Текст книги "Олимпионник из Артаксаты"

Автор книги: Ашот Мелик-Шахназаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Видимо, потому, что квадрига имеет отношение к культу солнца, – живо перебила его Деметра.

– Не только, – ответил Арсен, – хотя армяне в ту пору были действительно язычниками. Главным же было то, что Артавазд хотел увековечить участие своего отца в Олимпийских играх. В гонке квадриг Тигран оказался вторым. И вот тебе доказательство моего утверждения. Смотри! На правой руке возничего изображена богиня победы – крылатая Ника. Это эллинская богиня. Среди языческих богинь Армении не было подобной ей. Артавазд сменил изображение на оборотной стороне монеты, чтобы воздать должное отцу, первому армянскому царю, объединившему всю страну от Понтийского до Внутреннего моря, и выразить своё восхищение его атлетическим подвигом в Олимпии, где он первым из чужестранцев был столь близок к победе.

– История знает об успехах на Играх в Олимпии и другого самодержца, императора Нерона, – вставила Деметра.

– Ну нет! – запротестовал Арсен. – Успех, которого добился на Олимпийских играх Тигран, нельзя сравнивать с победами, которые были присуждены в Олимпии Нерону. Тщеславный Нерон мнил себя не только великим актёром, но и атлетом. Домогаясь оливкового венка, он пошёл на неслыханное преступление: велел отложить на два года очередные Игры, чтобы подготовиться к ним. Зная мстительный нрав императора, никто не решился оспаривать у него титул олимпионика. Это было на Играх 211-й Олимпиады. На состязаниях Нерона ожидала аконити-победа, то есть победа, одержанная в отсутствие соперников. Нерон был провозглашён победителем в гонках квадриг и в специально проведённых по его приказанию состязаниях колесниц с десятью жеребятами. Во время этой гонки царственный возничий выпал из повозки. И хотя не закончил дистанцию, был всё же признан победителем и увенчан оливковым венком. Но и этого ему показалось мало, – продолжал с неприязнью Арсен. – Он выступил ещё в трёх видах состязаний: конкурсах чтецов, музыкантов и трагиков. И вновь без борьбы стал обладателем высших наград.

– Увы, – сказала со вздохом Деметра, – этим он нанёс непоправимый ущерб Олимпийским играм…

– Кстати, – продолжал Арсен, обращаясь к Деметре, – в решении Нерона участвовать в Играх решающую роль сыграл факт выступления на состязаниях в Олимпии Тиграна. Но Тигран участвовал в гонках, назвавшись возничим квадриги армянского царя. Лишь после Игр он открыл своё имя, хотя и не добился победы. А Нерон, злоупотребив властью императора, надругался над честным олимпийским соперничеством.

– Нерон, – вставил Карен, – вошёл в историю Армении тем, что великодушно велел отстроить тогдашнюю столицу страны Артаксату, разрушенную римским полководцем Корбулоном. И назвал город в свою честь Неронией. Однако это название у нас не прижилось.

– Да, – поддержал брата Арсен, – он и здесь остался верен своей тщеславной натуре. Мне по душе другой римлянин – Тиберий Клавдий, который в честной борьбе добился на Играх 194-й Олимпиады победы в гонках квадриг, а много позже, почти пять олимпиад спустя, стал римским императором под именем Тиберия.

Деметре был интересен этот разговор. Многое она слышала впервые.

– Признаться, я избрала талисманом эту армянскую монету именно из-за изображения квадриги с победоносной Никой на руках возничего. А ты, Арсен, оказывается, отличный знаток истории!

– Не только истории, – произнёс Карен с гордостью за брата. – Он хорошо играет на таре, прекрасно рисует, лепит из глины и вырезает из дерева. Когда тебе доведётся приехать в Артаксату, ты увидишь при въезде в город восхитительную скульптурную группу из бронзы: четвёрку запряжённых в колесницу коней, скачущих во весь опор к солнцу. На квадриге – мужественный возничий с тиарой на

голове. В его правой руке небольшая статуэтка богини Ники. В левой – длинный хлыст. А на цоколе надпись: «Тигран Великий. Царь царей. Олимпиец». Эту группу изваял мой брат. Я молю бога, чтобы выступления Вараздата увенчались победой, и мы могли бы отлить и поставить у храма Зевса статую первого олимпионика из Армении. – И, словно испугавшись своих слов, Карен быстро перекрестился.

Деметра с сожалением вздохнула. Она от всего сердца желала того же, но считала это неосуществимым. Что же касается истории, рассказанной Арсеном о монете Артавазда, то молодая гречанка восприняла её как счастливое предзнаменование для Никандра, которому предстояло выступить в гонках квадриг.

Деметре хотелось побольше разузнать о своих новых друзьях, и прежде всего о Вараздате, к которому она испытывала отнюдь не только чувство благодарности за своё спасение. Так Деметра узнала, что братья побывали в Персии и Египте, Эфиопии и Риме, в некоторых других городах и странах. Старший увлекался ремёслами и кузнечным делом. Он пропадал часами в мастерских оружейников, следя за каждым жестом мастеровых, научился лить железо и медь, ковать подковы и мечи. Скульптурную группу, которая изображала Тиграна на квадриге, отливал Карен с помощью мастеров из артаксатских кузниц. Младшего больше привлекали науки и искусство. Пока Карен учился мастерству выделки стали в Сирии и Египте, Арсен проводил время в библиотеках, изучая историю Рима, Эллады и других стран. Оба брата свободно говорили на нескольких языках.

В отличие от множества других армянских юношей, нанимавшихся на службу в византийскую или персидскую конницу и помогавших отстаивать интересы, чуждые родине, братья воевали только тогда, когда приходилось защищать край отцов, горный Арцах, или когда царь Армении созывал под свои знамёна войско для защиты от нашествия иноземцев. Войны в то время шли почти постоянно: то римляне нападали на Персию, то персы выступали против грозного Рима. Находясь между двух огней, маленькая Армения выбивалась из сил, чтобы сохранить свою самостоятельность, часто призрачную, и не допустить разорения своего народа.

Но однажды и братьев не миновала общая судьба армянских юношей. Горному Арцаху, поддерживавшему по традиции связи с Персией, было предписано поставить воинов для персидской конницы. Так братья оказались в Персии. Здесь они познакомились с Вараздатом, который с детства жил в этой стране. Пять олимпиад назад персидский царь Шапух напал на Армению, разграбил её и увёл с собой в качестве заложников детей наиболее знатных нахараров и некоторых отпрысков царского рода Аршакуни. Это делалось для того, чтобы держать в повиновении побеждённых и предотвратить возможное восстание против персидского трона. Среди заложников был и Вараздат. Как требовали обычаи того времени, пленники из знатных семей получали при персидском дворе подобающее их положению образование. Вараздат обучался различным наукам и языкам, стал отличным наездником и стрелком из лука. А когда вырос крепким воином, был определён в армянскую конницу, входившую в состав персидской армии, где ему поручили командование одним из отрядов.

Соотечественники прониклись друг к другу симпатией. Известно, что дружба, рождённая в боях, крепче всякой иной. Однажды произошёл случай, окончательно сблизивший молодых людей. Преследуя остатки кушанской армии, армянская конница достигла Белха, сильно укреплённой крепости, стоявшей на самой границе кушанского царства. Выпуская град стрел, защитники крепости заставили нападающих держаться на почтительном расстоянии. И тут и там воины были на виду. Правда, они не могли причинить друг другу урона, так как стрелы, выпущенные даже самой сильной рукой, не долетали локтей двадцать-тридцать до противной стороны. Положение нападающих было затруднено ещё и тем, что им приходилось выпускать стрелы вверх, то есть с большей силой, чем защитникам крепости, направлявшим стрелы сверху вниз.

Вот тогда-то Карен, который на досуге всегда что-нибудь мастерил, строгал или обтачивал, подошёл к Вараздату с луком необычных размеров и устройства. Он уверял, что если выпустить стрелу из его лука, то она легко долетит до крепостной стены и поразит находящихся на виду врагов. Вараздат с трудом натянул тетиву, но тут же отпустил её – стрелять из такого лука было бесполезно. Чтобы прицелиться, нужно иметь в запасе хотя бы несколько мгновений, а тугая тетива такой возможности не давала. Тогда Карен показал Вараздату дубовую палочку размером чуть короче стрелы. Он попросил натянуть тетиву, опираясь стрелой в землю, а затем быстро вставил эту палочку так, что конец её упёрся в основание лука. Зарядив лук стрелой, он показал, как надо, целясь, сбивать осторожно палочку с основания лука большим пальцем левой руки. Когда Вараздат, последовав совету Карена, сбил палочку, освобождённая вмиг тетива со страшной силой послала стрелу на крепостной вал. И тут же один из вражеских воинов, схватившись за грудь, со стоном полетел с огромной высоты на землю. Это произошло так неожиданно, что опешили не только кушаны, стоявшие на стене, но и Вараздат с окружавшими его воинами.

Карен обратил внимание Вараздата на то, что из-за толщины башен и их ширины воины, находившиеся на одной крепостной стене, не видят, что творится на соседней.

Вараздат сразу понял, что если выпускать стрелы поочерёдно в воинов, стоящих на разных крепостных стенах, то защитники не скоро догадаются о грозящей им смертельной опасности. Оба брата заряжали луки и передавали их Вараздату. А тот выпускал стрелы в ничего не подозревавших и даже насмехавшихся над ними кушанов. Им казалось, что одинокий лучник, посылавший стрелы в сторону крепости, занимается пустой тратой сил. Между тем то с одной, то с другой стены, словно скороспелые фиги от сильной бури, хватаясь руками за пронзённую грудь, валились вниз кушаны. После каждого попадания братья хором считали:

– Двенадцать!

– Тринадцать!

– Четырнадцать!

И когда наконец защитники поняли, какая им грозит опасность, и спрятались за крепостные стены, внизу у рва хрипели в предсмертных судорогах семнадцать вражеских воинов, поражённых стрелами из этого дальнобойного лука…

Однако Вараздат тяготился своим положением на чужбине, мечтал вернуться в малознакомую, но родную Армению. В дни, свободные от переходов и сражений, друзья находили радость в долгих беседах об Армении и её соседях, строили планы. Вараздата очень заинтересовал рассказ братьев о проводившихся в Олимпии атлетических играх, о которых он был наслышан и раньше. Решение пришло само собой: бежать из Персии. Тем более что братья не видели смысла воевать за интересы персидского царя. У них нашлись единомышленники. И однажды отряд смельчаков пустился в долгий путь.

– Вот так мы и оказались в Ахайе. Вараздат быстро подучил греческий, которым занимался ещё в Персии. Здесь он одержал свои первые, но такие убедительные атлетические победы – над львами в Гелиополе и в кулачных боях в Дельфах, – так закончили братья свой рассказ.

– Интересно, что ждёт Вараздата на соревнованиях?.. – Деметра вопросительно посмотрела на братьев.

– Победа! – ответил Карен.

– Только победа! – подтвердил Арсен.

Деметра нахмурилась: и как это чужестранцы не боятся предсказывать победу? А ну как разгневают богов? Она поймала себя на мысли, что исход состязаний по кулачному бою занимает её ничуть не меньше, чем результаты гонки квадриг. А ведь в этих гонках предстояло выступать её горячо любимому брату Никандру. «Неужели я влюбилась? – повторяла про себя гордая гречанка. – И в кого? В чужестранца!»

Глава III
Храмы Альтиды

Вараздат не раз бывал в Олимпии, видел её храмы и памятники. Но прогулка, предложенная Деметрой, показалась ему весьма заманчивой. К тому же его друзьям, приехавшим в Олимпию впервые, не терпелось познакомиться с памятниками Альтиды поближе.

Несмотря на утверждение христианства, интерес к языческим богам по-прежнему сохранялся. Атлеты продолжали участвовать в церемониях жертвоприношений, воспринимая богов прежде всего как покровителей атлетических состязаний. К тому же многие участники Игр оставались в душе язычниками, и лишь страх перед наказанием за нарушение принятого накануне прошлой Олимпиады императорского эдикта о признании христианства государственной религией, заставлял их выдавать себя за добрых христиан.

В назначенный час Деметра была у палестры. Братья уже дожидались её. Не пришёл лишь Никандр. Сегодня он должен был заняться своей колесницей: осмотреть и смазать перед состязаниями ось и колёса, проследить за тем, как рабы окрашивают её в цвет солнца.

Вместе с Деметрой пришла её рабыня, нубийка Фату, стройная девушка с тонким, гибким станом, несколько крупными, но красивыми губами и озорными глазами. Тёмно-шоколадный цвет кожи и шапка вьющихся волос выдавали её африканское происхождение. Фату была одета почти так же изысканно, как её хозяйка, и скорее походила на подругу, чем на служанку. Это впечатление усиливалось тем, что отношения между двумя девушками ничуть не указывали на неравенство их положения в обществе. Впрочем, в ту пору в Византии свободные граждане из бывших рабов не были редкостью. И Деметра не раз предлагала свободу нубийке, с которой росла с самого детства, но Фату отказывалась, не желая расставаться с хозяйкой. Девушка любила Деметру, которой была обязана своим образованием и воспитанием. Братья приветливо встретили Фату, а Арсен стал разглядывать её с нескрываемым восхищением. Вскоре из Палестры вышел Вараздат. Лицо его казалось усталым, даже суровым. Он был одет на греческий манер. Строгая серая туника, подпоясанная чёрным поясом, и такие же чёрные сандалии составляли весь его наряд. При виде Деметры, Фату и обоих братьев выражение его лица изменилось. Теперь оно вполне соответствовало погоде: на голубом небе не было ни облачка.

Молодые люди направились к Альтиде. Пройдя величественные здания Героона и Феоколеона, расположенные у внешних стен Альтиды, они остановились возле небольшого строения.

Это была знаменитая мастерская Фидия, выдающегося ваятеля древности, создателя статуи олимпийского Зевса. Хотя Фидий жил и творил восемь веков назад, его мастерская и ныне процветала. Право работать в ней предоставлялось лучшим скульпторам Эллады. Здесь витал дух фидиева творчества. В нише стояла огромная, почти в рост человека, пелика – глиняный кувшин с двумя ручками, изваянный и расписанный самим Фидием. Краски на кувшине не тускнели от времени, а словно разгорались всё ярче. В игре цветов была такая притягательная сила, что у входа в мастерскую почти всегда толпились поклонники искусства. И хотя они мешали работать, заслоняя свет, никогда ещё ни один из мастеров не выказал своего неудовольствия. Напротив, они гордились тем, что работают в мастерской бессмертного Фидия, рядом с одним из его простых, но гениальных творений. Разные люди подходили к мастерской. Некоторые, восхищаясь дивной пеликой, как будто только что созданной, выражали сомнение в том, что она сотворена руками знаменитого скульптора. Словно нарочно для таких неверующих, на нижней части пелики великий мастер оставил свою подпись. Приглядевшись, можно было прочесть: «Меня создал Фидий».

Особенное впечатление всё здесь производило на Арсена. Он, казалось, не столько следил за работой скульпторов, сколько вдыхал атмосферу творческой приподнятости, царившую в мастерской.

– Пойдём, Арсен, – позвала Деметра. – Вараздату скоро возвращаться в палестру, а нам ещё так много надо посмотреть!

Напротив мастерской Фидия высилось квадратное здание Леонидайона – самое большое строение Олимпии, расположенное вне стен Альтиды, дар известного в прошлом богача Леонида. Это здание предназначалось для римского проконсула.

Обойдя Леонидайон, путники вошли через Парадные ворота в Альтиду – священный участок Олимпии, расположенный у подошвы холма Крона, с вершины которого, по преданию, Зевс наблюдал за олимпийскими состязаниями.

Альтида имела форму неправильного прямоугольника, стороны которого приближались по длине к стадию. На небольшой территории разместилось множество выдающихся творений зодчих и художников разных эпох. Время было невластно над ними. И если многие из них носили следы видимых разрушений и последующих восстановительных работ, то причиной тому был разгром, учинённый за шесть олимпиад до описываемых событий варварами-герулами, вторгшимися в Ахайю и не пощадившими святынь Олимпии. Правда, большинство построек удалось восстановить, но часть их была утеряна безвозвратно: камни некоторых строений были использованы для возведения крепостной стены.

Благодаря усилиям жрецов прежде всего удалось восстановить жертвенники. Они располагались в основном на террасе, которая тянулась вдоль южной стены Альтиды. Стена оканчивалась Римскими воротами. За ними находился Дом Нерона. Это пышное здание было выстроено в кратчайший срок специально для повелителя Рима в период, когда он принял решение участвовать в Играх Олимпии.

Молодые люди пошли вдоль стен террасы мимо треугольной колонны, которую венчала победоносная скульптура крылатой богини Ники. Слева высилась стена самого крупного строения, находящегося внутри Альтиды, – храма Зевса, бывшего в то же время одним из самых древних сооружений Олимпии.

Пройти ко входу в храм оказалось нелегко – вся Альтида была заполнена разноязыкой, пёстрой толпой. Гости бродили по Альтиде, восторгались её красотами, не забывая при этом принести жертву богам, чтобы испросить у них исполнения своих сокровенных желаний.

Пока молодые люди рассматривали священные строения, любовались росписью храмов, рельефными изображениями, Арсен, заглядывая в какой-то таинственный манускрипт, сообщал им любопытные подробности обо всём, что они видели.

Храм Зевса был сооружён в дорическом стиле из местного камня, именуемого порос, и покрыт черепичной крышей. Но плитки изготавливались не из обожжённой глины, а из мраморных плит, обработанных в форме черепиц. Снаружи храм окружала величественная колоннада. На торцах крыши стояли позолоченные чаши. В самом центре фронтона высилась величественная статуя богини победы, тоже позолоченная, а под ней был прикреплён золотой щит с рельефным изображением Медузы-Горгоны. Фронтон украшали изображения Зевса и других богов, а также рек Алфея и Кладея. Рядом – сцены подвигов Геракла.

Внутри храма было прохладно и сумрачно. Все говорили шёпотом, отчего в воздухе стояло монотонное жужжание. Когда глаза привыкли к полумраку, всё отчётливее стала вырисовываться исполинская статуя Зевса, отливавшая золотом. Голова божества была увенчана серебряным венком, искусно имитирующим листья маслины. В правой руке Зевс держал статуэтку богини победы Ники, сделанную из золота и слоновой кости. В левой покоился скипетр, изящно инкрустированный металлическими украшениями. На скипетре сидел орёл.

Величественная статуя Зевса внушала благоговейный трепет. Рядом с божественным исполином человек казался ничтожным и слабым. Люди видели на уровне своих глаз лишь его обувь и нижний край плаща с изображением диковинных животных и полевых лилий. Чтобы взглянуть в лицо божеству, нужно было запрокинуть голову. Громовержец сидел на троне, украшенном золотом, драгоценными камнями, чёрным деревом и слоновой костью. Трон был расписан изображениями диких зверей, у каждой ножки трона застыли четыре статуи богини победы в виде танцующих фигур.

Возле трона Зевса стояли барьеры, увешанные картинами. На одной был изображён Атлант, поддерживающий небо, рядом – Геракл, готовый принять на себя эту ношу. Другие картины рассказывали о бессмертных подвигах богов и героев. Вот Геракл убивает орла, терзающего Прометея в горах Кавказа. А вот к Прометею, закованному в цепи, идёт Гефест, чтобы освободить его от оков.

За статуей Зевса висел занавес, окрашенный финикийским пурпуром, с пышными ассирийскими узорами. Занавес не поднимался кверху, как обычно, а опускался на тонких шнурах вниз до пола.

– По преданию, Зевс стал свидетелем великого искусства Фидия, – снова зашептал друзьям Арсен. – Когда статуя была окончена, Фидий обратился к Громовержцу с мольбой дать знамение. Чтобы подтвердить, что ему угодно это произведение, Зевс тотчас же бросил вниз одну из своих молний. Она ударила в пол и оставила в мраморе отверстие, куда позже была вделана медная чаша. Вот она, смотрите сюда. Видите?

Арсен показал на пол перед статуей, где действительно стояла медная чаша. Пол здесь был выстлан не белым, а чёрным мрамором. Чёрные плиты были окаймлены барьером из белого камня, который задерживал стекающее сюда оливковое масло. Этим маслом служители время от времени обильно смазывали слоновую кость, чтобы предохранить её от порчи – болотистый воздух Альтиды мог повредить её. О том, что статую создал Фидий, свидетельствовала надпись в ногах Зевса: «Фидий, сын Харленда, афинянин, создал меня».

Молодые люди постояли перед статуей бога богов, прося про себя ниспослать им удачу. Это творение Фидия являлось одним из семи чудес света, и, по утверждению древних, тот, кто не видел его, не видел вообще ничего. Более того, в Древней Элладе считалось, что не может быть счастливым человек, не видевший олимпийского Зевса. И наоборот, тот, кто видел Зевса хоть раз в жизни, уже не мог стать несчастным. Вот почему каждый, кто приезжал в Олимпию, спешил поклониться статуе Зевса.

Выйдя из храма, молодые люди ощутили резкий запах жареного мяса – дымный запах жертвоприношений. Именно он вернул их к действительности. Пройдя немного, они оказались у Портика Эхо. Построенный за двадцать олимпиад до описываемых событий, Портик представлял собой колоннаду длиной в полстадия. Своё название он получил по имени нимфы. Он был знаменит удивительным звуковым эффектом – слово, произнесённое в нём вслух даже очень тихо, повторялось отчётливо семь раз.

Юная нубийка, не проронившая до сих пор ни слова и уставшая уже от роли покорной слушательницы, решила удивить чужестранцев. Она подошла к колонне и прошептала несколько слов. И вдруг, словно божий глас, отчётливое и гулкое эхо обрушило сверху на чужестранцев семикратное: «Ты победишь, Вараздат! Ты победишь, Вараздат! Ты победишь…»

Это было так неожиданно, так впечатляюще и к тому же так ясно отвечало на невысказанный вопрос, который каждый из них таил в душе, что все, в том числе и Деметра, застигнутая врасплох, замерли недвижимо, как статуи. Вараздат, стоявший у одной из колонн, в самом деле принял услышанное за голос богов. Он непроизвольно прошептал сначала про себя: «Это правда?» – а затем уже чуть громче: «Да?!»

И вновь молодые люди вздрогнули: незнакомый голос, на сей раз мужской, ещё более твёрдый, обрушил на них:

– Да!!! Да!!! Да!!! Да!!! Да!!! Да!!! Да!!!

Первым стряхнул оцепенение Вараздат. Он увидел выглянувшую из-за колонны Фату, заметил на её лице плутоватую улыбку и быстро вышел из Портика. Слова, разнесённые семикратным эхом, теперь казались ему почти насмешкой. Он не хотел тешить себя иллюзиями, так как хорошо знал истинную цену победы и то, как она добывается. Бедная Фату, выбежавшая следом, застыла перед ним ни жива ни мертва. Быстро оценив ситуацию, Деметра попыталась разрядить её шуткой. Приблизившись к Фату, она обняла её за плечи и произнесла по-латыни:

– Vox populi – vox dei![6]6
  «Глас народа – глас божий!» (лат.).


[Закрыть]

Вараздат не смог удержаться от улыбки. Сникшая фигурка перепуганной Фату никак не могла олицетворять собой могучий народ. Вышедшим в этот момент из Портика Карену и Арсену не оставалось ничего другого, как рассмеяться вместе со всеми.

– Пошли дальше, друзья! – предложила Деметра.

Но Арсена было трудно увести от Портика Эхо, который имел ещё одно название – Пёстрый портик. Дело в том, что в нём время от времени выставлялись картины. Сейчас специально к Играм была открыта выставка эллинских и чужеземных художников.

Однако напрасно Арсен просил друзей оставить его здесь, уверяя, что они прекрасно обойдутся без его объяснений, если он оставит им рукопись. Оказалось, что манускрипт, в который заглядывал Арсен, был написан известным эллинским писателем Павсанием, выходцем из Магнесии, что на Спилосе, в Малой Азии.

– Правда, Павсаний путешествовал тридцать пять олимпиад назад, – уточнил Арсен, но обстоятельное описание его странствий по Элладе, Малой Азии, Сирии, Египту, Ливии и Риму считается лучшим из того, что написано до сих пор. А эта рукопись – одна из тех, где описывается путешествие по Элладе, она специально посвящена Олимпии. – И Арсен показал манускрипт с цветными миниатюрами.

– Нет, Арсен, – ответила за всех Деметра, – без твоих объяснений осмотр Альтиды потеряет всякую прелесть.

– Конечно, конечно, – поддержала свою госпожу Фату, – ведь ты рассказываешь так много интересного. Разве мы сможем выбрать из незнакомой нам рукописи именно то, что нужно? А картины ты сможешь посмотреть в другой раз!

Фату, конечно, слукавила. Она читала вместе с Деметрой труды Павсания, но её слова возымели желаемое действие на чужестранца. Арсен сдался. Пройдя вдоль всей колоннады, друзья очутились на северо-восточной стороне Альтиды перед так называемыми занами, или занёс-базами. Шестнадцать статуй Зевса были отлиты из меди на деньги, уплаченные провинившимися атлетами, нарушившими правила состязаний.

– Кстати, почему статуи Зевса называются занами? – спросил Вараздат.

– Так звучит имя Зевса на дорическом диалекте, – ответила Деметра.

– А знаешь ли ты, – вдруг сказал Арсен, обращаясь к Вараздату, – что среди нарушивших клятву о честном ведении состязаний совсем нет бегунов и, напротив, много поединщиков, особенно кулачных бойцов?

– Действительно, чем это можно объяснить? – заинтересовался Карен.

Вараздат молчал, обдумывая ответ. Ему на помощь пришла Деметра, для которой, видимо, этот вопрос не был неожидан. Она сказала:

– Велика честь стать олимпиоником. К этому стремятся многие атлеты. Победителями же становятся единицы. В состязаниях по бегу есть возможность отличиться сразу нескольким атлетам – на разных дистанциях. А победителем в таких видах агона, как борьба, пентатл, панкратий или кулачный бой, может стать всего лишь один. И ценой этой победы бывает иногда здоровье атлета. Титул олимпионика в этих видах, а особенно в кулачном бою, столь притягателен, что слабые духом идут на обман, на подлог, лишь бы добиться его.

– Кулачные поединки привлекали даже бессмертных богов и героев, – подхватил Арсен. – Прославленными кулачными бойцами считались Аполлон и Геракл, приёмами такого боя в совершенстве владел Одиссей. От кулачного бойца требовались сила, выдержка, ловкость и присутствие духа – качества, необходимые и воину, и философу. Знаменитый математик Пифагор, чья теорема обязательна при изучении наук, тоже выступал именно в этом благороднейшем виде состязаний.

– Но кулачный бой, – продолжала Деметра, быстро взглянув на Вараздата, – один из самых жёстких и суровых видов поединка. Взгляните на большинство известных кулачных бойцов, хотя бы на тех, кто упражнялся вчера в палестре вместе с Вараздатом. Перебитые носы, сплющенные уши, отбитые скулы, нависшие брови, под которые глубоко ушли глаза, – вот цена славы кулачного поединщика.

Было заметно, что эта тема больше других волнует Деметру.

– Если бы вы видели победителя двух последних Игр афинянина Эпикрада, – продолжала она, – то поняли бы, что каждый его поединок – это борьба не на жизнь, а на смерть. Кажется, на арене не Эпикрад, а сам бог войны Марс! – Деметра вдруг испугалась, что наговорила лишнего, и смущённо умолкла. Потом добавила: – К счастью, Эпикрад не собирается защищать свой титул. Его нет среди нынешних соискателей.

Братья с беспокойством взглянули на Вараздата. И хотя они были уверены в том, что Вараздату под силу любой соперник, всё же слова Деметры вселили беспокойство и в их души. Но на лице Вараздата не дрогнул ни один мускул. Он задумчиво смотрел на террасу, которая поднималась за занами. Там, в небольших мраморных строениях, находились знаменитые сокровищницы Олимпии.

– Я многое слышал об Эпикраде, – сказал он, повернувшись к Деметре, – видел поединки с его участием. И признаться, не огорчён тем, что он не выступает на этих Играх. Но если бы он и был в числе участников, многое зависело бы от жребия. Эпикрад мог бы и не дойти до финала, проиграв ещё более сильному сопернику. Мог бы встретить поединщика, который отнял бы у него на пути к решающему бою половину его силы и мощи. Наконец, лишь богам известно, смогу ли я сам дойти до финала и довелось бы мне вообще встретиться с Эпикрадом в борьбе за оливковый венок.

Вараздат снова помолчал, затем улыбнулся и сказал, обращаясь к Деметре:

– Ты очень начитанна и хорошо знаешь эллинскую мифологию, прекрасная Деметра! Разве забыла ты, что по преданию Аполлон победил в беге Гермеса, а в кулачном бою одолел самого Ареса[7]7
  Арес в греческой мифологии – бог войны (то же, что в римской – Марс).


[Закрыть]? Конечно, я не смею ставить себя в один ряд с божественным Аполлоном, просто хочу заметить, что даже бог войны бывал бит в кулачном поединке.

– Ты прав, Вараздат, – заметил Карен. – К тому же мы принесём богам самые богатые жертвы, чтобы они были благосклонны к тебе. Впрочем, – сказал он, подмигнув Вараздату и понизив голос, чтобы его не услышали другие, – ведь боги помогают прежде всего тому, кто сам себе помогает. А значит, они будут на твоей стороне, ибо ты умеешь помочь себе.

Деметра слышала слова Карена, но предпочла промолчать. Она и так боялась, что боги разгневаются на неё за выходку её рабыни в Портике Эхо. Но в глубине души она была полностью согласна с Кареном. Разве успех на Олимпийских играх, да и вообще в любом другом деле, приносили только молитвы или жертвоприношения? Нет, нет и тысячу раз нет! Лишь особая целеустремлённость, лишение себя праздных удовольствий, ограничение в пище и строго соблюдаемый рацион, а главное – многократные, изо дня в день повторяемые упражнения подводили атлета к той черте готовности, когда даже лёгкой благосклонности богов было достаточно, чтобы победить.

Вараздат показал рукой направо мимо занов, туда, где начиналась крипта – сводчатый тоннелевидный проход, по которому состязатели и судьи проходили на арену. Друзья поняли его без слов. Очень скоро Вараздату предстояло проделать этот путь, который мог привести его к славе или развеять в прах мечты. Успокаивая друга, Арсен произнёс торжественно, как говаривали древние:

– Главное не победа, а участие в Играх!

Вараздат молча кивнул. Но, признавая справедливость древнего закона Игр, он подумал про себя, что во все времена победителями становились отнюдь не те атлеты, что выходили на стадион со скромной целью участвовать. Побеждали лишь те, кто вкладывал в борьбу всё своё умение, силу и волю ради достижения единственной цели – победы.

Арсен жестом пригласил друзей следовать дальше. Повернув влево от занов, молодые люди очутились у полукруглого здания. Это был Нимфайон, сооружённый афинским меценатом Геродом Аттиком для обеспечения Олимпии свежей питьевой водой. Она подводилась сюда издалека, с гор, собиралась в верхнем бассейне и выливалась через множество маленьких отверстий в нижний бассейн.