристократизм, одобрял его критику Российской империи. Раздражение Кюстина "молчанием крупнейших французских газет" объясняется, по-видимому, тем, что о книге не высказались подробно влиятельные французские критики, такие, как Сен-Марк Жирарден (его весьма хвалебные статьи появились в "Journal des Debats" лишь в 1844 г.: статья первая 4 января, статья вторая 24 марта) или Сент-Бев, который уклонился от подробного анализа "России в 1839 году" и в дальнейшем посвятил ей всего один абзац, да и то в статье, предназначенной для швейцарского, а не парижского журнала ("Revue suisse", 3 июня 1843 г.; см.: Tarn. P. 499; Cadot. P. 244); TAG) отпустив несколько колкостей по поводу манерности и многословия Кюстина, засвидетельствовал, однако, что новая книга "производит впечатление". После второго

399

Комментарии

издания положение резко изменилось; "Кюстин, – докладывал 5/17 января 1844 г. в Петербург Я. Н. Толстой,– жалуется в предисловии ко второму изданию на молчание крупнейших французских газет, но если он когда-нибудь опубликует третье издание, он будет уже не вправе жаловаться, ибо возникает впечатление, что газеты только и дожидались второго издания, чтобы начать говорить об этой книге, и никогда еще общественное внимание не было так возбуждено" (ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 4. No 192. Л. до об.; подл. по-фр.).

...избранный же нами формат... – Первое издание вышло в формате in-8н; второе– in-12н.

Яростные напайки... со стороны русских...– Ко времени выхода из печати второго издания "России" была написана и издана (на французском языке) лишь одна антикюстинская брошюра – "Реплика о сочинении г-на де Кюстина, именуемом "Россия в 1839 году"" за подписью "Русский"; она появилась в конце сентября 1843 г– (объявлена в "Bibliographic de la France" 23 сентября I8431'-)" а позже была переведена на английский и немецкий языки. Автором ее был Ксаверий Ксавериевич Лабенский (1800–1855)) польский дворянин, состоявший в русской службе (и одновременно, сочинитель французских стихов под псевдонимом Jean Polonius). Входя в ряд опровержений Кюстина, опубликованных с ведома русского правительства, брошюра Лабенского выделялась среди них спокойным, уважительным тоном; ругая Кюстина за необъективность и ошибочность его суждений о русских, автор "Реплики" признает, что иные из злоупотреблений, обличаемых французским автором, существуют в действительности; впрочем, замечает он, правительство сознает их и поощряет их обличение, свидетельство чему– пьеса Гоголя "Ревизор" [Labinski. P. 46–47)Брошюра Лабенского, "пикантная сатира, колкая и саркастическая", по свидетельству Я. Н. Толстого, который по поручению русского посольства в Париже занимался ее изданием, имела среди французов такой успех, что уже в январе 1844 г. стараниями Толстого вышло ее второе издание (ГАРФ. Ф. log. СА. Оп. 4. No i95– ^– '25 нб-> подл. по-фр.). По мнению М. А. Корфа, в брошюре Лабенского вся книга Кюстина "покрыта язвительною насмешкою, и весь он, так сказать, одурачен: лучший способ ответа, и особенно во Франции, где насмешка составляет такое опасное оружие" (дневник, 5 ноября 1843 г.– ГАРФ. Ф. 728. On. i. No 1817. Ч. 6. Л. 253 об.). Говоря о нападках русских, Кюстин, по-видимому, имел в виду не только брошюру Лабенского, но и устные известия о реакции на первое издание его книги, которая, как сообщал 30 июня 1843 г. поверенный в делах французского посольства в Петербурге министру иностранных дел, Гизо, была запрещена цензурой (после недолгого колебания императора, желавшего вначале разрешить продажу, дабы показать, что он придает Кюстиновым "наветам" очень мало значения; см.: Cadot. P. 229; НЛО. С. ill, 132); в новейшей работе указана точная дата, когда книга Кюстина была запрещена Комитетом цензуры иностранной – 1/13 июня 1843 г. (см.:

Гримгюсо. С. 74)– Во французском свете летом 1843 г. шли толки о том, что "в Петербурге читают Кюстина с яростью – именно с яростью, ибо у рус400

Комментарии ских книга вызывает ужасный гнев" (слова дочери российского вице-канцлера К. В. Нессельроде, зафиксированные 4/16 июня 1843 г. в дневнике герцогини де Дино– Dim. P. 289). Наиболее резкой критике со стороны русских авторов книга Кюстина подверглась уже после выхода второго издания (см. подробнее во вступительной статье). С. 7– –дабы представить Францию страной идиотов...– Этот прием неоднократно использовался и в печатных опровержениях на книгу Кюстина, и в приватных репликах на нее; ср., например, у Лабенского утверждение, что недоброжелатель мог бы опорочить Францию, представив ее страной, природа которой исчерпывается бордоскими ландами и меловыми равнинами Шампани, а история – отравлениями и массовыми убийствами соотечественников {Labinski. Р. 33–35); язвительный пассаж на ту же тему занес в дневник секретарь русского посольства в Париже Виктор Балабин:

"Будь у меня время и место, я забавы ради показал бы, как можно описать в той же манере, в какой г-н де Кюстин пишет о России, Францию и французов. Возьмем, например, таможни: вы приезжаете на границу, у вашего ребенка с собою азбука, изданная в Брюсселе; ее конфискуют

– вот вам и свободный обмен мыслями; у вас в кармане несколько сигар – их конфискуют; чай также, кружева, шелка и проч. – также; вот вам и свобода торговли! Содержание заключенных в наших русских тюрьмах жестоко! – а Мон-Сен-Мишель с заключенными, о здоровье которых ежедневно извещает нас "National"? И что же мы там читаем? Тот повесился, этот зарезался, тот сошел с ума..." [Balabine. P. 158); ср. также в одном из донесений Я. Толстого: "Славную книгу мог бы сейчас написать о Франции кто-нибудь из русских, в отместку за книгу о России маркиза де Кюстина: стоило бы только перечислить все обвинения, которыми осыпают друг друга различные партии; стоило бы только воспроизвести все то, что высказывается в печати о непорядках, безнравственности, корыстолюбии, недобросовестности и даже бесчеловечности французов!" [ЛН. М., 1937– Т. у1у.

С. боз). ...упрек в неблагодарности...– Имеется в виду неблагодарность по отношению к Николаю I. Во всех свидетельствах, касающихся реакции императора на книгу Кюстина, подчеркивается его глубокая уязвленность поведением Кюстина, ответившего на любезный прием "клеветническим" отчетом о путешествии. Ср., например, один из рассказов, циркулировавших летом 1843 г. среди русских за границей: "Мне сейчас рассказывал приезжий из Петербурга, что Государь был очень рассержен книгою Кюстина и сказал, что в другой раз его так не поймают, т^о) е^сть) что он с чужестранцами– разговаривать не будет. Он раз пришел в и часов вечера – в салон к Императрице, проведя весь вечер в чтении Кюстина и весь в гневе; сказал Императрице, что покажет ей кое-что, что удивит ее. Он не мог спокойно говорить о книге Кюстина" (письмо А. И. Тургенева к Н.И.Тургеневу из Мариенбада от 13/25 июля 1843 г.; НЛО. С. i2o). Кюстин был в курсе атих слухов; 24 июня 1843 г. он писал Софи Гэ: "Я узнал от очевидца, что большая часть книги была прочитана в присутствии императора и его семейства, которые постоянно прерывали чтение своими 401

Комментарии комментариями, возражениями, а порой и подтверждениями: хотел бы я, как говорится, проскользнуть туда маленькой мышкой". Позднейшие мемуаристы объясняли гнев императора получением им– уже после первой встречи с Кюстином – компрометирующей информации о нравственности визитера, после чего отношение к гостю переменилось – "и книга явилась как мщение" (Бутурлин М. Д. Записки//?^. IQOI, No ia. 0.434)– Сам Кюстин энергично оспаривал такое объяснение в своих письмах 1843 г.: "Многие утверждали, что убеждения мои переменились от того, что Император и, следственно, двор переменили свое обращение со мной. Я снес молча многие другие несправедливости, не стал бы возражать и на эту, даже говоря с вами, но на сей раз дело идет не только обо мне, но и о благополучии всего человечества, и я обязан отвечать на клевету, опровергнуть которую легко одним словом: я ездил в Россию в 1839 году, а в 1840 году императрица была в Эмсе и на глазах всей находившейся там публики обращалась со мною точно так же, как и в Петербурге, иначе говоря, с такой любезностью, что мне пришлось выдержать суровую битву с самим собой, прежде чем опубликовать сочинение, которое не могло не опечалить ее и не лишить меня ее милостей, хотя, несомненно, в нем невозможно найти ни единой строчки, неблагодарной по отношению к ней лично" (письмо к В.Гюго от i3 декабря 1843 г.). Тем не менее молва о неблагодарности Кюстина прочно утвердилась в критике; ср. восклицание императора, пересказываемое в брошюре Ф. Вигеля: "Итак, г-н дс Кюстин, вы являетесь ко мне, представляетесь легитимистом, втираетесь ко мне в доверие, а потом отдаете меня и мой народ на поругание Луи-Филиппу! А ведь и вы делали мне признания... но, будьте покойны, я честнее вас, я не предам их огласке!" {Wiegel. P. XI). С другой стороны, доброжелательные западные читатели разрешали вопрос о корректности Кюстиновой критики Николая I в положительном смысле. Ср., например, размышления герцогини де Дино в дневниковой записи от а6 мая 1843 г.: "Я продвинулась в чтении второго тома книги г-на де Кюстина. Он рассказывает в этом томе о своих беседах с императором и императрицей, которая радовала его речами изысканными и кокетливыми, явно рассчитанными на позднейшую огласку. Читая все это, я задавалась вопросом, должен ли путешественник, обязанный гостеприимным приемом исключительно страху, какой внушает хозяевам его ремесло – ремесло сочинителя, желанию хорошо выглядеть на страницах его будущей книги и опасению, как бы автор не изобразил их чересчур строго и пристрастно,– так вот, должен ли этот путешественник отвечать хозяевам так же благодарно и сдержанно, как отвечал бы он им, принимай они его любезно и гостеприимно без всякой задней мысли, просто потому, что его общество им приятно. Признаюсь, я не знаю точного ответа; хотя вообще деликатность и скромность кажутся мне в любом случае предпочтительнее, я не могу не извинить литератора, полагающего, что заинтересованная любезность стоит куда дешевле благожелательности бескорыстной и непроизвольной. Впрочем, Кюстин передал разговоры императора в тоне вполне лестном; самый свободный и критический ум в той или иной мере подпадает под влияние 402

Комментарии августейших любезностей. Тем не менее книга эта придется русским совсем не по вкусу; разумеется, после нее путешественников в России будут принимать холоднее и сдержаннее" {Dino. P. 274)

С. 8. ...ныне, когда у них не осталось ни судей... ни самих этих правил! – Намек на Июльскую монархию; Кюстин был убежден, что после 1830 г. к власти пришли выскочки и посредственности, которые под прикрытием красивых речей о свободе и счастье человечества подавляют любую духовно

независимую личность. ...сочинялись в два приема...– IQ октября 1839 г. из Эмса, куда он прибыл прямо из России, Кюстин писал Виктору Гюго: "Я описал свое путешествие, но не стану публиковать написанное. Меня слишком хорошо принимали, чтобы я мог сказать то, что думаю, а иначе я писать не умею". В основу книги легли реальные письма Кюстина; одно из них, к г-же Рекамье из Нижнего Новгорода, от 22 августа / з сентября 1839 г., опубликовано в кн.: Cadot. P. 2i9–222; известно также, что писатель пользовался письмами, написанными "по свежим следам", при работе над двенадцатым и двадцать третьим письмом (см.: Тат. Р. 521). Впрочем, все эти письма он подверг радикальной переработке. 20 декабря 1841 г. Кюстин писал Виктору Гюго из Милана: