Текст книги "Белый воронёнок (СИ)"
Автор книги: Ashley Wood
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Почему же по окончании матча они вмиг становились чужими?
– С-спасибо… – Она не могла выразить словами все, что испытывала.
Какое-то время длилось молчание. Он наверняка вообще ничего не понял. До чего же глупо! Она снова вспомнила те его слова в школе, это смутило и еще больше запутало. Если бы Кагеяма сейчас уточнил, за что она его решила вдруг поблагодарить, она бы не смогла ответить ничего вразумительного. Но он этого не сделал. Лишь выдержал паузу, после чего сказал:
– Завтра игра с Ойкавой-саном. – Сердце екнуло в груди. Но все-таки совсем слабо. – Ты… – он кашлянул, – справишься?
Почему-то ее это немного оскорбило. Естественно! Не собирается она краснеть и падать в обмороки от смущения, какие бы у них с Ойкавой ни были отношения. Но не успела она и слова сказать, как…
– Любовь Шое-тян к волейболу не знает границ, – послышалось позади Кагеямы, и Хината захотела испариться сию же секунду. Это был Ойкава. Он прошел мимо Тобио, взглянул на него ехидно и подошел к Шое. Она инстинктивно сделала шажок назад, но затем попыталась взять себя в руки. В конце концов, чего это она чувствует себя как преступница, пойманная с поличным?!
Вмиг воцарилось напряжение. Давление, исходящее от Кагеямы, и что-то пугающее – от Ойкавы. Какие у них были отношения в средней школе? Могло ли быть что-то большее, чем товарищеское соперничество? Эти вопросы невольно промелькнули в голове, стоило заметить, как они оба посмотрели друг на друга.
– Я не собираюсь поддаваться, – улыбнулся Тоору, взглянув на Хинату. Она еще чувствовала что-то отрицательное, исходящее от него, но эта улыбка, направленная именно ей, была мягкой и теплой. – Несмотря на то, что очень хочется.
Шое улыбнулась в ответ уверенно.
– И я выложусь на полную! Наконец-то мы сразимся по-настоящему! – О да, она мечтала об этом уже очень давно!
Личные отношения – на второй план, после свистка они – соперники. Их желания победить идентичны, а победитель будет один.
– И каким бы ни был результат, – Ойкава коснулся взъерошенных волос Шое, отчего по телу пробежалась легкая дрожь, – между нами ничего не поменяется. Да?
На секунду она смутилась. Это звучало почти как угроза с его стороны. Но одновременно как шутка.
– Ум, – кивнула и улыбнулась, опустив голову в смущении.
– Завтра… – подал голос Кагеяма, – я одолею тебя.
Было в этих словах что-то значимое. Не просто желание победить очередного соперника – цель, которая была поставлена уже давно. И… может быть, что-то еще?..
Тобио сказал это уверенно, почти со злобой. Развернулся и ушел. Хината боялась поднимать глаза и сделала это лишь тогда, когда Ойкава убрал свою руку с ее волос.
– Постараемся завтра, – улыбнулся он.
– Я не проиграю!
И это был последний светлый момент между ними.
***
Свисток, ознаменовавший начало игры. Это их вторая игра против Аобы Дзесай, третья игра в турнире и первая игра против Ойкавы Тоору. Он внушал страх и восхищение своей игрой, на площадке он был не просто связующим – кукольником, дергающим за ниточки – и членов своей команды, и соперников. Школьницы со смотровых скамеек восторженно наблюдали за грацией его движений, за его убийственными подачами и хитрыми ходами. Шое же – наблюдала с азартом. Она знала, как много боли и тренировок за его грациозными движениями, сколько сил и сломленных надежд в его самодовольной улыбке. Знала и восхищалась. Но больше всего – непременно хотела выложиться на полную и победить.
Это был трудный матч. С первой секунды стало тяжелее дышать. Каждый из Карасуно выкладывался на полную и этого было едва достаточно, чтобы забирать очки. Держаться с Сейдзе на равных – вполне, но более того – уже не так просто. Каждому козырю Карасуно сразу же находилось отражение и защита со стороны Сейдзе. Тренер хватался за любую возможность.
Кагеяма… нервничал. Он ускорял темп игры, волновался и так сильно рвался к победе, что порой забывал о том, что он – не один. Что это битва не его против Ойкавы, а битва Карасуно против Сейдзе.
Шое шла на эту игру с предвкушением, ей как никогда хотелось победить и… Поведение Кагеямы ее… злило. Она чувствовала, что не может упрекать его за ошибки, ведь сама она косячит куда больше. Но порой ей хотелось растрясти его за плечи и крикнуть в лицо: «Король!» Чтобы он вспомнил, как ненавидит это прозвище, чтобы вспомнил почему.
Ойкава дергал за ниточки – все шло так, как он и хотел. Он пугал, использовал силу союзников и слабости соперников. Для Кагеямы игра против Аобы была особенно тяжелой – большинство противников были когда-то членами его команды, были теми, кому он пасовал – и кто не принимал его мячи. Воочию наблюдать за тем, как у другого связующего получается играть с ними, было… страшно. Тобио думал, что знал их, их лень и слабую волю, их посредственные возможности, и вот теперь, когда они по другую сторону сетки, его пугали их стремления, их открывшиеся способности, о которых он и не думал, их желания играть и оставаться на площадке до самого конца. В этом сила связующего – раскрывать потенциал нападающих. В этом он абсолютно и бесповоротно проигрывал Ойкаве.
Свисток. Замена. То, чего он всегда боялся, – уйти с площадки и наблюдать за игрой со стороны. Словно тебя без спросу вытолкнули из твоей же жизни и попросили быть лишь ее сторонним наблюдателем. Ты не будешь в состоянии делать ничего – только смотреть. И желание вернуться, самому проживать эту жизнь, будет течь по венам как расплавленный металл, обжигая стенки сосудов.
Это стало последней каплей для Шое. Она не выдержала и со всей силы ударила его кулаком в грудь. Ему не было больно, лишь удивительно.
– Бесишь! – выкрикнула она. Видеть его отчаяние было почти невыносимо. – Возьми себя в руки! Если продолжишь падать духом, я буду называть тебя Королем до конца жизни!
Ей так много хотелось сказать, но она сама не до конца осознавала, что именно ее так оскорбляет в его поведении. Однако ее слова возымели эффект. В его взгляде стало читаться слабое прояснение, он взял себя в руки, вспомнил, что не один.
Он сделал ровный вдох, и Шое вновь ощутила их немое взаимопонимание. Ей тоже стало спокойней.
– Не лажай сильно без меня, – сказал он, чуть сжав кулаки. На тренировке она бы обиженно пнула его за такие слова, но в тот момент смогла лишь улыбнуться – вот он, прежний придурок Кагеяма.
– Возвращайся скорей!
Кагеяма ушел на скамейку запасных – эта игра полна сюрпризов! Хината и не задумывалась о том, что может остаться на площадке без него. Но…
– Мои пасы не такие точные, как у Кагеямы, но я буду стараться! – мягкая улыбка Сугавары-сана пропитала все тело теплом. Внутри словно заискрилось счастье. Самый добрый и дружелюбный Суга-сан! Тот, кто подавал ей мячи, кто верил в нее с самого начала. Тот, с кем она никогда не играла в команде. Как же ей не терпелось скорее почувствовать, как они вместе станут маленьким отлаженным механизмом «связующий-нападающий». Принимать его пасы в настоящей игре, чувствовать его поддержку – как это вроде бы странно и одновременно абсолютно правильно. Ведь таким и должен быть связующий – сосредоточением всей команды, слышащим отклики сердец каждого из пятерых других на площадке.
Глядя, как семпаи заулыбались «возвращению» Сугавары, Шое ощутила еще большее тепло. Суга-сан был добрым и вызывал восхищение. Вмиг атмосфера на площадке поменялась, все расслабились и одновременно зарядились его неиссякаемым позитивом.
Суга-сан очень мило, ободряюще хвалил, гладил по голове, и Хината чувствовала, что они с каждой секундой становятся настоящей командой – одним целым, и это было чудесно! Сугавара-сан пытался найти подход к первогодкам и раскрывал потенциал старших. Шое убедилась, что таким и должен быть связующий. Конечно, Кагеяма невероятно талантлив, и его пасы восхитительны, но ему не хватает умения работать в команде.
Вот бы их объединить – получился бы идеальный связующий!
Хината осторожно перевела взгляд на Ойкаву. Он не был похож на Сугавару, не был таким искренним и мягким… Наверное. Вдруг ей подумалось, что она его совсем-совсем не знает, и ее это немного вспугнуло. Возник вопрос, а как же Ойкава-сан заслужил доверие своей команды?
Он поймал ее взгляд, и… это стало моментом, когда пролегла тень между ними. Она вновь почувствовала что-то отрицательное в этом взгляде, но уже более явственно, потому что оно было направлено на нее.
Это было чем-то сродни признанию ее силы, но… лишь отчасти.
Впоследствии она все чаще замечала этот взгляд и осознавала – ей не знаком этот человек. Эта мысль пугала.
Зато она поняла, как хорошо знает тех, кто по одну сторону сетки с ней. Как родны ей крепкий, уверенный капитан, надежный Ноя-сан, неунывающий и пугающий Танака-сан, сильный Асахи-сан. Ну, насчет Тсукишимы спорно, конечно… Но даже он со своей язвительностью и покерфейсом казался родным человеком.
И… Кагеяма.
Когда он вернулся на площадку, Шое ощутила небывалую силу, словно нашелся утраченный кусочек ее жизни. Она так плохо понимала его в жизни, но чувствовала как никого другого – на площадке.
Он вернулся спокойным и сосредоточенным. Он понял что-то для себя, усвоил важный урок и был по-настоящему настроен на победу.
А еще он так нелепо старался подражать Сугаваре-сану… Хината еле сдерживалась, чтобы не засмеяться в голос, когда он пытался улыбаться и хвалить других. Однако… это было даже трогательно. Он старался. Может быть, его улыбки больше пугали, чем приободряли, да и вообще попытки работать в команде скорее проваливались, чем приносили положительный эффект, тем не менее, Шое ощутила тепло в сердце, глядя на его усилия.
Она протянула ладони, чтобы «дать пять» ему, чувствуя, что теперь они стали еще сильней как команда, еще ближе, и будут становиться еще лучше в дальнейшем. Правда, этот придурок дал по ладошкам с такой силой, что она чуть не опрокинулась назад, но… что ж поделать, им есть куда расти. И пускай еще долго, это по-своему прекрасно.
Они старались как могли. Играли до последнего. До последнего издыхания, когда прыжок уже не получался достаточно высоким, мяч становился менее досягаем, силы уходили… Это пугало. Но каждый выкладывался по максимуму. Последний сет, игра на «больше-меньше». Маленькая оплошность – и твоим мечтам конец. Чуть больше стараний, щепотка удачи – и ты выходишь вперед. Но… полагаться на удачу нелепо, а стараний… и так на пределе.
Последний мяч – ее. Удар, и вот уже промелькнул перед глазами миг победы, в сердце ликование… Лучший полет, сильнейший взмах крыльев – и… Падение. Стремительное, словно резко пробудили ото сна, спустили с небес на землю щелчком пальцев, и иллюзия развеялась. Внутри – бардак. Тишина и… свисток, ознаменовавший конец партии. Конец игры. Конец турнира для Карасуно.
Ощущение, будто подрезали крылья, и ты больше не взлетишь.
Надо встать. Дежурно поклониться. Держать голову. Смириться с поражением. Выслушать сочувствующие, поздравительные слова болельщиков. Пожать руку соперников. Победителей. Тех, кто продолжит двигаться дальше…
Самая болезненная часть игры.
Шое словно еще не до конца осознавала, что это конец ее первого турнира в старшей школе. Это не сравнить с первым турниром в средней. Глупыми количественными критериями неудачники бы похлопали бы себя по голове – «я ведь продержался дольше в этот раз», «мне чуть-чуть не хватило» и тому подобное. Это… низко. И слабо. Это не то, что должен говорить себе проигравший. Не утешать и не хвалить себя – лишь ненавидеть.
Если у тебя что-то получилось – значит, ты чему-то научился. Если ты провалился – значит, научился еще большему…
В момент провала слышать подобное невыносимо. Потому что в этот самый переломный момент нет места словам – есть лишь эмоции: боль, ненависть, отчаяние. Когда ты смотришь на осколки своей мечты, так хочется протянуть руки к ним и попытаться склеить. Ты понимаешь, что это бесполезно, но тянешься. Руки дрожат от еще не прошедшей боли, и эффектом будут лишь порезы на пальцах.
Хинате хотелось испариться, остаться одной и плакать навзрыд. Кричать во все горло и сжимать белый мяч, пока не сдуется. Но пока нужно было держать голову, да и не было сил для истерик, для выплеска боли. Лишь опустошение.
Не хотелось видеть других. Смотреть в их глаза и видеть там отражение своих чувств? Нет… боль лишь увеличится от этого. Шое решила выйти окольным путем, чтобы ни с кем не пересечься. И…
– …непростая была игра, – услышала она вдруг знакомый голос и не смогла пошевелиться, чтобы двинуться дальше. К горлу подступил комок, и если бы Сейдзе увидели ее в таком состоянии, она бы это не смогла пережить.
– Это точно, Ива-чан, – голос Ойкавы звучал размеренно и холодно. – Но мы справились. Мы молодцы. Ты молодец.
– И ты… Раскусил последний ход Кагеямы. Но все же!.. Меньше бы фигней страдал во время тренировок!
– Ива-чаан, я всегда выкладываюсь на полную, не упрекай меня.
– Ага, конечно! А еще строишь планы по соблазнению невинных девушек. – Шое боялась, что может выдать себя, хотя едва дышала. – Она вообще ребенок еще, а ты ерунду какую-то устроил. Лучше бы тренировался больше.
Конечно, Иваидзуми не хотел упрекать Тоору, зная, что тот и так тренируется до седьмого пота, не зная меры. Просто нужно было поворчать и поупрекать его. Да и за ту девушку все еще было обидно, хоть она и была ему совершенно чужой.
Ойкава молчал, а потом лишь странно улыбнулся.
– На самом деле, она имеет прямое отношение к нашей сегодняшней победе.
– Что, хочешь сказать, ты в нее по уши влюбился и играл ради нее? – Его аж перекосило от сопливости своего предположения.
– Конечно, нет, Ива-чан. Ты, оказывается, романтик.
– Иди к черту! Что ты тогда имеешь в виду?
Он молчал. Шое чувствовала, как прошедшая между ними трещина превращается в пропасть.
– Она нужна была, чтобы вывести Карасуно из равновесия. Десятого игрока. И Тобио-чана. Ну, с десятым я прогадал, еще плохо знал е… его как игрока. А Тобио-чан для меня как открытая книга.
– Вообще не понимаю, что ты несешь, поехавший идиот.
– Тобио-чан гений, но я превосхожу его в том, что понимаю людей, понимаю суть волейбола, а это командная игра. Тобио-чан не привык доверять другим, он играет в одиночку, и это его большая слабость, которую я использовал против него. Психология для Тобио – загадка, я же стараюсь по возможности играть на этом, если знаю соперника.
– Хочешь сказать, что та девушка и Кагеяма…
– Он влюблен в нее, я предположил это и чуть погодя убедился. Поэтому сегодняшняя игра для Тобио-чана была намного важнее простого матча. А ты и сам знаешь, что до добра не доводит, когда в игре личные цели ставишь выше командных.
– И поэтому ты!.. – Иваиздуми был в полнейшем шоке. – Бесчувственная тварь! Да ты дьявол во плоти! Встречаться с девушкой из-за этого?!
Если бы Шое не чувствовала полное опустошение…
Смысл всего сказанного едва доходил до нее. Она ощущала себя как в вакууме, не понимая, о чем говорит Ойкава. Но… это было оскорбительно. И больно.
– Ну, не то чтобы мне это было в тягость, – продолжал Тоору, и Хината чувствовала, что еще немного, и она точно выдаст себя, не знает, что сделает. – Скорее, это было, как говорится, соединить приятное с полезным. С ней было весело. Она такая неопытная и смешная…
Это стало последней каплей. Шое не знала, что именно сейчас учудит, но стоять в стороне, слушая такие оскорбления, она больше не собиралась. Всю боль, что она испытала – от унижения, растоптанных чувств и от поражения – она собиралась вымести на нем. Не зная как, но это было единственным верным решением.
Однако ей не удалось этого сделать, потому что…
– Ублюдок!
Стоило ей только шагнуть вперед, она услышала глухой удар, потом еще и еще и… голос Кагеямы. Одно единственное, тихое, едва слышное. Он бил Ойкаву со всей силы, тот поначалу не сопротивлялся, так как не ожидал, но чуть погодя стал отвечать. Иваидзуми, обычно сразу же усмиряя драки между вспылившими, стоял истуканом, не зная, что делать. С одной стороны, придурок Ойкава был его другом, поэтому нужно было оттащить Кагеяму, но с другой… черт возьми, будь он сам на месте Кагеямы, сделал бы то же самое.
На шум бьющихся о железные шкафчики тел и опрокидывающихся скамеек сбежались другие члены команд, тренеры, а также проходившие мимо зеваки, в том числе глупые фанатеющие девочки. Тренер Укай тут же оттащил своего ученика, а ученики Аобы Дзесай помогли Ойкаве встать.
– Черт возьми!.. – Укай был неимоверно зол. – Ты что устроил?! Тебе пять лет, что ли?! Держи себя в руках, идиот!
– Как низко, – сказал тренер Сейдзе. – Кагеяме нужно научиться проигрывать с достоинством.
– В-верно, – стыдливо-злобно ответил Укай и обратился к виновнику. – Извинись перед Ойкавой.
Тобио сжал кулаки, поднял голову и встретился взглядом с Хинатой. Она растерянно смотрела на него, не понимая, что чувствует. В голове – бардак, в сердце… и того хуже.
– Пусть он извиняется, – тихо процедил сквозь зубы Кагеяма.
– Черт!.. – Укай еще больше обозлился и уже хотел было сам врезать непутевому ученику.
– Все нормально… – подал голос Ойкава. – Я… виноват…
Позади послышались раздражающе тупые возгласы умиления и восхищения «добрым и благородным Ойкавой-саном». Хотелось плюнуть в лицо каждой из них.
– Простите! – с зажмуренными глазами поклонился Укай. – Мы уходим. Хината! Не стой истуканом! Пошли.
Шое готова была поклясться, что Ойкава напрягся, поняв, что она стоит позади него. Он медленно повернул голову через плечо, в его взгляде промелькнул отголосок страха – слышала ли она?..
Хината смотрела на него и видела… жалкого, отвратительного человека. Она сжала кулаки, до боли впиваясь ногтями в кожу ладони. Ее растерянный взгляд сменился ненавистным.
Это был конец.
========== Глава 17. Я не гений ==========
– Мда-а, – протянула зашедшая на кухню молодая женщина. Она поставила пакеты с продуктами на стол и, выгнув бровь, оглядела сидящего там подростка. – Только бутылки алкоголя не хватает для картины «Кажется, кто-то неудачник».
– Иди к черту, Шина!
– Ты как с сестрой разговариваешь, Ойкава Тоору?
– Ты мне даже не сестра… – Меньше всего ему хотелось сейчас ее внимания. И чего они с Такеру вернулись так рано?
– Я жена твоего брата, значит, твоя сестра.
На это ответить было нечего, да и не хотелось. Ойкава, поморщившись, убрал лед от щеки и поглядел в зеркало. Да уж, Тобио-чан на славу постарался. Кто там говорил, что шрамы красят мужчин? Огромная гематома почти на половину лица совсем не шла Ойкаве.
– Все точно в порядке? – осторожно спросила Шина, присаживаясь рядом. Ее голос приобрел заботливые нотки. Может, они и не были кровными родственниками, Шина всегда переживала за Тоору как за родного брата.
– Да-да… – Ему не хотелось так грубо отмахиваться, но показывать свои слабости и переживания хотелось еще меньше.
Шина больше не стала допытываться, хотя в ее взгляде все еще читалось беспокойство с желанием понять, что творится у него в душе. На какое-то время возникла неловкая тишина. Тоору уже собирался было идти в свою комнату, чтобы побыть в одиночестве, как Шина вновь подала голос.
– Завтра игра с Ушивакой… – Это должно было прозвучать как вопрос, но вышло скорее как констатация факта. – Ты справишься. Я верю в тебя.
Удивительно, вроде это совсем простые слова. Такие же он ежедневно слышит от своих визжащих фанаток, подобные говорит своей команде перед каждой игрой. Они на слух должны восприниматься уже как заезженная пластинка. Но искренность, с которой говорила Шина, придавала особое значение этим простым словам. Они обретали странную силу.
Шина в волейболе толком-то не разбиралась, никогда не интересуясь этой игрой, как и вообще каким бы то ни было спортом. Однако только она почему-то знала, как важно это для Тоору, а ее поддержка была по-особому ценна. На каждой игре свора болельщиков Аобы Дзесай буквально срывала голоса, а Ойкаве хватало двух тихих слов одной маленькой женщины.
Первый раз увидев ее, Тоору лишь разочарованно сжал губы. «Неужели брат всерьез выбрал эту серую мышь?» – подумал он тогда. В ней не было ничего особенного, ничего выдающегося – обычная девушка, каких миллионы вокруг. Казалось, только сейчас до него вдруг дошло, почему Шина заслуживала любви его брата. У нее был редкий, выдающийся талант – умение сочувствовать и сопереживать.
– Спасибо, – сказал Тоору. Шина мягко улыбнулась.
В следующий момент на кухню зашел Такеру, мальчик лет пяти-шести. Он взял из холодильника сок, на пару секунд оторвал флегматичный взгляд от своего телефона и посмотрел на Тоору.
– Выглядишь отстойно. Все еще страдаешь, оттого что тебя бросила девушка?
Ойкава аж поперхнулся от возмущения. Мелкий наглец не преминул воспользоваться секундным замешательством и удалился. На его лице при этом продолжало красоваться пофигистичное выражение.
– Мелкий засранец!..
Шина дала оплеуху Тоору.
– Это вообще-то мой сын и твой племянник, следи за языком.
– Так скажи этому… скажи Такеру, что… это я ее бросил, а не она меня. – Он чувствовал себя крайне глупо, произнося это. Просто не хотелось выглядеть жалко в глазах Шины.
Однако после сказанного, наоборот, она смотрела на него как на маленького глупого мальчишку.
– Ты бросил, она бросила… Боже, что за детский сад! Тебе сколько лет? Расставание – всегда болезненно.
Тоору не сдержался закатить глаза и снисходительно улыбнуться.
– У меня было много отношений… – начал было он объяснять, что его совсем не волнуют расставания.
– Но это ведь была особенная девушка, – перебила его Шина.
Он на мгновение замолчал, а потом усмехнулся.
– Ха-ха, и ведь не поспоришь. Действительно, особенная… Правда, не совсем в том смысле, что ты предполагаешь.
– Что бы ты сейчас ни говорил, я знаю, что ты просто оправдываешься перед самим собой, прячешься.
О чем она говорит? Тоору было неприятно слушать эти нотации, да и он знал прекрасно, что Шина его все равно не понимает. Но все-таки он внимал ее словам. Подсознательно соглашался.
– Ты и сам не знаешь, каким счастливым выглядел последние дни, – продолжала она. – Серьезно, словно кот, наевшийся сметаны. И знаешь почему? Ты влюбился, дуралей.
Тоору усмехнулся, желая возразить, но Шина продолжала наступать.
– Ты отрицаешь это, но со стороны виднее. Ты действительно выглядишь отстойно, как и сказал Такеру. Но не потому, что тебя избил какой-то псих. И не потому, что у тебя завтра важная игра. Из-за нее.
Абсурд. Влюбиться в это глупое создание? Смешно. Нет, Шина ничего не понимает.
Эти мысли вертелись в голове, хотелось засмеяться в голос – до чего же нелепы ее предположения. Хотелось возразить, ведь все совсем не так. Но… слова застревали где-то в горле.
– Пока ты будешь это отрицать, будешь выглядеть так отстойно.
Почему?..
– Знаешь… Ты такой глупый, Тоору. То, как ты относишься к девушкам…
Ну вот только нотаций на эту тему сейчас не хватало. Ива-чан этим занимается ежедневно.
Однако слышать их от Шины было по-особому противно. Она, черт возьми, была мудрой и очень проницательной. Тоору уважал ее, поэтому каждое ее слово сейчас било под дых.
– Лично меня всегда раздражало твое пренебрежительное отношение к девушкам. Я все ждала, когда же тебя проучит какая-нибудь стерва. Но… – Шина вздохнула и положила руку ему на плечо. – Ты же мне как родной братишка. Так что послушай, прими мой совет – не отрицай это, то, что тебе действительно понравилась эта девочка. Да, может быть, она не писанная красавица, но тебе с ней было весело и интересно. Вспомни и пойми это. Если ты примешь это… и извинишься, искренне, еще можно будет все вернуть.
Ойкава поймал себя на мысли, что последние слова подействовали на него совсем не так, как хотел бы разум – сердце отбило удар чуть сильнее обычного. Ха-ха, неужели Шина и здесь права?..
Хотелось бы верить…
Игра с Ушивакой была невыносимой. Точнее, проигрыш. Он так долго шел к этому, столько тренировался – что же он упускал? Почему кому-то достается все намного проще?.. Он не гений, и это его предел. Мечта слишком высоко в небе, дразнит своим видом, совсем рядом и не дается…
Он стоял разбитый и подавленный, хотелось в голос рассмеяться – к чему были все эти годы? Вся боль и старания…
Он подумал – если Хината стоит сейчас где-то наверху среди зрителей и видит его слезы, наверняка она переполнена злорадством. Конечно, после того, как он потоптался по ее чувствам, она возненавидела его. Он видел это в ее взгляде.
Но… может, это игры чувств – ему казалось, что Шое все-таки не испытывала бы злорадства. Она смогла бы понять его как никто и утешить. Ха-ха, выдавать желаемое за действительное всегда так приятно.
«Еще можно будет все вернуть», – так сказала Шина, и эти слова подпитывали глупую надежду. Но разум четко давал понять – после сказанного Хината ни за что его не простит. Удивительная вещь – слова. Они могут вырываться и идти вразрез с настоящими мыслями и чувствами. Можно иметь в виду что-то другое, но слово не воробей, и как, черт возьми, можно доказать, что думал ты совсем о другом, когда говорил что-то. Чувствовать себя обидчиком, не желая обижать, гадко.
Ойкава горько усмехнулся – нет, вернуть ничего не получится, лучше даже не пытаться.
И затем уже без усмешки добавил: «Трус».
========== Глава 18. Я не тот ==========
Воздух был наполнен сухостью, а атмосфера – равнодушием и горечью. Солнце палило безжалостно, казалось, что отбрасываемая тень недавнего поражения неотступно следовала по пятам, разрастаясь с каждой секундой. Словно позади тебя черная дыра; обернись – и тебя затянет навсегда.
Среди снующих беспечных школьников Карасуно таких обремененных было по пальцам пересчитать – волейболисты. Горечь вчерашнего поражения еще преследовала их, хотя и стало немного легче. Сугавара смотрел каждому в глаза и видел – время вернет их к привычному настрою, а тень сломленных надежд постепенно растает.
Второгодки должны справиться с этим быстрее – у них впереди еще год для усердной работы над собой и побед, и горечь поражения им… все-таки уже знакома.
В отличие от первогодок. Для Хинаты и Кагеямы это был большой удар. Переполненные уверенностью и рвением, они верили в свои силы, в силу их команды; на их сияющих лицах не было и тени сомнения. Суга помнил смутно свой первый проигрыш, да и едва ли когда-нибудь был настолько уверен в себе, поэтому мог лишь предполагать, как тяжело было этим двоим. Асахи и Дайичи молча боролись со своими страхами – Коуши видел это в их отстраненных взглядах, видел это по сжатым кулакам и тяжелым шагам. В конце концов, это их последний год в школе, для них поражение было особенно горьким.
Они втроем стояли на лестничном пролете, угрюмо глядя в пол, не зная, стоит ли двигаться дальше. Такеда-сенсей несколько минут назад спокойно и холодно говорил о том, что все их сверстники сейчас вкладывают силы в учебу, а потому в будущем у них будет преимущество перед теми, кто сейчас больше времени уделяет клубной деятельности. Может быть, стоило бы дать дорогу молодым и подумать о себе, о том, как сложится жизнь после выпуска? На самом деле, в глубине души этим вопросом задавался каждый, и не раз, просто было страшно спросить это в лицо, особенно – услышать от учителя. Тем более после проигрыша.
Суга, однако, впервые практически не сомневался. Для него было оскорбительно видеть Дайичи и Асахи сломленными, сомневающимися. Возможно, они просто боялись, что Суга уйдет, ведь ему вряд ли суждено покорять вершины вместе с ними. Но это было еще более оскорбительно.
Наверное, Коуши впервые яро и грубо накричал на них. Без тени сомнения заявил, что ОН уходить и не подумает. Секунду спустя, даже удивился – кто-кто, а Сугавара всегда был бездарным наблюдателем, черпающим силы от них. Они взлетали так высоко, и их полет был прекрасным, он же – восхищенно созерцал снизу, не решаясь расправить свои крылья. Он знал – его крылья не такие мощные, и ему никогда не угнаться за ними. Но… как же, черт возьми, оскорбительно было видеть, как эти двое, сильные, крепкие, великолепные, собственноручно складывают свои крылья после падения.
Что ж, тому, кто большую часть времени оставался на земле, был виден их завораживающий полет – их истинные способности. Именно поэтому в этот раз он смог не просто подбодрить их, как обычно, – он расправил их крылья и направил дальше.
И если нужно, он сделает это и для Хинаты с Кагеямой.
С этими мыслями он двинулся обратно в класс после посещения учительской. Асахи с Савамурой последовали его примеру. По пути Суга увидел Хинату. Она стояла в коридоре, все еще подавленная, и ему захотелось немедленно подбодрить ее. Их маленький белый вороненок не должен складывать крылья, ведь его полет, пожалуй, самый прекрасный… Но как бы Суга ни хотел этого, не стоило торопиться: сейчас Хината Шое, стоящая в другом конце коридора, – не десятый игрок волейбольного клуба, а одна из многочисленных учениц. Они не знакомы. Пока она в школьной форме, ему не стоило подходить. Хотя в тот момент это казалось глупой, ничего не значащей формальностью.
Приближаясь к ней, Суга боялся, что она может случайно выдать себя, вдруг Асахи и Дайичи ее узнают. Сколько же будет вопросов и разбирательств… Но Хината вдруг резко натянула школьную сумку на плечи и почти с остервенением рванула прочь. Суга был уверен – она направилась на площадку.
– О, Тсукишима… – вдруг сказал Асахи, заметив кохая. – Придешь сегодня на тренировку?
Сугавара и не заметил, что Тсукишима тоже был здесь. А впрочем, неудивительно, ведь все его внимание занимала Хината. Остальное вокруг не имело значения.
– Но ведь сегодня нет тренировки, – флегматично ответил тот. Очень трудно было понять, как переживает поражение Тсукишима. Если остальные были для Суги почти как на ладони, то этот парень оставался загадкой.
– Да, но мы все равно планируем потренироваться, – твердо сказал Дайичи с легкой улыбкой на лице. В его интонациях была мягкость, но одновременно и твердость. Суга знал – так он относится к тем, кого считает своей командой, а команда для него – почти семья.
Возможно, Тсукишима почувствовал это, поэтому мысленно решил, что тоже придет, хоть и не так уж это и важно для него.
– Ямагучи придет?
– Думаю, да. Он всегда таскается за мной, – Это звучало несколько высокомерно, отношение как к назойливой мухе, ей-богу. Однако все-таки наверняка Тсукишима и сам привязался к Ямагучи и ценит своего друга.
– А Хинату и Кагеяму не видел?
– Хината уже на пути к площадке, насчет Короля не в курсе.
Их устроил такой ответ, и они продолжили путь. Только Суга задержался, крикнув друзьям, что подойдет позже. Затем перевел взгляд на Тсукишиму. Он боялся уточнять, интересоваться, но…
