Текст книги "Амирэвсле"
Автор книги: Аста Корнели
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Аста Корнели
Амирэвсле
Глава первая
Обыкновенно солнечный, южный августовский полдень. Я вошла в маленькое здание нашего театра. Нет, сегодня у меня нет занятий по восточным танцам. Украдкой взглянув на охранника, я проворно скользнула мимо него, предъявив пропуск, и взбежала по узкой крутой лестнице на второй этаж. В этот день мне не положено быть тут. 15:26 на часах. Идут репетиции к спектаклям. Я тихо пробираюсь к большому залу, откуда доносится музыка из шоу «Феерия». Бархатная обивка перил и дорожка на ступенях пахнут не чем иным, как пылью, и мне хочется чихать. Обветшалые половицы скрипят при каждом втором шаге. Несмотря на это, я так люблю это старое здание, в нём таятся крупицы многолетних событий, смех, слёзы, пудра, просыпанная на раму картины, которая уже почти вжилась в волокна нитей, переплетённых в орнаменте, и теперь отливает золотом.
Мои мечты о театре в стиле постмодернизма рассеиваются, когда я прихожу сюда и вдыхаю раз за разом этот воздух с историей. И это только я, обычная девушка, которая вдруг решила посвятить своё тело и дух танцу пять месяцев назад. Что тогда переживают ежедневно артисты? Рутину или эйфорию? Театр – это их жизнь или всего лишь работа? Раздражает ли их этот запах, наслаждаются они им либо вообще не замечают?
Полог занавеса в конце короткого коридора, ведущего в большой зал – он же главная сцена, – задёрнут так, что сквозь малюсенькую щёлку можно наблюдать почти всю площадку. Труппа театра танца не в полном составе, однако мои глаза в толпе находят нужного человека. Катенька! Её ножки в чёрных гетрах, оттого казавшиеся особенно тоненькими, ступали на полупальцах так ловко, руки партнёра крепко удерживали во время вращения её кисти, на которых остались обширные красные пятна, как только он отпустил хватку. Каждый мускул тела и лица, в особенности губы – всё сосредоточенно и напряжено. Капелька пота застыла на её лбу, будто бриллиант, сияющий от луча солнца, проникшего в репетиционный зал. Музыка остановилась. Она выдохнула, смахнула уставшей рукой «бриллиант», закрыла лицо руками и, пользуясь паузой, сделала жадный глоток воды.
– Программу эту тысячу лет танцуем, ну что за самодеятельность! Вам мало позора в прошлом месяце, когда декорации посыпались благодаря вашим, мягко говоря, неуклюжим ногам? Вы ж мои лучшие ученики, мы лицо города, должны показать себя в наипрекраснейшем виде, чего мы стоим, защищать честь своего театра. Теперь всё зависит от свежести, нужно вносить в танец нечто новое, эмоции, глаза; да, кстати, где ваши глаза? О чём вы думаете во время танца? О технике? А может, о том, что проживает герой, или, постойте, что вы сегодня на ужин приготовите или сколько времени сейчас? Ах да, обо всём и сразу!
Александр Ермолин, слегка полный мужчина лет сорока пяти, был явно не в духе. Что-то ему не нравилось, и он не прекращал засаливать потными ладонями и без того жирные угольные волосы своей свежеокрашенной шевелюры без единой седины. А ещё я тут. Ух, как бы не попасть под горячую руку. Давай, Ника, соберись, подойди.
Ну уж нет, я не могу взять и войти в зал. Что я им скажу? Нужна ли вам танцовщица «востока», которая не с Востока, при этом очень худенькая и к тому же блондинка с опытом танцев в пять месяцев? О боже, тут и так столько луноликих девочек, танцующих беллиданс с роскошными формами и пластикой тела, миндальными арабскими глазами, с рождения отмеченные даром соблазнения одним только взглядом. Всё смешалось в моей голове, я просто неподвижно стояла и уже позабыла о Екатерине, Александре…
– Девушка! – Я вздрогнула от голоса, внезапно вернувшего меня из размышлений.
– Простите, я опоздала. – Я пыталась выкрутиться, сказав женщине-администратору, что я якобы артистка из труппы. Кажется, прокатило. Это одна из тех новеньких, кто не особо бывал знаком с каждым из танцоров, и мой уверенный тон ответа гарантировал мне успех, хотя бы в течение последующих пяти минут спокойного созерцания этой красоты, в которой я, в отличие от Александра, не видела изъяна.
А вот и перерыв. Артисты взяли вещи и удалялись из зала передохнуть. Я здоровалась с каждым из них (не знаю зачем). Дождалась, пока все выйдут, и что вы думаете? Вот она я, вхожу в зал. О, этот душный воздух, запах перемешавшихся духов, стирального порошка от одежды танцоров, пота и… искусства! Недолго думая, моё тело бросается в танец. Я начинаю танцевать всё подряд, что-то из «востока», что-то из балета, немного гимнастики со времён детских занятий… Тело не слушает меня, я ощущаю себя буратино с негнущимся корпусом, и музыки нет; но, наконец, я поймала волну, меня поглотила атмосфера вдохновения и труда, едва поток свежего воздуха от открытого окна коснулся меня невзначай. Теперь уже я почувствовала себя балериной, совершенствующей своё мастерство в одиночестве, потому что она хуже остальных и, чтобы удержаться на плаву, нужно пахать, работать над каждым жестом. Огромное желание вместе со старанием обязательно превратят утёнка в лебедя. Я верю!
И вдруг, будто обухом по голове, у входа в зал я слышу хлопок, потом ещё один, и ещё. Я в непонимании оборачиваюсь. Это Александр. О нет. Сейчас мне влетит.
– Кто вы? И что тут делаете? – Нет, он не был серьёзен, он будто ухмылялся.
– Эм, мне нужен зал, понимаете? Два дня в неделю – так мало, я не могу раскрыться, оттачивать технику. В конце концов, я не успеваю надышаться танцем, – бормотала я не пойми что в полнейшей растерянности.
– У кого занимаетесь?
– А…Анна… Алексеева. – Мне стало дико не по себе. Во время нашего «диалога» в зал вошла труппа в почти полном составе с румяными лицами, и все пристально уставились на меня. Мне на секунду показалось, что сейчас я потеряю сознание, так как в толпе я увидела Анну, моего тренера по восточным танцам. А потом и Катю, и её партнёра Матвея… и… О. Мой. Бог.
– Повтори! – Это слово художественного руководителя, самого Александра, прозвучало как наказание.
– Мне? что сделать?
– Покажи то, что ты сейчас танцевала.
– Это была импровизация… я… – У меня началась безумная паника, но тут я отбросила весь страх и, не желая ничьих больше слов, не дожидаясь момента, когда смогу сбежать, кинулась в пляс. Назло. Только так и рискую. Меня окутало тепло смотрящих глаз, чьё-то ворчание и вздохи доносилось до меня, но я уже где-то в небе, парила над облаками, и смотрящие были кем-то вроде ангелов, лицезревших мой танец.
Я закрывала глаза, крутила пируэты, и мне было всё равно, как я выглядела; главное, что теперь меня видели все!
– Ах… – Это я ударилась в очередном па о руку мужчины.
– Не успел подхватить, прости. – Его улыбка дала мне надежду, что не всё было так ужасно. И тут посыпались аплодисменты. Как я себя тогда чувствовала, глупо или воодушевлённо, я не знаю. Все чувства смешались, но явно мне было хорошо.
– Вот оно, ребята! Ты просто послана богом! – Александр запищал, как будто выиграл миллион. – Друзья мои! Гимнастика, акробатика!.. если вплести эти элементы в нашу постановку и добавить восточные аккорды, получится бомба; во всяком случае, можно попробовать, дабы не быть голословным. Но вы видели, как эта чудесная девушка, пусть и смазанно, но показала ровно то, что мы искали? Традиции – это замечательно, но в этот раз пришла пора отойти от бальной лексики, пока она не набила всем оскомину.
– «Да» элементам цирка! – Я почти хрюкнула и расхохоталась.
Раздался всеобщий смех, а у Александра выступили слёзы.
– Молодец! – Анна потрепала моё плечо, с улыбкой наклонив голову. И тут я заметила на себе милый взгляд Кати. Надо ли говорить, что я почувствовала?..
– Ну что, оставите меня на репетициях? Пожалуйста. – Я набралась наглости, обратившись к Александру. Сама себя не узнаю порой.
– И не только на репетициях, ты теперь нужна нам, просто необходима. – Его слова прозвучали как шутка и насмешка, но он был в экстазе, и я словила его на слове, бросившись в объятия первому парню, стоявшему рядом со мной, прямо как школьница, и начала танцевать, и танцевать, и танцевать. И все последовали зову моего сердца. Как самонадеянно, но как похоже на правду!
Спустя минут тридцать Александр принялся расставлять артистов по рядам, я же сидела в кресле, мечтая провалиться. Такое ощущение, что последующий час репетиции меня уже никто не замечал. Он даже не взглянул на меня, когда начал демонстрировать связку, которую, между прочим, я сочинила. Я вскочила, пошатнувшись из-за отсиженной голени, и выбежала из зала в раздевалку, сев на холодный пол и погрузившись в себя.
Недолго мне удалось размышлять, так как позади открылась дверь и моей спины неуверенно коснулись тонкие пальцы.
– Всё хорошо? И ведь никто не успел познакомиться с тобой. Так не пойдёт. Я Мартин.
Не поднимая на него глаз, я поняла, кто стоял за моей спиной. Сам сын директора театра!
– Александр Богданович сказал пойти к тебе и вернуть тебя, ему нужен кое-какой совет.
Какая я дура, мне хотелось провалиться ещё глубже.
Я посмотрела на Мартина Ермолина: он широко и добродушно обнажил свои белые зубы, а у меня только и всего что глаза на мокром месте. Молодой человек сумел быстро утешить меня, сказав, что не надо бояться и тушеваться; всё хорошо, и у них никто никого не осуждает. Любые выходки и инициативы в нашей профессии могут сойти на руку, ну, либо сыграть злую шутку, ведь искусство – дело тонкое и постоянно меняющееся. А мне терять нечего.
Я взяла его за руку и вымолвила лишь «Спасибо, Мартин, я Ника», а затем мы вошли в светлый зал, и меня ослепило солнце, – в раздевалке было так темно, как и внутри меня до настоящего дня. Одна тусклая лампочка составляла мне там компанию, знаменуя конец и начало.
– Неужели! а мы уж решили, ты нас покинула. Смотреть не смогла на то, как ужасно мы танцуем. – Все рассмеялись, а Александр продолжал хохмить и подкалывать меня. Мне кажется, я привыкаю к его характеру.
– Прошу прощения, меня переполняют эмоции, я не хотела вам помешать. – Я лепетала ещё что-то себе под нос, но Аня Алексеева обняла меня и в очередной раз поддержала моё плечо:
– Всё круто! Честно, не ожидала, Ника, что ты, оказывается, была так одержима танцами. Молчала как партизанка! Зала не хватает. Но что правда, то правда. Давайте познакомимся хоть с нашей спасительницей.
Мы сели по-турецки в кружок, и каждый назвал своё имя. Среди тех, кого я знала, были Матвей Темников, Катя Ермакова, Саша Лазаренко, Мартин, Аня, Александр, и остальных просто видела в лицо на спектаклях.
– Мне очень приятно сидеть в одном кругу со всеми вами, рада знакомству, я Вероника.
Аплодисменты приветствия снова оглушили меня. Я лишь прошептала «спасибо», пряча глаза в ладонях, смущённо посмеиваясь и ликуя.
После репетиции я не знала, что делать. Артисты быстро поспешили переодеваться, на ходу прощаясь. Я стояла посреди зала как вкопанная. Александр бегло кинул:
– Завтра, чтоб как штык к 15:00, обсудим все детали!
– Я бы с радостью, да вот я работаю целыми днями. – Это была самая печальная мысль за последние часы. Офисная работа, не приносившая и доли тех чувств, которые окутали меня с ног до головы и продолжали питать как зачахшее деревце, возвращать меня к призванию моей жизни.
– Хм, ну, выбирай какая работа тебе по душе больше, только времени-то мало. – Он подмигнул мне, и, как волшебник, исчез за занавесом. Я поняла, что всё серьезно, он действительно подразумевал, что я буду работать… работать с ними!
Да уж, пришла я, значит, на Катюшу посмотреть, а ушла почти что артисткой театра танца! Не верю, ущипните же меня.
С Катей я уже давно хотела познакомиться, но просто подойти после спектакля было немного глупо. Да, конечно, я дарила ей цветы, когда артисты выходили на поклоны, и это было непередаваемым удовольствием. Я прятала в цветы послания в конвертике, втайне надеясь, что она будет пытаться отыскать меня среди своих подписчиц в Photobook. Вероятно, для кого-то это покажется странным, но у меня никогда не было настоящей подруги, которая бы вдохновляла (а именно Кате я обязана любовью к танцу), восхищала своей человечностью (она была вегетарианкой и волонтёром в приюте для животных), обладала удивительной «диснеевской» красотой (настоящая восточная принцесса!).
Чем больше я мечтала с ней познакомиться, тем сильнее ощущала, что это не просто желание дружбы.
Я никому не рассказала о том, что со мной произошло, ведь было это в рабочее время, а я отпросилась специально ради своей «миссии» с работы, попросту прогуляла. И завтра, получается, тоже. Ведь моя работа давно стала мне не мила, а такой шанс нельзя упустить. Я не спала полночи и с утра быстро настрочила СМС начальнице: «У меня ЧП, нужно отпроситься». Вскочила с постели, невзирая на недосып, и ринулась краситься, завтракать, делать зарядку… Меня будто подменили.
В театр я в тот день входила иначе, с гордо поднятой головой. Даже охранник со мной впервые поздоровался. Пришла я явно рано, никого из артистов не было ни на первом, ни на втором этаже. Я решила немного побродить и поднялась на третий этаж – как раз сегодня вечером у нашей хобби-группы тут должно состояться занятие по восточным танцам, в этом малом зале с голубыми стенами. Правда, меня на нём уже не будет. Ведь я теперь птица другого полёта. Тьфу-тьфу. Внезапно я услышала голоса, доносившиеся из зала. Я приоткрыла дверь, робко заглядывая внутрь. И кого я вижу? Екатерину. Нет, это невозможно! Её коротенький спортивный топ малинового цвета и леггинсы на талии как обычно подчёркивали изящность хрупкой фигуры. Она была с Матвеем. Ребята разогревались у хореографического станка.
– Простите, могу я тоже размяться? – Мне стало так неловко. Эти голубки уединились тут вдвоём, и вот явилась я.
– А, Ника! Верно? – Матвей смутился, я кивнула, негодуя, что он усомнился в моём имени. – Проходи, мы тоже немного рано.
Я посмотрела Кате в глаза и сказала, что она моя любимая танцовщица в их театре. Мне кажется, я покраснела в тот момент. Я точно покраснела. Я всегда заливаюсь краской, от любой неловкости. И зачем я это ляпнула? Подобные слова восхищения я писала много раз ей в комментариях. Как школьница…
– Ты смущаешь меня. – Милота Кати преумножилась в десять раз.
– А любимый танцор? – Матвей выпрямил спину и сдул волос со лба. Он был вылитый Ди Каприо в этот момент.
Я просияла, ответив:
– Безусловно, ваша пара прекраснее всех и технически, и эстетически.
Я начала разминаться, и Катя помогла мне придержать спину во время растяжки, а волны её волос опустились на мои лопатки. Когда же впоследствии я нашла на своей майке длинный чёрный волос, то в голове отозвался мягкий тон её голоса, словно она не говорила, а напевала колыбельную. Мы разговорились и не заметили, как пришло время работы.
Александр был рад видеть меня, когда близко подошёл, положил руки на мои плечи, расцеловал в обе щеки и сказал:
– Ну что, добро пожаловать в наш мир, Никуля.
Репетиция прошла сумасшедше. Я не ожидала, что я столько могу и хочу. Мы очень много дурачились; Александр сегодня был совсем не такой хмурый, как день тому назад. По окончании класса согласовали все моменты. Меня были готовы устроить на работу, да и притом с официальной зарплатой вдвое больше оклада менеджера-переводчика в визовом центре, плюс гонорары. А если научусь танцевать бальные, то смогу исполнять вместе с артистами весь репертуар театра. Я была в приятном шоке и пообещала уволиться в течение месяца с прежнего места.
– Но нужно будет много работать с утра и до вечера, в праздники, выходные, выезжать на гастроли. Есть такая возможность?
– Да! мужа нет, детей нет, я свободна как ветер. – Я буквально прыгала от радости, даже не думая, как может измениться моя жизнь.
– Ну и чудно. Следующая репетиция завтра утром в девять.
– Хорошо, спасибо, до свидания! – Я была счастлива словно дитя, вприпрыжку вылетая из зала.
Когда я вышла, в фойе меня ждали Матвей и Катя. Значит ли это, что мне совсем не нужно было навязываться, предлагать дружбу, как я предполагала себя вести до этого дня? Они и сами не против общаться. Вечному одиночке вроде меня всегда казалось чем-то немыслимым, что люди могут тянуться просто так, а не за какие-то заслуги. Я же, по непонятным причинам, отклоняла большинство предложений всяких дружб.
Блаженству не было предела. Казалось, что так счастлива я не была за все свои годы жизни.
– Ребята, суперденёк! У меня крылья выросли. – Я смотрела на Катю и, казалось, левитировала, не чувствуя под ногами пола.
Сказать, что я поражена – не знать меня. Внутри невесомость от потрясения. Ну как такое возможно, чтобы люди сразу тебя приняли, подружились, открылись тебе? Катя беспрестанно говорила, как хорошо, что я пришла, теперь Александра будет больше заботить моя работа, и он перестанет срываться на других. Она пошутила и обняла Матвея за талию. Не уверена в её ожиданиях, всё-таки я не профи, так что возлагать конкретно на меня надежды бессмысленно, разве что в постановке, а в танцах – не знаю. Внезапно у меня всё сжалось внутри, я засомневалась в себе, в своей будущей профессии. Неужели можно добиться успеха, когда ты грезишь лишь любовью? Не из-за любви ли только я здесь? И не повторяется ли история с Германией? Тогда я тоже сочла, что судьба…
Естественно, это шанс один на миллион, человек никогда не танцевал профессионально, и вот случай решает его судьбу. Ника, ты должна взять себя в руки. Начинается твоя новая жизнь, и Катя – лишь рычажок для начала этих перемен.
Глава вторая
Не знаю, сколько уж дней минуло, но работа идёт полным ходом. С прошлой работы я уволилась, со своими приколами, конечно, но таки уволилась. Меня оформили в театре «Ермолина» и даже дали премию за прилежание, старания и в качестве поощрения. Всё хорошо, что хорошо начинается.
За время моей работы в театре я многому научилась. Я стала творчески мыслить, выносливей физически, смогла, наконец, прочувствовать своё тело по полной.
Мы подружились с Катей. Внезапно мы начали гулять вдвоём, без Матвея, в основном после спектаклей (в которых я пока не танцевала), на выходных. Мы пили кофе, который я раньше терпеть не могла, ездили в Ялту, посетили органный зал (в который я сто лет собиралась сходить, но лишь Кате оказалось под силу меня вытащить), обсерваторию, смотрели фильмы дома у Кати. Однажды я просто не выдержала, и, когда мы лежали на диване, залипая на очередной сериал, я прошептала «Катя, я люблю тебя», чмокнув её щёку. Мои глаза наполнились слезами, а Катя обняла меня крепко-крепко и ответила: «И я тебя, подруженька моя». Она была немного растеряна, но сумела подобрать нужные (правда, не в моём случае) слова, полоснувшие по ещё свежей ране.
И вот настал день: я первый раз вышла на сцену. Это был фрагмент из «Избранных танцев», а именно восточный номер и ещё пара бальных. Типаж внешности у меня был в самый раз для «стандартных» (европейских) танцев, у Кати же – для латины. Она отличалась миниатюрностью, задором, кокетливостью; и хотя я абсолютно не любила загар (однако он ко мне, как нарочно, хорошо прилипал и, признаться, довольно неплохо смотрелся), а предпочитала аристократическую бледность, Катя, напротив, после четырёх месяцев южных солнечных ванн, со своим золотисто-кофейным оттенком кожи была потрясающе привлекательна, что я волей-неволей воображала её героиней бразильского сериала, непременно в платье с перьями, шествующей в колонне на карнавале, или эдакой Эсмеральдой, особенно когда она надевала серьги-конго и распускала хвост, позволяя волосам рассыпаться по пояснице.
Мы с группой танцоров выходили с номером, следующим за выступлением Кати. Танцевать с Катей на одной сцене меня здорово мотивирует, но я могу отвлечься, засмотревшись на её красоту и грацию. Поэтому, наверно, лучше нам рядом не стоять.
Когда подошёл к завершению наш концерт, я была преисполнена радости. Всё так гладко прошло, я была довольна. Доволен был и Александр Богданович. Он обнял меня, одарив быстрым поцелуем макушку, и сдержанно похвалил. В гримёрке я нашла Катю. На ходу мы обнялись. Её мокрые волосы сильно пахли лаком для фиксации и липли к моей шее. Её «Молодец, милая» я помню до сих пор. Тогда в темноте тех глаз читалась усталость. Подводка заставляла их краснеть, и мне оставалось только гадать, плакала ли она; если да, то почему. Я, не в силах управлять чувствами, прижалась к её губам. И убежала. Нас никто не видел. Пожалуй, это хорошо.
Я ни разу до той минуты не касалась девичьих губ. Какими мягкими они были. За секунду поцелуя я слетала в космос и обратно, и теперь, сгорая от смущения и от возбуждения, дотрагивалась до своих губ, пытаясь сохранить в памяти её запах.
Когда все уходили из театра, я решила подождать Матвея с Катей, ведь как-то нехорошо получилось, что я сбежала. Они идут… Я – в краску. Катя абсолютно не изменилась в лице, она подхватила меня под руку и позвала переночевать у них с Мэтом. Ничего себе поворот! Может, это и норма для неё, целовать подруг в губы, но почему она зовёт меня с собой?
Я согласилась, хотя что-то колебалось во мне.
– Ника, уже поздно, поехали. Ты засыпаешь.
– Я точно не помешаю?
– Ты что, Вероничка! Прыгай в машину. – Катя щёлкнула меня нежно по носу и села за руль.
Они увлечённо обсуждали что-то с Матвеем на передних местах. Я же притихла и старалась прийти в себя от переизбытка эмоций, не вымолвив ни слова за всю дорогу до их дома.
Когда Матвей был в ванной, я решила, что это удобное время поговорить с Катей.
– Катюш… – начала я; Катя в это время ополаскивала стаканы в кухне, напевая знакомую мелодию, которая меня почему-то раздражала.
– Ники! – Она вытерла руки о полотенце и взяла из вазочки последний кусочек мармеладки, стряхнув легонько кристаллики сахара, которые после этого всё равно прилипли в уголке её рта. – Как тебе? Горят мышцы?
Она боится? Обрывает меня? Меняет тему? Но при этом чего-то ждёт. Зачем ты позвала меня на ночёвку, девочка?..
До меня не сразу дошёл её вопрос, поскольку я была увлечена рассматриванием линии её губ и тем, как она прикладывала к ним пальчики один за другим, языком забирая с них сахар, который ещё десять секунд назад пыталась стряхнуть с мармелада.
– Голова слегка гудит, музыка была громкой.
– Да, бывает. Я заварила чай травяной, сейчас выпьем и уснём. Завтра выходной. Матвей зовёт меня кое-куда съездить, насчёт тебя я не спрашивала пока. Он, наверное, хочет вдвоём.
– Конечно, без проблем. Я с девочками организуюсь. Слышала, они идут в «Муссон» на каток. Я б тоже сходила.
– Аккуратно там! – Катюня с сонной нежностью взяла меня за щёчку и погладила подбородок.
– Спасибо тебе, буду. – Контроль уже был потерян, сейчас расстояние между нами максимально сократилась, и я немедля воспользовалась этим, бросилась к ней в объятия и, взяв её руки в свои ладони, прикоснулась губами к её губам и снова поцеловала. Не мимолётно, как в театре, а крепко прижавшись и волнительно выдохнув, как бывает, когда страстно и долго желаешь и волнуешься. Поцелуй был несильным, но не давал ей шансов сообразить. Иными словами, она не успела осознать, что я собиралась сделать. Это стало полной неожиданностью, притом и для меня тоже.
Катя неспешно отвела взгляд и отвернула голову к плечу.
– Прости, я не… – Она посмотрела в сторону ванной, поскольку шум воды смолк и Матвей мог вот-вот войти.
– Это ты меня прости… – Я закрыла лицо и села на пол.
«Я не…» – это я не могу или не хочу? или, вообще-то, я «по мужчинам»? Чёрт, я тоже думала так раньше. И было на удивление проще. Но она уже выдавала оправдания:
– Понимаешь, я просто… это чисто моё мнение, подруги так не… в общем, не целуемся мы, вот. – Катя, как девушка порядочная и крайне вежливая, спокойно пыталась мне объяснить, как она хочет, чтобы я не делала, но я уже ничего не понимала. Я никогда не думала, что смогу целовать девушку по-настоящему на трезвую голову, потому что я всегда влюблялась только в лиц мужского пола и не была любительницей всяческих экспериментов. Но её я полюбила. И давно.
– Господи, ради всего святого, Катенька, я очень хочу дружить с тобой, ты всё для меня, ближе, чем сестра, просто я забылась. – У меня началась сама настоящая истерика внутри, но я изо всех сил сдерживалась, чтобы не показать сожаление, коего однозначно и не было.
– Иди ко мне. – Катя протянула мне руку и потеребила плечо. В том месте, где она удерживала мою конечность, я слышала, как в артерии пульсирует кровь и вычисляла: сколько счётов она продержит, столько же дней останется ждать до самого желанного дня, когда она мне ответит… Ой, я сбилась, как только Катя сильнее сжала мою оцепеневшую руку. Видимо, такого дня не предвидится.
– Пойми, я не осуждаю, ты ничего не натворила, ты открыла свою душу. Я благодарна тебе, Ника.
Мы ещё долго стояли друг напротив друга, и это было довольно глупо, как мне казалось. Вошёл Матвей, окинув нас вопросительно-хитрым взглядом.
– Ну, чего секретничаете тут? Идёмте спать.
На следующий день я была разбита. Ребята взяли меня с собой, хотя я отнекивалась. Скорее всего, Катя, чтобы меня чуть-чуть взбодрить, уговорила-таки Матвея поехать втроём. Мы рванули на Ай-Петри. Декабрь же на дворе. Покатаемся на лыжах, сноуборде, кардинально сменим род деятельности.
Там мы сняли домик. Было холодно, поднялся ветер, и перед катанием нужно было утеплиться, а потом на всех парах лететь навстречу метели, ловя ртом снежинки, радуясь пустынным склонам, либо ждать, пока выйдет солнце и успокоится пурга, а также выползет толпа отдыхающих, ожидающих своей очереди на спуск.
Какое-то время мы разбирали вещи, ходили по комнате туда-сюда, не произнося ни слова. Мэт вышел проверить инвентарь. И всё бы ничего, пока мы с Катей одновременно не прикоснулись к шерстяной кофточке, лежащей на полу.
– Я подумала, что моя. Но нет, я свою такую не взяла. – Я начала тяжелее дышать, и произносимые слова с дрожанием вырывались наружу.
– Никуша, как ты? Всё хорошо?
– Да, нормально. – Я выдавила улыбку, и стало легче. Катя стояла передо мной такая малышка, личико совсем без макияжа; её добродушный взгляд и прикосновение бархатной руки к моей щеке окончательно растопили сердце и вскипятили в нём кровь.
– Знаешь, после вчерашнего поцелуя я… – Я напряглась от этих её слов, ждала сама не знаю чего. Она коснулась своего лба и отвела взгляд смущённо. – Я поняла, что это было так по-другому. Ты открыла мне глаза. Я стала чувствовать себя иначе…
Не дожидаясь, пока она договорит, я, как и в прошлый раз, взяла её за руки, мы встали на колени, наши лица смотрели друг на друга, и обе мои ладони обхватили контуры её лица, после чего Катя опустила ресницы. Я медленно, чтобы не напугать её снова, поднесла губы к её губам, благоухавшим ароматом кокоса от бальзама для губ. Катя робко обняла меня за плечи, и мы начали целоваться, а между тем моя рука скользнула по её миниатюрной груди, и из меня вырвался тонкий стон. Тело ближе двигалось к ней, выдавая сильное влечение и желание. Катя, запыхавшись от волнения, выдохнула и села с колен на пол.
– Боже, и что мы будем с этим делать? – Катя прослезилась, беззвучно смеясь, что было невозможно скрыть, а я целовала её слезы, потом шею и волосы. Я хотела забрать частичку её себе на память. Она никогда не будет моей, это как бы очевидно. Я ждала что-то вроде «Ника, я не знала вожделения сильнее до этой минуты», хотя её можно понять. Это мне впору фантазировать, а она реалистка.
Всё это время Матвей наблюдал за нашими признаниями из-за угла, а мы ничего не знали. Он вошёл в комнату, нарочно хлопнув дверью и притворившись только что ступившим на порог.
– Девочки, вы плачете? Не из-за меня, надеюсь? Пора выходить, а вы в нижнем белье. – Мы сидели в майках и шортиках и вот ничуть не замёрзли.
Катя, пошатываясь, встала и, наскоро притронувшись к его губам, пролепетала: «Да, любимый, я сейчас быстро».
Её след простыл в соседней комнате, а я стояла лицом к окну и смотрела на снежные вершины и людей на склонах, так напоминавших мне суетившихся муравьев, когда для меня время застыло.
– Что с вами? Что это было? Ты и Катя?
– Мэт, я не знаю. Я, мы… Мы открыли для себя будто другое измерение, где есть только мы… – Я несла такую чушь, но не могла понять, где я нахожусь и почему Матвей это видел. Он резко ударил кулаком по стене и покинул комнату.
На какую-то долю секунды мне показалось, что всего этого не было, что это только мои фантазии, в моей голове.
Покатались мы в тот день совсем немного. У Кати подвернулась нога, и нам оставалось отправиться на ужин. Отрезая кусочек пиццы, наши с Катей руки вновь предательски коснулись друг друга, мы вздрогнули, по моей спине прошла вереница мурашек.
После этих выходных какое-то время мы совсем не встречались с Матвеем и Катей, только на практиках, и я чувствовала себя опустошённо. Это было вполне ожидаемо, события развивались более чем стремительно, всё шло совсем не по тому плану, который я старательно выстраивала ещё в тот самый день, когда увидела её на репетиции. Но танцу я отдавалась теперь вся до капли.
Как-то эксперимента ради Александр Богданович решил «махнуть» нас партнёрами. Танцоров пониже поставил с высокими девушками. У Кати в этот день началась зачётная неделя в университете. Её с нами не было. Меня поставили с Матвеем Темниковым, этим самым Мэтом, парнем Кати. Мне стало дурно. За что же?
Тем временем Матвей улыбался мне, будто всё отлично, и он до безумия рад. Да, ничего не случилось, и мы по-прежнему лучшие друзья. Мы танцевали, он пристально смотрел мне практически в душу, на что я, не выдержав, спросила:
– Матвей, как там Катя?
– Она в порядке, скучает по тебе, спрашивала, не связывался ли я с тобой. Ей неловко.
– И мне, жуть как.
Скучает! Как же я обрадовалась; не ошиблась, значит, моя интуиция, велев мне признаться в любви.
– Просила передать тебе, что в эту пятницу мы идём на новогодний шопинг, а сам Новый год будем отмечать вместе с моими и катиными родителями в Сочи на Роза-Хутор. Будут несколько ребят из театра. У тебя есть планы на праздники?
– Нет, у меня нет планов, я только за то, чтобы составить вам компанию.
– Славно. Так что в пятницу мы заедем за тобой.
– Спасибо.
Матвей сделал прикольное па, потом сальто назад – танец начинал удаваться, – а после этого резко прижал меня к своему торсу, я рукой задела его твёрдый член и поперхнулась.
– Прости… – Я покраснела, Мэттью тоже.
На выходе из театра этот негодяй взял меня за руку и завернул за угол, прижав к стене. Он оглянулся, нет ли кого, кто бы мог наблюдать за нами. Я стояла в недоумении, из моего рта шёл пар, ледяной ветер трепал мои волосы, покрытые инеем, а Матвей вопросительно смотрел мне в глаза. Ещё полчаса назад он прикалывался, а сейчас серьёзно пялится угрожающим взглядом. Что это значит?
